Павел Никитич Каверин (3.01.1763-4.02.1853), отец декабриста; московский обер-полицмейстер (1796), калужский и смоленский гражданский губернатор (1811-1816), сенатор, тайный советник. Был женат дважды. Первая жена - Анна Петровна Корсакова (177?-1808), побочная дочь Римского-Корсакова, воспитывалась в семье тётки Е.А. Архаровой. В браке имели 2 сыновей и 4 дочерей, положение которых было незавидным. Будучи мотом П.Н. Каверин проиграл всё своё состояние в карты, оставив дочерей без приданого. Трём младшим дочерям его, до выхода их замуж, помогал богатый зять И.З. Малышев. Вторая жена П.Н. Каверина - Авдотья Сергеевна Богданова, богатая калужская помещица. От этого брака - сын Алексей (1810-1856), полковник.

Калужский губернатор Павел Никитич Каверин

Павел Никитич Каверин (3.01. 1763–4.02.1853), действительный тайный советник, сенатор, калужский губернатор (23.02.1811–29.02. 1816). На годы его губернаторства пришлось тяжелое бремя Отечественной войны 1812 года, героическая оборона Калуги и последующее восстановление разрушенного города. На его долю выпало восстановление приведение в порядок опустошенной после бегства французов Калужской губернии. Он возглавил комитет по формированию калужского ополчения и обороне города, снабжению русской армии боеприпасами и продовольствием. О хорошо организованной обороне Калужской губернии и о самом калужском губернаторе высоко отозвался главнокомандующий русской армии М. И. Кутузов. Павел Никитич Каверин происходил из русского дворянского рода, известного со времен Ивана Грозного. Один известный предок его Яков Каверин служил воеводой в Казани в 1537 году, а другой — Ляпун Каверин был дьяком при Иване Грозном (1558–1573).

Родился Павел Никитич 3 января 1763 года. Отец Павла Никитича — поручик Никита Васильевич Каверин с ранних лет отдал сына на военную службу. У историков нет сведений о том, где прошло его детство, юность и какое он получил образование. По словам П. А. Вяземского, близко знавшего семью Кавериных, «он может не имел общеевропейской образованности, но был русский краснобай в полном и лучшем значении этого слова. Умный, весёлый, неистощимый говорун, соловей речи и соловей неумолкаемый. Говорун и рассказчик, имел он что говорить и что рассказывать». «Он был ума бойкого и сметливого. Настоящий русский ум, там где он есть, свежий, простосердечно-хитрый и несколько лукавый…»

С 1770 года молодой Каверин состоял на службе при князе Г. А. Потемкине-Таврическом. В 1795 году за храбрость и мужество он был награжден орденом Св. Владимира IV степени «за многие труды, который Каверин по словам современников исполнял с похвальным рдением и точностью».

В царствие Павла Каверин был назначен обер-полицмейстером г. Москвы. Одно время Павел особенно отмечал его за феноменальную расторопность, распорядительность и находчивость. Но, вскоре, попав в немилость к самодурному Павлу, был временно отстранен от государственной службы и даже одно время занимал пост директора банка в Москве.

Указом от 9 декабря 1798 года Павел Никитич был причислен к департаменту герольдии, но в самом начале царствования Александра I, он снова был восстановлен на прежнюю должность московского обер-полицмейстера. В Петербурге деятельность Каверина па посту московского обер-полицмейстера оценивали положительно. Граф В. Зубов писал ему 20 мая 1801 года: «Учтивым твоим поведением с публикой здесь довольны «.

Калужским губернатором Каверин был назначен 22 февраля 1811 года указом сменившего Павла императора Александра I. В том же году он приглашает в Калугу архитектора И. Д. Ясныгина, которому приписывают постройку в 1811 году 3-х корпусов Гостиного двора в Калуге, Присутственных мест, почтамта, Кафедрального Собора, отделку которого остановил грозный 1812 год. За год до войны в 1811 году был достроен и губернаторский дом и, начиная с этого времени вплоть до 1917 года, все калужские губернаторы жили в нём и давали там приёмы и балы.

Но в память калужан Павел Никитич Каверин вошёл не как градостроитель, а тем, что его мудрое губернаторство способствовало подъему патриотических чувств калужан во время Отечественной войны 1812 года и обороне Калуги.

В истории этой войны Калуга сыграла решающую роль. Именно в Калужской губернии совершился коренной перелом Отечественной войны 1812 года, которая по словам краеведа Д. Малинина стала «пределом нашествия врагов». Сама же Калуга в течение нескольких недель войны была главной артерией, которая снабжала русскую армию всем необходимым — снарядами, продуктами и продовольствием. И Калуга с честью героически выполнила выпавшую на ее долю участь прифронтового города.

Предвоенная жизнь в Калуге началась с июля 1812 года, когда губернатором был издан манифест, призывавший калужан к оружию и пожертвованиям на защиту Веры, Престола и Отечества. В эти трудные дни Павел Никитич немедленно созвал на совещание в Калугу наиболее видных дворян — сенатора А. Л. Львова, князя Н. Г. Вяземского, генерала Чесменского и др., и совместно было принято решение созвать внеочерёдный съезд калужского дворянства и купечества. На съезде было прочитано высочайшее воззвание императора. Калужские дворяне, купцы и меценаты обещали Каверину не щадить не только своего состояния, но и жизни для спасения отечества. «Мы жертвуем, чего не потребует от нас отечество: всё налагаемое на нас от правительства. Словом, не щадить в случае сем не только своего достояния, но даже жизни до последней капли крови» — говорилось в воззвании. Губернатор распорядился также о том, чтобы высочайшее воззвание было объявлено по всей губернии в церквях и на народных собраниях. Кроме того, он попросил Калужского епископа Евлампия, чтобы тот приказал совершать молебен во всех церквях калужских и внушать народу «идти на подвиг». В результате этих действий калужского губернатора подъём патриотических чувств среди населения был очень велик.

На следующий день губернские власти начали сбор Калужского ополчения, который закончился в рекордный трехнедельный срок. Многие калужане мещанского и крестьянского сословия записывались в калужское ополчение, пополняя ряды русской армии и защитников Отечества. Калужская губерния предоставила в ополчение около 15 тыс. пеших и конных ратников. И в этом была огромная заслуга Павла Никитича. Он лично возглавил созданный комитет по приему в ополчение калужан и их вооружению, организовал в губернии пограничные кордоны, караулы в селах и деревнях. Люди разных возрастов и сословий добровольно вступали в ополчение. Именно им, первым из калужан, пришлось в те суровые дни встретиться с французами лицом к лицу и вступить в боевые схватки с неприятелем на калужской земле. Калужские ополченцы, совершая скрытые и неожиданные для врага налёты, громили французские отряды, отбивали обозы с награбленным провиантом, захватывали вражеское оружие, пополняя свою боеспособность, набирались опыта для дальнейшего решающего отпора врагу.

Сам Каверин готов был пожертвовать своим имуществом ради победы над французами. Так, историк Карамзин всегда с уважением упоминал об одном случае, который хорошо характеризовал нравственные качества Каверина: задолго до вступления неприятеля в Москву граф Растопчин говорил Каверину и ему о возможности предать город огню и такой встречей угостить неприятеля. Каверин разделял его мнение и одобрял приведение его в действие. А между тем у небогатого дворянина Каверина всё его состояние заключалось в нескольких домах на Охотном ряду в Москве.

