Дуэль.

(Из книги С. Фомичёва "Грибоедов в Петербурге").

В 1817 году имя Грибоедова было замешано в громкую и скандальную историю «дуэли четверых».[1] Следствие, произведенное спустя неделю после происшествия, всех его обстоятельств не выяснило, но дало пищу разного рода кривотолкам.

Насколько можно судить по мемуарам современников и официальным документам, события, приведшие к кровавой развязке, развивались следующим образом.

5 ноября 1817 года в Малом театре давался спектакль «Караван Каирский, или Торг невольниками» – комическая опера с хорами, балетом и сражениями. В представлении участвовала восемнадцатилетняя, но уже знаменитая Авдотья Ильинична Истомина.[2] Замечательная балерина, красивая и стройная, с черными огненными глазами, Истомина кружила головы петербургской молодежи. Счастливым ее поклонником был поручик кавалергардского полка Василий Васильевич Шереметев.[3] Однако они не очень ладили между собой. На следствии Истомина говорила, что «давно намеревалась по беспокойному его характеру и жестоким с ней поступкам отойти от него».

3 ноября, поссорившись с Шереметевым (незадолго до этого получившим штаб-ротмистрские погоны), балерина уехала от него на квартиру своей подруги. Грибоедов, как утверждал впоследствии, решил выяснить обстоятельства ссоры, а потому и договорился с Авдотьей Ильиничной, что будет ждать ее по окончании спектакля. Грибоедов привез ее на квартиру Завадовского,[4] где в последнее время проживал. На следствии Истомина показала, что сюда же «вскоре приехал Завадовский, где он, по прошествии некоторого времени, предлагал ей о любви, но в шутку или в самом деле, того не знает». Потом Грибоедов отвез балерину к актрисе Азаревичевой.

Грибоедов не придавал серьезного значения этому происшествию, столь обычному в кругу «пасынков здравого рассудка», как он порой себя характеризовал.

Но Шереметев через три дня помирился с Истоминой, а еще через два, грозя застрелиться, заставил ее признаться, где она была после спектакля 5 ноября. После этого дуэль была предрешена, тем более что секундантами и без того горячего ротмистра стали известные бретеры Якубович[5] и Каверин[6]. Якубович был особенно деятелен. 9 ноября в 4 часа дня он с Шереметевым явился к Англичанину и потребовал от него «тот же час драться на смерть». Учтиво, но насмешливо тот попросил отсрочки хотя бы на два часа, чтобы пообедать. Тогда решено было договориться об условиях поединка на следующее утро.

10 ноября в 9 часов утра у Завадовского, несмотря на раннюю пору, уже находились гвардии подпоручик артиллерии Александр Строганов и Грибоедов. Условия дуэли были выработаны суровые: стреляться с шести шагов. Здесь же, при обсуждении условий, произошла ссора Грибоедова с Якубовичем. Так дуэль стала двойной: после Шереметева и Завадовского должны были стреляться их секунданты. Такого еще не бывало, и Якубович был в восторге.

На следующий день в Петербурге мела метель. Лишь 12 ноября соперники в 2 часа пополудни съехались на Волковом поле (в районе современного Волковского проспекта).

На снегу секунданты шпагами прочертили четыре линии – через каждые шесть шагов; от двух крайних, по условленному знаку, противники двинулись навстречу друг другу. Почти сразу же, на ходу, Шереметев выстрелил. Пуля оторвала воротник сюртука Завадовского. Тот хладнокровно дошел до второй черты и, дождавшись, когда, согласно условиям, соперник остановится перед ним в шести шагах, начал не спеша прицеливаться. В искусстве стрельбы Завадовский сравнивал себя с капитаном английской службы Россом, убивавшим на лету ласточек. В данном случае задача упрощалась, и причиной медлительности графа не могла быть боязнь промаха. Завадовский желал сторицей воздать за пережитое волнение; может быть, даже надеялся на мольбу о пощаде. Два раза показывалась вспышка на полке пистолета: осечка, еще осечка. Тогда Шереметев, «забыв все условия дуэли», крикнул, что, если будет промах, он все равно пристрелит рано или поздно Завадовского, как собаку.

Прогремел выстрел.

Шереметев упал и стал кататься по снегу: пуля попала в живот. К нему подошел, как всегда полупьяный, Каверин и воскликнул: «Вот те, Вася, и репка». Впрочем, возможно, было сказано что-то другое («редька» или «решка») – ясно было одно: рана смертельна.

