Декабристы

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.

Вы здесь » Декабристы » ДЕКАБРИСТЫ. » Пестель Павел Иванович.

Пестель Павел Иванович.

Страница:   1 2 3 4 5 6  

Сообщений 41 страница 50 из 56

41

  • Автор: AWL
  • Site Admin
  • AWL
  • Зарегистрирован: 12-12-2010
  • Сообщений: 45654

* * *

Для того, чтобы иметь возможно более полное представление как об официальной, так и о конспиративной деятельности Пестеля, очень важно понять, как и на что он расходовал вырученные от финансовых операций немалые суммы.

Совершенно очевидно, что ко всякого рода «материальным благам» Пестель был равнодушен. Большого доверия заслуживает рассказ майора Лорера об образе жизни своего командира: «Он жил открыто. Я и штабные полка всегда у него обедали. Квартиру он занимал очень простую — …и во всю длину его немногих комнат тянулись полки с книгами» [104]. Лореру в данном случае можно верить: будучи верным помощником Пестеля, по тайному союзу, он не был замешан в его денежные дела — а значит, не был заинтересован в том, чтобы скрыть правду.

«В течение времени моего командования Вятским полком понёс я чрезвычайно много издержек…, и всё это в пользу полка единственно» [105], — утверждал полковник Пестель в рапорте военному министру Татищеву. И в этом утверждении была немалая доля истины. Как уже отмечалось выше, он часто жертвовал для полка собственные деньги; при проведении расследования было установлено, в частности, что в 1824 году, когда Московская комиссариатская комиссия не успела к сроку выдать в полк полотно на панталоны, Пестель, чтобы успокоить солдат, выплатил им по 50 копеек на человека из своих денег. Вся сумма составила тогда 587 рублей [106]. И примеры подобного рода не единичны. Приняв полк «совершенно расстроенный», Пестель через четыре года оставил его «весьма богатым по хозяйственной части» [107] — и с этим были согласны все, даже самые пристрастные следователи.

Но всё же не на полковые издержки уходила большая часть денег, вырученная от «позволительной економии» полковника. Никогда не забывавший о своей роли лидера заговора, Пестель не жалел денег на нужды своей организации.

Конечно, далеко не все «статьи расходов», связанные с конспиративной деятельностью руководителя Южного общества, сейчас можно восстановить. Однако документы, обнаруженные в Российском государственном военно-историческом архиве, утверждают: львиную долю расходов полковника составлял подкуп его непосредственных начальников.

…Послевоенные судьбы «генералов 1812 года» — трагические судьбы людей, переживших своё время. Умевшие храбро, не щадя собственной жизни, сражаться с врагом, они, в большинстве своём, не смогли органически войти в жёсткую систему «шагистики» и военных поселений, оказались плохими администраторами и хозяйственниками. Их военные таланты оказались в мирное время ненужными, и они либо постепенно сходили с исторической сцены, либо становились лёгкой добычей всех тех, для кого они были интересны лишь постольку, поскольку контролировали крупные военные соединения или имели доступ к большим деньгам.

Таковы были судьбы Беннигсена и Рудзевича, таковой же оказалась и судьба генерал-лейтенанта князя Сибирского, командира 18-й пехотной дивизии, в состав которой входил Вятский пехотный полк.

Александр Васильевич Сибирский происходил из знатного рода потомков Кучума — знаменитого царя Сибири. Род этот, прежде очень богатый, к началу XIX века обеднел — и это обстоятельство оказалось роковым для князя.

Сибирский был храбрым офицером. Родившись в 70-х годах XVIII века, он успел проделать кампании 1805-1807 годов, повоевать в Швеции и Финляндии, и, конечно, был участником Отечественной войны и заграничных походов. Постоянное и многолетнее участие в военных действиях принесло князю не только заслуженную репутацию храбреца и многочисленные боевые награды; несколько раз Сибирский был тяжело ранен.

Собственно, таких ранений было три: согласно его послужному списку, в 1805 году под Аустерлицем он «получил три раны в левую ногу», в 1812-м, при штурме Полоцка, был контужен уже в правую ногу, а через полгода после этого, в сражении под Рейхенбахом, «от разорванного ядра» был ранен «правой руки в локоть и бок» [108]. В результате этого последнего ранения правая рука генерала оказалась парализованной. Сам же он стал подвержен «лихорадочным припадкам», происходившим, по свидетельству медиков, оттого, «что ещё скрытые костные обломки в ране находятся» [109].

Иными словами, в 35 лет генерал Сибирский стал инвалидом — и вся последующая его жизнь представляла собой цепь безуспешных попыток вылечиться. Для лечения нужны были немалые деньги, которых он не имел. И для того, чтобы добыть их, Сибирский был готов на многое.

«Ваше Сиятельство

Милостивый государь!

Представляя Вашему Сиятельству письмо на Высочайшее имя Его Императорского Величества, и с оного вам копию, приемлю смелость просить покровительства Вашего, дабы я мог уже отправиться в Москву, по прежде поданной мною просьбе об увольнении меня на год до излечения ран, а ходатайством Вашим у Государя императора не лишить меня средств лечения, а наиболее содержания себя, жены и детей моих, не имея ничего, кроме жалованья.

К кому более прибегнул я, как не к Вашему Сиятельству, вы который имеет случай доставлять средства пособия страждущим служащим, почему покорнейше прошу Вашего Сиятельства исходатайствовать от всемилостивейшего государя для меня аренду в Курляндии на 12-ть лет, — уверяясь в милостивом Вашем расположении и к —предающему себя под покровительство Ваше.

Имею честь быть всегда с глубочайшим почтением и таковою же преданностию

Вашего Сиятельства Милостивого Государя

покорнейшим слугою князь Александр Сибирский.

Октября 9 дня 1816 года.

Митава» [110].

Это письмо, обращённое к графу Беннигсену — лишь одно из череды подобных писем, которыми князь Сибирский буквально бомбардировал начальство в середине 10-х годов. Его мольбы не остались напрасными: в 1815 году по высочайшему распоряжению министерство финансов выдало ему беспроцентную ссуду в 20 тысяч рублей сроком на 10 лет [111].

Впоследствии, в 1820-х годах, он получил от императора в собственность 4 тыс. десятин земли [112], уважена была и его просьба о предоставлении аренды [113].

Конечно, все эти меры были способны серьёзно поправить его финансовые дела. Однако для того, чтобы вступить во владение землёй и в права аренды, надо было, согласно закону, ждать много лет. Князь же ждать не мог — лечение ему было необходимо постоянно. Когда же в 1825 году истёк срок предоставления беспроцентного кредита, денег для погашения долга у него не оказалось.

Финансовые затруднения князя были хорошо известны полковнику Пестелю. В кампанию 1812-1814 годов Сибирский служил в корпусе графа Витгенштейна, а в 1818 году, став командующим 2-й армией, Витгенштейн принял на себя и хлопоты по многочисленным просьбам своих подчинённых. Естественно, что все дела подобного рода не могли миновать и Пестеля — могущественного адъютанта главнокомандующего [114].

На допросе в Следственной комиссии хорошо осведомленный делах тайного общества подпоручик Бестужев-Рюмин признавал, что заговорщики твёрдо верили в поддержку восстания силами 18-й пехотной дивизии, «которую надеялся увлечь Пестель со своим полком» [115]. О природе этих надежд историки никогда не задумывались; между тем только двое из шести полковых командиров этой дивизии (Пестель и командир Казанского пехотного полка полковник П.В. Аврамов) состояли в тайном обществе. И надежда на всю дивизию в целом могла быть реальной лишь в одном случае: если заговор готов был поддержать князь Сибирский — дивизионный командир.

Однако ясно, что пятидесятилетний генерал-лейтенант, всю свою жизнь верно служивший царю и отечеству, ни при каких условиях не мог стать сознательным союзником Пестеля и его друзей. Очевидно, и не рассчитывая на это, командир Вятского полка избрал другой способ воздействия на него — финансовый.

В фондах Российского государственного военно-исторического архива сохранилось «Дело о подозрительном письме генерал-лейтенанта князя Сибирского к г. Заварову, насчет поспешнейшей высылки денег 15 т. рублей для пополнения суммы, недостающей в Вятском пехотном полку» [116]. Письмо это было написано Сибирским в феврале 1826 года — именно тогда, когда в связи с доносом Майбороды в Вятский полк была прислана ревизия. Оно было вскрыто на почте, и его содержание оказалось достойным того, чтобы обратить на себя внимание высшего армейского начальства.

«Мне непременно надо 15 т<ысяч рублей>, дабы быть покойным и отделаться от неприятностей, — писал Сибирский своему поверенному в делах. — Вы не знаете, может, что Пестель уже лишился полка, … и он наделал по полку много нехорошего, много претензий на нём. И есть ли ты, любезный, не поторопишься собрать сию сумму, то я могу лишиться дивизии … Бога ради, присылкою денег ты спасёшь меня; хотя я и разорюсь, но что делать, честь моя не постраждет» [117].

В ходе расследования, проведённого в штабе корпуса, оказалось, что 29 июля 1825 года князь Сибирский взял из артельной кассы Вятского пехотного полка 12 тысяч рублей — довольно внушительную сумму. Деньги эти были выданы князю лично Пестелем: ещё в 1822 году он издал приказ по полку, согласно которому распоряжаться артельными суммами без его ведома никто не имел права [118]. Дата выдачи этих денег тоже, конечно, была не случайной: именно в июле 1825 года Сибирский получил из министерства финансов требование о немедленной выплате предоставленной в 1815 году ссуды [119].

Предпринимая комбинацию с артельными деньгами, Пестель и Сибирский позаботились о соблюдении внешних приличий. Сибирский написал «повеление» «о получении сей суммы» и о том, что деньги эти предназначены для «определения» в ломбард [120]. Правда, за полгода, прошедших до ареста полковника, он ни разу не поинтересовался судьбою этих сумм, впоследствии же ведавшая подобными вкладами экспедиция сохранной казны Санкт-Петербургского опекунского совета отозвалась полным неведением о них [121].

После этого Пестель вполне реально мог рассчитывать если не на поддержку, то на лояльность своего дивизионного командира. Расписка Сибирского в получении этих денег хранилась в полку — и Бестужев-Рюмин говорил правду о надеждах заговорщиков на 18-ю пехотную дивизию.

Очевидно, что не только князь Сибирский пал жертвой «финансовой политики» Пестеля. Согласно документам, командир бригады генерал-майор Пётр Алексеевич Кладищев, сменивший в 1824 году на этом посту генерала Менгдена, вынужден был в июне 1827 года внести 6 тыс. рублей в счёт амуничных денег Вятского полка [122].

Надо отдать справедливость полковнику Пестелю — на допросах он ни словом не обмолвился о своих взаимоотношениях с дивизионным и бригадным командирами. Вообще, по меткому наблюдению Г.В. Вернадского, откровенность декабристов перед лицом следователей «имела определённые границы. Считая своим долгом открывать всё, что относилось непосредственно к тайным обществам, декабристы, видимо, считали себя свободными нравственно от обязанности открывать не оформленные тайным обществом связи» [123]. Расследование по делу Сибирского началось с его неосторожного письма своему агенту. Если бы не оно, то генералу Кладищеву, который и проводил в Вятском полку ревизию, возможно, удалось бы об этих суммах умолчать.

Но судьба распорядилась иначе. Хотя и Сибирский, и Кладищев деньги в полк вернули, на военных карьерах этих людей был поставлен крест. Высочайшим приказом от 1 января 1827 года Кладищев был назначен командиром резервной бригады и за десять лет своей последующей «беспорочной» службы так и не был произведён в следующий чин [124].

Что касается генерал-лейтенанта князя Сибирского, то, согласно тому же высочайшему приказу, он был отстранён от командования дивизией и назначен «состоять по армии» — фактически это означало почётную отставку. Дивизию у него принял генерал С.Ф. Желтухин — «учитель» Пестеля в фрунтовой науке. В 1836 году князь Сибирский умер.

V. Капитан Майборода, или
На всякого мудреца довольно простоты

Однако и с самим Пестелем судьба сыграла злую шутку: он в конечном итоге пал жертвой своих же собственных финансовых операций. На всякого мудреца всегда оказывается довольно простоты, и эта народная мудрость точно характеризует ситуацию с доносом капитана Майбороды на своего полкового командира.

Капитан Аркадий Майборода был одним из тех офицеров, которых Пестель «выписал» в полк и сделал ротными командирами. Появившись в Линцах в 1822 году, он получил под свою команду считавшуюся главной в полку 1-ю гренадерскую роту.