По словам Щепетова-Самгина, Каверин «считал за честь, что управление Калужскою губернию доставило ему случай быть свидетелем таких событий, где на каждом шагу, при каждом предложении его о нуждах государственных, являлись новые подвиги, одушевление каждого гражданина пламеннейшим желанием предупредить оные».

Наряду с П. Н. Кавериным следует отметить и тогдашнего городского голову Калуги И. В. Торубаева (меньшого). Он являлся активным участником организации сбора пожертвований для армии и лично от себя внёс на нужды армии 12 тысяч рублей серебром. В период войны на городскую Думу были возложены различные повинности, связанные с содержанием в городе госпиталей, воинских частей, комендатуры, пленных, с доставлением для армии провианта, вина, фуража, медикаментов и продовольствия. Сам Кутузов вёл переписку с городским главой. В своих письмах он обещал жителям Калуги защиту от неприятеля, сообщал о ходе боевых действий и благодарил калужан за оказанную ими помощь. В 1812 -1813 гг. И. В. Торубаев получал письма и от М. А. Милорадовича, П. М. Волконского и А. С. Шишкова. За проявленное на должности городского головы усердие и ревность И. В. Торубаев был награждён в декабре 1812 года золотой медалью «За усердие». В 1813 году он получил высочайшее благоволение за пожертвование своего двухэтажного дома «к успокоению калужских неимущих, престарелых и больных».

В первые дни войны в Калуге начались военные приготовления. В начале июля 1812 года к Каверину в Калугу с особым предписанием императора прибыл генерал Милорадович и, несмотря на болезнь, занялся формированием дополнительного рекрутского корпуса из 55 батальонов пехоты, 34 кавалерийских эскадрона и 18 рот артиллерии.

В конце июля 1812 года Калуга по сбору войск и военным приготовлениям походила на огромный военный лагерь. По окрестностям города сооружались частоколы укреплений, звенели пилы, стучали топоры, скрипели колёса повод, загружённых брёвнами, ядрами, продовольствием. Выполнены были губернским начальством и все нужные распоряжения по заготовке хлеба, сухарей и прочего провианта для армии: «В июле в Калуге велено заготовить хлеба 69777 четвертей ценою на 1124 тыс. рубю и столько же доставить из Тулы…». По словам краеведа Д. Малинина Калуга была «главным магазином, куда свозился со всех концов России провиант для дальнейшего направления в армию. Калуга значительно после этого обеднела, но с честью выполнила выпавшее на её долю патриотическое назначение»

Со всей губернии стекались в Калугу обозы с людьми, оружием и продовольствием. Тут же находились посты и караулы русской армии и ставка генерала Милорадовича. В пяти верстах от Калуги был устроен артиллерийский парк для отражения возможного нападения противника, выставлены многочисленные кордоны и партизанские отряды. Все ждали возможного наступления Наполеона на Калугу.

11 июля Калугу достигло известие о приближении армии Наполеона к Смоленску. Калуга со Смоленском была соединена почтовым трактом, всего 150 верст отделяли Смоленск от Калуги. Возникли серьёзные опасения приближения неприятеля к Калуге. В эти дни губернатор Каверин создал два комитета. Один — по приему и вооружению ополченцев, второй — по сбору пожертвований на военные нужды. Сборы шли в кратчайшие сроки с большим патриотическим подъемом. С каждым днем усиливался поток продовольствия, теплых вещей и денег из добровольных пожертвований граждан. Одно Калужское купечество в двое суток пожертвовало свыше 100 тысяч рублей, горожане — 240 тысяч рублей и вещей на 154 тысяч рублей. А всего для армии калужане заготовили 44 тысяч четвертей муки, 40 тысяч четвертей овса, 500 тысяч пудов сена, 710 лошадей. Не осталось чуждым служению родине и Калужское духовенство. Оно пожертвовало 10 тысяч рублей и множество серебряных и золотых вещей.

Важнейшую роль сыграл Павел Никитич в деле снабжения русской армии продовольствием и боеприпасами. Это по его распоряжению в предвоенной Калуге были организованы магазины и склады сухарей, зерна, хлеба и съестных припасов. В Юбилейном сборнике в память войны 1812 года читаем: «И в скором времени в Калуге и её предместьях появились огромные магазины, наполненные мукой, сухарями, овсом и другими хлебными припасами. Эти распоряжения производились с такой ревностью и поспешностью, что в течение месяца (с 3 августа по 3 сентября) уже сформированы были полки ратников, снабжённые, по возможности, оружием, амуницией, провиантом и всеми к сему нужными потребностями». Калуга и Калужская губерния, в силу своего географического и стратегического положения, стали центром сосредоточения всех стратегических запасов русской армии. В самой Калуге, по свидетельству Каверин, «.стёкшиеся к армии транспорты расположены были по той стороне реки Оки верст на шесть или ещё больше в великом множестве».

Некоторая часть военного снаряжения нуждалась в срочном ремонте. И заботы по организации этого ремонта легли на плечи калужского губернатора П. Н. Каверина. Он связывается с Тульским губернатором, и вскоре с Тульского оружейного завода в Калугу приезжают опытные мастера-оружейники, которые проводят ремонтные работы.

К началу сентября 1812 года главная резервная база армии, расположенная в Калуге, уже насчитывала 136037 артиллерийских снарядов и много других боеприпасов.

Кроме того, требовалось в кратчайшие сроки перевести местные Людиновский, Угодско-Заводский, Сукремлький, Дугнинский чугунолитейные заводы на производство военной продукции. Для этого в помощь губернатору главнокомандующий М. И. Кутузов командирует армейского штабс-капитана Демидова, из рода прославленных заводчиков Демидовых — сподвижников Петра. В самые сжатые сроки предприятия Калужской губернии отлили для нужд русской армии 34800 ядер и 17400 гранат.

А в самой Калуге в кратчайшие сроки было организовано калужское ополчение во главе с генерал-лейтенантом В. Ф. Шепелевым, численностью 15000 человек, большинство из которых были крепостными. И когда Калужское ополчение было готово к выступлению, епископ калужский Евлампий привел ополченцев к присяге, произнес напутственную речь и вручил начальнику калужского ополчения генерал-лейтенанту Шепелеву икону с изображением Калужской Божией Матери и праведного Лаврентия.

Через два дня после кровопролитного Бородинского сражения армий генералов Раевского и Багратиона с неприятелем, в котором Наполеон потерял убитыми 58 тысяч солдат и 47 генералов и марш—маневра русской армии до села Тарутина, главнокомандующий М. И. Кутузов 28 августа 1812 года отдал губернатору приказ об объявлении Калужской губернии на военном положении. Русское командование не знало планов Наполеона и опасалось, что Наполеон пойдёт не на Москву, а на Калугу. Было приказано закрыть Присутственные места в Калуге и оставить только губернское правление, казенную палату и рекрутское присутствие. «При сближении неприятеля к губернскому и уездным городам отправить провиант, а остальной истребить, дела и казну вывезти, вино из бочек выпустить» — значилось в приказе главнокомандующего. Драгоценную церковную утварь из Присутственных мест городские власти спешно эвакуировали в Орел, учебные заведения — в Рязань. А вместо прежних Присутственных мест был учрежден временный военный комитет под непосредственным руководством Кутузова и губернатора Каверина.

