Литературные салоны России 19 века
Ах, какие были лица
И какие времена!
В.Соловьёва
Русская культура XIX века переживает этап мощного подъема. Здесь сказалось влияние идей Просвещения, события Отечественной войны 1812 года, восстание декабристов, развитие экономики, падение крепостного права, развертывание освободительного движения и пр. Русская культура в тот период развивалась в различных видах и формах. Салонная культура появилась в среде высших сословий, среди которых было дворянство. В среде поместных дворян было немало истинных ценителей литературы и театра, образованных помещиков, собиравших прекрасные библиотеки, бывавших за границей и применявших европейские новшества в хозяйстве и в быту. Некоторые из них имели свои литературные и музыкальные салоны. Именно эти традиции, заложенные в начале XIX века в среде аристократии и русского дворянства России, являются одним из механизмов ее самосохранения. Салоны XIX века явились особым феноменом художественной жизни России. Они, обогатив русскую культуру в целом, способствовали решению задачи воспитания творческой интеллигенции.
В целом, салоны были сугубо дворянским явлением культурной жизни, но характер и даже состав их были разнородными. Наряду с салонами, где преобладали литературные или театральные интересы, возникали и такие, посетители которых обсуждали, главным образом, научные проблемы или вопросы просвещения. С течением времени в салонах начинают принимать участие, кроме великосветской знати и просвещенного дворянства, представители разночинной интеллигенции. Таким образом, характер салонов изменялся в соответствии с развитием культурной и общественной жизни страны.
Примером типично великосветского салона может служить салон Елизаветы Михайловны Хитрово, урожденной Кутузовой.
Семья М. И. Кутузова ни по происхождению, ни по состоянию не принадлежала к высшим слоям российской знати, однако заслуги фельдмаршала чрезвычайно возвысили ее положение. По отзывам современника, Елизавета Михайловна, «не отличаясь особенным умом, обладала в высшей степени светкостью, приветливостью самой изысканной…». Салон ее, так же как и «вечера» ее дочери, графини Фикельмон, носили «эклектический» характер в смысле духовных интересов. «Вся животрепещущая жизнь европейская и русская, политическая, литературная, общественная — имела верные отголоски… в двух этих родственных салонах… здесь можно было запастись сведениями о всех вопросах дня, начиная от политической брошюры и парламентской речи французского или английского оратора и кончая романом или драматическим творением одного из любимцев той литературной эпохи. Было тут обозрение текущих событий, были первые лица Петербурга с суждениями своими, был и легкий флирт».
В летописях петербургской жизни имя Е. А.Хитрово осталось также незаменимо, как было оно привлекательно в течение многих лет. Вся животрепещущая жизнь европейская и русская, политическая, литературная и общественная имела верные отголоски в этих приёмах. Было тут и обозрение текущих событий, был и лёгкий фельетон, нравоописательный и живописный.
В числе сердечных качеств, отличавших Елизавету Михайловну Хитрово, едва ли не первое место занимало то, что она была неизменным, твёрдым, безусловным другом друзей своих. Друзей своих любить не мудрено, но в ней дружба возвышалась до степени доблести. Где и когда нужно было, она отстаивала их, не жалея себя, и не опасаясь неблагоприятных для себя последствий.
Салон - очень тонкая и сложная форма общественной жизни, в которой соединились серьезные, глубокие интересы с развлечением, публичная деятельность с интимной обстановкой, личное с общественным, и при этом каждая из сторон не подавляла другую. Умение держать салон П.А. Вяземский называет "искусством". Он отмечает как главную особенность салона то, что им может руководить только женщина.
Княгиня Евдокия или Авдотья Ивановна Голицына, урождённая Измайлова, одна из красивейших женщин своего времени, хозяйка литературного салона. До 1809 года — жена князя С. М. Голицына, владельца усадьбы Кузьминки.
В 1816 году княгиня Голицына становится хозяйкой Петербургского салона. В столице княгиню прозвали "Princesse Nocturne" (ночная принцесса). Дело в том, что княгиня имела некоторые странности и, например, не принимала в своем салоне ранее десяти часов вечера. По рассказам, она боялась ночи, ибо давно известная девица Ленорман, предсказала ей, что она умрет ночью.
Днём Евдокия Ивановна спала, а к полуночи в доме её на Миллионной улице под № 30, а летом на даче её, на Неве, собирался избранный кружок её друзей. Салон Голицыной посещали все знаменитости того времени как приезжие, так и отечественные. Среди них были А. С. Пушкин, В. А. Жуковский, Н. М. Карамзин,К. Н. Батюшков, князь П. А. Вяземский. Беседы у княгини отличались большой свободой и непринуждённостью. Хозяйка принимала своих гостей в одеяниях, напоминающих картины древнего Рима. Вот как говорит про неё князь П.А.Вяземский: "Княгиня Голицына была в своё время замечательная и своеобразная личность в петербургском обществе. Она была очень красива, и в красоте её выражалась своя особенность. Не знаю, какова была она в первой своей молодости, но и вторая, и третья молодость её пленяли какою-то свежестью и целомудрием девственности. Чёрные, выразительные глаза, густые тёмные волосы, падающие на плеча извилистыми локонами, южный матовый колорит лица, улыбка добродушная и грациозная: придайте к тому голос, произношение необыкновенно мягкое и благозвучное… вообще красота её отзывалась чем-то пластическим, напоминавшим древнее греческое изваяние. В ней ничто не обнаруживало обдуманной озабоченности, житейской женской изворотливости и суетливости. Напротив, в ней было что-то ясное, спокойное, скорее ленивое, бесстрастное".
