Декабристы

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Декабристы » ПУБЛИЦИСТИКА » История о том, как продажа земли смягчила учесть двух декабристов.


История о том, как продажа земли смягчила учесть двух декабристов.

Сообщений 1 страница 8 из 8

1

История о том, как продажа земли смягчила учесть двух декабристов.

Нижегородский помещик

"Я нахожусь в сей губернии вице-губернатором уже восемь лет. Вашему Сиятельству известны как поведение мое, так и самая служба, в коей при отправлении должности гражданского губернатора в 1812 году удостоился изустно получить Ваше благоволение за предложение мое о собрании суммы пожертвований на обмундировку и устройство обозов, формируемых тогда Вашим Сиятельством полков".(Из письма нижегородского вице-губернатора, Александра Семеновича Крюкова, министру юстиции, члену Государственного совета, князю Дми́трию Ива́новичу Лоба́нову-Росто́вскому.)

Министр внял просьбе и в ответном письме пообещал сделать все от него зависящее, дабы помочь ему занять столь желанное кресло. 23 декабря 1818 года Александр Семенович Крюков был назначен нижегородским губернатором. Редко кто из заместителей в губернской администрации становился начальником. Этот – стал. Первым из двух нижегородских вице-губернаторов, все-таки сумевших подняться по служебной лестнице. Александр Семенович Крюков происходил из древнего боярского рода. Предок Крюковых, Салах-Эмир мурза, не поладил с ханом Едигеем и выехал из Золотой Орды к сопернику Дмитрия Донского, Великому князю Рязанскому Олегу Ивановичу. В 1371 году этот мурза крестился и принял имя Иван Мирославич. Вот праправнук его, Тимофей, прозванный Крюк, и был родоначальником Крюковых. Бояре Крюковы были в родстве с Апраксиными, Ханыковыми, Хитрово. В XIV веке был известен боярин Крюк-Фоминский Михаил Фёдорович. Яков Васильевич Крюк был окольничим и постельничим Ивана Грозного. Тульский дворянин Крюков Афанасий в 1650году - курским воеводой. В боярских списках 1706 года упоминаются Крюковы: Алексей Семенович, Григорий Матвеевич, Иван Епифанович, Иван Иванович, Иван Матвеевич. В общем, древний знатный род, внесенный в VI часть родословных книг Московской и Тульской губерний. Родовой герб дворян Крюковых был весьма символичным - два крюка, положенные крестообразно на шпагу. До своего назначения в 1810 году нижегородским вице-губернатором Крюков успел шестнадцать лет прослужить в конной гвардии. При императоре Павле, известном своей «любовью» к «гвардейским янычарам», когда за год в конной гвардии сменились почти все офицеры, Крюков карьеру решил делать на гражданской службе. Ушел в отставку и двенадцать лет был директором Государственного заемного банка для дворян и городов.


«От дворян принимать под залог деревни, полагая 40 рублей за душу»...

«... Дворяне закладывают имения на 20 лет по 5 процентов, а 3 процента идет на уплату капитала, итого 8 процентов». 1787 год. (Из указа императрицы Екатерины II. “О переименовании учрежденного в 1754 году Дворянского банка в Государственный заемный банк для дворян и городов». Яблочков М. История дворянского сословия в России. СПб., 1876. С. 565-566.)

Первые банки возникли в России в середине XVIII века. Они были государственными и организованы как сберкассы, принимавшие вклады до востребования и выдававшие долгосрочные ипотечные ссуды частным лицам и государственной казне. Первыми банками были Дворянский (с 1754г.) и Астраханский (с 1764г.). Банков в стране тогда было пять, и до 50-х годов XIX века банковская система оставалась неизменной (только после реформы 1860 года, в связи с отменой государственной монополии на банковское дело, начали возникать частные банки). "Как у двора, так и в столице никто без долгу не живет, для того чаще всех спрягается глагол: быть должным..." писал еще Д.И.Фонвизин в своей "Всеобщей придворной грамматике". Он же спрашивал Екатерину II: "Отчего все в долгах?" - и получил ответ: "Оттого в долгах, что проживают более, нежели дохода имеют" (Фонвизин Д.И. Собр. соч.: В 2 т. М.; Л., 1959. Т. 2. С. 51, 272).

Чем же занимался банк Крюкова? Долги, проценты по залогам, перезакладывание уже заложенных имений было уделом отнюдь не только бедных или стоящих на грани краха помещиков. Более того, именно мелкие и средние провинциальные помещики, менее нуждающиеся в деньгах на покупку предметов роскоши и дорогостоящих импортных товаров и довольствующиеся "домашним припасом", реже входили в долги и прибегали к разорительным финансовым операциям. А вот столичное дворянство, начиная с екатерининских времен, поголовно было в долгах. Одалживая же под залог крепостных душ и земельной собственности большую сумму, помещик сразу соблазнительно просто получал в свои руки нужное ему количество денег. В те времена жить на средства, полученные при закладе имения, называлось "жить долгами". Предполагалось, что дворянин на полученные при закладе деньги приобретет новые поместья или улучшит состояние старых. А затем, повысив таким образом свой доход, получит средства на уплату процентов и выкуп поместья из заклада. Но в большинстве случаев дворяне просто проживали полученные в банке суммы, тратя их на покупку или строительство домов в столице, туалеты и балы (помните, у Пушкина в «Евгении Онегине» - "давал три бала ежегодно и промотался наконец…"). Многие дворяне перезакладывали уже заложенные имения, что влекло за собой удвоение процентов, которые начинали поглощать значительную часть ежегодных доходов от деревень. И вновь приходилось делать долги, вырубать леса, продавать еще не заложенные деревни. А дед Пушкина, например, продавал свои московские вотчины и покупал имения в Нижегородской губернии, в Большом Болдино. Земли-то были не хуже, однако подешевле. Так же сделал и Крюков. А уж он-то, в силу служебного положения, прекрасно знал ситуацию. И стал Александр Семенович Нижегородским помещиком, прикупив землицу в Нижегородской губернии, а с ней и заложенные в Государственном заемном банке деревни, в том числе Мышьяковку и Сормово, да в них 400 душ крепостных. Кстати, по тем временам название Мышьяковка способно было у понимающего человека вызвать нешуточный интерес - русское название «мышьяк» произошло от "мышь" (то есть препарат для истребления мышей и крыс). В амбарах и хранилищах помещиков и купцов эти самые грызуны - крысы и мыши - в те времена при оптовой торговле зерном, были просто бедствием. Природные же минеральные образования, пригодные для экономически целесообразного извлечения мышьяка, встречаются не так уж часто. Особенно недалеко от множества портовых и торговых складов, которыми богат Нижний Новгород. А, значит, от продажи мышьяка можно было иметь очень неплохой доход.

Крюкова ценили. От государя за службу в банке Александр Семенович был удостоен бриллиантового перстня. Однако хотелось служебного роста, да и дети (сыновья Александр, Николай, Платон и дочь Надежда) подрастали. Вот к имениям своим и хотелось быть поближе. В 1810 году он сменил место службы. А уж опыта у нового Нижегородского вице-губернатора было - хоть отбавляй. С первого же дня после назначения вице губернатором он с головой ушел в работу. Исполнительный и инициативный (что, согласитесь, весьма ценно) он стал незаменимым помощником губернатора А. М. Руновского.