Совершенно очевидно, что относительно Майбороды у Пестеля были свои планы: за спиной у капитана была какая-то тёмная и до конца не проясненная «денежная» история, случившаяся с ним в начале 20-х годов, во время службы в лейб-гвардии Московском полку. Подполковнику же был необходим надёжный помощник именно в финансовых делах, который к тому же не был бы воплощением романтической честности. Глубоко нравственный и прямолинейный майор Лорер был лично предан Пестелю, но для этой роли не годился.

Пестель долго присматривался к Майбороде, прежде чем решился ему открыться. В январе 1824 года капитану была устроена проверка: именно он, по приказу командира, стал движущей силой известной истории с солдатскими крагами. Майборода первый предложил солдатам своей роты «довольствоваться» 40 копейками за пару краг вместо положенных двух с половиной рублей. Когда же 1-я гренадерская рота на это согласилась, капитан лично уговорил всех других ротных командиров последовать его примеру — этот факт стал известен следователям из показаний штабс-капитанов Дукшинского и Урбанского, командовавших в 1824 году соответственно 3-й и 6-й мушкетерскими ротами [125].

И только после того, как капитан блестяще справился с возложенным на него поручением, он в апреле 1824 года был принят Пестелем в тайное общество и стал его ближайшим сотрудником.

Впоследствии в знаменитом доносе на высочайшее имя Майборода утверждал, что сознательно вступил в общество для того, чтобы предать его правительству. Однако историки весьма скептически относятся к этому его утверждению: документы, и в том числе показания других участников тайного общества, рисуют нам капитана ревностным заговорщиком, искренне убеждённым врагом самодержавия [126].

Основываясь на свидетельствах полкового архива, Л. Плестерер выдвигал другое — совершенно справедливое — предположение: «Мотивом, побудившим Майбороду сделать донос, было опасение быть преданным суду за злоупотребления в бытность приёмщиком вещей от Вятского полка из комиссии Московского комиссариатского депо, о которых узнал Пестель» [127]. Вообще, злоупотребления Майбороды как причина его доноса стали общим местом в историографии декабристов.

Между тем, чтобы правильно оценить обстоятельства доноса, мало знать, что злоупотребление это случилось «в бытность» Майбороды «приемщиком из комиссии Московского комиссариатского депо». Важно понять, что это была за командировка и какие надежды на нее возлагал сам Пестель.

Плестерер ошибается, когда говорит о том. что из комиссии Майборода должен был получить вещи для полка. Капитан должен был получить деньги, 6 тысяч рублей, — и это была одна из тех трех крупных внешних операций Пестеля, сведения о которых дошли до нас. Согласно материалам следствия, «по выправке в полковых делах в Вятском пехотном полку требование тех денег нигде не значится, да и по какому поводу оная комиссия учинила отпуск, тоже вовсе не известно» [128].

Конечно, капитан Майборода совсем не опасался, что за присвоение себе части этих денег Пестель отдаст его под суд: в этом случае командиру полка пришлось бы за многое отвечать и самому. Его расчет оказался правильным: даже в ходе основного следствия о тайных обществах Пестель старался тщательно обходить все такого рода сюжеты. Назвавший имена практически всех известных ему участников заговора, Пестель не стал бы щадить Майбороду — если бы не понимал, до какой степени он сам попал в зависимость от предателя [129].

После возвращения из Москвы капитан, вряд ли на самом деле веривший во что-нибудь, помимо власти денег, понял, что Пестель в этом плане уже бесполезен ему. Подавая донос, он ничего не терял, зато приобретал многое: чины, возможность сделать незаурядную карьеру, и, наконец, столь страстно желаемые деньги. За свое усердие он был высочайше награжден 1500 рублями [130] и переведен в гвардию тем же чином.

Для командира же Вятского полка донос Майбороды означал, как показало время, лишь одно: мучительную гибель на виселице. Все его личное имущество — до последней рубахи — было продано за долги «с публичного торгу» [131].

VI. Заключение

Последний период существования тайных организаций декабристов прошел в Южном обществе под знаком соперничества двух его главных лидеров: полковника Пестеля и подполковника С.И.Муравьева-Апостола, командира батальона в Черниговском пехотном полку.

Между обоими южными лидерами существовали серьезные тактические разногласия. Пестель считал безусловно необходимым начать революцию в Петербурге — в сердце государственной власти России. Руководитель же Васильковской управы Сергей Муравьев видел возможность восстания и в любом другом месте — для него был важен прежде всего «революционный пример» даже одной восставшей в провинции воинской части.

Однако спор Пестеля и Муравьева о революционной тактике был не единственной причиной их соперничества. Оба они, безусловно, были сильными личностями, но личностями абсолютно разными. Столкновение между ними предопределялось временем — романтической эпохой 20-х годов XIX века.

Сергей Муравьев-Апостол, аристократ по происхождению и романтик по натуре, был истинным сыном этой эпохи. Может быть, более чем кто бы то ни было, он воплощал в себе сам дух тайных обществ: революция казалась ему не требующим особой подготовки смелым предприятием героической личности.

Муравьев искренне верил в сознательное сочувствие нижних чинов как своему делу, так и себе лично. Бывший семеновец, он вел агитацию среди семеновских солдат, сосланных на юг после «истории» 1820 года [132]. Остальных же солдат он старался привязать к себе «добрым отношением». «Средства, которые Муравьев употреблял в отношении Черниговского полка, были еще более в его характере, нежели в плане. Они состояли в хорошем обхождении и помощи нуждающимся. Солдат он не приготовлял, он заранее был уверен в их преданности» [133], — показывал на допросе подпоручик М.П. Бестужев-Рюмин, близкий друг и единомышленник Сергея Муравьева.

Считая использование казенных денег на нужды заговора делом не только постыдным, но и просто ненужным, Васильковская управа не вела и никаких финансовых приготовлений на случай мятежа [134].

Пестель же, будучи опытным кадровым военным, понимал, что в жестоких обстоятельствах, в которых находились заговорщики, при ежедневной опасности подвергнуться аресту и репрессиям, необходимы были жестокие средства. Миром правят тщеславие и деньги — судя по действиям южного лидера в 1820-х годах, эту истину он усвоил вполне.

В этом споре двух прямо противоположных принципов победа осталась за Сергеем Муравьевым: чистота его помыслов была «признана всеми его знакомыми» [135]. К их напряженному спору о способах непосредственной подготовки революции современники подошли с моральными критериями, и, конечно же, Пестель, опровергавший своими действиями известный пушкинский афоризм о «несовместности» гения и злодейства, был ими отторгнут. Члены заговора, да и просто близкие к декабристским кругам люди увидели в полковнике «опасного честолюбца» и «Наполеона», стремившегося лишь к личной диктаторской власти.

Однако 1825 год показал, что Пестель вовсе не был безнравственным интриганом, желавшим власти лишь ради власти. Под напором «трагической борьбы с людьми и обстоятельствами» (выражение С.А. Экштута), глубоко уязвленный несправедливыми обвинениями со стороны тех, кого он считал единомышленниками, он смирился с потерей значительной доли своего влияния в тайном обществе. Осенью 1825 года Пестель ввел Муравьева в Южную думу, сохранились показания, что при этом главе Васильковской управы были переданы и полномочия «главноначальствующего» над тайным обществом [136].

Между тем на последнем этапе развития декабризма Пестель был единственным человеком, способным грамотно и профессионально руководить будущим восстанием. События зимы 1825/26 года доказали, что люди, не умеющие понимать суровые законы политической борьбы, неминуемо обречены на поражение.

В ночь с 28 на 29 декабря 1825 года в селении Трилесы Васильковского уезда Киевской губернии началось восстание Черниговского полка, которым руководил подполковник Муравьев-Апостол. И в первые же часы после его начала Муравьев был вынужден пойти по столь чуждому ему «безнравственному» пути физического устранения командира полка, продажи полкового провианта, захвата артельного ящика и простого грабежа на большой дороге: с его ведома караулы на заставах города Василькова отбирали у проезжающих деньги.

Однако все эти меры явно запоздали: они не принесли ни больших денег, ни возможности сохранить в полку единоначалие. Солдаты-черниговцы, те, в чьей преданности Муравьев был абсолютно уверен, через два дня похода превратились в толпу пьяных погромщиков. 3 января Черниговский полк столкнулся с авангардным отрядом правительственных войск, и при первом же картечном залпе нижние чины разбежались. Тяжело раненный предводитель бунта был схвачен собственными подчиненными и выдан карателям [137]. Победа над Пестелем обернулась для Муравьева унизительным положением взятого с оружием в руках мятежника и в конечном счете эшафотом.

Впрочем, на эшафоте оказался и Пестель: судьба не дала ему шанса принять участие в южном восстании. Он был арестован в самый канун событий, 13 декабря 1825 года, и все его тактические разработки оказались невостребованными. Вопрос о том, что нужнее для дела революции: аморальный по самой своей природе политический профессионализм или глубоко нравственное, жертвенное, но все равно приводящее к безнравственным последствиям дилетантство — так и не был решен.
Примечания

1. Междуцарствие 1825 года и восстание декабристов в переписке и мемуарах царской семьи. Л., 1926. С.33.

2. Сборник Русского Исторического Общества (далее — Сб. РИО). Т.78. СПб., 1891. С.45.

3. Восстание декабристов. Документы и материалы: В 18 т. Т.1. М.; Л., 1925. С.174. Далее ссылка на это издание: ВД.

4. Трубецкой С.П. Записки // Мемуары декабристов. Северное общество. М., 1981. С. 34.

5. Греч Н.И. Записки о моей жизни. М., 1990. С. 258.

6. Лорер Н.И. Записки моего времени // Мемуары декабристов. М., 1988. С.345.

7. Рудницкая Е.Л. Феномен Павла Пестеля // Annali: Serione storico-politico-sociale. XI-XII. 1898-1990. Napoli, 1994. P.114.

8. Экштут С.А. В поиске исторической альтернативы. М., 1994. С.188.

9. Парсамов В.С. О восприятии П.И.Пестеля современниками: (Пестель и Макиавелли) // Освободительное движение в России: Межвузовский научный сборник. Вып.13. Саратов, 1989. С.33.

10. Экштут С.А. Указ. соч. С.188.

11. Одесский М.П., Фельдман Д.М. Декабристы и террористический тезаурус // Литературное обозрение. 1996. № 1. С.65-80.

12. Экштут С.А. Указ. соч. С.203.

13. Российский государственный военно-исторический архив (далее — РГВИА). Ф.14057. Оп.183. Св.634. Д.88.

14. Там же. Ф.14057. Оп.16/183. Св.662. Д.89 — «Дело о взыскании с бывшего полковника Пестеля денег 4500 рублей ассигнациями, должных бывшему же лейб-гвардии поручику Басаргину»; Ф.14057. Оп.16/183. Св.662. Д.78 — «Дело по прошению жены тульчинского жителя Александра Крештановского Софии, о должных ей полковником Пестелем 500 рублях ассигнациями» и ряд других дел.

15. Там же. ВУА. Д.670.

16. Там же. Ф.36. Оп.4/847. Св.18. Д.203 — «Дело о подозрительном письме генерал-лейтенанта князя Сибирского к г. Заварову, насчёт поспешнейшей высылки денег 15 т. рублей для пополнения суммы, недостоющей в Вятском пехотном полку»; Ф.395. Оп.27. 1 отд. 3 ст. Д.625, 1836 г. — «Дело по просьбе состоящего по армии генерал-майора Кладищева, об увольнении его от службы»; Ф.395. Оп.85. 2 отд. 4 ст. Д.1037, 1830 г. — «Дело по отношению главнокомандующего 2-ой армии о исходатайствовании командиру 3 бригады 16 пехотной дивизии генерал-майору Кладищеву единовременного пособия пяти тысяч рублей»; Ф.395. Оп.60. 2 отд. Д.6312, 1816 г. — «Дело по представлению генерала от кавалерии графа Беннигсена, относительно увольнения генерал-майора князя Сибирского в отпуск для излечения ран»; Ф.395. Оп.80. 2 отд. Д.643, 1825 г. — «Дело по отношению министра о сделании распоряжения насчёт взнесения генерал-лейтенантом князем Сибирским в казну денег 20 т. руб., выданных ему в 1815-м году на 10 лет заимообразно без процентов — но взнос сей Высочайше повелено отсрочить ещё на 10 лет».

17. Плестерер Л. История 62-го пехотного Суздальского полка. Белосток, 1903. Т.4: История Суздальского (1819-1831) и Вятского (1815-1833) полков.

18. Мiяковськiй В.В. Рух декабристiв на Українi. Харкiв, 1926. С.6-23.

19. Сб. РИО. Т.78. С.195.

20. Там же. С.53.

21. Былое. 1922. № 20. С.111.

22. Там же. С.110.

23. См. об этом, напр.: Заблоцкий-Десятовский А.П. Граф Киселёв и его время. СПб., 1882. Т.1. С.37-64.

24. Учреждение для управления большой действующей армией. СПб., 1815. С.15.