1 сентября 1812 года на знаменитом совете в Филях Кутузов в целях сохранения армии принял решение оставить Москву. На следующий день французская армия во главе со своим императором вошла в древнюю русскую столицу. В самой же Калуге началась паника — калужане стали спешно выезжать из города, улицы опустели; ворота, двери, окна в домах были открыты и взломаны; оставленный скот ревел на улицах. Участилось и мародерство. Горожане бежали, кто куда мог; зажиточные выезжали в другие губернии. Купцы приготовили барки для отправки уцелевших товаров вниз по Оке. И лишь в калужских церквях по-прежнему не прекращалось богослужение — ежедневно совершалось соборный молебен с крестным ходом.

Не имея точных сведений о неприятеле, калужане ожидали нападения французов на Калугу. В конце августа и первых числах сентября по приказу калужского губернатора на границах Жиздринского, Мещовского, Мосальского, Медынского и Боровского уездов были поставлены кордоны из ополченцев. Вестовые немедленно доносили сведения о любом движении неприятеля. Об этом мы узнаем из письма калужского губернатора к исполняющему должность начальника штаба русской армии генералу Л. Л. Беннигсену: «В калужской губернии при приближении театра войны, устроены мною из поселян гражданские кордоны по селениям караулы, да и все вообще жители вооружены и обязаны собираться по требованиям кордонных смотрителей на вспомоществование для истребления неприятелей и мародёров нашей армии. Следствием сего вооружения было и есть то, что в губернии Калужской не случалось ещё никаких значущих несчастий"пишет Павел Никитич.

М. И. Кутузов в своём ответном письме к губернатору от 28 августа 1812 года выражает уверенность в том, что Каверин употребит «всевозможные средства к охранению границ Калужской губернии и особенно губернского города Калуги». И эти средства были употреблены с точностью.

В ночь на 2 сентября 1812 года, когда французов ожидали в Калуге, стало известно, что Наполеон прошёл в Москву. «40 трудных дней и ночей — с 2 сентября до 12 октября 1812 года Калуга лежала „на пороге отчаяния“, ожидая пришествия Наполеона», — писал Калужский краевед Д. Малинин.

А Кутузов тем временем приступил к осуществлению знаменитого стратегического плана под названием Тарутинского марш-манёвра. По его замыслу, русская армия отступала из Москвы по Рязанской дороге, а в районе Красной Пахры незаметно для неприятеля свернула на старую Калужскую дорогу и расположилась в лагере близ села Тарутина. Когда русская армия в 20-х числах сентября 1812 года сосредоточилась под Тарутиным, закрывши собою Калугу, возникло серьезное опасение, что Наполеон может дойти до Калуги. Опасения калужан дошли до фельдмаршала. Они направили к Кутузову калужанина Муромцева просить у фельдмаршала наставления, что им делать и какую помочь они смогут оказать русской армии. Кутузов радушно принял посланника и, чтобы успокоить калужан велел ему показать расположение русской армии.

22 сентября Кутузов отправляет письмо Городскому Голове И. В. Торубаеву, в котором он пишет, что «надежде на верное поражение врага нашего нас не оставляет. Недостаток в продовольствии и совершенная гибель предстоят врагу неизбежно… Город Калуга есть и будет в совершенной безопасности». Сама же кампания, по мнению Кутузова, должна была прекратиться в скором непродолжительном времени. Ответ Кутузова успокоил калужан и они направили к нему гласных городской Думы Елисеева и Лебедева с благодарностью.

Установив тесную связь с Тарутинским военным лагерем, городские власти делали всё возможное, чтобы поддержать раненых. 29 сентября с гласными калужской городской Думы Елисеевым и Лебедевым направляется продовольствие для раненых.

30 сентября 1812 года Кутузов вновь обращается к калужанам с новым воззванием: «в настоящее время мы видим в изобилии к нам милость Божию: злодеи наши со всех сторон окружены, свободный выезд из стана партиями, от нас везде посланными, совершенно воспрещен, люди и лошади изнуряются голодом, и каждый день во всех местах убитыми и пленными теряют они до 500 человек, что подтвердить могут и граждане ваши гг. Елисеев и Лебедев».

Заверяя в своих письмах калужан, что не допустит Наполеона в Калугу, Кутузов, между тем писал своей дочери Анне Михайловне Хитрово, находящейся в имении её мужа полковника Н. М. Хитрово под Тарусой: «Я твёрдо верю, что с помощью бога, который меня не оставлял, поправлю дела к чести России. Но я должен сказать откровенно, что ваше пребывание возле Тарусы мне совсем не нравится. Вы легко можете подвергнуться опасности, ибо что может сделать женщина одна, да ещё с детьми. Поэтому, я хочу чтобы вы уехали подальше от театра войны. Уезжайте же, мой друг! Но я требую, чтобы все сказанное мною было сохранено в глубочайшей тайне, ибо, если это получит огласку, вы мне сильно навредите…»

В конце сентября в Калугу прибыл бывший главнокомандующий русских войск генерал Барклай-де-Толли. Калужане приняли его очень недружелюбно. Поддавшись всенародному гневу за неудачи русской армии в Москве, калужане выбили камнями стёкла в карете генерала и кричали ему вслед «изменник»! Только с помощью полиции испуганный Барклай-де-Толли смог покинуть Калугу.

Тревожные предчувствия и беспокойство калужан за судьбу города были небезосновательны. 7 октября 1812 года по старому стилю Наполеон начал выступление из горящей Москвы на Калугу по старой Калужской дороге. Он заявил, что горе тому, кто осмелится преградить ему дорогу и что «главная ставка будет перенесена в преддверие Калуги, где армия станет на бивуаках «. Но разгром под Тарутиным боевого корпуса Мюрата развеял эти пустые обещания Наполеона.

Пока Наполеон отсиживался в горящей Москве в напрасном ожидании мира и что русские принесут ему ключи от Кремля, в Тарутино на Калужской земле вырос хорошо укреплённый военный лагерь. В нём были свои магазины, лавки, защитные рвы и валы со стороны реки Нары и её притока Чернышни, откуда Кутузов собирался встретить неприятеля после их отступления из Москвы. Ежедневно к Тарутинскому лагерю, куда прибывали всё новые полки, свежие силы казаков из южных губерний, из Калуги шли обозы с продовольствием и обмундированием.

В бою под Тарутиным русские войска преследовали бегущего неприятеля 7 верст, до села Спас Купля. На поле боя отступающие французы оставили около двух тысяч убитыми, в том числе двух генералов Фишера и Дери. В плен было взято 1100 французских солдат и офицеров. Попал в руки русских и личный обоз Мюрата с частью драгоценностей, похищенных французами в Москве. Попал в руки русской армии и штандарт Кирасирского полка. Но до сих пор искатели сокровищ ищут в местных лесах следы легендарного гружённого золотом огромного обоза Наполеона, вывезенного им из горящей Москвы, судьба которого не известна до сих пор. Исследованием вопроса о сокровище Наполеона занимался даже Оноре де Бальзак, написавший знаменитый рассказ «Березина». По официальной справке русского Министерства внутренних дел, сокровище Наполеона составляло 18 пудов золота, 320 пудов серебра и неустановленное количество церковной утвари соборов Кремля, драгоценных камней, бриллиантов, жемчуга старинного оружия, предметов старины и искусства, посуды и др. Часть сокровищ была перелита в слитки. По свидетельству британского военного агента при русской армии Роберта Вильсона, французская армия была просто перегружена награбленным добром: «На протяжении целых переходов тянулись в три-четыре ряда артиллерийские орудия, зарядные фуры, госпитальные и провиантские повозки, экипажи всевозможных родов и даже дрожки, нагруженные различными вещами, пехотинцы изнемогали под тяжестью ранцев, маркитанки везли добычу, награбленную в Москве, которой также были наполнены артиллерийские повозки и госпитальные фуры». Всё это было вывезено двумя обозами на нескольких десятках подвод Наполеоном из пылающей Москвы и частично оставалось в тайниках на Смоленской дороге. Второй же обоз, который французы называли трофейным, неотлучно следовал за императором до самого Малоярославца. Его следы теряются в наших местах… Известный советский военный историк П. А. Жилин писал, что по всей вероятности, отступая, противник «разгружался» и прятал награбленные ценности, но где именно спрятаны награбленные сокровища, сказать трудно.

