НИКИТА МИХАЙЛОВИЧ МУРАВЬЁВ
Неизвестный гравер. Портрет Н. М. Муравьева.
середина 1820-х гг.
автолитография. Эрмитаж.
Поступил в 1954 г. Передан из Ленинградского музея Революции
Родился Никита Михайлович Муравьёв 9 сентября 1795 г. в Петербурге в семье Муравьёва Михаила Никитича и Муравьёвой Екатерины Фёдоровны.
Получил прекрасное домашнее образование и воспитание.
Он обладал выдающимся интеллектом, способностями и тягой к знаниям, замечательным трудолюбием. Окружающие прочили ему выдающуюся государственную карьеру. Он же стал декабристом-революционером и закончил свои земные дни в 48 лет, 28 апреля 1843 г., в сибирской ссылке. Но эти сорок восемь муравьёвских лет стоят многого, ибо он уже к 16-ти годам проникся глубоким чувством патриотизма и видел себя Служителем Отечеству. Вот его собственное признание: «Имея от роду 16 лет, когда поход 1812 года прекратил моё учение, я не имел образа мыслей, кроме пламенной любви к Отечеству». Летом 1812 г. произошла история, ставшая хрестоматийной, но о которой всё же следует поведать, настолько она значима для понимания личности Никиты Муравьёва.
Это была его попытка побега в армию - сражаться с французами. «Восторженный патриот», по словам брата Александра, был схвачен крестьянами как французский шпион, т.к. при нём обнаружили карту местности на французском языке. Он был доставлен к московскому генерал-губернатору Ф.В.Ростопчину, возвращён в семью, но тем самым добился согласия матери на службу в армии. Впервые покорный сын – так Никита Муравьёв подписывал свои письма из армии – проявил твёрдую волю и непреклонность, и мать вынуждена была сдаться.
Никита участвует в заграничном походе русской армии 1813-1815 гг. и пережитые сражения способствовали его нравственному возмужанию. Всего через два месяца после возвращения из европейского похода, в феврале 1816 г., Никита Михайлович станет членом Союза спасения (с января 1817 г. - Общество истинных и верных сынов отечества), в котором пересеклись жизненные пути семерых кузенов из «муравейника»: Никиты, Матвея и Сергея Муравьёвых-Апостолов, Михаила Лунина; Александра, Николая и Михаила - сыновей Н.Н.Муравьёва.
Осенью 1817 г. деятельность тайного общества фактически перемещается в Москву. Это было связано с предстоящим празднованием пятой годовщины Отечественной войны 1812 года. Вслед за царским двором в Москву прибыл и Гвардейский корпус, в составе которого находилось основное ядро Союза спасения. «Муравейник» был почти весь в сборе.
Московский съезд декабристов осложнился новой волной споров, дискуссий о целях и практических делах тайного общества. Много было разногласий по «Статутам» (уставу общества – М.С.) и добавились ещё события, получившие в истории название «Московский заговор 1817 года». Суть его состояла в следующем: участники Общества получили из Петербурга от С.П.Трубецкого письмо с сообщением о намерении Александра I передать Польше западные российские губернии. Естественно, что патриотические чувства офицеров были уязвлены и требовали решительных действий в рамках программы тайного Общества.
Вновь встал вопрос о цареубийстве (первый раз этот вопрос был поставлен Михаилом Луниным и поддержан Никитой Муравьёвым в сентябре 1816 г. – М.С.) как неизбежном условии свержения самодержавия, причём Никита Муравьёв тогда, в 1817 г., был настроен весьма решительно, не отвергая в принципе акт террора. Однако большинство членов тайного Общества было против убийства царя, а сам Союз спасения подвергся коренной реорганизации.
Декабристы не отказывались от идеи тайного общества, но понимали, что необходима более чётко оформленная, более законспирированная организация, создание которой требует времени.
В качестве переходной формы они создали там же, в Москве, Военное общество с двумя отделениями. Никита Муравьёв стал руководителем одного из них. М.В.Нечкина пишет: «Никита Муравьёв в то время находился в расцвете своих революционных настроений. К тому же хорошо известный в учёной военной среде как автор работы о Суворове и специалист в области военных наук, он особо подходил к Военному обществу, заявившему о своих научных и военно-теоретических занятиях как об основной цели».
