Декабристы

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Декабристы » ЭПИСТОЛЯРНОЕ НАСЛЕДИЕ » Письма к Н.Н. Муравьёву-Карскому.


Письма к Н.Н. Муравьёву-Карскому.

Сообщений 211 страница 220 из 283

211

211.Е.Е.Лачинов

27 июля 1824. г. Одесса.

Письмо ваше от 26-го апреля я давно уже получил, почтеннейший Николай Николаевич, а не спешил отвечать, чтоб не слишком надоедать вам и не отрывать от занятий более приятных, которые вы находите в упражнениях ваших. - Что же касается до меня, то я никогда не имею столько дела, чтоб большей части дня не мог посвятить собственно для себя, а развлечения также не отрывают меня. -

Для излечения телесных недугов, послали меня купаться в море, а желая вместе с тем доставить случай провести приятнее время лечения, назначили Одесс [у]: не знаю, будет ли иметь успех первое, потому что купаясь другую неделю, я не могу еще заметить ни малейшего пособия от ванн; но что касается до последнего намерения моих докторов, то оно сильно обмануло их. - Ехавши сюда я и сам надеялся, что хандра, довольно часто меня посещающая, не будет иметь столько удобств тормошить меня здесь, как в Тульчине, потому что спокойствия1) и удовольствия задавят ее; но вышло напротив. - Там занятия по службе и общество хороших товарищей воевали с нею; а здесь я целой день сижу один дома - и часто скучаю даже, чего не случалось прежде. - Шаховской, (которой адъютантом у графа Воронцова - вы верно это знаете) уехал в Крым, а кроме его я не имею здесь ни души знакомой, а новых заводить потерял охоту и это сделало то, что среди шумной, многолюдной Одессы я живу, как будто в степи и еще хуже, потому что чувствую все невыгоды жизни больших городов, не наслаждаясь ни малейшею приятностию оных. —

В одном трактире со мною, живет грузинской купец, которого фамилии не могу припомнить - раза два он на минуту заходил ко мне и мне так весело расспрашивать его, что готов весь день говорить с ним; но он не бывает дома, беспрестанно занимаясь отправлением товаров в Тифлис и потому не может выполнить мое желание. - Мне остается мучиться здесь еще две недели, по самой меньшей мере, а может быть и более нужно будет остаться - страшно подумать об этом, - но делать нечего. — Не подумайте, почтеннейший Николай Николаевич, что следствия запрещенных болезней заставляют меня лечиться: — тогда бы я не имел столько права жаловаться, будучи сам причиною; но я никогда не имел ни одной из них, несмотря на рассказы Мироновича и сначала должен приписать это конечно щастию одному; но наконец воздержание и осторожность много способствовали. -

Брат ваш, еще перед отъездом моим из Тульчина, отправился в свой полк, понаучиться фрунту в ожидании возвращения Киселева; тульчинские ферези говорят, что ему драгунский мундир очень пристал; этот народ везде одинаков и большая часть страшно любит, если по нам хорошо панталоны сшиты.

Мне очень приятно, почтеннейший Николай Николаевич, что вы одобряете образ мыслей моих: обстоятельства заставили меня обратить внимание на разные вещи, которые я мог бы видеть с другой точки, в противном случае. - Хотя часто размышлял я о том предмете и мысли мои казались мне справедливыми, но научившись не доверять себе слишком много, мне тем приятнее слышать ваше одобрение. — Я приучил себя довольствоваться малым; не щитаю себя нещастным, потому что в самом деле не испытывал нещастия; согласен с вами2), что гораздо большая половина людей найдется несравненно в худшем положении, — и не жалуюсь на судьбу; но не могу не жалеть, что очарование, поддерживающее3) почти всех людей, потеряло для меня свою силу - по крайней мере теперь могу сказать это; Знаю, что оно вперед может еще взять власть надо мною — и даже желаю этого; потому, что не многим дано настоящее благополучие. — Жалею о прежней моей веселости нрава; но не от меня зависит возвратить ее и я стараясь уменьшать угрюмость, надеюсь, что он[а] никогда не дойдет до отвращения ко всему; а между тем обстоя[тель]ства могут перемениться и спокойствие души утеш[ит] меня. — Извините, почтеннейший Николай Николаевич: - может быть я во зло употребляю участие, принимаемое вами; но вить я сказал, что голова моя часто бывает не здорова и если вы не захотите слушать бреду, то скажите прямо: - Никогда не уменьшится привязанность и уважение душевно вам преданного

Е. Лачинова.

На обороте адрес: Его высокоблагородию милостивому государю Николаю Николаевичу Муравьеву. Командиру 7-го Карабинерного полка господину полковнику и кавалеру. В г. Тифлис Грузинской губернии. Для доставления в штаб-квартиру упомянутого полка 4) .

Книга № 19, лл. 171-172 об.
Примечания:

1) Написано над зачеркнутым: "приятности".

2) "согласен с вами" написано над зачеркнутым: "знаю, что".

3) Написано над зачеркнутым: "занимающее".