В 1817 году Жуковский привел в салон княгини смуглого, кудрявого юношу-восемнадцатилетнего Пушкина. Поэт был очарован красотой Голицыной, ее глубоким критическим умом. Он посвятил княгине стихотворения: «К ***», «Краёв чужих неопытный любитель», затем прислал ей свою оду «Вольность». «К ***»
Не спрашивай, зачем унылой думой
Среди любви я часто омрачен,
Зачем на все подъемлю взор угрюмый,
Зачем не мил мне сладкой жизни сон;
Не спрашивай, зачем душой остылой
Я разлюбил веселую любовь
И никого не называю милой:
Кто раз любил, уж не полюбит вновь;
Кто счастье знал, тот не узнает счастья,
На краткий миг блаженство нам дано:
От юности, от нег и сладострастья
Останется уныние одно.
В последние годы своей жизни Евдокия Ивановна занялась высшей математикой и метафизикой, дружила с выдающимися математиками. В 1840-х годах Евдокия Ивановна уехала в Париж. Там она продолжала свои философско-математические занятия, увлекалась по-прежнему и литературой. Скончалась княгиня Голицына 18 января 1850 года в Петербурге и была похоронена в Александро-Невской лавре. Московский салон Зинаиды Волконской оставил в истории русской общественной жизни, в истории литературы яркий, памятный след.
Московский дом на Тверской улице, принадлежащий княгине Зинаиде Александровне Волконской ( хотя и перестроенный), существует и ныне и известен москвичам под старинным названием "Елисеевский магазин. Выбор Москвы, конечно же, не случаен: москвичом был ее отец, друг Карамзина и носивший прозвище "Московский Аполлон". А так велико было желание укрыться от чопорности и принудительности петербургской жизни.
По словам современника "она украшала свой дом оригинальными копиями знаменитейших произведений живописи и ваяния; комнаты своего дома, настоящего музея она раскрашивала фресками в стиле разных эпох".
Зинаида Александровна принадлежала к древнему роду князей Белосельских-Белозерских. Княжна рано лишилась матери, и воспитанием дочери занимался отец, прививший девочке любовь к литературе и искусству. Он смог стать любимым и искренним другом своей дочери.
В 1810 году Зинаида Александровна вышла замуж за князя И. Г. Волконского, приближенного царя Александра I. Она блистает при дворе, император оказывает ей особое внимание. Красивая, умная, образованная, обладающая аристократическим талантом и прекрасным голосом, она играет в спектаклях, поет, пишет музыку. Ее пение вызывает восторг у Россини. Наряду с музыкой и театром Волконская занимается литературой, пишет стихи и прозу.
Своему салону княгиня ЗЕНЕИДА (именно так называли ее друзья) придала музыкально-литературный характер. Этим он резко выделялся среди прочих московских "открытых домов" с их балами, маскарадами, карточной игрой.
"По ее аристократическим связям собиралось в ее доме самое большое общество первопрестольной столицы, литераторы и художники обращались к ней, как бы к некоему меценату, и приятно встречали друг друга на ее блистательных вечерах" - вспоминает Муравьев.
"Тут соединялись представители большого света, сановники и красавцы, молодежь и возраст зрелый, люди умственного труда, профессора, писатели, журналисты, поэты, художники. Все в этом доме носило отпечаток служения искусству и мысли. Бывали в нем чтения, концерты дилетантами и любительницами итальянских опер. Посреди артистов и во главе их стояла сама хозяйка дома. Слышавшим ее нельзя было забыть впечатления, которое производила она своим - сообщает Вяземский. Современник писал, что у З.А Волконской "можно было встретить все, что только было на Русском Парнасе". Одно перечисление имен показывает, что посетители ее салона были имениты не только в свое время, но оставили свой след в истории литературы А.С. Пушкин, П.А. Вяземский, Д.В. Давыдов, Д.В. Веневитинов, В.К. Кюхельбекер, В.Ф. Одоевский, Каролина Павлова и много-много других.
Но, конечно же, признанным главой русской литературы был АС. Пушкин. Пушкин явился сюда после ссылки, в пору своих самых шумных триумфов. З. Волконская встретила его исполнением романса на стихи «Погасло дневное светило…». Этот прием артистического кокетства тронул поэта. Он не влюбился, но дружеским расположением проникся вполне. А заодно посвятил З. Волконской и вот эти стихи:
Среди рассеянной Москвы,
При толках виста и бостона,
Ты любишь игры Аполлона.
