Политическая идеология декабристов: критика современных буржуазных интерпретаций
Н. Н. Деев, кандидат юридических наук
1. На протяжении 150 лет, прошедших после восстания декабристов, интерпретация исторической сущности самого движения декабристов и его политической идеологии несла на себе печать острой идеологической борьбы. Эта проблема была неизменно актуальна на всех этапах освободительного движения в России, и в оценке движения декабристов весьма явно проявлялась политическая позиция самих интерпретаторов. Еще с первой половины XIX века революционной интерпретации декабристов А. И. Герценом и Н. П. Огаревым противостояли как крайне реакционная официальная правительственная версия, представлявшая декабристов чуждым и случайным для России элементом, так и либеральная интерпретация, отрицавшая в деятельности и идеологии декабристов всякую революционность. Прогрессивно-революционная линия интерпретации политико-идеологического наследия декабристов в ходе развития русского освободительного движения привела к подлинно научной, марксистской концепции движения декабристов, основоположником которой явился В. И. Ленин. Определив декабристов как дворянских революционеров[1], В. И. Ленив вскрыл связь движения декабристов с последующими этапами русского освободительного движения.
Главным противником ленинской интерпретации движения декабристов с начала нашего века выступила русская буржуазно-либеральная интерпретация, представлявшая собой одну из форм идеологической борьбы с марксизмом. В этот период на общей антимарксистской платформе фактически смыкаются официально-реакционная и либеральная трактовки политической идеологии декабристов, отрицавшие революционное наследие прогрессивной русской политической мысли. После победы Великой Октябрьской социалистической революции буржуазно-либеральная интерпретация идеологии декабристов приобрела антисоветский и антикоммунистический характер в работах буржуазных и мелкобуржуазных деятелей, оказавшихся в эмиграции. Именно в период между двумя мировыми войнами, под сильным влиянием в основном антисоветской эмигрантской, а также дореволюционной буржуазной литературы начинает складываться современное своего рода «декабристоведение» в работах буржуазных историков русской политической мысли. Следует отметить, что эти работы отнюдь не отличаются научной оригинальностью и глубиной. Буржуазные авторы при оценке движения декабристов и его идеологии, как правило, предпочитают пользоваться материалами из «вторых рук». Однако эта литература выполняет важную, в рамках идеологической стратегии империализма, функцию борьбы против идеологических основ советского строя путем фальсификации прогрессивного наследия русской политической мысли.
Исследование и оценка с антикоммунистических позиций политической идеологии декабристов стала частью так называемой советологии, а именно той ее ветви, которая занята поиском «тоталитарных» и «авторитарных» черт советского строя в историческом прошлом России с помощью произвольного истолкования и прямой фальсификации русского освободительного движения. Антикоммунистические предрассудки весьма характерны и для тех историков русской политической мысли, которые пытаются выступать с позиций буржуазного объективизма. Под влиянием многолетней атмосферы антикоммунизма и антисоветизма, господствовавшей в годы «холодной войны», в буржуазной литературе о декабристах зачастую находят место наиболее одиозные царистские вымыслы о декабристах и их вождях.
