Декабристы

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Декабристы » ДЕКАБРИСТЫ. » Муравьёв-Апостол Сергей Иванович.


Муравьёв-Апостол Сергей Иванович.

Сообщений 1 страница 10 из 57

1

СЕРГЕЙ ИВАНОВИЧ МУРАВЬЁВ-АПОСТОЛ

https://img-fotki.yandex.ru/get/1105245/199368979.18a/0_26e7f5_edad84a9_XXXL.jpg

(23.10.1795 — 13.7.1826).

Подполковник Черниговского пехотного полка. Из дворян.

Родился в Петербурге. Детство провел в Гамбурге, затем воспитывался в Париже в пансионе Хикса до 1802.

В службу вступил в корпус инженеров путей сообщения юнкером — 16.12.1810, прапорщик — 20.5.1811, подпоручик — 20.5.1812, участник Отечественной войны 1812, находился под начальством инженер-генерал-майора П.Н. Ивашева (Витебск, Бородино, Тарутино, Малоярославец, в отряде генерал-адъютанта гр. Ожеровского под Красным — награждён золотой шпагой за храбрость, Березина), поручик — 17.12.1812, награжден орденом Анны 4 ст., переведен в батальон вел. кн. Екатерины Павловны — 20.4.1813, участник заграничных походов (Люцен — награждён орденом Владимира 4 ст. с бантом, Бауцен, Лейпциг, с 1814 находился при генерале от кавалерии Н.Н. Раевском, Фер-Шампенуаз, Париж — награждён орденом Анны 2 ст.), возвратился в Россию с гренадерским корпусом под командованием генерал-лейтенанта Паскевича, штабс-капитан — 8.5.1813, капитан — 4.10.1813, переведён в л.-гв. Семёновский полк поручиком — 1.3.1815, штабс-капитан — 2.2.1817, капитан — 15.12.1819, после восстания Семёновского полка переведён подполковником в Полтавский пехотный полк —2.11.1820, переведён в Черниговский пехотный полк — 16.5.1822 (командир 2 батальона, Васильков Киевской губернии).

Масон, член (с 2.1.1817) и обрядоначальник (с 14.6.1817) ложи «Трёх добродетелей», вышел из ложи 22.12.1818.

Один из основателей Союза спасения (участник Московского заговора 1817) и Союза благоденствия (член и блюститель Коренного совета, участник Петербургских совещаний 1820), член Южного общества (один из директоров, глава Васильковской управы), один из координаторов проекта связи с Обществом соединённых славян, руководитель восстания Черниговского полка.
Автор революционного Катехизиса.

Приказ об аресте — 19.12.1825, арестован подполковником Гебелем 29.12.1825 в Трилесах, освобождён офицерами Кузьминым, Сухиновым и Щепилло, вторично арестован (взят в плен в бою тяжело раненным картечью) — 3.1.1826, допрошен генералом Ротом — 10.1.1826, доставлен закованным в кандалы в Могилёв — 14.1.1826, отправлен оттуда в сопровождении старшего адъютанта подполковника Носова и лекаря Нагумовича в Петербург — 15.1.1826, доставлен в Петербург в Главный штаб — 19.1.1826, после допроса в Зимнем дворце 20.1.1826 помещён в Петропавловскую крепость — 21.1.1826 ночью в №8 Алексеевского равелина «присылаемого Сергея Муравьёва посадить под строгий арест по усмотрению; он ранен и слаб, лучше будет его посадить в Алексеевский равелин и снабдить всем нужным; лекарю велеть его сейчас осмотреть и ежедневно делать должный осмотр и перевязку».
27.6.1826 И.М. Бибиков уведомил А.Я. Сукина, что им получен перстень С.И. Муравьёва-Апостола для передачи его отцу.

Осуждён вне разрядов и 11.7.1826 приговорён к повешению. 13.7.1826 казнён на кронверке Петропавловской крепости.

Похоронен вместе с другими казненными декабристами на о. Голодае.

Известно его стихотворение на французском языке.

ВД, IV, 227-412.

2

Алфави́т Боровко́ва

МУРАВЬЕВ-АПОСТОЛ Сергей Иванов.

Подполковник Черниговского пехотного полка.

Вступил в Общество при начальном основании. Знал о совещании, когда вызывался Якушкин покуситься на жизнь государя, но не одобрял и письменно доказал совещавшимся бесплодность их предприятия. Участвовал в совещании Коренной думы, где было принято республиканское правление. После объявленного уничтожения Союза благоденствия присоединился в 1822 году к обществу, преобразованному на юге, и начальствовал над Васильковскою управою. Участвовал в совещаниях в Киеве и в деревне Каменке у Давыдова, на коих определено было о введении республики посредством революции. Хотя сначала он отвергал изведение государя и всего царствующего дома, но впоследствии на сие согласился. Он с Бестужевым-Рюминым открыл первые сношения с Польским обществом.
В 1823 году при Бобруйске составлял заговор остановить государя и возмутить дивизию.
В 1824 на контрактах в Киеве предлагал о начатии возмущения и показывал решительную к тому готовность; а в лагере при Белой Церкви участвовал опять в заговоре начать революцию покушением на жизнь государя.
В начале 1825 года возобновил таковое же предложение и усугубил деятельность в приготовлении к тому средств. Послаблением на службе и пособиями в нуждах старался привязать к себе нижних чинов Черниговского полка; в лагере при Лещине собирал к себе солдат и других полков, из бывших семеновских, возбуждал в них неудовольствие к начальству и, раздавая им деньги, поощрял к возмущению.
Там же открыл Общество соединенных славян и, вспомоществуемый Бестужевым-Рюминым, присоединил оное к Южному; возбуждал в членах мятежный дух; уверял о согласии гвардии и армии на введение перемены правления в государстве; склонял содействовать при перевороте, а некоторых согласил при начатии возмущения лишить жизни государя императора. В продолжение лагеря неоднократно участвовал в таковых злоумышлениях, причем намеревались послать несколько человек  в Таганрог для цареубийства и, наконец, определили открыть революцию непременно в 1826 году. Тут по требованию его дана клятва в непреложном исполнении их намерения. О сем решении при отъезде Трубецкого в С.-Петербург поручил сообщить Северному обществу, чтобы оно приняло свои меры. В ноябре на извещение Пестеля об опасности, угрожающей обществу, отвечал, что он готов к возмущению, как скоро будет нужно.
В то же время провозглашен третьим директором Южного общества.
27-го декабря, услышав в местечке Любаре об арестовании бумаг его, согласился на предложение брата своего застрелиться, но, будучи удержан Бестужевым, отправился к своему баталиону и произвел возмущение Черниговского полка. На марше возмутителей слышал предложение Бестужева в случае неудачи пробраться в С.-Петербург и покуситься на жизнь государя. Будучи окружен отрядом гусар и артиллериею, он защищался, став против самой артиллерии, и, повергнутый картечью на землю, с помощью других сел опять на лошадь и приказывал идти вперед.
Он был одним из деятельнейших по обществу, которому доставил многих членов.

По приговору Верховного уголовного суда 11-го июля 1826 года повешен 13-го числа.

3

Сергей Иванович Муравьёв-Апостол (1796—1826)—воспитывался в Париже вместе с братом Матвеем, затем окончил курс в СПб. институте инженеров путей сообщения, участвовал в кампаниях 1813—14 гг.; в 1816 г. был перевёден в Семёновский полк, по расформировании которого, вследствие известной "истории", попал во второй батальон Черниговского полка.

С этого времени Сергей Муравьёв-Апостол становится одним из главарей Южного общества и приобретает необыкновенную популярность среди солдат, которой, между прочим, объясняется бунт Черниговского полка, приведший Сергея Ивановича, 13 июля 1826 г., на виселицу.

Его биограф Балас пишет в "Русской Старине" 1873 г.: "Необыкновенная кротость Сергея Ивановича, соединенная с любезностью, живостью и остроумием, была в нём, по выражению современников, блистательна и приманчива. Возвышенный и светлый ум, глубокая религиозность, прекрасные душевные качества приобретали ему чувства любви и преданности. Приветливость и остроумие делали его душой общества".

https://img-fotki.yandex.ru/get/1105245/199368979.18a/0_26e7f6_a01f5350_XXL.jpg

Уткин Николай Иванович (1780 - 1863). Портрет Сергея Ивановича Муравьева - Апостола. 1815 г. Бумага, акварель 16 х 13 По нижнему краю наклейка из голубой бумаги с надписью галловыми чернилами: Fait par N. Outkin a St-Petersbourg. 1815
Поступил от О. В. Пашковской в 1939 г.
Государственный литературный музей. Москва.

С.И. Муравьев-Апостол был четвертым ребенком в семье литератора и государственного деятеля Ивана Матвеевича Муравьева-Апостола. Во время царствования Павла I И.М. Муравьев был посланником в Гамбурге, Копенгагене, а в 1800–1801 гг. находился в Петербурге в Коллегии иностранных дел.

Для истории формирования политических представлений у юных Муравьевых-Апостолов интересен до сих пор неясный вопрос о степени участия их отца в заговоре 11 марта 1801 г., – тем более что с этим обстоятельством, очевидно, была связана длительная опала И.М. Муравьева-Апостола – главное событие в общественном и имущественном статусе семьи в течение многих лет.

В 1800 г. покровителем И.М. Муравьева был его непосредственный начальник, вице-канцлер Никита Петрович Панин. Муравьев, несомненно, разделял многие его воззрения и в письме С.Р. Воронцову в Лондон от 16 февраля 1801 г., написанном симпатическими чернилами, с горечью сообщал об отставке и опале «г-на Панина, верного правилам чести и здравой политики». «Я сам расстроен, – признавался И.М. Муравьев, – лишившись единственного человека, который привязывал меня к службе. Я некоторым образом лишился способности размышлять и потому неудивительно, что не умею выражаться». Как известно, Н.П. Панин был одним из первых организаторов заговора, направленного к свержению Павла, но высылка из столицы прекратила его конспиративную деятельность.

Восшествие на престол Александра I отец декабристов встречает восторженно, не забывая при описании различных послаблений и наград в первые месяцы нового царствования, радостно отметить возвращение и возвышение Панина. Однако летом 1801 г., находясь в Вене и Берлине с почетной миссией – передать тамошним дворам послания Александра и его матери – И.М. Муравьев-Апостол считает долгом предупредить своего покровителя о грозящей ему опасности. 23 августа 1801 г. в посланном с верной оказией письме из Вены И.М. Муравьев-Апостол обращался к Панину: «Я знаю Вас, Вы способны противиться урагану, ненастью. Но способны ли Вы перенести низкие интриги? Сильный безупречной совестью, целиком преданный делу, верный подданный и пламенный радетель за благо отечества, Вы всегда пойдете прямо к цели, с поднятой головой, пренебрегая или презирая те маленькие предосторожности, без которых невозможно долго шагать по скользкому паркету царских дворцов».

Письмо это, неплохо иллюстрирующее характер отношений двух государственных деятелей, открывает также и часть тех рассуждений (двор, интриги, совесть), которые, вероятно, с раннего детства слышали дети И.М. Муравьева-Апостола. Как известно, предостережения подчиненного не помогли Панину: осенью 1801 г. он должен был выйти в отставку, а вскоре фактически взят под надзор, лишен права въезда в столицы и подвергся опале, длившейся 36 лет, до самой смерти Панина. Вопрос о причинах такой ненависти Александра I к вчерашнему приближенному во многом еще не ясен. Очевидно, сыграло роль не только предательство С.Р. Воронцова, представившего царю откровенные письма Паниных, но и особая роль Н.П. Панина в заговоре против Павла и его идеи ограничения самодержавия.

Вскоре после этого стала явно проявляться царская немилость и к И.М. Муравьеву-Апостолу: в 1802 г. он отправлен послом в Испанию, что было несомненным понижением по сравнению с его высокой петербургской должностью, а в 1805 г. по возвращении в Россию, вынужден подать в отставку. Связь этой опалы со свержением Н.П. Панина кажется логичной. Данный эпизод тем интереснее, что о нем сохранились отзывы и старшего сына дипломата, и Александра Сергеевича Пушкина. Много лет спустя за престарелым Матвеем Ивановичем Муравьевым-Апостолом будет записано: «Когда составлялся заговор, Иван Матвеевич тоже получил было от кого-то из заговорщиков приглашение принять в нем участие и отказался; потом участники заговора сумели восстановить Александра I против Ивана Матвеевича, который позже никогда не пользовался его милостью».

Важно, что в таком виде этот эпизод, очевидно, отложился в сознании детей опального: неблагодарность императора из подробности семейной легко перерастала в черту политическую, связанную со многими важнейшими обстоятельствами («властитель слабый и лукавый», «к противочувствиям привычен»).

Осенью 1834 г. Пушкин сделал запись, вошедшую в его «Table-talk» и ввиду ее характера полностью опубликованную лишь в 1881 г. «Дмитриев предлагал имп. Александру Муравьева в сенаторы. Царь отказал начисто, и помолчав, объяснил на то причину. Он был в заговоре Палена. Пален заставил Муравьева писать конституцию, – а между тем произошло дело 11 марта.

Муравьев хвастался впоследствии времени, что он будто бы не иначе соглашался на революцию, как с тем, чтобы наследник подписал хартию. Вздор! – План был начертан Рибасом и Паниным. Первый отстал раскаясь и будучи осыпан милостями Павла. – Падение Панина произошло от того, что он сказал, что все произошло по его плану. Слова сии были доведены до государыни Марии Федоровны – и Панин был удален. (Слышал от Дмитриева.)»

Эта запись до сих пор отчасти таинственна. Очевидно, современникам нелегко было доискаться истины, даже такому важному человеку, как поэт Иван Иванович Дмитриев, при Павле обер-прокурор Сената, при Александре I – министр юстиции. Его память, к которой нередко обращался Пушкин, занимаясь потаенной русской историей, была точна. Начало эпизода до слова «вздор», кажется, довольно верное воспроизведение разговора с царем, происходившего скорее всего между 1810 и 1812 гг. Итак, Александру донесли, что Муравьев «хвастался». «Вздор!» Эта оценка скорее всего принадлежит Дмитриеву, потому что пушкинское пояснение «слышал от Дмитриева» относится ко всему эпизоду. «Вздор», говорит Дмитриев и, вероятно, соглашается Пушкин, … потому что план заговора (регентство, конституция) принадлежит Панину и Рибасу...

Еще находясь в Испании, И.М. Муравьев-Апостол отправил жену со всеми детьми в Париж, имея в виду прежде всего помещение сыновей в одно из лучших учебных заведений – пансион Хикса. Сохранился целый комплекс писем матери декабристов Анны Семеновны Муравьевой-Апостол к мужу Ивану Матвеевичу – из Парижа в Россию.

Большая семья, мать и семеро детей (от родившегося здесь Ипполита до невесты Елизаветы), проводит во Франции более пяти лет, не прерываемых даже войной России с Наполеоном в 1805–1807 гг. Последнее обстоятельство, очевидно, вызвало в начале 1806 г. упреки из России. В письме от 11 апреля 1806 г. А.С. Муравьева-Апостол пересказывает мужу соображения близкой родственницы Е.Ф. Муравьевой (матери декабристов Никиты и Александра Муравьевых), которая находит, что «в Москве учат не хуже и что все могут поверить, будто Иван Матвеевич не желает возвращения семьи». Анна Семеновна сетует на судьбу, напоминая, что она в Париже «не по своей воле», что у нее большие долги, заботы по обучению детей и лечению больных ног сына Матвея.

По сохранившимся воспоминаниям Олениных и Капнистов известно, что и в годы разрыва Франции с Россией Анна Семеновна и ее дети держались гордо и достойно. Сергей в пансионе давал отпор попыткам «ущемления» России. Сам Наполеон, кажется, лично знал А.С. Муравьеву-Апостол и относился к ней с большим уважением…

В письме от 10 августа 1806 г. А.С. Муравьева-Апостол извещает мужа: «Сегодня большой день. Мальчики возвращаются в пансион» (очевидно, после каникул). Затем следует самое раннее из сохранившихся писем Сергея и Матвея Муравьевых. Тринадцатилетний Матвей: «Дорогой папа, сегодня я возвращаюсь. Я очень огорчен тем, что не получил награды, но я надеюсь, что награда будет возвращена в течение этого полугодия. Мама давала обед моему профессору, который обещал ей хорошенько за мною смотреть».

Десятилетний Сергей: «Дорогой папа, я обнимаю тебя от глубины души. Я бы хотел иметь маленькое письмецо от тебя. Ты мне еще никогда не писал. В этом году я иду на третий курс вместе с братом. Я обещаю тебе хорошо работать. До свидания, дорогой папа, я тебя обнимаю от всего сердца».

Таким образом, младший тремя годами Сергей по успехам догнал старшего брата…

«Поздравляю тебя, мой друг, – пишет А.С. Муравьева, – с двумя взрослыми дочерьми; Катерина больше Элизы, а та выше матери; только Матвей не растет совсем, Катерина на голову выше его. Сережа тоже большой. Матвей начал работать чуть лучше [...]. Они начали учиться по-русски: один секретарь дает им уроки, они от этого в восторге».

Строки почти символические для истории образования и умонастроения будущих революционеров; один на пятнадцатом, другой на двенадцатом году начинают систематически учиться родному языку, но притом как характерен их восторг по этому поводу! Позже мать не раз возвращается к этой теме. 5 февраля 1808 г.: «У меня для тебя только одна хорошая новость, что Сережа работает очень хорошо в течение последнего месяца, его профессора очень довольны им, оба занимаются по-русски; граф Толстой разрешил одному из своих секретарей, в пансионе, трижды в неделю давать им уроки. Они от этого в восторге».

Из письма старшей дочери Елизаветы (Элизы) к отцу… : «У Матвея и Сергея все в порядке. Я тебе говорила, что их сравнивают в пансионе с Кастором и Поллуксом, так как, пока один в небесах, другой – в аду, то есть пока один успевает в учении, другой ничего не делает, и так длится почти все пятнадцать дней, пока они не меняются местами. Вообще же оба становятся все более любезными. Матвей уже сложившийся мужчина, Сергей идет по стопам своего достойного брата. Об Ипполите ничего не могу сказать, кроме того, что он нас несколько раз сильно беспокоил».

В эту пору мать уже размышляет о будущем своих сыновей. 25 февраля 1808 г.: «Еще два года, и их учение закончится. Я говорю тебе, что у Сергея глубокий ум, и я верю, что он сделает нечто великое в науке. Матвей начинает хорошо работать, но он не имеет способностей своего брата. Возможно, они разовьются позднее».

В письме без даты, но относящемся к этому же времени, находится интересный «портрет» Сергея, нарисованный матерью: «Прошлую неделю твой маленький Сергей был третьим в классе по французскому чистописанию, по риторике – наравне с мальчиками, которым всем почти 16 или 17 лет, а преподаватель математики очень доволен Сергеем, и сказал мне, что у него хорошая голова. Подумать только, что ему нет и 13 лет! Нужно тебе сказать, что он много работает, много больше, чем Матвей [...] Он очень любит читать, и охотнее проведет целый день за книгой, чем пойдет прогуляться: и притом он такое дитя, что иногда проводит время со своими маленькими сестрами, играет в куклы и шьет им одежду. В самом деле, он необыкновенный».

6 мая 1808 г. в Россию сообщается о примечательном разговоре: «Господин Бетанкур здесь, мы много говорим о нашей стране, и он мне советует направить мальчиков в математику; он меня заверял, что опытных русских инженеров очень мало, и поскольку Сергей так силен в математике – ему следовало бы более пансиона окончить политехническую школу. На все это надо еще лет пять, но полученное в результате высшее техническое образование было бы благом и для него и для отечества. Что же касается Матвея, то математика может сделать его артиллерийским офицером. Настоящее математическое образование можно получить только здесь; в России – труднее, или, говоря яснее, – невозможно».