25. РГВИА. ВУА. Д.670.

26. По словам Киселёва, Пестель исполнял обязанности следователя «хотя с излишнею злостию, но всегда с умом» (Сб. РИО. Т.78. С.49).

27. РГВИА. ВУА. Д.670. Л. 3 об.

28. Там же. Л.4.

29. Там же. Л. 8 об.

30. Басаргин Н.В. Записки // Мемуары декабристов. Южное общество. М., 1982. С.20.

31. Подробнее о взаимоотношениях Киселёва и членов тайных обществ см.: Семенова А.В. Южные декабристы и П.Д.Киселев // Исторические записки. М., 1975. Т.96. С.128-151.

32. ВД. Т.4. С.171.

33. Сб. РИО. С.17.

34. Там же. С.53.

35. Там же. С.17.

36. ВД. Т.4. С.21.

37. Цит. по: Семенова А.В. Указ. соч. С.142.

38. Письма Пестеля к П.Д.Киселёву // Памяти декабристов. Сборник материалов. Л., 1926. С.155-156.

39. См. об этом: Иовва И.Ф. Южные декабристы и греческое национально-освободительное движение. Кишинёв, 1963. С.42-59; Орлик О.В. Декабристы и внешняя политика России. М., 1984. С.97-101; Сыроечковский Б.Е. Балканская проблема в политических планах декабристов // Очерки из истории движения декабристов. М., 1954. С.186-275.

40. Приказы по армии от 1.11 и 5.11.1821 // Высочайшие приказы о чинах военных за 1821 г. СПб., 1821.

41. Приказ по армии от 20.01.1826 // Высочайшие приказы о чинах военных за 1826 г. СПб., 1826. Приказом от 12.07.1826 г. полковник Пестель был «исключён из списков» как приговорённый к смертной казни (Там же).

42. Керсновский А.А. История русской армии. М., 1993. Т.2. С.39.

43. ВД. Т.17. С.35.

44. Плестерер Л. Указ. соч. С.187.

45. ВД. Т.4. С.50.

46. Плестерер Л. Указ. соч. С.182, 190.

47. Там же. С.183.

48. Там же. С.184.

49. Там же. С.189.

50. Муравьёв-Апостол М.И. Воспоминания и письма // Мемуары декабристов. Южное общество. М., 1982. С.180.

51. Былое. 1922. № 20. С.113.

52. Плестерер Л. Указ. соч. С.196.

53. Там же. С.180.

54. Письма Пестеля к П.Д.Киселёву. С.170.

55. Там же. С.185, 195.

56. Там же. С.193.

57. Лорер Н.И. Записки моего времени. С.345.

58. Былое. 1922. № 20. С.114.

59. В этом смысле весьма показательно свидетельство наблюдавших за полком тайных агентов: «Нижние чины Вятского полка жалеют о Пестеле. Один рядовой говорил: «ежели бы был с нами Пестель, то мы бы всех евреев вырезали». То же говорили еврею Ицку четыре рядовые 1 Гренадерской роты, при возвращении с караула из Каменец-Подольска» (РГВИА. Ф.14057. Оп. 16/183. Св.1038. Д.1. Л.2-2 об.).

60. Былое. 1922. № 20. С.114.

61. РГВИА. Ф.14057. Оп. 16/183. Св.1038. Д.1. Л.2 об.

62. Государственный архив Российской Федерации (далее — ГАРФ). Ф.48. Оп.1. Д.473. Л.1. Записка эта, адресованная Пестелем одному из своих непосредственных начальников, — одна из многих попыток полковника добиться проведения реформы полкового хозяйства. Согласно большинству из этих проектов, полковой командир получал право — на законном основании — бесконтрольно пользоваться частью полковых сумм. Суммы эти Пестель называл «совестными»; введение их призвано было обезопасить полковых командиров от постоянной угрозы разоблачений со стороны собственных подчинённых (Там же. Л. 16-16 об.).

63. ВД. Т.11. С.306.

64. Там же. Т.9. С.61.

65. РГВИА. Ф.489. Оп.1. Д.5075. Ч.1. Л.480 об.

66. Письма Пестеля к П.Д.Киселёву. С.155-156.

67. Там же. С.168.

68. Лебедев Н.М. Пестель — идеолог и руководитель декабристов. М., 1972. С.202.

69. Сб. РИО. С.60.

70. Письма Пестеля к П.Д. Киселёву. С.156.

71. Былое. 1922. № 20. С.112.

72. ВД. Т.17. С.206.

73. Былое. 1922. № 20. С.112.

74. Письма Пестеля к П.Д. Киселёву. С.167.

75. РГВИА. Ф.14057. Оп.183. Св.634. Д.88. Д.38 об.

76. ГАРФ. Ф.48. Оп.1. Д.300. Л.1-2 об.

77. Там же. Л.6-9.

78. РГВИА. Ф.14057. Оп.183. Св.634. Д.88.

79. Мiяковськiй В.В. Указ. соч. С.15-16.

80. РГВИА. Ф.14057. Оп.183. Св.634. Д.88. Л.20-25; Ф.36. Оп. 4/874. Св.18. Л.4-4 об. Мiяковськiй В.В. Указ. соч. С.16.

81. Плестерер Л. Указ. соч. С.188.

82. Подробнее о системе контроля за военными расходами в начале XIX века см.: Тиванов В.В. Финансы русской армии (XVIII — начало XX века). М., 1993. С.82-89.

83. Мiяковськiй В.В. Указ. соч. С.16.

84. Полное Собрание Законов Российской Империи. Собрание 1 . Т.34. № 27.173.

85. РГВИА. Ф.14057. Оп.183. Св.634. Д.88. Л.25-25 об.

86. Там же. Л.25.

87. Там же.

88. Плестерер Л. Указ. соч. С.179.

89. Там же. С.70.

90. Там же. С.180.

91. Там же. С.181.

92. Там же. С.183.

93. ГАРФ. Ф.48. Оп.1. Д.300. Л.2-2 об.

94. Там же. Л.6.

95. |РГВИА. Ф.14057. Оп. 183. Св. 634. Д. 88. Л.10.

96. Там же. Л. 10 об.

97. Там же. Л. 12.

98. Плестерер Л. Указ. соч. С. 184.

99. Там же. С.181-182.

100. РГВИА. Ф.14057. Оп. 183. Св. 634. Д. 88. Л. 24 об.

101. Там же. Л. 42 об.

102. Там же. Л. 40.

103. Там же. Л. 38.

104. Лорер Н.И. Указ. соч. С. 344.

105. ГАРФ. Ф. 48. Оп. 1. Д. 300. Л. 6 об.

106. РГВИА. Ф. 14057. Оп. 183. Св. 634. Д. 88. Л. 14-14 об.

107. ГАРФ. Ф. 48. Оп. 1. Д. 300. Л. 6 об.

108. РГВИА. Ф. 489. Оп. 1. Д. 7058. Л. 330.

109. Там же. Ф. 395. Оп. 60. 2 отд. 1816. Д. 6312. Л. 4.

110. Там же. Л. 5-5 об.

111. Там же. Оп. 80. 2 отд. 1825. Д. 643.

112. Там же. Оп. 60/322. 2 отд. 1819. Д. 2137. Л. 6-6 об.

113. Там же. Оп. 80. 2 отд. 1825. Д. 643. Л. 4 об.

114. О том, насколько хорошо Пестель был осведомлён относительно проблем князя Сибирского, можно судить из его письма к П.Д. Киселеву, датированного 15 ноября 1822 года: «Князь Сибирский возвратил в госпиталь все деньги, которые был должен, и Заваров [поверенный в финансовых делах князя — О.К.] более чем когда-либо его любимое дитя. Я лично ни в чем не могу пожаловаться на них, наоборот. Однако я думаю, что князь сам был бы доволен, если б мог отделаться от Заварова без огласки. Этот последний совершенно запутал его и забрал в свои руки» (Письма Пестеля к П.Д. Киселеву. С. 192).

115. ВД. Т. 9. С. 83.

116. РГВИА. Ф.46. Оп.4/847. Св.18. Д.203.

117. Там же. Л. 1.

118. Плестерер Л. Указ. соч. С. 182.

119. РГВИА. Ф. 395. Оп. 80. 2 отд. 1825. Д. 634. Л. 2-2 об.

120. Ф. 36. Оп. 4/847. Св. 18. Д. 203. Л.17 об.

121. Там же. Л. 7.

122. Там же. Л. 5, 25. См. также: РГВИА. Ф. 395. Оп. 85. 2 отд. 4 ст. 1830. Д. 1037. Л. 1.

123. Вернадский Г.В. Два лика декабризма // Свободная мысль. 1993. № 15. С. 89.

124. РГВИА. Ф. 395. Оп. 27. 1 отд. 3 ст. 1836. Д. 625. Л. 1-1 об.

125. РГВИА. Ф. 14057. Оп. 183. Св. 634. Д. 88. Л. 12-12 об.

126. ВД. Т. 4. С. 59-69 — показания поручика Вятского полка М.П. Старосельского от 25.12.1825 года.

127. Плестерер Л. Указ. соч. С. 211.

128. РГВИА. Ф.14057. Оп. 183. Св. 634. Д. 88. Л. 37.

129. Говоря об обстоятельствах, поссоривших его с капитаном, Пестель выражается крайне расплывчато: «Майборода поехал в Москву в октябре 1824 и возвратился в мае или в июне 1825… После того имел я свои причины быть им недовольным, и весьма сухо с ним обходился». — ВД. Т. 4. С. 167.

130. РГВИА. Ф. 36. Оп. 4/847. Св. 13. Д. 31.

131. РГВИА. Ф.14057. Оп. 183. Св. 634. Д. 88. Л. 25. Оп. 16/183. Св. 662. Д. 69. Л. 4 и др.

132. Подробнее об этом см.: Лапин В.В. Семеновская история. Л., 1991.

133. ВД. Т. 9. С. 58.

134. Там же. Т. 4. С. 263.

135. ВД. Т. 9. С. 110.

136. Там же. Т. 11. С. 112. См. об этом также: Нечкина М.В. Кризис Южного общества декабристов // Историк-марксист. 1935. № 7. С. 30-47.

137. Подробнее об этом см.: Киянская О.И. К истории восстания Черниговского пехотного полка // Отечественная история. 1996. № 6. С. 21-33.

42

  • Автор: AWL
  • Site Admin
  • AWL
  • Зарегистрирован: 12-12-2010
  • Сообщений: 45654

https://img-fotki.yandex.ru/get/759574/199368979.81/0_20a9eb_30150e1a_XXXL.png

Письмо Пестеля генералу В.В. Левашову из крепости:

Ваше Превосходительство!
Прошло уже Восемнадцать дней с тех пор, как я имел честь видеть вас в последний раз, и вот уже пятьдесят (дней) с моего ареста. Это время было для меня вечностью. Я считал часы, я считал минуты. Вы не можете себе представить, как ужасны тюремные муки и как страшна неизвестность своей Судьбы. Его Величество Император хотел, чтобы я сказал все с величайшей откровенностью; я это сделал со всей возможной и Совершенной полнотой. Я ничего не скрыл, ну совершенно ничего. Я не только ответил по всей строгой и точной правде на все вопросы, но еще и сам объявил все что только смог припомнить. Я осмеливаюсь себе льстить после этого что Его Величество будет доволен мной в этом отношении. Я хотел показать этим Его Величеству всю искренность моих теперешних чувств. Это единственное средство которое я имел чтобы ему доказать мучительную и глубокую печаль, которую я испытываю за принадлежность к Тайному обществу. Поверьте, Ваше Превосходительство, что эта печаль мне надрывает душу болью и постоянными Страданиями: я счастлив по крайней мере, что не принял участие ни в каком действии. К этому присоединились еще постоянные воспоминания о моих несчастных родителях. Они стары и болезненны и для тех немногих Дней, которые им еще осталось прожить, вся их надежда, все их существование сводятся к их детям, Господь знает, что я охотно отдал бы мою Жизнь для Них, и теперь именно я, кто возможно сводит их в могилу. Все, что есть ужасного в этих словах и разрывающего мое сердце, превыше всякого Выражения и всякого Воображения. Признаюсь, что слезы мои о них не иссякают ни Днем, ни Ночью, и что реально в глубине души я в последней степени Отчаяния. Пусть Император благоволит бросить на них и на меня взгляд жалости и Милосердия. Я не могу оправдаться перед Его Величеством, я не ищу даже это сделать; я прошу лишь Милости. Пусть он благоволит применить в мою пользу самое прекрасное право Своей Короны и Господь мне свидетель что никогда он не будет огорчен тем, что позволил себе уступить: каждый момент моего существования будет посвящен благодарности и безграничной преданности его Священной Особе и Его Августейшей Фамилии. Я чувствую хорошо, что я не могу оставаться на службе, но по крайней мере если бы он вернул мне Свободу!
Я слишком виновен против Его Величества чтобы осмеливаться адресоваться прямо к Нему с этим Изложением моих Чувств и моих страданий, но вы, Ваше Превосходительство, принесите по вашей чрезвычайной доброте мои мольбы и мое раскаяние к ногам Его Величества и не откажите внести свой вклад, насколько вы сможете, в Освобождение несчастного, который будет вам вечно обязан. Если я осмелюсь, я бы попросил вас еще благодеяние, в случае если Его Величество позволит себе быть тронутым в мою пользу, пришлите мне слово надежды и Утешения, которое может облегчить всю Громадную тяжесть, которая лежит теперь на мне и которая реально меня совершенно угнетает; или по крайней мере позвольте мне узнать хоть что-нибудь что меня вытащит из мучительной неопределенности, которая – я вас в этом уверяю – в тысячу раз хуже Смерти, поскольку я не знаю абсолютно ничего о ходе нашего дела и это бесконечно увеличивает все естественные беспокойства моего бедственного положения. Благоволите также не забыть просьбу содержащуюся в письме, которое я имел честь вам писать 19 января – если уж такая будет моя судьба, пусть эта просьба найдет свое Место. Возможно, что Всевышний в своем бесконечном милосердии соблаговолит тронуть сердце Императора в мою пользу.
Примите выражение высокого Уважения, с которым имею честь быть
Вашего Превосходительства покорнейшим слугой
Пестель
31 января 1826.

