Муравьев А.Н. - Муравьеву-Карскому Н.Н.

25 октября 1830. Иркутск.

Любезный брат и друг Николай!

Батюшка известил меня о *) столь щастливом отзыве обо мне государя императора.

Сие мнение его величества заставляет меня еще более приложить стараний, чтобы оправдать оное, и заслужить то улучшение в участи моей, которая через тебя, любезный друг, мне обещена. Сожалею, что круг службы моей столь тесен, что все что я ни делаю не может заслужить монаршего внимания. Но да будет по воле божией, держащего в руках своих сердце царя!

Я получил два твоих письма, на которые давно собираюсь тебе отвечать, но поверь, любезный Николай, что как ни незначительна должность моя, но она беспрестанно сопряжена с такими хлопотами, которые часто лишают меня возможности даже несколько размышлять, не только писать. Благодарю тебя и сестрицу за прекрасные подарки с Д. О. Портовым 483) полученные.

Радуюсь, любезный друг, о добром расположении к тебе батюшки. Сие есть немалое счастие для сына, который, конечно, будет уметь сохранить оное.

Я слышал, что ты прикомандирован к Гвардейскому корпусу 484); извести, пожалуй, к какой должности ты приставлен. // С 251

Все письма твои, любезный брат, исполнены выражениями дружбы ко мне. Ты не поверишь как мне приятно, как отрадно для моего сердца, видеть неизменность твою ко мне, столь давно с тобою растившемуся, и столь много перед твою униженному. Зная из опыта, непостоянность человеческого сердца, я привык смотреть на всех, с точки не весьма для них выгодной. — Но ты, любезный друг, миришь меня с людьми.

Наслаждаясь всевозможным на земле благополучием, коего виновницею моя любезная жена, имея прекрасных детей, я желаю и тебе, любезный Николай, того-же и не больше; ибо больше - есть невозможность! Я уверен, что ты уже пользуешься им, им[ея] толь почтенную супругу; может быть, семейство твое ныне еще прибавилось; с нетерпением ожидаю сего благополучного известия.

Не знаю как вас благодарить, любезная сестрица, за ваше доброе мнение о[бо] мне, вам еще мало знакомом. Конечно, брат частым нашептыванием расположил вас в пользу мою. Я прошу его продолжать свои обаяния столь для меня выгодные.

Любезный Николай, обнимаю тебя всем сердцем; племянницу целую. -

А. Муравьев.

Книга № 32, лл. 20-21.
Примечания:

*) Далее зачеркнуто одно слово.

483) Портнов Дмитрий Осипович — иркутский купец, с которым А.Н. Муравьев был дружен в Сибири и у которого в 1830 г. П.М. Муравьева заняла 50 тысяч рублей.

484) Предписанием И.И.Дибича 18 июня 1830 г. Н.Н. Муравьев был "назначен состоять прикомандированным к Отдельному гвардейскому корпусу" (по данным формулярного списка).

Муравьев А.Н. - Муравьеву-Карскому Н.Н.

Иркутск. 15 ноября 1830.

Любезный брат и друг Николай,

Я получил письмо твое из С.Петербурга от 9 октября, коим поздравляешь меня с благополучным рождением сына моего Иоанна.

Ах! Любезный друг, что буду тебе писать! Моя жена и все трое детей, слава богу, здоровы. Но ты, что с тобою происходит? Вот это нас сильно тревожит. Совсем посторонним образом известились мы о нещастии тебя, друга нашего, постигшем487. Известие сие повергнуло нас в глубочайшую печаль. Молим господа, да укрепит тебя в сем ужасном нещастии; в нещастии, превосходящем все нещастия. Какие утешения, какие человеческие советы, могут быть полезны в бедствиях подобных? Ничто, кроме сильного и всемогущего действия самого бога, ничто кроме совершенной покорности, кроме сыновней преданности воле творца нашего. Воля сия, вопреки наших мудрований и желаний, устраивает все к совершенному нашему благу, сокрытому от бренных очей и разумения нашего. О если бы ты мог, живым образом, увериться в сей непоколебимой истинне! и далеко отбросить, отогнать от себя все нашептывания, все наущения плоти, крови и мира, какое спокойствие, какая сыновняя преданность, разлилась бы в твоем сердце. Самое лицо твое, обливаясь слезами, просиявало1) бы небесным утешением. Отдавая дань естеству, ты внутренно приносил бы жертвы мира и любви предвечному. Ты в духе соединялся бы с тою ангельскою душою, которая оставив тленную и смертную оболочку свою, ныне за тебя ходатайствует у престола милосердия, ныне вступила в небесный хор, вечно прославляющих живущего во веки веков!