Как известно, эти планы не сбылись. Традиция, дух времени сулили обоим мальчикам военную службу. Международная обстановка была неустойчивой для длительного обучения во Франции. Хотя престиж точных наук возрастал, но на первом плане оставались политика, литература, науки общественные…

Постепенно зреет мысль о необходимости вернуться на родину. Письма Анны Семеновны мужу полны жалобами на нехватку средств: парижская жизнь обходится семье в среднем в 20 000 ливров в год (8000-9000 руб., в зависимости от курса), однако долги не позволяют думать о немедленном выезде на родину. К Ивану Матвеевичу несутся просьбы продать часть земель.

29 ноября 1808 г. Анна Семеновна восклицает: «Ради бога, вытащи нас из этой парижской пучины. Я ничего другого не желаю на свете». Постепенные приготовления к отъезду мать держит в тайне от сыновей: «Я боюсь, что они перестанут совсем трудиться, в то время как сейчас они убеждены, что пробудут здесь еще два года» (письмо от 27 февраля 1809 г.).

Наконец, многочисленные долги заплачены и 21 июня 1809 г. в Россию сообщается: «Я отправляюсь завтра». Следующие письма с дороги наполнены колоритными подробностями о медленном движении большой семьи в дилижансе, затем на двух экипажах с прибавлением к ним в Берлине «une britchka». Летний путь 1809 г. по Германии лежал меж двух воюющих армий, французской и австрийской: 14 июля 1809 г. из Берлина, где была сделана длительная остановка, Анна Семеновна сообщала мужу: «Я даже была задержана на бивуаке, но к счастью это были французы. Мой страх, однако, невозможно описать, когда появились гусары [...] с вопросом, кто мы такие, в 10 часов вечера, в темном лесу; ты можешь вообразить, что потребовалось немало смелости и твердости, имея семь детей, в том числе двух взрослых дочерей».

После 8-летнего перерыва Анна Семеновна с детьми оказывается на родине. Именно в это время, на границе (как рассказал много десятилетий спустя Матвей Муравьев-Апостол) «оба брата Муравьева кинулись обнимать сторожевого казака». Как близок этот поступок к «восторгу» мальчиков, начавших в Париже изучать русский язык. Именно тогда мать и сообщила впервые детям: «В России вы найдете рабов».

Осенью 1809 г. семья находилась в имении Бакумовке Полтавской губернии. 7 января 1810 г. Анна Семеновна пишет мужу уже из Москвы, на квартире Катерины Федоровны Муравьевой, «на Большой Никитской улице, в приходе Георгия на Всполье, № 237, в доме бывшем княгини Дашковой».

В конце февраля семья в Петербурге, старшая дочь Елизавета выходит за графа Ф.П. Ожаровского. Анна Семеновна собирается надолго поселиться в провинции для восстановления запущенного хозяйства и 28 февраля 1810 г. пишет (Ожаровскому): «Мой муж останется в Москве со своими сыновьями, это для них необходимо». В Москве мать внезапно умирает, 14-летний Сергей и 17-летний Матвей вскоре поступают на военную службу.

Внезапная смерть матери (1810), а затем старшей дочери Е.И. Ожаровской (1814) ограничивает комплекс сохранившейся семейной переписки, так как за исключением некоторых случайных материалов, выявленных Л.А. Медведской, архив отца декабристов за период после 1814 г. в основном неизвестен.

Несколько писем Сергея и Матвея Муравьевых-Апостолов пришли с театра военных действий против Наполеона. Лишения, переносимые в походе, усугубляются отсутствием денег – обычная ситуация в семье расточительного Ивана Матвеевича. 27 августа 1813 г. Сергей Иванович сообщает из Петервальсдау Ожаровским: «Я живу вместе с братом, и поскольку мы в сходном положении, то есть без единого су, мы философствуем каждый на свой лад, поглощая довольно тощий обед [...]. Когда граф Адам [Ожаровский] был здесь, я обедал у него, но увы, он убыл, и его обеды вместе с ним». Матвей в приписке поясняет, что «философия с успехом заменяет пищу».

Оправляющийся от раны Матвей в письме из Готы от 21 октября 1813 г. сообщает о закончившейся только что битве при Лейпциге: «Сергей дрался там со своим батальоном, и такого еще не видал, но остался цел и невредим, хотя с полудня до ночи четвертого октября находился под обстрелом, и даже старые воины говорят, что не припомнят подобного огня». Письмо заканчивается описанием «прекрасной Готы» и предвкушением бала, который дает город. «Впереди движение к Рейну и сладостное возвращение».

Сложное умонастроение 18-летнего Сергея Муравьева, вернувшегося с войны, передает его письмо Ф.П. Ожаровскому при известии о смерти сестры Елизаветы: «Мой дорогой Франсуа, ужасная новость, которую я узнал тотчас по прибытии в Москву, в момент, когда я должен быть особенно счастлив, как раз тогда, когда я должен был ее увидеть [...]. Она была более чем сестра для нас. Только религия может несколько облегчить нашу печаль». Конец письма свидетельствует о сильных религиозных чувствах, свойственных декабристу и позже своеобразно сплавившихся с революционным воззрением (это проявилось, в частности, в знаменитом «Катехизисе» С.И. Муравьева, читанном восставшему Черниговскому полку).

В 1815–1820 гг. С.И. Муравьев-Апостол находится в Петербурге, в 1821–1826 гг. – на юге. Его отец с новой семьей с 1817 по 1824 г. почти безвыездно живет в имении Хомутец Полтавской губернии (позже там поселятся и Матвей Муравьев-Апостол).

В архиве Ожаровских сохранилось любопытное письмо декабриста от 8 января 1818 г.: здесь представлена внешняя сторона жизни Сергея Ивановича в период его активной деятельности в первых декабристских обществах. Описывается пребывание гвардии в Москве, – «долгие дни, оживляемые лишь свадьбами; Каблуков женился на Завадовской, Обресков на Шереметевой, конногвардеец Сергей Голицын на юной графине Морковей и 300 000 рублях впридачу [...]. Но Вы не думайте, что я собираюсь под ярмо Гименея; по Вашему совету – жду самую прекрасную, самую умную и любезную москвичку, хотя соблазн велик [...]. И тогда, когда найду, я оставлю службу императорскую, чтобы посвятить себя ей – и стать философом [...] Никита здесь и чувствует себя хорошо; Ипполит более учен, чем Аристотель и Платон, и очень важничает».

За шутливой оболочкой письма скрываются серьезные размышления Сергея Муравьева, по-видимому, не считавшего возможным посвятить себя личной жизни после вступления в тайное общество, но часто мечтавшего о выходе в отставку и, по свидетельству брата, незадолго перед тем желавшего «оставить на время службу и ехать за границу слушать лекции в университете, на что отец не дал своего согласия».

Некоторые новые сведения, касающиеся важного для биографии декабриста периода, обнаруживаются в обширном архиве Капнистов, друзей и полтавских соседей Муравьевых-Апостолов…

Весть о семеновской истории взбудоражила обитателей Хомутца – И.М. Мураьева-Апостола, его вторую жену П.В. Грушецкую и детей от второго брака. 1 декабря (1820 г.) И.М. Муравьев-Апостол пишет В.В. Капнисту: «Чувствительно Вам благодарен, любезный сосед, за принимаемое Вами участие в моих беспокойствах о Сереже; и не менее того благодарен и любезному Семену Васильевичу которому прошу о том сказать. Письма его к Вам от 11-го числа, а я вчера получил от 16-го (ноября) от возвратившегося уже из Ревеля Сережи, который в восхищении от эстляндских красавиц, пишет, что его носили на руках, давали ему званый обед у губернатора, бал великолепный, – не знаю где, и вот все тут. О приказе, распечатанном в Петербурге по 16-е число ни слова, я тут ничего не понимаю [...]. Впрочем, Вы можете быть уверены, что тут не умолчание, и что Сережа бы написал с буквальной точностью, если бы что было»…

3 января 1826 г. в сражении у деревни Ковалевки Черниговский полк был разбит правительственным отрядом. Тремя днями ранее приехавший к братьям и тут же присоединившийся к восстанию Ипполит Муравьев-Апостол гибнет, раненый Сергей и Матвей попадают в плен. Последнее, трагическое полугодие в жизни С.И. Муравьева-Апостола связано с некоторыми рассказами и легендами, анализ которых небесполезен.

В 1862 г. в герценовском «Колоколе» в составе корреспонденции «Из Витебска до Ковна», присланной известным поляком, были опубликованы следующие строки: «Могилев. При названии этого города должно вспомнить русскому своего мученика Муравьева-Апостола: когда его, скованного, привели перед Остен-Сакеном, и когда Сакен стал бесноваться, вмешивая красные слова, то Муравьев потряс оковы от сдержанного волнения, плюнул на Сакена и повернулся к выходу» («Из рассказа старого капитана, конвоировавшего Муравьева до Петербурга»).

Эта история находит определенную параллель в рапорте из Могилева в Петербург начальника штаба 1-й армии генерал-адъютанта Толя. Сообщая о предварительном допросе С.И. Муравьева-Апостола, он между прочим пишет: «В разговоре с подполковником Сергеем Муравьевым усмотрел я большую закоснелость зла, ибо сделав ему вопросы: как Вы могли предпринять возмущение с горстью людей? Вы, которые по молодости вашей в службе не имели никакой военной славы, которая могла бы дать вес в глазах подчиненных ваших: как могли вы решиться на сие предприятие? Вы надеялись на содействие других полков, вероятно потому, что имели в оных сообщников: не в надежде ли вы были на какое-нибудь высшее по заслугам и чинам известное лицо, которое бы при общем возмущении должно бы было принять главное начальство? На все сии вопросы отвечал он, что готов дать истинный ответ на все то, что до него касается, но что до других лиц относится, того он никогда не обнаружит, и утверждал, что все возмущение Черниговского полка было им одним сделано, без предварительного на то приготовления. По мнению моему, надобно будет с большим терпением его спрашивать».

Наверное, еще пренебрежительнее разговаривали с участником единственного в своей жизни сражения подпоручиком Бестужевым-Рюминым: он, «подобно Муравьеву, усовершенствованный закоснелый злодей, потому что посредством его имели сообщники свои сношения; и он по делам их был в беспрестанных разъездах; ему должны быть известны все изгибы и замыслы сего коварного общества».

Разговор был грубым, жестким, слово «злодей» несколько раз появляется в рапорте Толя; разумеется, начальник штаба не стеснялся и в разговоре, так же как главнокомандующий 1-й армии Остен-Сакен…

С.И. Муравьев-Апостол был доставлен во дворец поздно ночью 20 января 1826 г. Разговоры заключенных с царем, как известно, не протоколировались. В свое время в Вольной печати Герцена появилась следующая версия о словах, сказанных в ту ночь. «При допросе императором Николаем, Сергей Муравьев так резко высказал тягостное положение России, что Николай протянул ему руку и предложил ему помилование, если он впредь ничего против него не предпримет. Сергей Муравьев отказался от всякого помилования, говоря, что он именно и восставал против произвола и потому никакой произвольной пощады не примет».

Другая редакция той же легенды записана в семье декабриста Ивашева со слов М.И. Муравьева-Апостола: «Во время допроса царем [...] Сергей Муравьев-Апостол стал бесстрашно говорить царю правду, описывая в сильных выражениях внутреннее положение России; Николай I, пораженный смелыми и искренними словами Муравьева, протянул ему руку, сказав:

– Муравьев, забудем все; служи мне.

Но Муравьев-Апостол, заложив руки за спину, не подал своей государю...».

Буквально такой сцены, очевидно, не было. Однако зерно истины, содержащейся в приведенных рассказах, открывается из сопоставления двух документов, принадлежащих один – допрашивающему, другой – допрашиваемому.

Николай I: «Никита Муравьев был образец закоснелого злодея». Из продолжения этой записи видно, что царь спутал Муравьевых, подразумевая Сергея Муравьева-Апостола: «Одаренный необыкновенным умом, получивший отличное образование, но на заграничный лад, он был в своих мыслях дерзок и самонадеян до сумасшествия, но вместе скрытен и необыкновенно тверд. Тяжело раненный в голову, когда был взят с оружием в руках, его привезли закованного. Здесь сняли с него цепи и привели ко мне. Ослабленный от тяжелой раны и оков, он едва мог ходить. Знав его в Семеновском полку ловким офицером, я ему сказал, что мне тем тяжелее видеть старого товарища в таком горестном положении, что прежде его лично знал за офицера, которого покойный государь отличал, что теперь ему ясно должно быть, до какой степени он преступен, что – причиной несчастия многих невинных жертв, и увещал ничего не скрывать и не усугублять своей вины упорством. Он едва стоял; мы его посадили и начали допрашивать. С полной откровенностью он стал рассказывать весь план действий и связи свои. Когда он все высказал, я ему отвечал: – Объясните мне, Муравьев, как вы, человек умный, образованный, могли хоть одну секунду до того забыться, чтоб считать ваше намерение сбыточным, а не тем, что есть - преступным злодейским сумасбродством?

Он поник голову, ничего не отвечал, но качал головой с видом, что чувствует истину, но поздно. Когда допрос кончился, Левашов и я, мы должны были его поднять и вести под руки».

Через пять дней после первого допроса, 25 января 1826 г. С.И. Муравьев-Апостол отправляет известное письмо царю, где между прочим ссылается на личное разрешение царя – непосредственно к нему обращаться, описывал тяжелое положение солдат и затем говорил о своем стремлении «употребить на пользу отечества дарованные мне небом способности; в особенности же если бы я мог рассчитывать на то, что я могу внушить сколько-нибудь доверия, я бы осмелился ходатайствовать перед вашим величеством об отправлении меня в одну из тех отдаленных и рискованных экспедиций, для которых ваша обширная империя представляет столько возможностей – либо на юг, к Каспийскому и Аральскому морю, либо к южной границе Сибири, еще столь мало исследованной, либо, наконец, в наши американские колонии. Какая бы задача ни была на меня возложена, по ревностному исполнению ее ваше величество убедитесь в том, что на мое слово можно положиться».

Из письма видно (в нем содержится формула «подтверждаю еще раз»), что во время допроса 20 января С.И. Муравьев-Апостол уже говорил о недовольстве армии своим положением. Очевидно, Николай I поддержал эту тему, верный тому методу мнимого согласия или полусогласия с доводами собеседника, который был употреблен при допросах Каховского или, позже, в разговоре с привезенным из Михайловского Пушкиным. По всей вероятности, царь, беседуя с Муравьевым-Апостолом о положении в армии, выражал нечто вроде сожаления о способных людях, направляющих свои таланты не за, а против власти, говорилось и о необходимости «объединения усилий», чем Муравьеву была дана определенная надежда.

След этого обещания наблюдается даже в царском воспоминании («Муравьев... одаренный необыкновенным умом... отличное образование») – и Муравьев, пожалуй, отзывается на эти царские слова, когда пишет «дарованные мне небом способности». Не стал бы он так наивно говорить о рискованных восточных экспедициях, если б ему не намекнули. Разрешение говорить о себе, намек на будущую «общую службу» – все это, умноженное в несколько раз слухами и воображением современников, дало легендарный итог: «Николай протянул ему руку и предложил ему помилование».

В «Русской старине» в 1873 г. появился следующий рассказ, записанный отчасти со слов Матвея Муравьева-Апостола: «Отцу позволили посетить Сергея Ивановича в тюрьме. Старый дипломат сильно огорчился, увидев сына в забрызганном кровью мундире, с раздробленной головой.

– Я пришлю тебе, – сказал старик, – другое платье.

– Не нужно, – ответил заключенный, – я умру с пятнами крови, пролитой за отечество».

Эту же историю несколько иначе, на наш взгляд, более достоверно передает Софья Капнист, между прочим, получавшая вести из столицы от сестры Муравьевых-Апостолов – Екатерины Бибиковой. «Екатерина Ивановна описывала и трогательную сцену последнего свидания и прощания отца с несчастными сыновьями; получив повеление выехать за границу, он тогда же испросил позволение увидеть своих и проститься с ними.

С ужасом ожидал он их прихода в присутственной зале; Матвей Иванович, первый явившись к нему, выбритый и прилично одетый, бросился со слезами обнимать его; не будучи в числе первых преступников и надеясь на милость царя, он старался утешить отца надеждою скорого свидания. Но когда явился любимец отца, несчастный Сергей Иванович, обросший бородою, в изношенном и изорванном платье, старику сделалось дурно, он, весь дрожащий, подошел к нему и, обнимая его, с отчаянием сказал: «В каком ужасном положении я тебя вижу! Зачем ты, как брат твой, не написал, чтобы прислать тебе все, что нужно?»

Он со свойственной ему твердостью духа отвечал, указывая на свое изношенное платье: «Mon pere, cela me suffira!», т.е. что «для жизни моей этого достаточно будет!». Неизвестно, чем и как кончилась эта тяжкая и горестная сцена прощания навеки отца в преклонных летах с сыновьями, которых он нежно любил и достоинствами коих так справедливо гордился».

Свидание С.И. Муравьева-Апостола с отцом происходило 13 мая 1826 г. …Точность информации С.В. Капнист о предстоящем после свидания отъезде отца декабристов подтверждает достоверность … ее рассказа о том, что И.М. Муравьев-Апостол получил царское повеление уехать за границу и находился там во время вынесения и исполнения приговора. Сенатор был слишком крупной персоной, сыновья его были в центре заговора; Николай I уже знал, что Сенат будет участвовать в решении дела, и в этом случае отец декабристов мешал высшей власти, самим своим существованием олицетворяя живой протест.

С.И. Муравьев-Апостол был казнен на рассвете 13 июля 1826 г., мужественно держась до конца и ободряя своего друга М.П. Бестужева-Рюмина. Много лет спустя Лев Николаевич Толстой, отнюдь не разделявший основные идеи С.И. Муравьева-Апостола, запишет о нем рассказ престарелого Матвея Ивановича и скажет о погибшем декабристе: «Сергей Иванович Муравьев, один из лучших людей того, да и всякого времени».

Н. Я. Эйдельман. «К биографии Сергея Ивановича Муравьева-Апостола» (в сокращении).

4

Ирина Карацуба

«Православный катехизис» С.И. Муравьева-Апостола: комментарий.

Катехизис (или катихизис, по-гречески «изустное наставление») – краткое изложение основ христианской веры, обычно в форме вопросов и ответов. В России первые катехизисы были написаны в 1760-70-е годы просвещенным и либеральным архиепископом (впоследствии митрополитом) московским Платоном (Левшиным). Наиболее же известным (и до сих пор использующимся) стал катехизис его ученика и преемника на митрополичьей кафедре Филарета (Дроздова), вышедший в 1823 г. и имевший более чем непростую судьбу (см. об этом ниже). Насколько нам известно, первым мирянским (т.е. написанным мирянином, а не священнослужителем) катехизисом был «Нравоучительный катихизис истинных франкмасонов» (1790) масона, мистика и соратника Н.И. Новикова И.В. Лопухина, созданный под влиянием бесед с митрополитом Платоном и опубликованный в 1798 г.

В настоящем исследовании речь пойдет о «Православном катехизисе» (далее – ПК) – документе, созданном в 20-х числах декабря 1825 г. и прочитанном 31 декабря на соборной площади города Василькова перед восставшим Черниговским полком[a]. Традиционно считается, что авторами этого текста были руководитель восстания черниговцев подполковник С.И. Муравьев-Апостол и его друг М.П. Бестужев-Рюмин, тоже участвовавший в этом восстании. Однако в данном случае вопрос о степени участия каждого из друзей в написании этого документа представляется несколько более сложным.