Через 26 часов Шереметев скончался. Так как нужно было позаботиться о раненом, вторая дуэль в тот день не состоялась. Она произошла год спустя (23 октября 1818 года) у селения Куки, близ Тифлиса. Несмотря на ранение в руку, Грибоедов стрелял в Якубовича. Он метил ему в плечо (очевидно, для того чтобы лишить бретера возможности впоследствии драться на дуэлях), но промахнулся. Очевидец утверждает при этом, что Грибоедов воскликнул: «О sort injuste! (О, несправедливая судьба!)»

20 ноября 1817 года на следствии о «дуэли четверых» Грибоедов показал, что результат поединка ему неизвестен. Все участники дела условились заранее не выдавать друг друга. И только Якубович не отрицал своего соучастия. Он был переведен из гвардейских уланов в армейский полк на Кавказ. Завадовский отделался меньшим: ему было предложено на время выехать за границу, и он возвратился в Англию.

Однако долго в петербургских гостиных ходили различные слухи об этой дуэли. Обществу нужно было найти виновного. Шереметев не мог быть объявлен таковым: он погиб. Якубович своим шумным бретерством внушал восхищение, он поносил везде Грибоедова и, верный себе, присочинял по ходу рассказов живописные детали (о том, как с досады после поединка выстрелил в Завадовского и прострелил ему шляпу; о том, как подобрал пулю, убившую Шереметева, и погрозил ею же убить противника и т. п.). Завадовский оправдывался, намекая на неблаговидное поведение Грибоедова. А тот молчал, считая ниже своего достоинства опровергать порочащие его слухи. Поэтому он и был объявлен виновным.

Выстраданное самим Грибоедовым позже выскажет Чацкий:

Что это? слышал ли моими я ушами!
Не смех, а явно злость. Какими чудесами?
Через какое колдовство
Нелепость обо мне все в голос повторяют!
И для иных как словно торжество,
Другие будто сострадают...
О! если б кто в людей проник:
Что хуже в них? душа или язык?
Чье это сочиненье!
Поверили глупцы, другим передают,
Старухи вмиг тревогу бьют,
И вот общественное мненье!(Д. IV, явл. 10)

Хуже всего было то, что Грибоедов оказался опозоренным в глазах петербургской молодежи, которая особенно к сердцу приняла пересуды о поединке. Впоследствии А. Бестужев[7] признавался: «Я был предубежден против Александра Сергеевича. Рассказы об известной дуэли, в которой он был секундантом, мне переданы были его противниками в черном виде...»

То, что Грибоедов на официальном следствии решительно отрицал свое участие в дуэли, в глазах света было оценено как свидетельство трусости. Однако письма Грибоедова ясно показывают, что официальное, благонамеренное понятие о чести ему уже в ту пору было в высшей степени чуждым. «Сделай одолжение, – советует он С. Бегичеву,[8] – не дурачься, не переходи в армию; там тебе бог знает когда достанется в полковники, а ты, надеюсь, как нынче всякий честный человек, служишь из чинов, а не из чести».

Это парадоксальное замечание характерно для преддекабристских настроений, насыщенных общественным недовольством, когда традиционное дворянское понятие о чести, как о беззаветном служении самодержавному государству, многим казалось уже архаичным и недостойным, так как истинно честному человеку претили и господствующая мораль, и правительственная политика. В этих условиях вырабатывался новый кодекс чести, независимой от государства и служения царю, и служба, бывшая в годы Отечественной войны общественным служением, теперь представлялась делом сугубо личным. Подобно этому, ложь на официальном следствии не была проявлением нечестности, но оправданной новым нравственным кодексом хитростью. При всей несоразмерности следствия о дуэли и позднейшего следствия по делу декабристов поведение Грибоедова в обоих случаях было, в сущности, одинаковым.

Однако больше, чем светские пересуды, Грибоедова терзали укоры совести. Происшествие, казавшееся вначале легкой шалостью, обернулось трагедией, и наедине с самим собой он не мог не чувствовать вины перед погибшим. Сообщая о дуэли Бегичеву, Грибоедов признавался, что на него нашла ужасная тоска, что беспрестанно он видит перед глазами умирающего Шереметева, что пребывание в Петербурге ему сделалось невыносимым. Очевидно, сразу же после завершения следствия он уезжает на некоторое время в Нарву, оставив Жандру[9] начатый незадолго до того перевод пьесы французского драматурга Барта, обещанный Екатерине Семеновой[10] к бенефису.
Источник: Фомичев С. А. Грибоедов в Петербурге. – Л.: Лениздат,
1982, с. 44–49. (Выдающиеся деятели науки и культуры
в Петербурге – Петрограде – Ленинграде).