1812 год. Герой Турецких войн, лично Суворовым награжденный золотой шпагой «За храбрость», генерал от инфантерии князь Дми́трий Ива́нович Лоба́нов-Росто́вский, бывший военный губернатор Петербурга, а с 1810 года Лифляндский, Эстляндский, Курляндский генерал-губернатор и Рижский военный губернатор, назначен воинским начальником на территории от Ярославля до Воронежа. Его задача – срочное формирование воинских соединений. Не дожидаясь приезда губернатора А.М.Руновского с курорта, где тот «поправлял пошатнувшееся здоровье», Крюков начинает сбор на это денег самостоятельно. Для бывшего директора банка - привычная работа. Выполнено было оперативно и весьма успешно - собрано 52 тысячи рублей. И князь Лобанов-Ростовский лично благодарит Крюкова, - на эти деньги он смог уже в сентябре 1812 года обмундировать и отправить в армию сформированные им 8 пехотных и 4 егерских полка - целых две пехотных дивизии.

2


Спереди на шапке - крест и вензель императора

"…. долго, весьма долго не забудут враги наших пеших казаков, - так называли они ополченцев, - спрашивая, откуда они, эти бесстрашные люди с крестом на лбу, пришедшие на их пагубу". (Барон фон Штейнгель, Владимир Иванович, декабрист.)

Капитан-лейтенант фон Штейнгель, будучи в отставке, в 1812 году вступил в Петербургское ополчение. Участвовал в заграничных походах 1813—1814 годах. С сентября 1814 года - адъютант при московском генерал-губернаторе А.П.Тормасове. Участвовал в восстановлении Москвы.

Въ Нижегородскомъ ополченiи знамена белаго цвета, съ золотыми, вокругъ коймами и лавровыми ветвями. На одной стороне изображены, писаные золотомъ: крестъ, корона, вензелевое имя Императора Александра I и надписъ: “За Веру и Царя”. По сторонамъ креста буквы: Н. и 0. (Нижегородскаго ополченiя); а по сторонамъ вензеля нумеръ полка и баталiона, какъ, напримеръ, въ 1 баталiоне 1-го полка: 1-го П. 1 го Б. На обороте представленъ темнокраснаго цвета олень съ золотыми рогами (*Олень сей, изображающiй Нижегородскiй гербъ, представленъ на знаменахъ не совсемъ верно; онъ долженъ быть красный, съ черными рогами и черными копытами.), а подъ нимъ золотая арматура. Копья на древкахъ прорезныя, съ вензеловымъ именемъ Императора Александра

6 июля 1812 года в Санкт-Петербурге был опубликован манифест о создании всенародного ополчения в помощь регулярным войскам для борьбы с Наполеоном. Создавали его как временную вооруженную силу. Ополчение формировали в 16 центральных губерниях России, разделенных на 3 округа, и 4 губерниях Украины. А в тех губерниях, которые не вошли в эти округа, по инициативе жителей тоже создавали отряды ополченцев. Сформировали конный эскадрон Херсонской губернии, корпуса олонецких и курляндских стрелков, корпус лифляндских егерей, лифляндский казачий полк, отряды Вологодской губернии. Были и ополченские формирования, создававшиеся состоятельными лицами на свои средства, например гусарский полк графа П. И. Салтыкова, казачий графа М.А.Дмитриева-Мамонова и батальон великой княгини Екатерины Павловны. Вооружались, снаряжались и содержались ополченцы только на пожертвования. Основной же контингент ополчения составляли крепостные крестьяне. Их принимали в ополчение только с ведома помещика (по 4-5 человек в возрасте 17-45 лет от ста здоровых мужчин). А ремесленники, мещане и духовенство вступали в него добровольно. Командиры избирались дворянством из отставных офицеров.

Командующим войсками ополченского округа в Казанской, Нижегородской, Пензенской, Костромской, Симбирской и Вятской губерниях был назначен генерал-лейтенант граф Петр Александрович Толстой. Его послужной список впечатляет - губернатор Петербурга, командир лейб-гвардии Преображенского полка, Посол в Париже (1807- 1808). Небезосновательно говорили, что именно хлопоты по формированию ополчения окончательно подорвали здоровье губернатора А.М.Руновского. Дел было невпроворот и у вице-губернатора А.С.Крюкова, и у предводителя Нижегородского дворянства, ставшего командиром ополчения, камергера князя Г.А.Грузинского. Не только как у администраторов, но и как у помещиков, - ополченцев ведь им надо было найти из собственных крепостных. Кстати, и командир ополчения, князь Г.А.Грузинский, был личностью весьма колоритной. Этот екатерининский вельможа обосновался после Санкт-Петербурга в своем поместье Лысково. Это богатое село потомкам грузинского царя Вахтанга VI пожаловал царь Пётр I. Егора Александровича Нижегородцы так и звали - «царевич грузинский». Его придворный титул приравнивали к генеральскому, а за активное участие в дворянском собрании Нижегородские дворяне трижды избирали его своим предводителем. О жестокости князя ходило много легенд, но самую страшную поведал нижегородский краевед Дмитрий Смирнов. Хоть и был князь крупным благотворителем, но у себя в усадьбе — форменный деспот. Частенько бывал бессмысленно жесток, не считал крепостных за людей и беспощадно их колотил. Некоторые от него бежали. Взамен беглецов князь «привечал» у себя крестьян, бежавших от других владельцев, не интересуясь, кто они и откуда. Таким князь давал имена бежавших крестьян. Однажды стража доложила, что губернатор едет с проверкой жалоб. Недолго думая, князь согнал всех беглых под мельничную плотину и велел подрубить опоры. Тогда утонуло несколько десятков крестьян. После многих подобных «художеств» князя наконец-то удалось отдать под суд. Но он и тут отвертелся, найдя хитроумный выход из ситуации. Подкупив кого надо, Грузинский сам себе устроил пышные похороны. Числился князь мертвым три года, с 1798 по 1801 год, однако быстренько «ожил» по восшествии на трон нового царя. Александр I князя сразу же простил. Вот этот-то матерый крепостник не побоялся встать во главе 12 462 крепостных, ставших в ополчении ратниками. И, представьте, неплохо командовал Нижегородским полками - пятью пешими и одним конным.

Нижегородские ополченцы были одеты в серую форму. Каждому ратнику полагался ранец. В нем - рубаха, портки, рукавицы, портянки, онучи, запасные сапоги и провиант на трое суток. Пехотинцы вооружены были пиками и топорами. «Ополченiе сiе (5 полковъ пешихъ и 1 конный) при сформированiи его было одето согласно постановленiю Графа Толстаго, причемъ шапки имело четыреугольныя, въ роде уланскихъ, съ околышемъ изъ черной овчины; пешiе воины были вооружены пиками, съ широкимъ плоскимъ острiемъ, а конные обыкновенными пиками и саблями и имели казачьи чепраки, изъ сераго, съ обкладкою и вензелями изъ краснаго сукна. Они отличались отъ пешихъ еще темъ, что имели на шапкахъ, вместо меховаго, серый, суконный околышъ, съ двумя выпушками изъ краснаго сукна; такую же выпушку по верхнему и боковымъ краямъ воротника, у обшлаговъ и вдоль борта; серые, суконные кушаки, съ красною, суконною выкладкою по краямъ, и такую же выкладку, въ одинъ рядъ, на шараварахъ».