Мы все там будем скоро. Все встретим, облабызаем друзей наших. Каждая часть найдет свою половину.

Но я слишком много пишу. Есть болезни (и твоя такого рода), которые требуют величайшего спокойствия и тишины. Исполни токмо одну просьбу нашу. У тебя осталась дочь. Сделай милость, не распоряжайся решительно ею, не отдавай ее никому навсегда. У тебя есть брат и сестра искренно тебе и всему, что твое и от тебя приверженные; это мы двое, любезный Николай. Когда нибудь мы, милостию божиею, воротимся в Россию. Нам крайне было бы больно, если бы Наташа воспитывалась не у нас. Имея двух девочек, ей весьма кстати соединиться с ними. Ты, конечно, не сомневаешься во всех нежнейших попечениях моей любезной жены. Отдай, прошу тебя, Наташу, на время, на воспитание в дом тещи моей княгини Елисаветы Сергеевны Шаховской; поручи ее особенно попечению и хождению свояченицы моей княжны Елисаветы Михайловны488 с тем, чтобы передать ее нам по возвращении нашем. Будь уверен, что нигде лучше, как в том доме и при той почтенной особе, княжне Елисавете, она воспитана быть не может. Но прошу тебя, не отдавай ее Надежде Николаевне Шереметевой; о причинах сего2) можно будет распространиться в другом письме. Теперь же я, моля за тебя, любезный брат3), господа Иисуса Христа, утешителя и спасителя нашего, и поручая тебя всемогущему и любви исполненному делу его, обнимаю тебя всем сердцем, равно и любезную мою племянницу.

А. Муравьев.

На обороте адрес: Его сиятельству милостивому государю князю Валентину Михайловичу Шаховскому. Господину Предводителю дворянства Волоколамского уезда. Московской губернии в г.Волоколамск. А Вас покорнейше прошу доставить сие письмо господину генерал-майору Николаю Николаевичу Муравьеву 1-му состоящему при 2 дивизии Гвардейского корпуса4)

Книга № 32, лл. 42-43 об.

Примечания:

1) Так в подлиннике.

2) "о причинах сего" написано над зачеркнутым: "об этом".

3) "любезный брат" написано над зачеркнутым: "друга моего".

4) На адресе почтовые пометы.

487) Речь идет о смерти жены Н.Н. Муравьева С.Ф. Муравьевой 2 октября 1830 г.

488) Княжна Елизавета Михайловна Шаховская, сестра жены А.Н. Муравьева Прасковьи Михайловны.

Муравьев А.Н. - Муравьеву-Карскому Н.Н.

Иркутск. 27 июня 1831 года.

Любезный брат и друг Николай!

Как не благодарить тебя за твое письмо от 24 апреля из лагеря при С.Бохотнице ко мне писанное! Сердечно тебя благодарю за оное, любезный брат. Ни скорбь, которою ты объят, ни важные дела, коими ты занят, ниже трудности похода не помешали тебе вспомнить о[бо] мне. Благодарю господа, что он могущею десницею своею осеняет тебя и в таких опасностях сохраняет твою жизнь и здоровие. С таким всесильным покровом - нет и опасностей! Но как дивно, как отечески поступает с тобою провидение после ужасной потери своей. Оно взяло тебя за руки и ведет путем вовсе неожиданным, занимает тебя предметами, которые хотя не в силах перевесить твоей ужасной скорби, но по крайней мере не дают тебе времени предаваться печальным твоим думам и ощущениям. И хотя, по весьма естественной наклонности, особенно в пламенной душе как твоя, ты ищешь минуты для погружения себя в тоску, но и тут встречает милосердый бог, и отвлекая от уныния, воодушевляет тебя бодростью. Можно-ли обходиться с большею нежностью!