Царица муз и красоты,
Рукою нежной держишь ты
Волшебный скипетр вдохновений,
И над задумчивым челом,
Двойным увенчанным венком,
И вьется и пылает гений…
Салон Волконской объединял поэтов и писателей, самобытных дарований. Тут главным критерием была талантливость.
Салон княгини Волконской существовал в Москве с 1824 по 1829 год. В ее доме останавливалась М. Н. Волконская, следуя в сибирскую ссылку за своим мужем — декабристом князем С. Г. Волконским. В 40-х годы 3. А. Волконская уехала в Италию, где прожила до своей кончины.
Александра Осиповна Смирнова-Россет – хозяйка известного литературного салона в Петербурге первой половины 19 века. Приятельница Пушкина, Гоголя, Жуковского, Вяземского, Лермонтова, Белинского, Батюшкова, Языкова, Крылова, Тургенева, Некрасова, Гончарова, Л. Толстого, Костомарова, Аксаковых, Самарина, Хомякова, Мятлева, Полонского, Тютчева, Щепкина, Иванова-художника, Глинки-композитора и многих, многих других известных литераторов, поэтов, писателей, композиторов, историков, художников.
Недаром известный пушкинист Б. Л.Модзалевский не раз подчёркивал, что Смирнова-Россет по праву была «одной из образованнейших и даровитейших русских женщин своего времени, обладавшей замечательными способностями и остроумием, которая была прекрасным идолом для всех, кто её знал». Пожалуй, лучше всех о ней сказал Гоголь в одном из писем: «Это перл всех русских женщин, каких мне случилось из них знать, прекрасных по душе».
М. Ю.Лермонтов посвятил А. Смирновой чудесные строчки:
В простосердечии невежды
Короче знать я вас желал,
Но эти сладкие надежды
Теперь я вовсе потерял.
Без вас – хочу сказать вам много,
При вас – я слушать вас хочу:
Но молча вы глядите строго,
И я, в смущении, молчу!
Что делать? – речью безыскусной
Ваш ум занять мне не дано…
Всё это было бы смешно,
Когда бы не было так грустно.
Елизавета Михайловна даже не отличалась особенным умом, но обладала в высшей степени светскостью, приветливостью самой изысканной и той особенной всепрощающей добротой, которая только и встречается в настоящих больших барышнях. В её салоне, кроме представителей большого света, ежедневно можно было встретить Жуковского, Пушкина, Гоголя и двух-трёх других тогдашних модных литераторов.
В Петербурге в эти же годы одним из наиболее интересных салонов был салон А. Н. Оленина.
Алексей Николаевич Оленин сыграл значительную роль в истории русской культуры первой половины XIX века, как человек разносторонне одаренный и широко образованный. Десятилетним мальчиком он был отвезен отцом, Касимовским предводителем дворянства, в Петербург к родственнице княгине Е.Р.Дашковой. Представленный Екатерине II, он был зачислен в пажи и для «обучения военным наукам и словесности» отправлен в Дрезденскую артиллерийскую школу. Там наряду с военными науками изучал в королевской библиотеке археологию и историю древнего мира, пристрастился к живописи, изучал гравировальное искусство. По возвращении в Петербург был избран в члены Российской академии за работу по составлению словаря старинных русских военных речений, сблизился с Державиным, Дмитриевым, Батюшковым. В 1790 году участвовал в шведской войне, был произведен в полковники, но уволился с военной службы. Увлекаясь искусством и будучи способным рисовальщиком, иллюстрировал сочинения Державина, басни Хемницера, одновременно серьезно занимался археологией и в 1809 году организовал «экспедицию для открытия и описания древних достопримечательностей».
Свои обширные знания Оленин неустанно пополнял, так, владея пятью европейскими языками, зная латынь и греческий, он уже в зрелом возрасте начал изучать арабский и древнееврейский. Свои научные знания Оленин успешно совмещал с государственной службой. В 1808 году он был назначен директором императорской библиотеки, в 1812 году вместо Сперанского стал государственным секретарем. В 20-е годы Оленин — президент Академии художеств и директор петербургской публичной библиотеки. Быстрому его продвижению по службе способствовали не столько высокие связи, сколько выдающиеся организаторские способности, образованность, ум. Сослуживцы отмечали, что его отличало доброжелательное отношение к подчиненным; в общении Оленин был прост, доступен, внимателен.
В его гостиной собирались люди самых различных художественных направлений, писатели, художники, музыканты, ученые. Среди них Гнедич, Озеров, Крылов, Батюшков, Грибоедов, Жуковский, Катенин, Пушкин, Карамзин, Брюллов и Кипренский. Вместе с тем оленинский салон, наряду с художниками и поэтами, посещали и представители передовой дворянской интеллигенции. Среди них — будущие декабристы: братья Муравьевы, Никита и Александр, Сергей и Матвей Муравьевы-Апостолы, полковник генерального штаба И. Г. Бурцов, штабс-капитан А. О. Корнилович, сослуживец сына хозяина, Петра Алексеевича Оленина, по Семеновскому гвардейскому полку князь С. П. Трубецкой. Художник и медальер Ф. П. Толстой, будучи членом Коренной управы Союза Благоденствия, ввел в дом Оленина братьев Бестужевых — известного романиста Александра и Николая, историка русского флота. Бестужевы с детства увлекались искусством, особенно рисованием.