2. Соединение антикоммунизма и антисоветизма с традиционной буржуазной интерпретацией идеологии декабристов нашло отражение в двух акцентах, доминирующих у тех или иных буржуазных авторов: либо на- либеральную (буржуазную[2]
105
или «аристократическую»[3]), либо «тоталитарно-деспотическую» или абсолютистскую[4] сущность политической идеологии декабристов. Некоторые буржуазные авторы, пытаются сочетать эти, казалось бы, несовместимые характеристики,[5] что свидетельствует о внутреннем родстве «либеральной» и «абсолютистской» интерпретаций. Элементы этих двух направлений встречаются у многих буржуазных историков русской политической мысли. Исходной методологической базой буржуазных интерпретаций является либо отрицание своеобразия и оригинальности идеологии декабристов, стремление рассматривать ее лишь с точки зрения влияния западной политической мысли, либо поиск корней идеологии декабристов в отсталых, консервативных русских политических традициях. С этих позиций, например, пестелевская идея диктатуры временного верховного правления рассматривается как вариация древней идеи «благожелательного деспотизма»,[6] или само движение декабристов трактуется как «конец аристократического реформизма».[7]
В попытках доказать, что идеология декабристов была пестра, эклектична, соткана из разнородных течений и влияний, сторонники «либеральной» интерпретации обычно указывают на влияние таких теоретиков, как Дестю де Траси, Б. Констан,[8] английских и американских конституционалистов. Отсюда вытекает буржуазно-субъективистское утверждение, что главной целью декабристов было завершить «вестернизацию» России.[9] Сторонники «абсолютистской» интерпретации ссылаются- на влияние французских революционеров-якобинцев, ассоциируя само якобинство с деспотическим диктаторством.[10]
Определение «исторического лица» политической идеологии декабристов действительно весьма сложно. Оно требует последовательного применения научных принципов типологизации и классификации историко-идеологических явлений. Безусловно, нужно исследовать влияние зарубежных идеологических течений, но следует учитывать прежде всего национальный характер данной политической идеологии, существо конкретно-исторических задач, стоявших перед мыслителями, а также неизбежную стадийность в развитии политического мировоззрения, тем более отражающего один из ранних этапов освободительного движения, его преемственную связь с последующими этапами развития данного направления политической мысли. Для отграничения политической идеологии декабристов от других идеологических явлений той же эпохи необходимо использование сравнительного метода. Научно несостоятельно применение к политической идеологии декабристов заранее заданных, априорных схем, как это распространено среди буржуазных авторов.
3. Декабристы действительно испытали значительное влияние современной им прогрессивной западноевропейской и американской мысли, прежде всего буржуазно-революционной, и это отнюдь не порок их идеологии. Как указывал В. И. Ленин, руководители декабристов — дворянские офицеры — «были заражены соприкосновением с демократическими идеями Европы».[11] Вместе с тем следует подчеркнуть глубоко оригинальный, национальный характер их идеологии, весомый вклад в развитие прогрессивной политической мысли своего времени. Так, их просветительство, унаследовавшее лучшие черты западноевропейского просветительства XVIII века и русскую национальную традицию в лице А. Н. Радищева, было шагом вперед по сравнению с ними. При этом главное у декабристов — стремление творчески, самостоятельно осмыслять и решить задачи русского освободительного движения. Поэтому для взглядов наиболее передовых представителей декабризма характерна новизна и смелость в решении целого ряда сложных задач коренного социально-экономического и
106
политического преобразования России, например, создания нового государственного устройства, решения аграрного вопроса. Искусственная «вестернизация» политической идеологии. декабристов естественно приводит к недооценке революционного значения их проектов. Хотя с точки зрения завоеваний французской буржуазной революции проекты декабристов могут показаться умеренными, для русских конкретно-исторических условий они имели выдающееся, подлинно революционное значение. Таковы требования декабристов о свержении самодержавия, ликвидации сословий, освобождении крестьян, установлении всеобщего гражданского равенства. Подлинно марксистской, научной интерпретации политической идеологии декабристов чужда вульгаризаторская оценка их как «лицемеров» и выразителей эгоистических интересов узкого слоя аристократии. В советской литературе в свое время были подвергнуты справедливой критике подобные взгляды М. Н. Покровского, отрицавшего революционность декабристов в целом и гипертрофировавшего элементы дворянской ограниченности их мировоззрения.
