53. И.Г. Бурцов

С.Петроград. 25 октября 1816 года

Почтеннейший и любезнейший друг!

В грязи по колено, покрытый то снегом, то дождем, работал я в Гатчине всякой день с восхода и до заката солнца. Свет забыт был мною, ибо я недостоин был его. Одни физические упражнения составляли жизнь мою. Душа и сердце онемели на это время; одна телесность действовала. Я мерил время исхожденными верстами. Щита дни числом измеренных нив. Не удивляйся, любезный друг, что священный долг мой — говорить с тобою, нарушен был в продолжении сего время. Я не чувствовал себя. Все нравственное от меня удалилось, и я переселен был в какое-то скотское состояние. Иногда, как во сне вспоминал я о тебе, мечтал, но точно же как и во сне, никогда не мог перейти за предел вялости, свойственной усыпленным чувствам. — Вот истинное описание протекшего моего лета и осени. — Все кончено теперь. Три дни тому как я возвратился. Воскрес, опомнился, проснулся!

Первая вещь, встретившая меня по приезде в тот город, где мы провели щастливейшие дни, было письмо твое из Ставрополя.

Я читаю, перечитываю его. Грустное положение твое сильно меня трогает. Судьба гонит тебя, ты говоришь; но можешь ли ты сомневаться в правосудии бога? Сочти в своей памяти, сколько черных дел обременяют твою совесть? Напомни себе свои поступки, свое поведение. Отдалился ли ты когда от стязи добродетели, от стязи чести? Примерной член Артели! примерной своими строжайшими правилами, тебе ли можно негодовать на свои прошедшие действия и раскаяваться в оных? Ежели ты не хочешь строго разобрать их, то позволь тем, кои были сближены с тобою произнести общее мнение всех знающих тебя нащет твоего поведения. - Кажется, любезнейший друг! тебе не было надобности скрываться от меня: я тебя довольно знаю. Знаю твои правила, от коих никогда не совращаеш[ь]ся ты, и, напоминая себе твое поведение, вижу в нем более воображаемое, нежели исполнившееся на самом деле. Так, далек ты в поступках своих от большой части смертных. - Они спят спокойно, а ты тревожим мрачными сновидениями! Они наслаждаются дарами творца, а ты гоним Судьбою! Возможно ли, почтенный друг, роптать за сие на всевидящее благое око создателя? Воображение одно обременяет тебя. Рассудок пламенен, быстр. - Всуе будешь ты призывать его себе в помощь. Одно, что может усладить твое положение, возвратить внутреннее твое спокойствие, дороже всего в свете сущее, есть религия! - отрада страждущих, могущественное исцеление томящихся, благая сила! Последуй совету истинно привязанного к тебе сердца, в полной мере чувствующего1) бедствие тебя угнетающее. Взгляни презрительным оком на течение сей кратковременной жизни нашей; взгляни на ничтожество успехов и неудач, радостей и печалей попеременно волнующих смертных. Представь себе сии беспрестанно различные расположения человека. - Сравни их с вечностью! - Вспомни, что не для бренного человек вдохновен божественною силою, предначертанною для бытия вечного, блаженного, несравненного с тленом. - Войди в себя! вот все то, что может служить доказательством сей несомненной истины, - великой, - ва[ж]ной! - Ты скажешь мне, что после этого не должно жить долее. Напротив, почтенный друг! Стараясь познать волю всевышнего, нахожу я, что единая обязанность наша в отношении к нему состоит в соделании добра. И по сему не только должно прилагать всевозможное старание к рачительному сохранению нашей жизни, но даже и к строгому сбережению здравия, продолжающего нить существования нашего; дабы тем более имели мы возможности обогатить себя добрыми делами; и отягощенные сей драгоценной ношей сподобились предстать пред суд всевышнего для получения возмездия навеки. Вникни, любезнейший друг, в предмет сей, познай сие, словами неизъяснимое, спокойствие, убедись в необходимости бытия нашего, служащего, так сказать, ходатайством, поручительством для будущего существования в вечности2) ; убедись в том, что опасность тогда должна мила нам быть, когда добродетель, долг3) священнейший4) повелевает подвергнуться оной; но совсем не в то время, когда одно беззаконное и дерзостное искание смерти, соделывает ее таковою. Прибегни к милосердому покрову творца! Посвяти часы время своего на созерцание великости блага его, и возврати себя преданные тебе сердцам. —