На самом же деле Военное общество преследовало декабристскую цель – расширение тайной организации и пропаганду её идей. И.Д.Якушкин вспоминал позже в своих мемуарах: «У многих из молодёжи было столько избытка жизни при тогдашней её ничтожной обстановке, что увидеть перед собой прямую и высокую цель почиталось уже блаженством, и потому не мудрено, что все порядочные люди из молодёжи, бывшей тогда в Москве, или поступили в Военное общество, или по единомыслию сочувствовали членам его».
Военное общество выполнило положительную роль соединительного звена между Союзом спасения и новым тайным декабристским обществом (созданным ими в 1818 г.) - Союзом благоденствия .
Союз благоденствия сохранил цели декабризма – требование отмены крепостного права и упразднение самодержавия, но при этом выработал новые тактические установки, направленные на завоевание общественного мнения. В плане развития политической культуры декабристов это был следующий шаг к совершенствованию их политического сознания. В самом деле, та высокая цель, к которой они стремились, нуждалась в поддержке не кучки энтузиастов-революционеров, а в разветвлённой и основательной опоре на широкие социальные слои общества: всех лиц из состава свободных состояний независимо от национальной и конфессиональной принадлежности, ибо главным принципом мировоззрения декабристов было природное равенство всех людей. Поэтому совершенно оправданной и перспективной была программа Союза благоденствия, охватывавшая четыре главных отрасли деятельности: 1. Человеколюбие; 2. Образование; 3. Правосудие; 4. Общественное хозяйство. Каждый член Союза благоденствия должен был практически действовать в одной из этих сфер жизни общества. В результате в стране могло бы появиться всепобеждающее общественное мнение новаторов. Декабристы были убеждены, что основной силой, двигающей вперёд человеческое общество, является общественное мнение.
На основании этой программы декабристам предстояла гигантская и длительная работа. Никита Муравьёв заявил на следствии: «Союз сей, который обнимал все отрасли человеческих занятий, увеличился весьма скоро потому, что правила, изложенные в его уставе, были основаны на правилах чистейшей нравственности и деятельной любви к человечеству».
Сам же Никита Муравьёв внёс конкретный вклад в развитие Союза благоденствия и политической культуры декабристов: во-первых, на протяжении трёх лет существования Союза он был активным членом-учредителем Коренной организации этого тайного общества, участвовал в разработке устава и программы, исповедуя тогда республиканские идеи.
Во-вторых, яркий след он оставил в политической пропаганде идеи народности. Это было связано с выходом в свет в 1818 г. книги Н.М.Карамзина «История государства Российского», ставшей настоящим общественным событием. А.С.Пушкин по этому поводу записал: «Появление Истории государства российского (как и надлежало быть) наделало много шуму и произвело сильное впечатление. 3000 экземпляров разошлись в один месяц, чего не ожидал и сам Карамзин. Светские люди бросились читать историю своего Отечества. Древняя Россия, казалось, найдена Карамзиным, как Америка Колумбом. Несколько времени ни о чём другом не говорили». Но известно и другое: первый том карамзинской «Истории» вызвал разочарование и критику со стороны передовой дворянской молодёжи. Никита Муравьёв пишет матери: «Я теперь читаю Историю с карандашом и пестрю книгу своими замечаниями». И действительно, вскоре вышла его записка «Мысли об Истории государства Российского Н.М.Карамзина». В чём смысл критики? Н.М. Карамзин утверждал в книге: «История народа принадлежит царю». В первой же фразе своей записки Никита Муравьёв возражает историку: «История принадлежит народам». Никита Михайлович на основе обширного круга исторических источников выстроил свою концепцию исторического процесса, где основной акцент сделан на признании факта существования в Древней Руси (вечевом Новгороде) народной свободы, утраченной при монголо-татарах и московском самодержавии. И вот теперь пришло время народную свободу восстановить.
В последующие два года, особенно в 1820-м, Никита Муравьёв проявляет завидную активность в делах тайного общества: он участвует в совещаниях руководства тайным обществом, солидаризируется с П.И.Пестелем по коренному вопросу – об ускорении достижения сокровенной цели – республики.
На этих же позициях Никита Муравьёв оставался и в 1821 г., когда он создал в Петербурге новое тайное общество – Северное. Дело было в том, что консервативное ядро Союза благоденствия, склонное к признанию лучшей формой верховной власти в России – конституционной монархии, собралось в Москве с целью роспуска Союза благоденствия. Однако радикальная часть Союза не приняла решения о роспуске тайного общества, а создала на его базе два новых: Южного – в Тульчине, где находилась штаб-квартира 2-й армии и Северного - в Петербурге.