На следствии Муравьев и Бестужев выгораживали друг друга, стараясь взять на себя максимальную ответственность. А М.И. Муравьев-Апостол, брат руководителя восстания, показал, что ПК был сочинен «Бестужевым и братом Сергеем», причем инициатива в написании этого документа принадлежала именно Бестужеву-Рюмину[b1] . Согласно «Донесению следственной комиссии», оба друга равным образом участвовали в сочинении катехизиса «в коем … своевольно толкуя отдельные места из Ветхого Завета, они хотели доказать, что богу угоден один республиканский образ правления»[c].

Однако Верховному уголовному суду, утвердившему приговоры декабристам, степень вины обоих заговорщиков представлялась различной. Муравьеву-Апостолу ставилось в вину «составление» ПК, тогда как Бестужев-Рюмин оказывался виновным лишь в «участии в сочинении» этого документа[d]. Представляется, что в данном случае с определением суда можно согласиться: показания и воспоминания других участников тайных обществ, бывших в курсе авторства ПК (например, И.И. Горбачевского и М.М. Спиридова), единодушно приписывают идею революционной пропаганды при помощи библейских текстов именно Муравьеву-Апостолу.

Разумеется, ПК (в записках И.И. Горбачевского названный «Политическим катехизисом», а в «Донесении следственной комиссии» – «лже-Катехизисом») не является вероучительным произведением в строгом смысле этого слова, а его переклички с произведениями Лопухина (а тем более – Платона и Филарета) минимальны. Это объясняется в основном целями и обстоятельствами создания текста, призванного дать христианское обоснование идее военного восстания с целью свержения самодержавной власти. Вместе с тем, помимо целей агитационных, ПК преследовал и цели интерпретационные, учительные (по выражению Матвея Муравьева-Апостола, излагал «обязанности воина по отношению к богу и отечеству»[e]). Для его авторов-«воинов» Муравьева-Апостола и Бестужева-Рюмина он был своеобразным profession de foi (исповеданием веры), выражением не только политических планов, но и, говоря словами Н.И. Новикова, «практического християнства». Следует отметить, что социальная, а тем более политическая проекция христианства в русской религиозной мысли нового времени впервые возникла у масонов 1770-х гг., особенно ярко проявившись в рамках грандиозного просветительского и филантропического проекта новиковского кружка. Именно там был поставлен вопрос о христианской политике как общественном деле (параллельном или независимом от правительственной деятельности), там же были созданы и соответствующие организационные структуры.

С.И. Муравьев-Апостол вместе со многими другими заговорщиками в 1817-18 гг. участвовал в работе ложи Трех Добродетелей (основанной на месяц раньше Союза спасения), причем в течение почти полугода был ее церемониймейстером. По авторитетному мнению современного исследователя, более 120 декабристов являлись членами различных масонских лож, как в России, так и за рубежом [f]. В масонстве их привлекала возможность пропаганды своих идей и стремление завоевать руководящие посты. После неудачи этих планов большинство радикально настроенных заговорщиков уходят из лож. В литературе, посвященной декабризму, поставлен вопрос об организационном влиянии масонства на тайные общества (иерархия и структура), но относительно влияния идейного констатируется лишь то, что привело к разрыву. В этой связи Н.М. Дружинин пишет об «отягчающих» масонских формах и ритуалах, А.И. Серков – о тактических разногласиях и неудаче «политического масонства» [g]. Для нашей темы важно подчеркнуть значительное идейное преемство: трактовку христианского долга как общественного служения (что наиболее ярко проявилось у Новикова и его соратников), углубленное изучение Священного писания и постановку проблемы христианской политики (в отличие от масонства – в ее революционной форме). Последняя тема стала особенно острой после образования в 1815 г. Священного Союза, предложившего свой вариант крайне консервативной политической линии.

Прежде, чем перейти к непосредственному комментированию текста ПК, необходимо хотя бы вкратце остановиться на основных предпосылках и условиях появления в декабристском движении подобных документов (споры о способах агитации, источники и т.д.). В противном случае текст окажется вырванным из контекста, а его толкование – делом  произвольным. Причем стоит отметить, что особенно сложным представляется именно «православная», христианская составляющая ПК. В немногочисленной литературе о ПК в отношении нее представлены два подхода. Первый и преобладающий – это взгляд на ПК как на документ агитационно-пропагандистский, использующий христианские мотивы и тексты для революционной агитации, по сути – чисто внешние средства для достижения глубинных целей. Идущий еще от первых опубликованных по декабристским сюжетам работ П.Е. Щеголева и В.И. Семевского[h], этот взгляд утверждается в качестве аксиомы в советской историографии – в работах М.В. Нечкиной, Н.В. Минаевой, О.М. Матвеевой. В современном декабристоведении специально ПК анализируется в монографии О.И. Киянской, посвященной восстанию Черниговского полка [j]. По ее мнению, главная его задача – «сломать укоренившуюся в солдатском сознании устойчивую вертикаль Бог – царь – офицер, убрать из нее второй элемент», чтобы обосновать свою власть и сохранить дисциплину в полку в отсутствии царя. Как считает Киянская, цели своей авторы ПК не достигли, солдаты поняли «вольность» только как разрешение на безнаказанные грабежи.

Второй подход появился сразу после 1905 года, когда были упразднены цензурные ограничения. Он представлен очерками Д.С. Мережковского и Г.В. Вернадского[k], в которых религиозные взгляды декабристов и С.И. Муравьева-Апостола анализируются в неразрывной связи с революционными, выделяются «два лика» движения (религиозный и революционный). Мережковский трактует ПК как «основание нового религиозно-общественного порядка, абсолютно противоположного всякому порядку государственному», «младенческий, но уже пророческий лепет русской религиозной революции», зовущий к утверждению «Боговластия» не только в русском, но и во всемирном масштабе. При таком подходе, наоборот, христианские идеи ПК становятся внутренними и изначальными, а вытекающие из них революционные действия – внешними. В советской историографии впервые об этом очень осторожно и косвенно (в качестве побочного сюжета в гуще других) написал Н.Я. Эйдельман. В принадлежащей его перу и единственной на сегодняшний день биографии С.И. Муравьева-Апостола он вскользь назван Апостолом, «глаголющим во имя господне» [l]. В самое последнее время возросший интерес к религиозным взглядам декабристов привел к появлению ряда работ, в которых высказываются сходные мысли – от статей  С.Е. Эрлиха и В.М. Боковой до газетных заметок С. Ведюшкиной и Ю. Глезаровой [m]. Все они напоминают своим читателям о христианской составляющей революционности декабристов, но ограничиваются цитированием с минимальным комментарием, либо повторением  мыслей и оценок Мережковского.

Для лучшего понимания проблемы «декабристы и вера» на примере ПК необходимо вначале обрисовать отношение заговорщиков к методам привлечения солдат на свою сторону. Вопрос о способах агитации был поставлен еще во времена Союза благоденствия, когда Н.М. Муравьев начал работать над так и не законченным «Любопытным разговором» (1820-22 гг.), представляющим антисамодержавную прокламацию, ратующую за «непременные законы» и «представительные собрания». Необходимость ограничения власти царя обосновывается в нем пониманием свободы как блага, данного человеку Творцом, а затем обманным путем отобранного монархами, которые «присвоили себе власть безпредельную, подражая ханам татарским и султану турецкому». Предвидя противоречие с известными словами Нового Завета о том, что «несть бо власть, аще не от Бога», Муравьев пишет, что «злая власть не может быть от Бога». До самодержавия на Руси «всегда были народные вечи», прекратившиеся после нашествия татар, «выучивших наших предков безусловно покорствовать тиранской их власти» [n]. Здесь явно чувствуется влияние европейской общественной мысли и традиции осмысления России (от  Герберштейна и Флетчера до Руссо и «Российской истории» П.-Ш. Левека, весьма популярной у русской читающей публики и бывшей в библиотеке Н. Муравьева [o]). Традиция эта была особенно дорога уму и сердцу резко полемизировавшего с Карамзиным Никиты Муравьева, но вряд ли могла всерьез увлечь простого солдата.

Текст остался неоконченным (на следствии Муравьев объяснял это занятостью работой над проектом Конституции), но его основные идеи и умственные ходы оказали определенное влияние на ПК. Во-первых, сквозной нитью через текст ПК проходит мысль о необходимости восстановить веру и свободу в России, узурпированную тиранами. Тем самым грядущее революционное дело как бы легитимизируется, вписываясь в древнюю политическую традицию, обретая русскую почву и историческую преемственность. Во-вторых, ПК наследует от «Любопытного разговора» стремление оспорить сакральность царской власти, опираясь на Священное Писание, сделать хорошо знакомые по церковным службам его слова не частью чисто внешнего, обрядового действа, а руководством к практическому действию по свержению этой власти. Н.М. Муравьев передал свой, как он его называл, «катехизис в вопросах и ответах» С.И. Муравьеву-Апостолу в марте 1822 г., о чем свидетельствует запись на его оригинале, найденном в бумагах последнего.

Изучение вопроса о том, какими аргументами и как действовать на солдата, дает на материале первой четверти XIX века интересные результаты. Оказывается, многие и достаточно далекие друг от друга по своим взглядам современники были убеждены, что, по словам Ф.В. Булгарина, «в России довольно… говорить именем Бога, чтобы увлечь народ» [p]. Еще решительнее высказывался президент Российской Академии и министр народного просвещения А.С. Шишков, резко протестовавший против распространения Писания и перевода его на русский язык: «Чтение священных книг состоит в том, чтобы истребить правоверие, возмутить отечество и произвести в нем междоусобия и бунты» [q]. По его мнению, распространять Библию среди мирян было делом довольно опасным – «может ли мнимая надобность сия, уронив важность Св. Писаний, производить иное, как не ереси и расколы?». Коалиция Шишкова, архимандрита Фотия и Аракчеева, руководствуясь такими взглядами, произвела, как его называет Г.В. Флоровский, «восстание 1824 года»[r]. Оно было направлено против российского Библейского общества и закончилось сожжением переведенных на русский язык первых восьми книг Ветхого Завета, а также запретом выпущенного в 1819 г. Четвероевангелия и «Катехизиса» Филарета, в котором цитаты из Писания и основные молитвы были впервые даны по-русски. Во всех последующих его изданиях (вплоть до наших дней) был восстановлен церковнославянский текст.

Парадоксальным образом в эти же годы споры о том, можно ли действовать на солдат библейскими аргументами велись и в декабристской среде. В «Записках» И.И. Горбачевского описывается один из таких характерных споров, происшедший 15 сентября 1825 г. В Лещинском лагере во время военных маневров, когда к Южному обществу присоединилось Общество соединенных славян. Главной темой спора был вопрос о способах «приготовления» нижних чинов к восстанию. Горбачевский считал, что «от солдат ничего не надобно скрывать, но стараться с надлежащую осторожностью объяснить им все выгоды переворота и ввести их постепенно … во все тайны Общества». Он был убежден, что откровенность подействует на русского солдата сильнее, «нежели все хитрости махиавелизма».

С.И. Муравьев-Апостол на это резко возразил, что «открывать солдатам что-либо, клонящееся к цели Общества», очень опасно, так как они «отнюдь не в состоянии понять выгод переворота», а «республиканское правление, равенство сословий и избрание чиновников будет для них загадкою сфинкса». По его мнению, лучшим способом действовать на солдат будет апелляция к тестам Священного Писания, и именно таким образом в них «должно возбудить фанатизм» и «внушить им ненависть к правительству». Муравьев сказал, что если русский солдат узнает о содержащемся в Библии прямом запрете от Бога избирать царей (1 Цар. 8:7-11) то «не колеблясь нимало, согласится поднять оружие против своего государя».

На это Горбачевский возразил, что русский народ в целом не религиозен, отрицательно относится к духовенству, и говорить с ним на языке Священного Писания будет проигрышной тактикой, так как «здравый смысл заставит некоторых из них сказать, что запрещение израильтянам избирать царя было не божие повеление, а обман и козни священников-левитов, желавших поддержать теократию». Муравьев продолжал настаивать на своем, категорически утверждая, что «религия всегда будет сильным двигателем человеческого сердца», укажет ему путь к добродетели и поведет русский народ к великим подвигам, который доставят ему «мученический венец».

Горбачевского поддержал М.М. Спиридов, утверждавший, что воздействие на солдата с помощью Библии противоречит «духу русского народа» и не принесет никакой пользы, так как подлинно верующие люди не станут «употреблять столь священный предмет орудием для достижения какой-либо посторонней цели». Горбачевский тут же добавил аргумент, схожий с тем, который выдвигал Никита Муравьев в своем «Любопытном разговоре», а именно: «ежели ему (т.е. солдату – И.К.) начнут доказывать Ветхим заветом, что не надобно царя, то, с другой стороны, ему с малолетства твердят …  Новым заветом, что идти против царя значит – идти против Бога и религии» [s].

На этой точке спор закончился, причем каждая из сторон осталась при своем мнении, а  Сергей Муравьев убрал обратно в шкатулку выписки из Библии, о которых М.П. Бестужев-Рюмин на следствии скажет, что они были подобраны «в либеральном смысле»: «…речь Самуила, место из Евангелия, где Христос говорит: Да больший из вас будет вам слуга. Не клянитесь всяко. Не молитесь лишнее, яко язычники. Не будете рабами человека, яко искуплены кровию есть и проч.»[t] Впоследствии почти все эти цитаты войдут в окончательный вариант ПК, который будет написан накануне выступления мятежного полка из Василькова, в ночь с 30 на 31 декабря 1825 г. При этом интересно, что цитаты из Священного Писания были даны Муравьевым-Апостолом по церковнославянскому тексту (с частичной и непоследовательной русификацией), затруднявшему их понимание, хотя существовал и русский перевод Четвероевангелия (см. выше). Именно это издание 1819 г. было передано в Петропавловскую крепость отцом Сергея Муравьева-Апостола[u], и на нем Матвей Муравьев-Апостол оставил свои знаменитые тюремные пометы. Сделано это было, конечно, в силу привычности для солдат церковнославянского текста, читавшегося за каждой обедней в церкви.

Таким образом, в числе источников ПК должны быть названы «Любопытный разговор» Н.М. Муравьева и библейские тексты. Стоит назвать также и знаменитую прокламацию «К преображенцам», созданную в дни восстания Семеновского полка в Петербурге в октябре 1820 г. Как известно, С.И. Муравьев-Апостол командовал одной из семеновских рот, но сделал все для того, чтобы его рота не приняла участия в возмущении. Происхождение и авторство адресованной солдатам-преображенцам прокламации до сих пор вызывает споры среди исследователей, однако, скорее всего, эта прокламация была известна Муравьеву-Апостолу. По крайней мере,  в тексте ПК можно увидеть немало перекличек с ее содержанием[v].

Так, например, в прокламации резко осуждаются цари и армейские начальники - «подлые тираны», которые «давно уже изнуряют Россию чрез общее наше к ним повиновение». Сходные мысли видим и в ПК: «все бедствия Русскаго народа проистекали от самовластнаго правления»; цари прокляты Богом «яко притеснители народа». И в прокламации, и в ПК признается недействительной военная присяга царю-тирану (прокламация: «присяга сия не вольная, а потому Бог от народа оную не принимает»; ПК: присяга «Богу противна; цари предписывают принужденныя присяги народу для губления его»). Кроме того, в обоих сочинениях восставшие солдаты рассматриваются как «священное войско», идущее «для исполнения святаго закона христианского», «воинство», которое «ограждает своими силами Отечество», идет на «святой подвиг», а потому должно «себя почитать в лице Царя». О сходстве ПК и семеновской прокламации писал еще В.И. Семевский, правда, П.Е. Щеголев и М.В. Нечкина с ним не соглашались[w].

Зато практически все исследователи едины в признании огромного влияния испанского опыта на авторов ПК, что зафиксировано в показаниях С.И. и М.И. Муравьевых-Апостолов, а также М.П. Бестужева-Рюмина. Последний утверждал, что «давно существовавшая» в тайном обществе мысль о подобной прокламации была подана «катехизисом, сочиненным испанскими монахами для народа в 1809 году». Матвей Муравьев показывал, что ПК был составлен в декабре 1825 г., когда Бестужев-Рюмин был со своим полком в карауле в Бобруйске, а мысль «об оном Бестужев почерпнул в романе Salvandy Alonzo ou l’Espagne»[x]. Эти известия не противоречат друг другу – в романе Н.-А. Сальванди «Дон Алонзо или Испания» описываются события освободительной войны испанского народа против наполеоновского вторжения, одним из ярких эпизодов которой стало чтение и распространение знаменитого «Гражданского Катехизиса или Краткого обозрения должностей испанца, с показанием, в чем состоит свобода и кто враги его». Этот катехизис, составленный испанскими монахами, стал действенным орудием антинаполеоновской пропаганды, необыкновенно возбуждавшим патриотические чувства испанцев. Именно чтение этого катехизиса, чрезвычайно ярко описанное в романе Сальванди, подействовало на Бестужева-Рюмина и вызвало, в конечном счете, появление ПК.

В романе Сальванди эта сцена выглядит следующим образом: «Среди шума сражения и танцев священник заявил, что для того, чтобы ознаменовать празднество, он приказывает повторить катехизис… Сначала пропели молитву. Она содержала страшные анафемы королю Иосифу и тем испанцам, которые были ему верны. На всем полуострове, с одного края до другого, религия говорила только языком мести и убийства.

Благочестивое упражнение, которого я ждал, началось. Маленький Захария, вызванный на средину круга… опустил глаза; священник обратился к нему со следующим вопросом: «Скажи мне, кто ты?» Ответ меня поразил: «Испанец, милостию Божиею». – «Сколько обязанностей у испанца?» - «Три: быть правоверным католиком, защищать святую религию, свое отечество и своего короля; скорее умереть, чем позволить себя сразить».

Мария дель Кармен подняла глаза к небу, благодаря святых за счастливую память своего сына… Я удивлялся средствам, пущенным в ход для того, чтобы помрачить народный рассудок и раздражить даже детей...

Мое удивление росло во время этого упражнения, продолжавшегося чересчур долго. Священник понял это. «Как? – сказал он мне, – вы не знаете национального катехизиса, разосланного центральной хунтой для внушения молодежи этого округа чувств, которые должны одушевлять всякого испанца и всякого верноподданного». Он показал мне листочки, на которых были отпечатаны эти глупости… Священник продолжал спрашивать, обращаясь по очереди ко всем поселянам: «какого наказания достоин испанец, пренебрегающий своими обязанностями?» – «Бесчестия, смерти, конфискации имущества и лишения почестей, даруемых государством всем законным гражданам»… «На что мы должны надеяться?» – «На усилия нашей матери родины». – «Что такое родина?» – «Соединение многих лиц, которыми управляет король по законам.» – «Какого счастья мы должны искать?» – «Такого, какого, нам не могут дать тираны.» – «Что же это?» – «Гарантии наших прав, свободное отправление нашего святого культа, монархическое правление по испанским конституциям.» – «Но есть ли у нас эти конституции?» – «Да, отец, есть, но наши правители их лишили силы и значения»… «Есть ли грех убить француза?» – «Нет», – отвечал ребенок с одушевлением от аплодисментов толпы и нежных поцелуев своей матери.  – Эти делают достойный подвиг, освобождая отечество от наглых притеснителей»[y].

Очевидно, картина столь яркого народного энтузиазма поразила воображение заговорщиков, много размышлявших над способами агитации среди солдат. Описанное Сальванди чтение агитационного катехизиса послужило желаемым образцом удачной религиозной проповеди. По справедливому замечанию П.Е. Щеголева, «страстно хотелось им думать, что вот соберутся русские солдаты, священник прочитает им православный катехизис, их сердца загорятся гневом, мщением и решительностью, и дело свободы совершено»[z]. Кстати, познакомиться с текстом испанского катехизиса заговорщики могли как по его публикации в «Сыне Отечества» в 1812 г., так и по купированной перепечатке в книге Ф.В. Булгарина об Испании (1823)[aa]. Вряд ли их могли оставить равнодушными такие его идеи, как вера в «согласие, твердость и силу оружия» в качестве средств избавления родины, или необходимость для освобождения следовать «наставлениям Господа Иисуса Христа и Евангелия».