За выигранное Тарутинское сражение М. И. Кутузов был награждён Александром I золотой шпагой с алмазами и лавровым венком победителя. Сам же фельдмаршал позднее писал владелице села Тарутино помещице Нарышкиной так оценивал значение сражения под Тарутино: "Село Тарутино, Вам принадлежащее, ознаменовано было славной победой русского войска над неприятельским. Отныне имя его должно сиять в наших летописях наравне с Полтавою, а река Нара для нас будет так же знаменита, как Непрядва."

Впоследствие здесь, в Тарутино, у самой дороги из Москвы на Калугу 24 июня 1834 года был установлен памятник, отлитый на Мышигском чугунолитейном заводе княгини Е. Бибарсовой с надписью на нём: «На сем месте Российское воинство под предводительством фельдмаршала Кутузова, укрепясь, спасло Россию и Европу». Деньги на сооружение этого памятника собрали крестьяне села Тарутино и окрестных деревень за вольную, данную им графом Румянцевым.

Потерпев поражение под Тарутино, Наполеон предпринял ещё одну тщетную попытку прорваться на юг и пополнить запасы продовольствия и военного снаряжения. Но русские войска преградили ему путь под Малоярославцем. 12 октября 1812 года состоялось очередное сражение русских войск с неприятелем в Малоярославце. В самый разгар сражения за Малоярославец и последующие дни, в результате кровопролитных боёв, когда город восемь раз переходил из рук в руки и артиллерийская канонада долетала до окрестностей Калуги, а ночью небо озарялось заревом, калужане переправились на противоположный берег Оки и разместились в близлежащих селениях, наблюдая за заревом Малоярославца. Сидя ночями у наспех сложенных костров, калужане со страхом ожидали участи города. Тревога возросла, когда прошел слух об отступлении Кутузова до села Детчина. Тогда губернатором Кавериным туда был отправлен дворянский заседатель Михайлов. В Детчине он встретил Малоярославецкого городничего Быкова и исправника Радищева, которые объяснили, что город пока в руках французов, а штаб Кутузова — в соседнем селе Леташевке, в имении князя Волконского. Русская же армия перекрыла дорогу к Калуге, заняв выгодные позиции.

14 октября 1812 года после кровопролитных боёв Наполеон оставил Малоярославец и начал наступление на Боровск. Один из мемуаристов, близкий к Наполеону граф Сегюр, участвовавший в сражении за Малоярославец, скажет потом о причинах бегства из России и назовёт именно Малоярославец как пункт, «где остановилось завоевание Вселенной, где исчезли плоды 20-ти летних побед и где началось страшное разрушение всего, что думал создавать Наполеон». Подтверждает этот факт и академик П. А. Жилин в своей книге: «Контрнаступление русской армии в 1812 году». «Значение этой ожесточённой борьбы было понятно обоим полководцам. Стремление одной стороны прорваться в Калугу и спасти армию и твёрдое решение другой ни под каким видом не пропустить Наполеона в Калугу, определили упорный характер борьбы, которая развернулась на улицах Малоярославца».

Именно на Калужской земле развернулось освободительное движение и разгром войск Наполеона. Началось оно ещё в Тарутинском лагере. Н. Ф. Ганич пишет в своей книге «1812 год»: «Многочисленные воззвания к населению, выдача оружия самостоятельно организованным местным партизанским дружинам из крестьян и горожан, посылка летучих армейских отрядов для взаимодействия с народными местными партизанами — эти мероприятия М. И. Кутузова увеличили размах партизанского движения и придали ему организованный и целеустремленный характер»

Сам командующий русской армии М. И. Кутузов так охарактеризовал ополченцев и партизан в боевых действиях против неприятеля: «Ныне осеннее время наступает, через то движения большою армиею «делаются совершенно затруднительными, наиболее с многочисленной артиллерией при ней находящейся, то и решился я, избегая генерального боя, вести малую войну, ибо раздельные силы неприятеля и оплошность его подают мне более способов истреблять его и для того, находясь в 50-ти верстах от Москвы с главными силами, отделяю от себя немаловажные части в направлении к Можайску, Вязьме, Смоленску. Кроме сего, вооружены ополчения Калужское, Рязанское, Владимирское и Ярославское, имеющие все свои направления к поражению неприятеля».

В этих совместных боевых действиях армейских летучих отрядов, ополченцев и партизан на Калужской земле прославились Денис Давыдов, генерал и поэт, командиры калужских партизанских дружин наши земляки крестьяне Целибеев, Путешников, Илема (по кличке Косой) и др.

Как сообщает В. И. Ассонов в своём сборнике документов «В тылу армии, нередко приходили к Кутузову и воины-крестьяне, которые за свои подвиги, засвидетельствованные начальством, были награждены знаками отличия военного ордена»

Стали известными Кутузову и беспримерные подвиги городничего Малоярославца П. И. Быкова и писца земского суда С. И. Беляева. Они, возглавив ещё несколько храбрецов, под огнём подступающих к городу французских солдат, разобрали плотину городской мельницы, и разлившаяся вода затопила понтонные мосты, по которым переправлялись французы. В результате переправа через реку Лужу была сорвана на целые сутки. Малоярославецкие смельчаки сожгли и оставшийся мост через реку со стороны дороги, ведущей из Боровска на Малоярославец, узнав, что по ней движется французская армия.

Эти партизанские подвиги наших земляков калужан помогли подтянуться русским войскам из Тарутина и завязать бои на улицах Малоярославца со вступившими в город передовыми французскими частями генерала Дельзона. Сам Дельзон вскоре был убит под Малоярославцем. Героический Малоярославец восемь раз переходил из рук в руки, пока Кутузов не отвёл свои войска на более выгодные позиции, тем самым перекрыв французам дорогу на Калугу. Наполеон, потеряв несколько тысяч убитыми в выгоревшем почти до основания Малоярославце, отвёл свои войска за реку Лужу в село Городня на Боровскую дорогу, по которой он в своё время наступал.

15 октября 1812 года Кутузов двинул свои войска из-под освобождённого Малоярославца через Детчино и Полотняный завод на Медынь, чтобы на этой развилке дорог на Калугу и Юхнов не пропустить врага на Калужскую землю. Полк под командованием Иловайского он направляет в Медынь, из которой в Калугу вёл почтовый тракт, а казакам атамана Платова приказал перейти реку Лужу и напасть на правое крыло французской армии, следя за каждым шагом её продвижения.