1. В современной грибоедовской литературе до сих пор не преодолена трактовка обстоятельств дуэли, сложившаяся по слухам в конце 1810-х годов. Наиболее полный свод воспоминаний и документов, относящихся к «дуэли четверых», см. в кн.: А. С. Грибоедов в воспоминаниях современников. М., 1980, с. 41–44, 212–214, 268–271, 352–353, 407–408.

2. Истомина Евдокия Ильинична (1799–1848) (Истомина Авдотья Ильинична), российская артистка балета. С 1816 ведущая танцовщица балетной труппы С.-Петербурга. Исполнительница ведущих партий в балетах Ш. Дидло. Первая создала пушкинские образы на балетной сцене («Кавказский пленник, или Тень невесты», «Руслан и Людмила, или Низвержение Черномора, злого волшебника»). Искусство Истоминой воспето А. С. Пушкиным в «Евгении Онегине».

3. Шереметев Василий Васильевич (1794–1817), офицер, убитый А. П. Завадовским на дуэли, к которой имел отношение и Грибоедов.

4. Завадовский Александр Петрович (1794–1856), граф, камер-юнкер.

5. Якубович Александр Иванович (1792 или 1798–1845), корнет лейб-гвардии уланского полка, декабрист, в 1826 г. осужденный в каторжные работы в Сибири, стрелялся с Грибоедовым в Тифлисе в 1818 г.

6. Каверин Петр Павлович (1794–1855), поручик лейб-гвардии гусарского полка, член «Союза благоденствия», друг Пушкина и Грибоедова.

7. Бестужев-Марлинский Александр Александрович (1797–1837) (Марлинский Александр Александрович), штабс-капитан, писатель, соиздатель альманаха «Полярная звезда», декабрист, приговорен к 20 годам каторги, с 1829 г. – рядовой в армии на Кавказе, убит в бою. Романтические стихи и повести («Фрегат «Надежда»», «Аммалат-бек»).

8. Бегичев Степан Никитич (1785 или 1790–1852 или 1859) с 1823 г. полковник в отставке, член «Союза благоденствия», ближайший друг Грибоедова с 1813 г.

9. Жандр Андрей Андреевич (1789–1873), драматург, впоследствии крупный чиновник, близкий друг Грибоедова.

10. Семёнова Екатерина Семеновна (1786–1849), русская актриса. Прославилась на Петербургской сцене (1803–1826 гг.) в трагедиях В. А. Озерова, Ж. Расина. Искусство Семеновой высоко ценил А. С. Пушкин.

Последствия четверной дуэли.

Тайна этой дуэли будоражила умы современников и не утихла до сих пор. Ибо четверо блестящих мужчин России дрались из-за не менее блестящей женщины – танцовщицы Авдотьи Истоминой, воспетой самим великим Пушкиным. Дуэль оказалась уникальной – четверной и растянутой во времени. Результаты поразительны: гибель одного участника, позор другого, приход к движению декабристов третьего и… создание комедии «Горе от ума» четвертым дуэлянтом.

Танцовщица и кавалергард: «Не обещайте деве юной…»

За кулисами всегда – странные нравы. В глаза говорят комплименты друг другу, а за глаза такое услышать можно!

На что уж Дуня привыкла к театральным нравам с раннего детства, но и у нее до сих пор сердце бешено колотится, когда вспоминается случайно услышанный разговор. «Дунька Истомина совсем возгордилась! – зло шептала одна балетная фигурантка другой. – Мало того что весь зал только ей и хлопает, цветы корзинами несут, так теперь покровители к ней валом повалили. А она – нос воротит! Не хочу, говорит, ни у кого быть на содержании. Да кто она такая, чтоб богатых поклонников отвергать?»
Неизвестный художник. Портрет Авдотьи Ильиничны Истоминой. 1815–1820

В самом деле – кто она такая? Дуня никогда не сможет ответить на этот вопрос. Когда ей было 6 лет, какой-то неизвестный музыкант-«флейтщик» привел ее в театральное училище. В списках театральной конторы ее записали дочерью полицейского прапорщика Ильи Истомина. Кто он был – этот Илья Истомин? Дуня не помнила. Помнила только, что мама ее к тому времени уже умерла.