Сопоставляя идеологию декабристов и современную им буржуазную политическую мысль на Западе, следует отметить, что движение декабристов составляло часть общеевропейского процесса ломки феодально-абсолютистских учреждений. В России также стояла задача преобразований в буржуазном направлении. Однако эта прогрессивная тенденция проявилась здесь своеобразно в силу отсутствия сколько-нибудь зрелого класса буржуазии; ее носителями стали лучшие представители иного класса — дворян-помещиков, вдохновленные просветительскими идеалами. Их взгляды объективно отражали интересы буржуазного развития России. Просветительские идеалы связывали дворянскую революционность декабристов с революционностью западноевропейской буржуазии. Декабристы, не будучи по своему социальному положению ни купцами, ни промышленниками, выступали за создание благоприятных условий для развития торговли и коммерции. Просветители-декабристы верили, что представляют .интересы всего общества. Однако они не были внеклассовыми интеллигентами, как утверждают иногда буржуазные авторы, усвоившие либерально-народническую трактовку движения декабристов.[12]
Просветительская иллюзия надклассовости, разделявшаяся декабристами, объясняется тем, что буржуазная программа развития России объективно соответствовала тогда интересам широких слоев народа. Хотя декабристы солидаризировались с интересами «среднего класса», они не были идеологами буржуазии, буржуазными либералами. Здесь речь идет, по сути дела, о специфике политической идеологии начального, первого этапа русского освободительного движения, который В. И. Ленин назвал этапом дворянских революционеров. В силу своей революционности декабристы сумели встать выше современного им буржуазного либерализма, не говоря уже о русском дворянском либерализме. Появившись на фоне весьма широкого социального недовольства, декабристы в процессе реорганизации тайных обществ — от «Союза спасения» до Северного и Южного обществ—постепенно освобождались от либеральных попутчиков, хотя и к моменту восстания наиболее передовые взгляды Пестеля не были восприняты многими декабристами, особенно в Северном обществе. Тем не менее идеология декабристов в целом отличалась от современного им либерализма как по линии революционности, так и по линии демократизма. Подобно тому, как в методах ликвидации отсталости России декабристы противостояли либералам как революционеры, в отношении к народным массам они, в противоположность либералам, находились на пути к революционному демократизму. Хотя они были «далеки» от народа, но не враждебны ему. Лозунги уничтожения самодержавия и установления республиканской формы правления имели безусловно революционный характер. Но если тогдашний западноевропейский либерализм делал упор на конституционных гарантиях независимости личности по отношению, к государству, отделяя обеспечение политической свободы от решения социальных проблем, то в центре внимания декабристов стояли коренные социально-экономические преобразования. Декабристы не смотрели па интересы общества лишь через призму интересов индивида; для них характерен не индивидуализм, а прежде всего защита «общего блага».
Следует проводить четкое различие между либерализмом и революционной идеологией декабристов и в их просветительских позициях. Лишь на начальном этапе развития своего движения декабристы испытывали либерально-просветительские надежды на возможность мирного торжества идей социальной и политической справедливости. Однако после 1821 г. надежды на легальные возможности такого рода реформ исчезли. Декабристы переходят к революционному просветительству и дополняют его признанием необходимости организованной политической борьбы. Одновременно в идеологии наиболее передового крыла декабристов, которое представлял П. Пестель, вместе с переходом на революционные позиции неуклонно усиливались черты демократизма, хотя Пестель еще и не превратился в революционного демократа, в чем проявились черты его дворянской ограниченности.
107
Декабристы остались «страшно далеки от. народа». Впервые переводя идеи революционного просветительства на почву практической подготовки свержения феодально-крепостнического строя, декабристы в лице их виднейших теоретиков отступили от идеи народной революции, провозглашенной Радищевым, делая ставку на переворот, осуществляемой частью войск, на «военную революцию». И хотя декабристы мыслили переворот в интересах огромного большинства народа, это было видимое отступление от принципа последовательного демократизма. Исторически оно обусловлено тем, что к революционному движению впервые пришел новый социальный слой передовых дворян, которые сумели перешагнуть через свои классовые и сословные интересы, но еще не соединились с народом. Тем не менее революционное просветительство декабристов подготовило почву для последующего развития передовой русской политической мысли. После восстания декабристов русским революционерам стала ясна необходимость участия народа в организованной политической борьбе, которая должна привести к свержению старого строя. Но и декабристы, хотя они и опасались крестьянской анархии, испытывали глубокую симпатию к народу и веру в его силы. При этом декабристы отнюдь не идеализировали крестьянина, как утверждают некоторые буржуазные авторы.[13]Следует отметить, что Пестель к 1825г. сумел освободиться от некоторых черт дворянской ограниченности в направлении демократизма. Например, от признания необходимости ряда имущественных, цензов на выборах в будущей свободной России он перешел к требованию отмены всяких цензов. Конституционному проекту Н. Муравьева черты дворянской ограниченности присущи в большей степени, чем «Русской Правде» П. Пестеля, что проявилось, например, в цензах собственности и других особых преимуществах дворянству. Вместе с тем характерно, что имущественные цензы и половинчатый характер конституционных реформ, предлагавшихся Н. Муравьевым, встретили критику большинства членов Северного общества.