Среди детей Олениных блистала Аннет Оленина или по-домашнему Анета. Она была умна, хрупка, у нее была едва ли не самая маленькая и очаровательная ножка во всем Питере. Как только Анета вышла в свет, ее тотчас заметили. От поклонников отбоя не было. Она стала признанным всеми центром притяжения оленинского салона. У ее ног – сам Пушкин!
В Олениной Пушкина привлекала юность, оригинальность душевного склада (как казалось ему тогда), маленькие ножки и дивно выразительные глаза:
Какой задумчивый в них гений,
И сколько детской простоты,
И сколько томных выражений.
И сколько неги и мечты!
Потупит их с улыбкой Леля –
В них скромных граций торжество;
Поднимет – ангел Рафаэля
Так созерцает божество!
Более серьезный характер носили собрания у Жуковского, происходившие с перерывом с 1808 до середины 30-х годов. Первоначально кружок людей, „чувствовавших призвание к литературе и понимавших важность благородных умственных занятий“, собирался у Жуковского по пятницам в течение 1808 и в начале 1809 года. Среди посетителей были и литераторы Батюшков, Гнедич, Вяземский, и такие видные сановники, как Сперанский и Оленин, и люди, интересовавшиеся литературными занятиями и в какой-то мере причастные к ним: Уваров, Дашков, Блудов, С. Румянцев. Часто бывал и Крылов, который особенно любил собрания у Жуковского, „где отсутствие дам, чтение литературных новостей и большая свобода в отношениях развязывали его всегдашнюю осторожность“. Бывавший на этих собраниях Плетнев особенно отметил атмосферу, царившую на них: „Сфера идей, тон суждений, краски языка естественно соглашались с понятиями, стремлениями и умом лиц, соединенных в собрание… ни тени взаимной зависти…“.
После перерыва салон Жуковского был возобновлен в середине 30-х годов по субботам.Кроме Пушкина, из „молодых талантов“ Жуковского посещали Гоголь, М. И. Глинка, Виельгорский, а из прежних посетителей — Крылов, Гнедич, Вяземский. В салоне читались новые произведения. Глинка — начинающий композитор — музицировал.
Более демократичным, чем салон Жуковского, был салон С. Д. Пономаревой, получивший широкую известность главным образом среди молодых литераторов. Широко образованная, способная женщина, она с 1815 года стала собирать у себя друзей, причастных к литературе.
Один из них, баснописец и издатель журнала „Благонамеренный“ А. Е. Измайлов, так отзывался о Пономаревой: „Она действительно имеет необыкновенные таланты и получила отличное воспитание; знает прекрасно немецкий, французский, итальянский языки, отчасти латинский; переводит на русский прозою лучше многих западных литераторов, пишет весьма недурно стихи, рисует, танцует и играет на фортепиано превосходно“. С лицейских лет посещал салон и А. А. Дельвиг, посвятивший хозяйке несколько сонетов. В гостиной С. Д. Пономаревой можно было встретиться почти со всеми петербургскими литераторами.
По отзыву современников, это был наиболее демократичный из дамских салонов того времени, как по непринужденной атмосфере собраний, так и по составу посетителей. В 1824 году из-за скоропостижной смерти молодой хозяйки салон прекратил свое существование. В 30-е годы салоны начинают носить более сдержанный, серьезный характер. Сказались изменения в общественной обстановке. После 1825 года — осторожнее, а подчас и опасливее становятся разговоры, сужается круг общения, реже устраиваются в салонах различные развлечения — театрализованные представления, шарады и т. п.
Наиболее интересным в этот период был салон Е. А. Карамзиной, вдовы историка, — „самая остроумная и ученая гостиная в Петербурге“, по отзывам современников. Друзья — литераторы и начинающие молодые писатели — постоянно собирались в доме Карамзиных еще при жизни хозяина, который был „одушевителем молодого поколения“. После его смерти Екатерина Андреевна продолжила эту традицию. „У них каждый вечер собирался кружок, состоявший из цвета тогдашнего литературного и художественного мира: Глинка, Брюллов, Даргомыжский — словом, все, что носило известное в России имя в искусстве, прилежно посещало этот радушный, милый, высокоэстетичный дом“. Постоянными посетителями были: Жуковский, Пушкин, Хомяков, А. И. Тургенев. Вот картина салона Карамзиных из черновых набросков к «Евгению Онегину»:
В гостиной истинно дворянской
Чуждались щегольства речей
И щекотливости мещанской
Журнальных чопорных судей.