4) На адресе круглый штемпель: "1824, июл 30", почтовые пометы.

212

212. А.Н. Муравьев

С.Ботово. Августа 18-го дня 1824 года.

Давно я к тебе не писал, любезный брат и друг Николай; много было у меня хлопот, между прочим лишился я меньшой дочери своей Елисаветы, которой пошел было другой год.

Всякое состояние в жизни, как бы оно щастливо и красно ни казалось, сопряжено с великими огорчениями, и болезнями, и страданиями; для того, чтобы мы не влюблялись в оное, и не забывали долга своего к богу. Вот, я имел пятерых детей, теперь осталась у меня одна дочь Соничка.

Кто думает найти здесь на земле незыблемое щастие, тот крепко ошибается, и жестокие опыты выведут его из заблуждения. Сие делает господь из любви к нам, дабы мы не оставались в невежестве нащет назначения нашего, и цели бытия нашего на земле; на которой повелевает он нам взирать на себя как на изгнанников из отечества, и на странников, коим некогда возвратиться надлежит, и приплыв *) к мирному берегу, успокоиться от всех болезней и печалей. О любезный Николай! ежели б я мог уверен быть, что ты также мыслишь и чувствуешь, коль великую-бы ощущал я радость от того! Ибо сие есть единственное утешение христианина, которым он преодолевает все волны и бури на шумном море жизни.

Прощай, мой друг любезный и брат Николай, всем сердцем тебя обнимаю

Александр Муравьев.

На обороте второго листа адрес: Его высокоблагородию, милостивому государю Николаю Николаевичу Муравьеву. 7-го Карабинерного полка полковому командиру, господину полковнику и кавалеру. В Тифлис. А оттуда, прошу переслать сие письмо в урочище Башкечет, штаб-квартиру оного полка.

Книга № 20, лл. 23-24 об.
Примечания:

*) Первоначально: "приплыть".

213

213. И.Г. Бурцов

2 ноября 1824.

Подольской губ. Гранов.

На сих днях прочел я приятнейшее твое письмо, почтенный друг Николай. Ты описываешь мне труды свои, понесенные при устройстве нового края: приложение дорог, возобновление селений в стране прелестнейшей в мире. Радуюсь, милый друг, твоим полезным подвигам и оценяю то удовольствие, которое ощущаешь ты при сих занятиях: творить что либо приятно для самолюбия человека, а творить полезное для сограждан, возвышает душу и облагораживает существование наше. Воздвигай прочные грани там, где предел могуществу России: да пребудут они навеки неизменными подобно Римскому божеству Термину, несродному к отступлению.

О себе я ничего не могу сказать в похвалу своих занятий. Командую полком во всех отношениях расстроенным, сыплю деньги, чтобы исправить часть хозяйственную, сыплю наказания, чтоб исправить дисциплину и нравственность: вижу впереди смотры будущего года, на коих хочется стать повыше товарищей - вот вся невысокая цель! - Остающееся от службы время разделяю с книгами и с женою. Живем уединенно и только иногда в Тульчине находим удовольствия приятного общества.

Ты желаешь знать, любезный друг, можно ли в моем полку сделать для тебя этишкеты?

На сие вот что тебе отвечаю: мастера у меня есть и могут сделать хорошие этишкеты, но 1) нужна бель, которую мы выписываем из Москвы, что сопряжено с большими затруднениями, и 2) нужно знать по какому образцу должно плести этишкеты: у нас их множество; есть гвардейские-широкие, есть наши - средние, есть 1-ой Армии - узкие. Это зависит от высоты киверов, кои ныне также различной делаются высоты. - В моем полку, я строю в 5 вершков вышины, а в гвардии, говорят, еще выше.

Итак, чтоб дело обстоятельно кончить, нужно, чтоб ты прислал мне образец или бы описал какой широты их делать, а равно и выслал бы денег и сказал, какое число оных нужно: унтер-офицерских и солдатских. Тогда я с великим удовольствием для тебя эту статью обработую. Но как ты видишь, все сие с высылкою к тебе не может скоро сделаться. Ожидаю твоего ответа.

Брат твой Андрей прослужил лет в полку очень исправно и теперь отпросился в Москву, чтоб показаться там в кавалерийском мундире: он ребенок в полном смысле, но ребенок добродушный и склонный ко всему похвальному.

Обнимаю тебя заочно.

Истинный друг твой

И. Бурцов.

Книга №20,.лл. 139-140 об.

214

214. А.Н. Муравьев

С.Ботово. Ноября 16 дня 1824.

Давно уже ничего о тебе не знаю, любезный брат и друг Николай. Верно упражнения твои не позволяют тебе ко мне писать.