В театральном училище учили всему: петь, танцевать, декламировать стихи и играть роли. По окончании обучения кто-то шел в певцы, кто-то – в драматические актеры. Дуня стала «танцоркой». Но не простой! Еще в училище она участвовала в балетных постановках, да так удачно, что сразу же, минуя традиционный для выпускниц кордебалет, была признана не просто балериной – первой танцовщицей!

И разве справедлив упрек, который она услышала: «Представляешь, – снова шептала та же девица, – год с небольшим на сцене, а уже прыткая какая! Постановщик Дидло ее обожает, директор восемь саженей дров дал на зиму, даже конторские помогли ей квартиру снять. А уж на квартире этой у нее с утра до вечера дым коромыслом – поклонники, почитатели. И сама она – все по званым вечерам да по балам с маскарадами!»

Хорошо бы по балам да маскарадам! Только когда все успеть? В театре утром и днем репетиции, вечером спектакли, на Дуне же почти весь репертуар. Конечно, и повеселиться хочется. Кому не хочется в восемнадцать-то лет? Вот стукнет тридцать, станет Дуня старушкой, тогда и придется тихо сидеть, вязать что-нибудь за кулисами. И что плохого в поклонниках? Разве она виновата, что хороша собой? Разве сама сказала, что у нее черные огненные глаза и необыкновенная легкость в движениях? Нет, так считает Александр Сергеевич Грибоедов. Он – умный, приятный, уже автор известных водевилей. Дуня любит его, как брата, ходит с ним на балы и доверяет во всем. Правда, больше, чем на балах, Дуня любит бывать в литературных салонах. Там много обаятельной и озорной молодежи – вот недавно Саша Пушкин читал свои лирические стихи. Честное слово, стихи и размышления лучше, чем закулисные сплетни.

Ну почему все имеют право обсуждать личную жизнь актрис? Вот уже несколько месяцев Петербург судачит о том, что Истомина, у которой уйма поклонников, сделала неудачный выбор. Высший свет шокирован: офицер Шереметев заговорил как-то о неравных браках. Не себя ли с балериной Истоминой имеет в виду?! Товарки по театру притворно жалеют приму – Шереметев хоть и знатного рода, но не богач, наследства не ожидает. И все лезут с советами и предупреждениями! Будто Дуня сама не знает, что кавалергард Василий Шереметев никогда не женится на актриске. А уж в качестве друга сердца Вася Шереметев – совсем сомнительный выбор: характер у него взрывной, безумно ревнивый. Правда, и Дуня обидчива, легкомысленна. Она привыкла к всеобщему обожанию, ей нравится кокетничать с мужчинами. Да, все у них с Васей непросто! Только вдруг это и есть – любовь?..

Дуэль первая. Шереметев – Завадовский: «Кавалергарда век недолог…» Вчера ссорились. Сегодня – опять. А вечером – спектакль. Дуня должна танцевать юную Галатею в балете Дидло «Ацис и Галатея». А как танцевать прекрасную нимфу с заплаканными глазами и синяком на руке? Вчера Вася так схватил…

А после спектакля Грибоедов просит заехать. Он живет у друга – графа Александра Завадовского, тоже офицера, как и Вася. Правда, этот Завадовский, известный ловелас, давно пытается приударить за Истоминой. Но ведь там будет Грибоедов, почти брат. Попьют втроем чайку всего-то. Васе это, конечно, не понравится. Но будет знать!

Истомина тайком пересела из театральной кареты в сани, присланные Завадовским. Кто мог знать, что ослепленный безумной ревностью Шереметев увидит это, притаившись за аркой гостиного двора? Кто мог предположить, что он бросится к своему ближайшему приятелю – бретеру и забияке Якубовичу? И кому в дурном сне могло бы пригрезиться, что этот завзятый дуэлянт уговорит незлобивого Васю стреляться?!

Домой Дуня вернулась поздно. Измученный ревностью Шереметев уже ждал ее. Дуня пыталась объясниться. Рассказать, что не была с Завадовским наедине, что там присутствовал Грибоедов, что просто пили чай. Шереметев уже ничего не слушал.