3

«Объ обмундированiи офицеровъ Нижегородскаго ополченiя сведенiй не сохранилось»

В декабре ополчение выступило на биваки. Ушел с ним и старший сын вице-губернатора, семнадцатилетний корнет Нижегородского конного полка Александр Александрович Крюков, и ополченцы-ратники из крепостных крестьян его отца. Присоединение ополчений к армии позволило не только использовать их непосредственно в боевых действиях, но и освободить строевых солдат от дел боевого обеспечения -охраны обозов, парков, лагерей, коммуникаций, складов; работы санитарами, саперами, ездовыми, - и таким образом усилить регулярные войска. В мае 1813 года Резервная армия Лобанова-Ростовского и корпус генерала Д.С.Дохтурова тоже вошли в ополченскую армию генерал-лейтенанта П.А.Толстого. И эта армия двинулась в заграничный поход, где в качестве резерва находились при русской армии в сражениях под Дрезденом и Рейхенбергом. Ополченцы участвовали в осаде Дрездена, после чего часть ополчения была отправлена в помощь войскам, осаждавшим Гамбург, а часть осталась при осаде крепости Глогау. Александр Крюков в рядах нижегородского ополчения (почти все рядовые ратники которого, напомню, были крепостными крестьянами) воевал всю заграничную компанию 1813-1814 годов. И воевал храбро, раз за участие в сражениях был награжден медалью. Может быть, в этот период жизни он и переосмыслил свое отношение к крепостным. Согласитесь, это жуткое социальное неравенство – храбро воевавшие соратники Александра при расформировании ополчения превращаются опять в «сиволапых крестьян» и возвращаются своим помещикам, - а он, отпрыск знатного рода боярского корнет Крюков, переходит на службу в Ольвиопольский гусарский полк...

Ольвиопольским гусарским полком тогда командовал генерал-майор Д.В.Шуханов. Сформированный в свое время из Сербского и Болгарского гусарских, полк славился в армии отчаянными рубаками и наездниками. В 1806 - 1807 годах полк в составе корпуса генерала Витгенштейна дрался в Молдавии против турок. Вступил в войну 1812 года в составе Дунайской армии. К Бородино полк не успел, зато во время заграничного похода показал себя в сражениях с французами при Дрездене и Барсюр-Об. Под Барсюр-Об французскими войсками командовал старый противник Витгенштейна, маршал Удино. В разгар боя бывший гусар Витгенштейн «тряхнул стариной» и лично возглавил лихую кавалерийскую атаку Псковского кирасирского и Ольвиопольского гусарского полков, вдребезги разбив наступающую конницу французов. После этого маршал Удино и отдал всем своим войскам приказ об отступлении. А тяжело раненый в этой атаке граф Витгенштейн продолжал руководить наступающими войсками. Нижегородский конный полк тоже участвовал в тех сражениях - и при Дрездене и при Барсюр-Об. Корнета Крюкова тогда заметили и предложили служить в Ольвиопольском гусарском полку. Вскоре Александр получил повышение и стал гусарским поручиком.

4

«Примите нас под свой покров, Питомцы волжских берегов!"

Примите нас, мы все родные!

Мы дети матушки – Москвы!

Веселья, счастья дни златые,

Как быстрый вихрь промчались вы! ...

Погибнет он! Москва восстанет!

Она и в бедствиях славна;

Погибнет он. Москва восстанет!

Россия будет спасена!

Примите нас под свой покров,

Питомцы волжских берегов!»

- писал в 1812 году Василий Львович Пушкин, дядя великого поэта в стихотворении «К жителям Нижнего Новгорода».

Для победы над Наполеоном требовалось не только срочно собрать ополчение и немалые денежные средства. После смерти Руновского Нижегородским губернатором стал родственник А.С.Крюкова, Степан Антонович Быховец Он принял этот пост в нелегкие для России времена и первым делом стал разбираться с неотложными делами: мобилизацией рекрутов, размещением пленных, организацией лазаретов и тому подобным. Тем более что ранее провинциальный и тихий город оказался в это время одним из главных культурных центров России. Почему? Да ведь в Нижний переехали, спасаясь от наполеоновской армии, многие московские учреждения, да и сами москвичи предпочитали прятаться от Наполеона именно в Нижнем.

"Нижегородский кремль увидел в своих стенах казначейство с его золотым запасом, московский сенат, государственные архивы, почтамт. Старинные, видевшие еще Ивана Грозного, нижегородские башни приняли в свои недра столичные ценности и документы, а нижегородская казенная палата и другие присутствия разместили у себя московских чиновников". Московский университет тоже переехал в Нижний Новгород. Сюда прибыли ректор университета Гейм, одиннадцать профессоров, студенты и гимназисты до университетской академической гимназии. На восьмидесяти подводах привезли научные коллекции и приборы. В Нижний переехали многие семьи аристократов: Римские-Корсаковы и Архаровы, Оболенские и Одоевские, Муравьевы и Дивовы, Карамзины и Вяземские, Анненковы и Кокошкины, Шаховские и Пушкины привезли с собой капиталы, привычку к шумной рассеянной светской жизни, последние моды и крупную карточную игру. Местная власть не ударила в грязь лицом перед светскими львами. В домах губернатора и вице-губернатора шли непрерывные праздники и балы. Сначала в этих «развлечениях» участвовали только русские, но вскоре присоединились и иноземная знать – после разгрома 1812 года в Нижний начали прибывать ( и в немалом числе) пленные из Наполеоновской армии. Это были вовсе не те сломленные и изнуренные люди, которых нам рисовала отечественная историография. И знали они не только два русских слова "хлеба! соли!", как нам вдалбливали в школе. Да, солдаты и офицеры Наполеоновской Великой Армии после битвы под Малоярославцем сдавались в плен сотнями, но они попадали они далеко не в концлагерь. Итальянцы, испанцы, немцы, поляки, французы — всему этому «воинству» находилось в плену дело. А уж если в плен сдался дворянин – «шевалье», то его вообще обязательным порядком определяли на жительство в русскую дворянскую семью. Поэтому далеко не все наполеоновские вояки так уж мечтали вернуться в свои страны, где была разруха или шла война. В Нижнем на каждого пленного городская казна ассигновала пятачок в день, да еще и подрабатывай, как можешь...

Было среди сосланных в Нижний Новгород пленных немало ветеранов Великой Армии, завоевавшей всю Европу. Той армии, костяк которой составляли бойцы французской революционной армии образца 1793 года. И которая воевала под лозунгом «Мир хижинам – война дворцам!». Далеко не все они стали роялистами. Просто профессиональные и много повидавшие на своем веку вояки. Довольно культурные и грамотные. И весьма привлекательные для молодежи и нижегородских дам, между прочим. Иные даже стали учителями и наставниками молодежи, когда в 1813 году домой вернулся воспитанник Московского университетского Благородного пансиона Николай Крюков. В Нижнем он поступил в пансион Стадлера, а потом жил в доме родителей и брал уроки у учителей Нижегородской гимназии. Тогда-то он начал набираться своих «якобинских» идей, в том числе и от пленных французов. И впервые от одного из этих республиканцев узнал семейный секрет Крюковых - историю о «верном Национальному собранию гражданине Манжене», - то ли однофамильце, то ли родственнике его по матери. Романтический юноша проникся республиканскими идеями и презрением к монархам. Не зря его показания в следственной комиссии по делу декабристов свидетельствуют о его идейной убежденности: «Вступить в общество побудило меня желание блага моему отечеству». Кстати, в среде декабристов Николай Крюков слыл философом и политиком, за что пользовался безграничным доверием П.И. Пестеля.