Хозяйкой светской и свободной
Был принят слог простонародный…
И новичка-провинциала
Хозяйка спесью не смущала:
Равно для всех она была
Непринужденна и мила…
Это сказано об Екатерине Андреевне Карамзиной, урожденной Колывановой, сводной сестре поэта Вяземского (она была дочерью князя Вяземского и графини Сиверс), второй супруге Карамзина и, как многие уверяют, тайной глубочайшей привязанности Пушкина.
Атмосфера интеллектуальных интересов и доброжелательности объединяла очень разных посетителей. „Вельможи, дипломаты, писатели, светские львы, художники — все дружески встречались на этой общей почве; здесь всегда можно было узнать последние политические новости, услышать обсуждение вопроса дня или только что появившейся книги“. Вечера начинались в 10 часов и длились до 1 часу, иногда 2 часов ночи. По наблюдению внимательной и тонкой мемуаристки, «люди отсюда выходили освеженные, отдохнувшие и оживленные». Причиной этому опять-таки был общий настрой — «в гостиной Карамзиной предметом разговоров были не философские вопросы, но и не петербургские пустые сплетни. Литература, русская и иностранная, важные события у нас и в Европе, особенно действия тогдашних государственных людей Англии — Каннинга — и других составляли чаще содержание наших бесед. Эти вечера, продолжавшиеся до поздней ночи, освежали и питали наши души и умы, что в тогдашней душной петербургской атмосфере было особенно полезно». Гостиная Карамзиной, — вспоминал другой современник, — была единственной в Петербурге, где не играли в карты и говорили по-русски.
Салон Павловых - Каролины Карловны и ее мужа Николая Филипповича.
Каролина Карловна (1807 – 1893) была дочерью профессора Медико-хирургической академии. В двадцатых годах девятнадцатого века она брала уроки польского языка у великого польского поэта Адама Мицкевича и считалась его невестой. Жизненные обстоятельства вмешались в их отношения, молодые люди расстались, но душевная рана, пожалуй, так и не зажила в душе Каролины Павловны: во многих ее стихах (и не только ранних) чувствуется отголосок сильных любовных переживаний ранней юности.
Литературный салон сделал ее имя более известным, чем ее поэтические произведения. Каролина Павловна – автор многих лирических стихотворений и романа в стихах и прозе «Двойная жизнь» (1848). Салон был местом столкновения разных точек зрения: здесь бывали и западники, и славянофилы. Об этой женщине очень тепло отзывались многие поэты: Гете, А.К.Толстой, Аксаковы и многие другие. Ей превосходно удавались поэтические переводы с немецкого. Муж Каролины Карловны – писатель Николай Филиппович Павлов (1803 – 1864) получил образование в Московском университете, за вольномыслие был сослан в Вятку (в пятидесятых годах). Литературную деятельность начал в «Московском телеграфе» в 1825 году. его наиболее известные произведения – «Именины», «Ятаган», «Аукцион», «Маскарад». В конце сороковых годов Павлов пишет свои «Письма к Н. В. Гоголю», где он смело и бескомпромиссно выступает против поворота в мировоззрении Гоголя.
Между супругами были непростые отношения, но в истории они остались именно как организаторы литературных встреч.
Эти два литературно одаренных человека гостеприимно принимали у себя всех известных писателей и поэтов. Их салон в разное время посещали М.Ю.Лермонтов, П.Я.Чаадаев, А.С.Хомяков, Т.Н.Грановский, М.П.Погодин, С.П.Шевырев, А.И.Тургенев.
особенно примечательны посещения салона Михаилом Юрьевичем Лермонтовым. В 1840 году он, отправляясь на Кавказ, задержался в Москве. Именно отсюда он отправился в дальнюю дорогу. Литератор Ю.Ф.Самарин так вспоминал об их прощании: «Он уехал грустный. Ночь была сырая. Мы простились на крыльце».
Авдотья Петровна Елагина (1789—1877) - одна из самых замечательных русских женщин, происходила из старинного дворянского рода, урождённая Юшкова. В первом браке Киреевская, хозяйка известного лит.-филос. салона. Получила прекрасное домашнее воспитание, в детстве ее учил, в частности, В. А. Жуковский (ее родственник). В 1820—50-х гг., живя в Москве, принимала самое активное участие в культурной жизни, ее салон посещали мн. знаменитые писатели (среди них Е. А. Баратынский, Н. В. Гоголь, В. Ф. Одоевский, А. С. Пушкин и др.). В конце 1830—40-х гг. салон Елагиной — один из центров славянофильства. Занималась переводами. Современники очень высоко ценили ее эпистолярное искусство. Была глубоко религиозна. Оказала большое влияние на духовное развитие своих сыновей И. В. и П. В. Киреевских.