Окончательное оформление Северного общества произойдёт только через год, т.е. в 1822 г., т.к. император отправит Гвардию из Петербурга в западные губернии на маневры или, как оценил данную акцию Н.И.Лорер, «проветрить гвардейский душок и не дать повториться семёновской истории». И вот здесь, в Минске, Никита Муравьёв и составил проект Конституции, получивший название «Минский вариант».
В следственных делах содержатся показания Никиты Муравьёва о причинах его вступления в тайное общество: «…пламенное желание видеть Россию на высочайшей степени благосостояния посредством учреждений равно благотворительных для всех состояний людей, в оной находящихся, твёрдого устройства судебной части в нижних инстанциях и гласности во всех действиях правительства, наподобие англинского».
На протяжении десяти лет существования тайных обществ, активной аналитической работы Никита Муравьёв прошёл сложный путь в развитии своих представлений о будущем России, о формах её социальной, экономической и политической модернизации. Итогом наблюдений за реальной действительностью, размышлений, анализа опыта европейских революций 1820-х гг. явился проект его «Конституции». Кроме того, Никита Муравьёв использовал опыт конституционных актов революционной Франции, американской конституции 1787 г., идей французских просветителей Вольтера, Монтескье и особенно привлекавшей его теории естественного права: неотъемлемая свобода индивидуальности, на которую не должно посягать государство.
Помимо этого, Никита Михайлович в 1822 г. при составлении проекта Конституции переосмыслил своё отношение к будущей верховной власти в России. Он отошёл от республиканизма и повернулся в сторону конституционной монархии. Скорее всего, в этой метаморфозе главную роль сыграл анализ самой российской действительности 1820-х гг.: монархический идеал народа – вера в доброго, хорошего царя убедил декабриста в целесообразности конституционно-монархического правления. «В продолжение 1821-го и 1822-го годов, - признавался декабрист,- удостоверился в выгодах монархического представительного правления» и в том, что «введение оного обещает Обществу наиболее надежд к успеху».
По возвращении Гвардии в Петербург в июне 1822 г. состоялось официальное оформление Северного тайного общества, в котором по-прежнему Никита Михайлович занимал лидирующие позиции, оставался главным теоретиком и авторитетом Общества.
По воспоминаниям его младшего брата Александра, также декабриста, «на собраниях, периодически происходивших, давался отчёт успехам общества, обсуждались необходимые мероприятия, принятие новых членов, делались сообщения о новых злоупотреблениях, совершённых правительством.
Часто Никита Муравьёв с лицом благородным и выразительным, задумчивой и мягкой улыбкой, в необычайно привлекательной беседе обсуждал свой проект конституции, разъясняя конституцию Соединённых Штатов Северной Америки».
Переломным становится 1823 год. В феврале этого года Никита сочетался браком с Александрой Григорьевной Чернышёвой из очень знатного и богатого графского рода; в апреле получил очередное звание - штабс-капитана, будучи в должности начальника штаба при великом князе Николае Павловиче. Семейные дела и государственная служба были на подъёме.
В тайном же обществе растет напряжение. Во-первых, Никита Михайлович всё более расходился в политических взглядах с лидером «южан» Павлом Пестелем, который был ортодоксальным республиканцем.
Крестьянский вопрос также стал камнем преткновения в их отношениях. Павел Пестель, параллельно создававший свой проект Конституции – «Русскую правду», предлагал освободить крестьян с землёй. Никита - без земли, тем самым отстаивая гораздо менее демократичный вариант решения этой наиважнейшей для России проблемы.
Не менее серьёзные разногласия обнаружились по вопросу ликвидации сословного строя и порядка предоставления избирательных прав населению страны. И «Русская правда» Павла Пестеля, и Конституция Никиты Муравьёва предполагали упразднение сословного строя, провозглашение равенства всех перед законом.
Однако П.И.Пестель предлагал наделить всех граждан России равными избирательными правами, а Н.М. Муравьёв отстаивал сложную систему цензов (имущественных, образовательных, языковых), ограничивающих избирательные права отдельных граждан и многих нерусских народов. Все это говорило о том, что Никита Михайлович проявлял непоследовательность в отстаивании демократических принципов декабризма.
В 1823 г. Пестель настаивал на слиянии Северного и Южного обществ с целью выработки общей платформы борьбы с самодержавием и крепостничеством, активизации практических действий. Никита Муравьёв и в этом вопросе занял непримиримую позицию.