43

  • Автор: AWL
  • Site Admin
  • AWL
  • Зарегистрирован: 12-12-2010
  • Сообщений: 45654

"Русская Правда" Пестеля.

Пестель был сторонником диктатуры Временного верховного правления во время революции, считал диктатуру решающим условием успеха. Диктатура, по его предположениям, должна была длиться 10-15 лет. Его конституционный проект "Русская Правда" был наказом Временному верховному правлению, обличенному диктаторской властью. Полное название этого проекта гласит: "Русская Правда, или Заповедная Государственная Грамота Великого Народа Российского, служащая заветом для усовершенствования Государственного устройства России и содержащая верный наказ как для народа, так и для Временного Верховного Правления".
Работа Пестеля над конституционным проектом длилась почти десять лет. Его конституционный проект показал, что он был в курсе движения политической мысли своего времени.

Конституционный проект Пестеля не только многократно обсуждался на заседаниях и съездах руководителей Южного общества, но и к самой работе над текстом проекта привлекались отдельные члены общества. Речь шла не только о стиле в узком смысле слова, но и о содержании; вносили свои поправки и другие декабристы. На Киевском съезде 1823 года основные положения "Русской Правды" были обсуждены и единогласно приняты руководителями Южного общества. Таким образом, "Русская Правда", представляя собой плод огромного личного труда Пестеля, в то же время является идейным памятником целой революционной организации, обсужденным и принятым единогласно. Это - крупнейший памятник революционного прошлого первой четверти XIX века.

Революцию нельзя было, по его мнению, успешно совершить без готового конституционного проекта.

Особенно тщательно разработал Пестель мысль о Временном верховном революционном правлении, диктатура которого, по Пестелю, была оплотом от "ужасов безначалия" и "народных междоусобий", которых он хотел избежать.

"Русская Правда", - писал Пестель в своем конституционном проекте, - есть наказ или наставление Временному верховному правлению для его действий, а вместе с тем и объявление народу, от чего он освобожден будет и чего вновь ожидать может... Она содержит обязанности, на верховные правления возлагаемые, и служит для России ручательством, что Временное правление единственно ко благу Отечества действовать будет. недостаток в таковой грамоте ввергнул многие государства в ужаснейшие бедствия и междоусобия, потому что в оных правительство действовать всегда могло по своему произволу, по личным страстям и частным видам, не имея перед собою ясного и полного наставления, коим бы обязано было руководствоваться, и что народ между тем никогда не знал, что для него предпринимают, никогда не видел ясным образом, к какой цели стремятся действия правительства...

"В "Русской Правде" намечалось 10 глав: первая глава - о границах государства; вторая - о различных племенах, Российское государство населяющих; третья - о сословиях государства; четвертая - "о народе в отношении к приуготовленному для него политическому или общественному состоянию"; пятая - "о народе в отношении к приуготовленному для него гражданскому или частному состоянию"; шестая - об устройстве и образовании верховной власти; седьмая - об устройстве и образовании местной власти; восьмая - об "устройстве безопасности" в государстве; девятая - о правительстве в отношении к устройству благосостояния в государстве; десятая - наказ для составления государственного свода законов. Кроме того, в "Русской Правде" имелось введение, говорившее об основных понятиях конституции и краткое заключение, содержавшее "главнейшие определения и постановления, Русскою Правдою учиненные".

Русская Правда - конституционный проект Пестеля
 

По свидетельству Пестеля, написаны и окончательно отделены были лишь две первые главы и большая часть третьей, четвертая и пятая главы были написаны начерно, а последние пять глав вовсе написаны не были, материал к ним остался лишь в виде черновых подготовительных отрывков. Поэтому приходится привлекать добавочный материал для того, чтобы составить представление о конституционном проекте Пестеля в целом: показания о "Русской Правде", данные Пестелем и другими членами тайного общества на следствии, а также краткое изложение основных начал "Русской Правды", продиктованное Пестелем декабристу Бестужеву-Рюмину.

Разберем, прежде всего, вопрос о том, как разрешался в проекте Пестеля вопрос о крепостном праве, а затем перейдем к вопросу об уничтожении самодержавия. Это два основных вопроса политической идеологии декабристов.

Пестель чрезвычайно и высоко ценил личную свободу человека, будущее России, по Пестелю, - это общество прежде всего лично свободных людей. "Личная свобода, - говорится в "Русской Правде", - есть первое и важнейшее право каждого гражданина и священнейшая обязанность каждого правительства. На ней основано все сооружение государственного здания, и без нее нет ни спокойствия, ни благоденствия".

Освобождение крестьян без земли, то есть предоставление им только личной свободы, Пестель считал совершенно неприемлемым. Он полагал, например, что освобождение крестьян в Прибалтике, при котором они получили земли, есть лишь "мнимое" освобождение.

Пестель стоял за освобождение крестьян с землей. Его аграрный проект подробно разработан в "Русской Правде" и представляет значительный интерес.

В своем аграрном проекте Пестель смело объединил два противоречивых принципа: с одной стороны, он признавал правильным, что "земля есть собственность всего рода человеческого", а не частных лиц и поэтому не может быть частной собственностью, ибо "человек может только на земле жить и только от земли пропитание получать", следовательно, земля - общее достояние всего рода человеческого. Но, с другой стороны, он признавал, что "труды и работы суть источники собственности" и тот, кто землю удобрил и - 4 обработал, имеет право владеть землей на основе частной собственности, тем более что для процветания хлебопашества "нужно много издержек", и их согласится сделать только тот, который "в поной своей собственности землю иметь будет".

Признав за правильные оба противоречивых положения, Пестель положил в основу своего аграрного проекта требование разделения земель пополам и признания каждого из этих принципов лишь в одной из половин разделенной земли.

Вся обрабатываемая земля в каждой волости "так предполагалось называть наиболее мелкое административное подразделение будущего революционного государства" по проекту Пестеля делится на две части: первая часть является общественной собственностью, ее нельзя ни продавать, ни покупать, она идет в общинный раздел между желающими заниматься земледелием и предназначена для производства "необходимого продукта"; вторая часть земли является частной собственностью, ее можно продавать и покупать, она предназначена для производства "изобилия". Часть общинная, предназначенная для производства необходимого продута, делится между волостными общинами.

Каждый гражданин будущей республики обязательно должен быть приписан к одной из волостей и имеет право в любое время безвозмездно получить причитающийся ему земельный надел и обрабатывать его. Это положение должно было, по мнению Пестеля, гарантировать граждан будущей республики от нищенства, голода, пауперизма. "Каждый россиянин будет совершенно в необходи- мом обеспечен и уверен, что в своей волости всегда клочок земли найти может, который ему пропитание доставит и в коем он пропитание сие получать будет не от милосердия ближних и не оставаясь в их зависимости, но от трудов, кои приложит для обрабатывания земли, ему самому принадлежащей яко члену волостного общества наравне с прочими гражданами. Где бы он ни странствовал, где бы счастия ни искал, но все же в виду иметь будет, что ежели успехи стараниям изменят, то в волости своей, в сем политическом своем семействе, всегда пристанище и хлеб насущный найти может". Волостная земля общинная земля.

Крестьянин или вообще любой гражданин в государстве, получивший земельный надел, владеет им на общинном праве, не может ни дарить его, ни продавать, ни закладывать.

Вторая часть волостных земель, предназначенная для производства "изобилия", находится в частной собственности, частью же может принадлежать и государству. Лишь эти земли могут покупаться и продаваться. Казенная доля этой земли также может быть продана: "Казна является в отношении к казенной земле в виде частного человека, и потому продавать казенные земли право имеет". Каждый россиянин, желающий расширить свое земельное хозяйство, может прикупить землю из этой второй части земельного фонда.

Для осуществления своего аграрного проекта Пестель считал необходимым отчуждение помещичьей земли при частичной ее конфискации. Иначе его проект и не мог быть осуществлен: - 5 ведь в каждой волости надо было отдать во владение крестьян половину земли, эта земля отчуждалась от ее владельцев, в первую очередь от помещиков. Имело место отчуждение земли за вознаграждение, имело место и безвозмездное отчуждение, конфискация. "Если у помещика имеется 10000 десятин земли или более, тогда отбирается у него половина земли без всякого возмездия", - говорится в одном незаконченном отрывке "Русской Правды", озаглавленном "дележ земель". Если у помещика имелось менее 10000, но не более 5000 десятин, то тогда половина земли у него тоже отбиралась, но за нее давалось "возмездие" - или денежного характера, или земля где-нибудь в другой волости, но с тем условием, чтобы общее количество десятин у него не превышало 5000. Таким образом, помещичье землевладение (при полном уничтожении крепостного права!) все же частично сохранялось. Беспощадно сметая устои феодально-крепостного общества, стремясь глубоко перестроить государство на буржуазный лад, Пестель тем не менее не решался отстаивать лозунг передачи всей земли крестьянам.

Пестель доказывал антинародность самодержавия: "прежняя верховная власть (для Пестеля она в момент составления "Русской Правды" была теперешней!) довольно уже доказала враждебные свои чувства противу народа русского".
Самодержавие в России по проекту Пестеля решительно уничтожалось. Уничтожался не только самый институт самодержавия, но и физически истреблялся весь царствующий дом: Пестель был сторонником цареубийства, казни всех без исключения членов царского дома в самом начале революции.

"Русская Правда" провозглашала республику. Шестая глава "Русской Правды", по свидетельству Пестеля, еще не была написана; в ней и должно было говориться об организации верховной власти. Но была ли эта глава не написана или была она просто уничтожена, неизвестно. Мы не имеем изложения этого вопроса в "Русской Правде". Общие республиканские установки Пестеля наиболее ясно сформулированы в "Государственном завете" - кратком изложении его конституции и в показаниях Пестеля на следствии: "Я сделался в душе республиканец и ни в чем не видел большего благоденствия и высшего блаженства для России, как в республиканском правлении". Пестель и его единомышленники "входили в восхищение и, сказать можно, в восторг", когда представляли себе "живую картину счастия, коим бы Россия по нашим понятиям тогда пользовалась", - так показывал Пестель.
Пестель - сторонник идей революционной верховной власти народа: "Народ российский не есть принадлежность какого-либо лица или семейства. Напротив того, правительство есть принадлежность народа, и оно учреждено для блага народного, а не народ существует для блага правительства".

Все сословия в государстве должны были быть решительно уничтожены и слиты "в единое сословие гражданское". Никакая группа населения не могла отличаться от другой какими-либо социальными привилегиями. Дворянство уничтожалось вместе с другими сословиями, и все россияне объявлялись одинаково "благородными", т.е. "рожденными во благо". Объявлялось - 6 равенство всех перед законом и признавалось "неоспоримое право" каждого гражданина участвовать в государственных делах.

Гражданского совершеннолетия россиянин по конституции Пестеля достигал в возрасте 20 лет. Все граждане мужского пола, достигшие этого возраста, получали избирательные права (женщины избирательных прав не имели) . В конституции Пестеля отсутствовал какой бы то ни было имущественный ценз; враг "аристокрации феодальной", Пестель был не меньшим врагом "аристокрации богатств", т.е. политических цензовых преимуществ, которые получали капиталисты-собственники в некоторых буржуазных государствах. Чтобы избрать и быть избранным, надо было быть лишь совершеннолетним гражданином Российской республики. Пестель предполагал, что избиратели отдадут предпочтение более просвещенным людям, но ценза грамотности у него в конституции не было: и грамотный и неграмотный имели одинаковое право голосования.