Послушайся моего совета, и исполни оной. Вот в чем он состоит: - приезжай на зиму в Москву. - Брат Андрей, на которого батюшка имел некоторые неудовольствия, приехал на четыре или пять месяцов к нему, и прекрасно им принят, обласкан, одарен, и снабжен деньгами. Вероятно, и с тобою то же самое будет, ибо кажется мне, что батюшка теперь ищет случаев сблизиться с детьми своими. Право, брат, послушай меня, и приезжай. Надобно пользоваться счастливыми минутами; и что может для детей быть приятнее и благополучнее, как не случай сблизиться с отцом; тем более, что он того желает сам.

Впрочем, любезный друг Николай, ты никогда моему совету не следуешь; может быть и ныне отвергнешь оный; итак будь по твоему, но с моей стороны: все, да будет сделано! —

Я хлопочу, по желанию твоему, о доставлении к тебе твоего деньщика, который у батюшки живет; и, говорят, не так-то ведет себя хорошо.

Мы все слава богу здоровы, намереваемся, ежели карман нам позволит, прожить месяца три в Москве зимою.

Буду тебя ожидать в Москве, и остаюсь многолюбящий тебя брат и друг

Александр Муравьев

Жена моя тебе кланяется, и оба вместе, мы повторяем приглашение наше, тебе приехать в Москву нынешнею зимою.

На обороте второго листа адрес: Его высокоблагородию милостивому государю Николаю Николаевичу Муравьеву, 7-го Карабинерного полка полковому командиру, господину полковнику и кавалеру. В Тифлис. А оттуда прошу доставить сие письмо в штаб-квартиру 7-го Карабинерного полка *).

Книга № 20, лл. 131-132 об.
Примечания:

*) На адресе штемпель: "Волоколамск", почтовые пометы.

215

215. П.А. Муханов

Редакция Военного журнала,

Москва, на Молчановке

№ 94 27 ноября 1824 *)

Любезный Николай Николаевич —

На родинах дают червонцы, на родины журнала дают статью. ~ Прошу тебя принять в свое благорасположение дитя мое, которое еще ношу во чреве и которое 15 генваря увидет свет. Но естьли ты сохранил память о[бо] мне, то надеюсь, что не откажешься содействовать предприятию моему и доставить статейку и поболее на обзаведение Военного Журнала. Посылаю тебе программу 382) и прошу не оставить твоими великими милостями. Естьли б ты сообщил кой что о военной характеристике разных ваших народов - о средствах вести войну, об ваших экспедициях - о топографии Кавказа и проч[ее], каким бы подарком подарил издателя и читателей. - Ты не можешь сказать, что нет ничего - ибо В.Ф. Тимковской 383) мне объявил, что ты имеешь много кой чего и в 10 лет накопил разной всячины. Будь милостив — щедр и проворен, а я скажу от души спасибо. Бурцов, Д.Давыдов, Бутурлин и еще кой кто обещались и доставили много хорошего. —

Я имел известия об тебе через Александр [а] Николаевича, - Отец твой строит и роет в Осташеве. - И надеюсь, что ты подобно им, будешь ко мне милостив и будешь верить преданности тебе душой преданного

Петра Муханова

Естьли можно выхлопотать у ваших офицеров кой что, сделай одолжение — доставь! Ваш край, ваша война, ваши народы неизвестны и возбуждают любопытство -

На обороте адрес: Его высокоблагородию милостивому государю Николаю Николаевичу Муравьеву в Тифлисе. Г. полковому командиру 7-го Карабинерного полка **).

Книга № 20, лл. 147-147 об., 149.
Примечания:

*) Текст печатный, от руки вписаны число, месяц и год

**) На адресе почтовые пометы.

382) Программа "Военного журнала" (печатная редакция) хранится вместе с публикуемым письмом. Мы не приводим ее в томе в связи с тем, что она была полностью опубликована в статье И.В. Гриченко "Неудавшаяся попытка издания "Военного журнала" — в сб. "Декабристы в Москве". Труды Музея истории и реконструкции Москвы. Вып. VIII М., 1963, стр. 261.

383) Тимковский Василий Федорович (1781 — 1832), историк, писатель, государственный деятель. В описываемое время — чиновник особых поручений при главноначальствующем Кавказским корпусом генерале от инфантерии А.П.Ермолове (с февраля 1822 г. по август 1825 г.).

216

Муравьев А.Н. - Муравьеву-Карскому Н.Н.

Москва. Апреля 9 дня 1825 года.

Любезный брат и друг Николай, все присланные тобою вещи, как то лезгинские трубки, чубуки и парфянские медали я получил. Сии последние доставлю брату Михаилу, а за первые тебя благодарю.

С того времени как я к тебе писал, много случилось такого, что тебе знать нужно, и что, может быть, иметь будет влияние на твои обстоятельства..

Во первых, батюшка согласился отправить к тебе с унтер-офицером Бонтаревым, Артемьева сына; также посылается и старый твой деньщик Морозов, все сие на паре лошадей с телегою. Надежда Николаевна не была все сие время в Москве, то я не мог еще выполнить коммиссии твоей нащет музыканта; но теперь она приехала, и я тебя уведомлю о том, что она скажет.

