ВАСИЛИЙ СЕРГЕЕВИЧ НОРОВ

“Редкая губерния, — писала академик М В. Нечкина, — не дала своего обитателя в движении декабристов”. С Саратовским краем связаны биографии целой группы дворянских революционеров. В деревне Завьялове на Хопре (ныне село Красный Полуостров Аркадакского района) в конце 30-х годов прошлого столетия служил управляющим одним из многочисленных имений Нарышкина Н.Р. Цебриков, активный участник событий 14 декабря 1825 года на Сенатской площади в Петербурге. В день восстания Цебриков командовал группой войск, расположившихся у памятника Петру Великому, и пытался организовать отражение правительственных частей. Разжалованный в солдаты, он долгие годы служил в Кабардинском егерском полку. Лишь в 1838 году, став прапорщиком, Цебриков вышел в отставку и некоторое время жил в Завьялове.

В другом хоперском имении Нарышкиных — Пады (ныне село Балашовского района) — служил управляющим декабрист А.П. Беляев. Блестящий морской офицер, “большой энтузиаст свободы”, как он себя зачастую называл, Александр Петрович вместе с Николаем Бестужевым вывел на Сенатскую площадь матросов Гвардейского экипажа. В памяти падовских крестьян А.П. Беляев остался как непримиримый враг всякого угнетения и произвола, горячий сторонник их освобождения. В 1864 году в Саратове скончался младший брат Александра Петровича — Павел Петрович Беляев. После возвращения из Сибири он шесть лет плавал капитаном одного из первых волжских пароходов “Самара”, а затем руководил конторой пароходного общества “Кавказ и Меркурий”.

Неоднократно гостили на Саратовщине у родственников декабристы Г.С. Батеньков и С.И. Кривцов. Из Саратовского Прихоперья начался путь в революцию В.С. Норова, героя войны 1812 года и активного участника Южного общества.

Василий Сергеевич Норов родился 5 апреля 1793 года в прихоперской деревушке Ключи (ныне Ртищевский район Саратовской области) в старинной дворянской семье. Отец его, Сергей Александрович, был человеком богатым, состоявшим в довольно близких связях с влиятельными вельможами империи второй половины XVIII—XIX столетий. С сохранившихся портретов на нас смотрит человек, черты лица которого говорят о властном и упрямом характере, а опущенные уголки губ и холодный взгляд серых глаз придают ему выражение надменности. Прослужив девять лет в гвардии, он жил в саратовских владениях, считаясь далеко не последним помещиком Тульской, Саратовской, Рязанской и Костромской губерний. Семейные предания и рассказы крепостных рисуют С.А. Норова вспыльчивым, властным барином, жестоко обращавшимся с окружающими. Его внучка уже много лет спустя с ужасом рассказывала, что “в детстве ночами подолгу не могла заснуть от криков из конюшни, где кого-нибудь секли по распоряжению “старого барина”. Мать будущего декабриста, Татьяна Михайловна, отличалась большой добротой, была полной противоположностью деспотичному супругу.

Мрачная жизнь на крепостных хлебах не сделала из Василия Норова черствого и жестокого человека. Очень часто он ухитрялся убегать туда, где за деревянным забором барского сада тянулись длинным рядом крестьянские избы. Никакие запреты не могли остановить мальчика, имевшего среди деревенских ребятишек много друзей-приятелей. Общение с ключевскими крестьянами оказало большое влияние на будущего декабриста. Уже первые детские впечатления, прочно врезавшиеся в сознание, содержали чувство какой-то вины перед такими же людьми, но почему-то вынужденными полностью находиться во власти настроений его отца.

Первоначальное образование Вася Норов получил дома, а затем был помещен в пажеский корпус, открывавший перед дворянскими отпрысками возможность сделать блестящую карьеру. Шефом корпуса, как и всех военно-учебных заведений, был великий князь Константин Павлович. Впрочем, он ни разу не удостоил корпус своим посещением. Его обязанности выполнял генерал Клингер, личность оригинальная, но мало подходящая для роли наставника юношей. Известный немецкий писатель и поэт периода “Бури и натиска”, он большую часть времени проводил за сочинением философских романов. В памяти воспитанников корпуса Клингер остался как желчный, сухой и угрюмый человек.