Пестель был врагом всякого федерального устройства и сторонником единой и нераздельной республики с сильной централизованной властью.

Республика Пестеля делилась на губернии или области, которые в свою очередь делились на уезды, а уезды - на волости. Ежегодно в каждой волости должно было собираться общее волостное собрание всех жителей, так называемое земское народное собрание, которое выбирало своих депутатов в различные "наместные собрания", т.е. местные органы власти, а именно:

1. в свое наместное волостное собрание,
2. в свое наместное уездное собрание,
3. в свое наместное окружное или губернское собрание.

В эти три органа власти выборы были прямые. "Из всего явствует, - пишет Пестель, что все наместные собрания как волостные, так и уездные и окружные или губернские будут состоять из членов, назначенных в оные прямо и непосредственно от земских собраний, чем самым и будут все члены всех наместных собраний по всей точности и в полной мере самим народом избираемы". Главой наместного волостного собрания был выборный "волостной предводитель", а главой уездного и губернского наместных собраний - "выборные посадники".

Компетенция наместных собраний была довольно широкой: они выслушивали отчеты исполнительных органов власти в волости, уезде, губернии - волостных, уездных и земских правлениях, принимали и рассматривали жалобы на местное начальство, выбирали новых чиновников местного управления и утверждали прежних, и вообще занимались всеми делами местного значения, "до волости или уезда касающимися". Окружные наместные собрания выбирали, кроме того, представителей в высший законодательный орган власти - Народное вече. Таким образом, выборы в верховный орган власти в республике Пестеля намечались двухстепенные.
Народное вече являлось органом верховной законодательной власти в государстве, оно было однопалатным: принципа двухпалатной системы Пестель не признавал. Исполнительная власть в государстве вручалась Державной думе.

Народное вече предполагалось составить из народных представителей, выбранных на пять лет. Каждый год переизбиралась одна пятая часть Народного веча. Председатель выбирался ежегодно вновь из членов, пребывающих в составе Народного веча последний год. Только Народное вече имело право издавать законы, объявлять войну и заключать мир.

Никто не имел права роспуска Народного веча, так как оно представляло "волю" и "душу" народа в государстве.
Державная дума состояла из пяти членов, избранных Народным вечем на пять лет. Ежегодно один из членов Державной думы выбывал из ее состава ввиду истечения своего срока и заменялся другим по выбору. Председателем Державной думы являлся то ее член, который заседает в ней последний (пятый) год.

Кроме законодательной и исполнительной власти Пестель выделял власть блюстительную, которая должна была контролировать точное исполнение конституции в стране и следить за тем, чтобы законодательная и исполнительная власти не выходили из пределов, поставленных им законами.

Центральным органом блюстительной власти был намечен по конституции Пестеля Верховный собор, который должен был состоять из 120 членов, вызывавшихся "боярами" и избиравшихся пожизненно. Верховный собор назначал, кроме того, главнокомандующего армией во время войны.

Столицей Российской республики по "Русской Правде" должен был стать Нижний Новгород. Он намечался в качестве столицы по пяти причинам: во-первых, он был расположен в центре страны; во-вторых, находился на удобных торговых путях (на Волге) ; в-третьих, Макарьевской ярмаркой он соединял Европу с Азией в сухопутных торговых отношениях; в-четвертых, "освобождение России от ига иноплеменного через Минина и Пожарского из сего города произошло"; в-пятых, "все воспоминания о древности нижегородской дышат свободою и прямой любовью к Отечеству, а не к тиранам его".

Конституция Пестеля провозглашала буржуазный принцип священное и неприкосновенное право собственности. Она объявляла полную свободу занятий для населения, свободу книгопечатания и вероисповедания. За содержание печатных изданий виновные отвечали только пред судом. Каждая вера могла свободно исповедоваться в государстве, но запрещались некоторые религиозные обычаи, например многоженство у мусульман. Сословный суд, разумеется, отменялся и вводился гласный суд присяжных заседателей, равный для всех граждан.

Пестель был сторонником широкого развития промышленности в стране, хотя утопическое наделение всех граждан землей мешало бы в его будущей республике образованию пролетариата.
Он был врагом всякого принуждения в промышленности, считая, что "одни вольнонаемные работники должны бы при всяких заводах быть употребляемы".

Пестель отстаивал самую широкую и неограниченную свободу торговли. Границы Российской республики должны были по конституционному проекту раздвинуться до своих "естественных пределов". Взгляды - Пестеля на национальный вопрос были своеобразны и носили на себе печать дворянской ограниченности. Права отделения от Российского государства других национальностей Пестель не признавал: все народы, населявшие Россию, должны были, по его мнению, слиться в единый русский народ и потерять свои национальные особенности. Пестель не понимал значения национального развития угнетенных народов и не сумел найти путей к разрешению национального вопроса. Правда, формально русский народ не имел каких-нибудь преимуществ перед нерусскими народностями, по конституции Пестеля; все жители России независимо от национальности получали одинаковые политические права. Но в этой же конституции намечались жестокие меры против "буйных" кавказских народов. "Русская Правда" предлагала "разделить все сии кавказские народы на два разряда - мирные и буйные. Первых оставить в их жилищах и дать им российское правление и устройство, а вторых силою переселить во внутренность России, раздробив их малыми количествами по всем русским волостям". Пестель считал желательной и христианизацию нерусских народов, и вселение на земли других национальностей русских колонистов.

Что касается польского вопроса, то Пестель признавал за Польшей право отделения от России, но при следующих условиях: в Польше должна произойти революция, уничтожающая феодальное угнетение крестьян и сословий, должна быть провозглашена республика на тех же основаниях, что и в России, по принципам "Русской Правды"', со всеобщим избирательным правом, "дележом земли" и пр. После этого Польская республика получала право на самостоятельное политическое существование, отделялась от России, но сохраняла с ней самый "тесный союз" на мирное и военное время, "вследствие коего бы Польша обязалась все войско свое присоединить на случай войны к российской армии, дабы тем в полной мере доказать, что чувства искренней дружбы и преданности к России питает т питать будет". План отделения Польши введен был в "Русскую Правду" "в предположении, что Польша заслужит самостоятельную независимость поступками своими и образом своего действия в роковое время Российского возрождения и государственного преобразования".

Таков был конституционный проект Пестеля - "Русская Правда". Это был революционный проект буржуазного переустройства крепостной России. Он уничтожал крепостное право и самодержавие, учреждал республику вместо отсталого абсолютистского государства. На нем лежит некоторая печать дворянской ограниченности, но в целом от представляет собой своеобразный план сильного продвижения вперед отсталой феодально-крепостной России. Это был самый решительный, радикальный из конституционных проектов, созданных революционерами-дворянами.

44

  • Автор: AWL
  • Site Admin
  • AWL
  • Зарегистрирован: 12-12-2010
  • Сообщений: 45654

Ек.Ю. Лебедева (Кеменкири).

О человеческом облике, корыстных целях - а также и о дамах
(Правда ли Пестель из корыстных соображений хотел жениться на рябой старухе)

Я все-таки написала продолжение к длинному прогону - о том, что получается, когда в людях из истории видят не людей, а ходячую идеологию, и что из этого выходит.

Тут есть еще один интересный момент. Про угол зрения. От которого в том числе и возникает ощущение, что на некую тему "все уже опубликовано" и можно его только по десятому разу перетолковывать. От направления... отчасти заданного даже не в советское, а в досоветское время... и отчасти до сих пор живого.

Когда мы говорим "декабристы" и рассматриваем их именно не как живых людей с их биографией, а как общественных деятелей, представителей таких-то взглядов, платформ и программ. И на эту тему документов действительно ограниченное количество и в основном они уже опубликованы. Ну что тут поделаешь, "Русскую правду" еще во время следствия откопали, а вторую, сколько ни рой землю в районе села Кирнасовка, не выкопаешь!

Мало того, даже то, что публиковалось (и иногда - публикуется по сю пору) из, в общем-то, личных документов, рассматривается тоже в общественно-политическом смысле. (А что никак не пролезало, то не публиковалось - вот как те 100 листов).

И получаются такие люди, которые не ходили просто так и не говорили о жизни, а только о восстании, революции и общественных преобразованиях (чему не в добрый час, на мой взгляд, способствовала статья Лотмана "Декабрист в повседневной жизни" - но о ней и о Лотмане я еще хочу  побурчать отдельно).

Впрочем, идею-то эту породили задолго до Лотмана, он под нее просто подвел теоретическую базу. Вот один пример.

Впрочем, сначала мини-лирическое отступление. Я уже говорила, что для сохранения человеческого (а не идеологического) облика в глазах потомков декабристу очень полезно наличие в анамнезе Сибири. Но назвала не все причины. Дело ведь не только в том, что именно с этой стороны на них смотрели сибирские жители, а потом и сибирские же исследователи. Дело еще вот в чем: человек продолжает жить, сам по себе - плюс среди "своих", и сам он имеет возможность сказать и сделать что-то после, и быть воспринятым - товарищами и потомками не только на основании того "что ты делал 14 декабря" (условно говоря). Вот пример - Трубецкой, 14-го делал он нечто неоднозначное (на следствии - тоже, но это скорее к восприятию потомков, которым будут доступны документы), но затем - жил и действовал еще лет 30, да не забудем еще такое несомненное достоинство Трубецкого, как его супруга... И люди воспринимают, запоминают, описывают - именно этого человека, с которым десятилетия "после" общались (вполне себе с удовольствием - вот, М.К. Юшневская уже в Киеве пишет, как ждет его приезда...).

А еще (к вопросу о Екатерине Ивановне - и не только) очень помогает наличие супруги. Или хотя бы - романтической истории любви. Тоже, видимо, как-то само собой намекает, что все это было не по идеологическим соображениям, а вот просто так интересно сложилась жизнь у двух людей.

Так вот, о напримере.

В этом смысле Павлу Пестелю не повезло просто по полной программе: ни Сибири, ни личной жизни. И последние по времени свидетельства, которые мы имеем - это следствие, от доносов до показаний его и других лиц, данных, прямо скажем не по доброй воле - и в ответ на вопросы, которые гнут вполне определенные линии, подгоняя факты к идеям. (Идеи эти определяются по ходу следствия, и это, надо сказать, своя, отдельная тема, тоже ФАНТАСТИЧЕСКИ мало исследованная (к моему удивлению), до сих пор в большинстве случаев показания используются по принципе "что сказано, то и правда". Проблема в том, что сказано разными людьми много - в том числе строго противоположного. В таком случае обыкновенно берется та цитата, которая подходит к концепции... Но это, повторюсь, своя отдельная тема. И у нас по ней, надеюсь, статья выйдет, уже написанная.)

Ну вот и получается, - номер первый в списке осужденных, глава общества, автор "Русской правды", "...и сложили Пестель и Кондратий \ головы за братий..." (стихи 19-вечные неизвестно чьи)... (А еще вспомните все те портреты, на которых лет ему на них... наверное, шестьдесят. И вид такой... мрачный и решительный, можно сразу на броневик.)

В общем, никакой личной жизни, одна общественная. А если что и пытается вылезти на темы личной, то авторы бдят и общественную непременно обнаружат.

Так вот, был у Павла в жизни период, когда его никак не повышали в полковники и не давали полка. (Вот тот самый, из которого мы 4 "с половиной" письма  опубликовали.) Когда практически уже все сверстники, все со сходным сроком службы и боевым опытом - уже, и некоторое время. И тянулось это некоторое время, раза два доходя до стадии "уже почти дали, но передумали". И сидишь ты, взрослый мужик, в адъютантах, а потом и вовсе неизвестно кем при штабе... В общем, не удивительно, что в голову ему закралась мысль сменить место службы. Благо, нашелся даже персонаж, который переманивал к себе и обещал, как говорят нынче, быстрый карьерный рост...

Правда персонаж был... специфический, но других вариантов как-то не было. Иосиф де Витт, заведующий изрядным куском военных поселений на юге.

Но поскольку, как мы знаем, идеологическая выдра лет шестидесяти (которой на самом деле неполных 30!) не может просто так переживать, что военная карьера у нее, выдры, какая-то хреноватая, - а думает только о программе партии действиях тайного общества, советская историческая наука давно уже предположила, что сделал он это неспроста, а в целях его, родимого. Общества то есть. Чтобы при случае взять - и поднять разом все военные поселения. Доказательств этому, правда, нет. Но идея появилась, и давно - а потом уже забылось, что это предположение, - и идея стала гулять по книгам как установленный факт, упоминаемый мимоходом как общеизвестный. Причем если завелась она, как я сильно подозреваю, под флагом "как это декабрист - и готов служить в военных поселениях? Это он, наверное, в революционных целях...", то потом все чаще приобретало окраску: "вы посмотрите, какой моральный релятивизм, он в революционных целях даже в военных поселениях служить собирался..."