Однако организаторов русского восстания интересовал не только опыт чтения испанского катехизиса в 1812 г.; интересовала их и испанская революционная практика. Поход Риего в 1820 г. с несколькими сотнями солдат на Мадрид стал для С.И. Муравьева-Апостола практической моделью восстания Черниговского полка. Во время этого восстания Муравьев рассказывал солдатам о Риего, «который проходил земли с тремя стами человек и восстановил конституцию; а они с полком, чтобы не исполнили предприятия своего, тогда как все уже готово, и в особенности  войско, которое очень недовольно»[bb]. М.П.Алексеев утверждал, что поход С.И. Муравьева-Апостола был задуман как «повторение движения колонны Риего»[cc], а Е.В. Тарле вообще считал, что моделью для декабристских восстаний послужили не дворцовые перевороты XVIII века, а испанское «пронунсиаменто»[dd].

Таким образом, из проведенного выше анализа следует, что основными источниками ПК являются своеобразным образом истолкованные библейские тексты, «Любопытный разговор» Н.М. Муравьева, прокламация «К преображенцам», распространявшаяся в дни восстания Семеновского полка, текст испанского «Гражданского катехизиса», а также его отражение в романе Сальванди «Дон Алонзо».

Необходимо сказать и еще об одном глубинном и важном источнике христианских идей ПК. К неканоническим книгам Ветхого Завета относится знаменитая «Книга премудрости Иисуса, сына Сирахова». По показаниям члена Общества соединенных славян М.М. Спиридова, во время Лещинских лагерей Сергей Муравьев-Апостол читал своим единомышленникам выписки из «Книги Сираха, коих смысл … действительно клонился къ опровержению существования царей»[ee]. Показание это попало даже в «Выписку из показанипй о подполковнике Сергее Муравьеве», суммировавшей собранные против него улики и явившейся основанием для вынесения смертного приговора: «Муравъев…читал им выписки из Библии (Сираха) и преступно доказывал, что покушение на жизнь государя Богу не противно»[ff].

Это интересное указание. Прямых или косвенных цитат из Сираха в ПК почти нет – вероятно, потому что книга не была включена православной церковью в число канонических книг Ветхого Завета и не могла читаться с церковного амвона. Однако, по авторитетному мнению современного библеиста, в ней впервые в Ветхом Завете ясно выражена мысль о свободе и ответственности человека за выбранный им путь. «В наставлениях Сираха воплощена та сторона религиозной этики, которая воспитывает цельность души, стойкость воли и нравственную чистоту»[gg]. Отцы церкви видели в Премудрости Сираха своего рода руководство для повседневной жизни, науку жизни, взвешивающую каждый поступок человека на весах закона божьего. Кстати, в 1825 г. в Петербурге вышел первый рифмованный перевод Сираха на русский язык, выполненный Г.И. Пакацким. Правда, трудно сказать, были ли знакомы с ним заговорщики.

Сергея Муравьева-Апостола несомненно привлекли в Сирахе близкие ему радикальные идеи. Во-первых, оправдание идеи свержения беззаконных царей: «Царь ненаученный погубит народ свой»; «Господь низвергает престолы властителей и посажает кротких на место их» (Сирах 10:3; 10: 17). Во-вторых, отрицание законности клятв и присяг: «Не приучай уст твоих к клятве» (23:8). Как верующего человека, Муравьева не могли оставить равнодушными и следующие слова Сираха, подчеркивающие свободу воли и свободу выбора человека, живущего по заповедям: «Господь от начала сотворил его и оставил в руке его произволения его. Если хочешь, соблюдешь заповеди и сохранишь благоугодную верность… Пред человеком жизнь и смерть, и чего он пожелает, то и дастся ему» (15:14-17). По Сираху, человек имеет свободу выбора и, следовательно, несет ответственность за свои поступки. Перед ним начертаны два пути — путь добра и путь зла. Рисуя картину нравственного и социального зла в человечестве, мудрец связывает его и с первородным грехом, и с личным выбором, решением человека.

Все это было очень близко С.И. Муравьеву-Апостолу. Размышляя о восстании греков против турецкого ига, в феврале 1825 года он заметил: «железная воля нескольких людей» сумела преодолеть «беспрестанно возникающие препятствия» и «привести к возрождению народ разобщенный, темный и униженный более чем тремя веками рабства»[hh].

Через несколько месяцев, уже накануне восстания, в ноябре 1825 г., он выразится еще более определенно: «жизнь … имеет прелесть только тогда», когда можно «посвятить ее благу других» и является «бесполезным бременем», «если посвящать ее самим себе». Действующие таким образом личности «в своем собственном сердце находят… источник своих чувств и поступков, они или овладевают событиями, или падают под их тяжестью, но не станут к ним приспособляться»[ii].

Безусловно, Муравьев-Апостол мыслил себя такой личностью, личностью, посвятившей себя благу других. Он верил, что своими мыслями и действиями он служит Христу и исполняет Божественную волю. В ПК он говорит о себе как о «глаголящем во имя Господне», а на следствии заявит, что «намерение свое продолжает почитать благим и чистым, в чем один Бог его судить может»[jj]. А в предсмертном письме брату Матвею будет утверждать, что его «намерение» было внушено ему «самим творцом»[kk]. Очевидно, именно таким образом в уме и душе Сергея Муравьева христианское сплавляется с политическим, а вера – со свободой, образуя практически впервые в русской общественной мысли социальную и политическую проекцию христианских идей, столь ярко выраженную в ПК.

***

В настоящей работе текст ПК воспроизводится по изданию: Восстание декабристов: Документы и материалы. М.; Л., 1929. Т. 4. С. 254 – 255. При перепечатке исправлены явные писарские ошибки.

***

[i]ПРАВОСЛАВНЫЙ КАТИХИЗИС

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа[1].

Вопрос. Для чего бог Создал человека?

Отв[ет]. Для того, чтоб он в него веровал, был Свободен и щастлив[2].

Вопр[ос]. Что значит веровать в бога?

Отв[ет]. Бог наш Иисус Христос сошедши на землю для Спасения нас, Оставил нам Святое Свое Евангелие[3]. Веровать в бога значить следовать вовсем истинному Смыслу начертанных в нем законов.

Вопр[ос]. Что значит быть Свободным и щастливым?

Отв[ет]. Без Свободы нет щастия[4]. – Святый Апостол Павел говорит: Ценою крови куплены есте не будите раби человеком[5].

Вопр[ос].  Для чего же руский народ и руское воинство нещастно?

Отв[ет]. От того, что цари похитили у них Свободу[6].

Вопр[ос].  Стало быть цари поступают вопреки воли божией

Отв[ет]. Да конечно бог наш рек болий в вас, да будет вам Слуга[7] – А цари тиранят только народ.

Вопр[ос]. Должны ли повиноваться царям когда они поступают вопреки воли божией?

Отв[ет]. Нет. – Христос Сказал не можете богу работати и мамоне[8], от того то руский народ и руское воинство Страдают что покоряются царям.

Вопрос: Что ж Святый Закон Наш повелевает делать рускому народу и воинству?

Ответ: Раскаятся в долгом раболепствии и ополчась против тиранста и нечестия поклястся: Да будет всем Един Царь, На небеси и на земли Иисус Христос.[9]

Вопрос: Что может удержать от исполнения Святаго Сего подвига

Ответ: Ничто. – Те кои воспротивятся Святому подвигу Сему Суть предатели, богоотступники, продавшия души Свои нечестию, и горе им Лицемерам[10], яко Страшное Наказание божие постигнет их На Сем Свете и на том.

Вопрос: Каким же Образом Ополчится всем Чистым Сердцем?

Ответ: Взять оружие и следовать Смело за глаголющим во имя Господне, Помня Слова Спасителя Нашего: блажени Алчущие и жаждущие Правды яко тии Насытятся[11], и низложив Неправду и нечестие Тиранства[12] возстановить[13] правление Сходное с Законом божиим.

Вопрос: Какое правление Сходно с законом Божиим?

Ответ: Такое, где нет Царей. Бог создал всех нас равными[14] и сошедши на землю избрал Апостолов из простаго Народа А не из знатных, и царей.

Вопрос: Стало быть бог не любит Царей?

Ответ: Нет. – Они прокляты Суть отнего, яко притеснители народа А бог Есть человеколюбец[15]. Да прочтет каждый желающей знать Суд божий О царях, Книги Царств Главу 8-ю Собрашася мужи Израилевы и приидоша к Самоилу и рекоша Ему ныне постави над нами Царя да судит ны и бысть лукав Глагол Сей пред очима Самуйловима и помолися Самуил ко Господу и рече Господь Самуилу: Послушай ныне Гласа Людей яко же глаголят тебе яко ни тебе уничижиша но мене уничижиша я же не царствовати ми над ними Но возвестиши им Правду Цареву. и рече Самуил вся Словеса Господня к людям просящим От него царя и глаголя им Сие будет правда Царева Сыны ваша возмет и дщери ваша возмет и земля ваша одесятвует и вы будите Ему раби, и возопиете в день он, От лица Царя вашего Его же избрасте Себе и не услышит вас Господь в день он яко вы Сами избрасте Себе царя…[16] Итак избрание Царей противно воли божией яко Един наш Царь должен быть Иисус Христос

Вопрос: Стало и присяга Царям Богу противна?

Ответ: Да. – богу противна, Цари предписывают принужденныя Присяги Народу для губления Его не призывая всуе имени Господня Господь же наш и спаситель Иисус Христос изрек: Аз же глаголю вам Не клянитеся всяко, итак всякая присяга Человеку противно богу яко надлежащей Ему Единому[17].

Вопрос: От чего упоминают о царях в церквах?

Ответ: Оть нечестиваго приказания их Самих для обмана народа и ежечасным Повторением Царских имян Оскверняют оне Службу божию вопреки Спасителева веления: Молящий Нелисше глаголят якоже язычники[18].

Вопрос: Что же наконец подобает делать христолюбивому российскому воинству?

Ответ: Для Освобождения Страждущих Семейств Своих и родины Своей и для исполнения Святаго закона христианскаго: Помолясь теплою Надеждою богу поборающему по правде и видимо покровительствующему уповающим[19] Твердо на него Ополчится всем вместе против Тиранства и востановить веру и свободу в россии[20]. А кто отстанет тот яко Иуда Предатель будет Анафимо Проклят Аминь.

***

<ВОЗЗВАНИЕ>

Бог умилосердился над Россиею – послал смерть Тирану нашему[21].-Христос рек: не будте рабами человеков яко изкуплены кровью моею. – Мир не внял святому повелению сему и пал в бездну бедствий. Но страдания наши тронули Всевышнего – днесь он посылает нам свободу и спасение. Братья – разкаемся в долгом раболепствии нашем, – и поклянемся да будет нам один царь на Небесе и на земли Исус Христос.

Все бедствия Рускаго Народа произтекали от самовластнаго правления. – Оно рушилось. Смертью Тирана Бог ознаменовывает волю свою дабы мы сбросили с себя узы рабства, противныя закону Христианскому. От Ныне Россия свободна. Но как истинные сыны церкви не покусимся ни на какия злодейства и без распрей междуусобных установим правление Народное, основанное на законе Божием гласящем: да первый из вас послужит вам[22].

Российское воинство грядет возстановить правление Народное почерпнутое из Христианскаго закона основанное на святом законе. Никаких злодейств учинено не будет. – Итак, да благочестивый Народ наш пребудет в мире и спокойствии и умолит Всевышняго о скорейшем свершении святаго дела нашего. Да служители алтарей до ныне оставленные в нищете и презрении злочестивым Тираном[23] нашем, молят Бога о нас возстановляющих во всем блеске храмы Господни.

[a] Под «Православным катехизисом» в настоящей работе понимается не только текст собственно катехизиса, но и тесно связанный с ним по смыслу текст «Воззвания». «Воззвание», как и катехизис, было прочитано 31 декабря 1825 г. в г. Василькове перед восставшим Черниговским полком.

[b] Восстание декабристов. Документы и материалы (далее – ВД). М., 1950. Т. 9. С. 229, 241.

[c] ВД. М., 1980. Т. 17. С. 60.

[d] Там же. С. 202, 203.

[e] Муравьев-Апостол М.И. Восстание Черниговского полка // Мемуары декабристов. Южное общество. М., 1982. С. 194; 14 декабря 1825 года и его истолкователи (Герцен и Огарев против барона Корфа). М., 1994. С. 117, 132-133.

[f] Серков А.И. История русского масонства XIX века. СПб., 2000. С. 144-145.

[g] Дружинин Н.М. Декабрист Никита Муравьев. М., 1933. С. 27; Серков А.И. Указ. соч. С. 296-297.

[h] Щеголев П.Е. Катехизис Сергея Муравьева-Апостола (Из истории агитационной литературы декабристов) // Щеголев П.Е. Декабристы. Л., 1926. С. 231-259; Семевский В.И. Волнение в Семеновском полку в 1920 году // Былое. СПб., 1907. № 2. С. 90-91; Он же. Политические и общественные идеи декабристов. СПб., 1909. С. 243-246.

[i] Нечкина М.В. Движение декабристов. М., 1955. Т. 1-2; Минаева Н.В. К вопросу об идейных связях движения декабристов и испанской революции // Исторические записки. М., 1975. Т. 96. С. 60-78; Матвеева О.В. Агитационные сочинения декабристов – членов Южного общества – и петрашевцев (Источниковедческий анализ) // История СССР. М., 1984. № 5. С. 102-109.

[j] Киянская О.И. Южный бунт: Восстание Черниговского пехотного полка. М., 1997. С. 67-70.

[k] Вернадский Г.В. Два лика декабристов // Свободная мысль. М., 1993. № 15. С. 81-92; Мережковский Д.С. Революция и религия // Мережковский Д.С. Павел I. Александр I. Больная Россия. М., 1989. С. 647-699.

[l] Эйдельман Н.Я. Апостол Сергей. Повесть о Сергее Муравьеве-Апостоле. М., 1975. С. 254-255.

[m] Эрлих С.Е. Россия колдунов. СПб., 2004; Бокова В.М. Декабристы и их время // Декабристы и их время. М., 1995; Ведюшкина С.Н. «Мы чисты в своей совести, и Бог нас не оставит» // Независимая газета. 14.12.2000; Глезарова Ю. Союз Христа с вольностью // Независимая газета. 16.06.2004.

[n] ВД. М.;Л., 1925. Т. 1. С. 321-322.

[o] Сомов В.А. Французская «Россика» эпохи Просвещения и царское правительство (1760-е – 1820-е гг.) // Русские книги и библиотеки в XVI – первой половине XIX века. Л., 1983. С. 105-120.

[p] Видок Фиглярин. Письма и агентурные записки Ф.В Булгарина в III отделение. М., 1998. С. 395.

[q] Цит. по: Флоровский Г.В. Пути русского богословия. Вильнюс, 1991. С.163.

[r] Там же. С. 166.

[s] Горбачевский И.И. Записки // Мемуары декабристов. М., 1988. С. 197-199.

[t] ВД. М., 1950. Т. 9. С. 60.

[u] См. об этом: Мемуары декабристов. Южное общество. М., 1982. С. 314.

[v] Текст прокламации см.: Лапин В. Семеновская история. Л., 1991.

[w] Семевский В.И. Волнение в Семеновском полку. С. 90; Щеголев П.Е. Указ. соч. С. 239 – 240; Нечкина М.В. Движение декабристов. Т. 1. С. 310 – 311.

[x] ВД. Т. 9. С. 229.

[y] Цит. по:  Щеголев П.Е. Указ. соч. С. 244 – 246.

[z] Там же. С. 246.

[aa] См.: Сын Отечества. 1812. Ч. 1. С. 50 - 57; Булгарин Ф.В. Воспоминания об Испании. СПб., 1823. С. 49 – 54.

[bb] ВД. М.; Л., 1926. Т. 6. С. 140

[cc] Алексеев М.П. Этюды из истории испано-русских литературных связей // Культура Испании. М., 1940. С. 408.

[dd] Тарле Е.В. Военная революция на Западе Европы и декабристы // 100-летие восстания декабристов. М., 1927.

[ee] ВД. М.; Л., 1926. Т. 5. С. 127.

[ff] Там же. М.; Л., 1927. Т. 4. С. 404.

[gg] Мень А.В. Исагогика. М., 2000. С. 494.

[hh] ВД. М., 1954. Т. 11. С. 246. Выражаю глубокую благодарность О.И. Киянской, указавшей мне эту цитату.

[ii] Цит. по: Эйдельман Н.Я. Апостол Сергей. С. 205.

[jj] ВД. Т. 16. С. 167.

[kk] Русский Архив. 1887. № 1. С. 51.

Комментарии

[1] С этих слов в церкви начинается проповедь священника, что означает молитвенное призывание благословения Божия на начинающееся дело. Этой фразы не было ни у Лопухина, ни в «Любопытном разговоре» Н.М. Муравьева, ни в испанском катехизисе. Очевидно, она была поставлена С.И. Муравьевым-Апостолом для того, чтобы придать ПК сходство с проповедью, произносившейся с церковного амвона.

[2] В Священном Писании не встречается сочетание «свободен и счастлив». Но авторов ПК наверняка вдохновляла пятая глава послания к галатам св. апостола Павла: «Итак, стойте в свободе, которую даровал нам Христос, и не подвергайтесь опять игу рабства» (Гал 5:1). Еще более сильно это выражено далее: «К свободе призваны вы, братия… Ибо весь закон в одном слове заключается: люби ближнего своего, как самого себя» (Гал 5:13-14).

[3] В данном случае С.И. Муравьев-Апостол перефразировал слова Евангелия от Марка: «И сказал им: идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всей твари. Кто будет веровать и креститься, спасен будет; а кто не будет веровать, осужден будет» (Мр 16: 15, 16).

[4] В данном случае С.И. Муравьев-Апостол, скорее всего,  переформулировал слова из книги пророка Исайи: «Вот пост, который Я избрал: разреши оковы неправды, развяжи узы ярма, и угнетенных отпусти на свободу, и расторгни всякое ярмо… Тогда откроется, как заря, свет твой, и исцеление твое скоро возрастет, и правда твоя пойдет пред тобою, и слава Господня будет сопровождать тебя» (Ис 58: 6, 8).

[5] Здесь дается несколько измененная цитата из посланий апостола Павла: «Вы куплены дорогою ценою; не делайтесь рабами человеков» (1 Кор 7: 23). Характерно, что апостол Павел говорит о «дорогой цене», а автор ПК – о «цене крови» (распятого Иисуса Христа), что звучит эмоционально намного сильнее, особенно в контексте вооруженного восстания.

[6] Библия, а особенно Ветхий Завет и Псалтирь, содержат множество обличений беззаконных царей. Но впрямую о «похищенной» царями свободе говорится лишь в восьмой главе первой книги Царств, которая будет процитирована в ПК далее. Сходный мотив был и в «Любопытном разговоре» Н.М. Муравьева: «Малое число людей поработило большее», «одним пришла несправедливая мысль господствовать, а другим… отказаться от природных прав человеческих, дарованных самим богом», «государь самодержавный… сам по себе держит землю, не признает власти рассудка, законов божьих и человеческих; сам от себя, то есть без причины по прихоти своей властвует» (ВД. Т.1. С. 321).