В ночь на 15 октября атаман Платов в пяти верстах от Малоярославца переправился с десятью казачьими и одним егерским полком через реку Лужу и начал углубляться в тыл французских войск. Один из летучих отрядов напал на вражеский артиллерийский обоз и отбил его у растерявшихся французов, увезя с собой 11 пушек. Позже они узнали, что в том обозе находился Наполеон со своими военноначальниами Коленкуром, Раппом и Бертье. «И никто из них не взглянул на жалкую кучку французов, маячившую от обоза метрах в трехстах… Знали бы они, что это был сам Наполеон в сопровождении верных его военноначальников Коленкура, Раппа и Бертье…» — пишет В. Пухов в книге «История города Калуги».

16 октября ставка русской армии во главе с Кутузовым располагалась совсем недалеко от Калуги — в Полотняном заводе. В это время Наполеон уже отступил на разбитую им же самим Смоленскую дорогу, и опасность для Калуги миновала, но калужане об этом не знали и снова отправили к Кутузову очередных делегатов от народа. Кутузов дал им такой ответ: «Именем моим поручаю Вам успокоить купеческое и мещанское сословия, которые, как я слышал, пустыми слухами приведены в волнение и опасность. Уверьте их, что я могу дать врагу сражение и никак не ретируюсь, и что цель моя не в том состоит, чтобы выгнать неприятеля из пределов наших, но чтобы изрыть им в недрах России могилы. Исполняйте Ваши обязанности и будьте покойны, вы есте и будете защищены» -пишет Кутузов калужанам. Успокоенные депутаты вернулись в Калугу, а Кутузов 17 октября занял село Адамовское и затем Кременск, а 19 октября выступил из Кременска через Топорино, Исаково, Микулино и Красное к Вязьме.

17 октября 1812 года произошло сражение с французами близ Медыни. 19 ноября Кутузов даёт высокую оценку деятельности калужского губернатора для сохранение порядка в г. Медыне, «несмотря на то, что близ оного два дни назад происходило сражение. Сие прибавляет ещё к тому доброму мнению, которое я о Вас иметь должен за порядок, водворенный Вашим превосходительством во вверенной Вам губернии и которому армия обязана продовольствием и нарочитым удовлетворение всех требований для оной"пишет Кутузов.

30 октября 1812 года Кутузов пишет ещё одно письмо к калужанам, в котором «вменяет себе приятным долгом уведомить, что враг обратился в бегство и достойно платит за слёзы поселян и обругание храмов Божьих. Возобновляю признательность мою за усердие ваше и с обещанием сохранить на всегда в твёрдой памяти, не оставлю к сделанному уже мною донесению государю при удобном случае представить в полной мере подвиги ваши, силою коих имеете вы право называться августейшего монарха верноподданными и достойными сынами отечества».

С этого момента началось отступление французской армии. Когда Наполеон 14 октября 1812 года оставил Малоярославец, отведя армию к Боровску, в разоренный город, улицы которого были устланы трупами тысяч солдат и коней, приехала целая делегация калужан во главе с вице-губернатором Хитрово, правой рукой губернатора Каверина. Они-то и организовали очистку Малоярославца от развалин, создав спасательные команды по транспортировке раненых и захоронению падших в братских могилах. Помощниками губернатора в эти фронтовые дни стали епископ Калужский и Боровский Николай, губернский предводитель дворянства Чаплин, представители уездного дворянства, городские головы и многие офицеры и солдаты Калужского ополчения. Прошел крестный ход вокруг сильно пострадавшего от вражеских снарядов Никольского монастыря. Тут же был проведен и сбор пожертвований для пострадавших семей — более 2000 рублей. А армия Наполеона, покинув разорённые Малоярославец и Боровск начала своё отступление по Смоленской дороге. Начался последний этап Отечественной войны и изгнание неприятеля с Калужской земли, закончившееся контрнаступлением русских войск и поражением Наполеона и его бегством из России.

Сама Калуга в те дни, когда вслед за армией в сторону Вязьмы и Смоленска двинулось и ее ополчение, походила на большой лазарет. Для тысяч раненых и военнопленных не хватало места. Все корпуса Хлюстинской и других больниц были переполнены. Раненые направлялись в отданные под госпиталь дома купцов, помещиков и заводчиков, в том числе дома купца Торубаева, дворянина П. А. Чирикова, владельца Полотняного Завода Гончарова, предводителя Малоярославецкого дворянства Белкина и др.

Тем временем под предводительством генерал-лейтенанта В. Ф. Шепелева бойцы Калужского ополчения под командованием полковника И. И. Раевского громили французов под Мосальском, Ельней, освобождая совместно с войсками Рославль, Мстислав, Бобруйск, Смоленск. В Могилевской губернии к ополчению прибыло выступившее из Калуги в январе 1813 года пополнение батальонов 1-го, 2-го и 5-го полков. Далее боевой путь калужских ополченцев пролегал по территории зарубежных стран. Они участвовали в осаде и взятии крепости Данцига.

И лишь в 1815 году калужские ратники вернулись с победой на родную землю. Многих своих сынов калужане не досчитались. Некоторых героев, падших на Калужской земле, как генерал Багговут, калужане с почестями хоронили у древних стен Лаврентьева монастыря. К сожалению, не только этих святых стен, но и мраморного надгробия героя войны 1812 года не сохранило наше время. Были и герои среди крестьян-партизан. Особенно прославились своими подвигами калужские партизаны Целибеев и Путешников, которые уничтожили.много французов.

Князь П. М. Волконский писал: «Калужские граждане в течение нынешней кампании, поступками своими, в лице всего Отечества, заслужили общую признательность «.

Во время вторжения Наполеона в Калужскую губернию было уничтожено более 4000 и взято в плен 2500 французов. Плененных французов провели по улицам Калуги. Часть пленных французов, взятых русскими войсками, некоторое время содержались в Калуге. Калужская гимназия, Семинарский корпус, Присутственные места — всё было переполнено замёрзшими и голодными просившими хлеба французами. Не в лучшем состоянии было и положение русских солдат в разорённом городе, в котором не хватало ни одежды, ни хлеба. Многие здания были сожжены или разрушены.

И еще острее чувствовалась эта боль утрат и потерь, когда отдавший все для войны город пришел «в нищенское состояние». Последняя шерсть пошла на изготовление для армии 20 тысяч полушубков и 20 тысяч пар сапог, вся резервная мука ушла на сухари для наступающей армии. С наступлением зимы в Калуге начался голод. Многие села огненной фронтовой полосы, проходившей по губернии так и не смогли собрать урожай. Не было ни лошадей, ни подвод — все отдали армии. В местах сосредоточения раненых и больных вспыхивали эпидемии. Тогда Каверин просит правительство отдать Калуге подряд на поставку одежды для армии. По распоряжению правительства калужанам было выдано на 280 тысяч пудов ржи и овса, леса по 30 бревен на семью и безвозвратное денежное пособие 145 тысяч рублей. Кроме этого, на восстановление разрушенных церквей было выделено 77 тысяч рублей.