Но для чего думаешь ты, любезный друг, такое любовное обхождение между творцем и тварью, между всесильным, бесконечным и вечным богом, и слабою ограниченною и ничтожною тварью - человеком? - не для того-ли, чтобы познал он, сколь благ господь; не для того-ли, чтобы он обратился к нему всею душою, и всем сердцем и всеми силами своими? Не для того-ли, чтобы показать ему и научить, что в боге одном все его блаженство и покой, и что искать оного в тварях, каковы бы они ни были - есть мечта! - Человек может обрести на земле сей щастие хотя в высокой степени, - но надолго-ли все это? Благороднейшие степени земного блаженства суть без сомнения от достойной супруги происходящее, или от добрых детей; но сам ты испытал — как все сие прочно! Что-же останется человеку имеющему в сем роде блаженства, когда предметы оного, от него отимутся, и когда при том он, пользуясь оными, не облагораживал и не возвышал их, погружая и вознося все в единого бога? Ничего, кроме скорби ужасной, уныния жесточайшего и - может быть - отчаяния. - Итак, любезный Николай, мы должны как в щастии, так и в нещастии все относить к подателю того и другого, все сливать с ним единым, и наконец сами перелиться в него как капля воды в безмерный океан. Велика-ли капля; но когда она сольется с морем, m становится величиною с самое море и доколе пребывает с оным1) и в оном2), то пользуется всеми свойствами и качествами сего моря. Но до сего не иначе достигаешь как отложением своей индивидуальности, или особенности; то есть потерянием собственного своего вида и формы, как то делается с каплей, когда она с морем соединяется; ибо3) шарообразность и особенные ее свойства все теряются при сем соединении.- Наша собственная воля есть собственно индивидуальность наша; когда мы не того хотим, чего хочет с нами бог, m чувствуем от того скорбь. Сию то волю потерять следует в воле божией и тогда обретем покой душам нашим, покой истинный, ничем не нарушимой; блаженство и на сей земле еще возможное, блаженство превыше всех превратностей времени. Но более сего, мы тогда получаем удостоверение, что над нами совершается соединение с источником бытия нашего и обретаем залог жизни вечной!

Все сие, любезный брат, не иначе с нами сделаться может, как после многих тяжких уроков; уроков не таких, какие преподаются в университетах и школах, но уроков живых, в коих господь Иисус Христос есть и наставляющий и делатель. Все это делается чрез сообщения нам силы искупления его, то есть, чрез приобщение чаше его страданиям по степени и живым образом. От нас требуется токмо одно послушание и внимательный слух, ко внутреннему нашему учителю, который в нас и по мере повиновения и внимания нашего беседует с нами, и выводит в живое действие то, чему во глубине духа нашего он научал. Он, сей внутренний учитель наш, делает нам понятным и св. писание и натуру, которая есть книга перстом божиим, живыми буквами написанная, и для всех раскрытая. Но, к сожалению, не разумеем мы сих божественных книг, толкуем их по своим предубеждениям и злоупотреблениям, разоряя, таким образом, дело божее в нас.

Что-же после того остается любви исполненному творцу всяческих, как не сокрушать бунтующую тварь человека различными скорбями, когда уже добром и благодеяниями не возьмешь эту упорную крепость! Будем-же, любезный брат, равно с благоговением принимать от руки божией и радость и скорбь, относя все к его любви и премудрости; будем искать его во всем, ибо нет для бесконечного ни малого ни великого, ни низкого, ни высокого. Он все во всем, все в себе пом[…]4) ; и мы в нем более5), гораздо более плаваем, чем рыба в море, или птица в воздухе. Ни один волос с главы нашей без воли его не спадает; сии суть собственные его слова жизни. И когда он так видимо уже доказывает тебе, любезный Николай, свой покров, защиту и любовь свою, то прошу тебя, предайся ему безусловно, принося ему в жертву все свои ощущения и желания, моля его, да очистит он их от всего нечистого человеческого; поверь, что после одного такого жертвоприношения ты получишь обильные плоды благодати. Будь постоянен в сем упражнении и достигнешь истинного покоя и блаженства незыблемого! 490)

Но я увлекся поневоле; и пора уже оканчивать письмо. Когда ты доволен Мордвиновыми, то что же сего лучше! Прости, если мои рассуждения в прошедших письмах не совсем гармонируют с твоими о них мнениями. Всякой имеет свои. Дай бог, чтобы любезная Наташинька выросла для твоего утешения и успокоения твоей старости.