[7] Это дословная цитата из Евангелия от Матфея: «Больший из вас да будет вам слуга: ибо, кто возвышает себя, тот унижен будет, а кто унижает себя, тот возвысится» (Мф 23: 11, 12). Характерно, что С.И. Муравьев-Апостол вообще часто использует в ПК двадцать третью главу Евангелия от Матфея, знаменитую своей резкость и критичностью по отношению к религиозной верхушке иудейского общества.

[8] Дословная цитата из Евангелия от Матфея: «Никто не может служить двум господам: ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить; или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть. Не можете служить Богу и маммоне» (Мф 6:24).

[9] Именно эти слова послужили основой для концепции Д.С. Мережковского. В Евангелии таких слов нет, но сама идея второго пришествия и небесного суда, конечно, является одним из догматов христианства. Кроме того, здесь присутствует отсылка к одной из основных христианских молитв, наиболее привычных солдату – «Отче наш… да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли» (см., напр., Мф 6: 9).

[10] Слова «горе вам, лицемерам» рефреном повторяются в двадцать третьей главе Евангелия от Матфея, когда Христос обличает фарисеев и саддукеев.

[11] Здесь дословно цитируется знаменитая четвертая заповедь блаженств, которые в православной церкви поются за каждой обедней: «Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся» (см., напр., Мф 5: 6; Лк 6: 21).

[12] Здесь прямая цитата из послания к римлянам апостола Павла: «Ибо открывается гнев Божий с неба на всякое нечестие и неправду человеков, подавляющих истину неправдою» (1 Рим 1: 18).

[13] Идея восстановления свободы в России – сквозная идея «Любопытного разговора» Н.М. Муравьева, считавшего, что в древности свобода была представлена вечевыми порядками, позднее уничтоженными московскими князьями и самодержцами. Эта идея впервые была высказана в европейской «Россике» XVI – XVIII вв. и через «Российскую историю» П.-Ш. Левека оказала огромное влияние на многих декабристов (например, на М.С. Лунина и М.А. Фонвизина).

[14] Обычно полагают, что в данном случае С.И. Муравьев-Апостол перефразирует слова из 1-й главы трактата Ж.-Ж. Руссо «Об общественном договоре»: «Человек рождается свободным» (Руссо Ж.-Ж. Трактаты. М., 1969. С. 152). Однако мысль о том, что Бог создал всех людей равными впервые была сформулирована в книге Иова: «Не Он ли, который создал меня во чреве, создал и его и равно образовал нас в утробе?» (Иов 31: 15).

[15] Здесь можно увидеть явные переклички со словами «Любопытного разговора» Н.М. Муравьева: «Злая власть не может быть от бога» (ВД. Т 1. С. 322).

[16] Дословная цитата из восьмой главы первой книги Царств (1 Цар 8: 4 – 18). В библеистике это место часто приводится как классический пример противоречий Библии. По мнению А.В. Меня, здесь соединены две линии предания: о посланном Богом для избавления от врагов монархе  и о свойственных самодержавию злоупотреблениях. «Составитель Книг Царств принимает оба эти предания, чтобы одновременно и подтвердить законность монархии в принципе, и указать на ее несовершенный характер» (Мень А.В. Как читать Библию. Ч. 1. СПб., 1997. С. 284). Существуют и другие, более критичные по отношению к монархии интерпретации.

[17] Здесь автор ПК цитирует знаменитую Нагорную проповедь Христа: «А я говорю вам: не клянись вовсе: ни небом, потому что оно престол Божий, ни землею, потому что она подножие ног Его; ни Иерусалимом, потому что он город великого Царя; ни головою твоею не клянись, потому что не можешь ни одного волоса сделать белым или черным, но да будет слово ваше: да, да; нет, нет; а что сверх этого, то от лукавого» (Мф 5: 34 – 37). Эта же мысль повторяется в послании апостола Иакова (Иак 5: 12). Отрицательное отношение к клятве есть и в Ветхом Завете (см. выше Книгу премудрости Иисуса, сына Сирахова).

[18] Эти слова взяты из Евангелия от Матфея: «А молясь, не говорите лишнего, как язычники, ибо они думают, что в многословии своем будут услышаны; не уподобляйтесь им…» (Мф 6: 7).

[19] Идея о том, что Бог обязательно поможет тем, кто твердо верит в него, сквозной нитью проходит через весь Ветхий и Новый завет, особенно ярко и поэтически выражаясь в многочисленных псалмах (33, 24, 90 и др.). Убеждение в постоянной и неразрывной связи с Богом было очень характерно для религиозных чувств С.И. Муравьева-Апостола, который, бесспорно, ощущал себя харизматиком, «глаголавшим во имя Господне».

[20] Идея соединения веры и свободы в практическом действии – одна из самых важных для С.И. Муравьева-Апостола и самых непривычных с точки зрения православной церковной традиции. На эту идею с удивлением реагировали даже его политические сторонники. Так, например, И.И. Горбачевский, согласно показаниям самого Муравьева, полагал, что «вера противна свободе» (ВД. Т.4. С. 356). Однако сам автор ПК на этой идее настаивал: согласно показаниям участников восстания Черниговского полка, начиная восстание, он призывал их «служить за Бога и веру, для вольности», объяснял, что «они идут за веру и свободу, внушая им не признавать царя» (Там же. С. 241).

[21] Имеется в виду скоропостижная смерть императора Александра I, последовавшая в Таганроге 19 ноября 1825 г. Смерть эта истолковывается провиденциально, как данная Богом возможность изменить существующий порядок.

[22] Цитата из Евангелия от Матфея: «Больший из вас да будет вам слуга: ибо, кто возвышает себя, тот унижен будет, а кто унижает себя, тот возвысится» (Мф 23: 11-12).

[23] Выражение «злочестивый тиран» несколько раз встречается в четвертой части 9-го тома «Истории Государства Российского» Н.М. Карамзина применительно к Ивану Грозному. «Злочестивым» (т.е. нечестивым, беззаконным) назван Иуда в тропаре утрени Страстной Пятницы.

5

Глезарова Ю.В.

СОЮЗ ХРИСТА С ВОЛЬНОСТЬЮ

История тайных обществ в России начала XIX века - тема, казалось бы, исследованная "вдоль и поперек", но в то же время многое остается "за кадром". При слове "декабрист" нам вспоминается прежде всего фильм "Звезда пленительного счастья", песенка "Кавалергарда век недолог..." и поэма Некрасова "Русские женщины". Ну и конечно, у многих в памяти сохранилась казнь пятерых на кронверке Петропавловской крепости: прежде всего из-за жутких подробностей - трое из приговоренных сорвались, но были опять повешены.

13 июля 1826 года на эшафоте оборвалась земная жизнь члена Южного тайного общества Сергея Муравьева-Апостола. Он был одним из тех, кого повесили повторно, несмотря на крики вблизи эшафота: "Нельзя вешать, сам Бог за него!" Известно, что перед казнью Муравьев-Апостол молился "за Россию и царя"... Действительно, религия играла важнейшую роль в жизни Сергея Муравьева-Апостола, что доказывают его письма и показания на следствии.

Сергей Муравьев-Апостол родился в семье дипломата и писателя И.М. Муравьева-Апостола, его детство прошло в Париже, где Сергей вместе со старшим братом Матвеем учился в пансионе Хикса - весьма модном и дорогом учебном заведении, которое несколько раз посещал император Наполеон. Только в двенадцатилетнем возрасте Сергей начал учить русский язык, в четырнадцать - вернулся вместе с матерью, братьями и сестрами в Россию. Мальчиков воспитали патриотами, но когда граница осталась позади, маменька сообщила сыновьям: "В России вы найдете рабов..."

Может быть, именно это предопределило судьбу будущего декабриста? С детства он отличался обостренным чувством справедливости и тем наивным патриотизмом, который свойствен детям, выросшим вдали от родины. Так или иначе, но иллюзии развеялись быстро. Смерть горячо любимой матери, война 1812 года, возвращение в Париж в составе русской армии - все это не могло не повлиять на молодого человека, задумывающегося над "вечными вопросами".

Несмотря на то что за годы войны Сергей сделал блестящую карьеру, после победы его явно начинают волновать совсем иные вещи. С 1816 года Сергей Муравьев-Апостол вместе с братом Матвеем в числе основателей и наиболее деятельных членов тайных обществ. В Москве, Петербурге, Киеве идут споры о том, как исправить то, что, к сожалению, до сих пор является характерными чертами российского бытия: корыстолюбие чиновников, беззаконие начальников, насилие сильных и богатых над слабыми и бедными. Многие будущие декабристы видели причину всех мерзостей русской жизни в самодержавной власти монарха и считали, что первым шагом России на пути к свободе должно стать цареубийство. Наиболее радикально настроенные настаивали на истреблении всей императорской фамилии вместе с женщинами и детьми.

Этим неистовым республиканцам противостоял Сергей Муравьев-Апостол: он настаивал на том, что революция в России должна быть бескровной. В его памяти были живы рассказы очевидцев о том, как якобинцы заливали кровью Париж, и он не без оснований полагал, что революции, начинающиеся с цареубийства, заканчивают массовым террором. "Ваш брат слишком чист, надо покончить со всем царствующим домом", - говорил Матвею Муравьеву один из руководителей Южного тайного общества Павел Пестель. С неизбежностью цареубийства соглашались практически все участники заговора, среди которых были ближайшие родственники и друзья Сергея Ивановича. Но этот путь для него был неприемлем.

Он был искренне и глубоко верующим человеком. В письме мужу своей покойной сестры он пишет, что "только религия может облегчить нашу печаль". Вероятно, именно военные впечатления глубоко ранили его душу. Судя по воспоминаниям современников, после войны он превратился в человека, ненавидящего всякое насилие. Но в его приговоре есть роковая строчка: "взят с оружием в руках"...

28 декабря 1825 года, через две недели после восстания на Сенатской площади, братья Муравьевы-Апостолы были арестованы как члены Южного тайного общества. В момент ареста они находились в деревне Трилесы на Украине, где был расквартирован Черниговский полк, в котором служил Сергей. Бунт подняли офицеры батальона, командиром которого был Муравьев-Апостол. Они освободили братьев из-под ареста, зверски избив при этом полковника Гебеля. После чего батальон двинулся в поход "за веру и вольность" по малороссийским местечкам.

С самого начала руководители восстания - Сергей Муравьев-Апостол и его лучший друг Михаил Бестужев-Рюмин - поняли, что им не на что рассчитывать, кроме чуда. Было бы чудом, если расквартированные рядом полки, в которых служили другие члены тайного общества, поддержали восставший полк. Было бы чудом, если высланные на подавление мятежа войска не стали бы стрелять в тех, кого они не без оснований считали мародерами и грабителями.

Тот факт, что солдаты "революционного" Черниговского полка грабили окрестных обывателей, много десятилетий замалчивался советскими историками. Но многочисленные документы и воспоминания рисуют картину русского бунта - "бессмысленного и беспощадного".

Следствием пьянства стали грабежи и изнасилования. Обычно для подавления подобных беспорядков применялись всевозможные меры, но Муравьев-Апостол, вероятно, не считал для себя возможным наказывать солдат: ведь они пошли за ним на дело, которое он сам считал святым и чистым.

31 января 1825 года на главной площади города Василькова, что в 26 верстах от Киева, восставшему полку был прочитан его православный Катехизис:

"Вопрос. Для чего Бог создал человека?

Ответ. Для того, чтобы он в Него веровал, был свободен и щастлив...

Вопрос. Для чего же русский народ и русское воинство нещастно?

Ответ. От того, что цари похитили у них свободу.

Вопрос. Должно ли повиноваться царям, когда они поступают вопреки воле Божией?

Ответ. Нет! Христос сказал: не можете Богу работати и Мамоне; от того-то русский народ и русское воинство страдают, что покоряются царям.

Вопрос. Что ж святой закон наш повелевает делать русскому народу и воинству?

Ответ. Раскаяться в долгом раболепствии и, ополчась против тиранства и нещастия, поклясться: да будет всем един Царь на небеси и на земли - Иисус Христос...

Вопрос. Каким же образом ополчиться всем чистым сердцем?

Ответ. Взять оружие и следовать за глаголющим во имя Господне, помня слова Спасителя нашего: Блаженны алчущие и жаждущие правды, яко те насытятся, и низложив неправду и нечестие тиранства, возстановить правление, сходное с Законом Божиим.

Вопрос. Какое правление сходно с Законом Божиим?

Ответ. Такое, где нет царей. Бог создал всех нас равными и, сошедши на землю, избрал Апостолов из простого народа, а не из знатных и царей.

Вопрос. Стало быть, Бог не любит царей?

Ответ. Нет! Они прокляты суть от Него, яко притеснители народа, а Бог есть человеколюбец...

Вопрос. Стало, и присяга царям богопротивна?

Ответ. Да, богопротивна... Господь же наш и Спаситель Иисус Христос изрек: аз же глаголю вам, не клянитеся всяко, и так всякая присяга человеку противна Богу, яко надлежащей Ему одному.

Вопрос. Что же наконец подобает делать христолюбивому российскому воинству?

Ответ. Для освобождения страждущих семейств своих и родины своей и для исполнения святого закона христианского, помолясь теплою надеждою Богу, поборающему по правде и видимо покровительствующему уповающим твердо на него, ополчиться всем вместе против тиранства и восстановить веру и свободу в России".

К сожалению, этот потрясающий документ, восхищавший впоследствии Льва Толстого и Дмитрия Мережковского, не был понят солдатами. Возможно, они просто его не услышали: на площади в тот момент находились около 900 человек, и для многих из них слово "свобода" означало прежде всего вседозволенность.

Кульминацией восстания Черниговского полка стал погром в местечке Мотовиловка, где пьяные солдаты изнасиловали двух еврейских девушек и устроили глумление над телом 100-летнего казака. Сергей Муравьев-Апостол явно потерял контроль над ситуацией: солдаты перестали его слушаться, а офицеры - понимать, что он делает. Они хотели идти на Киев, а он метался, ждал, что восстанут другие полки, но его так никто и не поддержал. 3 января 1826 года под деревней Ковалевка Черниговский полк был расстрелян из пушек. Сергея ранили, а его младший брат 19-летний Ипполит, приехавший из Петербурга навестить братьев, застрелился. Братьев Муравьевых, Бестужева-Рюмина и офицеров Черниговского полка арестовали и доставили в Петербург.

На допросе Сергей Муравьев-Апостол сказал, что "раскаивается только в том, что вовлек других, особенно нижних чинов, в бедствие, но намерение свое почитает благим и чистым, в чем только Бог один его судить может..."Однако судьи, главным из которых был государь император Николай I, по другому понимали слово "намерение". Они считали "намерение на цареубийство" доказанным, если человек просто участвовал в обсуждении данной темы.

Размышляя о судьбе своих друзей, Сергей Муравьев-Апостол писал в своем тюремном дневнике: "Великая ответственность лежит на каждом судье; эта ответственность увеличивается в размере с произвольной властью, данной судье, и, следовательно, снисходительность, милосердие и любовь не только самые благородные, но и самые разумные и твердые основания приговоров. И вот мы доходим до нравоучений Евангелия... Эта книга нам тоже возвещает Великий Суд, исправляющий все остальные".

Сам себя он считал безусловно ответственным за то, что творили его солдаты, и смертный приговор воспринял чуть ли не с облегчением. Но был ли он настолько виноват? Для человека верующего сорваться с виселицы - это убедиться в своей невиновности. Поднимаясь второй раз на эшафот, Сергей Муравьев-Апостол знал, что Высший Судия оправдал его.

Написанный в дни восстания Катехизис пережил своего автора. Сохраненный в засекреченных до начала XX века бумагах следствия, он, естественно, не раз привлекал внимание историков, философов и писателей. Лев Толстой, восхищавшийся Сергеем Муравьевым-Апостолом, собирался сделать его одним из центральных героев своего романа "Декабристы". Он встречался с Матвеем Ивановичем Муравьевым-Апостолом, вернувшимся из сибирской ссылки, читал мемуары декабристов, но потом оставил свой замысел. В начале XX века в России опять вешали революционеров и бомбистов... Но дальнейший ход истории показал, что репрессии - не самый лучший способ избавиться от политической оппозиции.

6

И.И. Горбачевский - М.А. Бестужеву.
1861 г. Июня 12-го дня. Петровский Завод.

"Сергей Муравьев-Апостол арестован сначала был около Василькова Киевской губ., в деревне Трилесы, в квартире поручика Кузьмина, который со своею ротою Черниговского полка в этой деревне квартировал. Кузьмина в это время дома не было; он был в Василькове с прочими членами Славянского общества, ожидая приезда Муравьева-Апостола обратно из Житомира. Но, получивши записку от Горбачевского чрез посланного им в Черниговский полк подпоручика Андреевича, они уехали из Василькова тотчас же в Трилесы по разным дорогам с тем, чтобы, встретя на дороге Муравьева, отбить его и освободить из-под ареста. Кузьмин и Соловьев поехали по одной дороге, Сухинов и Щепилло — по другой, но, не встретя Муравьева, они приехали почти в одно время в Трилесы и освободили Муравьева-Апостола с братом его Матвеем и Бестужевым-Рюминым 2. Вследствие этого было восстание Черниговского полка. Все это происходило 29 декабря 1825 г. 30 декабря пришли с ротами в Васильков; 31 декабря 1825 г. был отдых и собирались в поход; 1 января 1826 г. был молебен на площади,— священник прочитал перед полком краткую выписку из «Русской правды» — и двинулись в поход. Под Трилесами или за Трилесами (та же самая деревня) встретились с гусарами и с артиллериею конною генерала Гейсмара (войска Гейсмара были без офицеров, тоже и артиллерия), который войска Муравьева лучше сказать расстрелял, чем разбил. Тут был арестован раненый картечью в голову, упавший с лошади Сергей Муравьев-Апостол3. (Числа надобно проверить после но, кажется, как помню, пишу верно).

Тут много любопытных подробностей, которые надо читать в записках, если бы удалось их написать; а это мне завещал сам Сергей Иванович Муравьев-Апостол, прощаясь со мной в последний раз ночью с 14 на 15 сентября 1825 года под Лещиным в лагере.

Странная вещь, в это время, когда мы в его балагане разговаривали, я нечаянно держал в руках его головную щетку; прощаясь, я ее положил к нему на стол; он, заметя, взял во время разговора эту щетку, начал ею мне гладить мои бакенбарды (так, как это делал часто со мною твой брат Николай), потом, поцеловавши меня горячо, сказал:

— Возьмите эту щетку себе на память от меня: — потом прибавил,— ежели кто из нас двоих останется в живых, мы должны оставить свои воспоминания на бумаге; если вы останетесь в живых, я вам и приказываю как начальник ваш по Обществу нашему, так и прошу как друга, которого я люблю почти так же, как Михайлу Бестужева-Рюмина, написать о намерениях, цели нашего Общества, о наших тайных помышлениях, о нашей преданности и любви к ближнему, о жертве нашей для России и русского народа. Смотрите, исполните мое вам завещание, если это только возможно будет для вас.

Тут он обнял меня, долго молчал и от грустной разлуки, наконец, еще обнявшись, расстались навеки.