Оторванность декабристов от народа не означает, что их восстание было попыткой аристократического дворцового переворота. Еще Герцен решительно возражал против такой трактовки декабристского движения. Принципиальное отличие его от дворцовых переворотов XVIII века в том, что декабристы отнюдь не ставили цель просто заменить одну правящую группировку феодального класса другой; они стремились к коренным революционным преобразованиям всего социально-экономического и политического строя России. Движение декабристов было первым русским революционным движением. Но это еще не была сама революция в ее научном понимании.[14] Как образно отмечал А. И. Герцен, «на Исаакиевской площади... не хватало народа».[15] Свои революционные цели декабристы пытались осуществить в отрыве от народа. Впрочем, часть революционно настроенных членов Южного общества, вошедших в организацию из «Общества соединенных славян», теоретически правильно понимала необходимость участия народа в его собственном освобождении.
4. Хотя политические программы Северного и Южного обществ имели определенные различия, совершенно неправомерно противопоставление этих программ, как делают многие буржуазные авторы, так же, как и противопоставление взглядов Н. Муравьева и П. Пестеля. Если первый объявляется «основоположником русского либерализма», то второй — якобинцем, идеологом всесильной и деспотической государственной власти.[16] В этом противопоставлении кроется неприязнь современных буржуазных авторов к якобинскому наследию буржуазно-демократической мысли. Отсюда и стремление представить взгляды Пестеля как нехарактерные для всего движения декабристов, приписать ему бонапартистское стремление к власти. Между тем, напротив, программа Пестеля, сформулированная в «Русской Правде», является не только наиболее зрелым элементом в мировоззрении декабристов, но и наиболее ярким выражением того революционного направления, в котором развивалась идеология декабристов в целом. Следует учитывать динамический, переходный, постоянно эволюционирующий характер идеологии декабристов, развитие которой было насильственно прервано. При этом условия для ломки старых феодально-абсолютистских учреждений в России были несравненно сложнее, чем на Западе. Перед декабристами в целом гораздо бесспорнее стояла насущная задача ликвидации старого строя, чем ясная программа будущего строя России, основанного на суверенитете народа. Настроения большинства членов Северного общества, конституционный проект Н. Муравьева можно рассматривать как своеобразную программу-минимум дворянской революционности, а программу Южного общества, включая членов «Общества соеди-
108
ненных славян», как программу-максимум. Можно также говорить о «раннем» и более позднем декабризме.
Таким образом, дифференцируя течения внутри декабризма, в то же время неверно противопоставлять их. Конституционные проекты Пестеля и Муравьева, при всем их различии, будучи связаны с политической организацией и революционной сознательностью, имели революционно-просветительское, но отнюдь не буржуазно-либеральное или дворянско-либеральное значение. Конституционно-монархическая программа Муравьева, защита им цензовости и т. п., или защита П. Пестелем имущественных прав помещиков в его проекте раздела земли были проявлением их дворянской ограниченности, но не веры в реформы, проводимые сверху, или компромисса с основами старого реакционно-феодального строя. Даже умеренность, по сравнению с «Русской Правдой», проекта Н. Муравьева не есть основание для отнесения его к либеральному течению, ибо эту программу он стремился осуществить революционным путем, а не с помощью реформ и заигрываний с самодержавием. Хотя буржуазные авторы всячески акцентируют внимание на различиях конституционных проектов Н. Муравьева и П. Пестеля, в действительности же понимание конституционной монархии Н. Муравьевым по содержанию весьма близко республиканизму П. Пестеля.[17] Главное они видели в представительном правлении и предотвращении деспотизма. У Н. Муравьева, например, в его проекте конституционной монархии император — лишь «первый чиновник государства», а на следствии Н. Муравьев признал свои конечные республиканские убеждения. М. В. Нечкина отмечает также явно выраженную линию на «полевение» конституционного проекта Н Муравьева в 1824—1825 гг.[18]
Впрочем, исследование русского либерализма приводит некоторых буржуазных авторов к признанию, что декабристы отнюдь не являлись либералами, а были представителями «политического радикализма».[19] Однако и такой трактовке придается антидемократический смысл в русле «тоталитарной» интерпретации.