И мало того. Для дополнения этого ужасТного облика возьмем, например, Ю.Лотмана, Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского дворянства (XVIII-начало XIX века)", глава " Женский мир"... Вы хотите спросить, причем тут женщины? да вот: "Пестель решился использовать Витта: жениться на его дочери - старой деве и получить в свои руки военные поселения юга". А в книге про биографию Пушкина он еще уточняет про внешность невесты - на "рябой старой деве". Чтобы уж точно было понятно, видимо, что жениться на ней можно только в жанре глубокого морального релятивизма. (И я лично находила на днях в Сети статью, где кто-то совсем следующий на это ссылается, и что-то на этом строит - кажется, полагает, что Пушкин на это намекал в "Борисе Годунове", так что идея не потерялась...)

Опустим выяснение вопроса, как, женившись на некой девушке, можно унаследовать не ее приданое, а то, чем по месту службы командует ее родитель. Это все-таки не его фамильное имение, прямо скажем.

...а также выяснение вопроса, где же ссылки с доказательствами, что это была именно рябая, старая и дева;-).

Согласимся, что картина и правда рисуется малоаппетитная. Поэтому отвлечемся от нее пока и подумаем о приятном, вообразив ей прямую противоположность - то есть вместо мужчины, который собирается жениться на некрасивой даме в корыстных целях, представим себе мужчину, который ради красавицы, на которой даже не собирается жениться, совершает всякие эпические безумства. Да и зачем воображать - вот конкретный пример, и фамилия его - Лунин:

Однажды в Одессе, в 1819 г. он беседовал на балконе третьего этажа с известной тогда красавицей Валесской. Разговор шел о исчезновении в мужчинах рыцарства. Валесская приводила в пример, что теперь уже ни один из них не бросится с балкона по приказанию своей красавицы. Лунин был равнодушен к Валесской, но не мог отказаться от ощущения некоторой опасности. Он смело и ловко бросился с балкона и благополучно достиг земли, так как тогда улицы были не мощены."

(Это некие "Воспоминания неизвестного о декабристах", каковой неизвестный, видимо, все или многое, судя по составу текста, слышал от Матвея Муравьева-Апостола уже в годы 1870-80-е. Именно этот фрагмент цитировал еще Эйдельман в книге "Лунин", а не так давно этот небольшой текст опубликован целиком : Российский Архив. Том ХIII. — 2004.

Достоверность у него разная, но любопытное там есть).

Сейчас мы пишем - "Валевская", но тогда фамилия, видимо, писалась и произносилась так: декабристы братья Беляевы, один из которых написал воспоминания, тоже упоминают "красавицу Валескую".

Но какое нам, собственно, до нее дело, если мы начали с морального релятивизма и "рябой старой девы", дочери Витта?

А вот какое. Речь идет об одной и той же женщине. Точнее, в "Воспоминаниях неизвестного" речь идет именно о ней, пусть бы и из третьих рук (не факт, что лично Матвей присутствовал при этой сцене, но ему было от кого ее услышать).

Ее звали Изабелла Валевская, и Витту она была не дочь, а падчерица - дочь его жены от ее первого мужа, по нему и фамилия.

(Да, эта семья жила ОЧЕНЬ нескучно. Приблизительно вся. Витт тоже. Достаточно сказать, что он был сыном от первого брака такой... гм, эпической женщины, как "старая графиня Потоцкая". Я думаю, мы со Змеей когда-нибудь еще споем про нее песенку (потому что Умань), а пока могу только посоветовать заглянуть в Википедию - там ее приключения описаны довольно подробно).

https://forumstatic.ru/files/0013/77/3c/17823.jpg

Гагарина Изабелла (Елизавета) Адамовна (ур. Валевская). Фишер К.А. Фотография К.А.Фишера. 1900-е гг.
Российская империя, г. Москва
16х11,5 см; 30х24 см
Картон, желатино-серебряный отпечаток
Государственный Исторический Музей

И да, Изабелле было уже не 17 лет... а 19 (в случае с Луниным) и 20-21 (в случае с Павлом). Да, многих девушек отдавали замуж раньше, но до старой девы как-то еще далековато, а вообще по эпохе бывало ВСЯКОЕ, в том числе жены на несколько лет старшей мужей (возьмем, далеко не ходя, тех же Артамона и Веру Муравьевых).

А вот откуда Лотман взял "рябую", я и вовсе не знаю. Как ни удивительно, но от "красавицы Валесской" не сохранилось портретов из времени молодости, только когда она была уже замужней дамой "за 50".


https://img-fotki.yandex.ru/get/232848/374871492.23c/0_203d20_c67cff5e_XL

И. Гагарина (Валевская)
(С.Зарянко, 1850-е годы)

Но вот по этому, например - по-моему, можно судить, что в молодости она была красива, да и этим портретом никого не напугаешь. Остается предположить, что Лотмана просто "занесло", в рамках картины морального релятивизма, чтобы уж было понагляднее...

Я отдельно опускаю вопрос о том, что, думаю, женщина, которую кто-то один может в недоброжелательном ключе описать "рябой старой девой", кому-то другому может стать вполне искренне любимой женой - по разным причинам. Но в данном случае это рассуждение сугубо абстрактное, потому что было-то совсем другое...

А что же, кстати, было?

То, что было, известно нам, кстати, ровно из семейной переписки Павла с родителями, от которой сохранилась ровно одна половина - письма родителей. Как вы догадываетесь, это не то место, где речь хотя бы могла БЫ идти об использовании чего-то на нужды тайного общества. ...по письмам видно, что разговоры - что о смене места службы, что о возможной женитьбе, - идут долго, кажется, больше года - и я бы сказала, порой мучительно. Ивану Борисовичу не нравится ни та, ни другая идея сына, а у Павла с тем и с другим как-то упорно не складывается... И видно по ответам отца, что в письмах сына речь шла и о чувствах к девушке, и о намерении жениться... За ним вообще, кроме этой, романтических историй известно - ровно еще одна. Времен службы в Митаве (нынешняя Елгава в Латвии), несколькими годами раньше, и тогда до отца сразу дошли слухи, что молодой человек уже женился...

В общем, я подозреваю, что тайное общество тут ни при чем. Просто вот такой молодой человек был - сразу начинал собираться жениться. Не часто, но зато сразу. Не вижу тут никакой аморальности, и даже наоборот, если честно!

...ну да, на дочери того, к кому собирался перейти на службу. Но, честно говоря, вариант корыстных (в любом применении) мотивов тут ровно один из нескольких возможных, даже если брать эту ситуацию отдельно от конкретных лиц. Можно свободно предположить вариант совпадения в чистом виде (собрался перейти на службу - попал в гости - а тут ОНА!) и даже вариант романтический (ради НЕЁ).

Я склоняюсь к совпадению. А вот со стороны Витта вполне могу предположить корыстные цели (опять же, не в организации, а в поощрении романа). Такой уж он... интересный человек. (Один из доносов 1825 года на Южное общество появился при его активном участии. И нет, я не думаю, что в 1820 году он это уже имел в виду. А то бы донос явился куда раньше! Просто - если хочешь переманить ценного сотрудника...)

...А еще по некоторым ремаркам из тех же писем можно предположить, что к той же Изабелле и примерно в то же время был неравнодушен... Никита Муравьев. Вы ведь еще помните Лунина, прыгающего с балкона? Никите он - двоюродный брат и ездит на юг вместе с ним. И становится понятно, что он делает на одном балконе с красавицей, к которой был равнодушен - составляет, скорее всего, компанию неравнодушному кузену, которого как-то не прельстила идея сломать шею даже ради любимой женщины... (Не Никита ли потом расскажет эту историю Матвею?)

Но девушку не прельстил ни один из двух друзей, ни многие другие наверняка наличные поклонники...

Вообще, глядя на ее "веселое" семейство и дальнейшую историю, я все время хочу процитировать дочь одной моей подруги, которая в весьма юном возрасте произнесла: "А я буду не как мама. Я буду простым человеком!"

Так вот, у меня есть ощущение, что план по буйной жизни два предыдущих поколения Валевских - Потоцких - де Витт и т.д. уже перевыполнили, а вся еще оставшаяся дурь ушла к Потоцким.

И, судя по всему, Изабеллу интересовала будущая семейная жизнь с двумя отличительными чертами - богатая и спокойная.

И где-то относительно скоро (в 1823 году) она становится женой князя Сергея Сергеевича Гагарина. Фамилия с титулом как бы намекают, что с богатством тут все было очень хорошо, даже лучше, чем у Никиты (у Павла по этому критерию шансов не было никаких!)

Живут в Петербурге,и вот что интересно: во всяких мемуарах упоминают, что она мало выезжала в свет; никаких скандальных историй и романов на стороне за ней не известно... Зато родила мужу 8 детей (6 дочерей и два сына), в старости увлекалась мистицизмом и благотоворительностью... И прожила 86 лет, надолго пережив мужа.

...не говоря уже о тех, кто за ней когда-то ухаживал, и даже - от буйной удали прыгал с балкона...

В общем, как видите, в итоге вышла история не о программе партии, а... о всяком, любви и нелюбви, везении и невезении... о людях.

Нет, я вовсе не собираюсь утверждать, что в жизни тех из них, кто таки устроил тайное общество, политики (в широком понимании сего слова) не было вовсе.

Те же Павел и Никита, на момент неудачных влюбленностей в Валевскую - близкие друзья, и один и тот же предмет симпатий их не поссорил... а поссорили - в 1824 году - переговоры о возможности объединить Северное и Южное общество... Впрочем, и тут речь могла идти не об одной идеологии: все тот же Матвей Муравьев пересказал эти неудачные переговоры Александру Барятинскому, и тот счел, что это было скорее "прение авторских самолюбий"... Тоже вполне *человеческое* чувство, надо сказать.

...и вот я понимаю, что написала длиннющую простыню, до середины которой долетит редкий читатель, - ради разбора и опровержения одного маленького, коротенького "напримера".

А вы знаете, сколько их, таких? Общий объем того, что можно было бы на них сказать, я даже боюсь представить. Поэтому иногда осмысленнее - не опровергать старое - а идти писать заново. Авось старое само отвалится. Чем и занимаемся по мере сил.

Источник

45

  • Автор: AWL
  • Site Admin
  • AWL
  • Зарегистрирован: 12-12-2010
  • Сообщений: 45654

https://img-fotki.yandex.ru/get/509292/199368979.81/0_20a9d0_b9830570_XXL.jpg

Pavel Pestel speech at the meeting of the Northern Society of the Decembrists in Petersburg
Artist: Goldstein, Konstantin Mikhailovich (1881-1944)
Museum: Private Collection
Method: Lithography
Created: 1936


Начало политической деятельности Пестеля. «Союз спасения».

Одним из наиболее важных, поворотных моментов в становлении личности Пестеля является Отечественная война 1812 г. Он героически проявил себя во время Бородинской битвы, где был ранен в ногу. Кутузов вручил ему золотую шпагу с надписью «За храбрость». 14 августа 1813 г. Пестель назначен адъютантом главнокомандующего 2-ой армии графа Витгенштейна, в составе которой продолжил войну на чужой территории и в марте 1814 года вступил в Париж. Побывав в странах, где не было крепостного права и самодержавных режимов, он получил достаточно материала для раздумий о судьбах своей родины. На фоне всего увиденного Россия еще сильнее ужаснула Пестеля, и до этого весьма критически воспринимавшего окружающую действительность своей отсталостью и бесправным положением народа. В его сознании начался переход к более радикальным политическим взглядам. Он понял, что необходимо коренным образом реорганизовать общественно-политическое устройство России, и решил посвятить себя этому великому делу.

В 1816 году в Петербурге возникает первое тайное общество декабристов под названием «Союз спасения». Основателями его были полковник Генерального штаба А.Н. Муравьев, князь С.П. Трубецкой, подпоручик Генерального штаба Н.М. Муравьев, подпоручик лейб-гвардии Семенского полка И.Д. Якушкин. Все они были участниками войны 1812 года и заграничных походов. Вскоре к ним присоединился Михаил Николаевич Новиков, племянник знаменитого просветителя XVIII века, человек с республиканскими убеждениями. Именно он принял осенью 1816 года Пестеля в тайное общество.