Тут все я пропускаю, что мы говорили, и какие наши были тайные намерения, и о чем я его упрашивал,— все это, все это должно быть в записках, если они когда-либо будут написаны. Но вот еще, о чем я тебе хотел сказать: не знаю, по какому случаю, я эту щетку положил в боковой карман моей шинели (в то время, как я был у Муравьева-Апостола, я был в мундире, и шел дождь,— вот я думаю, отчего она очутилась в шинели) и она в этом кармане оставалась до самого моего ареста, потому, вероятно, что я мало на нее обращал внимания, и не до того было. Так она со мной с арестованным и приехала в Петербург; вероятно, во время дороги и от долгого времени карман разодрался, и она провалилась в самый низ полы шинели, между сукном и подкладкой. Вообрази, эта щетка сохранилась от всех обысков во дворне, в Петропавловской и Шлиссельбургской крепостях, в Кексгольме, в Сибири и осталась до днесь со мною и у меня и теперь. Трубецкой все силы употреблял, чтобы у меня ее выманить как-нибудь, наконец, давал мне за нее 500 рублей серебром и писал, что если я вздумаю ее продать или отдать, то, чтобы во всяком случае она ему бы досталась. Поджио, видевшись со мной в последний раз в Верхне-Удинске в 1859 году, предлагал мне 1 000 руб. серебром или отдать ее ему так, на память его дочери Варваре. Теперь у этой щетки волосы почти все выпали, сам не знаю отчего,— почти осталось одно древко; но я не могу с нею расстаться, так она мне дорога, несмотря на всех покупщиков (а их было много) и мои нужды. Но я заговорился и отступил от рассказа по случаю этой головной щетки.

Арестованного, раненого и больного Муравьева-Апостола увезли тотчас в Петербург. Говорю тебе за верное и несомненное, что я знаю его разговор во дворце с государем 4; видел его в доме коменданта и его четырех товарищей перед тем, когда нам читали сентенцию перед Верховным уголовным судом 5. Потом после сентенции, в ту ночь, когда его и его товарищей вели из крепости на казнь, я сидел в каземате в то время уже не в Невской куртине, а в кронверке, и их мимо моего окна провели за крепость. Надобно же так случиться, что у Бестужева-Рюмина запутались кандалы, он не мог идти далее; каре Павловского полка как раз остановилось против моего окна; унтер-офицер пока распутал ему и поправил кандалы, я, стоя на окошке, все на них глядел; ночь светлая была. Каре тронулось и, когда через час нас вызвали в каре, тоже идти на казнь, и когда мы пришли за крепость, то перед нами стояла на валу одна виселица с пятью петлями. Это было в два часа ночи с 12 на 13 июля 1826 года. Не знаю, где ты был в это время,— я не успел у тебя спросить; — кажется, вас всех гвардейских офицеров взяли в особенные каре, и вас уже казнили перед своими полками; мне так сказывал Барятинский.

Муравьев-Апостол сорвался с веревки; не знаю, лопнула ли она от тяжести, или сорвалась, но он полетел вниз, когда у них вырвали скамейку из-под ног; он сильно ушибся, кровь лилась с его лица; с ним вместе сорвались, каждый со своей петли, Бестужев-Рюмин и Каховский. Когда их подняли палачи, Муравьев и Бестужев поворотились задом и пожали друг другу руки (руки были связаны назад); Каховский же в это время, пока приготовляли новые петли, ругал беспощадно исполнителя приговора, тут же бывшего генерал-губернатора петербургского Голенищева-Кутузова. Ругал так, как ни один простолюдин не ругался: «Подлец, мерзавец, у тебя и веревки крепкой нет; отдай свой аксельбант палачам вместо веревки и проч.». Их троих в скорости опять вторично повесили.

Говорили и говорят, что Пестель, Рылеев и проч. оторвались,— пустяки,— я это знаю положительно, что Муравьев-Апостол, Бестужев-Рюмин и Каховский были так несчастны, что вытерпели такую муку; Рылеев же и Пестель сразу повисли. Об этом в нашей куртине не только рассказывал сам плац-майор Подушкин и плац-адъютанты, но еще мне рассказывал офицер Волков, бывший при самой виселице во время казни; и все рассказывали в одно и то же слово.

Все пять тел мучеников положили в один ящик и спрятали в комнате, которая была сделана в валу, где они и до смерти своей содержались, пока идти на петлю. Народу после сказали, что тела их брошены в воду Крепостного канала, и народ все смотрел в воду, говорят, целый день; одни приходили смотреть в воду, другие уходили, ничего не видавши и кивая головами. С 13 на 14 июля ящик с телами пятерых увезли на какой-то остров Финского залива и закопали в яму вместе с известкою. Работали яму и прочее, говорят, солдаты инженерной команды Петербургской крепости вместе с палачами. Одни говорят, что тела похоронены за Смоленским кладбищем на острове, другие — около завода Берда, тоже на острове. Положительно об этом последнем обстоятельстве не знаю 6.

Много бы я тебе сказал о моих сношениях с Муравьевым-Апостолом, что мы делали, что говорили, что намеревались делать, и что был он за человек. Это все теперь не пишу; это все не следует к твоим вопросам в настоящее время".

7

Б. Йосифова

Декабристы (отрывок).

Южное общество декабристов и «Общество соединенных славян» долго не были связаны между собой, даже не знали одно о другом.

Но вот однажды один из «Славян», Алексей Тютчев, только что принятый в Тайное общество, встретился со своими старыми знакомыми, офицерами, с которыми когда-то служил в Семеновском полку: Сергеем Муравьевым-Апостолом и Михаилом Бестужевым-Рюминым. Говорили о солдатской доле, о бунте Семеновского полка в 1820 году.

– Мы должны сами завоевать свободу, – сказал Сергей Муравьев-Апостол. – Не хочешь ли стать членом одного тайного общества?

Алексей Тютчев вздрогнул. Он был крайне изумлен, что есть, оказывается, еще одно политическое общество, почти «по соседству». Стал расспрашивать о целях их Тайного общества и понял, что есть много такого, что их объединяет, вернее, сближает. И тогда, без ведома своих товарищей, сказал, что у них в полку имеется тайная организация «Соединенные славяне».

Сергей Муравьев-Апостол высказал пожелание познакомиться с новыми собратьями по идее и борьбе. Он горячо просил Тютчева передать это пожелание его руководителям.

В конце концов после длительных и многочисленных переговоров Петр Борисов согласился познакомиться с Сергеем Муравьевым-Апостолом и Михаилом Бестужевым-Рюминым. Он приехал на встречу с несколькими своими товарищами.

«Муравьев принял нас с исключительным радушием, осыпал нас добрыми словами и всяческими похвалами, – писал в своих воспоминаниях Иван Горбачевский. – Говорили о необходимости реформ, об объединении Южного общества со “Славянами”».

Уже при той первой встрече Сергей Муравьев-Апостол сказал откровенно:

– Ваша цель чрезвычайно трудная, и очень сложно ее воплотить в жизнь когда-нибудь. Кроме того, следует больше думать о наших соотечественниках, нежели об иностранцах.

Петр Борисов сосредоточенно слушал. Он крайне осторожен и предельно сдержан. Перед ним сидят дворяне с самыми аристократическими фамилиями. Отец Сергея Муравьева-Апостола, например, был послом России в Испании.

В ходе разговора Петр Борисов быстро убеждается, что Муравьев-Апостол очень хорошо осведомлен о целях «Славян» и клятве.

После этой встречи «Славяне» собираются отдельно. Разгорелись бурные споры. Одни заявляли, что следует немедленно предать смерти Тютчева, который нарушил конспирацию и выдал организацию «посторонним», другие выражали радость, что встретили братьев по убеждениям, и настаивали на скорейшем объединении с ними.

Петр Борисов заявил, что согласен на объединение с Южным обществом при условии, что его члены войдут в организацию «Славян». Если они не согласятся, тогда возьмем «честное слово у Сергея Муравьева-Апостола», что существование «Общества соединенных славян» останется в строгой тайне от других членов Южного общества. «Вместе с тем мы их заверим, – говорил Петр Борисов, – что все „Славяне“ готовы принять участие в перевороте, как только он начнется, и всеми силами будем помогать и способствовать его успеху».

Сергей Муравьев-Апостол направил для переговоров со «Славянами» своего сподвижника и товарища Михаила Бестужева-Рюмина.

– Достаточно мы страдали, – говорил Рюмин, – достаточно натерпелись позорного угнетения. Все благородно мыслящие люди решили сбросить со своих плеч ненавистное иго. Благородство должно воодушевить каждого, чтобы осуществить великое дело – освободить наше несчастное Отечество… Наши потомки с вечной признательностью увенчают нас славой избавителей от тирании.

Бестужев-Рюмин рассказал о целях Южного общества. «Славяне» с изумлением слушали его – Южное общество уже выработало свою конституцию!

«Славяне» задумываются, они явно колеблются. Некоторые восторженно восприняли эти слова, другие же выражают явное сомнение – пойдет ли дело так гладко и легко, как говорит им посланец.

Но Бестужев-Рюмин восторженно говорит об огромных силах и возможностях их Тайного общества. Среди его членов самые блестящие офицеры, князья, генералы. Он подробно рассказал о конституции, сообщил, что князь Трубецкой возил текст этой конституции для ознакомления и консультаций во Францию и Англию…

Разумеется, ничего этого не было, кроме как в горячем воображении молодого заговорщика.

«Славяне» не верят на слово. Они настаивают, чтобы им показали конституцию, они хотят также познакомиться с программой Южного общества. Только тогда можно будет обсуждать вопрос о слиянии двух тайных обществ.

Пестель диктует Бестужеву-Рюмину «Государственный завет» – краткое изложение основных положений «Русской правды». Бестужев-Рюмин передает его «Славянам».

Наконец в их руках программный документ о целях Южного общества! Наконец они могут не только слушать блестящие речи молодого Бестужева-Рюмина, а прочесть и обсудить программу тайной политической организации!

«Славяне» тщательно обсуждают отдельные пункты, делают замечания, предлагают дополнения, спорят и хотят получить некоторые разъяснения. К ним опять приезжает Бестужев-Рюмин, чтобы услышать об их окончательном решении.

«Славяне» забрасывают его вопросами, они хотят знать все о будущем России. Бестужев-Рюмин им отвечает, что рассматривать сейчас в деталях будущую конституцию «совершенно излишне». Он обещает сделать это при следующей встрече. Затем добавляет:

– Сейчас могут возникнуть споры, разногласия, и мы лишь потеряем время, а она, конституция, уже одобрена великими умами!

Но не только эти последние слова огорчают «Славян». Задело их предложение – оказать неограниченное доверие и войти в полное подчинение Верховной думе Южного общества.

– Мы хотим иметь доказательства, мы хотим получить исчерпывающие разъяснения! – заявляют некоторые из них.

Майор Спиридов из «Славян» хочет знать, кто входит в Верховную думу.

– К чему такое любопытство? – спрашивает Бестужев-Рюмин. – Следует почитать за счастье входить в такое общеполезное и важное дело.

Но «Славяне» не соглашаются. Они не желают вслепую вступать в борьбу.

Тогда Бестужев-Рюмин достает лист бумаги и перед всеми начинает чертить схему организации Южного общества. Начертил большой круг и в центре его поставил Верховную думу, а радиусами обозначил посредников между ею и отделениями общества. Он назвал имена многих высших офицеров, генералов, штабных офицеров из корпусов, дивизий и полков.

– Все это благороднейшие люди, – говорит он в заключение, – пренебрегающие почестями и роскошью, поклявшиеся освободить Россию от рабства и готовые умереть за благо отечества.

Бестужев-Рюмин с воодушевлением рассказывает о связях с Польским обществом, с горячностью рисует картину будущей революции.

«Славяне» приходят в восторг. С чисто детской радостью слушают они волнующие слова. Лишь Петр Борисов спокойно и даже несколько холодно замечает, что придерживается первоначальной цели своего общества – освобождения всех славянских народов, объединения их в единый республиканский федеративный союз.

– Более того, – обращается он к своим товарищам, – если мы безоговорочно подчинимся Верховной думе Южного общества, будем ли мы тогда в состоянии исполнить принятые на себя обязательства? Подчинившись этой таинственной Думе, не окажемся ли мы во власти ее произвола, когда может быть найдена никчемной высокая цель «Общества соединенных славян» – федеративный союз славянских народов, и ради сегодняшней пользы мы пожертвуем будущим, когда нам запретят иметь связь с другими народами?

Созвали новое собрание. Сергей Муравьев-Апостол и Михаил Бестужев-Рюмин приглашают упрямых «Славян» к себе. Приехавшие застают на квартире подполковника Муравьева-Апостола и других членов Южного общества. «Славян» приветливо встречают три полковника - Враницкий, Повало-Швейковский и Тизенгаузен. Подполковник Муравьев-Апостол представляет им командира Ахтырского полка Артамона Муравьева, подполковника Фролова, подпоручика Лихарева.

– Господа! Все это наши члены.

Муравьев-Апостол старается дружески рассеять смущение младших офицеров, вызвать их расположение и доверие.

Очень быстро завязался оживленный разговор. «Славяне» крайне изумлены, когда Артамон Муравьев громко произнес проклятие самодержавию и сказал, что собственной кровью искупит свободу. Офицеры говорят о казнокрадстве и злоупотреблениях, о страданиях крепостных, о тяжкой доле солдата.

Один из «Славян» – Веденяпин – вдруг громко заявляет перед всеми, что не собирается верить только словам.

По его мнению, каждый член организации, какой бы чин он ни имел, должен на деле подтвердить свои убеждения и идеалы. Он выражает недовольство, что полковые командиры, состоящие членами Тайного общества, не стремятся привлекать в него рядовых солдат, ничего не делают для увеличения численности членов организации.

Загорелся горячий спор. Члены Южного общества доказывают, что Верховная дума принимает в общество лишь самых благородных, и пусть никто не сомневается в том, что это достойнейшие люди.

Спорят долго и много. Бестужев-Рюмин заявляет, что восхищается целями, выдвинутыми «Славянами», и подробно останавливается на содержании документов, представленных Петром Борисовым. Но он подчеркивает, что не приемлет постепенность и отдаленность их целей. Бестужев-Рюмин выступает против идеи включения народа в их борьбу, заявляя, что это опасно.

– Наша революция, – говорит Бестужев-Рюмин, – будет подобна революции испанской: она не будет стоить ни одной капли крови, ибо будет совершена одной армией, без участия народа. Москва и Петербург с нетерпением ожидают восстания войск. Наша конституция утвердит навсегда свободу и благоденствие народа. Будущего 1826 года, в августе месяце, император будет смотреть 3-й корпус, и в то время решится судьба деспотизма; тогда ненавистный тиран падет под нашими ударами; мы поднимем знамя свободы и пойдем на Москву, провозгласим конституцию.

На эту пламенную речь вряд ли можно было что-нибудь возразить. Но Петр Борисов резко спросил:

– Какие меры принимаются обществом, чтобы Временное правительство придерживалось законности и могло бы быть обузданным, если у него появятся властолюбивые и честолюбивые намерения, которые могут оказаться пагубными для республики?

Бестужев-Рюмин взволнованно возразил:

– Как вам не стыдно спрашивать это, как будто те, которые, чтобы добиться свободы, решили умертвить своего монарха, превратятся в простых узурпаторов власти!

Даже «Славяне» с удивлением и недоумением посмотрели на своего товарища. Петр Борисов отвечал:

– Это все хорошо сказано, но победитель галлов и несчастного Помпея пал под ударами заговорщиков в присутствии всего сената, а юноша, 18-летний Октавий, стал властителем Рима.

– Зачем рассказываете солдатам, что замышляете государственный переворот? – спросил подполковник Ентальцев.

– Чтобы знали, за кого будут сражаться! – твердо ответил Горбачевский.

– Народ должен разговаривать с похитителями власти не иначе как с оружием в руках, купить свободу кровью и кровью утвердить ее; безрассудно требовать, чтобы человек, родившийся на престоле и вкусивший сладость властолюбия с самой колыбели, добровольно отказался от того, что он привык считать своим правом, – подчеркнул П. Борисов.

Спорят обо всем. Спорят по каждому пункту, по каждому слову, по каждому предложению. Все эти молодые офицеры почитают лишь одну святыню – любовь к России.

Именно эта любовь связала их с членами Южного общества! Они находят общий язык и общий путь в предстоящей борьбе.

Этот спор говорит не только о революционном энтузиазме «Славян». Он показывает, насколько трудно и сложно достичь единства и согласия. И все же Муравьев-Апостол преуспел и в этом, протянув руку «Славянам». Вскоре они убедятся, что в его лице они встретили подлинного русского патриота. И свою пламенную и безграничную любовь к Отечеству он позже покажет перед всем миром: свой жизненный путь в борьбе за светлые идеалы он завершит на эшафоте.

Мысли о решительных действиях, о революции с оружием в руках полностью владеют Сергеем Муравьевым-Апостолом. И только в таком плане он понимает роль и назначение Тайного общества. Он привлекает людей своими личными качествами душевного и обаятельного человека. Всех окружающих пленяют его благородство, пламенный патриотизм и готовность к самопожертвованию. В острых спорах со «Славянами» именно Сергей Муравьев-Апостол находит путь к единению. Он восхищается их демократизмом, их энтузиазмом, но честно говорит, что у них нет конкретного и четкого плана.

«В обществе „Славян“, – напишет позже Бестужев-Рюмин, – я увидел много энтузиазма, решительности, но четкости в действиях, ясной цели и определенного плана у них не было. Самое замечательное, что было в этом обществе, – так это то, что оно было демократическое».

Наконец наступает великий и радостный день. «Славяне» и члены Южного общества объединяются. Это было незабываемое, волнующее событие.

На собрании, на котором произошло объединение, Бестужев-Рюмин произнес большую речь. Все без исключения присутствующие сохранили в памяти своей целые отрывки из нее. Они ее потом приводили в своих показаниях и мемуарах. Было какое-то неповторимое обаяние у молодого и восторженного бунтовщика! И единственное, что руководило всеми его поступками, наполняло его могучей революционной страстью, – так это беспредельная любовь к России.

– Век славы военной кончился с Наполеоном, – говорил Михаил Бестужев-Рюмин. – Теперь настало время освобождения народов от угнетающего их рабства, и неужели русские, ознаменовавшие себя столь блистательными подвигами в войне истинно Отечественной, русские, исторгшие Европу из-под ига Наполеона, не свергнут собственного ярма и не отличат себя благородной ревностью, когда дело пойдет о спасении Отечества, счастливое преобразование коего зависит от любви нашей к свободе?

Все слушали с восхищением. Некоторые были тронуты до слез.

– Взгляните на народ, как он угнетен! – продолжал Бестужев-Рюмин. – При сих обстоятельствах нетрудно было нашему Обществу распространиться и прийти в состояние грозное и могущественное. Великое дело свершится, и нас провозгласят героями века!

Бестужев-Рюмин произнес клятву, что будет верен Обществу и по первому зову возьмет меч в руки.
«Невозможно изобразить сей торжественной, трогательной сцены, – писал Иван Горбачевский в своих воспоминаниях. – Воспламененное воображение, поток бурных и неукротимых страстей производили беспрестанные восклицания. Чистосердечные, торжественные клятвы смешивались с криками: “Да погибнет различие сословий! Да погибнет дворянство вместе с царским саном! Да здравствует конституция! Да здравствует народ! Да здравствует республика!”»

В начале декабря 1825 года полки, расквартированные на юге, присягнули в верности Константину. «Славяне» живут в крайнем напряжении. Они понимают, что со смертью Александра I назревают события и что намного ранее, чем предполагали, наступит час восстания. Но, как дисциплинированные члены нового Тайного общества, они ждут приказа к выступлению от Сергея Муравьева-Апостола.

Последний отправляется со своим братом Матвеем в город Житомир, чтобы встретиться с другими декабристами. На последней перед Житомиром почтовой станции они встретили сенатского курьера из Петербурга, который вез манифест Николая I, и узнали о восстании в Петербурге.

Оба брата услышали такие новости: восстание подавлено, начались массовые аресты. Их волнение огромно.

Сергей Муравьев-Апостол понимает, что нет другого пути, кроме как поднять восстание и на юге. Он чувствует долг перед родиной, перед своими товарищами. Он знает, что их имена уже известны в царском дворце.