5. Буржуазные авторы не смогли вскрыть сущность дворянской революционности декабристов. Эта действительно сложная проблема дает повод антикоммунистически настроенным буржуазным интерпретаторам для клеветы на политическую программу декабристов, а также на лучшие традиции прогрессивной русской политической мысли, нашедшие отражение в идеологии ленинизма. Объектом фальсификаций является прежде всего политическая программа Пестеля. Так, Дж. Шварц-Зохор утверждает о «тоталитарном» смысле «Русской Правды» Пестеля [20] и в связи с этим о «предвосхищении» им многого из советской идеологии. Основной источник так называемого тоталитаризма автор усматривает в значении, которое придавал Пестель временному верховному правлению в переходный период, а также государству в целом в будущей России.
С точки зрения этой антикоммунистической интерпретации конституционные гарантии прав личности, о которых говорит Пестель в «Русской Правде», «обесцениваются» широкими полномочиями исполнительной власти. Перед нами образец того, как избитый антикоммунистический штамп совершенно искажает сущность одного из важнейших звеньев политической доктрины Пестеля. В действительности ее главная цель — именно предотвращение деспотизма. «Все российские граждане, — писал Пестель,—должны одинаковым образом пользоваться всеми правами: частными, гражданскими и политическими. . .».[21] Личная свобода, указывал он, — первое и важнейшее право каждого гражданина и священнейшая обязанность каждого правительства. Декабристы, и особенно Пестель, действительно придавали важное значение роли государства в тех социально-экономических преобразованиях, которые они планировали провести. Но эта вера в возможности государства не имела ничего общего с абсолютизмом государства — ни деспотическим, ни «просвещенным». Реакционная сущность «просвещенного абсолютизма» как раз способствовала освобождению декабристов от. либеральных иллюзий. Ненависть к деспотизму любого рода, свободолюбие — ярчайшая черта мировоззрения декабристов.
Республиканская конституционность, идея представительного правления, с одной стороны, и программа «военной революции», диктатуры временного верховного правления и важной роли государства не противоречат друг другу, а тесно связаны. Конституционализм Пестеля, наиболее передового идеолога декабристов, его идея ограничения правящих законами носит революционный характер, ибо призвана была
109
служить коренным преобразованиям в России. Кроме того, идея Пестеля о диктатуре временного верховного правления в переходный период свидетельствовала не только о том, что Пестель осмыслил и усвоил опыт революционного движения на Западе, но и о реализме его глубоко национального политического мышления, зарождении научного подхода к анализу путей социально-экономического н политического переустройства русского общества. К своему революционному проекту Пестель подошел не только как революционер, но как наследник просветительского рационализма XVIII века, ученый — рационалист. Он проанализировал существовавшие конституционные монархии в западных странах, обобщил их недостатки и пришел к выводу, что наилучшая форма правления — республика. Стремясь учесть конкретные русские условия, Пестель хотел, чтобы эта республика была централизованной в целях укрепления единства государства, предотвращения «междуусобных войн».[22] Революционный романтизм, которым был вдохновлен Пестель, не помешал ему трезво оценивать трудности строительства нового общества, в том числе малые шансы на практическое осуществление теоретических планов декабристов. Именно реализмом Пестеля, но отнюдь не его якобы «авторитаризмом», «стремлением к власти»[23] объясняется защита им централизованной республики и сильной исполнительной власти. Этим его проект выгодно отличался от федерального государственного -устройства, предлагавшегося Н. Муравьевым. Безусловно, централизованное государство обладало большими возможностями для проведения решительных социально-экономических преобразований, подъема экономики и культуры страны. Например, предлагавшееся Пестелем определенное правительственное регулирование частной инициативы учитывало ее слабое развитие в России по сравнению со странами Запада.