5

Так что же это была за история с однофамильцем его матери?

Цитирую из письма Дени Бело - своему отцу. Источник: Louis Bunneville de Marangy, Journal d'un volontaire de 1791. Paris 1888. Приведено по: Г.Ландауэр. Письма о французской революции. Письмо датировано «Сен-Менеуль, 15 марта 1792 года». Из всего письма приведу только фразу: «…..Господина и госпожу Людовик XVI, а также их детей заставили остановиться у господина Манжена, управляющего делами общины Варен».

События же лучше изложить современным языком. Удивительно, что за этот сюжет не ухватился Александр Дюма - старший. Попытка роялистов увезти Бурбонов очень уж напоминала отчаянную попытку постаревших на двадцать лет мушкетеров спасения короля Карла I от безошибочной логики мщения Оливера Кромвеля. Ну, а если поподробнее…… 20 июня 1791 года семья французского короля Людовика Шестнадцатого бежала из охваченного революцией Парижа. Спасение царственной семьи замышляли маркиз де Буйе и граф Аксель Ферзен. Первый готовил посты и конвой из роялистски настроенных офицеров и солдат, второй придумал путь и способ бегства. Ферзена почему-то в литературе называют шведом. Но его связь со Швецией заключается только в том, что корпус его отца, русского генерала Ивана Евстафьевича, 22 июня 1790 года успешными действиями на суше помог победе эскадры адмирала Чичагова над шведами в Выборгском сражении. За это лифляндец И.Е. Ферзен и стал графом, генерал-поручиком, кавалером ордена Александра Невского. Так что последний любовник королевы Марии Антуанетты, граф Алексей Иваныч Ферзен, имел уж самые что ни на есть подлинные документы Российской империи. На сцену появился знаменитый экипаж «берлин», который Ферзен «занял» у соотечественницы, русской баронессы Корф. По документам она вместе с камеристкой, лакеем и двумя детьми возвращалась домой. Мария-Антуанетта стала Корф, король – лакеем (между прочим, это соответствовало распределению ролей в семье). И вот ничем не подозрительный экипаж и его пассажиры благополучно подъезжает почти к самой границе. Документы – подлинные, а предъявляет их граф Ферзен, прекрасно объясняющийся на нескольких языках. Подозрений не возникает ни малейших. Вот только в деревне Сен-Менуэльд, где фальшивые Корфы переменяли лошадей, почтмейстер Друэ обратил внимание на странное сходство лица лакея баронессы с профилем, изображенным на ассигнации. Бравый патриот, прекрасно объясняющийся на немецком, и по акценту лакея тоже понял, кто это – весть о бегстве королевской семьи из столицы донеслась и до этих мест. И Друэ дает команду своим подчиненным тянуть со сменой лошадей. Два республиканца – офицер Гильом и Друэ отправляются в путь по известным им тропинкам в Варен. Первая их забота - уведомить общинное управление.

Городок Варенн на востоке Франции. Арка ворот, ведущая внутрь селения, похожего, как утверждают некоторые, на перевернутое седло. В ночи журчит невидимая речка Эра. Ведущий через нее маленький мост, который должны были миновать беглецы, забаррикадирован наваленными телегами и тяжелой мебелью. У въезда на него стоит два маленьких полевых орудия. А у ворот толпится с полдюжины людей, кое-как одетых, вооруженных громоздкими ружьями. Подъезжает огромный роскошный экипаж, «берлин» (были такие в конце восемнадцатого века: на высоких красных колесах, обитый изнутри белым утрехтским бархатом, с зелеными шторами). Во тьме раздаются крики «Стой!», вспыхивают спрятанные под полой фонари, кто-то хватает лошадей под уздцы, а дула уже направлены на пассажиров экипажа. Вперед выходят управляющий делами коммуны Варенна и командир местной национальной гвардии. Парижские журналисты писали, что в свете факелов оба смотрелись весьма живописно: Манжен был в сюртуке, надетом на голое тело, и в домашних туфлях — его только что разбудили. Командир тоже в мундире на голом теле. Зато он весь обвешан оружием: на боку шпага, в одной руке пистолет, в другой - ружье. После недолгих переговоров «господина и госпожу Людовик XVI, а также их детей» просят остановиться у господина Манжена, управляющего делами общины Варен. Король пытается спорить:

«Французы ошибаются, если думают, что преданность монарху угасла в их сердцах. Чтобы доказать им это, я возьму с собой вас, солдаты национальной гвардии. Вы проводите своего короля до границы».

Но Манжен и командир гвардейцев молчат.

Обманутый этим молчанием, король повелительно обратился к Манжену: «Приказываю вам немедля собрать отряд и велеть запрягать лошадей в мою карету!»

На это Манжен ответил печально: «Нет, сир. Мы не имеем права тронуться с места, пока не приедут люди из Парижа».

«Но я так хочу, я вам, наконец, приказываю!» - сказал Его Величество.

Тут оба, - Манжен, и командир национальной гвардии... расхохотались. А молоденький офицерик взрывает мост. Он догадался о том, что со стороны границы может подойти подмога. Теперь город окончательно отрезан.

Часы бьют пять, но маркиза де Буайе с подмогой из-за границы нет. С последним ударом часов входят посланцы из Парижа. Они привезли декрет Национального собрания. Оба в помятой одежде — скакали всю ночь. Они заговорили, перебивая друг друга: «Сир! В Париже волнения... люди готовы перебить друг друга… Интересы государства... Вот декрет Национального собрания... Вам надлежит вернуться...». Король прочел и сказал: «Во Франции больше нет короля».

«Семье нужно время, чтобы, не торопясь, собраться» - говорит король. Ему обещают. Но кто-то на улице уже разъяснял толпе, что король ждет солдат, которые должны освободить его. И вскоре чернь угрожающе кричала за окном: «Толстяка в Париж! За ноги втащить его в карету! И шлюху тоже!»… Уже тысяч десять людей пришло в город.

«Я никогда не видел такой ярости», - сказал герцогу де Шуазелю пришедший с посланцами толпы Манжен.

В восемь часов, поняв, что де Буайе уже не придет, король, усталый и беспомощный, уступил толпе. Маркиз же с полком пришел только к девяти часам - неповоротливый немецкий полк собирался слишком долго. Немцы не горели желанием рисковать жизнями ради французского короля. У самого города полк де Буайе встретили звуки набата, разрушенный мост и Манжен с несколькими тысячами национальных гвардейцев на том берегу. С известием о том, что Семья уже час с лишним находится на пути в Париж! Полк спешился у реки, не смея форсировать брод. Маркиз плакал...

Возвращенные в Париж Бурбоны ничего уже, кроме ненависти и презрения, не вызывали. Участь их была решена. Несмотря на принятую вскоре конституцию, сохранявшую монархию, Людовик VI и его семья оказались под негласным арестом. Восстание 10 августа 1792 года, свергнувшее монархию, поменяло только условия заключения. Чуть больше, чем через год, все было кончено: сначала гильотинировали короля, затем – королеву. Наследник престола, мальчик дофин, умер в тюрьме. Потом казнили тех, кто казнил короля и не успел эмигрировать. Затем пришел молодой и энергичный генерал Бонапарт, разогнал всех оставшихся в живых честолюбцев и создал Первую империю. Многие ее солдаты в 1812 году или усеяли своими костьми Старую Смоленскую дорогу в России, или угодили в русский плен. От них-то историю «о гражданском мужестве республиканца господина Манжена» и услышал молодой Николай Крюков. И о ее действии на романтического юношу можно только догадываться.