На долю Каверина выпало и приведение в порядок опустошённой после бегства французов калужской земли. В Калужской губернии особенно пострадали Малоярославецкий, Боровский и Медынский уезды. Правительство оказало помощь пострадавшим: было роздано зерно для посевов и лес для строительства новых домов в Калуге. Император Александр I также возложил на Каверина раздачу денег разорённым жителям Смоленска. После изгнания неприятеля Павел Никитич, будучи калужским губернатором, был назначен сенатором и губернатором в Смоленскую губернию, с особыми полномочиями, где в течение двух лет восстанавливал разрушенный французами Смоленск. 31 марта 1813 года Каверин вместе с сенаторами Модерахом и Болтниковым был назначен в комиссию для разбора о лицах, находившихся на службе у французов.

В XIX веке Калуга медленно, но верно восстанавливает хозяйство и численность городского населения. К 1820-му году оно уже достигает довоенной численности, а в 1823 году превышает 25 тысяч человек. Усилиями губернатора Калуга приняла свой прежний красивый облик. Сам же Павел Никитич в марте 1816 года оставил должность губернатора и был назначен присутствовать в Сенат. Оставляя губернию, Каверин обратился с письмом к калужскому предводителю дворянства князю Н.Г. Вяземскому: «Ныне по Высочайшему благоизволению повелено мне присутствовать в Правительствующем Сенате, а в Калужскую губернию определен достойный начальник, господин действительный стацкий советник Омельяненков, то сим и попечения мои в управлении сей Губернии прекращаются, но моя признательность и уважение ко всему калужскому благородному дворянству, равно как и участие о благе края сего, где храбростью войск наших, верностию к престолу и любовию к Отечеству всех сословий возникло избавление России, а с тем и спасение Европы, не прекратятся иначе, как с моею жизнию «, — пишет Павел Никитич.

В эти годы семья прославленного Каверина жила в очень стеснённых обстоятельствах. Жена его, Анна Петровна, побочная дочь Римского-Корсакова, воспитанница дворян Архаровых, умерла в 1808 году. От этого брака осталось шестеро детей, один из которых Петр Павлович (1794–1885), был образованнейшим прогрессивным человеком того времени. Он закончил Московский и затем Готтингемский университет в Германии, затем служил адъютантом у генерала Л. Л. Беннигсена, участвовал в 1813 году в битве народов под Лейпцигом и Дрезденом, был приятелем А. С. Пушкина и А. С. Грибоедова., состоял членом «Союза Благоденствия». В 1825 году выйдя в отставку в чине полковника П. П. Каверин жил в Калуге.

Сам Пётр Никитич, преследуемый кредиторами в 1817 году после долгих колебаний вступил в новый брак с богатой калужской помещицей Авдотьей Сергеевной Богдановой, женщиной по словам современников с большим самомнением. Павел Никитич был нежным отцом, но плохим мужем. Ю. Н. Щербачёв отмечает, что «отрицательными сторонами Павла Никитича были матовство и приверженность к картам: жил он всегда свыше средств и проигрывал огромные суммы». Эти измены, кутежи и долги надоели его жене и через несколько лет брак фактически распался.

В старости Павел Никитич совсем ослеп, полностью отошел от государственных дел, и свои последние годы прожил у сына, Петра Павловича Каверина, в местечке Радзивилово Кременецкого уезда Волынской губернии, где умер 4 января 1853 года.

Его вдова, Авдотья Сергеевна, построила над его могилой небольшую церковку, названную Кладбищенско-Каверинской. Внутри церкви на медных табличках было начёртаны две надписи. На первой было написано: «В храме сем покоится прах Тайного Советника Сенатора и Кавалера Каверина. Храм сей воздвигнут иждивением вдовы покойника Авдотьею Сергеевною Кавериной, урождённой Богдановой». Другая табличка гласила: «Таблица достопамятных дней жизни в храме сем в Бозе почивающего Павла Никитича, Тайного Советника, Сенатора и Кавалера Каверина, а именно: день рождения его 3 Января — тезоименинства — 15 Января, — представления его от временной жизни к вечной — 4 февраля. Всех лет жития сего достопамятного мужа было девяносто».

Калужане долго помнили губернатора Каверина и героические дни обороны Калуги. В память от избавления Калуги от грозившей опасности 12 октября ежегодно на протяжении 105 лет вплоть до 1917 года во всех церквях Калуги совершался крестный ход с образом Калужской Божией Матери и хоругвиями (знамёнами) Калужского ополчения, которая по возвращении ополченцев в 1815 году была поставлена в Соборе.

Каверин Петр Павлович, приятель Пушкина

В пограничную стражу он, отставной полковник Петр Павлович Каверин, поступил 11 апреля 1838 года и был предназначен командиром Волынской пограничный бригады, штаб которой дислоцировался в Радивилове (тогда - Радзивилов, нине это город в Ровенской области, Украина), расположенном тогда у самой границы Австрии, простиравшейся в Галицию. Здесь и поселился - вероятно, в районе нынешнего железнодорожного вокзала, где в основном жило местное начальство.

В документах того периода, которые касаются нашего городка, я не раз встречал эту фамилию. Например, в ночь с 4 на 5 августа 1854 года в Радивилове произошел большой пожар, упоминается, что в его тушении принимала участие и пограничная стража с командиром полковником Кавериным. В волынского краеведа Николая Теодоровича записано, что кладбищная церковь св. Павла Фивейского в Радивилове была сооружена в 1856 году вдовой тайного советника Евдокией Кавериной. Петр Павлович, как оказывается, умер годом раньше, 30 сентября 1855-го.

Только недавно я установил, что речь идет именно о том человеке, которому Александр Пушкин посвятил хорошо известные учителям литературы стихи 'К Каверину' и 'К портрету Каверина'. В главе І 'Евгения Онегина' Каверин упоминается как друг Онегина. Тот торопится обедать в известный ресторан 'Таlon', будучи уверен,
Что там уж ждет его Каверин.
Вошел: и пробка в потолок...

С Александром Сергеевичем они сблизились еще в петербургские лицейные годы Пушкина - в 1817-м, когда в Царском Селе стоял лейб-гвардии гусарский полк. И хотя Петр был на пять лет старше (родился 9.09.1794 г.), это не стало препятствием. В частности, он рассказывал великое множество подробностей о дворцовом перевороте 1801 года. Один из ночных разговоров о последнем дне и трагической ночи в жизни 'увенчанного лиходея' Павла І настолько взволновал Пушкина, что со временем побудил написать оду 'Вольность'.
Поэт то порывался к высшему свету, то погружался в шумные гуляния. А в этом последнем бесшабашные гусары Каверин, Молостов, Соломирский оказались непревзойденными зачинщиками.

Недаром Александр Сергеевич наделил Каверина характеристикой 'magister libidii' - 'наставник в разврате', ведь тот приводил в удивление аристократов любовными подвигами, количеством выпитого в один присест вина и грандиозностью картежных ставок.
В нем пунша и войны кипит всегдашний жар,
На Марсовых полях он грозный был воитель,
Друзьям он верный друг, красавицам мучитель,
И всюду он гусар.
('К портрету Каверина').

Под командой такого поручика-гусара, а потом штабс-ротмистра 'золотая молодежь' успешно атакует юных актрис императорских театров, только вот победы оказываются с горьким привкусом; об этом Пушкин повествует в письме Мансурову, ругая... сифилис.
Впрочем, в стихотворении 'К Каверину' поэт находит оправдание безумным гуляниям:
Молись и Вакху и любви.
И черни презирай ревнивое роптанье:
Она не ведает, что дружно можно жить
С Киферой, с портиком, и с книгой, и с бокалом;
Что ум высокий можно скрыть
Безумной шалости под легким покрывалом.