В отношении использования Пестелем и другими декабристами предшествующих русских политических традиций следует отметить, что здесь декабристы также выступили и как патриоты, и как революционные просветители, но отнюдь не как «абсолютисты». Традиционно сильные позиции государственной власти в России по отношению к гражданину декабристы стремились использовать в революционных целях, наполнив государственную деятельность принципиально новым содержанием, имевшим целью свободное развитие личности, каждого члена общества на основе ликвидации сословий и исходя из принципа наибольшего блага для наибольшего числа людей. Таким образом, сильная государственная власть в программе Пестеля принципиально противоположна абсолютистской власти самодержавия, ее цель — обеспечить стабильность и эффективность правления наряду с защитой прав личности. Предлагаемое же Пестелем запрещение создания тайных обществ исходит из того, что государство «ничего доброго и полезного не принуждает скрывать».[24]
Подобно русским просветителям более позднего периода декабристы искренне верили в общее благо и желали его.
6. Объективная историческая ограниченность гуманистических просветительских взглядов Пестеля также дает повод для их «тоталитарной» интерпретации. Например, среди буржуазных историков широко распространена точка зрения о национализме и даже великорусском «шовинизме» взглядов Пестеля по национальному вопросу.[25]
При этом игнорируется конкретно-историческое содержание взглядов Пестеля, т. е. нарушается важный методологический принцип научного исследования политических учений.
При оценке взглядов декабристов по национальному вопросу следует исходить из того, что их программа была идеологией освободительной борьбы лучших сил русского народа против оков феодализма. Декабристы не прошли мимо и национально-освободительной борьбы своей эпохи. Известно, например, с каким сочувствием относились декабристы к борьбе греческого народа против турецкого ига. Социальное, политическое и национальное освобождение были у декабристов слиты. Поэтому Пестель рассматривал судьбы нерусских народностей России в единстве с судьбой русского народа в новой, свободной России. У декабристов нет и тени пренебрежения к другим народам. Пестель неоднократно подчеркивал, что все люди равны от природы независимо от их расовой и национальной принадлежности.
Другая доминирующая черта взглядов декабристов по национальному вопросу — их патриотизм, понимаемый не узко-националистически, а широко, что особенно отчетливо проявляется в «Русской Правде» и в программе «Общества соединенных славян». Будучи горячими русскими патриотами, декабристы искренне верили в возможность братского единения народов — славянских и неславянских. В то же время едва ли обоснованно считать декабристов предшественниками славянофилов.[26]
110
Декабристы не идеализировали консервативные традиции русской старины, напротив, стремились поднять Россию до уровня политически развитых стран Запада.
При всем несовершенстве решения национального вопроса Пестелем его заслуга состоит в том, что он впервые в истории русской общественной мысли поставил данный вопрос как один из важнейших и пытался- решить его с революционно-просветительских позиций. Разумеется, здесь проявилась и историческая ограниченность воззрений Пестеля, присущие декабризму иллюзии. Следует также учитывать, что в ту эпоху многие нации в России только складывались, их дальнейшая судьба как наций для декабристов была неясна. Например, Пестель верил, что украинцы, белорусы и собственно «россияне» — части одного русского народа. Во взглядах Пестеля нашел отражение сложный процесс складывания наций на основе народностей. Характерно, однако, что там, где декабристы видели очевидное существование самостоятельной нации — в Польше, — Пестель недвусмысленно признавал право на самостоятельное существование на условиях установления нового, представительного правления, как и в России. Что касается малых народностей, у которых процесс образования наций не был выражен столь ярко, .то Пестель, нисколько не нарушая свои гуманистические и просветительские принципы, рассматривал судьбу этих народностей с точки зрения интересов России, выступая как русский патриот, но отнюдь не как националист. История, как известно, не подтвердила наивных просветительских надежд Пестеля в данной области. Сближение наций и народностей, как показал опыт Советского государства, происходит через расцвет национальных культур и национального самосознания, но при этом, .во что верил и Пестель, на основе единого, самого прогрессивного строя.
