200. А.Н. МУРАВЬЕВ
Село Ботово. Ноября 17 дня 1823 года.
Любезный брат и друг Николай. Я получил два твоих письма почти в одно время. Сей знак твоей ко мне дружбы очень много меня радует. Давно уже возобновление переписки нашей было искренним моим желанием. Теперь оно совершается и тем великое мне приносит удовольствие.
В последнем твоем письме, возлагаешь ты на меня доставление твоего путешествия к подписчикам. Обещаю тебе, любезный брат, что исполню все то, что на сей щет в силах моих будет. Я уже и прежде по поручению твоему и писал и говорил об этом брату Михаилу; но видно, что он еще ничего не исполнил. С сею-же почтою еще напишу к нему в деревню, где он с семейством своим живет; и вместе с тем напишу и к типографщику Семену, какая-бы могла быть причина сего замедления? Словом, сделаю все, что только возмогу, чтобы удовлетворить справедливому твоему требованию.
В том-же письме вижу я скудное положение твоих финансов и крепко и живо чувствую твое затруднительное состояние. Ты желаешь, чтобы я поговорил об этом батюшке, что я непременно 24 числа сего месяца исполню, при свидании с ним. Не обещаю тебе однако успеха; но все, что узнаю от него тебе на следующей почте объясню. Не знаю поверишь-ли ты мне, любезный друг, но я тебе говорю правду, что вот уже три года как ни я, ни Михаил ничего, ни даже одной копейки от него не получали. Он продал Орловскую свою деревню за 217,000, как я слышал (ибо наверное о цене не знаю). Куда-же оные деньги пошли, - не знаю. В уплату-ли долгов, или в другое место? Не знаю. Много, но сколько именно не знаю, положил он на разные строения и заведения в Долголядии. Предполагать должно, что лет через пять деревня сия даст большой доход; он, я думаю, на сие надеется; и не прежде начнет нам что либо давать в год жалования. Андрею, долженствующему уже в течение декабря сего года быть офицером, обещано от него 2000 рублей в год. Он теперь, т. е. Андрей в Тульчине, и хочет к новому году приехать к нам в отпуск. За Сергея, находящегося еще у Бибикова в пансионе, платит батюшка ежегодно 2000 рублей. Я же, как тебе сказал выше, и брат Михаил, вот уже три года ничего не получили от батюшки, и живем от имений своих, с величайшею нуждою; по крайней мере, нуждаюсь я весьма много; и так много, что иной раз не знаешь, что и делать. Бог один мне помогает; ибо я нащет долгов и доходов своих, остался без всякой человеческой возможности поправиться. Ежели бы я имел, не говорю лишнее, но даже достаточное к поправлению своих финансов, то верно бы ты, любезнейший брат, положил свою гордость в карман, и взял-бы от меня сколько-бы я мог тебе уделить. Но я думал и передумывал со всех сторон, какую-бы тебе принесть помощь, и кроме сердечных желаний, в сокровищнице своей ничего не нашел. Поверь однако, любезный брат и друг, что сии сердечные для блага и спокойствия твоего желания, очень могут не остаться для тебя тщетными.
Тебе, может быть, странно покажется то, что я тебе говорить буду; но я на опыте оное испытал; да и ты также, верно не один раз, оное испытывал, ежели-захочешь привесть себе на память некоторые важные случаи твоей жизни, особенно-же со времени твоего пребывания в Грузии: т. е. когда человеческая возможность доходит до своих пределов, - когда по нашему неведению, по нашей слабости, по ограниченному нашему рассудку, не знаем мы более, что делать, и все кажется нам пропадшим - тогда-то воссиявает для нас солнце надежды, тогда начинается всемогущее действие божие, совершенно все трудности сглаживающее, все препоны как паутины разрушающее и доставляющее нам гораздо более, нежели чего мы желали! Часто случается, что не то нам дастся, чего мы хотели, ибо весьма часто хотим мы для себя вредное, хотя оно нам и кажется необходимым к щастию нашему; но уже всегда дастся лучшее и несравненно лучшее, нежели чего мы так усердно иметь хотели.
Не знаю, друг мой, как тебе эта мысль покажется; я, по крайней мере, неоднократно в истинне оной убеждался самым опытом. Для того-то нам и сказано: надейся на одного бога, а не на свои труды, и не на человеков и будь спокоен. Ибо ничего во всем обширнейшем и подробнейшем смысле сего слова, ничего, говорю, не сделается для нас вредного, как-бы страшно нам ни казалось. Все управляемо премудрым промыслом нежнейшего отца. Может-ли он не заботиться о благосостоянии твари своей, он который устроил желудок и пропитание даже самомалейшего червя и насекомого? Мы, по слепоте своей, не видим действий его над нами; по глухоте своей, не слышим гласа его; по грубости своей, не чувствуем любви его; и потому думаем, что самим себе оставлены, и мучимся и тревожимся, и беспокоимся. Ах, мы сами причиною наших страданий!
Не знаю, дражайший брат, не наскучил-ли я тебе сими размышлениями. Но мне приятно сообщать тебе мысли не в книгах почерпнутые, но на самом собственном опыте дознанные. Я бывал и нахожусь непрестанно в таковых же трудностях, потому и указываю тебе средства, коими, по милости божией, от оных избавляюсь, т.е. терпением, молитвою, и твердою надеждою на всеблагого творца. Ежели они тебе понравятся, то советую за них приняться!
Ежели же, любезный брат, буду я в состоянии принесть тебе какую нибудь денежную помощь, то я без зазрения совести, и полагаясь на нашу взаимную дружбу и родство, к тебе оную перешлю; с тем условием, что ежели ты оной не примешь, то жестоко меня обидишь. Ежели и не захочешь ты принять оную в дар, то когда можешь, отдашь, а отказа от тебя я и слышать не хочу.
Родословное описание, расписанной лист, и герб, не премину в скором времени тебе доставить.
Любезная моя жена и две дочки мои, слава богу, здоровы; первая тебе кланяется, вторые почтение свидетельствуют. Хочу я между прочим напомнить тебе, любезный друг, что тебе уже 29 лет. Не забыл-ли ты, что надобно когда нибудь жениться? Или ты положил себе, что ежели не удается один раз, то и в другой также? Или ежели не женишься на той, на которой хотелось, то уже ни на ком? Прошу покорнейше, Славный воин, Николай Николаевич, разрешить мне сии любознательные вопросы. Щастие мое, что я за две тысячи верст от тебя, — не то б Рыцарский меч твой меня наказал за такое дерзкое предложение! Но, любезный друг, рыцарские времена давно уже прошли, и для тебя также они проскакали; - а - обольготиться, успокоиться, устроиться, кажется, не худо!
Прощай, милой мой брат и друг любезный Николай, обнимаю тебя всем сердцем и остаюсь многолюбящий тебя брат и друг,
Александр Муравьев.
Книга № 16, лл. 142-143 об.