6

Оставаться в Нижнем А.С. Крюков собирался надолго

Прекратились военные действия на рубеже 1813-1814 годов. При расформировании ополчения возвратились домой и Нижегородские ополченцы. Сын Крюкова Александр перешел в Ольвиопольский гусарский полк поручиком и надел зеленый доломан и ментик. Николай уехал учиться. Но вернуться к обычной в провинции жизни россиянам как-то не удавалось - насмотрелись на иноземную жизнь в заграничных походах, да и в награду за победу ждали от государя-императора не только кресты и медали. В Российском ополчении состояло не менее 420 тысяч человек. Немало было среди них и известных литераторов, - П.А.Вяземский, В.А.Жуковский, С. Н. Глинка, И. И. Лажечников, А. А. Шаховской, А. С. Грибоедов и М. Н. Загоскин. Однако, к сожалению, ни один из них не написал о роли рядовых ополченцев в этой войне. И, очевидно, не зря. Роль народа в победе над Наполеоном откровенно замалчивалась. Начались "брожения" среди крестьян, разговоры "о воле". В начале 1815 года Нижегородский губернский прокурор Николаев доносил министру юстиции князю Лобанову-Ростовскому: «В Нижнем появились разглашатели пустых новостей насчет освобождения всех крестьян от власти помещиков. С присовокуплением слов, оскорбительных для государя». 12 марта 1815 года канцелярский чиновник Снежницкий рассказывал у себя в присутствии, что, как он слышал на базаре, «государь уже приказал отобрать всех помещичьих крестьян в казенное ведомство». Получил взыскание - такие рассказы очень не нравились начальству. Оно приказывало приводить к порядку "распоясавшееся" население. И старались, приводили. Чтобы другим не повадно было, арестовали приехавшего из Петербурга с капитаном Любанским дворового человека Дмитриева (тот рассказывал "о даровании всем крестьянам вольности и что об этом уже читан был манифест в Казанском соборе"). Выдрали Дмитриева плетьми и отдали в солдаты.

15 августа 1816 года случился страшный пожар на Макарьевской ярмарке. Шептались, что не без участия Нижегородского губернатора Быховца и вице губернатора Крюкова (они якобы угадали желание канцлера Николая Петровича Румянцева). Новую ярмарку решили открыть в Нижнем Новгороде. Торговля в 1817 году на новом месте прошла с выдающимся успехом, на ярмарку было привезено значительно больше товара, чем в предшествующем году к Макарию. Купечество было в восторге от блестящей торговли и отметило это, может быть, не без влияния Быховца, целым рядом празднеств по окончании ярмарки, закрывшейся 15 августа. Но немалые хлопоты со строительными подрядами для новой ярмарки Быховцу «вышли боком» - он угодил под суд. В столице вспомнили об энергичном и опытном вице-губернаторе. В 1818 году Крюков наконец-то занимает это, так манившее его, кресло. Благо, и все дела уже знакомы новому губернатору - как-никак целых восемь лет он по существу управлял губернией и брал на себя немалую губернаторских забот и хлопот.

Оставаться в Нижнем А.С.Крюков собирался надолго. Об этом говорит купленный им, а точнее, его женой, дом на главной улице города (сейчас в нем располагается областной суд Нижнего Новгорода). Сохранилась купчая, из которой следует, что "дом этот 4 мая 1811 года продан майором Петром Лукиным сыном Михайловым за 8 тысяч рублей ассигнациями супруге статского советника Александра Семеновича Крюкова. Но не только Александр Семенович отличался предприимчивой жилкой, но и «англичанка по происхождению» (думается мне, что ее английское происхождение придумано супругами Крюковыми для того, чтобы скрыть кое-какие факты, о которых речь шла выше) супруга его, в девичестве Елизавета Ивановна Манжен (Mangin), от него тоже не отставала. По ее распоряжению купленный каменный дом соединили с флигелем, который она построила. И дом несравненно преобразился. В те времена все губернаторы жили в казенных домах, где всегда размещалась их канцелярия и казенное присутствие (мобильников-то у них не было, а многие вопросы требовали оперативного вмешательства). И когда Крюкова назначили губернатором, хозяйственная Елизавета Ивановна продала собственный дом казне. Правда, уже за 30 тысяч рублей - ну надо же было как-то компенсировать затраты. С этим самым домом, где в свое время А. С. Пушкин у губернатора Бутурлина побывал, связана и история возникновения Гоголевского «Ревизора».

7

Дети губернатора успешно делали карьеру

Поручик Александр Крюков 23 мая 1817 года стал адъютантом главнокомандующего 2 армией, графа Витгенштейна. В прошлом отчаянный гусар, награжденный золотой саблей «За храбрость», граф и адъютантов себе под стать подбирал - они считались самыми отчаянными храбрецами в русской армии. 8 июля 1812 года корпус П.Х.Витгенштейна у села Клястицы к северу от Полоцка разгромил французского маршала Ундино, который превосходил его по силам, заслугам, военному опыту. Ундино должен был соединиться с войсками маршала Макдональда, вместе с ним взять в осаду Ригу и захватить Санкт-Петербург. После этой победы Наполеон отказался от намерения захватить столицу Российской империи и направился на Москву. Имя графа в то время было у всех на устах. В знак величайшего уважения жители Пскова подарили победителю икону чудотворца Гавриила с надписью: «Защитнику Пскова, графу Петру Христиановичу Витгенштейну». Дворяне Ржева выплавили золотую медаль с портретом полководца, жители Больших Лук просили у него разрешения поставить в своем городе памятник, архимандрит Печерского монастыря — построить в его честь храм Пресвятой Божьей Матери с установлением бюста. В Пскове хотели установить памятник генералу напротив Троицкого собора. Но Витгенштейн отказался от всех почестей, считая победу над грозным врагом заслугой заслугой воинов своего 1-го корпуса. Эту его операцию Главнокомандующий армией М.И.Кутузов назвал полной победой, отметив, что лучше воевать в его ситуации не смог бы никто. Витгенштейн никогда не стремился к чинам, ставя честь выше почестей. «Чести моей никому не отдам», — было написано на его гербе. Он стал и главнокомандующим (после смерти М.И.Кутузова). Но должность эту занимал недолго. «Поскольку в армию прибыл Барклай де Толли, который старше меня и в команде которого я всегда находился, мне приятно быть под его руководством», — писал он Александру І.

У такого прославленного командира Александр Крюков и был адъютантом. В январе 1819 года Крюков, оставаясь адъютантом командующего 2-ой армией, был переведен в лейб-гвардии Конно-егерский полк. А 8 февраля 1820 года - в самый элитный полк империи, лейб-гвардии Кавалергардский, которым командовал брат его приятеля, полковник Владимир Иванович Пестель.

Дочь Крюковых, Надежда, вышла за родовитого аристократа - князя Владимира Александрова Бековича-Черкасского, сына смоленского губернатора, генерал-поручика, тайного советника. Муж ее был внуком Михаила (Алея) Алегуковича Черкасского, боярина с 1679 года и любимца Петра I. Того, кто первым в русской истории был избран на должность генералиссимуса. В числе приданого невесты была и деревня Мышьяковка.