На следствии он признался: «С 1823-го года я перестал писать в Южную думу, с которой не согласовался в мнениях». Более того, будучи в 1816 – 1820 гг. сторонником террора и поддерживая планы цареубийства, теперь, в 1823 г., он пришёл от них в ужас: «Люди, обагрённые кровью, будут посрамлены в общем мнении» и «Ведь они бог весть что затеяли, они всех хотят».
Более радикальная часть членов Северного общества начинают выражать недовольство позицией Никиты Муравьёва, всё чаще раздаются голоса об отстранении его от руководства Обществом (например, А.Поджио, Матвей Муравьёв–Апостол). В этом их поддерживают южане.
Все это не могло не сказаться на деятельности северян. Количественный рост общества замедлился и затем вообще прекратился. Отошёл от Северного общества Михаил Лунин «из-за недеятельности, вялости его», фактически «отпали» И.Н. Горсткин, С.М.Семёнов, И.П.Шипов, В.С. Норов, А.А.Челищев, В.В.Капнист, А.М. Миклашевский, П. Калошин и М.Д. Лаппа.
Проект Конституции Никиты Муравьёва вызвал резкую критику внутри северной организации (С.П.Трубецкой, Н.И.Тургенев, М.Ф.Митьков), а южане, имея более радикальную «Русскую правду» П.И.Пестеля, вообще его отвергли. Более того, на съезде Южного тайного общества была утверждена и стала программным документом «Русская правда» Пестеля.
Логика развития политических событий требовала завершение процесса слияния Южного и Северного обществ, но этому помешала резко отрицательная позиция Никиты Муравьёва (конец 1823 – весна 1824 гг.). Вопрос о слиянии обществ был отложен до 1826 г.
Северное общество чётко размежевалось на два крыла: умеренное, возглавляемое Никитой Муравьёвым, и более радикальное, лидером которого стал К.Ф. Рылеев, пришедший в Общество в 1823 г.
В конце концов, он и стал фактически во главе северян. Более того, разделяя платформу П.И.Пестеля и опираясь на радикальную часть Северного общества (Н.А. Бестужев, Е.П. Оболенский и др.), К.Ф. Рылеев стал разрабатывать планы восстания.
Капитан гвардии Генерального штаба Никита Муравьёв в это время занят проблемами семьи, службы, но продолжал работу над текстом третьей редакции Конституции. Он не сохранился, но позже, в Петропавловской крепости, автор воссоздал т.н. Тюремный её вариант.
С 1 сентября 1825 г. Н.М. Муравьёв находился в долгосрочном (четыре месяца) отпуске и в восстании 14 декабря на Сенатской площади не участвовал, однако его имя было названо в доносе А.И. Майбороды и в следственных делах самих декабристов. Кроме того, при аресте С.П. Трубецкого среди его бумаг был обнаружен и изъят проект Конституции Никиты Муравьёва. Уже 18 декабря орловский губернатор получил предписание об аресте находящегося там в отпуске Н.М. Муравьёва, а 20 декабря он в сопровождении жандарма был отправлен в Москву, затем - в Петербург на главную гауптвахту, откуда 26 декабря препровождён в Аннинский бастион Петропавловской крепости для «содержания под строжайшим арестом».
Моральное состояние Никиты Муравьёва было тяжёлым: испуг, неизвестность, понимание своей «вины» за происшедшее во время восстания кровопролитие, за страдание многих семейств и своего собственного – всё это его угнетало.
Но поддержка матери и жены, благоприятные (в сравнении с другими) условия содержания в крепости спасли Никиту от полного отчаяния и нравственного падения. В отличие от других арестованных декабристов Никита Муравьёв пользовался правом ежедневной переписки с семьёй, получал книги, шахматы, продукты питания (апельсины, лимоны, спаржа, варенье, сиропы и даже венгерское вино), был переведён в «самую хорошую камеру». Деньги семьи открыли все возможные шлюзы для сравнительно «благоприятного» содержания в крепости.
В ходе следствия Никита Муравьёв выработал тактику поведения, которая создала ему образ «кроткого, скромного, нерешительного человека», который расчётливо и умно обходил острые моменты, щадя сотоварищей по тайному обществу, умело умалчивая о каких-либо значительных фактах декабристского дела.
Он не отрёкся от декабризма. Единственное, в чём он ещё более утвердился, так это в тактике достижения целей – в отрицании насильственного переворота.
30 мая 1826 г. Следственный комитет представил Николаю I доклад - «Донесение», составленное Д.Н. Блудовым, в котором излагалась правительственная версия по делу декабристов. Согласно ей, Никиту Михайловича Муравьёва причислили «к государственным преступникам первого разряда» - за участие «в умысле на цареубийство», «в учреждении и управлении общества, составлении планов и конституции» и приговорили «к смертной казни отсечением головы».