Директор корпуса генерал Гогель, страстно увлекавшийся артиллерией, также забывал о своих педагогических обязанностях. Под стать им был и инспектор классов полковник Оде де Сион, заброшенный в Россию вихрями Великой французской революции XVIII века. Сибарит и экзальтированный мистик одновременно, он предпочитал общению с юношами хорошее вино и сытный обед, после которого мирно подремывал за кафедрой в классе. Остальные наставники тоже не блистали педагогическими способностями и эрудицией.

Правда, большое влияние на пажей оказывали лекции преподавателя “политических наук” К.Ф. Германа, слывшего среди тогдашней интеллигенции либералом. Позднее, в 1821 году, во время разгрома Руничем Петербургского университета, он подвергнется гонениям вместе с другими прогрессивными профессорами. В корпусе Герман читал курс статистики, видя в ней введение во все остальные политические науки. В лекциях профессора, содержавших самые различные сведения, можно было встретить экскурсы в области политэкономии, теории государства и права, международных отношений, истории. Несмотря на некоторую поверхностность при изложении, лекции Германа знакомили слушателей с основами философии, получившей распространение в эпоху Великой французской революции, способствовали пробуждению у юношей общественных интересов.

Особой честью для пажей считалось участие в играх юного великого князя Николая Павловича. Любимым развлечением маленького Романова была игра в солдатики. Создавались две игрушечные “армии”, и по всем правилам детской стратегии велись “жестокие” бои, штурмовались крепости, составлялись реляции о победах. Великий князь был далеко не приятным товарищем. Очень грубый от природы, он шумел и дрался при первом же неудовольствии. Однажды Николай Павлович даже рассек ружьем лицо у своего любимого товарища графа Адлерберга, будущего министра двора. Поначалу в число тех, кто допускался до великокняжеского общества, попал и Вася Норов. Однако его шаги на поприще придворного были не очень успешными. Зуботычинам царского отпрыска Норов противопоставил весьма энергичный отпор. В семье Норовых сохранилось предание о том, что не в меру смелый маленький паж был на некоторое время исключен из корпуса за увесистые тумаки будущему императору и отправлен домой под надзор родителей. Неприязнь к Норову, постепенно перешедшая в ненависть, сохранилась у Николая на всю жизнь.

Среди воспитанников Норов выделялся не только смелостью. Он много читал, хорошо знал немецкую и французскую литературу, любил рисовать и брал уроки живописи у одного из учеников Академии художеств. Но особенно увлекался военной историей.

В августе 1812 года, когда над Россией гремел гром великого Бородинского сражения, Василий Норов, успешно сдав экзамены, был досрочно выпущен из корпуса в действующую армию. Молодой прапорщик немедленно отправляется к месту службы в лейб-гвардии егерский полк. В егерские команды, созданные еще знаменитым Румянцевым, по традиции подбирались наиболее расторопные и храбрые солдаты и хорошо подготовленные, способные к самостоятельным действиям офицеры. Егери — отличные стрелки, ловкие разведчики (егерь в переводе с немецкого "охотник") — были ударными частями русской армии.

После Бородинского боя Кутузов, не считавший возможным дать новое сражение, принял решение оставить Москву. Русские войска в первых числах сентября отступили в юго-западном направлении к калужской дороге. Потеря Москвы вызвала в русских войсках всеобщий патриотический подъем, пробудила небывалый взрыв чувств ненависти к врагу, усугубившийся от массовых грабежей и насилий, творимых французами на захваченной территории. 6 октября 1812 года русская армия нанесла решительный удар на реке Чернишне частям маршала Мюрата, являвшимся авангардом французов. Кавалерийские части и егеря под командованием генералов Орлова-Денисова и Багговута атаковали неприятельские позиции, сломили их сопротивление и заставили отступить за Чернишню к деревне Спас-Купле. В разгар атаки Норов заметил, что на опушке леса появились неприятельские пушки. Крикнув: “Ребята, за мной!” — юный офицер увлек туда егерскую команду. Не ожидавшие такого стремительного нападения французы, бросив орудия, скрылись за деревьями. Так состоялось первое боевое крещение Норова. (Историки войны 1812 года установили, что в сражении при Чернишне русские забрали 36 пушек, 50 зарядных ящиков и знамя.) В тот же день, 6 октября, началось отступление французских войск из Москвы, а на следующий день, 7 октября, сам Наполеон покинул древнюю столицу.