Сергей и Матвей Муравьевы-Апостолы спешат в Любар, чтобы встретиться с Артамоном Муравьевым. Вскоре к ним прибыл падавший от усталости Михаил Бестужев-Рюмин.

– Есть приказ о твоем аресте! – говорит он Сергею. – Твои бумаги изъяты Гебелем, который следует за тобой.

Сергей Муравьев-Апостол хочет знать подробности. Узнает, что 25 декабря командир Черниговского полка Гебель давал бал. Он направил приглашения «ко всем офицерам, городским жителям и известным помещикам и членам их семейств».

Внезапно в самый разгар бала у подъезда остановился возок. Два жандармских офицера, поручик Несмеянов и прапорщик Скоков, в три часа утра доставили совершенно секретное письмо от начальника штаба 1-й армии генерал-адъютанта барона Толя. Он приказывал Гебелю немедленно арестовать Сергея Муравьева-Апостола и забрать все его бумаги и документы.

Гебель покидает бал. Едет на квартиру Муравьева-Апостола, но узнает, что его там нет. Гебель и его помощники запечатывают в мешки все бумаги Сергея Муравьева-Апостола.

В этом же доме остановился на ночлег Бестужев-Рюмин. Всего лишь через несколько минут после обыска к нему приходят четыре офицера из «Славян», которые были на балу. Прибытие двух жандармов, поспешный уход с бала хозяина, командира Черниговского полка, свидетельствовали о наступлении серьезных событий. Обыск у Муравьева-Апостола и приказ об его аресте – сигнал, чтобы на удар ответить ударом!

«Славяне» настаивают, чтобы Михаил Бестужев-Рюмин разыскал Сергея Муравьева-Апостола и уведомил его обо всем этом, а также о том, что они начинают восстание.

И Бестужев-Рюмин отправился обратно. Он мчался с такой быстротой, что успел приехать раньше преследователей.

Жандармы повсюду разыскивают С. Муравьева-Апостола: в Житомире, Любаре, в селе Трилесы. Наконец рано утром его с братом Матвеем обнаруживают в одном сельском доме села Трилесы. Дом окружен солдатами Гебеля. Нет никакого выхода. Оба брата Муравьевы-Апостолы арестованы. Сергей Муравьев-Апостол в полной военной форме. Он спокойно выслушал приказ об аресте и даже предложил Гебелю выпить чашку горячего чая.

Гебель охотно согласился, так как уже знал, что скоро прибудет и Михаил Бестужев-Рюмин. Не упускать же и его из рук. Арест сразу троих заговорщиков будет надлежащим образом оценен в Петербурге.

Но Гебель не предвидел одного обстоятельства. Предыдущей ночью Сергей Муравьев-Апостол отправил с солдатом 5-й роты письма к «Славянам» – офицерам Черниговского полка Кузьмину, Щепилле и Соловьеву – с просьбой немедленно прибыть к нему в село.

Бестужев-Рюмин также имеет важнейшее поручение. Некоторые исследователи предполагают, что он был направлен в Александровский полк к Повало-Швейковскому, чтобы там поднять бунт. Тот же характер имели и письма, которые он доставил члену Тайного общества И. А. Набоков у в Кременчугский полк. Но под различными предлогами оба отказались поднимать свои полки.

В ночь на 29 декабря «Славяне» получили письма Сергея Муравьева-Апостола. Времени терять нельзя! Всесторонне оценивая положение, они поняли, что, весьма возможно, его уже арестовали. Они решили: если их руководитель уже находится в руках врага, значит, нужно его освободить любой ценой.

В путь отправляются Кузьмин, Щепилло, Соловьев и Сухинов (поручик гусарского полка). Несмотря на то что между Сергеем Муравьевым-Апостолом и Сухиновым происходят постоянные споры, в эти напряженные, решительные минуты последний демонстрирует истинно революционное поведение. Он идет теперь на решительные действия, чтобы освободить Сергея Муравьева-Апостола.

Четверо членов «Общества соединенных славян» врываются в дом, в котором содержатся арестованные братья Муравьевы-Апостолы. Они требуют объяснений от Гебеля, но тот возмущенно им отвечает, что это не их дело.

Щепилло кричит:

– Ты один из варваров, которые хотят убить Муравьева!

Он бросается на часового, отнимает у него ружье и штыком наносит удар Гебелю.

«Славяне» дерутся с яростью и освобождают Сергея Муравьева-Апостола. Несмотря на призывы Гебеля к солдатам не допустить бегства «разбойников», солдаты не трогаются с места. Борьба идет только между офицерами.

В своих показаниях на следствии Сергей Муравьев-Апостол писал: «Происшествие сие решило все мои сомнения; видев ответственность, коей подвергли себя за меня четыре сии офицера, я положил, не отлагая времени, начать возмущение; отдав поручику Кузьмину приказание собрать 5-ю роту… Соловьеву же и Щепилле приказал… ехать в свои роты и привести их в Васильков».

Нужно было спешить. Разбушевавшаяся снежная буря сделала движение по дорогам почти невозможным. Сергей Муравьев-Апостол отправил письмо Вадковскому в 17-й егерский полк, сообщая о том, что Черниговский полк уже восстал и ждет помощи его полка.

Сухинов ни на минуту не покидает Сергея Муравьева-Апостола. Он среди тех, кто помогает выработать военный план.

Три брата Муравьевых-Апостолов – Сергей, Матвей и прибывший сюда Ипполит – вместе с Михаилом Бестужевым-Рюминым и четырьмя «Славянами» – Сухиновым, Кузьминым, Щепиллой и Соловьевым – образовали «штаб» восстания. Но даже теперь, в эти решительные минуты, среди них нет единомыслия. Сергей Муравьев-Апостол все время ждет присоединения других частей и полков. Он даже надеется, что полки, которые направят сражаться против него, сложат оружие и присоединятся к нему.

И только «Славяне» готовы драться не на жизнь, а на смерть. У них нет Другого выхода. Они не ждут извинений, не ищут легкого пути. Они ждут приказа Сергея Муравьева-Апостола.

«Славяне» предлагают идти походом на Киев, где к ним присоединятся солдаты Курского пехотного полка, артиллерийские офицеры, которые дали обещание их товарищу Андреевичу, что тоже восстанут.

Сергей Муравьев-Апостол отверг этот план. Он, однако, соглашается только на одно – отправить письма в Киев к генералам, офицерам, своим товарищам и единомышленникам. В этих письмах он объяснял положение, просил о помощи.

Курьером в Киев направляется «славянин» Мозалевский. Он передал все письма по назначению, за исключением одного – к Польскому тайному обществу, так как его арестовали. Мозалевский разжевал и проглотил это письмо.

Восставший Черниговский полк ждет помощи из Киева. Но к назначенному времени Мозалевский не возвратился. Сергей Муравьев-Апостол и «Славяне» понимают, что и эта надежда угасла.

Сергей Муравьев-Апостол проявляет удивительную доброту и сердечность к своим товарищам, которые отказываются восстать, которые нарушили свое честное слово и изменили революционному делу. Полную противоположность являют собой «Славяне». Иван Сухинов, этот «железный кулак» восстания, беспощаден ко всем колеблющимся и боязливым. Позже, перед Следственной комиссией, они покажут, что только он причина всех их несчастий. Сухинов возглавлял авангард, который первым вошел в Васильков. От его смелости и бесстрашия зависело многое. Во второй половине дня авангард Сергея Муравьева-Апостола под командованием Сухинова вошел в город и расположился на главной площади.

Сухинов поспевал всюду. Он разоблачает перед солдатами майора Трухина, подосланного, чтобы остановить их. Вместе с Михаилом Бестужевым-Рюминым Сухинов высмеивает перед всеми этого офицера. Ободренные их словами, солдаты набрасываются на майора, срывают с него эполеты, смеются над ним. Его арестовали и посадили под стражу.

Вместе с тем именно Сухинов сумел спасти от гнева восставших солдат семью Гебеля. Он строго предупредил солдат, что покарает смертью каждого, кто нарушит революционную дисциплину. Солдаты попытались воспротивиться. Тогда Сухинов обнажил саблю и двинулся на непокорных. Один против многих, он утвердил волю командира и укротил солдат.

Но к восставшим никто не присоединился, кроме подпоручика Быстрицкого со своей 2-й ротой. Оставалась последняя надежда, что 17-й егерский полк во главе с Вадковским присоединится к восстанию.

Сергей Муравьев-Апостол направляется с восставшими к Белой Церкви. Он надеется, что там нет правительственных войск или артиллерии, а лишь 17-й егерский полк, который и присоединится к ним.

В 15 верстах от Белой Церкви он узнает, что и эта надежда рухнула! Полк покинул город.

И тогда появляются верные императору войска. Это конно-артиллерийская часть. Восставшие первоначально даже обрадовались, когда увидели солдат. Командиром этой военной части был член Тайного общества полковник Пыхачев. Восставшие рассчитывали, что он присоединится к ним. Но вскоре они убедились, что ошиблись. Позже они узнали, что накануне Пыхачев был уже арестован.

Первыми залпами артиллерии убит Щепилло, ранен Кузьмин, тяжело ранен в голову руководитель восставших Сергей Муравьев-Апостол. Кровь залила его лицо. Он встал и громко закричал:

– Где мой брат? Где брат мой? – и упал без сознания.

Ипполит Муравьев-Апостол, увидев брата лежащим неподвижно на земле, тут же покончил с собой. Арестовывают Матвея Муравьева-Апостола, [b]тяжелораненого Кузьмина, Михаила Бестужева-Рюмина… Смелый и решительный Иван Сухинов с группой солдат успел вырваться из кольца правительственных войск.

Восстание Черниговского полка подавлено. С оружием в руках был захвачен на поле сражения тяжелораненый его руководитель. Теперь ему предстоят тяжелые испытания. Долгие месяцы следствия еще больше закалят его чистый, романтический характер. Сергей Муравьев-Апостол проявит исключительное мужество и отправится на эшафот твердым шагом и с гордо поднятой головой. До самой последней минуты он останется спокойным и непоколебимо величественным. Он будет поддерживать силы и уверенность своих товарищей, успокаивать и подбадривать молодого Михаила Бестужева-Рюмина.

Виселица станет вершиной его подвига. Он погибнет, все осмыслив, достигнув величайшего апофеоза борьбы – смертью своей подтвердив право на великое дело освобождения народа.

Горькие минуты поражения имеют свою особую историю. Схваченные руководители восстания не унывают. На санях, под усиленным конвоем, их отправляют в Трилесы. Кузьмин, которого бросили в одни сани с Соловьевым, спокоен, даже бодр. Никто и не подозревает, что он ранен. Соловьев случайно прислонился к его плечу и по отразившимся на его лице страданиям понял, что он ранен, но пытается скрыть это. Их заперли в холодное помещение. Тяжелораненый Сергей Муравьев-Апостол, собравшись с силами, стоит прямо. Он подходит к печке и дотрагивается до нее закоченевшими руками. И тут же Сергей Муравьев-Апостол рухнул на пол. Все бросаются ему на помощь. Кузьмин извлекает из рукава припрятанный пистолет и выстрелом кончает свою жизнь.

Перепуганный караул выбежал во двор с криками: «Стреляют! Стреляют!» Михаил Бестужев-Рюмин, Быстрицкий и Матвей Муравьев склоняются над телом своего друга Кузьмина. Снимают с него шинель и китель. И только теперь видят, что плечо его раздроблено картечью. Одежда и белье пропитаны кровью.

Похоронят его вместе с Ипполитом Муравьевым-Апостолом и Щепиллой в одной могиле. Остальным предстоят испытания следствия и заточения.

...

В ходе подготовки восстания Сергей Муравьев-Апостол столкнулся с первыми горькими фактами: в открытой борьбе, когда требуется доказать верность делу с оружием в руках, нестойкие прячутся. Одно дело произносить блестящие речи в уютных офицерских домах, и совсем другое – поднять меч и идти против царя.

Сергей Муравьев-Апостол потрясен всем этим. В его чистой душе, при его пламенном патриотизме нет места для страха и измены. Но у него нет революционной твердости. Он до конца остался добрым, милым, восторженным молодым революционером. «Прощал» врагам своим, приказал даже освободить из-под ареста майора Трухина. И когда брат его Матвей укорял, что он держался строго с полковником Гебелем, тот готов был идти к арестованному полковнику с извинениями! За это он слышал упреки и от офицеров из «Славян»

....

Словно какая-то пропасть разделяет подход к оценке обстановки и действий Сергея Муравьева-Апостола и его соратников из «Славян», несмотря на то что они первые его помощники в бою. Вместе с Бестужевым-Рюминым они исполняют каждый его приказ, но спорят и доказывают своему командиру, что необходимо быть более решительным, более твердым и последовательным в начавшейся революции.

Перед Следственной комиссией офицер из «Славян» Андреевич, может быть с наивной твердостью, говорил:

– Он не какой-нибудь без чести и совести и не запятнал своего достоинства ни трусостью, ни подлостью. Он – друг человечества и не пощадил жизни своей за общее благо.

Сергей Муравьев-Апостол происходил из высшей аристократической среды. Отец его – видный русский дипломат и долгие годы живет за границей. Дети его воспитывались в Париже, в самых привилегированных учебных заведениях. Уже тогда Сергей Муравьев-Апостол подавал блестящие надежды. Он преклонялся перед доблестью республиканцев Древней Греции и Древнего Рима. Он написал свой «катехизис» и пытался с помощью Библии объяснить солдатам необходимость борьбы против самодержавия.

Но «катехизис» Сергея Муравьева-Апостола не воодушевил солдат. Не пользовался он успехом и в среде крестьян.

После ареста Пестеля Сергей Муравьев-Апостол поднял восстание! Он не ждет, чтобы его тоже арестовали, а начинает активную борьбу. В этой борьбе не было перспектив осуществления первоначальных планов. Восстание вспыхнуло, чтобы спасти честь Тайного общества, чтобы открыто развернуть знамя борьбы против самодержавия. И если в то время Сергей Муравьев-Апостол не предвидел будущую истину, что «без народа ничего не будет, с народом все можно», то это не его вина. Эту историческую вину он искупил своим поведением. Это о нем не без злобы и ненависти Николай I записал в своем дневнике: «… Одаренный умом необыкновенным, получивший отличное образование, он был во своих мыслях дерзок до самонадеянности, но вместе скрытен и тверд необыкновенно».

Это, пожалуй, самая высокая оценка, которую может получить самоотверженный борец от своего врага, – «тверд необыкновенно»!

После боя у Белой Церкви закованный в кандалы Сергей Муравьев-Апостол был отправлен в Петербург и помещен в Петропавловскую крепость. Крайне встревоженный его отец, Иван Муравьев-Апостол, приехал в крепость и ужаснулся при виде своего сына – тяжело раненного в голову, в разорванном и окровавленном мундире. Он предлагает ему привезти новый и чистый мундир, но сын отказался.

– Не нужно, отец, – тихо сказал Сергей. – Я умру с пятнами крови, пролитой за Отечество.

8

Р. Добкач

Тюремный дневник Сергея Муравьева-Апостола

(Все подчеркивания в тексте - авторские в оригинале Р.Д.)

В Евангелии, принадлежавшем моему брату, после его казни нашлась следующая запись (эта фраза рукой Матвея – Р.Д.)

Намерение – вот единственное, что определяет виновность. Действия как действия ничего не доказывают, так как можно сделать много зла с самыми чистыми в мире намерениями и произвести величайшее добро с намерениями совершенно превратными. Настолько верно, что именно намерения, а не вытекающие из них действия, составляют виновность – что это делает  долг судьи слишком трудным, и единственное, что должно быть в его характере - это свобода от мелких злобы и страстей, гарантии беспристрастности, правды и мужества; но с другой стороны он должен обладать достаточно развитым умом, чтобы уметь проникать, насколько возможно, в намерения обвиняемого сквозь серию установленных действий; и даже эта произвольная власть судить дела и намерения показалась настолько непомерной и вне человеческих сил, что существуют страны, где разделили судопроизводство между судом присяжных и судьями, из которых первые являются в чистом виде судьями намерений, а вторые не более чем исполнителями закона. Эти размышления многим покажутся совершенно бесполезными глупостями. Для судопроизводства же, как его понимают, все намного проще – это поистине ложе Прокруста: подходит по росту ко всем, кого на него укладывают, естественным ли образом или нет, не все ли равно? Следует ли однако из только что развитого нами размышления, что поскольку намерения каждого известны только ему самому, хорошее судопроизводство должно призывать всех обвиняемых давать свидетельства против самих себя? Без сомнения, нет! Поскольку немного людей имели бы смелость к искреннему признанию, и можно даже сказать, что наиболее невинные и чистые скорее сознавали бы себя виновными и осуждали, нежели наиболее испорченные. Но из этого следует, без противоречия, что приговоры людей все погрешны, шатки и приблизительны; чем они решительнее – тем более они плод ничтожества и лени и тем ближе они соседствуют с заблуждением; великая ответственность лежит на плечах всех судей; эта ответственность находится в прямой зависимости с благоразумием той власти, которая дана судье, и, следовательно, прощение, милосердие и любовь должны быть основными принципами приговоров не только наиболее благородных, но также наиболее мудрых и глубоких. И здесь мы возвращаемся к морали Евангелия – книги божественной, книги глубокой, слишком мало понятой, которая в началах своих подходит ко всякой правде и к которой всегда возвращаются, размышляя глубоко обо всем, что удерживает человека. Эта книга нам также провозглашает великий приговор, исправляющий все прочие приговоры. Она провозглашает, что однажды наш Божественный Спаситель (единственный непогрешимый Судья, поскольку, испытуя сердца, Он судит действия по намерениям) придет, окруженный всей славой, воздать каждому по его делам; но она нам также возвещает снисхождение в Его всемогуществе, полном любви и милосердия, безжалостном только к злонамеренности и эгоизму. Будем же все надеяться и бояться этого дня, который обнажит намерения каждого!

(далее в другой день и заметно другим почерком – Р.Д.)
И время моего отшествия наста. Подвигомъ добрымъ подвизахся, течение скончахъ, веру соблюдохъ. (эта фраза в тексте по-русски – Р.Д.) (затем то же по-французски, здесь я использую Синодальный перевод – Р.Д.) Подвигом добрым я подвизался, течение совершил, веру сохранил (Послание Апостола Павла Тимофею, глав.IV).
(далее по-русски с новой строки – Р.Д.) Писано в крепости после объявления смертнаго приговора.

Источник

9

Серова М.И.

Сергей Муравьёв-Апостол.

Вторым по старшинству сыном Ивана Матвеевича Муравьёва–Апостола был Сергей. Талантливый, высокообразованный, проникшийся идеями свободы, он стал в свои 27 лет одним из лидеров декабризма. Именно он поднял и возглавил восстание Черниговского полка на Юге страны, не будучи даже его командиром.

Родился Сергей 23 октября 1795 г. в Петербурге. Детство его прошло в Гамбурге, где отец был российским министром-резидентом.

Как и старший брат, Сергей получил прекрасное европейское воспитание и образование. В тринадцатилетнем возрасте при возвращении семьи в Россию Сергей впервые услышал от матери горестное признание о существующем на Родине рабстве – крепостном праве. Это известие потрясло воображение юного патриота. В 1810 г. он поступил на службу в корпус инженеров путей сообщения юнкером. Через полгода он уже прапорщик и ещё через год –подпоручик. В пятнадцать лет Сергей - в армии, в сражениях с наполеоновскими гвардейцами, защищал Отечество. Послужной список Сергея весьма впечатляет.