По царской конфирмации 10 июля смертную казнь для заключенных первого разряда заменили вечной каторгой. Н.М. Муравьёв в числе 43-х осуждённых попал в «Список подсудимых, коих вины уменьшаются разными обстоятельствами»: за то, что «скоро и чистосердечно признался и добровольно открыл разные подробности касательно заговора». В связи с этим, вечная каторга была сокращена до 20 лет с лишением дворянства и с последующим поселением в Сибири. В августе срок был сокращён до 15 лет.
12 июля днём Никита Муравьёв вместе с товарищами выслушал приговор Верховного уголовного суда, а ночью прошёл через унизительную процедуру лишения чинов и званий.
Эти процедуры позволили осуждённым декабристам дважды за сутки увидеться друг с другом, обняться. Для Никиты это была двойная радость, т.к. он встретился не только с друзьями-товарищами, но и с родным младшим братом Александром.
Отправка в сибирскую каторгу состоялась 10 декабря 1826 г., когда Никита Муравьёв, его брат Александр, Иван Анненков и Константин Торсон, закованные в кандалы и рассаженные каждый в отдельную кибитку в сопровождении жандармов и фельдъегеря, были вывезены из Петербурга.
Движение в сторону Сибири было стремительным. Фельдъегерь Желдыбин не разрешил Никите проститься с матерью, женой и с сестрой, ожидавшими на ближайшей от Петербурга почтовой станции. Кибитки промчались мимо женщин, кричавших «Прощайте!».
Александр Муравьёв много позже напишет в Сибири: «С железами на ногах мы проделали эти 6050 вёрст за 24 дня. Самая большая скорость была предписана без учёта плачевного состояния нашего здоровья… В продолжение всего пути мы отдыхали только два раза по несколько часов. Часто сани переворачивались, и мы с кандалами на ногах скатывались в снег».
28 января 1827 г. Никита вместе с братом Александром поступили в Нерчинские рудники. Затем – в Читинский острог, где теснота была необыкновенная: каземат с трудом вмещал более 70 узников. Камеры, по воспоминаниям Михаила Бестужева, были тесными, тёмными и холодными. Слышны были постоянный грохот цепей, топот ног «беспрестанно снующих взад и вперёд существ». И все это на фоне споров, прений, обвинений и объяснений – «одним словом, кипучий водоворот, клокочущий неумолчно и мечущий брызгами жизни». Такая обстановка раздражала Никиту, склонного к сосредоточенным занятиям в уединении, и приносила ему жестокие нравственные страдания. Но в этой ситуации открылись и светлые стороны. Во-первых, все «государственные преступники» оказались в одном месте, что помогло им организовать быт и поддерживать друг друга.
Заключённые в Читинском остроге жили артелью, все вещи и книги были общие. Средний годовой пай составлял 500 руб., малоимущие вносили столько, сколько могли. Однако состоятельные соузники вносили значительно больше: Никита Муравьёв – до трёх тыс. в год. Такие же суммы вносили С.П. Трубецкой, С.Г. Волконский. Михаил Бестужев позже напишет: «Каземат нас соединил вместе, дал нам опору друг в друге и, наконец, через наших ангелов-спасителей, дам, соединил нас с тем миром, от которого навсегда мы были оторваны политической смертью, соединил нас с родными, дал нам охоту жить, чтобы не убивать любящих нас и любимых нами, наконец дал нам материальные средства к существованию и доставил моральную пищу для духовной нашей жизни».
Во-вторых, с 1828 г. узникам разрешено было получать с воли книги, газеты, журналы, которые потоком хлынули в Сибирь и составили казематскую библиотеку. В-третьих, поскольку двери каземата запирались в 9 часов вечера, а свечи использовать не позволялось, то в темноте действовала «каторжная академия». Кто-либо из декабристов - специалист в своей области - читал лекции всем остальным. Так, Никита Муравьёв просвещал сокамерников по стратегии и тактике, А.О. Корнилович – по русской истории, Ф.Б. Вольф – по физике, химии и анатомии и т.д. В-четвёртых, декабристы стали осваивать различные ремёсла. Для этого выписывались руководства на всех европейских языках, чертежи и отличные инструменты. И, наконец, случилось самое главное в судьбе Никиты Михайловича Муравьёва – это приезд 23 февраля 1827 г. в Читу его жены Александры Григорьевны. Ей, как и другим жёнам декабристов, пришлось подписать унизительные правила, определявшие положение жены ссыльно-каторжного «государственного преступника». Шесть каторжных лет, отведённых ей судьбой (Александра Григорьевна скончалась от болезни в 1832 г. в Петровском заводе), она разделила с любимым мужем.