Насторения 'черни' в то время не очень-то занимали Александра, по крайней мере, как отмечают пушкинисты, у него никогда не было намерения освободить своих крепостных, годовую работу которых он транжирил в одну ночь за ломберным (обтянутым сукном четырехугольным) картежным столом, не приходило на ум дать 'отпускную' пускай единой Арине Родионовне, няне детства.

Каверин жил на широкую ногу, много брал взаймы, главным образом на ресторанные забавы, часто забывал возвращать долг. Имея деньги, заседал за картежные баталии до полного проигрыша, а если случался выигрыш, даже приходил в негодование: зачем он ему? На выигранные деньги угощал шампанским и вином друзей и приятелей, в их числе Пушкина, сам набирался до потери чувств.

Без любого смущения, поспорив, он мог в чем мать родила проскакать верхом по Невскому проспекту или въехать на коне в танцевальный зал знатного дворца. И ему, безалаберному остряку и шалуну, прощали эти затеи.

Первый 'подвиг' Каверин свершил еще в 1812 году. Бонапарт со своим окружением удирал старой Смоленской дорогой. Гусары праздновали победу, вино лилось рекой - и вдруг пришли в себя: оно кончилось. Но здесь донесся слух, якобы где-то вблизи двигается обоз Наполеона с разными хмельными напитками. И сорвиголовы под началом Каверина отваживаются ринуться в бой, несмотря на то, что 'сокровище' охраняетчя полсотней стрельцов. Каким же было разочарование, когда оказалось, что в боченках не вино, а кельнские духи. Впрочем, они были на спирту, посему воинство пило их, лишь немного кривясь от надоедливых ароматов. А на утро с похмелья Каверин со товарищи налетает на французский авангард и разбивает его дотла. И снова праздник отмечают распиванием одеколонов, при этом и щедро раздаривают их крестьянам.

Второй 'подвиг' Каверина пришелся на год 1817-й. В доме Николая Тургенева, на Фонтанке, Петр в присутствии Пушкина залпом выпивает из горла без передышки пять бутылок шампанского. После этого отворяет окно третьего этажа и... выходит погулять. Все с ужасом думали, что он вот-вот сорвется и упадет на мостовую. Между тем, подхватив шестую бутылку 'Клико', гуляка ступает на карниз, идет по нем, декламируя сатирические строки о покойном императоре Павле. Конечно, на утро Каверин ничего не мог вспомнить о своих затеях, даже сразу же записанный его стихотворный экспромт (записал Пушкин) не вызвал ни малейших просветлений памяти.

Напился наш герой неспроста, ведь двумя днями раньше вышел из тюрьмы, куда попал за участие в дуэли со смертельным финалом. Интересно, что Каверин, который к тому времени уже убил на дуэлях не меньше дюжины личных врагов, на этот раз пострадал не за участие в перестрелке. Речь идет о так называемой 'дуэли четверых', в которой обменялись выстрелами известный литератор Александр Грибоедов, Александр Якубович, граф Василий Шереметев и граф Александр Завадовский.

Легко обретая сердца петербургских балерин, Завадовский решил развлечь одну из них тем, что вызвал на дуэль ее бывшего покровителя Шереметева. Ради шутки присоединились в роли соперников еще двое из высшего света. Секундантом вызвался стать Каверин. Но Шереметев иронического подтекста не понял, поэтому чуть было не убил Завадовского. Разозлившись, тот выстрелил без промаха.

Каверин, преисполненный благородства, взял на себя обязанность улаживать дело с полицией, за что и попал на трое суток в заточение. Между прочим, Грибоедова эта трагическая дуэль настолько шокировала, что он уединился и засел писать 'Горе от ума'.

Еще об особенностях характера Каверина. Когда Шереметев, раненный в живот, по воспоминаниям очевидцев, 'начал нырять по снегу, как рыба', Петр Павлович подошел к нему и сказал с большим хладнокровием: 'Что, Вася? Репка?' Репа была своего рода лакомством простонародья, и выражение звучало как ироническая бравада: мол, вкусно ли тебе, добрая ли закуска? Культурный круг Каверина, повествуя об этом, не осуждает его за цинизм.

По происхождению Петр был из дворян Московской губернии, отец Павел Никитич занимал довольно солидное положение в качестве калужского губернатора, со временем сенатора, мать Анна Петровна была побочной дочерью Корсакова. Петр учился в Московском университетском пансионе (с 1808), Московском и Геттингенском университетах. Работал переводчиком (с 1810), с 1813 года - на службе (сотенный начальник Смоленского ополчения), как адъютант генерала Вистицкого принимал участие в заграничных походах (Дрезден, Лейпциг). После нескольких переводов по службе оказался в Царском Селе.

Всю свою недлинную жизнь Пушкин поддерживает контакты с Кавериным, временами встречается, состоит в переписке с ним. В 1819 г. Петра переводят в Павлоградский гусарский полк майором, в 1823-му вышел в отставку подполковником. После выступления декабристов его, как члена 'Союза благоденствия', по царскому повелению не трогали. Снова поступил на службу в Санкт-Петербургский драгунский полк в 1826-м (майором), меньше чем через год перевели в Курляндский драгунский. Был участником российско-турецкой войны 1828 - 1829 годов, принимал участие во многих битвах. В 1831 году оказался среди тех, кто подавляли польское восстание. Вышел в отставку полковником в январе 1836-го, за год до последней дуэли Пушкина.

Переписка отражает характер отношений - легкомысленных, грубоватых. Пушкин, приехав в Москву после вынужденной ссылки и придя в себя после аудиенции с Николаем І, который обещал личную цензуру его писаний, разочарованно пишет Каверину 18 февраля 1827 года: 'Здесь тоска по-прежнему... частный пристав Соболевский бранится и дерется по-прежнему, шпионы, драгуны, бляди и пьяницы толкутся у нас с утра до вечера'.

А вот одна из последних записок Пушкина, отправленная менее чем за год до дуэли с Дантесом, наиболее вероятно, в том же 1836 г. из Петербурга (на французском языке): "Mille pardons, mon cher Kaverine, si je vous fais faux bond - une circonstance imprеvue me force а partir de suite' (перевод: 'Тысяча извинений, милый Каверин, за то, что я не сдержу слова - непредвиденное обстоятельство принуждает меня выехать немедленно'). Итак, свои приятельские чувства к Петру Павловичу Каверину Пушкин пронес через всю взрослую жизнь.

Радивиловский период служебной карьеры Каверина пришелся на то время, когда Пушкина уже не стало. Не известно, как вел себя в нашем городке бывший зачинщик гуляний и пропойца, вероятно, не отказывал себе в развлечениях, хотя и имел уже почтенный возраст - свыше сорока, то есть едва ли согласился бы верхом на коне скакать в чем мать родила. Судя по всему, дослужился до высокого гражданского чина тайного советника, который приравнивался к военному - 'генерал-лейтенант'. А это таки кое-что значило. Вероятно, получил повышение по случаю своего 60-летия. К старости должен был забыть о беззаботных выходках молодости, - они напоминали и о трагедиях, о гибели Александра Сергеевича..