Поступивший в 1817 году в столичную Школу колонновожатых (впоследствии Академия Генерального штаба), Николай Крюков весьма успешно ее заканчивает, получает чин прапорщика и направлен в армию на юг страны, под крылышко к старшему брату. В штабе 2-й армии прекрасно принят офицерами, становится близким другом Павла Пестеля, адъютанта графа Витгенштейна, сына генерал-губернатора Сибири, Ивана Борисовича Пестеля. А подполковник Мариупольского гусарского полка Павел Иванович Пестель — лицо, достойное подражания. Блестяще окончил Пажеский корпус в Петербурге. Герой войны - отличился в сражении под Бородино, где был тяжело ранен; награжден золотой шпагой «За храбрость», которую ему вручил лично М.И. Кутузов. В заграничном походе 1813–1814 года показал свою храбрость в битвах при Дрездене, Кульме, Лейпциге и Барсюр-Об.

Братья Крюковы приняты не только в доме командующего, но и у начальника штаба 2-ой армии генерал-майора П.Д.Киселёва, начальника 16 пехотной дивизии генерал-майора М.Ф..Орлова, генерал-интенданта О.Юшневского и в доме полковника Горленко, мужа племянницы жены командующего. Они на дружеской ноге и с сыном командующего, флигель-адъютантом императора Александра I Львом Петровичем Витгенштейном, и с родовитыми аристократами, бывшими гвардейцами - нижегородцем Михаилом Бестужевым-Рюминым и Сергеем Муравьевым -Апостолом.

В общем, карьера сыновей складывается успешно. Губернатору, правда, говорили, что дети немного фрондируют, но это ничего. Просто после окончания заграничного похода золотая молодежь России снова стала играть в конспирацию. Ведь война породила большое число молодых и политически активных офицеров, желавших играть в жизни страны более активную роль, чем гарнизонное прозябание или столичные кутежи. Это под впечатлением увиденного в Европе в годы европейского похода. Но вот только впечатление на них произвела вовсе не истощённая войной Франция в преддверии реставрации, а те самые контр реформы, которые провели в Австрии и Пруссии для модернизации и укрепления монархического режима. Ну, а с такой верноподданной оппозицией даже государь-император Александр I говорил спокойно об испанской революции 1820 года, - «нас это не касается». А раз так — то и за сыновей беспокоится нечего.

"Дома строятся в два этажа, деревянные, по планам, выдающимся из строительного комитета, и расположены со всеми удобствами для пристанища в них приезжающих на ярмонку".

Частный дом в нагорной части (тот самый, который Елизавета Ивановна впоследствии завещала сыновьям) и дом в Сормовском имении Крюковы построили уже после перепланировки города. Жила же семья губернатора в казненном доме на Покровке, а новый губернаторский дом строился на ярмарке. Еще в 1821 году Крюков писал в столицу: «осуществление конфирмованного в 1804 году плана города из-за крутых гор, глубоких оврагов и по другим причинам невозможно. На обращенных к Волге косогорах ютятся делающих безобразие 528 домов нижегородской бедноты». …. «В городе только тридцать зданий каменных, да и те, за исключением казенных, незначительны». Он просил перепланировать Благовещенскую слободу, "господствующую над ней гору", район Ямских слобод, канатных заводов, Благовещенскую площадь, Покровскую, Ильинскую и Телячью улицы. Дело сдвинулось - на основе предложенного директором Комитета по делам строений и гидравлических работ России генерал-лейтенантом Августином Августиновичем Бетанкуром был составлен новый план города, ставший на десятилетия основой его развития. А после того, как план утвердил Александр I, в Нижнем началось грандиозное строительство. Близ села Гордеевка наладили работу трех кирпичных заводов, выпускавших до 3 миллионов кирпичей ежегодно. В первую очередь, конечно, строили ярмарку. Современники писали: "Мы нашли большую часть сего огромного предприятия свершенным. Главные корпуса, определенные для жительства губернатора, для помещения банков, биржевой залы, ресторации и пр. и пр., кончены, равномерно и значительная половина гостинаго двора; нет сомнения, что ярмонка перейдет из балаганов в новый гостиный двор". Строили в нагорной части, да и соседняя с ярмаркой Кунавинская слобода тоже преображалась: запущенные до того улицы приводились в порядок, на месте старых лачуг строили большие двухэтажные дома.

24 августа 1822 года состоялось освящение нового каменного гостиного двора. "Посреди главной площади, против биржевого зала, нарочно устроена была большая галерея, по которой Преосвященный Моисей, епископ Нижегородской и Арзамасской, с многочисленным духовенством совершал молебствие с водосвятием и окроплял ярмонку святою водою. После сего гражданский губернатор А. С. Крюков дал в большой зале губернаторскаго дома завтрак, на который приглашены были все чиновники и духовенство.

«С сего самого дня уже развевался флаг ярмонки, как знак ея существования».

Не все получалось гладко у Александра Семеновича: в 1823 году разгорелся крупный скандал. Во время ревизии Нижегородского уездного казначейства были обнаружены огромные даже по тем временам хищения. Некто Попов, назначенный казначеем, умудрился за шесть лет украсть 730 тысяч рублей! Росли аппетиты казначея почти в геометрической прогрессии: в 1816 году, в губернаторство Быховца, он "взял" из казны всего лишь 150 рублей, а в 1818 - 2 081 рубль, то в губернаторство Крюкова сумы были несколько иные – в 1820 уже 202 526 рублей, в начале 1823 года аж 230 000 рублей! А ведь этого вора-казначея на этот пост рекомендовал в свое время Крюков! Да и контроль за деньгами, которые рекой потекли на строительство ярмарки, был поставлен из рук вон плохо, что было уж совсем непростительно для губернатора - бывшего банкира. Конечно, началось следствие. Попов был арестован и во время следствия умер в тюрьме. Деньги как-то растворились. Благодетель Крюкова император Александр I посчитал возможным оставить проштрафившегося губернатора на месте.

«…. посадить, где лучше, и содержать строго, но хорошо, ибо полагать должно, что не виноват». (Генерал-прокурор Верховного уголовного суда по делу о восстании на Сенатской площади князь Дми́трий Ива́нович Лоба́нов-Росто́вский. Из приказа об аресте А.А. Крюкова)

Декабрь 1825 года. Как гром среди ясного неба на всю Россию раскатилось эхо от грома выстрелов на Сенатской площади. 3 января 1826 года закованный в кандалы полковник Пестель был доставлен в Петербург и заключен в Алексеевский равелин. Власти уже знали его роли в заговоре. Против Пестеля давали откровенные показания Трубецкой, Оболенский, Рылеев, Никита Муравьев. Поджио подробно расписал следователям, как Пестель «по пальцам» считал намеченных для ликвидации членов царской фамилии. По словам Николая I «Пестель был злодей во всей силе слова, без малейшей тени раскаяния...» Условия содержания Пестеля были крайне суровы, без малейших послаблений, как это было у других декабристов.