Вступив в «Союз спасения», Павел Иванович начал активно вербовать новых членов. В январе 1817 года ему у далось ввести в общество трех человек: братьев Шиповых, капитана и полковника, и адъютанта Аракчеева князя Илью Долгорукова. Пестель также возглавил комиссию по составлению устава организации. По свидетельствам членов общества именно ему принадлежало авторство большей части документа, который был готов уже в январе 1817 года. Общество после принятия устава стало называться «Обществом истинных и верных сынов Отечества». В уставе, уничтоженном позднее самими декабристами при очередном преобразовании общества в «Союз благоденствия» в 1818 году, говорилось о целях и методах действия тайной организации, определялись структура организации, принципы ее функционирования, порядок приема членов и их обязанности. Благодаря огромной работе академика М.В. Нечкиной, которой удалось восстановить общее содержание столь важного документа, стало возможным получить представление о государственно-правовых взглядах П.И. Пестеля, в начале его политической деятельности.

Главной целью «Общества истинных и верных сынов Отечества» провозглашалось установление конституционной монархии и уничтожение крепостного права. Достичь этого предполагалось путем открытого выступления тайного общества. В момент смены императоров на престоле. Члены «Общества» обязывались не присягать новому государю, прежде чем удостоверятся в том, что он ограничит свою власть народным правительством. Ранее предполагалось добиться отмены крепостного права путем подачи государю петиции дворянства. Смена названия тайной организации сопровождалась, таким образом, сменой тактики и принятием более революционной цели. Пестель показывал на следствии: «Вместе с учреждением «Общества истинных и верных сынов Отечества» появились мысли конституционные, но весьма неопределительные, однако, же больше склонные к монархическому правлению». Вот таких взглядов придерживался в то время будущий революционер – республиканец. Проект конституции, который он тогда взялся составлять, подтверждает это. Этот проект значительно отличался от проекта М.Н. Новикова, содержавшего республиканские идеи и оказавшего значительное влияние на мировоззрение Пестеля.

В «Обществе» не было единства в вопросе о средствах достижения основной цели. В 1817 году среди членов московского отделения этой организации возникла идея о цареубийстве с целью ускорения смены монархов на престоле. Исполнителем этого акта должен был стать И.Д. Якушкин. Идея цареубийства вызвала жаркие споры, в результате которых план Якушкина был отвергнут как нецелесообразный. Пестель был в числе решительных противников этого преждевременного акта. В результате разногласий между членами общества было принято решение о его роспуске и создании другого, основанного на новых принципах. Для завоевания общественного мнения было решено увеличить численный состав организации.
Таким образом, Отечественная война 1812 года стала для Пестеля настоящей политической школой, побудив его к активной деятельности по изменению российской жизни. У него складываются конституционно-монархические взгляды, которые впоследствии под влиянием различных факторов окружающей жизни претерпят значительные изменения и станут революционно-республиканскими.

46

  • Автор: AWL
  • Site Admin
  • AWL
  • Зарегистрирован: 12-12-2010
  • Сообщений: 45654

https://img-fotki.yandex.ru/get/476828/199368979.81/0_20a9db_802efbfa_XXXL.png


Записка Николая I коменданту Петропавловской крепости с приказом о водворении П. И. Пестеля в Алексеевский равелин.

47

  • Автор: AWL
  • Site Admin
  • AWL
  • Зарегистрирован: 12-12-2010
  • Сообщений: 45654

https://img-fotki.yandex.ru/get/750182/199368979.81/0_20a9ed_6a103a44_XXXL.jpg

Пестель, Павел Иванович  — полковник, командир Вятского пехотного полка, главный деятель заговора декабристов; родился в Москве 24-го июня 1793 года, казнен в Петербурге 13-го июля 1826 года.

До 12 лет П. воспитывался в доме своего отца Ивана Борисовича (см.), с 1805 г., в течение 4 лет, вместе с младшим братом Владимиром (см.) учился за границей, в Дрездене, под руководством воспитателя Зейделя, впоследствии вступившего в русскую службу.
По возвращении в Россию П. поступил в мае 1810 г. в старший класс Пажеского корпуса.
Блестящие способности и прекрасная подготовка обращали на него общее внимание в корпусе.

Экзамены в октябре 1810 г., так же как выпускные 1811 года, в присутствии государя, он выдержал первым по списку и был записан на мраморную доску (которая после событий 14-го декабря была разбита и заменена другой).

В декабре 1810 г. он был произведен в камер-пажи и 14-го декабря следующего 1811 года выпущен прапорщиком в л.-гв. Литовский полк.
В составе этого полка Пестель участвовал в военных действиях против французов с апреля 1812 г. до сражения при Бородине, в котором, под самый вечер 26-го августа, был жестоко ранен ружейной пулей в ногу с раздроблением костей и повреждением сухожилий; за отличие в этом сражении он получил золотую шпагу с надписью "за храбрость".
Восемь месяцев затем Пестель лечился в Петербурге, в доме родителей; в мае 1813 г. с не закрывшейся раной, из которой все еще выходили кусочки костей, он отправился за границу, в штаб действовавшей армии и здесь вскоре, 14-го августа, назначен был адъютантом к главнокомандующему, графу Витгенштейну.

За отличие в военных действиях 1813—1814 гг. Пестель получил ряд наград: за сражения при Пирне и при Дрездене в августе награжден чином поручика, за Лейпцигскую битву — орденом св. Владимира 4-й степени с бантом и австрийским орденом Леопольда 3-й степени; за сражение при гор. Труа в кампании 1814 г. — орденом св. Анны 2-го класса.

По окончании войны П. был переведен, 21-го августа 1814 г., в Кавалергардский полк с оставлением в должности адъютанта гр. Витгенштейна и получил в этом полку чины штабс-ротмистра (1817 г.) и ротмистра (1818 г.).
В сентябре 1814 г., состоя при графе Витгенштейне, он жил в Митаве; в апреле 1815 г., сопровождая его, отправился в действующую армию за границу, и в сентябре вместе с ним возвратился в Митаву (пробыв короткое время у родителей в Петербурге).

В 1818 г. гр. Витгенштейн был назначен главнокомандующим 2-й армии, расположенной на юге.
С этого времени Пестель несколько лет провел в Тульчине, состоя при главной квартире 2-й армии, пользуясь величайшей доверенностью главнокомандующего, и в особенности начальника штаба П. Д. Киселева. Киселев высоко ценил ум и способности Пестеля, давал ему наиболее ответственные поручения по службе и сблизился с ним дружески.
А. А. Закревский несколько раз в письмах своих к Киселеву предостерегал его об опасности сближения с Пестелем. "Здесь говорят, — писал Закревский в июне 1819 г. из Петербурга, — что Пестель, адъютант его (Витгенштейна), все из него делает: возьми свои меры. Государь о нем мнения не переменял и не переменит. Он его, кажется, хорошо знает". "До меня слухи доходят, — писал Закревский в сентябре 1820 г., — что тебя в армии не любят и что ты свободное время проводишь большей частью с Пестелем... И какая связь дружбы соединила тебя с Пестелем, о характере и нравственности которого ты писал мне неоднократно?" В ответ на эти предостережения Киселев указывал на достоинства Пестеля и не удалял его от себя.

Декабря 6-го 1819 г. Пестель переведен был в Мариупольский гусарский полк с производством в подполковники, а 20-го марта 1821 г. перечислен в Смоленский драгунский полк.
В 1821 г. он три раза командирован был в Бессарабию для собрания сведений о действиях Ипсиланти в Молдавии. Одна из записок его по этому вопросу обратила на себя внимание императора Александра I, который "остался весьма доволен ясным изложением всех подробностей этого дела".

1-го ноября 1821 г. Пестель произведен был в полковники и 15-го ноября, 27 лет от роду, назначен командиром Вятского пехотного полка.
Полк этот был в совершенном расстройстве и считался самым худшим во всей южной армии.
Его поручили Пестелю в уверенности, что он сумеет водворить в нем дисциплину.
Пестель прибыл к своему полку 8-го января 1822 г., и не прошло полгода, как дивизионный генерал, князь Сибирский, сделав смотр полку, засвидетельствовал успешность стараний молодого командира в следующих словах приказа: "Впрочем, хотя и весьма короткое время вступление полковника Пестеля в командование Вятским пехотным полком, но усердие его и жертвование даже собственных денег на приведение полка не только в должную исправность, но даже и видимое его желание сравнить полк, ему вверенный, с лучшими, — столь успешно и очевидно, что остается только благодарить и ожидать перемены по полку во всех частях и в столь короткое время".
Старания Пестеля увенчались полным успехом.
В приказе главнокомандующего после смотра в 1825 г. Вятский полк поставлен был в числе тех шести полков, которые наиболее заслужили внимание начальства своими успехами, причем было замечено, что эти шесть полков стали наравне с лучшими полками во всей армии.

Открывавшаяся перед Пестелем блестящая военная карьера не удовлетворяла его честолюбия, служебная деятельность не наполняла его жизни, полученное им военное образование не казалось ему достаточным; поэтому он начал работать над пополнением своих знаний и главным интересом его стали занятия юридическими науками.
Во всех ответах Следственному комитету Пестель сам, с замечательным самосознанием, выяснил, откуда возник в нем живой интерес к занятиям политической наукой и каким образом они приняли то направление, которое привело его на эшафот. Заговор декабристов был отголоском политических переворотов Западной Европы под влиянием ознакомления нашей военной молодежи с ее жизнью во время заграничных походов александровского царствования.

Пестель не мог указать никого, кому бы он мог приписать первое внушение воспринятых им идей: они развились в нем сами собой под влиянием знакомства с европейской жизнью, чтения и размышления о современном положении России.
Начальное знакомство с юридическими науками Пестель получил из уроков профессора академика Германа, читавшего эти науки в Пажеском корпусе и подготовлявшего его к вступительному экзамену в корпус. По выходе из корпуса Пестель продолжал заниматься политическими и военными науками.
Зимой 1816—1817 гг. он прослушал курс этих наук у академика Германа в его квартире на Васильевском Острове, но почерпнул у него мало новых познаний, потому что он в приватных лекциях читал почти то же самое, что и в Пажеском корпусе. В представленной Следственному комитету своей, так сказать, политической исповеди Пестель отмечает те события и порядки внутренней жизни Александровского царствования, которые возбудили в нем "внутренний ропот противу правительства". Наиболее возмущало его крепостное право и связанное с ним привилегированное положение дворянства. Затем: военные поселения, "упадок торговли, промышленности и общего богатства, несправедливость и подкупливость судов и других начальств, тягость военной службы для солдат", наконец, "преимущества разных присоединенных областей", т. е. Финляндии и Польши, которые, как известно, с одной стороны, возбуждали чувство обиды в русских людях, с другой стороны, заставляли их ожидать политической свободы и для России; эти и другие наблюдения рисовали воображению Пестеля "целую картину народного неблагоденствия..." Вскоре он пришел к убеждению, что единственные средства для достижения лучших порядков заключаются в революции и установлении республики. Убеждение это возникло из соображений о "возвращении Бурбонского дома на французский престол", которые он называет "епохою в своих политических мнениях". Он заметил, что "большая часть коренных постановлений, введенных революцией, были при реставрации монархии сохранены и за благие вещи признаны", и что "те государства, в коих не было революции, продолжали быть лишенными подобных преимуществ и учреждений", — и сделал отсюда вывод, что, следовательно, "революция, видно, не так дурна, как говорят, и что может даже быть весьма полезна". На укрепление Пестеля в республиканском образе мыслей повлиял Новиков, член Союза благоденствия. Сильно повлияли на него также сочинения известного в свое время французского публициста графа Детю де Траси (Destutt de Tracy: "Commentaire de l'esprit des lois"); затем собственные размышления о республиках Греции, Рима и Великого Новгорода, наконец, газеты и политические сочинения, прославлявшие возрастание благоденствия в Северо-Американских Соединенных Штатах и приписывавшие это государственному их устройству. Весьма сильно укрепили его далее, в республиканском и революционном образе мыслей "происшествия в Неаполе, Гишпании и Португалии": "Я в них находил, по моим понятиям, неоспоримые доказательства в непрочности монархических конституций и полные достаточные причины недоверчивости к истинному согласию монархов на конституции, ими принимаемые".

Плодом всех этих размышлений и изучений была написанная Пестелем в форме законодательного акта, предназначавшегося для применения в жизни, "Русская Правда, или заповедная государственная грамата великого народа российского, служащая заветом для усовершенствования государственного устройства и содержащая верный наказ как для народа, так и для временного верховного правления". Слабая сторона этого проекта Пестеля замечена была, однако, уже современниками — членами Северного общества.