Елагина не была писательницей, но в движении и развитии русской литературы и русской мысли участвовала более, чем многие писатели по профессии. Литературные, художественные, религиозно-нравственные интересы преобладали в ней над всеми прочими; политические и общественные вопросы отражались в ее уме и сердце своей гуманитарной и литературно-эстетической стороной. Она много читала и думала, часто слышала самые разнообразные суждения об одних и тех же предметах, и это сделало ее замечательно терпимой ко всякого рода взглядам, лишь бы они были искренни, правдивы и выражались не в грубых формах. Живость, веселость, добродушие, личное знакомство с массой интереснейших людей и событий, удивительная память — все это придавало ее беседе особенную прелесть. Е. спешила на помощь всякому, кто только в ней нуждался, часто даже вовсе незнакомому. Она много переводила с иностранных языков, но печатала мало.
К.Д.Кавелин после смерти Елагиной отмечал в некрологе: «Невозможно писать историю русской литературы и научного движения за это время, не встречаясь на каждом шагу с именем Авдотьи Петровны… Авдотья Петровна не была писательницей, но участвовала в жизни и развитии русской литературы и русской мысли более, чем многие писатели и учёные по ремеслу»
Ростопчина Евдокия Петровна (1811 – 1858)
Русская писательница, поэтесса, графиня. Одна из самых известных русских поэтесс второй четверти Х1Хв.
Современники считали ее умницей и красавицей, отмечали живость характера, доброту, общительность. Ей посвящали свои стихи Лермонтов и Тютчев, Мей и Огарев. В конце 30-х гг. Х1Х в. ее имя ставили порой даже рядом с именем Пушкина. «Посылаю вам, графиня, на память книгу. Она принадлежала Пушкину; он приготовил ее для новых своих стихов... вы дополните и докончите эту книгу его. Она теперь достигла настоящего своего назначения», — писал Василий Андреевич Жуковский поэтессе Евдокии Ростопчиной, передавая ей свою реликвию.
Евдокия родилась 23 декабря 1811 г. в Москве в старинной дворянской семье. В возрасте шести лет она осталась без матери, которая умерла после тяжелой болезни. Отец же, Петр Васильевич Сушков, чиновник, много разъезжавший по делам службы, редко появлялся дома. Девочка, вместе с двумя младшими братьями, до самого замужества прожила в семье своего деда, Ивана Александровича Пашкова. С 12 лет она стала писать стихи, обладая незаурядными способностями, она рано пристрастилась к чтению и быстро овладела несколькими иностранными языками, в том числе французским, немецким, английским и итальянским. Увлечение поэзией не удалось долго сохранять в тайне: первая публикация ее стихов — в альманахе «Северные цветы на 1831 год» за подписью Д.....а... — произошла, когда девушке не исполнилось и восемнадцати лет.
В 1833 г. она вышла замуж за графа Андрея Федоровича Ростопчина, сына московского градоначальника времен Отечественной войны. Муж поэтессы оказался человеком очень недалеким, чьи интересы ограничивались кутежами, картами и лошадьми, и Евдокия, чувствуя себя очень несчастливой в семье, полностью отдалась светской жизни, принимая участие в шумных увеселениях, посещая и устраивая балы. Осенью 1836 г. она с мужем приехала в Петербург и поселилась в доме на Дворцовой набережной. Ростопчины были приняты в высшем столичном обществе и литературных салонах города — у Одоевского, Жуковского, в семье Карамзиных. Начитанная, остроумная, интересная собеседница, Евдокия сразу же завела литературный салон и у себя в доме, где стал собираться весь цвет петербургских литераторов. Частыми гостями ее были Пушкин, Жуковский, Вяземский, Плетнев, Одоевский, Соллогуб, Гоголь, Григорович, Дружинин, Мятлев и многие другие. Здесь читались новые произведения, обсуждались литературные события, устраивались музыкальные вечера с участием Глинки, Листа, Виардо, Рубини, Тамбурини.
Ростопчина очень близко сошлась со многими писателями; Одоевский и Лермонтов вели с ней активную личную переписку; тот же Одоевский посвятил ей свою «Космораму»; Пушкин, в последние годы жизни очень сдружившийся с молодой поэтессой, благосклонно отзывался о ее стихах.
В 1845 г. Евдокия вместе с семьей отправилась за границу, откуда прислала Булгарину для «Северной пчелы» написанную в дороге балладу «Насильный брак». И цензура, и публика усмотрели в стихотворении еще одно отражение семейных отношений Ростопчиных. Однако скоро выяснился иносказательный смысл баллады, за которым скрывалась резко отрицательная оценка взаимоотношений России и Польши, представленной в виде угнетенной жены грозного барона. В Петербурге поднялась, по словам цензора Никитенко, суматоха, а разгневанный Николай I запретил автору впредь показываться при дворе. Так поэтесса была удалена из столицы и вплоть до смерти императора в 1855 г. прожила с семьей в Москве, выезжая лишь в свое подмосковное имение. В это время Ростопчина сблизилась с кружком Погодина, сотрудничала в главном славянофильском журнале того периода — «Москвитянине», устраивала для его молодой редакции свои знаменитые субботы. В стихах Ростопчиной легко угадываются интонации Пушкина, а также Баратынского с его размышлениями о «железном веке», чуждом поэзии и любви. Стремление разглядеть за холодными, светскими полумасками истинную сущность человека объединяет поэтессу с Лермонтовым, который в 1841 г. записал в ее альбоме: «Я верю: под одной звездою Мы с вами были рождены; Мы шли дорогою одною, Нас обманули те же сны». И все же ее поэзия имела и свое характерное, легко узнаваемое лицо. Прежде всего это была поэзия женская, «со всем ее завлекательным непостоянством», как отмечали критики. Евдокия и сама подчеркивала светское и женское начало облика своей лирической героини:
А я, я женщина во всем значенье слова,
Всем женским склонностям покорна я вполне,
Я только женщина, гордиться тем готова,
Я бал люблю!.. отдайте балы мне!