Благодарю за реляцию. Хорошо бы ее напечатать. Я читал ее с величайшим удовольствием и прошу впредь сообщать мне подробности о военных действиях. Недаром певали мы: Желаем здравствовать славному воину Николаю Николаевичу! Дело сие покрывает тебя славою; я вижу как гений побед парит над главою твоею. Поздравляю Вас, Милостивый государь господин герерал-лейтенант! Ура!

Также, с таким очарованием, как старый пьяница, заклявшийся более не употреблять горячих, опять потягивает крепкий стакан пуншу, с таким-же очарованием читал я ваше дело под Любартовым, после Кизимиржа происходившее. Движение ваше на правый фланг мятежников будет внесено в историю военную и поставлено примером для полководцев. Сие движение ре[шило] сражение, хотя еще долго дрались после. — Сия почта привезла нам реляции об атаке, предпринятой мятежниками на Гвардейский корпус. Вот, кажется, верный случай совсем уничтожить поляков, взяв их с правого фланга и в тыл и заняв их операционную линию. Но легко рассуждать за 7000 верст, по газетам! А на месте, может быть, совсем другое показалось-бы. Во всяком случае, я уверен, что война сия не долго продолжится. Опытность и таланты фельдмаршала Дибича скоро все решит. Надобно-же быть таким безмозглым и неблагодарным каковы поляки, чтобы сметь поднять знамя бунта против Руси непобедимой! Вот кстати пословица: от жиру собака бесится! — К ним пристала духовная холера, опустошающая вся Европу, дух буйства и демагогичества. Всякой хочет быть правителем, не называясь только царем, а депутатом. Они руководимы духом адским, опровергающим всякую власть от бога поставленную, чтобы на месте оной воздвигнуть власть диавола'. Да будет с нами бог и силы небесные; к непровержению и уничтожению демократических правил, как силою слова, так и силою оружия! - Иерархия земная, основана на иерархии небесной и есть как бы копия и слепок с оной. Эта истинна основана на натуре, и никакая модная школьная философия не в силах поколебать оной. Люди сума сходят, и если слово мира и убеждения их не вылечивает, то: le droit [de] canon6) может быть, сокрушит дерзновенну выю. - Какое безумие! всякой сапожник, всякой подьячий, всякой журналист хочет участвовать в управлении государством! И вместо того, чтобы исправно шить сапоги, переписывать бумаги и печатать статейки, хочет писать законы, не будучи на то призван! 491)

Но вот я принимаюсь уже за другой лист, не сказав тебе ни слова еще о нас. Мы слава богу здоровы. Часто о тебе говорим, читая газеты, ищем твоего имени, и часто находим его. Соничька девка уже большая; Пашинька преумная и преострая, совершенная мать, также мила и любезна. Мой Иоанн настоящий Муравьев. Он начал ползать и понимать - ему уже десять месяцев. - Я, все еще городничий; а жена моя городничиха. В буквальном переводе будет: городничий: Vil[l]am , а городничиха - Vil[l]ame. Может быть, скоро переменятся сии титла наши. Впрочем, как богу угодно! - Я еще не поблагодарил тебя, любезный Николай, за желание, чтобы заслуги твои имели влияние на улучшение моей участи. Я уверен, что ты сего от чистого сердца желаешь. Но позволь и мне также, с такою же искренностью пожелать, чтобы все твое, осталось при тебе. У тебя уже так много отнято, что все что получить можешь не в состоянии вознаградить за потерю тобою понесенную. - Я же, напротив, наслаждаюсь возможным на земле щастием, имея жену одаренную способностью превращать самые горькие минуты мои, в сладкие; и детей, радующих меня своими добрыми качествами. - Конечно, политическое мое значение весьма низко и ничтожно; но что же до того? Некогда придет смерть и всех сравняет!

Признаюсь, однако, что мне бы хотелось, доказать государю, всю мою благодарность, за великое его ко мне милосердие. Он один спас меня и все мое семейство от совершенной погибели; и хотя я никогда не буду в состоянии заслужить все его благодеяния, но думаю, что ежели б получил должность гораздо позначительнее, то мог-бы больше заслужить его внимание. Сие говорю без всякого честолюбия, а из одной глубочайшей благодарности.

Жена моя тебе кланяется, и поздравляет тебя; племянник и племянницы свидетельствуют свое почтение, а я обнимаю тебя все сердцем, прошу продолжать переписываться с многолюбящим тебя братом.