Весь сей обоз отправится отсюда по первой просухе, что вероятно будет в первых числах майя месяца; под надзором твоего унтер-офицера, который сегодня у меня был и просил меня уведомить тебя, что он готов ехать, но что дожидается от батюшки присылки помянутых людей и лошадей.

Мне очень приятно было видеть твоего унтер-офицера, и перенестись мыслию к тебе, и с ним вместе следовать за твоими упражнениями, и (сколько мог он служить мне путеводителем в сем путешествии дружбы) и, говорю, был я в твоих беседах, слушал твою музыку, словом участвовал в обыкновенной жизни твоей.

Итак, любезный брат, сколько мог отягченный дух мой, погруженный в материю, сделаться легким и быть с тобою, - столько он и наслаждался твоим зрением.

Но должен я тебя уведомить, что ныне зимою ездил один на несколько дней в Петербург; и нарочно разведывал о расположении Адмирала. Вот его слова:

«Николай Николаевич никогда от меня отказа не получал. Я предлагал ему повременить, дабы дочь моя более с ним могла познакомиться, а он с нею. Но он принял сие за отказ; и скорым удалением своим показал, что слишком поспешен в деле такой важности, каков брак1)

На сие велел я ему сказать, что, если б брат мой теперь приехал, будет-ли он опять на той-же ноге принят как и прежде, и может ли он надеяться на согласие родителей? Ответ был следующий:

«Как теперь, так и прежде, не мы от Ник[олая] Никол[аевича] удалились, но сам он от нас уехал, по собственному его произволению. Он может и теперь как прежде посещать нас; но уверить его ни в чем не можем; ибо ежели он понравится дочери нашей, то мы ни мало тому не воспротивимся, тем более, что теперь он приобрел уже более опытности. Ежели-же они не сойдутся, то мы не можем принуждать дочери нашей. Впрочем мы Ник[олая] Ник[олаевича] очень уважаем и любим, и не знаем, за что он на нас рассердился!"

Притом еще, любезный брат, Корсаков и Черкесов уверяли, а особливо последний, что все может идти хорошо.

Предлагаю2) собственному твоему размышлению сии все обстоятельства. Ты сам вопросишь и сердце твое и здравый смысл о том, что тебе делать.

Но позволь мне, любезный друг, предложить тебе свои мысли на щет твой. Сии мысли истекают из искренно любящего тебя сердца.

Тебе уже тридцать лет. Или ты хочешь на всю жизнь остаться холостым, в таком случае я ничего не имею тебе сказать. Образ жизни твой, может быть, соответствует совершенно сему намерению, и ты тогда сам лучше знаешь, как и где тебе жительствовать. Но ежели находят на тебя минуты скуки, грусти, тоски; ежели сердце твое часто ищет пищи и не обретает оную, - то позволь спросить: к чему ты это приписываешь? - Неужели есть что-нибудь в творении, что желает и удовлетворения получить не может? - Сие, кажется, не совместно с благостью творца. Ты скажешь на это; что я захотел тебя завести в высокопарную мысленность, от празднослі рождающуюся! Нет, друг мой, обманывать тебя я не намерен, а говорю тебе из собственного опыта, а не из праздности. - Я, может быть, и мог-бы указать тебе откуда сии желания сердца, сия грусть и тоска происходит, и что есть именно, настоящий предмет3) сих ощущений, но разделяют нас многие обстоятельства, и не позволяют еще с благоразумием снять повязку всех нас ослепляющую.

Думаешь-ли ты, мой друг, что делая таким образом насилие самому себе, ты поступаешь мудро? Думашь-ли, что отогнав от себя просящего хлеба, ты его насытишь? - Нет, голод сделает его жестоким, и из нищего - преобразится он в разбойника. Так и с чувствами сердца, которые требуют законного удовлетворения.

Ты, по характеру своему, любовен, дружелюбие, склонен к семейной тихой жизни, и вопреки своего естества, живешь, делая себе непрестанное насилие. Благо разумно-ли сие?

Ты скажешь; к кому я приеду в Россию? Чем буду в России жить? Какое имею4) уверение, что я приехавши устроюсь? А до тех пор, не хочу никому в тягость быть.

На первый вопрос кажется и отвечать не нужно. Второй-же несколько потруднее, ради кичливости твоей. Но ежели бы тебе одну зиму прожить в Москве безуспешно, - разоришься-ли от того? А я тебя могу уверить, что твоя репутация так хорошо устроена, что не долго тебе здесь быть холостым. Есть здесь весьма почтенные девицы; особенно одна, которая может усладить твою жизнь, успокоить, и заставить тебя забыть все твои горести и скуку. Даже, ежели ты хочешь, я пошлю к тебе портрет ее, с тем, чтобы опять возвратить мне. Сие делается без ведома ее.

Или ты, может быть, все имеешь в виду первую свою особу. Сие уже не до меня касается и в этом я советывать не могу. Но прошу тебя быть со мной искренным и говорить ясно.