Преследуя противника, русская армия сосредоточилась в первых числах ноября около города Красного Смоленской губернии. Здесь состоялась грандиозная битва, продолжавшаяся четыре дня (с 3 по 6 ноября) и окончившаяся полной победой русских. Наполеон потерял 6000 убитыми и ранеными, 26000 пленными. Противник лишился 116 орудий.
“Целый день продолжалась сильная канонада с обеих сторон, — рассказывал Норов, — наконец ведено нам было атаковать в штыки, и наш полк, построясь в колонну, первый из них ударил, закричав “ура!”. Все, что нам сопротивлялось, положено на месте, множество взято в плен. Корпус фельдмаршала Нея был отрезан и истреблен”.

14—16 ноября жалкие остатки “великой армии” переправились через реку Березину. Егерский полк первым ворвался в город Борисов и переправился вслед за французами через Березину. 24 ноября Наполеон покинул войска, передав командование над 30 тысячами беглецов неаполитанскому королю Мюрату.
“Война, — доносил Кутузов из Вильно, — окончилась за полным разгромом неприятеля”.
Но военные действия не прекратились. 1 января 1813 года русские войска под командованием Кутузова перешли западные границы. Почти вся Европа продолжала томиться под наполеоновским игом.
“Мы оставили Россию, — писал в эти дни Норов домой, — и идем теперь в иностранных землях, но не для завладения оными, а для их спасения. Надо даровать мир и спасение Европе”.

...Норов возвращался в Россию в чине подпоручика, награжденный четырьмя орденами, медалью в память войны 1812—1813 годов и особенно ценимым русскими офицерами крестом за сражение при Кульме. С грустью прощались с ним боевые товарищи, высоко ценившие в молодом офицере смелость, умение стойко переносить все опасности и невзгоды военной жизни, умение в трудную минуту первым прийти на помощь, успокоить раненых, ободрить уставших веселой шуткой.

В 1815 году, когда русские войска стали возвращаться из Западной Европы, Норов вновь продолжил службу в лейб-гвардии егерском полку. В мае 1816 года он был произведен в поручики, а в августе 1818 года становится штабс-капитаном. Вновь, как и до войны, потянулись долгие месяцы мирных учений и парадов, пенилось шампанское и читались страстные стихи на дружеских пирушках блестящих офицеров-гвардейцев. А за всем этим кажущимся благополучием зрело недовольство. Война 1812 года оказала большое влияние на психологию солдат и офицеров, особенно тех: кто принимал участие в заграничных походах русских войск. Современники свидетельствуют, что эта часть солдат стала больше “рассуждать”, много говорить о своих невзгодах. В народе, который сумел победить столь грозного противника, начинает пробуждаться чувство собственного достоинства, вера в то, что он заслуживает свободы, негласно обещанной в суровые дни войны.

Героический подвиг крестьян и солдат заставил и передовую часть русской интеллигенции первой четверти прошлого столетия изменить свое отношение к простому народу. Пренебрежение к личностям тех, кто жертвовал собой в борьбе с захватчиками, а теперь остающихся на положении рабов, способствовало формированию критического отношения к окружающей действительности у многих будущих декабристов. “Рабство крестьян всегда сильно на меня действовало”, — показал на следствии П.И. Пестель. Особенно резкие критические голоса раздавались в армии. Ослабевшая в период войны с Францией “парадомания” вновь стала возрождаться, причем с небывалой силой. Чтобы солдаты были полностью послушны, их систематически подвергали самым изощренным физическим наказаниям. Ужасные расправы не только не пресекались, но и даже поощрялись. “Дурной тот солдат, — разглагольствовал брат императора Константин Павлович, — который доживает срок свой двадцатилетний до отставки, — рекомендуя подчиненным: — Убей двух, поставь одного”. Особой жестокостью отличался и великий князь Николай Павлович, занимавший около семи лет должность командира гвардейской бригады. Все приказы, подписанные им, пестрят выговорами и наказаниями за малейшие нарушения строевых тонкостей.