А. Муравьев.

Ты весьма кстати пишешь к княжне Елисавете и Клеопатре Шаховским. Я могу тебя уверить, что как теща моя, так и дочери ее тебя очень любят и много о тебе интересуются. А княжна Елисавета, или иначе Lili, особенное к тебе чувствует расположение.

Книга № 32, лл. 195-197 об.
Примечания:

490) Изменение во взглядах, происшедшее у А.Н. Муравьева, в этом письма выражено наиболее отчетливо. Его религиозно-мистические рассуждения вызывали недоумение даже у близких и родных, особенно у отца, который дает чрезвычайно прямую и верную оценку этому в одной из писем к Н.Н. Муравьеву (Карскому) : "...Александр, вдавшись в мистику вместе со всем женским полом семейства Шаховских, совершенно от меня отвлекся. Ежели я и получаю от него нежные письма; то он сие делает по правилам мистики, на него сию обязанность возлагающих; но внутренно он бы желал, чтоб я с ним вместе небо бороздил... Я сию последнюю (мистику. - И.К.) причисляю к бреду ума. То-есть к болезненному его состоянию". (Письмо от 17 апреля 1832 г. из с. Александровского, ф. 254, кн. 33, л. 209 об.-210).

491) Наиболее сложный вопрос этого периода — взгляд А.Н. Муравьева на польское восстание 1830-1831 гг. До сих пор вопрос об отношении А.Н. Муравьева к польскому движению не поднимался, вероятно, из-за отсутствия источников. В своей работе С.Я. Штрайх показал, что А.Н. Муравьев со свойственным ему чувством справедливости и человеческой отзывчивости старался оградить сосланных в Западную Сибирь польских повстанцев от клеветы и придирчивости местного начальства (см. "Кающийся декабрист". — "Красная новь", 1825, № 10,стр. 150, 154, 163). Но это нельзя отождествлять с его отношением к самому движению поляков, к народным и национальным революциям, к освободительным движениям в Европе. (Говоря о Европе А.Н. Муравьев, по-видимому, имел в виду Бельгийскую революцию). В этом письме ясно выразилась антидемократическая позиция автора по отношению к польскому движению. Известно, что лучшие представители русского общества отнеслись к польскому движению по-разному. Многие декабристы, очевидно, не поняли и не приняли польского восстания. Особая позиция была только у М.С.Лунина и А.И.Одоевского. В недавно вышедшей работе Б.С.Шостаковича "Политические ссыльные поляки и декабристы в Сибири", оценивая многочисленные свидетельства участливого отношения декабристов к ссыльным полякам, завязывания с ними близких отношений, автор приходит к выводу, что установление дружеских контактов между польскими и русскими дворянскими революционерами происходило со всеми присущими им ошибками и классовой ограниченностью мировоззрения. Нелегко преодолевался и русскими и поляками груз традиционных предубеждений во взглядах по национальному вопросу" (См. сборник статей "Ссыльные революционеры в Сибири. (ХІХ-февраль 1917 г.) Вып. 1 Иркутск, 1973, стр.271).

Муравьев А.Н. - Муравьеву-Карскому Н.Н.

Иркутск. 6 февраля 1832.

Любезный брат и друг Николай.

Я сегодня отвечаю на два твоих письма вдруг, на первое из Люблина от 19 октября; на второе из Богуслава от 13 декабря, которое я получил с последнею почтою. Ты легко догадаешься, что было причиною моего долгого молчания.