К тому, и батюшка становится стар, он часто бывает болен. Ему очень хочется собрать рассеянных детей своих вкруг себя. Он много переменился и стал гораздо дружелюбнее. И несколько раз мне говорил; пКак-бы я желал, чтобы Николай приехал, пожил-бы со мною, в Москве-бы женился, и успокоился от трудов своих!"

Вот, любезный брат и друг, сердечные изъявления отца твоего и брата твоего, и всех искренне тебя любящих. Неужели не сдашься-ты на желания наши; неужели нельзя потешить дружбу искренную? - право, она того стоит, чтобы ее поддерживали!

Жена моя тебя очень любит, и тебе кланяется; и она тоже просит тебя приехать к будущей зиме.

Адресуй твои письма в Ботово, ибо мы скоро туда едем на лето.

Многолюбящий тебя брат и друг

Александр Муравьев.

P. S. Сонюшка, моя дочь и твоя племянница, поздравляет тебя с праздником и посылает тебе визитную карточку.

Книга №22, лл. 8-10 об.

Примечания:

1) в подлиннике кавычки не закрыты.

2) Первоначально: "оставляю".

3) Далее зачеркнуто: "их".

4) Далее зачеркнуто: "я".

217

Муравьев А.Н. - Муравьеву-Карскому Н.Н.

Москва. 3 мая 1825 года.

Любезный брат и друг Николай,

Батюшка прислал из деревни повозку на одной лошади с твоими вещами, коих реэстр при сем прилагаю, ибо от батюшки я реэстра не получил. При оных твой деньщик, которому прошу тебя не верить, гжели он станет против батюшки говорить; ибо я слышал, что он замечен в весьма худом поведении. При оных еще мальчик Артемьев сын; а оба они, и все вещи твои и лошадь, и повозка под надзором и смотрением, и ответственностью унтер-офицера Бонтаревского, которому, полученные от батюшки 150 рублей ассигнациями, на продовольствие людей и лошади, я отдал, вместе с пачпортом деньщика и мальчика.

При сем прилагаю еще письмо от батюшки к тебе. Да прошу тебя принять от нас1) одну пару эполет с желанием: дабы первые после оных были генеральские и нами2) же присланы. -

Сии эполеты отданы на руки Бонтаревскому, и уложены совсем в дорогу как следует, и записаны моею рукою в реэстре.

Ожидаю от тебя ответа на предыдущее мое письмо и душевно тебя обнимаю.

Брат и друг твой

Александр Муравьев.

P. S. Адресуй опять письма свои в Волок[о]ламск, для доставления в село Ботово.

Андрей уехал в полк.

Москва.

3 майя

1825 года.

Жена моя тебе кланяется, и очень также желает, чтобы ты, к будущей зиме сюда приехал, - и женился.

Книга № 22, лл. 118-119.

Примечания:

1) Первоначально: "меня".

2) Первоначально: "мною".

218

Лачинов Е.Е. - Муравьеву-Карскому Н.Н.

8 июня 1825. М.Тульчин.

Долго не был я в Тульчине, почтеннейший Николай Николаевич, и письмо ваше от 30-го октября прошлого года во время отсутствия моего несколько месяцев пролежало без ответа: уже три недели [как] я возвратился сюда и вступивши опять в должность я не имел довольно времени, чтоб сообразить все случившееся со мною после отправления последнего письма к вам; разобрать хорошенько перемены, которые могли случиться в образе мыслей в течение года и следовательно не имел возможности до нынешнего (свободного) дня заняться письмом к вам, тем более1), что переписка наша выходит, кажется, из обыкновенного круга посланий, наполняемых обыкновенно погодою, дождем - и рождающимися от него пузырями - и я очень благодарен вам за это: получая ваши письма и отвечая на них, я чувствую не одно удовольствие, но и пользу, потому что принужден бываю лишний раз оглядеть себя со всех сторон и отдавать отчет даже в мыслях. Вы умеете самыми шутками заставлять думать, - а это искусство редким известно; - но пора мне начинать ответ по порядку вашего письма. -

Умею понять занятия, от которых вам немного остается свободного времени: знаю труды, сопряженные с обязанностью вашею, особенно в Грузии; и желал бы слышать - думаете ли вы о выезде оттуда, или еще долго намерены остаться в том крае?-

Не знаю, было ли бы лучше на свете, если б многие уменьшили жалобы на свое положение и сделались поравнодушнее немного к разным пустякам, которые иногда радуют напрасно, иногда огорчают неосновательно; но про себя, кажется, могу сказать, что достиг несколько цели, давно предположенной; то есть: не мучусь, если пойдет дождь в то время, когда я намеревался итти гулять, и не восхищаюсь, если2) проглянет солнце тогда, как я решился уже отложить свое намерение: приучил себя думать, что желания мои не переменят порядка природы и благоразумнее3) с ним соображаться, нежели хотеть для собственной прихоти перевернуть весь4) мир, несмотря, что от такого переворота все на нем живущие могут упасть в пропасть и разбиться вдребезги. -

Согласен, что равнодушие можно назвать неприятным чувством, когда оно доходит [до] такой степени, что возьмет верьх над всеми приятными чувствами, не оставляя в сердце места ни малейшему удовольствию: оно может даже обратиться в гнусной эгоизм, если победит все благородные склонности, отличающие честного человека от рыцарей противной секты и изгладит из души мысли возвышенные. —

Трудно определить границы сим переходам: в молодости человек с жаром стремится навстречу всем впечатлениям, неохотно разочаровывается опытами и большею частию бросается в другую крайность, если наконец частые ошибки в людях и неудачи вынуждают его сжать сердце: быстро идет он от откровенности к недоверчивости; от любви к холодности; от холодности к ненависти и наконец ....5) для него уже нет ничего святого.