Постоянные издевательства переполняли постепенно чашу солдатского терпения. В октябре 1820 года произошло выступление солдат Семеновского полка в Петербурге. Правительство жестоко расправилось с непокорными солдатами. А вскоре после “семеновской истории” в лейб-гвардии егерском полку проходил смотр. Прохаживаясь мимо вытянувшихся в струнку солдат, командир полка генерал Головин спросил: “Всем ли вы довольны?” Казалось, кто посмеет не ответить утвердительно. Как вдруг из массы солдат раздался негромкий голос: “Никак нет-с, ваше превосходительство, мне недодали холста, и мы не знаем артельных денег”. — “Поди-ко сюда, молодец, — свистящим шепотом произнес генерал, — так ты не доволен? Что ты, не одет и не обут? Что, уж не голоден ли ты? И государь не платит тебе жалованья? Бедный ты? А?” И вдруг Головин истошно рявкнул: “Палок!” Жалобщик был засечен до потери сознания. На другой день он умер в полковом лазарете.

Через некоторое время егеря находились на марше к Вильно. Вдруг Головину донесли, что одна из рот высказывает недовольство своим командиром. Разъяренный генерал догнал непокорных солдат, отдал приказ рыть могилу и до смерти засек одного из них, показавшегося ему подстрекателем к бунту. Норов и князь Е. Оболенский отправились к не в меру ретивому генералу с протестом. Но тот, презрительно улыбаясь, посоветовал им лучше следить за выправкой солдат...

Как-то в начале 1822 года на очередной смотр приехал великий князь Николай Павлович. Уже в первые минуты стало ясно, что он не в духе. Норов, помня его гнев по детским играм, постарался держаться в стороне. Злобно гримасничая, великий князь подбежал к Норову и топнул ногой, забрызгав мундир грязью. Ни один мускул не дрогнул на побелевшем лице офицера. Ни слова не говоря, Норов вложил шпагу в ножны и отступил за строй солдат. На другой день Норов, поддержанный всеми офицерами полка, вызвал великого князя на дуэль. Поскольку Николай Павлович стреляться отказался, 20 офицеров подали в отставку. Инцидент с великим князем стоил Норову 6 месяцев ареста и перевода из гвардии в армейский 18-й егерский полк, откуда он в октябре 1823 года перешел в Московский гренадерский полк.

Неудовлетворенность службой заставляла Норова искать иных занятий. Он изучает военную историю, интересуется событиями политической жизни России и Западной Европы. Другие находили утешение в картах, тешили буйные страсти в вине. Некоторые обращались к масонству, создавали и такие тайные организации, в которых от религиозной мистики переходили к обсуждению политических и социальных проблем. Так, в 1814 году офицерами генерального штаба была создана так называемая “Священная артель”, в 1815 году офицерами Семеновского полка — “Семеновская артель”.

В феврале 1816 года наиболее радикально настроенные интеллигенты создают тайное общество “Союз Спасения”, или “Общество истинных и верных сынов отечества”. В специально разработанном Пестелем уставе говорилось о необходимости борьбы за введение конституции и ликвидации крепостного права в России. Предметом особых споров был вопрос о формах и методах практического осуществления устава. Некоторые члены “Союза”, как, например, Лунин или Якушкин, предлагали убить Александра и тем самым расчистить путь к установлению конституционной монархии. Однако решительные меры требовали привлечения большого числа участников. В 1818 году “Союз Спасения” был реорганизован в новое тайное общество “Союз благоденствия”, в котором насчитывалось около 200 членов.