Тебе известно постигшее нас нещастие, известна смерть тещи моей княгини Елисаветы Сергеевны Шаховской; сей вовсе неожиданный удар повергнул мою жену в такое ужасное состояние, что я несколько времени боялся, чтобы не подверглась она опасной болезни. Но милосердие божие сохранило нас от сего нового бедствия, и неописанная скорбь любезной моей жены по сие время не имела худых последствий. Но представь себе, любезный Николай, каково должно быть положение бедных сестер, оставшихся ныне сиротами в мире! Они теперь неподалеку от тебя живут, в деревне у сестре их Марьи Михайловны Голынской, Могилевской губернии Мстиславского уезда в селе Соине. Может быть, не удастся ли тебе посетить их в их уединении, хорошо, ежели бы удалось тебе повидаться с ними и принесть им хотя некоторое утешение. Они тебя очень любят. В Колпи им жить уже невозможно, как потому, что самое место сие, в коем они проводили щастливейшие годы свои, теперь обратилось для них в предмет горчайших воспоминаний, так и потому, что душа Валентиновой жены, кажется, не гармонирует с их высокою душою; и хотя они всячески сие скрывают, но зная их и зная жену Валентина, весьма легко можно все сие понять. Теперь некому более собрать сих четырех Лизу, Марфу, Александру и Клеопатру, как нам 492); и мы неотлагательно и с величайшею радостью, приступили бы к сему, если бы жили в России, если бы я имел место в какой нибудь Российской губернии; о чем1) уже я, не прямо от себя, но чрез разные посредства и ходатайствую. Я сам хотел было писать письмо к нашему милосердому государю, и изложив пред ним все наше горе и бедственное положение сестер осиротевших, повергнуться к стопам его и просить о переводе в Россию; но удержался тем, что недавно только получил знаки его милости ко мне посредством нового чина и лучшего места; и потому боюсь, что просьба моя теперь будет неуместна, для того и решился написать о этом к генералу Бенкендорфу, и буду ожидать его ответа. Сюда-же в Сибирь их везти - невозможно как потому, что сие требует больших издержек, так и для того, что Сибирь есть ничто иное как живая могила, где они не вкусят ни радости, ни утешения.

Прошу тебя, любезный друг, не оставляй их своими письмами и попечениями; займи на время - место мое - у них. Бог милостив — я не без надежды!

Из письма твоего замечаю, любезный брат, что ты и от меня хочешь скрыть грусть свою. Не делай сего, прошу тебя, если не хочешь меня оскорбить. По искренней и живейшей моей к тебе дружбе, я смею думать, что ты меня от прочих отличишь. Помогай себе излиянием всех глубочайших чувств своих в мое сердце, которое может постигнуть и разделить их. В Премудрости Сираха сказано: гл. XXVII, ст. 17. "Возлюби друга и уверися с ним!" - Тут разумеется величайшая друг к другу доверенность. Прошу тебя не лишай меня оной. В чем, скажи мне, не понял я тебя? Объяснись поскорее.

Ты желаешь знать, какого рода мое новое назначение. Достань себе Учреждение о управлении Сибирских губерний, которое должно находится и в Житомире в Губернском правлении, и прочитай в оном о Частном Губернском Правлении и Председателе оного, тогда получишь ясное понятие о моей должности. С своей стороны скажу тебе, что место сие есть первое после губернатора, ибо я занимаю место его, когда он в отсутствии. Оно сопряжено с большими хлопотами; оно несколько повыше вице-губернатора российского, которых здесь нет; повыше потому, что в России вице-губернатор есть Председатель Казенной Палаты и только по сей части одной занимается; но Председатель Губернского Правления в Сибири есть как бы всегдашний товарищ губернатора, который чрез Губернское Правление проводит положение Губернского Совета в исполнение; при всем том Губернское правление, если не согласно с мнением губернатора, может обратиться к генерал-губернатору и даже в Сенат. Вот тебе главные черты моей должности, подробности усмотришь в упоминаемом Учреждении. Из всего сказанного, ты увидеть можешь, что должность сия может быть сопряжена с неприятностями, и составляет предмет зависти многих старших меня по службе, но младших по месту. Господь да сохранит меня от оных!

О генерал-адъютанте Левашове, долгом щитаю известить тебя, любезный брат, что сей человек истинно есть мой благодетель, и оставил в сердце моем неизгладимую благодарность к себе. Прошу тебя, ради дружбы нашей, выразить и продолжать выражать и доказывать ему сие словами и делами, и если, как легко случиться может сие, встретятся между вами по службе неприятности, то прошу тебя, сколько долг твой тебе позволит, уступать ему из любви ко мне. Тебе известно, что он был членом известной Следственной коммиссии; когда я находился в крепости, то переписка моя с женою была поручена почтеннейшему Василью Васильевичу Левашеву. Он не выходил из пределов законом определенных относительно ко мне, но с такой деликатностью, с такой трогательною нежностью, с таким человеколюбивым попечением исполнял посредничество свое, что я на всю жизнь остался его должником. Надобно испытать такое ужасное нещастие заключения, чтобы живым образом ощущать снисходительные поступки и дать им всю цену, которую они заслуживают. Одним словом, Василий Васильевич навсегда меня обязал, и я пользуясь знакомством его с тобой, прошу тебя приложенное у сего письмо доставить ему 493)

Кажется мне, что в Житомире Губернатором теперь Андрей Петрович Римский-Корсаков, который был некогда женат на княжне Мещерской. Ежели точно он у вас Губернатором, то прошу тебя обнять его за меня; мы с ним весьма короткие знакомые; и попроси его, чтобы он отозвался ко мне письмом, если ему время. Коль скоро ты меня известишь, что он точно у вас губернатором, я тот-же раз пущу к нему письмо.