Утром Якубович передал графу Завадовскому записку от Шереметева, который требовал удовлетворения. «За танцорку Истомину я не дерусь! – беспечно ответил граф. – Она Шереметеву не сестра, не дочь и, тем более, не жена!» Наверное, именно такой ответ и подстегнул Шереметева. Его резануло, что Завадовский не считает танцовщицу Истомину равной себе.

Оскорбленный за друга, Якубович послал свой вызов. Но не Завадовскому, а Грибоедову, которого считал более виноватым. Грибоедов вызов принял.

Через несколько дней Шереметев, поняв, что Завадовский не будет драться из-за Истоминой, оскорбил его публично. Выведенный из себя граф выплеснул мороженое прямо в лицо Шереметеву. И Шереметев наконец сумел его вызвать.

12 ноября 1817 года в два часа пополудни на Волковом поле началась первая дуэль – Шереметева с Завадовским. Секундантами выступали Якубович и Грибоедов. Вторая дуэль – между ними – должна была состояться после первой.

Шереметев выстрелил. Пуля просвистела на три вершка от уха Завадовского. Завадовский удовлетворенно хмыкнул. «Пусть становится к барьеру! – прокричал он. – Я его даже не оцарапаю!»

Но пуля, просвистев, вонзилась в грудь Шереметева. Все разом бросились к нему. Завадовский отчаянно оправдывался. О дуэли Якубовича и Грибоедова не могло быть и речи.

Умирающего Шереметева привезли на квартиру к Истоминой. Так он просил. Через три дня он умер на руках у Дуни. А Дуня слегла в горячке.

Дуэль вторая. Якубович – Грибоедов: «Не стреляйте в пианиста…» Через пять месяцев Якубович и Грибоедов встретились в Тифлисе. На Грибоедова кровавый финал дуэли повлиял роковым образом – каждую ночь ему снился умирающий кавалергард, заступившийся за честь свою и танцовщицы Истоминой. Но Якубович не знал о раскаянии Грибоедова и потому повторил вызов.

Место выбрали за городом. Первым выпал жребий стрелять Грибоедову. Он намеренно выстрелил мимо. «Шалишь, дружище! – засмеялся Якубович. – Ты вот музыкант, любитель играть на фортепиано – ну, больше играть не будешь!» И Якубович выстрелил в ладонь Грибоедову. Пуля задела мизинец. Позже Грибоедов разработал палец. Но играл теперь действительно редко. Да и не до игры стало. Появился замысел «Горя от ума».

Эпилог: «Блистательна, полувоздушна…» По «следствию о происшествии, случившемся между штаб-ротмистром Шереметевым и камер-юнкером Завадовским» были «отобраны объяснения» и от «танцорки Истоминой». Полиция пришла прямо в театр. На глазах всей труппы бедную Дуню, едва живую после случившегося, сопроводили в Контору дирекции императорских театров и продержали там дотемна.

Впрочем, на отношение публики к любимой танцовщице это не повлияло. По-прежнему один ее выход на сцену гарантировал фурор. Но в жизни Истоминой произошел крутой перелом. Над кроватью ее появился медальон, подаренный когда-то Васей. И имя ее никогда уже не связывали ни с одним определенным поклонником. Более того – единственная из всех балерин, Истомина никогда не была ни у кого на содержании. Нет, она не стала затворницей – при актерской профессии это невозможно. Но ее сердце словно замерло. Сцена стала ее единственной страстью.

Последнее выступление Истоминой состоялось 30 января 1836 года. К тому времени она уже перешла на второстепенные роли и крошечное жалованье. Покинув театр, Истомина вообще удалилась от петербургского света. В 1837 году она тихо вышла замуж за скромного драматического актера Павла Экунина – первого исполнителя роли Скалозуба в грибоедовском «Горе от ума».

…После эпидемии холеры 1848 года на кладбище Большой Охты появилась скромная доска: «Авдотья Ильинична Экунина, отставная актриса». Муж пережил ее всего на несколько месяцев.

Отставная актриса! А ведь когда-то ее звали русской богиней танца – пленительной, очаровательной, неподражаемой. Ее имя осталось во всех мемуарах того времени. Ее образ у Пушкина в «Евгении Онегине»:
Блистательна, полувоздушна,
Смычку волшебному послушна,
Толпою нимф окружена,
Стоит Истомина…

Короткое послесловие об участниках дуэли

Василий Васильевич Шереметев, смертельно раненный на дуэли, умер 15 ноября 1817 года. Ему было 27 лет. Отец его, возмущенный «глупостию дуэли сына своего из-за танцорки», признал его виновным в собственной смерти и лично просил императора Александра I не наказывать Завадовского.