Хотел бы рассказать тебе подробно здешние происшествия наши, но малость предмета не развлечет тебя; и потому удовольствуюсь самым сокращенным описанием. В Гатчине я имел случай познакомиться довольно близко с императрицей Марьей Федоровной и вел[иким] княз[ем] Михаилом Павловичем. - План наш окончен хорошо, верно и скоро 133) . Он 5) представлен был государыне в день ее рождения и государю также. Все, кажется, им довольны. Теперь мы начинаем перечерчивать его набело 134). Зимой 6) полагаю, должно быть производство в нашем Корпусе. Парады продолжаются попрежнему. Дом Гв[ардейского] генерального] штаба отделан прекрасно . В среднем жилье заведено Сипягиным книгохранилище 135) , которое возрастает довольно успешно. В первых числах ноября7) ожидаем мы к нам посещения государя, и после оного г. Жомини 136) откроет в книгохранилище чтение военных уроков. С сего же время г.Сипягин хочет начать издание Военного журнала 137), коего, по его словам8) , имеет он уже на 8 месяцев готового. Дай бог успеха в добром деле! Я, впротчем, сомневаюсь. Наши Записки по причине разгрома, происшедшего в Артели, остановились и, кажется, не вознесут главы своей, ибо сие издание Сипягинское должно быть одобрено государем, а посему на второе таковое предложение скажут: держи карман 138).

Гвардейским драгунам шьют новый мундир однобортный с 9-ю петлицами золотыми по брюху; неизвестно еще понравится ли он государю. Даниловской сделан флигель-адъютантом.

Я живу здесь один на Дворцовой площади близ Ген[ерального] штаба. Нетерпеливо ожидаю возвращения сюда Александра и Миши, которые должны приехать дней через 10. Тогда, кажется, мы опять воскресим артельную жизнь, дабы воспользоваться настоящим щастием, и погрустить о[ б ] удалении главы достопочтенного Общества.

С прискорбным духом молю всемогущего, да осенит он тебя покровом своим, да ниспошлет радость на главу твою, и водворит покой в сердце твоем.

Прощай, честнейший из смертных!

Прощай, почтеннейший друг! Помни Бурцева.

На обороте адрес: Его высокоблагородию милостивому государю Николаю Николаевичу Муравьеву 2-му Гвардейского генерального штаба г. штабс-капитану и кавалеру, находящемуся при генерал-лейтенанте Ермолове. В Моздок. А оттуда в Главную квартиру Грузинского корпуса.

Книга № 4, лл. 71-74 об.

Примечания:

1) Далее зачеркнуто: "нещастие".

2) Далее зачеркнуто: "И возврати себя преданным тебе сердцам"

3) Далее зачеркнуто:: "чести или другой".

4) Далее зачеркнуто: "и полезнейший для".

5) Впереди зачеркнуто: "теперь".

6) Далее зачеркнуто: "кажется".

7) Первоначально: "с ноября".

8) Первоначально: "он уверяет".

133 Письма М.Н. Муравьева № 52, 57, 78, 83 и 146 являются приписками к письмам отца, Н.Н. Муравьева.

134 Речь идет о съемке волостей императрицы Марии Федоровны (см. письмо Бурцова № 28).

135 Книгохранилище Гвардейского генерального штаба играло видную роль в деле объединения гвардейских офицеров, ставивших своей задачей пропаганду военных знаний, разработку военно-теоретических вопросов (см.: Е.А.Прокофьев. Борьба декабристов за передовое русское военное искусство. Изд. АН СССР, М., 1953, стр. 274).

136 Жомини Анри (1779—1869) — военный писатель и теоретик; генерал французского генерального штаба при Наполеоне I; перешел на русскую службу в 1813 г. В военных теоретических работах Жомини стремился создать теорию нового военного искусства, пропагандировал стратегию и тактику наполеоновских войн, в разработке которых участвовал. Но его система была догматической и вызывала критику со стороны декабристов — военных специалистов (см.: Е.А.Прокофьев. Указ. соч., стр. 180-182, 186).