По приезде в Читу, Александра Григорьевна поселилась в крестьянской избе вблизи каземата. Мужа разрешалось видеть только один раз в три дня по три часа, что не могло устроить супругов. Только через два года царь разрешил построить в остроге специальное помещение для совместного проживания Муравьёвых, а пока, с 20 марта 1829 г., Никите Михайловичу было позволено каждый день навещать жену, а потом и переселиться к ней, тем более, что на свет появилась первая «каторжная» дочь Софья, которую все называли Нонушкой.
Так как читинский каземат был слишком тесен, то Николай I распорядился построить в Сибири новую тюрьму. Место было выбрано в Петровском железоделательном заводе. Вот его описание, данное в воспоминаниях Полины Анненковой: «Петровский завод был в яме, кругом горы, фабрика, где плавят железо – совершенный ад. Тут ни днём, ни ночью нет покоя, монотонный, постоянный стук молотка никогда не прекращается, кругом чёрная пыль от железа». Из письма А.Г.Муравьёвой отцу от 1 октября 1830 г.: «Итак, дорогой батюшка, всё, что я предвидела, всё, чего я опасалась, всё-таки случилось, несмотря на все красивые фразы, которые нам говорили.. Мы – в Петровском и в условиях в тысячу раз худших, нежели в Чите.
Во-первых, тюрьма выстроена на болоте, во-вторых, здание не успело просохнуть, в-третьих, хотя печь и топят два раза в день, но она не даёт тепла; и это в сентябре. В-четвёртых, здесь темно: искусственный свет необходим и днём, и ночью; за отсутствием окон нельзя проветривать комнаты.
Нам, слава богу, разрешено быть там вместе с нашими мужьями; но как я вам уже сообщала, без детей, так что я целый день бегаю из острога домой и из дому в острог, будучи на седьмом месяце беременности. У меня душа болит за ребёнка, который остаётся дома один; с другой стороны, я страдаю за Никиту и ни за что на свете не соглашусь видеть его только три раза в неделю…одна маленькая комнатка, сырая и тёмная и такая холодная, что мы все мёрзнем в тёплых сапогах, в ватных капотах и в колпаках…». Это письмо Г.И. Чернышёв так и не получил, ибо оно было перлюстрировано А.Х. Бенкендорфом и запрещено к пересылке адресату.
Однако жёны декабристов вступили в активную борьбу за свет и свежий воздух в тюрьме, используя семейные, дружеские влиятельные связи в столице, и одержали победу: через полгода во всех тюремных камерах были прорублены окна, правда, маленькие и под самым потолком. Вновь возобновилась каторжная академия: «Мы погрузились с наслаждением в волны умственного океана, чуть не захлебнувшись им»,- вспоминал Михаил Бестужев.
Через жён декабристов была организована подписка на газеты и журналы – все русские и более двадцати иностранных – французских, немецких, английских, польских и итальянских. Составились большие личные библиотеки. Так, Екатерина Фёдоровна Муравьёва постепенно переслала из Москвы своим сыновьям почти всю библиотеку, содержавшую исторические, философские, юридические произведения русских и зарубежных авторов.
Духовная жизнь Никиты Муравьёва, да и других декабристов, была весьма интенсивной: это не только чтение книг, газет, журналов, прослушивание лекционных курсов в каторжной академии. Особенно ценным было то, что шёл процесс коллективного осмысления декабристского политического опыта – десятилетия тайного общества, практики восстаний 14 декабря 1825 г. в С.-Петербурге и 29 декабря – 3 января 1826 г. на Украине, а также следствия и суда над декабристами. Наиболее активную роль здесь играл Никита Михайлович.
Сын декабриста Е.И. Якушкин со слов своего отца записал в 1854 г.: «Никита Михайлович Муравьёв задумал ещё в Петровском Заводе составить подробные записки о тайном обществе, и, чтобы они не попались в руки правительства, он писал их в форме отдельных заметок на полях книг». Позже, на поселении, он продолжил эту работу, а в дальнейшем все эти записи использовал его брат Александр, создавая свои воспоминания – «Мой журнал».