Двое сыновей Крюкова, Александр и Николай, далеко не рядовые члены "Союза благоденствия" и Южного общества, тоже оказались замешанными в мятеже. Член Союза благоденствия и Южного общества, Александр Александрович Крюков первый, поручик лейб-гвардии Кавалергардского полка и адъютант командующего второй армии графа П.Х.Витгенштейна, был арестован 30 декабря 1825 года. В приказе об аресте были слова: «…. посадить, где лучше, и содержать строго, но хорошо, ибо полагать должно, что не виноват». Александр был доставлен из Тульчина в Петербург на главную гауптвахту, потом переведен в Петропавловскую крепость. В январе же на главную гауптвахту доставлен и член Тульчинской управы "Союза благоденствия", прапорщик Николай Крюков второй. В ходе следствия выяснилось, что и сын командующего 2-армией Лев Витгенштейн, которого сам Александр I взял к себе на службу флигель-адъютантом, тоже готовил покушение на императора. Александра I должны были убить на балу, а среди нескольких вероятных исполнителей кровавого террористического акта был и ротмистр государевой свиты. Немало было свидетельств о принадлежности Витгенштейна-младшего к тайным обществам. Барятинский сознался: именно он привлек Льва Петровича к «Союзу благоденствия». Муравьев, Волконский, Булгарин, Поливанов, В.Толстой тоже указывали на него как на друга Пестеля, с которым он в 1821 году ездил в Полтаву в поисках кандидатов для тайных обществ. А вместе с Михаилом Бестужевым-Рюминым и Николаем Крюковым Лев Витгенштейн ездил и в Вильно, на связь с близким родственником своей невесты Стефани князем Константином Радзивиллом. Князь был влиятельным членом польского Патриотического общества, и именно под его руководством поляки решали, какой быть Польше после переворота в Российской империи. Декабристы обещали "отдать независимость Польше", которая обязывалась "принять правление республиканское". Однако во время следствия Николай I учел весомые заслуги генерал — лейтенанта П.Х.Витгенштейна (думаю, не только их, но и поведение Льва) и способствовал тому, чтобы следственный комитет принял оправдательное решение: «Высочайше повелено не считать прикосновенным к делу». Царь даже проявил великодушие, и сын командующего 2-ой армией даже остался в его свите флигель-адъютантом. После расправы над декабристами Витгенштейну-отцу присвоили высшее воинское звание «генерал-фельдмаршал». 57-летний полководец уже мечтал о спокойной жизни в своем имении в Каменке, а ему пришлось в 1828 году воевать против Турции. После этой войны он стал князем. А вот Крюкову-отцу не так повезло. Показания Пестеля были весьма откровенны. Вопреки современным сложившимся стереотипам, дворянская этика XIX века допускала откровенность с властями, а тем более с императором — первым дворянином. И перед следствием он предстал не как подсудимый, а как политический деятель, защищающий своё дело. И не удостоился симпатий современников, видевших в нём холодного лицемера, потенциального Бонапарта и даже шпиона Аракчеева. Лишь немногие смогли смириться с его умом и железной волей, чувством реальности и презрением к дилетантизму. Мало кто знал, что это был заботливый сын и добрый человек. Сейчас говорят, что Пестель был первым настоящим русским революционером из той породы, что бросила вызов Дому Романовых и, в конце концов, одержала заслуженную победу. Что он хотел не реформы феодально-крепостнического режима и что его идеи уже были идеями буржуазной революции.

Не менее откровенно, не скрывая своих республиканских убеждений, давал показания и единомышленник Пестеля, идеолог и теоретик Южного общества Николай Крюков. «Во Франции нет больше короля» - сказал Людовик XVI, задержанный в Варенне однофамильцем его матери Манженом. Может быть, и Николай мечтал сказать — в России нет больше императора? В общем, братья Крюковы пошли за своим другом Павлом Пестелем до конца. Поэтому для них Верховный Уголовный суд и не нашел «смягчающих обстоятельств». Приговор был суров: "Участвовал в умысле на цареубийство и истребление царской фамилии, участвовал в умысле произвести бунт и в распространении тайного общества принятием поручений и привлечением товарищей". Два брата оправдали свой родовой герб - два крюка, положенные крестообразно на шпагу. За участие в мятеже они были отнесены к обвиняемым 2-го разряда и приговорены к 20 годам каторги. Каждый.

25 июля 1826 года на кронверке Петропавловской крепости в Санкт-Петербурге были повешены пятеро главарей восстания, в том числе и друзья Крюковых – П. И. Пестель, С. И. Муравьев-Апостол и М. П. Бестужев-Рюмин. А отца братьев-декабристов вскоре без лишнего шума перевели на службу в Герольдию, - следить за сохранностью архивов с дворянскими родословными. Пять лет тихо прослужил бывший губернатор архивариусом, а потом о нем опять вспомнили. Нижегородские дворяне избрали его предводителем. Расчет оказался правильным: со своими новыми обязанностями Крюков справился отлично и два трехлетних срока продержался на этом выборном посту. Это по его предложению в 1834 году были собраны деньги на строительство благородного пансиона при гимназии, который впоследствии стал основой Дворянского института.

Братья Крюковы 3 марта 1827 года были доставлены в Читинский острог. В сентябре 1830 прибыли в Петровский завод. В ноябре 1832 года срок каторги им был сокращен до 10 лет. По указу от 14 декабря 1835 года, отправились на поселение в село Онашино Енисейской губернии. В январе 1837 года переведены в уездный город Минусинск. Однако в любой государственной службе братья отказано, и они занялись земледелием и скотоводством. Все ходатайства о службе, о переводе на Кавказ рядовыми, подававшиеся братьями, их отцом, предводителем нижегородского дворянства, и их сестрой, княгиней Надеждой Александровной Бекович-Черкасской даже в 1840 и в 1841 годах неуклонно отклонялись. Все-таки, чисто по-человечески, согласитесь, что братья Крюковы куда более симпатичны, чем Свиты Его Величества флигель-адъютант ротмистр Лев Витгенштейн. Братья имели возможность покаяться, наверняка им это предлагали так, что трудно было отказаться. И, хотя соблазн был весьма велик, оба брата не отказались ни от своих убеждений, ни от соратников. И во время следствия показали себя Гражданами. С большой буквы. За это прилично возненавидивший их за время следствия Николай I и применял к ним самое страшное для патриота наказание — запрещение любой службы Родине...

А князь Лев Вингенштейн женился на фрейлине императрицы Марии Федоровны, княжне Стефани Радзивилл, единственной дочери и наследнице польского магната князя Доминика Радзивилла. Того, который ежегодно получал со своих владений на Волыни 60 тысяч рублей. Крюковы были в Читинском остроге, а в апреле 1828 года в Зимнем дворце было протестантское бракосочетание Стефани и Льва. Крестной матерью жениха была императрица Мария Федоровна, крестным отцом — брат царя Михаил Павлович. Прощение царя было куплено дорогой ценой – отречением, пусть и не публичным. Отречением от себя. От друзей. От идей. Ценой правдивых показаний на соучастников что, простите, называется стукачеством. Вот только после этого счастья в жизни младшего Витгенштейна уже не было. Было молчаливое отчуждение отца. Был стыд при взгляде на гордый родовой герб с девизом: «Чести моей никому не отдам». Был скучный французский городок Эмс. Была Волынь и бесконечные договоры князя о ссуживании им местным евреям денег под проценты. То Витгенштейн одолжит Давиду Лейбе 500 рублей на 10 лет, чтобы тот возвращал ему еженедельно по одному рублю. То он предоставит луцкому купцу Карпу Зданевичу за 700 рублей годовых аренды - в Довгошиях, Питушкове, Посныкове земли, да две водяные мельницы, да пивные и сукновальни. То подпишет договор, по которому купец третьей гильдии Шмуль Баумштейн в Олыке и ее окраинах арендует у Л.Витгенштейна пивные. В общем, Пушкинский «скупой рыцарь». А доживал же блестящий флигель-адъютант Свиты Его Величества и «вершитель судеб Российской империи» Лев Витгенштейн свои скучные дни вообще на прусской земле, откуда вышли его предки. В норе, как крыса. Один, без друзей. Скука…

Александр Крюков женился в Сибири, в 1841году. Никаких торжеств, конечно, по этому поводу не было. Сначала это был гражданский брак, а уже потом, в 1853 году, он обвенчался со своей избранницей, Анной Николаевной Якубовой (урожденной Киве), крестьянкой Лифляндской губернии, сосланной в Сибирь на поселение за умерщвление своего незаконного ребенка. По отбытии срока наказания, в 1852 году, жена бывшего дворянина Крюкова была перечислена… в крестьянки Енисейской губернии.