В 1818 году Александр Муравьев принял в “Союз благоденствия” Норова. Вместе с ним членами тайного общества становятся и некоторые другие офицеры. В феврале 1826 года во время следствия Норов показал, что из известных ему членов “Союза благоденствия” однополчанами его были штабс-капитан А.А. Челищев, поручик Ф.П. Панкратьев, прапорщик И.И. Горсткин. В марте 1826 года князь Е. Оболенский, служивший когда-то в том же полку, показал, что там существовала особая управа “Союза благоденствия”, в которую кроме названных Норовым офицеров входили еще прапорщики А.И. Шляхетский, А.Ф. Дребуи, И.И. Ростовцев. Оболенский также сообщил, что впоследствии в егерскую управу были приняты полковник П.И. Кошкуль, полковник А.Я. Миркович, ротмистр Н.К. Востоков.

“Союз благоденствия” был не просто либерально-просветительным обществом. Многие его члены выдвигали требования уничтожить абсолютизм и крепостное право. В январе 1820 года в Петербурге на квартире Ф. Глинки состоялось заседание руководителей “Союза”. После доклада Пестеля о формах государственного устройства собравшиеся высказались за необходимость установления республики. Велась активная пропаганда в различных литературных и просветительных обществах. В 1826 году следственный комитет установил, что на собраниях егерской управы много говорилось “об улучшении участи крестьян, о правосудии, о просвещении”, ставилась задача введения конституции в стране.

“Союз благоденствия” просуществовал почти три года. Проникшие в его среду предатели и внутренние разногласия заставили объявить на московском съезде в январе 1821 года организацию распущенной. Особо активные деятели ликвидированного союза продолжили революционную деятельность, создав в марте 1821 года Южное общество, а в декабре 1821 года Северное. Тайные организации росли и активизировались. Были разработаны проекты устройства страны после захвата власти (“Русская правда” Пестеля, “Конституция” Н. Муравьева), проводились совместные заседания членов обществ. Некоторые из южан требовали перехода к решительным действиям.

Летом 1823 года Александр I решил провести в Бобруйске военный смотр. Сюда постепенно стягивались войска. Норов, снискавший себе известность скандальным переводом из гвардии, открыто говорил со многими офицерами о необходимости общественных перемен в стране. С. Муравьев-Апостол выработал план ареста и свержения Александра I. Однако всем этим планам не суждено было сбыться. Москвичи категорически отказались участвовать в бобруйском мероприятии. Пестель также отнесся к предполагаемому перевороту очень холодно, говоря, что еще не все солдаты готовы поддержать заговорщиков. “Мы искренне желаем преобразований для России, но, как доходим до дела, пугаемся”, — с горечью думал Норов.

В марте 1825 года В.С. Норов в чине подполковника вышел в отставку и поселился в Москве. И здесь он продолжает находиться в среде лиц, связанных с тайными организациями. В ноябре 1825 года умер Александр I. Сложившаяся неопределенность в вопросе о престолонаследии создавала условия для революционного выступления. Кроме того, правительство получило ряд сведений о декабристских организациях. Возникла опасность их полноги разгрома. Создавалась ситуация, при которой, как говорил Г.В. Плеханов, “заговорщики не могли бы уже отступить, если бы даже и захотели этого”.

Решительно были настроены и члены тайных обществ в Москве. А.И. Кошелев вспоминает, что на квартире М.М. Нарышкина (родственника В.С. Норова) велись разговоры о возможном восстании в Москве, если выступление в Петербурге окончится удачей.