Может быть, я увеличиваю опасность сих изменений; но по крайней мере вот польза, которую я от того получил: Видя в себе перемену и опасаясь дурных следствий я старался разбирать каждый шаг свой; замечал, что первый предел уже миновал почти ни в чем не находя удовольствия и видел необходимость бороться с собою, чтоб не переступить далее, чего очень боялся; добрая воля помогла; обращение с истинно честными людьми (которых между нашими здесь, благодаря судьбе, можно найти) облегчило мое старание, а продолжительное пребывание в кругу самых ближних родных, в бескорыстной любви которых могу быть уверен, довершило начатое. - Я сделался осторожнее, не всякому тотчас поверю; но уже не думаю более, что одна личная выгода связывает людей и что рано ли, поздно ли, но всегда и надо всем она берет верьх: - а такие мысли начинали уже поселяться в голове моей — и трудно ли было, предполагая во всех эгоизм главною пружиною действий, трудно ли было самому сделаться эгоистом? Теперь перестаю опасаться этого и давно уже полагаю, что оферзение может прибавить несколько благополучия, (а то царицам этим я еще менее верил) ; но тут множество встречается препятствий. - Знаю, что можно найти6) женщину, которая не оставит ничего желать более; но ее сыскать надобно; а поторопившись, не мудрено подхватить такую, которая горестным опытом показывать ежеминутно станет, что между ангелами (которых многие поэты в них видят) есть также несколько разрядов. - Чтоб испытать7) надобно иметь время, а чтоб испытывать8) надобно прежде встретить кого нибудь: живши в деревне, я не имел случая столкнуться ни с одной, которая бы дала мне охоту узнать ее короче; а здесь у нас все замужние, свободных нет и предвидеть нельзя, чтобы когда нибудь были, разве каким нибудь особенным случаем занесет бог какую красавицу, чтоб ощастливить кого нибудь из множества смотрящих в туманную даль, которая уже не одному глаза9) , а может быть и голову испортила. - Сверьх того здоровье мое, которое каждый месяц становится хуже и хуже, останавливает меня от дальних намерений; обстоятельства не совсем хотят, чтоб я вышел в отставку; а некоторый запас умеренного равнодушия велит подождать несколько и посмотреть не будет ли в чем нибудь перемены к лучшему, или совсем к концу; между тем на10) этих днях мне стукнет 26-ть лет. - Вы хотели знать об этом, а я вдобавок пересказал вам некоторую часть того11), что думаю; мало себе доверяя я никак не полагаю, что не ошибаюсь и прошу вас объявить: соглашаетесь ли вы со мной в чем нибудь? -

Говоря, что я старался не допустить себя до эгоизма, письмом этим доказываю, что не совсем успел в этом: от того, что мне приятно и полезно получать от вас письма и отвечать на оные, я принуждаю вас читать целый лист мелко писанных бредней; одно только оправдывает меня, что я не часто могу употреблять12) во зло ваше снисхождение. -

Простите меня, почтеннейший Николай Николаевич; будьте здоровы, веселы, щастливы, покойны и всегда уверены в душевной преданности и совершенном уважении к вам.

Е.Лачинов.

Книга № 22, лл. 142-143 об.

Примечания:

1) "тем более" написано над зачеркнутым: "потому".

2) "И не восхищаюсь, если" написано над зачеркнутым: "или".

3) Написано над зачеркнутым: "лучше".

4) Первоначально: "все".

5) Так в подлиннике.

6) Далее зачеркнуто: "такую".

7) Написано над зачеркнутым: "искать".

8) "а чтоб испытывать" написано над зачеркнутым: "и встретить".

9) Далее зачеркнуто: "испортила".

10) Написано над зачеркнутым: "через".

11) "некоторую часть того" написано над зачеркнутым: "все".

12) Написано над зачеркнутым: "пользов".

219

Бурцов И.Г. - Муравьеву-Карскому Н.Н.

3 августа 1825.

Гранов.