Умер Каверин в возрасте 61 год. Его вдова Евдокия, выделяя деньги, никак не могла соорудить церковь на кладбище всего на протяжении года после кончины мужа. Наверное, начинали еще вместе. Эта церковь сохранилась до наших дней, несколько лет назад, придя в полнейший упадок, была частично отреставрирована православной общиной - в виде часовни.

Можно предположить, что под стенами строящегося храма (тогда первого православного в городе) и упокоилось тело друга Пушкина. Рядом с бывшей церковью стоит высокая родовая усыпальница в виде часовни. Давным-давно разграбленная и в значительной мере разрушенная, без мемориальных таблиц, она была восстановлена в один год с храмом - как приходская часовня. Три десятка лет назад от старожилов города я слышал рассказ, что это, дескать, была гробница знатного генерала. Возможно, Каверина? Между прочим, возле этой часовни - неплохо сохраненная быстротечным временем могила князя Петра Вадбольского (1831 - 1885), почти современника Каверина. На незначительном расстоянии - захоронения известных людей Радивилова ХІХ века, с не затертыми надписями на памятниках: здесь упокоились надворный советник Алексей Солодов (1765 - 1822), таможенный сотрудник, титулярный советник Иосиф Александрович (ум. 1838), генерал-майор Александр Крамер (1800 - 1871), коллежский советник Андрей Малышев (ум. 1881), надворный советник Петр Урсин-Немцевич (1828 - 1889), статский советник Георгий Петров (ум. 1896) и другие.

По всей вероятности, и Каверина имел в виду Оноре де Бальзак, в дорожных заметках 1847 года записавший, что в Бродах и Радивилове он задержался в путешествии на восемнадцать часов, но коротать время помогла жена начальника Радивиловського таможенного округа госпожа Гаккель, которая созвала в свою гостиную все тамошнее начальство.

Владимир ЯЩУК, краевед, журналист.

П. П. КАВЕРИН — П. А. ВЯЗЕМСКОМУ

М. Почаев. 25 февраля 1837 г.

...Смерть Пушкина поразила меня. Как рано он умер для своей славы! И неужели он не достоин, чтобы об нем кто-нибудь сказал более, чем то, что мы, провинциалы, читали в «Пчеле» и «Петербургских ведомостях»1. Неужели Вы не уделите несколько времени от Ваших занятий — почтить память, смею сказать, бессмертного2. Вы знали его коротко и с дурной и с хорошей стороны, а свет во многом порицает его. Мне кажется, что с славой поэта неразлучны достоинства нравственные. Шалости — не пороки, а Пушкин много в молодости шалил; неужели современники и потомство только на них оснуют свое мнение о нравственности нашего поэта?

Здесь носится слух об какой-то дуэли — неужели он справедлив? Ужасно, если правда. Умоляю, напишите два слова об этом. Вы знаете, что Пушкин мне был близок — и я душевно грущу...

Автограф. ЦГЛА. Фонд Вяземских (№ 195, ед. хр. 1977, л. 3—3 об.).

Петр Павлович Каверин (1794—1855) — офицер, член Союза Благоденствия, приятель юности Пушкина (1816—1818). Ему посвящены послание «К Каверину» (1817) и «Надпись к портрету Каверина» (1817).

НЕКРОЛОГ ПУШКИНА
Написан Л. А. Якубовичем
«Северная пчела», 1837 г., № 24 от 30 января

1 В «Северной пчеле» № 24 от 30 января 1837 г. был помещен некролог Пушкина, написанный Л. Якубовичем; в «С.-Петербургских ведомостях» от 31 января, № 25 — краткое сообщение.

2 В то время Вяземский не мог выступить в печати со статьей о Пушкине. Взрывы народного горя и возмущения, вызванные убийством Пушкина, дали правительству повод обвинить Пушкина и его близких друзей в политической неблагонадежности.

В эти же недели саратовский гимназист А. И. Артемьев (1820—1874), будущий археолог, этнограф и географ, записал в своем дневнике:

«Февраль 12. Здесь в Саратове получили известие о дуэли А. С. Пушкина, известного прекрасного поэта. Толкуют различно; среднее пропорциональное: какой-то гвардеец ездил к его жене; он подозревал, но гвардеец открылся, что он влюблен в его свояченицу, сестру жены А. С., и просил ее (жену А. С.), чтоб она поговорила своей сестре об этом. Что долго думать? Веселым пирком да за свадебку <...> Но после свадьбы А. С. застал гвардейца у жены своей и вызвал его. Гвардеец убит; А. С. смертельно ранен <...>

18 февраля <...> Смерть А. С. Пушкина и здесь занимает <...> некоторых, в том числе и <...> меня! Невольно призадумаешься при смерти важного лица. Это был вельможа русской словесности!.. Спрашиваешь: кто заступит его место? И не знаешь, что отвечать! <...> Мир, мир праху твоему!...

Сны замогильные непонятны людям!

Когда-то явится другой Пушкин?!

Когда похороняли, то народу было премножество. 2 февраля у саксонского посланника был бал, но не танцовали из уважения к горести русских...

14 марта <...> Увы! Пушкин под конец был не то, что прежде <...> После красноречивого, сильного возражения, угрожения „Клеветникам России“ он умолк, оглушенный шумом „Бородинской годовщины“. Изредка он брался писать, но с каким-то небрежением, и его последние стихотворения некрасивы <...> Один „Гусар“, да еще „На выздоровление Лукулла“ несколько лучше прочих последних его стихотворений <...>

Кстати, здесь носится слух, будто какой-то капитан написал стихи на смерть А. С. и зацепил там вельмож; его отправили на Кавказ» (неизд. — ГПБ, ф. А. И. Артемьева, ед. хр. 5, лл. 9—10).

Последние строки дневника свидетельствуют о том, что уже в марте 1837 г. не только обстоятельства смерти Пушкина, но и стихотворение Лермонтова «Смерть поэта» было известно даже за пределами Петербурга и Москвы.

6 февраля 1837 г. А. П. Дурново (1804—1859), лично знавшая Пушкина еще в годы его пребывания в Одессе, писала матери, С. Г. Волконской (1785—1868), сестре декабриста, из Петербурга во Флоренцию: «Эта смерть <Пушкина> приводит в отчаяние всю образованную молодежь. Толки, анонимные письма должны были вывести его из себя, хотя он не переставал твердить, что он уверен в невинности своей жены» (неизд. — ЦГИЛ, ф. 732, оп. 1, ед. хр. 53, л. 10. — Подлин. на франц. яз.).

О реакции петербургского общества на смерть Пушкина А. П. Дурново писала С. Г. Волконской 7 апреля 1837 г.: «Теперь его имя у всех на устах, произведения его на всех столах, портреты его во всех домах <...> Подозрительные характеры по-своему истолковали скорбь, вызванную его утратой, ибо рядом с личной преданностью за доброе отношение, которое ему оказывалось, уживалось жгучее воображение поэта, слишком вольное для мыслителей. Были тут и излишества чрезмерно бурной и лишенной положительной религии молодости. Он дорого за это расплатился, т. к. это стоило ему жизни. Вместо того, чтобы понять, что оплакивали его выразительное вдохновение поэта, несносные истолкователи увидели сочувствие его поступкам, получившим огласку, благодаря известности его таланта. Это влечет за собой частые неприятности для его поклонников и вынуждает их таить в себе, вместо того, чтобы проявлять их, сожаления об этой потере» (неизд. — Там же, л. 18. — Подлин. на франц. яз.).