14 декабря 1825 года в день присяги Николаю I члены Северного общества подняли восстание, окончившееся, как известно, поражением. Поздно вечером 14 декабря начались розыски и аресты. 30 декабря произошло выступление Черниговского полка на юге, подавленное правительственными войсками 3 января 1826 года. Сразу же после разгрома восстаний началось и следствие. Арестованных декабристов допрашивали в специальном следственном комитете при участии Николая I, очень зорко следившего за ходом расследования. Многие члены тайных организаций давали подробные и откровенные показания, сообщая все новые и новые имена. В январе 1826 года членам следственного комитета стало известно и о В.С. Норове. 8 января его упомянул в своих показаниях Н. Муравьев. 15 января Н. Комаров заявил, что со слов Пестеля ему было известно об участии Норова в Южном обществе. 21 января Норова называет князь Оболенский. 22 января отдается распоряжение арестовать Норова, находившегося в Москве. 27 января он был отправлен в Петербург.
“Сидим мы у Норова и беседуем, — вспоминает А.И. Кошелев, — вдруг около полуночи без доклада входит полицеймейстер и спрашивает, кто из нас Василий Сергеевич Норов. Когда хозяин встал и спросил, что ему нужно, тогда полицеймейстер объявил, что имеет надобность переговорить с ним наедине. Норов попросил нас уйти на время... Опечатали все бумаги Норова, позволили ему только в сопровождении полицеймейстера взойти к старухе матери, чтобы с нею проститься, и повезли его в Петербург”.

31 января Норов был впервые допрошен генерал-адъютантом Левашовым. Первые показания были весьма краткими:
“В 1818 году в Москве был я принят в тайное общество под названием “Союз благоденствия”. Назвать членов не могу, ибо обещал сего не делать. Намерение мое было приготовиться к получению конституции от верховной власти. В 1819 году услышал я, что общество уничтожилось, и с тех пор я с оным более не в сношении”.

Как только императору стало известно, что его давний враг арестован, он потребовал, чтобы Норова привели к нему в кабинет. Гримасничая и судорожно вздрагивая, Николай подскочил к арестанту, сорвал ордена, бросил их на пол и ожесточенно принялся топтать ногами. Николай вцепился в железный крест, полученный Норовым после Кульмского сражения. Но тот смело остановил царскую руку: “Не вы жаловали”.

В тот же день комендант Петропавловской крепости генерал Сукин получил предписание царя:
“Присылаемого Норова посадить по усмотрению и, заковав, содержать наистрожайше”.
Закованный в кандалы Норов был помещен в арестантский покой № 5 Трубецкого бастиона. Родственники Норова впоследствии рассказывали, что перед допросами арестованный декабрист подвергался пыткам. Его помещали в так называемый каменный мешок, босого заставляли стоять в ледяной воде, кормили селедкой, не давая при этом пить.

Понимая, что следователи располагают против пего большими уликами, Василий Сергеевич дал подробные, но почти не содержащие для следственного комитета интересной информации показания. Он признал свое участие в тайных организациях, назвал уже известные имена и постарался уверить членов комитета в своей непричастности к активным акциям обществ, утверждая, что, испытывая неприязнь к Александру за перевод в армию, вел лишь смелые разговоры. И только когда 23 апреля Норову пригрозили устроить очную ставку с С.И. Муравьевым-Апостолом, он вынужден был признать, что знал о планах восстания в Бобруйске и аресте царя.

Судьи обвинили Норова в том, что он “участвовал согласием на лишение в Бобруйске свободы блаженной памяти императора и ныне царствующего государя и принадлежал к тайному обществу со знанием цели”. Осужденный по второму разряду, В.С. Норов приговаривается к лишению дворянства и чинов и ссылке на каторжные работы на 15 лет. 22 августа 1826 года специальным указом срок каторги сокращался до 10 лет, после чего Норов должен был быть поселен в Сибири.

Но события сложились по-иному. Почти два года Норов находился в Петропавловской и Снеаборгской крепостях, а в ноябре 1828 года был переведен в Бобруйскую тюрьму. В Бобруйске Норов пробыл около восьми лет. Находясь в крепости, он прочел много книг по военной истории. Плодом этих занятий явились двухтомные “Записки о походах 1812 и 1813 годов. От Тарутинского сражения до Кульмского боя”, вышедшие без указания автора в 1834 году. Оторванный от всего мира, бобруйский узник был хорошо осведомлен в различных тонкостях наполеоновской историографии. Кто же снабжал его необходимой литературой? Близ Бобруйска жила родственница Норовых М.И. Турчанинова. По счастью, она была хорошо знакома с комендантом тюрьмы и часто общалась с Норовым, привозила ему необходимые книги и вещи. Через нее-то и сумел Василий Сергеевич переправить на волю рукопись записок. Прошло около четырех лет, прежде чем родственники декабриста, используя связи литератора А.В. Никитенко, смогли добиться публикации книг у издателя Вингебера.