Однако за бальным паркетом и традиционными атрибутами салонного веселья поэтесса прозревала и иное — искалеченные судьбы, разыгранные трагедии. «Она точно Иоанна д'Арк, — сказал о ней Вяземский, — пустая вертушка, а в минуту откровения поэт и апостол душевных таинств». В результате поэтесса оказалась в полной изоляции. Последние два года жизни графиня Евдокия Ростопчина часто и сильно болела. Умерла она 3 декабря 1858 г.
Екатерина Александровна Свербеева (1808 - 1892) - урожденная княжна Щербатова, жена Дмитрия Николаевича Свербеева. В начале 1830-х годов в доме Свербеевых был философско-литературный салон, в котором собирались десятки выдающихся людей того времени: литераторы, профессора, общественные деятели. Пушкин был знаком с Екатериной Александровной, приходил в гости в литературный салон в Москве. Позднее этот салон посещал Лермонтов, о чем Екатерина Александровна написала в письме в 1841 году "Лермонтов провел пять дней в Москве, он поспешно уехал на Кавказ". У Свербеевой Лермонтов встретился с Гоголем. Адресат стихов известных русских поэтов, в частности: Николая Языкова и Евгения Баратынского . Последний посвятил ей такие строки:
В небе нашем исчезает
И, красой своей горда,
На другое востекает
Переходная звезда;
Но навек ли с ней проститься?
Нет, предписан ей закон:
Рано ль, поздно ль воротиться
На старинный небосклон.
Небо наше покидая,
Ты ли, милая звезда,
Небесам другого края
Передашься навсегда?
Весела красой чудесной,
Потеки в желанный путь;
Только странницей небесной
Воротись когда-нибудь!
Подлинным культурным центром Петербурга стал салон В. Ф. Одоевского. .
В 1817 году Жуковский привел в салон княгини смуглого, кудрявого юношу-восемнадцатилетнего Пушкина. Поэт был очарован красотой Голицыной, ее глубоким критическим умом. Он посвятил княгине стихотворения: «К ***», «Краёв чужих неопытный любитель», затем прислал ей свою оду «Вольность». «К ***»
Не спрашивай, зачем унылой думой
Среди любви я часто омрачен,
Зачем на все подъемлю взор угрюмый,
Зачем не мил мне сладкой жизни сон;
Не спрашивай, зачем душой остылой
Я разлюбил веселую любовь
И никого не называю милой:
Кто раз любил, уж не полюбит вновь;
Кто счастье знал, тот не узнает счастья,
На краткий миг блаженство нам дано:
От юности, от нег и сладострастья
Останется уныние одно.
В последние годы своей жизни Евдокия Ивановна занялась высшей математикой и метафизикой, дружила с выдающимися математиками. В 1840-х годах Евдокия Ивановна уехала в Париж. Там она продолжала свои философско-математические занятия, увлекалась по-прежнему и литературой. Скончалась княгиня Голицына 18 января 1850 года в Петербурге и была похоронена в Александро-Невской лавре. Московский салон Зинаиды Волконской оставил в истории русской общественной жизни, в истории литературы яркий, памятный след.
Московский дом на Тверской улице, принадлежащий княгине Зинаиде Александровне Волконской ( хотя и перестроенный), существует и ныне и известен москвичам под старинным названием Князь Владимир Федорович Одоевский, представитель одной из древнейших дворянских фамилий, был человеком универсальных интересов и способностей — беллетрист, критик, журналист, ученый-естествоиспытатель, музыкант, педагог, библиотекарь.
Каждого, кто приходил в кабинет дома Одоевского— так называемую «львиную пещеру», — поражало обилие книг, лежащих повсюду — на полках, этажерках, креслах; выглядывавшие из всех углов скелеты, реторты, всевозможные приборы для химических опытов. Удивлял и костюм хозяина: длинный черный сюртук, черный шелковый колпак на голове — нечто вроде наряда средневекового астролога. Картину довершал черный кот, следовавший по пятам. В этом безмятежном святилище знаний, мысли, согласия и радушия сходился, — по словам В. А. Соллогуба, — весь цвет петербургского населения. Встречи с друзьями происходили два раза в неделю. Частыми гостями салона были Жуковский, Вяземский, Шаховской, Крылов, Пушкин, Гоголь, затем — Лермонтов, Тургенев, Достоевский, Тютчев; ученые — барон Шиллинг, археолог Сахаров, музыканты — Виельгорский, Глинка. Одоевский страстно увлекался музыкой, сочинил ряд вальсов, хоралов, прелюдий. На этой почве сблизился с Грибоедовым. Почти все зарубежные исполнители, дирижеры, композиторы, побывавшие в Петербурге, посещали Одоевского — Роберт и Клара Шуман, Ференц Лист, Гектор Берлиоз и др.