Из твоего письма, любезный друг, заметно, что ты как будто опять склоняешься к службе в Грузии. Сделай милость, выкинь из головы эту несносную мысль; она ни с чем не сообразна. Ужели ты опять уедешь, когда, может быть, мне придется возвратиться домой, т.е. в отечество! Нет, это при настоящих обстоятельствах наших не должно быть. Батюшка стар, живет один; Сергей ему не помощь и не товарищ. Мы должны сколько можно сближаться с ним, а не оставлять его одного. Да и мы с тобою еще не видались - а ты уже помышляешь о Грузии! Нет, нет, любезный Николай, не стращай меня такою грозою.

Благодарю бога, что твоя маленькая дочь Наташа здорова. Да возрастит ее господь к твоему утешению! Ежели бы ты оставил ее у Шаховских, то она была бы теперь близ тебя. Село Соино, где они живут, от Житомира не далее 550 верст.

Мои дети, слава богу, здоровы. Ванька мой молодец; и когда ты его увидишь, то верно полюбишь. Но я не стану занимать тебя семейным моим щастием; и не стану также утешать тебя, ибо ты того не хочешь, да и какие можно принести утешения Человеку, потерявшему то, что ты потерял! Бог один должен быть твоим прибежищем и точкою покоя; перенесясь в него, погрузившись в его бесконечную любовь, ты обретешь опять мир и спокойствие души. В нем нет разлуки; в нем смерть не разлучает нас с другом. В нем предоставляется нам возвышаться, и оставлять за собою тяжесть материи и чувственности, чтобы духовным парением, соединяясь с отшедшим другом, в вечном хоре праведных, воспевать в прекрасной гармонии сию песнь старцев: "Достоин ты, господи, приять славу, и честь, и силу: ибо ты сотворил все, и все по твоей воле существует и сотворено!" Сти[х] Апокал[ипсис] Гл. IV, ст. 9, 10, 11

О, ежели бы я мог воодушевить тебя, любезный друг, тем, что я при сем случае ощущаю! Но господь да пролиет в тебя свет благодати своей, и да даст тебе вкусить от той сокровенной манны, которую вкушают избранные!

Но вот сколько я тебе написал сегодня и не поблагодарил еще за то, что ты столь приятно вспоминаешь старые мои рас[с]казы о Польше. Впрочем, я думаю, что ты весьма хорошо поступил, не пустившись в дорогу в метель.

Обнимаю тебя всем сердцем и всею душею, любезный брат и друг Николай; и прошу тебя много и часто писать ко мне. Я скоро еще буду тебе писать.

Александр Муравьев 494)

Книга № 33, лл 117-119 об.
Примечания:

1) Автор исправлял "сем" - "чем", но последовательность исправления не ясна.

492) Княгиня Елизавета Сергеевна Шаховская умерла 4 ноября 1831 г. Она имела семь дочерей и одного сына. В истории литературы именно кн. Е.С. Шаховскую и ее дочерей считали прототипами княгини и княжен Тугоуховских в "Горе от ума" А.С.Грибоедова (хотя автор это, разумеется, отрицал). После ее смерти княжны (перечиленные в письме А.Н. Муравьева) остались незамужними. Нигде в письмах он не упоминает пятой княжны Варвары Михайловны, невесты декабриста П.А. Муханова, которая в описываемое время жила в Иркутске у А.Н. Муравьева в надежде на разрешение на брак с П. А. Мухановым.

493) Содержание этого письма к В.В.Левашову остается неизвестным.

494) В конце письма следует приписка П.М. Муравьевой с выражением признательности В.В.Левашову и его жене, оказавшим ей большую помощь, поддержку и приют в Петербурге в первое время после ареста А.Н. Муравьева.