Александр Петрович Завадовский (1794–1856) был тихо отправлен за границу. Однако по возвращении друзья-офицеры не приняли его. Единственным занятием графа стала карточная игра. Он бесчестно и жестоко жульничал. В конце концов им занялась полиция. Но снова выручили родственники. Еще показательно: отец Завадовского оказался похоронен рядом с могилой Шереметева. Так что, приходя к отцу, Завадовский всегда натыкался на могилу убитого им кавалергарда.

Александр Иванович Якубович (1792–1845) за участие в кровавой дуэли был сослан на Кавказ. Именно там он понял, что пора перестать выказывать никому не нужную бесшабашную храбрость и заняться «делом». Таким делом оказались события 14 декабря 1825 года. За них он и был осужден на 20 лет каторжных работ.

Александр Сергеевич Грибоедов (1795–1829) был вынужден в 1818 году покинуть Петербург и отправиться в Персию секретарем дипломатической миссии. На это место мало кто зарился, но после дуэли Грибоедову не пришлось выбирать. В 1829 году он был растерзан в Тегеране обезумевшей толпой.

Н.П. Репин. Декабристы во дворе Читинского острога (А.И. Якубович, В.Л. Давыдов и В.А. Бечаснов). 1828-1830 гг.

Письмо Александра Ивановича Якубовича к Императору Николаю Павловичу.

Ваше Величество!

Не наглая дерзость, или язык лести, будет излагать мои мысли и замечания; нет, одну строгую истину представлю пред глазами Вашего Величества. - Не имея теперь ничего общего с человеками, в каземате, когда меч правосудия висит над моей головой, хочу хотя истиной служить Отечеству и как награды за сей поступок, прошу, Государь, доверенности к моим словам, она поведет к счастию миллионы граждан и даст Вам прочнуб славу в благодарности подданных и любви потомства.

1. Мнение есть первая сила Государей, оно соединяет и движет Государство, слижит охраной противу пороков всем гражданам, но его в России нет, и власть старается как нарочито истреблять и зародыши общего мнения, следствиями сего мы видим разделение в понятиях между Государем и Государством, что должно быть единым. - Губернаторы, вице-губернаторы, городничие, капитан-исправники, судьи, окружные командиры путей сообщения, и все власти военные знают чудное слово благоразумной экономии и позволительного дохода; не есть ли это повод к разврату чиновников? Знаки, отличиащие заслуги Отечеству и гражданские добродетели, слишком сделали очередными, и потеряли свою цену. Не ревнители к пользам общим ободряются, но люди, готовые пожертвовать всеми гражданами, дабы выслужиться у властей, доставляя временные выгоды казне, как будто изобилие народа не есть богатство Государства, то с собственными поддаными она и того нужнее, ибо не всегда по законам механики можно действовать одной силой рычага; ум и сердце, с его попроками и добродетелями, - вот пружины, которыми двигают целое правители народов.

2. Финансы есть жизнь государства, доверенность правительства к частным лицам и их обратно к нему, также взаимная между гражданами, и промышленность, суть главные вспомогатели существования всякого гражданского общества. Но в России взаимной доверенности нет, казна не исполняет условий, законы слабы, чиновники во зло употребляют власть мест своих и давно уже к правительству потеряно всякое доверие. Банкрутский устав недействителен на богатого или знатного должника, и кто лишился стыда, тот может в России удобно жить на счет ближнего, не страшась справедливости и строгости законов. Последний указ и постановление о мещанах и купечестве стеснило и остальную бедную промышленность; сотни тысяч семейств лишились честного способа содержать себя и платить подати, целые губернии - средств разменивать свои произведения, и только Правительство получило временные выгоды на счет целости капитала народного богатства. - О внешней торговле умалчивую.

3. Недовольных, или карбонариев, в природе человека и в порядке вещей нет; Правительство их созидает: оно несправедливостями и притеснениями, малом попечением о благосостоянии своих подданных или медленным следованием за ходом народного образования, не вникая в дух времени, не давая полезного направления кипучим страстям юношества, порождает сии пагубные идеи, которые, как нравственная эпидемия разливаясь по государству, заражает воображение каждого, и прежде нежели доведут до общих польз, истребятся тысячи лучших граждан, добродетельнейшие Государи соделаются лютыми тиранами; и тут то совершится навсегда разделение трона от народа, а горе той отчизне, где произойдет сие разделение!