8

Сделка

« Лета тысяча восемь сот сорок девятого июля в тридцатый день. Действительная Статская Советница Елизавета Ивановна вдова Крюкова продала компании Нижегородской машинной фабрики и Волжского буксирного пароходства доставшуюся ей, по духовному завещанию мужа, Александра Семеновича Крюкова, землю» (Купчая. Палата Гражданского суда и крепостных дел Нижнего Новгорода за № 285).

Со времен событий на Сенатской площади прошло почти четверть века. И вот по ходатайству матери братьям Крюковым все-таки разрешено было вступить в гражданскую службу. В Сибирском городе Минусинске они стали канцелярскими служителями 4 разряда. А просто тогда поддержали ходатайство матери декабристов и другие, весьма Николаем I уважаемые, ходатаи. Из числа близких знакомых трех компаньонов - Дмитрия Егоровича Бенардаки, князя Кочубея или князя Меньшикова. Возможно, это был министр внутренних дел граф Перовский. Но вот почему? Все-таки, наверное, потому, что незадолго до этого в Нижний Новгород приехал Алексей Иванович Узатис, отставной майор корпуса горных инженеров и компаньон Нижегородской машинной фабрики и Волжского буксирного пароходства. Буквально незадолго до смягчения участи братьев-декабристов уездные власти города Балахны дали отрицательный ответ на его прошение о продаже земли для постройки завода — конкуренции опасались. Тогда-то Узатис «неожиданно получает сведения, что вдовствующая помещица Крюкова согласна продать участок земли на правом берегу реки Волга». Это не какая-нибудь пустошь, это наследство бывшего губернатора. Да и рядом престижные земли, принадлежавшие генерал-поручику Бутурлину, княгине Голицыной, княгине Бекович-Черкасской, княгине Шаховской, полковнику Н.А.Миротворцеву, коллежскому советнику Т.Г.Погуляеву, купеческой вдове из дворян М.И.Пашковой… Ну не собиралась Елизавета Ивановна эту землю продавать, право. Однако, если ей серьезный человек предложил улучшить участь осужденных сыновей, – это « то предложение, от которого нельзя отказаться». И в приходной книге Палаты Гражданского суда и крепостных дел Нижнего Новгорода за № 285, а по-записной – за № 23 появляется купчая. « Лета тысяча восемь сот сорок девятого июля в тридцатый день Действительная Статская Советница Елизавета Ивановна вдова Крюкова продала компании Нижегородской машинной фабрики и Волжского буксирного пароходства доставшуюся ей, по духовному завещанию мужа, Александра Семеновича Крюкова, землю».

Кто же сделал Е.И. Крюковой предложение и стал гарантом сделки? Ходят слухи, что это был Владимир Иванович Даль. По отцу датчанин, по матери – француз. По рождению - украинец, по вероисповеданию - лютеранин (лишь в конце жизни принял православие). По мировоззрению - демократ.

Даль был дворянином, но беспоместным. А потому должен был добывать хлеб государственной службой. В 1848 году над ним снова нависла угроза ареста за рассказ "Ворожейка", в котором власти усмотрели "порицание действий начальства". Соответственно доложили императору, от которого Даль получил выговор. А министр внутренних дел граф Перовский, у которого Владимир Иванович был правой рукой - начальником министерской канцелярии, заработал царское замечание. В.А. Перовский ценил Даля как честного и надежного помощника, но и царское замечание нельзя было проигнорировать. Министр вызвал начальника своей канцелярии и поставил перед ним условие: "Служить - так не писать, писать - так не служить". А Владимир Иванович не мог не служить, потому что это был единственный доход его большой семьи из девяти душ: он с женой, его мать и сестра жены, пятеро детей. И не писать уже не мог.

Граф Перовский (потомок одного из детей А.Г. Разумовского и императрицы Елизаветы, получивших фамилию по названию подмосковного села) был не только министром, но и председателем департамента уделов, имения которого находились во многих губерниях. Вот он и предложил Далю: уезжай из столицы на службу управляющим удельным имением. А удельное ведомство, снабжавшее царских родственников, было своеобразным государством в государстве, и управляющий удельным имением мало зависел даже от губернатора. Перовский предлагал любую губернию, но Даль выбрал Нижегородскую. Выбрал не ради карьеры, а для науки, чтобы быстрее завершить главное дело своей жизни - "Толковый словарь живого великорусского языка". Летом 1849 года семья Даля прибыла в Нижний Новгород. Поселилась в здании удельной конторы на Большой Печерской улице (теперь это первый, угловой корпус НИРФИ, на нем сейчас установлена мемориальная доска). В Нижнем Даль возобновил запрещенные ему в столице "Далевские четверги" - вечерние встречи на квартире с друзьями и единомышленниками. Бывали у него не только врачи, учителя и офицеры гарнизона, и отдельные чиновники.

Наиболее близко Даль сошелся с Павлом Ивановичем Мельниковым (тем самым, что подписывался Мельниковым-Печорским). По признанию последнего, их связывала "традиционная приязнь". Знакомы они были еще по Петербургу. А в Нижнем Новгороде оказались еще и соседями по улицам: Мельников жил на улице Тихоновской (теперь улица Ульянова). На одном из «четвергов» знакомый Даля по Петербургу майор А.И.Узатис посетовал на отрицательный ответ уездных властей города Балахны. Даль свел его с Мельниковым. Коренной Нижегородец, чиновник особых поручений при нижегородском губернаторе и редактор "Нижегородских Губернских Ведомостей" дал представителю компании Нижегородской машинной фабрики и Волжского буксирного пароходства добрый совет — попробовать решить дело с Елизаветой Ивановной Крюковой. Благо, доставшееся Мельникову от отца, начальника нижегородской жандармской команды, имение Ляхово было недалеко от земель Крюковых. Он лично знал и саму Елизавету Ивановну, и ее земли и семейные обстоятельства бывшей губернаторши. Возможно и историю, связанную с ролью ее девичьей фамилии - Манжен - в жизни Николая Крюкова. Ну а для правой руки министра внутренних дел и бывшего начальника министерской канцелярии В.И.Даля, конечно, никакого труда не составляло навести справки и о деталях в деле Крюковых, и о перспективах улучшения участи братьев. Так что, когда Узатис и Елизавета Ивановна условились о цене, весомые гарантии смягчения участи сыновей Крюковой честнейший Владимир Иванович Даль от лица власть предержащих, а в первую очередь своего шефа графа Перовского, мог дать вполне. И тринадцатого июля тысяча восемьсот сорок девятого года сделка была официально оформлена в палате Гражданского суда и крепостных дел Нижнего Новгорода...


Вы здесь » Декабристы » ПУБЛИЦИСТИКА » История о том, как продажа земли смягчила учесть двух декабристов.