7. Сложность и своеобразие революционно-просветительской и одновременно дворянской позиции Пестеля нашли яркое отражение в его аграрном проекте, который был теснейшим образом связан с коренным изменением государственного строя России. Волости, которые предлагал создать Пестель, будучи политико-административными единицами, должны были стать носителями общенациональной собственности на землю. Другая часть .земли оставалась в частной собственности и могла свободно отчуждаться. В оценке аграрного проекта Пестеля также проявляется методологическая порочность буржуазных интерпретаций, искажается логика развития русской прогрессивной политической мысли. Под влиянием русской либерально-народнической и буржуазной литературы (Семевский, Павлов-Сильванский, Иванов-Разумник, Бердяев и др.) среди современных буржуазных авторов широко распространена точка зрения на аграрный проект Пестеля как основу «более поздней доктрины русского особого пути к социализму».[27]
При этом буржуазные авторы нередко ссылаются и на А. И. Герцена, который назвал Пестеля «социалистом до социализма». Однако, во-первых, следует проводить четкое различие между стремлением А. И. Герцена найти дополнительное обоснование своего революционного учения во взглядах предшествовавших ему русских революционеров, и либерально-народнической модернизацией идеологии декабристов в мелкобуржуазном духе. Ошибка А. И. Герцена в оценке Пестеля как «социалиста» обусловлена революционной идеализацией им декабристов как «рыцарей с головы до ног, кованных из чистой стали». Но Герцен и Огарев верно оценили революционный характер движения декабристов, подчеркнули свою связь с ними как революционерами. Тем не менее во взглядах. Пестеля не было начал не только научного социализма, но и «крестьянского» или утопического.
Действительная связь между аграрным проектом Пестеля, с одной стороны, и программами А. И. Герцена и революционных народников 70-х годов XIX в. была в развитии принципа революционности в освободительном движении, соединении задач антикрепостнической революции с широким движением народных масс, прежде всего крестьянских. Однако в той же мере, в какой в идеологии народников не было «ни грана социализма»,[28] аграрная программа Пестеля носила не социалистический, а революционно-просветительский, объективно буржуазный характер с сильными чертами дворянской ограниченности. В этой программе ярко проявилась противоречивость такого подхода. С одной стороны, Пестель разделял воззрение буржуазных просветителей, что все люди от рождения равны и имеют равное право пользоваться землей, а с другой — он признавал естественность неравенства в собственности. Вместе с тем Пестель стремился предотвратить неограниченное господство частной собственности, пороки господства «аристократии богатств», т. е. зло, которое несло с собой буржуазное общество. Он хотел уничтожить подмеченные им противоречия капиталистического строя.[29] Но это еще не основание считать Пестеля социалистом. Ошибочно рассматривать намерение Пестеля выделить особый фонд общественных земель как «народническо-социалистическую» черту его взглядов. Во-первых, национализация земли в проекте Пестеля была лишь частичной,[30] частная собственность а землю не только сохранялась, но и защищалась государством. Во-вторых, Пестель овсе не был идеологом крестьянской общины с ее сословной замкнутостью и ограниченной свободой передвижения; его «волость» — это первичная административная политическая ячейка, где гражданам гарантированы широкие политические права, буржуазно-демократические по своему содержанию. Предлагая создать в каждой волости фонд общественных земель, Пестель вовсе не имел в виду воспроизвести крестьянскую общину и нигде в «Русской Правде» не упоминает об общине как основе своих рассуждений.[31] Он лишь указывает, что деление земли на две части — общественную и частную — не встретит затруднений, так как в России народ привык к подобному разделу земли.[32] Однако использование некоторых общинных традиций также не делает Пестеля сторонником крестьянской общины и ее идеализации, как утверждают иногда буржуазные авторы,[33] а свидетельствует об оригинальности и национальных чертах его проекта. Безусловно, Пестель был знаком с предшествующими социалистическими утопиями, а также с эгалитарными воззрениями Руссо, но очевидно также, что в своих обобщениях и выводах, в решении вопроса о конкретных формах всеобщего наделения землей Пестель выступает как совершенно оригинальный мыслитель.[34]
[1] См: Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 30, с. 315.
[2] См.: Mazour A. G. The first Russian Revolution: 1825. Berkley, 1961, p. 115.