4. В России три власти составляют неограниченную силу Государя: 1-я - законодательная, 2-я - судебная, 3-я - исполнительная.

1-я (законодательная). Не введением полезных законов и постоянным стремелением к одной цели действует на Государство, но беспрерывно новыми указами, отступлениями от своих систем, только что затрудняет государственное управление и своими же действиями разрушает собственную силу. - 2-я (судная) многочисленностию инстанций, противоречием указов по одному и тому же предмету, медлительностью производства дел и худым выбором присутствующих производит, что не правосудие, а лихоимство заседает в судилищах, где не защищается жизнь, честь и состояние гражданина, но продают за золото или другие выгоды, пристрастные решения. - 3-я (исполнительная) действует сильно, но нерешительно, и не всегда верно.

Изложив главные государственные истины, приступлю описать сокращенно настоящее положение всех сословий, входящих в состав Империи.

Крестьяне.

Вся тягость налогов и повинностей, разорительное мотовство дворянства, все лежит на сём почтенном, но несчастном сословии. Россия богата всеми произведениями земли, всеми климатами, от знойной Апшерони до льдов Лапландии, от Бессарабии до Сибири; на таком пространстве чего только не вмещает в себя сей необъятный колос! но нет твердых законов, взаимной доверенности, удобного сообщения, промышленности, следовательно нет видных капиталов и денег в обороте. - Пахарь богат хлебом, но продав большую часть труда целого года, только что может удовлетворить Правительство; к тому же злоупотребления чиновников, не пекущихся о благе вверенной им части, но радеющих о личных выгодах, имея в виду выслужиться у властней на счет сих несчастных: экзекуции за недоимки отымают рабочий скот, одежду, разоряют даже домы и истязуют пытками несостоятельных, как во времена варварства. Помещики, живущие в деревнях, большею частию закоснелые в невежестве и пороках, самовластно располагают честью, имуществом и самой жизнью своих крестьян, передавая разврат в их семейства. - Нет защиты утесненному, нет грозы и страха утеснителю! Между повинностями одна из тягостнейших - исправление дорог: необозримые пространства, малое нородонаселение, семь месяцев слякотей или зимы, глинистая почва (не говоря о злоупотреблениях) суть уже не преоборимые препятствия; за 50-т и более верст во время пахоты собирают на работы, сколько рук оымают от сохи, затем, чтобы труды осени истребляла весна, а весенние - осень; с тех пор как введен новый образ разрабатывания дорог, сообщения стали затруднительнее, и Россия в общей (sic!) итоге всего времени потеряла 1/10 из всего рабочего скота; не говоря о капитале и трудах. - Других, менее важных утеснений сему сословию не стану и исчислять.

Воины.

Стать под Государевы знамена вменяют в наказание провинившемуся гражданину, тогда как он должен быть представитель славы своего Отечества. Солдат армии, блюститель внутреннего спокойствия Государства и охрана внешней целостности, - обречен на 25 лет службы; оставляя отчий дом, а часто жену, детей, уходит безнадежен когда-либо насладиться мирной жизнию под родным кровом, в кругу близких: - уныние, тоска в сердце! Не уважая себя, не любя своего звания, действует из одного побуждения страха, развращается, не боится штрафа, не полагая когда либо воспользоваться отставкой, и если тысячный и достигает назначенного срока, то он не дослуживает, а доживает узаконенное время. Офицеры большею частию без образования (с ничтожной платой жалования), угнетенные бедностию (а она лучший проводник к порокам) развращаются, уничтожают в себе природные способности и делаются тиранами солдат. - Давно уже в армиях замечена взаимная нелюбовь солдата к офицеру, а последнего к своим властям; одна война побуждает в русском солдате народный дух; тут истинное славолюбие руководствует каждым, общий труд и свист свинца равняет всех, заставляя забыть притеснения. - Хотя некоторые офицеры армии имеют образование и отличной службой могли бы надеяться на высшие чины, но 30 тысяч телохранителей, имеющих 800 адептов на все лучшие звания, преграждают им путь.