Прошло два года пребывания Никиты Муравьёва и других декабристов в Петровском заводе. Казалось, что жизнь приобрела какую-то стабильность: шли обычные каторжные работы, налажен был быт семьи (Александра Григорьевна построила дом), шла большая работа политической мысли, но в 1832 г. последовал удар - кончина любимой жены, которой от роду было всего 28 лет. Это был удар не только в сердце Никиты Муравьёва, но и всего «муравейника», всей декабристской колонии.
Александра Григорьевна была всеобщей любимицей. М.Н. Волконская и Полина Анненкова так отозвались об этой смерти: «Святая женщина, которая умерла на своём посту». И.Д. Якушкин: «Она была воплощённая любовь». И.И Пущин: «В делах любви и дружбы она не знала невозможного».
Это она привезла и передала через тюремную решётку И.И. Пущину стихи великого А.С. Пушкина «Во глубине сибирских руд…» Этим стихотворением А.С. Пушкин показал декабристам, что они не забыты, о них помнит Россия.
Через 27 лет после этих событий И.И. Пущин напишет: "Воспоминание поэта - товарища Лицея, точно озарило заточение, как он сам говорил, и мне отрадно было быть обязанным Александре Григорьевне за эту утешительную минуту".
Декабристы отметили отличительную черту этой святой женщины: «Теплота сердца, разливавшаяся почти независимо от неё самой на всех её окружающих».
Вот краткий перечень бед и горя, за короткое время выпавших на долю Александры Григорьевны и послуживших причиной её ранней смерти: 1826 год – непостижимо внезапный арест мужа, а затем и брата - Захара Григорьевича Чернышёва – декабристов, расставание с родителями и тремя малолетними детьми, из которых вскоре после её отъезда в Сибирь умер сын. 1828 год – смерть матери. 1831 год – смерть отца и маленькой, недавно родившейся дочери Ольги. 1832 год – смерть ещё одной недавно родившейся дочери Аграфены.
Старшие дочери, оставшиеся на попечении бабушки, больны. Александрина находилась в постоянном нервном напряжении: «У меня душа болит за ребёнка, который остаётся в доме один».
Гроб для Александры Григорьевны сколотил Николай Бестужев. На могиле, где покоится она и двое её девочек, декабристы поставили памятник и часовню с неугасимой лампадой. Лампада эта светилась даже через 37 лет, когда был ещё жив декабрист И.И. Горбачевский, не захотевший уехать из Петровского после амнистии.
Горе не сломило духа Никиты Михайловича Муравьёва. У него на руках осталась четырёхлетняя дочь Нонушка, которая нуждалась в опеке и воспитании. В 1835 г. истёк срок каторги Никиты Муравьёва, и императорским указом от 14 декабря этого года он был отправлен на поселение в с. Урик Кудинской волости, близ Иркутска. Здесь и пройдут последние семь лет его жизни.
Его судьбу разделит брат Александр, у которого срок каторги истёк ещё в 1832 г., но который выхлопотал себе разрешение остаться в Сибири со старшим братом. В Урик на поселение был определён и их кузен Михаил Сергеевич Лунин, что для Никиты имело большое моральное и политическое значение.
Его интеллект, политические убеждения требовали выхода. Такие же настроения испытывал и Михаил Лунин, поэтому их единомыслие вылилось в объединение двух высоких умов в совместной работе. По замечательному выражению Михаила Лунина, они начали вести «действия наступательные».
Конкретно это выразилось в работе над «Разбором Донесения тайной следственной комиссии», которую они завершили в ноябре 1839 г. «Разбор…» содержал декабристский анализ итогов политического процесса над «первенцами свободы».
Ещё летом 1826 г. сначала в газетах, а затем в виде отдельной книжки, по-русски и по-французски, было опубликовано «Донесение Следственной комиссии. Печатано по высочайшему повелению. В военной типографии Главного штаба его императорского величества». Автором-составителем «Донесения…» был Д.Н. Блудов, однако главным «редактором» документа был несомненно сам царь, поэтому «Донесение…» отличалось тенденциозностью, было направлено на очернение декабризма, умалчивало о его главных целях, идеях революционеров.
В то же время документ содержал выдержки из следственных дел и материалов. Всё это позволяло проницательному читателю увидеть за частоколом фальсификаций то, о чём официальная версия пыталась умолчать.
Авторы «Разбора…» дали смелую критику «Донесения…», указали на все противоречия, содержащиеся в документе и, самое главное, раскрыли суть идеологии декабризма, заключавшейся в борьбе за освобождение крестьян, исправление судопроизводства, реформирование армии, уничтожение военных поселений, свободу торговли и промышленности, оказание помощи угнетённой Греции.
