татарская кровь, в Эйзенштейне – еврейская». (40) То есть американским — и всем другим — телезрителям и читателям становится очевидным, что русские — народ "без божества, без вдохновения" — за восемь столетий ни к каким видам творчества оказались не способны, как бы это ни было печально.
В годы правления Брежнева и его преемников начали прорастать «семена перемен». Крах коммунизма, попытка России построить демократичное общество стали причиной нового «смутного времени», страна «опять встала перед необходимостью нового творческого эксперимента в сфере, где у россиян не было почти никакого опыта». (41) Выбор России стал самым важным современным геополитическим вопросом. Д. Биллингтон видит два возможных пути решения. Первый путь – это интеграция России в западную цивилизацию для того, чтобы стать «многонациональной континентальной федерацией – своеобразным подобием Соединенных Штатов». Второй путь – возвращение к прежним историческим методам жизни, результатом чего, по мнению американского историка, «будет нечто отличное от классического азиатского деспотизма, скорее, новая модификация европейского фашизма, выросшего на руинах неудачных демократических преобразований». (42)
Но Биллингтон верит в лучшее, то есть — американизацию России. И в своей книге – а соответственно и в фильме – он призывает американцев бросить «сочувственный взгляд назад, на страдания, стремления и созидания народа, в котором мы, американцы, в конце только что ушедшего тысячелетия слишком долго видели своего противника». (43)
Прежде всего, отметим, что американский профессор совершенно справедливо и точно говорит о «народе», в котором американцы видели врага, а не о враждебности им Советской власти или коммунистического строя.
Сам же призыв к сочувствию русским достаточно лукав. Трудно сочувствовать безмолвной и безграничной снежной пустыне, наполненной
============
40. Там же. – С. 223.
41. Там же. – С. 202-204.
42. Там же. – С. 231.
43. Там же. – С. 16.