137 "Военный журнал" — журнал, издававшийся "Обществом военных наук" при Гвардейском генеральном штабе в течение трех лет — 1817—1819 гг. Основную роль в издании этого журнала игралс декабристы, офицеры штаба. Его редактором был Ф. Н. Глинка, среди авторов статей и переводов были И. Г. Бурцов. Н.М. Муравьев, В.Д. Вольховский и др. "Военный журнал" сыграл большую роль в оживлении русской военно-теоретической и военно-исторической мысли и в воспитании отечественных теоретиков. (О программе журнала см.: Е.А.Прокофьев. Указ. соч., стр. 274—276). Подробнее о составе сотрудников журнала см. письмо И.Г. Бурцова от 24 ноября 1816 г. // С 293

138 "Записками" И. Г. Бурцов называет задуманное Священной артелью издание "Военно-математических записок". По поводу их издания к начальнику штаба Гвардейского корпуса Н.М.Сипягину в 1816 г. обращались 6 обер-офицеров: Александр Муравьев, Михаил Муравьев, Николай Муравьев, Иван Бурцов, Петр Колошин и Никита Муравьев. Тогда же было подано "Общее начертание" преполагаемого издания "Военно-математических записок". (Публикацию этих документов см. в "Литературном наследстве", т. 60, кн. 1, 1956, стр. 555—558. -В.Н.Молодший. Несостоявшееся издание "Военно-математических записок"). Программа предполагаемых "Записок" во многом предвосхищала "Военный журнал".

55. И.Г. Бурцов

С. Петербург. 1816. - Ноября 6.

Почтеннейший друг!

Второе письмо посылаю к тебе, с тех пор как я сюда возвратился; но не уверен дойдут ли они до тебя. Страшная даль разлучает нас, и сношения продолжительны. Никто не имеет от тебя известия позже ставропольских, и не знаю, где ты теперь обретаеш[ь]ся. Не могу даже представить себе, что составляет теперешнее упражнение твое. Я же вошел в обыкновенный порядок здешней единообразной жизни. Все одно да то же. - Братья не едут. Александра еще нет в Москве, а Миша взял отпуск до нового года. Ничего ко мне не пишет, и я не постигаю причины этой странности. Здесь начинают экзаменовать колонновожатых в офицеры 139) , и по ненахождению Миши, надобно полагать, что вся дрянь выползет. Итак, еще месяца два Артель не соорудится 140). Мое положение, кажется, не многим бы понравилось. Я один - без друзей. Когда вижу людей - говорю с ними со сжатым сердцем. Откровенность не есть любезная черта нынечнего общества. Признаюсь, что такое состояние не завидно. Но поверь, любезный друг, что в сем трудном случае я нахожу отраду в самом себе; и сия тайная беседа с собою имеет свои приятности. Я размышляю о будущем. Стараюсь употребить в пользу настоящее, дабы достигнуть своей цели и на сем основываю мое поведение. Всегдашнее мое желание научиться строевой службе теперь имеет свое исполнение. Я занимаюсь ею вполне. Сипягин позволил два дни в неделю мне быть свободным для лучшего успеха в сем деле. Я учусь в саперном баталионе потому что Сазонов сам на сие вызвался. Должность офицера знать для меня недостаточно. Я начинаю с рядового. Всякой день часа два, три марширую, мечу артикул, и в короткое время вижу довольные в этом успехи. На будущей неделе приступлю к построениям. - Лукаш пристал ко мне в этом упражнении и сие доставляет мне способ чаще его видеть, что для меня чрезвычайно приятно; ибо он один составляет то лицо, с которым я говорю, что думаю. Прекраснейший товарищ во всей силе слова. Мандерштерн добр до чрезмерности, и поведение его изображает самого честнейшего человека. Мы щастливы, что имеем его начальником. Он заботится о нашем производстве, и я думаю, что к Новому году оное совершится.

Ежели увидишь Щербинина 141) , то скажи ему, что к[нязь] Волконской считает его в числе имеющих быть произведенными.

Чертежная наша хотя и состоит, как тебе известно, из самых лучших Немцов, но все не го, что было в прежнее время; когда и язык, и обычаи, и правила русские господствовали. Теперь находишь ты хороших офицеров; тогда видел отличных людей, искреннейших и друг другу преданных товарищей. Теперь, что производится с поспешностью, есть действие зависти, соревнования: тогда работа быстро текла от единодушия, пособия друг-другу; от общего порыва на один конец устремленного.

