Путешественник, солдат, исследователь: малоизвестные эпизоды поездки
Пушкину, не участвовавшему по молодости лет в баталиях 1812 года, посчастливилось принять живое участие в новых победах русского оружия, определивших будущее целого края. По дороге на Кавказ поэт вёл записи, при том, что относительно подробный отчет о поездке в действующую русскую армию появился лишь спустя почти шесть лет, после публикации «Путешествия в Арзрум во время похода 1829 года» (на возможных причинах этого мы остановимся позже). До 1835 года публиковались только «записки», которые можно считать реакцией на те или иные домыслы современников. К примеру, 22 марта 1830 года в газете «Северная пчела» была опубликована статья Фаддея Булгарина. «Итак надежды наши исчезли. Мы думали, что автор Руслана и Людмилы устремился за Кавказ, чтоб напитаться высокими чувствами поэзии, обогатиться новыми впечатлениями и в сладких песнях передать потомству великие подвиги русских современных героев. Мы думали, что великие события на Востоке, удивившие мир и стяжавшие России уважение всех просвещенных народов, возбудят гений наших поэтов, и мы ошиблись. Лиры знаменитые остались безмолвными, и в пустыне нашей поэзии появился опять Онегин, бледный, слабый… сердцу больно, когда взглянешь на эту бесцветную картину»[13]. Пушкин ответил на это всего лишь публикацией в шестом номере «Литературной газеты» за 1830 год «Извлечений из путевых записок» (отрывок «Военная Грузинская дорога»). Однако материал был написан наскоро, содержа, наряду с важным соображениями, также некоторые исторические и географические неточности.
Существует не имеющая документального подтверждения версия о том, что главнокомандующий на Кавказе граф Иван Паскевич предлагал Пушкину описать турецкую кампанию 1828-1829 годов. Но достоверно известно только то, что главным поводом к написанию «Путешествия в Арзрум» стали обстоятельства иного свойства. В 1834 году в Париже была издана книга французского дипломатического агента на Востоке Виктора Фонтанье «Путешествия на Восток, предпринятые по повелению французского правительства с 1821 по 1829 гг.: Азиатская Турция». В числе прочих нападок на русскую армию автор называет Пушкина в числе лиц, составлявших окружение Паскевича. Французский дипломатический агент сознательно принижал военное значение побед русских над турецкой армией. Паскевич подвергался в Европе резкой критике, связанной отнюдь не только с подавлением им польского восстания 1831 года. Было известно, что на северо-западном Кавказе осуществляется его проект по прокладке по побережью Черного моря линии сухопутного сообщения от Анапы до границы с Турцией. Это укрепило бы позиции России на присоединённых территориях, что вызывало открытое недовольство Парижа и Лондона. В предисловии к «Путешествию в Арзрум» Пушкин ответил на выпад французского автора: «Недавно попалась мне в руки книга, напечатанная в Париже в прошлом 1834 году… Приехать на войну с тем, чтобы воспевать будущие подвиги, было бы для меня с одной стороны слишком самолюбиво, а с другой слишком непристойно. Я не вмешиваюсь в военные суждения… Это не мое дело. Может быть, смелый переход через Саган-Лу, движение, коим граф Паскевич отрезал сераскира от Осман-паши, поражение двух неприятельских корпусов в течение одних суток, быстрый поход к Арзруму, все это, увенчанное полным успехом, может быть и чрезвычайно достойно посмеяния в глазах военных людей (каковы, например, г. купеческий консул Фонтанье, автор путешествия на Восток), но я устыдился бы писать сатиры на прославленного полководца, ласково принявшего меня под сень своего шатра и находившего время посреди своих великих забот оказывать мне лестное внимание»[14].
Между тем, о личном участии Пушкина в военных действиях имеются свидетельства в официальной «Истории военных действий в Азиатской Турции в 1828 и 1829 годах» генерала Ушакова и в «Записках» М. Пущина. Имеется и собственноручный рисунок Пушкина в альбоме Е. Ушаковой, где он изображён на коне, с пикой, в круглой шапке и бурке[15]. 14 июня он участвовал в перестрелке с турецкой кавалерией, 19 и 20 июня – в преследовании отступавшего противника, 22 и 23 июня — в походе к крепости Гассан-кале, а 27 июня – в самом взятии Арзрума. Преследуя турок, поэт не раз отрывался от войск и лишь случайно уберёгся от пуль и ранений[16].
Юрий Тынянов, один из самых добросовестных исследователей этого периода жизни Пушкина, обратил внимание на одну важную деталь: говоря о войне 1828-1829 годов, поэт пытается (как мы видели выше – Прим. авт.) описывать события с позиций стилистического «нейтралитета», складывающегося в итоге в авторскую фигуру сугубо «штатского» и непонимающего наблюдателя[17]. В то же время, как мы видим, Пушкин является не только сторонним наблюдателем, но и непосредственным участником боевых действий. Не менее интересна его роль как исследователя народов края, оказавшихся в орбите русского влияния не только в первой трети XIX века, но и значительно позже. При издании «Путешествия в Арзрум» в 1835 году к нему в качестве приложения была добавлена аналитическая справка о курдах-езидах (этноконфессиональная группа курдов, ранее проживавшая на территории современной Турции, а в настоящее время – в Сирии, Ираке, странах СНГ). Этот документ сохранился только в писарской копии, но у издателей не было сомнения, что её автором является именно Пушкин. В справке подробно описываются обычаи, традиции, верования, особенностях психологии курдов-езидов, говорится о них как о союзниках в борьбе России за Кавказ[18].
Имеется соответствующий фрагмент и в самом «Путешествии…»: «В палатке генерала Раевского собирались беки мусульманских полков; и беседа наша шла через переводчика. В войске нашем находились и народы закавказских наших областей и жители земель недавно завоеванных. Между ими с любопытством смотрел я на язидов, слывущих на Востоке дьяволопоклонниками. Около 300 семейств обитают у подошвы Арарата. Они признали владычество русского государя. Начальник их, высокий, уродливый мужчина в красном плаще и черной шапке, приходил иногда с поклоном к генералу Раевскому, начальнику всей конницы. Я старался узнать от язида правду о их вероисповедании. На мои вопросы отвечал он, что молва будто бы язиды поклоняются сатане, есть пустая баснь; что они веруют в единого бога; что по их закону проклинать дьявола, правда, почитается неприличным и неблагородным, ибо он теперь несчастлив, но со временем может быть прощен, ибо нельзя положить пределов милосердию Аллаха. Это объяснение меня успокоило. Я очень рад был за язидов, что они сатане не поклоняются: и заблуждения их показались мне уже гораздо простительнее»[19].
Историк Юрий Дружников отмечает, что реальная причина, которая привела поэта на Кавказ, долгое время обходилась как дореволюционной, так и советской пушкинистикой. Однако она была ясна главе Третьего Отделения Бенкендорфу и самому императору Николаю Первому. 30 июня 1829 года император отправил депешу Паскевичу: остановить войска «в связи с международными трудностями». «…Я предполагаю, – писал царь, – что Трапезонт не уйдет из рук ваших…» От Эрзрума до побережья Черного моря оставалось всего 200 верст – три дня военного перехода. Война заканчивалась на пике успехов под давлением западных держав[20], а разработанные геополитические проекты откладывались «до лучших времен»[21].