Они опровергли выводы «Донесения…», привели достоверные сведения. В целом, «Разбор…» показал величие и благородство целей декабристов, внес свою лепту в защиту декабризма, борьбу, начатую тайными обществами.
Попытка распространения своих «наступательных сочинений» (всего М.С.Луниным в Сибири было написано шесть таких произведений – М.С.) привела к доносу на него со стороны чиновника по особым поручениям при иркутском генерал-губернаторе - П.Н.Успенского.
В марте 1841 г. Михаил Лунин был арестован и препровождён в самую страшную и гиблую тюрьму в Сибири – Акатуй, где по официальной версии «скоропостижно скончался» 3 декабря 1845 г., немного не дожив до своего пятидесятивосьмилетия.
Донос чиновника П.Н. Успенского бросил тень подозрения и на Никиту. В его доме был произведён обыск, едва не кончившийся его арестом. После ареста М. Лунина Н.М. Муравьёв написал матери: «Вы обвиняете Мишеля, но он исполняет свой долг, доводя до сведения власть имущих слова истины, чтобы они не могли сказать, что они не знали правды и что они действовали в неведении…У него нет ни матери, ни детей, и он считает себя настолько одиноким, что его откровенность никому не нанесёт ущерба… Мало любить хорошее, иногда надо это и выразить. Если это не принесёт никакой пользы сейчас, - это останется залогом для будущего».
По свидетельству С.П.Трубецкого, «…хотели к делу приплесть Никиту Муравьёва по родству его и приязни с Луниным, полагая, что он был участником в сочинении некоторых из писем (имеются в виду «наступательные» письма М. Лунина – М.С.), и матери его, Екатерине Фёдоровне, много стоило выгородить сына своего».
На поселении в с.Урике Никита Муравьёв активно занимался сельским хозяйством. Правительство разрешило выделить поселенцам по 15 десятин земли, а также использовать при необходимости пустоши и залежи. К этой работе Никита Михайлович подошёл с научных позиций: он использовал самые современные достижения агротехники.
Первым и незаменимым помощником в этом деле, как всегда, была Екатерина Фёдоровна, которая высылала ему необходимую литературу, агрономические пособия как русских, так и зарубежных авторов, семена и даже сельскохозяйственные орудия - усовершенствованные сохи, плуги и другие земледельческие орудия. О размахе сибирского хозяйства Никиты и его брата Александра свидетельствует количество наёмных рабочих – до 90 человек в год.
Но наиболее яркий след в истории оставила политическая деятельность Никиты Михайловича Муравьёва. Э.А. Павлюченко пишет: «Вступив в революционное движение в 20 лет, начав с крайностей и экстремизма, Муравьёв прошёл сложный путь развития, приведший его к отказу от насильственных, кровавых форм борьбы и разрушительных потрясений. Он умер слишком рано. Зная его склонность к самосовершенствованию, к раздумьям и сомнениям, можно смело предположить, что его творческая мысль, оставшаяся в рамках прошлого, в пределах декабризма, развивалась бы и дальше». «Особый либерально-конституционный тип революционности, представленный в декабризме Муравьёвым, прорастёт в будущем в одну из центральных проблем российской истории, а потому требует дальнейшего научного осмысления»,- подчеркнул исследователь.
Скончался Никита Михайлович Муравьёв быстро и неожиданно 28 апреля 1843 г. на поселении в Урике, где и похоронен. Михаил Лунин отозвался с далёкой Акатуйской каторги: «Смерть моего дорогого Никиты - огромная потеря для нас». Его «каторжная» дочь Софья Никитична Бибикова (Нонушка) напишет об отце: «Все его действия, слова, побуждения были прямы, светлы, и двигателями его была любовь к Богу, к России, к правде и к ближнему».
Политическое сознание Никиты Михайловича Муравьёва выработало развитую политическую культуру личности и проложило вектор модернизационного развития России вплоть до настоящего времени. Идеи эволюционного развития страны, заложенные в его проекте Конституции, во многом, но, к сожалению, не во всём, стали осуществляться лишь во второй половине XIX- начале ХХ в. и теперь, в начале ХХI в. Как видно, исторический путь к достижению декабристской модели государственного и общественного строя России долог и тернист, да и сама модель нуждается в значительном теоретическом осмыслении. Ещё не одно поколение учёных и политиков будет обращаться к исследованию их теории и практики.