Как ты хочешь, почтенный друг, а через десять лет я и сам себе не буду верить, что жил с людьми не похожими на встречаемых ежедневно; что видел их так близко; видел поступки такие, какие только в бытописаниях найти можно.

Помни о преданном тебе

Бурцеве.

На обороте адрес: Его высокоблагородию Николаю Николаевичу Муравьеву в Тифлисе.

книга № 4, лл. 87-88 об.
Примечания:

139) Экзамены колонновожатым при производстве в офицеры происходили в Свите е.в. по квартирмейстерской части. См. также комментарии № 13 и 16.

140) Священная артель "соорудилась" только в январе 1817 г., когда съехались ее члены.

141) Щербинин Михаил Андреевич (1793—1841) — участник Отечественной войны, поручик Гвардейского генерального штаба, член посольства А.П.Ермолова в Иран в 1817 г. После Кавказа — участник кружка "Зеленая лампа", друг А.С.Пушкина, которому поэт адресовал в 1819 г. свои стихи. Известно, что М.А. Щербинин распространял вольнолюбивые стихи Пушкина.

57. М.Н. Муравьев

С. Долгие Ляды. 19 ноября 1816 года

Ни духу ни слуху нет о тебе, любезной брат, уже слишком две недели, пришли нам весточку, где ты находишься и что с тобой делается, смотри артельщик, помни слово святое дружбу, пиши почаще, ибо друзья по тебе беспокоятся тем более, чем далее ты от них уезжаешь. По последнему письму твоему из Моздока видно - что ты горюешь, я тебе уже на оное отвечал; полно, брат, горевать, выкинь из головы ужасные, мрачные мысли о невозвращении твоем к нам, зачем себе сие в голову вбивать, ты уязвляешь сим даже и то малое число приятных мгновений, которое провести можешь вне круга настоящих друзей твоих; не лучше ли иметь в предмете только трех летнюю с друзьями разлуку и1) усладить тяжкое время сие беспрестанными занятьями для пользы Отечества, поприще обширное особливо в тех столь мало известных краях, цель достойная тебя; и которую без сомнения исполнишь в совершенстве и возвратишься в свою родину в объятья искренных друзей своих с новой честью и славой, получишь большой вес в обществе и высшее званье по службе, чего больше для твоего щастья, ты сим самым приобретешь руку Н.М.2) Полно, брат, кручиниться, чем ты не щастълив, (я чувствую, что ты внутренне меня бранишь, говоря, каменное сердце, ты не понимаешь любви). Понимаю, любезной брат, право понимаю, и чувствую сколь сильно она должна действовать на тебя, но виноват, полагаю, что всему есть мера (извини моей искренности), если бы ты и не мог совершенно надеяться на удачу3) своего предприятья, неужели для сего должно вдаться в отчаянье, забыть свои бесконечные обязанности к обществу, покинуть на век свое семейство и всех искренне тебя любящих и искать везде себе смерти, стыдись своему малодушью, любезной брат, всякое отчаянье в подобных обстоятельствах есть малодушие, неужели ты не можешь перенести кратковременного нещастья, неужель человек не имеет никаких отрад в нещастьи, неужель бога нет! Неужель святая4) вера христианская тебя не подкрепит, будь духом тверд, не давай воли мрачному своему воображенью, помни долг свой к Отечеству, обязанности к семейству своему и друзьям, приводи себе обязанности сии почаще в голову и поверь, любезной брат, что скоро, скоро, увидим мы друга своего в наших объятьях, щастьливого, ибо любим и уважаем всеми и прославившийся пользою принесенною им своему Отечеству и твердостью в нещастьях, тогда и прочие его предприятья, касающиеся Н. вероятно свершатся. Прощай, любезный брат, пора кончить, извини искренность брата и друга твоего Михаила Муравьева.

19 ноября 1816 года. Село Долгие Ляды.

№3 брата Александа завтра ожидаем сюда, где и пробудем до 10-го декабря, после чего в Петроград.

Книга № 4, лл. 94-94 об.
Примечания:

1) Далее зачеркнуто: "употребить".