Книги сразу же обратили на себя внимание читающей России и тем, что спокойно, без ложного пафоса автор проникновенно рассказывал о событиях недавнего героического прошлого, очевидцем и участником которых он был, и тем, что “Записки” не содержали никаких восторженных замечании в адрес Александра I. (Безудержные хвалебные гимны в его честь переполняли сочинения подобного рода.) Вместе с тем в книгах высоко оценивался полководческий талант М.И. Кутузова, не пользовавшегося, как известно, особым благоволением царя. Интерес также вызывали замечания сочинителя о народном характере войны, о бесстрашии и мужестве простых русских солдат.

Уже сам выход этих книг был знаменателен. Прошло более восьми лет со дня восстания, а имена декабристов по-прежнему скрывала непроницаемая государственная тайна. И вдруг издаются книги, написанные в одиночной камере Бобруйской тюрьмы, да еще человеком, с детских лет бывшим личным врагом царствующего императора.

В 1835 году Николай I разрешил перевести Норова из Бобруйской тюрьмы в действующие войска на Кавказе. 20 апреля 1835 года он был зачислен рядовым в шестой черноморский батальон, а через два года произведен в унтер-офицеры. В мае 1838 года Норову удалось добиться разрешения вернуться домой под надзор отца. Балашовский исправник получил от своего начальства строгие указания следить за каждым шагом Норова в Ключах. Особенно охранку интересовало: с кем из соседей бывший декабрист будет общаться? О чем станет вспоминать? Негласное жандармское око следило за Норовы м до конца его дней.

Жизнь Василия Сергеевича в доме родителей была очень тяжелой. Мать умерла в ноябре 1838 года, а с отцом у них сложились довольно сложные отношения. В последние годы жизни С.А. Норов превратился в желчного больного мистика, жестоко обращавшегося с окружающими. Между отцом и сыном постоянно возникали конфликты. Однажды утром, гуляя по саду. Норов увидел, как приказчик вел на конюшню старого слугу, нечаянно разбившего хрустальный бокал. Когда они поравнялись с барином, Василий Сергеевич строго сказал приказчику: “Отпустить!” — “Старый барин велели”, — начал оправдываться тот. “Немедленно отпустить”, — Норов в бешенстве двинулся на приказчика. Обедали в тот день молча. Лишь в конце трапезы Сергей Александрович, убирая салфетку, сердито произнес: “Милый друг, тебе не следует вмешиваться в мои распоряжения. Если мы будем подрывать власть дворянскую, то вскоре рискуем пасть от ударов ножей наших неразумных крестьян...”

Подобные столкновения делали невыносимой жизнь в доме Носовых. Но Василий Сергеевич упорно продолжал вмешиваться в помещичьи права отца. Часто при этом вспоминал он слова Никиты Муравьева: “Раб, прикоснувшийся земли русской, становится свободным”. Норову не довелось дождаться крестьянской свободы, борьбе за приближение которой он посвятил свою жизнь. В 1839 году царь разрешил Норову переехать в Ревель (Таллин), где он мог лечиться морскими ваннами. Здесь, в маленьком приморском городке, В.С. Норов скончался 10 декабря 1853 года 60 лет от роду, половина из которых была отдана благородному делу борьбы за добро и справедливость.

“Что это было за удивительное поколение, из которого вышли Пестели, Якушкины, Фонвизины, Муравьевы, Пущины и пр.”, — писал А.И. Герцен. К этому “удивительному поколению” принадлежал и Василий Сергеевич Норов.