Скажу несколько слов о сем избранном войске. Преимущество двух чинов пред армией 800 офицерам есть зло неизъяснимое; 10 лет службы, не всегда достойному и образованному молодому человеку дают чин полковника, подчиняя неопытному старого, поседелого в боях воина; и сей рассадник щтаб-офицеров, наводняя армию старшими чиновниками, отнимают у прочих ревность к службе, порождая зависть и взаимную ненависть; вообще преимущества службы оскорбляет сотни тысяч воинов, питая гордость и бйство в избранных телохранителях; и несчастие отечеству, если они получают дух древних когорт преторианских и новейших янычар, тогда на стенах Сената и Дворца штыками станут предписывать законы Императорам и Империи.

Купечество.

В первых двух гильдиях есть много людей образованных, способных и имеющих в характере и на себе печать русской народности, довольно предпреимчивых; но не ободренные правительством, остаются при ничтожном круге действий, не имея капиталов, дабы составить компании, уступили все выгоды внешней торговли иностранцам, и довольствуются маловажными предприятиями. - Третия гильдия многочисленна и приносит великую пользу Государству, занимаясь внутренней промышленностию; но без решительного содействия правительства, купечество не в силах доставлять на место требований русские произведения, и из первых рук получать товары востока и юга.

Духовество.

Бедно, невежественно и не всегда добродетельно; из сего произошло, что русские чтя веру и быв истинными христианами, мало уважают духовных своих пастырей, и они никакого влияния не имеют на народ.

Дворянство.

Аристократия в единовластном, монархическом управлении необходима, она служит равновесием государтсву, предстательницей у Трона за народ и оппозицией властям; как отрицательная и положительная сила производит электричество, тка точно борьба высшего дворянства с учрежденными властями, породила бы умное, умеренное управление; но в России мало сих сттолбов отечества, которые главную силу заимствовали не в происхождении или богатстве своем, но в добродетелях мудрости и безупречном служении отечетству, получив сими качествами право обличать порок и ходатайствовать за добродетель пред лицом Монарха. Дворянство я разделяю на вельмож, средних дворян и мелкопоместных. Первых, Ваше Величество, Вы сами знаете совершенно, вторые хотя и занимаются науками и усердно служат отечеству, но отстронненые зантными от дороги к властям, коснеют в субалаберности, служа орудиями чиновному ничтожетству; и большею частию, устав неровным боем, преждевременно сходят с политического поприща. - Мелкопоместные могли бы быть средним состоянием, и из среды их-то должны произойти артисты всех родов и ученые, и быть красой и славой отечества, но не имея средств к образованию, остаются в совершенном невежестве, наводняя собой армии и судейские палаты. - Роскошь наружным блеском сравняла всех дворян, расстроя большую часть фамилий долгами, так что беспорядки отцов отозвались в небрежном воспитании детей и новых притеснениях крестьянам. Размножение публичных училищ теперь необходимо, понятия о лучшем уже закрались ко всем степеням многочисленного дворянства и нужно образованием указать должное и возможное.

Ваше Величество!

Десять лет мирного спокойствия не облегчило Росии от налогов, не введены лучшие способы взимания податей и тягость государственных обязанностей не уравнена между всеми сословиями, прочные законы не обеспечили каждого, торговля гн процвела, изящные искусства не укарасили отечества; но народная образованность значительно продвинулась вперед, и желание лучшего соделалось первым чувством каждого.

Описуя гражданское состояние России, не упрек я делаю властям, но указую источник настоящих зол и тех, которые грозят в дали будущего. Госудаоь! Ветхое здание государственного управления требует важных изменений. Империя, с небольшим сто лет вышедшая из мрака грубого невежества, всякие четверть века совершенно изменятеся в образованности идей, и нравственных потребностях. - Облегчите и обеспечьте состояние хлебопашца. Сравняйте преимуществами Ваших воинов, уменьшив срок службы, решительными законами и строгим их исполнением введите каждого в его обязанности, распространите свет наук и просвещения, дайте ход торговой деятельности, ободрите Вашим благоволением робкую добродетель, и недовольные, или карбонарии, исчезнут, как тьма пред лицом солнца, Вы будете благодетельный спаситель отечества от многих бедствий, и любовь благодарных пятидесяти двух миллионов Ваших подданых, будет только преддверием бессмертной Вашей славы.

Вашего Императорского Величества
верноподданый
Александр Якубович.
1825 года, 28 Декабря. Петропавловской крепости, Каземат N 3.

Печатается по книге: «Из писем и показаний декабристов. Критика современного состояния России и планы будущего устройства», под ред. А.К. Бороздина. - С.-Петербург, Издание М.В. Пирожкова, 1906.