Не только соратники в просветительской деятельности, но и писатели, подобные Кольцову, Белинскому, а потом Достоевскому были постоянными гостями Одоевского по субботам. Современники замечали, что в салоне Одоевского существовало как бы два отделения: одно — светское, в гостиной около княгини, другое — демократическое, в кабинете у князя. Несмотря на все старания Одоевского, ему не удалось сблизить литераторов со светским обществом.
К концу 40-х годов демократические писатели перестают появляться в салоне Одоевского, их сменяют сановные посетители. В начале 50-х годов «субботы» Одоевского прекратили свое существование. В начале 40-х годов в Петербурге демократический литературный салон стал собираться на квартире И. И. Панаева в доме Лопатина на Невском у Аничкова моста. Это был чисто литературный кружок, его посещали Белинский, живший в том же доме, князь Одоевский, известный историк Петербурга Башуцкий, В. П. Боткин, Анненков — впоследствии издатель сочинений Пушкина, И. С. Тургенев, Тютчев и Н. М. Языков. С 1845 года кружок стали посещать Некрасов, Достоевский и Григорович. Средоточием кружка, по воспоминаниям племянника И. И. Панаева, был хозяин, «искренне, горячо и бескорыстно преданный литературе», приветливый, доброжелательный, и Белинский. На собраниях обсуждались новые произведения, шли горячие споры о будущем русской литературы, об историческом значении Москвы и Петербурга. Нередко, собравшись, друзья шли в театр, театральные интересы также были сильны в кружке.
В первой половине XIX века салоны существовали не только в Петербурге и Москве, но и в ряде провинциальных, преимущественно губернских городов. Есть сведения, что в начале XIX века своего рода литературный салон существовал в Харькове у жены губернского прокурора Любовниковой и собирал «цвет тогдашнего харьковского ученого и литературного света…».
В 1820-х годах в Казани возник литературный салон в доме Федора Михайловича и Поликсении Ивановны Рындовских. Ф. М. Рындовский был не чужд литературе, печатал очерки в «Заволжском муравье». Жена принадлежала к литературному семейству Панаевых. В салоне Рындовских происходили литературные чтения. Собрания не носили регулярного характера.
Более известным и многочисленным был салон Карла Федоровича и Александры Андреевны Фукс.
Хозяин — профессор Казанского университета — был широко образованным человеком. Кроме родного немецкого и русского языков, знал французский и, будучи в Казани, выучил татарский язык. Пользовался огромной популярностью как врач, вместе с тем изучал край, обычаи местного населения, собирал старопечатные книги; обладал огромной естественно-исторической коллекцией, большой библиотекой, картинной галереей с полотнами мастеров фламандской школы. Под его влиянием жена увлеклась этнографией, историей края, написала несколько пьес и романов. В салоне их собиралось общество в несколько десятков человек: местные помещики, профессора университета, чиновники. В 1833 году проездом через Казань дом Фуксов посетил А. С. Пушкин и провел у них целый день в беседе с хозяевами. Переписка великого поэта с профессором Казанского университета и его женой продолжалась до 1837 года.
Провинциальные салоны и кружки являлись центрами просвещения нередко для целых уездов, способствуя культурному развитию местных помещиков и чиновников.
Литературные салоны… какие имена, какие страсти, какие события связаны с ними! Сколько замечательных людей, - а это, можно сказать, столпы литературы, искусства России первой половины 19 века, - нашли здесь друзей, единомышленников, подлинное понимание и поддержку своего творчества, своего таланта. Именно литературные салоны с из высокоинтеллектуальным общение давали огромный стимул к максимальному раскрытию талантов литературной российской элиты того периода. Может быть, и Пушкин не был бы Пушкиным, и Гоголь не стал бы Гоголем, если бы не огромная поддержка их творческих замыслов со стороны почитателей их талантов, тонких ценителей и знатоков литературы, с которыми они почти ежедневно общались в различных литературных салонах.
К концу 50-х годов XIX века «блестящее время» дворянских салонов пришло к концу; они, по выражению Кавелина, «отступили на второй план перед грозными политическими событиями, восточной войной и внутренними преобразованиями… Наступила другая эпоха». Действительно, пора утонченной культуры «аристократов духа и мысли» безвозвратно уходила в прошлое. Выразителем новой эпохи становится не человек типа Карамзина, а Белинский — разночинец, с точки зрения посетителей великосветского салона — «плебей до мозга костей». Наступил период, ознаменованный появлением в общественной и культурной жизни страны новой силы — разночинной интеллигенции, создавшей уже иные формы профессиональных и дружеских объединений.