1812 год: 23 – 25 июля - участие в боях под Витебском. Тогда Сергей был прикомандирован к сапёрным войскам корпуса инженеров путей сообщения под начальством инженер-генерал-майора Ивашева и получил своё первое боевое крещение; 5 – 6 сентября – участие в боях при Бородине, когда Муравьев-Апостол «в составе сапёрных войск под ураганным огнём неприятеля со своей ротой непрерывно отбивал атаки французов, строя и защищая укрепления – редуты»; 18 октября – под Тарутином; 23 – 25 октября –под Малоярославцем, где развернулось жесточайшее сражение, а город восемь раз переходил из рук в руки; под Вязьмой, Дорогобужем, Красным - в летучем армейском отряде генерал-адъютанта графа А.П. Ожаровского. Награждён золотой шпагой с надписью «За храбрость». В отряде Сергея Муравьёва–Апостола все уважали. По свидетельству друга будущих декабристов А.В. Чичерина, он был «всеми любим». Сергей аккуратно выполняет свои обязанности, рота его служит образцом всему полку. Чичерин называет его «прекрасным молодым человеком». Он участвовал во взятии Могилёва и в сражениях при Березине. Произведён в поручики и награждён орденом святой Анны 4-й степени. (Орден был учреждён в 1735 г. шлезвиг-голштинским герцогом Карлом Фридрихом в память о его жене Анне Петровне, дочери Петра I. Имел девиз: «Любящему правду, благочестие и верность». С 1742 г. орденом святой Анны стали награждать российских подданных, а с 1797 г. он полностью был введён в систему русских орденов.)

22 декабря 1812 г. главнокомандующий российской армией фельдмаршал М.И. Кутузов докладывал императору Александру I в Вильно: «Война окончилась за полным истреблением неприятеля». Из пределов России враг был изгнан, однако Наполеон обладал ещё большими территориями, людскими резервами и ресурсами покорённых им государств Западной Европы, поэтому перед русской армией и её союзниками в войне с Францией стояла задача окончательного сокрушения её вооружённых сил. Начался европейский поход русской армии.

1813 год: в составе батальона великой княгини Екатерины Павловны Сергей Муравьёв-Апостол участвует в европейском походе 1813–1814 гг. Сражался при Люцене и Бауцене. Был награждён орденом святого равноапостольного князя Владимира 4-й степени с бантом. (Орден был учреждён Екатериной II в 1782 г. и имел девиз: «Польза, честь и слава».) Затем Сергей Иванович был произведён в штабс-капитаны, а за участие в битве при Кульме – в капитаны.

1814 год: Сергей прикомандирован к генералу Н.Н. Раевскому, командиру 3-го гренадёрского корпуса, участвовал в битвах при Провене, Арси-сюр-Об, Фер-Шампенуазе, Париже. Был награждён орденом святой Анны 2-й степени.

19 марта 1814 г. союзные войска вступили в Париж. С наполеоновской тиранией было покончено. В конце марта 1814 г. в Париже собралась чуть ли не половина будущих декабристов (от прапорщика Матвея Муравьёва-Апостола, старшего брата Сергея и до генерал-майоров М.Ф. Орлова и С.Г. Волконского). Одних только Муравьёвых было шесть человек. Н.Я. Эйдельман дал этому великолепную оценку: «Первый съезд первых революционеров задолго до того, как они стали таковыми».

Пройдя через горнило антинаполеоновских войн, защищая честь, свободу и независимость Отечества, видя в то же время бедственное положение своего народа, передовые дворяне России не могли не сформировать оппозицию самодержавию. Исследовательница истории декабризма Л.Я. Павлова пишет: «Молодые русские офицеры – горячие патриоты, «сыны Бородина и Кульмские герои», будущие декабристы, помимо боевого опыта, прошли большую социальную и политическую школу».

А.С. Пушкин, оценивая победу России над Наполеоном, восторженно писал: «Война со славою была кончена. Полки наши возвращались из-за границы. Народ бежал им навстречу…Офицеры, ушедшие в поход почти отроками, возвращались, возмужав на бранном воздухе, обвешанные крестами. Солдаты весело разговаривали между собою, вмешивая поминутно в свою речь немецкие и французские слова.

…Время незабвенное! Время славы и восторга! Как сильно билось русское сердце при слове «Отечество»! Как сладки были слёзы свидания!».

Однако народ не получил свободы за свершенные ратные подвиги и послышался повсеместный ропот: «Мы проливали кровь, а нас опять заставляют потеть на барщине. Мы избавили родину от тирана, а нас опять тиранят господа».

Накопленный социальный и политический опыт передовых дворян-офицеров требовал выхода. Уже тогда семнадцатилетний капитан российской армии Сергей Муравьёв - Апостол выделялся жизненной активностью, трудолюбием, развитостью ума, а это было уже немало для будущего политического лидера. 9 февраля 1816 г. возникло первое раннее декабристское тайное общество – Союз спасения, «цель которого в обширном смысле – благо России». Сергей Иванович – один из шести его основателей, среди которых ещё трое Муравьёвых - Никита Михайлович, Матвей Иванович (Апостол), Александр Николаевич. Законы, гражданское общество, величие народов – вот идеалы молодых «якобинцев», оформленные в проблематику практических действий вновь созданного тайного общества.

Однако вскоре стало ясно, что столь грандиозные замыслы выполнить малочисленной (всего лишь около 30 человек) организацией невозможно, поэтому ядро Общества, в котором по-прежнему организующую роль выполняет Сергей Муравьев-Апостол, решает создать новую тайную организацию – Союз благоденствия (1818 г.). В нём он был блюстителем Коренного совета, участвовал в петербургских совещаниях 1820 г. Программа предполагала добиться коренных перемен через 25 – 50 лет, когда Союз постепенно просочится через своих многочисленных членов (всего в организации насчитывалось более 200 человек и по уставу предполагалось в каждом городе иметь не менее 150–ти активных участников – М.С.) во все поры государственного механизма и улучшит по ходу дела правосудие, экономику, нравы, одновременно дав свободу людям.

В тайном Обществе начались разногласия: не все участники разделяли перспективу столь длительного развития событий и перемен. Так, Сергей Иванович, а он уже лидер, убеждён, что надо торопиться, нельзя ждать 50 лет. Но тут случилось восстание в лейб-гвардии Семёновском полку, где командовал ротой С.И. Муравьёв–Апостол. 16 октября 1820 г. – навсегда вошло в историю. Один из лучших офицеров лучшего гвардейского полка оказывается отправленным в армию – сначала в Полтавский, а затем – в Черниговский полк, на Юг, где была расквартирована 2-я российская армия. Командир Вятского пехотного полка этой армии П.И. Пестель уже создал новую тайную декабристскую организацию - Южное общество (1821 г.). Сергей Апостол становится его участником, притом не рядовым, а по значимости влияния на дела Общества и авторитета среди членов – одним из лидеров, руководителем наиболее действенной Васильковской управы. С 29 января 1825 г. по 3 января 1826 г. – поднял и возглавил восстание Черниговского полка.

В рамках одной тайной организации сошлись два лидера. Оба – республиканцы, оба – за военную революцию. Однако возник вопрос: когда восстать и где? И ещё: как быть с императорской фамилией? Ответы лидеров разные. П.И. Пестель считал, что всё решат события в Петербурге, и не ранее, как соединятся оба тайных общества – Южное и Северное, причём, на идейной, политической и организационной основе Южного общества, а царскую семью необходимо истребить всю, дабы не создавать прецедента для реставрации монархии.

Сергей Иванович Муравьёв–Апостол был убеждён в том, что «не следует ждать удобных обстоятельств, а стараться возродить оные». Эту точку зрения он твёрдо выразил на очередных «контрактах» января 1823 г. Как свидетельствует А.Е. Розен, «для Отечества он готов был жертвовать всем; но всё ещё казалось до такой степени отдалённым для него, что он иногда терял терпение». Военное восстание, считал он, надо начинать на Юге и побыстрее, императорскую семью – не истреблять.

Разница во взглядах обоих лидеров на тактические принципы весьма существенна и главный стержень её – во внутреннем состоянии души, чистоте сердечных помыслов, в том, что современная социология называет «психологическим фактором» и не ставит его в разряд важных черт формирования политического лидера. Сравните: «Влияние лидера основывается не столько на личных достоинствах, сколько на способности к руководству конкретной политической общностью. От лидера требуется не столько быть нравственным образцом, сколько умение сплотить группу для достижения поставленных целей, т.е. умения формировать групповой интерес – тенденция к прагматизации политического лидерства».

По складу своего характера Сергей Муравьёв был всегда склонен к самопожертвованию, а не принесения в жертву других. Тот же А.Е.Розен подметил: «Душа его была достойна и способна для достижения великой цели». Кроме того, его всегда угнетала неопределённость, опасение того, что Общество может быть раскрыто, и тогда они просто ничего не успеют сделать. И ещё: душа и сердце Апостола не принимали никакую ложь, а конспирация – это обман. Значит, нужно действовать быстрее. Труднейшее брать на себя – ещё одно личностное кредо этого «одного из лучших людей своего, да и всякого, времени».- как сказал о Сергее Муравьёве-Апостоле Л.Н. Толстой.

Важное значение в подготовке восстания на Юге Сергей Апостол придавал союзу с тайным польским патриотическим обществом и Обществом соединённых славян. Он понимал, что чувства народной ненависти, родившиеся во времена варварства, должны исчезнуть в просвещённом веке, когда совершенно ясно, что стремления поляков и русских к свободе одни и те же, и выступать за достижение её им следует сообща. «На сём основании русское Общество предлагает Польше возвращение прежней её независимости и готово всеми средствами способствовать к искоренению взаимной нелюбви двух наций». Это предложение, сформулированное С.И. Муравьёвым–Апостолом и его другом М.П. Бестужевым-Рюминым, способствовало сближению «южан» и поляков: между ними установились связи, велись переговоры, уточнялись позиции в готовящемся выступлении. Была достигнута договорённость об объединении Обществ славян и Южного тайного, составилась Славянская управа. Поляки готовы были выступить совместно с «южанами».

Политического лидера, по мнению исследователя данной проблемы М.Д. Херманн, формируют обстоятельства, заставляющие принимать ответственные политические решения. Такие обстоятельства возникли на Юге России после поражения восстания в Петербурге 14 декабря 1825 года. Сергей Иванович узнал об этом через одиннадцать дней, т.е. 25 декабря. Политическая ситуация оказалась весьма сложной и неопределённой: на Петербург надежды не было. П.И. Пестель и А.П. Юшневский арестованы (13 декабря 1825 г.), другие директора Южного общества молчали, преданный друг М.П. Бестужев-Рюмин привозит известие о приказе нового императора Николая I арестовать С.И. Муравьёва-Апостола. И Сергей Иванович решился поднять восстание на Юге. Он обязан был действовать. Слишком далеко зашло дело, чтобы останавливаться. К тому же, был абсолютно уверен в поддержке восьми полков 2-й армии, 8-й артиллерийской бригады и других подразделений, особенно полагаясь на черниговцев: ведь в каждом полку и подразделении армии были свои товарищи-декабристы, единомышленники, голосовавшие за республику и готовые к действию. Его расчёт делался на 60 тысяч штыков, да ещё «Славяне», польское патриотическое общество, которые только и ждали сигнала к выступлению.

Однако сигналу предшествовали весьма драматические события. Командир Черниговского полка полковник Гебель с жандармом Лангом из Петербурга произвёл арест братьев в деревне Трилесы. Сергей Иванович успел переслать записку «славянам» А.Д. Кузьмину, М.А. Щепилло, В.Н. Соловьёву и И.И. Сухинову с просьбой срочно прибыть в Трилесы. Прибывшие офицеры Общества соединённых славян фактически начали восстание, освободив из-под стражи арестованного С.И. Муравьёва-Апостола и его брата Матвея. При этом М.А. Щепилло штыком ранил Гебеля, а жандарму Лангу удалось бежать. Он тут же известил начальство дивизии о восстании.

В этой ситуации делом чести подполковника Сергея Муравьева-Апостола было начать выступление. В тот же день, 29 декабря 1825 года, он, батальонный командир Черниговского полка, отдал приказ по полку выступить и захватить уездный город Васильков. Приказ был выполнен пятью ротами Черниговского полка. Так началось восстание на Юге. Остальные - не поддержали.

По М.Д.Херманн, поведение в дискомфортной ситуации (выдержка и самообладание), мотивы политического поведения, индивидуальный политический стиль, наличие твёрдых политических убеждений – все составляющие факторы, характеризующие политического лидера, были налицо. Лидер движения состоялся. Он принял решение.

Встав во главе восставшего полка, С.И. Муравьёв–Апостол через полкового священника Даниила Кейзера 31 декабря на площади г. Василькова обратился к восставшим солдатам с «Православным катехизисом», сочинённым совместно с М.П. Бестужевым–Рюминым с целью «воззвания к возмущению против монархической власти».

Лидеру восстания важно было найти доступную солдатам форму обращения, чтобы убедить в поддержке восстания. «Катехизис» проникнут идеологией равенства людей – одной из важнейших основ декабризма. Именно она и обосновывает задачу свержения самодержавия и установления справедливого строя. Этот документ по своему содержанию был политическим, революционным; по духу – республиканским. Таким образом, Сергей Муравьёв–Апостол в восстании Черниговского полка в полной мере выполнил задачу тайного общества и не его вина, что восстание было разгромлено.

На следствии по делу декабристов Сергей Иванович держался с достоинством как подобает лидеру движения. Убеждения свои и действия считал благими и чистыми; единственно, в чём раскаялся, - в вовлечении нижних чинов «в бедствие».

Впавшего в отчаяние от смертного приговора друга М.П. Бестужева-Рюмина уговаривал «не предаваться отчаянию, а встретить смерть с твёрдостию, не унижая себя перед толпой, которая будет окружать его, встретить смерть как мученику за правое дело России, утомлённой деспотизмом, и в последнюю минуту иметь в памяти справедливый приговор потомства».

Себе, как политическому лидеру, Сергей Иванович тоже сделал оценку, сочинив ещё в 1824 г., в Каменке, стихи, которые прозвучали в каземате Петропавловской крепости накануне казни: Задумчив, одинокий/ Я по земле пройду, незнаемый никем,/ Лишь пред концом моим, / Внезапно озарённый, /Узнает мир, кого лишился он».

13 июля 1826 года Сергей Иванович Муравьев-Апостол был казнён в числе пяти декабристов. Похоронен вместе с остальными казнёнными на о. Голодае.

Трое из повешенных декабристов были признанными лидерами политической оппозиции самодержавию. Они мечтали и боролись за свободу и благоденствие своего народа. Выше подобного желания быть ничего не может. Жизнь их была прожита недаром. Их борьба оставила глубокий след в отечественной истории и культуре.

10

https://img-fotki.yandex.ru/get/1049734/199368979.18b/0_26e808_398a5267_XXL.jpg

Неизвестный художник. Портрет Сергея Ивановича Муравьёва-Апостола. Ок. 1820 г.
Жесть, масло. 21,5x17,8 см.
Всероссийский музей А. С. Пушкина.


Р. Добкач

Письмо Сергея Муравьева-Апостола, написанное отцу из Зимнего дворца в Петербурге после свидания с императором Николаем I

На всякий случай пояснения по семейному составу Муравьевых-Апостолов, который тут упоминается:
матушка - мачеха, вторая жена Ивана Матвеевича Муравьева-Апостола; Екатерина (в замужестве Бибикова), Аннета, Елена - родные сестры братьев Муравьевых; Дунюшка, Лизынька, Васинька - сводные братья и сестры, дети от второго брака. - Р.Д.

Мой дорогой и добрый папа. Сам император был так добр, что разрешил мне писать вам, и я благословляю его доброту от всего сердца: ибо он дал мне средство, о котором я взывал всеми силами - и, конечно, без него искал бы тщетно, - на коленях просить у вас прощения за все горе, которое я вам причинил в только что прошедшую печальную эпоху. Поверьте мне, мой дорогой папа, мое сердце каждый раз сжимается, когда я мысленно останавливаюсь на тех тревогах и глубоком горе, которые вы должны чувствовать; но, по милости вашей, простите меня, не отказывайте в этой просьбе сыну, который к вам обращает сердце, исполненное раскаяния и который еще полагается на снисхождение отца, даже когда он потерял всякое право на снисхождение других. Мой бедный брат Матвей достойнее меня, так как он лишь последовал за мной в предприятии, которого не одобрял, единственно чтобы не отделять своей судьбы от моей. Я вам это утверждаю, мой дорогой папа, ибо это правда: все поведение Матвея было лишь непрерывным дружеским самопожертвованием, и мне сладостно иметь возможность еще раз лучше ознакомить вас со всей чистотой его характера. Я особенно прошу прощения у матушки. Я не принес ей ничего, кроме горя в ответ на ту любовь, которую она всегда мне дарила, и на ее доброту ко всем нам. Я клянусь однако, что был бы счастлив, если бы жизнь открыла мне возможность доказать не только словами свою преданность и благодарность, которые я не перестану испытывать к ней. Также прошу прощения у моих добрых Катерины и Бибикова; я им благодарен за их постоянные дружеские чувства ко мне, и я прошу Бога от всего сердца защитить их и их детей. Я обращаюсь с той же просьбой и пожеланиями о моих добрых Аннете и Елене; крепко обнимаю также моих дорогих Дунюшку, Лизыньку (в тексте по-русски: Дунюшка, Лизынька – Р.Д.) и Васеньку (в тексте – Wassinka – Р.Д.), в которых вы найдете, мой дорогой и превосходный папа, все утешения, которые вы должны были бы найти в нас. Мне необходимо, мой дорогой папа, чтобы вы меня уверили в вашем прощении, чтобы вы мне сказали, что вы не отказываете мне в вашем благословении: эта уверенность даст мне силы выдержать мою судьбу, какой бы она ни была. Позвольте мне просить вас также сохранить на память обо мне перстень, который я носил и который сейчас находится среди моих вещей. Я уверен, что вам не откажутся его выдать по вашей просьбе. Этот перстень мне подарил Матвей * (в этом месте примечание Матвея по-французски: «этот перстень я вновь увидел на руке у Базиля – то есть у того самого Васеньки – прим.Р.Д. - в Москве в 1857 году, он отказался мне его отдать…») и он не покидал меня в течение пяти лет. Пусть он вам напоминает, мой дорогой и добрый папа, сына, которым вы когда-то гордились, который принес вам много горя, и который на коленях умоляет о прощении, заверяя вас, что никогда, несмотря на все, он не оставлял глубочайшей любви и уважения к вам. Целую вам руки. Ваш покорный сын Сергей Муравьев-Апостол.

21 января 1826.

P.S. Я осмеливаюсь поручить вашим заботам, мой дорогой папа, двух маленьких сирот, которых я усыновил и которые находятся сейчас в Хомутце (Хомутецъ – написано по-русски – Р.Д.) Их метрики о крещении и другие бумаги должны быть там же. Один из них болен – у него золотушная опухоль на колене, для которой врачи давно мне советовали Кавказские воды. Они найдут в вас, мой дорогой папа, защитника, который будет им полезнее меня. Также поручаю вашей доброте своих слуг.
Еще одна просьба, мой дорогой папа: попросите о разрешении послать мне Евангелие, и если вашу просьбу удовлетворят, напишите вашей рукой на первом листке, что вы меня простили и даете мне ваше благословение. ** (в этом месте примечание Матвея по-французски: «Люди, принадлежавшие к Тайному обществу, которых привезли из провинции в Петербург, представали перед Николаем, который на словах передавал мне – как, кажется, и моему брату, судя по последнему параграфу этого письма, - что мой отец меня проклял. Зная своего отца так, как я его знаю, я не поверил этим словам») Эта книга будет мне свидетельством вашего прощения здесь и надеждой на прощение свыше, будет единственным утешением, и я с ней не разлучусь более.

Источник


Вы здесь » Декабристы » ДЕКАБРИСТЫ. » Муравьёв-Апостол Сергей Иванович.