Почтенный друг Николай! Беспрерывные переходы с места на мест причиною моего долгого молчания. С генваря я не был на своих квартирах. Появившаяся в Бессарабии чума заставила двинуть три полка нашей дивизии на Днестр для составления оборонительной черты. Февраль, март и апрель несли мы сию тягостную в мирное время службу: ибо перенося все труды сродные войне, не пользуемся ни одною из выгод оной, и все-таки помним, что скоро потребуют на инспекторской смотр, в коем должны сверкать каски и блистать вся амуниция. Так с нами и было: с Днестра, по прекращении опасности, двинули нас в Киевскую губернию в лагерь при м[естечке] Соколовке. Здесь принялись мы за фронтовое образование и к смотрам Корпусного Командира и Главнокомандующего успели достаточно. Мой полк одолел многих ипо отзыву начальников получит одно из первых мест 384) . В конце июля, лагерь кончился и я снова в моем смиренном Гранове за обыкновенными занятиями: строю конюшню, баню, лазарет и пр[очее]. Смело сказать можно, что ни одно из действий полкового командира в теперешнем быту не прельщает ума, не питает воображения; но бесспорно опять, что всякой шаг более или менее влияния имеет на благосостояние вверенных ему людей. —

Что у вас делается? достойный друг. В последнем твоем письме очерчено скучное состояние твоей души, жаждущей новой жизни; - теперешнее состояние твое кажется уже тягостным и ты намереваешься выйти в отставку. Так, я в том согласен, что однообразие есть истинное мучение человека; но где ж искать лучшего? И я кажется далее 27-го года не останусь в настоящих моих отношениях - но что тогда предприму: истинно сам не знаю. Впротчем мое течение более определенно, я женат, щастлив любовью моей подруги и могу удовольствоваться малым кругом деятельности.

Недавно был у меня брат твой Андрей, он созревает в свою пользу: следы женского воспитания начинают исчезать, и со временем он возмужает совершенно. Теперь он отправился в Крым с целию путешествовать по древним обломкам сей классической страны. -

Грекам было с начала лета очень хорошо, но теперь снова говорят, что идет дурно 385).-

Прости Николай - старинный друг и товарищ. Истинная преданность никогда не изменится к тебе от Бурцова.

Книга № 23, лл. 17-18.

Примечания:

384) В следственном деле С.Г.Волконского есть показание, относящееся к этому смотру и характеризующее как состояние полка, которым командовал И. Г. Бурцов, так и методы и отношение Бурцова к солдатам и офицерам полка: "Как я в начале Лагеря, так и всегда хвалил устройство Украинского полка... и точно также как тогда, так и теперь повторяю, что полковник Бурцов обходится грубо с офицерами и позволяет и сам обходится слишком строго с нижними чинами". С.Г.Волконский отмечал, что эти строгости опорочивали И.Г. Бурцова, так как "он таким образом и способами хочет достигнуть до доведения полка в отличное фрунтовое состояние, — что можно довести постепенно усердием и терпением" и что не согласовывалось с действиями и правилами Бурцова ("Восстание декабристов. Материалы", т. X, 1953, стр. 135). Речь шла даже о применении им палок для наказаний, которые декабристы старались изгнать из употребления в своих полках, и о том, что Бурцов не старался привлекать к себе подчиненных, чтобы "всегда иметь их во власти" (там же, стр. 114). Очевидно эти обвинения были справедливы. Письма автора 1824—1825 гг. — современные событиям источники — отражают положение Бурцова, командира, получившего в командование совершенно расстроенный полк, который он не только с помощью наказаний, но и рядом хозяйственных мер в короткий срок поднял до уровня передового. Особенно характерно в этом отношении его собственное признание в письме 2 ноября 1824 г., что он "сыплет наказания, чтобы исправить дисциплину и нравственность", хотя сам отмечает, что делает это для смотров 1825 г., "на коих хочется стать повыше товарищей — вот вся невысокая цель!" Впоследствии, командуя полком на Кавказе, Бурцов, судя по отзывам современников, изменил свои методы.

385) Трудно сказать, что имел в виду Бурцов, говоря, что с начала лета грекам было очень хорошо. Летом 1824 г. в войну с греками вступил вассал турецкого султана — египетский паша Мухаммед-Али. В феврале 1825 г. Ибрагим-паша осадил Наварин. Греческое правительство было застигнуто врасплох. Крепости были почти без защиты. Колокотронис и ряд других полководцев были в заточении. Караискакис, Константинос Боцарис и другие военачальники стянули свои отряды к Наварину, но силы оказались незначительными, и Наварин пал 18 мая 1825 г. После победы под Навариным египтяне двинулись к центру Пелопоннеса и вторглись в Каламы, затем в Триполис, в конце июня подошли к резиденции греческого правительства Навплиону. Одновременно с египетскими активизировались и турецкие войска в Западной и Восточной Элладе во главе с Решид-Мухаммед-пашой. 25 апреля 1825 г. турецкие войска осадили Месолонгион. Героическая оборона этого города в течение 11 месяцев вошла в мировую историю. Таково было положение греков летом 1825 г. Письма И.Яновского проливают некоторый свет на те сведения, которыми мог располагать И. Г. Бурцов в августе 1825 г. Яновский писал 12 августа из м. Новоселицы: "Недели две назад живущие здесь греки получили уведомление из Морей, что там подкуплены были Ибрагим-Пашею 12 капитанов и секретарь Сената. Первые сдали египтянам и туркам все узкие проходы и приготовили сдачу Ниполи ди Романи, а последний выдал все секреты Сената и написал ложную весть будто Греческий Сенат разбежался и проч[ее]. — По счастью Колокотрони[с] открыл заговор сей, изменников повесили, Ибрагима-Пашу разбили совершенно и окружив его с остатком войска в каком-то укреплении ожидают, что он должен сдаться. В газетах сего еще не пишут, — но мы желаем, чтобы сие была правда. — Австрийские газеты всегда наполнены неудачами греческих действий. Буди же греки победят неприятеля, то напишут о сем, но очень поздно и то с убавками. Удивительно, по каким причинам коварная австрийская политика желает погибели, грекам". ("Прискорбно и досадно, — пикнет он далее, — что нельзя распространяться в письмах, — о равных материях; — прилипне[т ]язык к гортани" — ф. 254, кн. 23, л. 16).