[3] См.: Anderson Th. Russian political thought. An introduction. Ithaca, 1967, p. 273; Вi11ingtоn J. H. The icon and the axe. An interpretative history of russian culture, London, 1966, p. 266; Pushkarev S. The emergence of modern Russia. 1801—1917. N. Y., 1963, p. 73.
[4] См.: Zetlin M. The Decembrists. N. Y., 1958; Schwarz-Sochor J. P. I. Pestel. The beginnings of jacobin thought in Russia.—«International Review of Social History», Vol. Ill, 1958, part. 1, p. 71; Raeff M. The Decembrist movement, New Jersey, 1966, p. 8.
[5] См.: Adams A. E. The character of Pestel's thought. — «The American Slavic and East European Review», Vol. XII, April, 1953, p. 154; Wren M. C. The western impact upon tsarist Russia. Chicago, 1971, p. 135; Venturу T. II moto decabristi e i fratelli Poggio. Roma, 1956, p. 81—82.
[6] См.: Uteсhin V. S. Russian political thought. A concise history, London, 1963, p. 68.
[7] Вi11ingtоn J. H. Op. cit., p. 266.
[8] См.: Maury A. La conspiration des decabristes, Paris, 1964, p. 46; Wren M C. Op. cit., p. 137; Hare R. Pioneers of Russian political thought, London, 1951, p/3.
[9] См.: Wren M. C. Op. cit., p. 137.
[10] Dan T. The origins of bolshevism, N. Y., 1970, p. 8.
[11] Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 30, с. 318.
[12] См.: Wrеn M. С. Op. cit., p. 137.
[13] См.: Anderson Th. Op. cit, p. 167.
[14] А. Мазур называет восстание декабристов «первой русской революцией», но понимает он под русской революцией «процесс, который, вероятно начался еще с Петра Великого и который заключается в стремлении трансформировать отсталую форму общества в более прогрессивную». Характерно, что Пестеля он трактует как «буржуазного либерала» (см.: Мazоur A. G. Op. cit., p. 115).
[15] Герцен А. И. Русский заговор 1825 г. М.. 1926, с. 22.
[16] См.: Zetlin M. The Decembrists, N. Y., 1958.
[17] См.: Пугачев В. В. О специфике декабристской революционности (некоторые спорные вопросы). — В кн.: Освободительное движение в России, вып. 2. Саратов, 1971, с. 31; Ланда С. С. Формирование революционной идеологии декабристов, 1816—1825. Автореф. докт. дис. М., 1971, с. 38.
[18] См.: Нечкина М. В. Движение декабристов. Т. 2. М., 1955, с. 69.
[19] См: Leontovitsch V. Geschichte des Liberalismus in Russland. Frankfurt am Main, 1957, S. 85—86.
[20] См.: Schwarz-Sochor J. Op. cit., p. 71.
[21] Восстание декабристов. Документы, т. 7. М., 1958, с. 181.
[22] Там же, с. 126—127.
[23] Adams A. E. Op. cit., p. 155.
[24] Восстание декабристов, т. 7, с. 204—205.
[25] См.: Schwarz-Sochor J. Op. cit., p. 89; Maury A. Op. cit., p. 83.
[26] См. : Lemberg H. Die nationale Gedankenwelt der Dekabristen. Koln, 1963, S. 90—91.
[27] Andersоn Th. Op. cit., p. 167.
[28] Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 21, с. 258.
[29] См.: Прозорова Н. С. Государственно-правовые идеи декабристов. — «Советское государство и право», 1956, № 6, с. 88.
[30] Лебедев М. П. Пестель — идеолог и руководитель декабристов. М., 1972, 191.
[31] Поэтому неверно утверждать, что декабристы «открыли» вопрос о крестьянской общине.— См.: Рajetta G. La Russia rivoluzionaria. Dai decabristi al socialismo, Roma, 1967, p. 2.
[32] Восстание декабристов, т. 7, с. 184.
[33] См.: Вi11ingtоn J. H. Op. cit., p. 267.
[34] См.: ФайерштейнС. М. Два варианта решения аграрного вопроса в «Русской Правде» Пестеля. — В кн.: Очерки из истории движения декабристов. Под ред. Н. М. Дружинина и Б. Е. Сыроечковского. М., 1954, с. 32.