2) Так в подлиннике.

3) Далее зачеркнуто: "сурпу".

4) Написано над густо зачеркнутым словом.

59. И.Г. Бурцов

9 декабря 1816. Петроград

Любезнейший и почтеннейший друг!

Кажется, нельзя пожаловаться тебе на меня за то, что редко пишу. Никогда не проходит двух недель без того, чтоб не побеседовал я целого вечера с тобою, и вечера эти для меня неописанно приятны. От тебя же здесь никто не имеет известий позднее приезда твоего в Моздок. Но мы не смеем требовать от тебя частых уведомлений: ты беспрестанно в походе, в хлопотах; сверьх того доставление писем должно быть не совершенно верно; все сии затруднения заставляют нас учиться терпению. Когда от тебя приходит весть, то весь город, я думаю, об этом уведомлен.

Я все еще один здесь. Братьев нет. По известиям из дома Колошиных 152), Александр возвратился уже в Москву, и тотчас поехал к Отче в деревню. Не знаю наверное, когда они сюда воротятся. Терпенья не стает уже ждать их. Вообрази, вот уже два месяца с тех пор как я возвратился из Гатчины, и принужден жить один уединенно. Дней с 10 мне нездоровится и я сижу в четырех стенах. Хотя товарищи и посещают меня довольно часто, но товарищи эти не друзья. Посещение их - визиты, слова - комплименты. Лукаш и Мандерштерн заслуживают полное исключение из первого разряда, но им время нет сидеть со мной: приходят и часто, да все на минуту. Сколько ни читай, как много ни пиши; все грустно, когда не с кем приятного слова сказать. Ужасное состояние не иметь возможности питаться свежим воздухом! Комната моя диагонально имеет протяжение на 15 шагов. Тут вечная моя прогулка в то время, когда голова начинает трещать от чтения. По этому бульвару прохаживаюсь я взад и вперед — мечтаю, рассчитываю, располагаю. Тут иногда целый вечер ни об чем не думаю больше, как об каком-нибудь легко конном полку, которого жребий приведет лет через шесть1) иметь меня своим начальником. В эту минуту стены трещат от заездов. Марррр…ш. Марррр… — раздается во всем околодке2). Но вдруг всему перемена дирекции. Я провижу неудачу по службе. Отставка готова, и я вольный казак. Тогда во фраке вижу себя путешествующим, учащимся, скитающимся по морю и по суше в дальнейших краях. - Как бы то ни было, хоть это и забавно, но все одно и тоже слишком тяготит воображение. Нет, это наскучило. Лучше жениться; жить в покое, в тишине - быть прочно щастливым, и взирать на свет для того только, чтоб надсмехаться над его глупостями. — Ах боже, ежели не все, так большая часть наших действий на самом деле похожи на эти воздушные башни. Ежели не все мечта, так мало только можно исключить из под этого названия. Колико блажен тот, кто краткий переход сей считает за опасное плавание по бурному морю, клонящееся к мирной пристани, и спокойной долине. Там оставим плох[о]й, бренный челнок, обретем стезю бессмертия. Колико необыкновенную твердость иметь должно, чтобы противустоять страстям, предрассудкам, и избрать тот непоколебимый ход, ведущий нас к вечному благу. Ход сей основан на единой добродетели. Делать пользу человечеству, дабы иметь сие неоцененное бремя при предстании всевышнему суду.

Я не знаю как изобразить тебе желание мое поскорее увидиться с Мишей. Сколько предметов волнующих воображение мое предложу я ему на рассуждение. День возвращения его будет для меня днем величайшего щастия. - Я бы стал тебе описывать, что здесь делается, но все вздор.

Уведомь, пожалоста, когда начнется ваше путешествие, и когда думаете вы возвратиться опять в Тифлис. Нащет производства полагают все, что по два в каждом чине повышены3) будут, и поэтому тебе и мне достанется. -

Будь здоров, почтенный друг. Не забывай

Бурцева.

Книга № 4, лл. 99-100 об.

Примечания:

1) Так в подлиннике.

2) Так в подлиннике.

3) Написано над зачеркнутым: "удост".

152) В Москве, на Собачьей площадке жила мать братьев Колошиных - Марья Николаевна (1759-1826), и сыновья обычно останавливались у нее.