220

Лачинов Е.Е. - Муравьеву-Карскому Н.Н.

5 октября 1825. М.Тульчин.

Письмо ваше, почтеннейший Николай Николаевич, от 25-го июля я получил и мнение мое о теперешнем Тифлисе подтвердилось вашими словами. - Я был уверен, что сделавшись почти столицею, ставши более известен со времени пребывания там Алексея Петровича, прославившись даже в некоторых отношениях, он не мог сохранить той простоты, в которой мы застали его. - Полагаю, что и весь край много преобразовался, а с тем вместе и первобытная, лагерная жизнь городских обитателей должна была измениться. - Прежде о Кавказе и Грузии почти столько же имели понятия, сколько о Японии; а теперь многие уже как очевидцы, или как близкие свидетели, рассказывают нам новости о бодрых горцах, о величественных красотах Кавказа, о подвигах удалых казаков и о твердости штыка рус[с]кого: правда, к последнему обыкновенно прибавляются истории о жестокости; но я не охотно этому верю - думая, что без нужды не стали бы употреблять ее и что легко осуждать поступки, но невозможно избегнуть осуждения. -

Теперь скажу несколько слов об оферзении. - Не имея до сего времени никакой особенной причины не доверять женщинам, я мог и старался беспристрастно смотреть на них: заметил слабости всем общие и может быть необходимые при нежности их сложения; видел пороки в частности; но любовался также душевными способностями и достоинствами и полагаю, что женщины склоннее мущин к добру, способнее разделять семейное щастие, особенно если муж умел проникнуть нрав жены, умел воспользоваться хорошими качествами ее, уменьшить дурные наклонности и ведет ее по настоящей дороге. — Я думаю, что мысли эти довольно сбыточны и следовательно вы можете видеть, что совершенно соглашаюсь с вами в том, что можно найти такую женщину, которая в состоянии сделать жизнь для нас приятною и даже составить щастие, если не совершенное, то по крайней мере возможное; но всегда ли от нас зависит случай отыскать это сокровище и везде ли можно найти его? Вот в чем затруднение и оно то мешает и вам и мне и сотням тысяч людей; - а не всегда в нашей воле уничтожить его и спешить туда, где бы могли надеяться найти утешение для жизни. - Если б не обстоятельства управляли людьми, то они ничего не имели бы в свое оправдание и тогда можно бы было обвинять их в случае неудачи; но теперь им остается только запастись терпением и стараясь не терять от своих ошибок благоприятных минут, ожидать, ожидать и ....1) может быть никогда не получить ожидаемого. -

От души желаю, чтоб с вами того не случилось и не сомневаюсь, что вы найдете искомое, узнавши о намерении вашем приютиться к месту на родине; но если б вы не взяли этого благого намерения, то вы в Азии, как мы в Полу-Азии нашей, едва ли б[ы] нашли подругу себе, разве особенное щастие кому поблагоприятствует. — Что касается до меня, то обстоятельства еще не позволяют мне пристально заняться отыскиванием ферзи и потому я сижу у моря, ожидая погоды; но чтоб не просидеть напрасно до светопредставления, то я постараюсь не забывать и не дать повода обвинять себя самому себе. — Между тем от всего сердца желаю вам здоровья, щастья, успехов и всего возможного. -

Прощайте, почтеннейший Николай Николаевич, и будьте всегда уверены в душевной к вам преданности и истинном уважении Е.Лачинова. —

На обороте адрес: Его высокоблагородию милостивому государю Николаю Николаевичу Муравьеву, командиру 1-го Карабинерного полка г. полковнику и кавалеру. В г. Тифлис Грузинской губернии; для доставления в Манглис, где расположена штаб-квартира означенного полка 2).-

Книга № 23, лл. 77-78 об.

Примечания:

1) Так в подлиннике.

2) На адресе штемпель: "Тульчин", почтовые пометы: "5 октября" и др.


Вы здесь » Декабристы » ЭПИСТОЛЯРНОЕ НАСЛЕДИЕ » Письма к Н.Н. Муравьёву-Карскому.