Наиболее решительный антагонист Пестеля, Никита Муравьев, стоял за образование из России федеративного государства по образцу Северо-Американских Соединенных Штатов.
Пестель считал федеративную систему неудобной вообще и совершенно пагубной для России и составил направленное по адресу Муравьева обстоятельное рассуждение о недостатках федеративной системы, в котором доказывал, между прочим, что, благодаря ей, Россия "снова испытает все бедствия и весь неизъяснимый вред, нанесенный древней России удельной системой, которая также ничто иное была, как род федеративного устройства государства", и, вследствие разнородности ее частей, "скоро потеряет не только свое могущество, величие и силу, но даже, может быть, и бытие свое между большими или главными государствами". Его идеалом было сильное, единое, тесно сплоченное государство. Для большей сплоченности государства он считал необходимым национальное объединение входящих в его состав племен и народностей. "Россия, — провозглашал он, — есть государство единое и неразделимое", — неразделимое, в смысле единства верховной власти, образа правления и законов для всех частей государства. "Все племена должны быть слиты в один народ". Временное верховное правление должно было стремиться к "совершенному обрусению" всех племен, в России обретающихся. Пестель обязывал временное верховное правление держаться такой политики не только по отношению к различным русским племенам (россияне, малороссияне, украинцы, белорусы), которые различаются между собой только "малыми оттенками" и должны быть "слиты в одну общую форму", но и по отношению к иноплеменным народностям, подчиненным России, например, к финляндцам. Рассматривая с той же обрусительной точки зрения положение всех народностей, живущих в России, Пестель повторял и все обычные антисемитические обвинения.

Совершенно иначе Пестель относится к Польше: для нее он требует независимости с восстановлением ее старых границ. На первый взгляд он тут отрицает все только что установленные принципы: Финляндия не только должна быть лишена привилегированного положения status in statu, дарованного ей Александром I, но и должна быть слита с Россией обрусительными мероприятиями; для Польши же не только не обрусение, но и полная независимость! Столь противоречивое отношение Пестеля к полякам и финляндцам, а вместе с этими последними и ко всем инородцам в России возникло из его боязни допустить хотя бы тень федерации. Благо государства (государственное благоустройство) требует тесного объединения, полного слияния всех частей, всех подчиненных народностей. Но раз подчиненная народность слишком сильна для полного подчинения и имеет исторические права на самостоятельное национальное существование, то Пестель предпочитает дать ей независимость. Или слияние, или независимость: среднего решения он не допускает. В польском вопросе "право народности" побежденного должно пересилить, по его мнению, права победителя.

Что касается вопросов сословных, то на первом месте следует поставить крестьянский вопрос, сильно волновавший умы декабристов. Мысль о необходимости освобождения крестьян составляла одно из наиболее объединявших их, прочнейших их убеждений. В "Русской Правде" "уничтожение рабства и крепостного состояния возлагается на временное верховное правление, яко священнейшая и непременнейшая его обязанность". "Обладать другими людьми, как собственностью своей, — писал Пестель, — продавать, закладывать, дарить и наследовать людей наподобие вещей, употреблять их по собственному своему произволу, без предварительного с ними соглашения и единственно для собственной своей прибыли, выгоды, а иногда и прихоти, — есть дело постыдное, противное человечеству, противное законам естественным, противное святой вере христианской, противное, наконец, заповедной воле Всевышнего, гласящего в Священном Писании, что люди пред ним все равны и что одни деяния их и добродетели разницу между ними составляют". Пестель указывал, что "важное предприятие" — освобождение крестьян — "требует зрелого обдумания и весьма большую произведет в государстве перемену" и поэтому рекомендовал верховному правлению "потребовать проекты от грамотных дворянских собраний и по оным мероприятия распорядить", но строго соблюдая следующие главные правила: "освобождение крестьян от рабства не должно лишать дворян дохода, ими от поместий своих получаемого", и — оно "должно крестьянам доставить лучшее положение противу теперешнего, а не мнимую свободу им даровать". Этим вторым правилом устанавливалось освобождение крестьян с землей. Пестель предполагал у помещиков, имеющих менее 5000 десятин, всю землю отобрать в пользу их крестьян, а помещикам дать взамен те же 5000 десятин из казенных земель в другой местности или возместить им стоимость земли деньгами. У помещиков, имеющих от 5000 до 10000 десятин, отбиралась бы на таких же условиях только половина их поместья. У владельцев же больших имений, более 10000 десятин, он полагал возможным отобрать половину земли безвозмездно. Опасаясь, что освобождение крестьян произведет "волнения и беспорядки в государстве", Пестель вменял в обязанность верховному правлению "беспощадную строгость употребить противу всяких нарушителей общего спокойствия". Пестель, защитник свободы политической и гражданской, и в частности, свободы печати, в этом случае предписывал директорам верховного правления роль Робеспьеров. Прав был кн. Н. Трубецкой, говоривший Пестелю, что он законное самодержавное правление хочет заменить революционным деспотизмом.

С освобождением крестьян дворянство лишается главной своей привилегии: Пестель требовал, чтоб оно лишено было вместе с рабовладельческой и всех других привилегий. Наравне с дворянскими привилегиями должны быть уничтожены привилегии и других сословий: "все люди в государстве имеют одинаковое право на все выгоды, государством доставляемые, и все имеют равные обязанности нести все тягости, нераздельные с государственным устроением": из сего следует, "что учреждение сословий непременно должно быть уничтожено, что все люди в государстве должны составлять только одно сословие, могущее называться гражданским и что все граждане в государстве должны иметь одни и те же права и быть пред законом все равны".

Российским гражданам верховное правление должно обеспечить свободу личную, свободу вероисповедания, свободу книгопечатания (с ответственностью авторов в общем судебном порядке), свободу промышленности. Но право составлять частные общества с определенной целью признается излишним; всякие частные общества "должны быть совершенно запрещены, как открытые, так и тайные, потому что первые бесполезны, а последние вредны".

Что касается местного управления, то по мысли Пестеля все граждане, приписанные к волости, составляя земское собрание, избирают представителей в наместные собрания: волостные, уездные и окружные (губернские). Земские собрания составляются исключительно для выборов лиц в собрания наместные. Окружные (губернские) наместные собрания избирают представителей в собрания областные, а эти последние и назначают представителей в народное вече, образующее верховную законодательную власть. Во главе управления каждой области стоит генерал-губернатор или главный областной посадник; ему подчинены шесть управ (правосудия, благочиния, духовных дел, просвещения, хозяйства, казначейства), члены коих: председатель, прокурор и трое заседателей назначаются от государя". Главный посадник (генерал-губернатор) председательствует в областных собраниях, но "без совещательного голоса". Обязанности посадника определены, напр., так: "он есть главный блюститель области" и "обязан содержать связь между областными управами и между его областью и прочими частями государства", то есть, наблюдать, "дабы справедливые и законные требования одной управы непременно исполняемы были другой".

В главе о приказе правосудия и о судоустройстве обращает на себя внимание проект введения суда присяжных. Наравне с проектом освобождения крестьян не лишены исторического интереса мысли П. о суде присяжных. Обстоятельно обсуждая недостатки и достоинства письменного, тайного суда и сравнивая их с преимуществами и недостатками западно-европейского словесного и публичного судопроизводства с присяжными заседателями, он находил полезным "соединить выгоды одного (судопроизводства) с выгодами другого, удаляя неудобства обоих, сколько возможно". Письменное судопроизводство, само по себе, он предпочитает устному (словесному), опасаясь вредного влияния красноречия адвокатов, и поэтому находит более полезным 1) "определить производству дел быть письменным, а не словесным", но, с другой стороны, 2) "учредить присяжных для рассмотрения существа дела и признания правых и виноватых, а судьям предоставить произносить приговор" и 3) "дозволить судопроизводству быть публичным, чем весьма сильно и значительно будет подкрепляемо исполнение первых двух распоряжений". Присяжные должны назначаться не по выбору граждан или правительства, а по очередному списку. Решение присяжных состоит в том, что они признают подсудимого виноватым или правым; при этом Пестель замечает, "что весьма было бы полезно прибавить, подобно римлянам, третий род решения, заключающийся в объявлении сумнения. Таковое решение давали бы присяжные в том случае, когда дело недовольно было бы ясно, дабы обвинить или совершенно оправдать". В рассуждении о наказании Пестель излагает взгляды передовой юриспруденции. Наказания должны быть одинаковы для всех, без различия сословий. "Наказание не есть мщение, но средство удержать других людей от подобных преступлений, исправить, если возможно, самого преступника, и поставить его в невозможность нарушать впредь спокойствие и благоденствие общества и частных оного членов". Наказание, наконец, должно быть неизбежно и следовать в скорейшем времени за преступлением. Смертная казнь никогда не должна быть употребляема. Хвала российскому правительству, постигшему великую сию истину!"

Усвоив все главные идеи европейского либерализма, Пестель не остался чужд и социалистическим учениям. Теория национализации земельной собственности произвела на него сильное впечатление; но он не решился, вслед за социалистами, отвергнуть вполне частную собственность; трудовая теория обоснования прав частных лиц на землю представлялась ему очень веской. Поэтому он сделал попытку среднего решения этой дилеммы, попытку согласовать существование частной земельной собственности с социалистическим ее обобществлением.

Все виднейшие декабристы вышли из масонских лож, возобновленных в половине царствования Александра I. Пестель тотчас по окончании курса в Пажеском корпусе, в начале 1812 г., вступил во французскую масонскую ложу в Петербурге: "Les amis réunis", "Соединенных друзей". В 1816 г. он перешел в русскую масонскую ложу "Трех Добродетелей", к которой принадлежали Муравьевы (все четверо), и другие будущие декабристы и в 1817 г. получил 3-ю степень. Осенью 1816 г. среди нескольких членов этой ложи, не удовлетворенных масонством, возникла мысль об учреждении тайного общества. Первые лица, которые беседовали об этом с Пестелем, были Новиков, Никита Муравьев, князь Сергей Трубецкой и Федор Глинка. В январе 1817 г. составилось в Петербурге общество Истинных и Верных сынов отечества, или Союз спасения (Пестель показывал в Следственной комиссии, что этого второго названия он никогда не слышал). Устав этого общества составлен был Пестелем при участии кн. С. Трубецкого и кн. Долгорукова. Этот устав, в подражание статутам некоторых масонских лож, был основан на клятвах, правилах слепого повиновения и проповедывал насилие, употребление кинжала и яда. Общество разделялось на три степени: братий, мужей и бояр; из этой последней высшей степени избирались ежемесячно председатель, два блюстителя, или надзирателя и секретарь. Для принятия в общество, опять в духе масонских лож, назначались торжественные обряды; члены давали клятву сохранять в тайне все, что им откроют, если оно будет и не согласно с их мнением. Первоначально, весьма короткое время, главной целью общества было освобождение крестьян. Но вместе с принятием устава, вероятно, под влиянием Пестеля, принято было целью общества введение конституционного правления. Эту цель открывали только членам второй степени, а новопринимаемым членам говорили неопределенно о введении нового порядка. Устав этот отвергнут был очень скоро — в конце того же 1817 г., когда несколько коренных членов и в том числе Пестель, уехали из Петербурга, а в общество тем временем вступило несколько новых членов. Пестель объясняет это тем, что с отъездом составителей устава "остальные члены находили разные в нем недоумения".

В конце 1817 г. Пестель вернулся в Петербург, но в это время большая часть коренных членов общества, вместе с гвардией, находилась в Москве. Там они, на совещаниях с московскими членами общества (которые раньше, по словам Пестеля, составили самостоятельно особое тайное общество: Фонвизин, Якушкин, Колошин), преобразовали Союз спасения в Союз Благоденствия, выработав новый устав, так называемую "Зеленую книгу", коего главные положения заимствованы были из статута немецкого Tugend-Bund'a. Находившиеся в Петербурге члены общества, в том числе Пестель, изъявили согласие на преобразование общества и приняли новый устав. Пестель на время затаил в себе недовольство отказом общества от составленного им устава; у некоторых членов даже составилось впечатление, что Пестель "не признавал нового Союза и действовал отдельно по другим правилам" (показ. Никиты Муравьева).

"Вместе с учреждением общества Сынов отечества, — рассказывает Пестель, — появились мысли конституционные, но весьма неопределительные, однако же более склонные к монархическому правлению. Суждения и разговоры о сем продолжались весь 1817, 1818 и 1819 годы. Первую мысль о республиканском правлении подал проект конституции Новикова. Наконец, в начале 1820 г. было назначено здесь в Петербурге собрание Коренной думы Союза благоденствия: так называлось собрание всех наличных в Петербурге коренных членов союза. Сия коренная дума по правилам Зеленой книги имела законодательную власть союза. Коренными членами назывались те члены, которые присутствовали при учреждении Союза благоденствия и первоначально в оный вступили. Председателем Союза был тогда граф Толстой, а блюстителем князь Долгоруков. Присутствовали в то время в Коренной думе, сверх председателя и блюстителя, еще Н. Тургенев, Лунин, Ф. Глинка, Иван Шипов, Сергей, Матвей и Никита Муравьевы и я; да еще некоторые другие, о коих не упомню. Князь Долгоруков по открытии заседания, которое происходило на квартире у полковника Глинки, предложил Думе просить меня изложить все выгоды и все невыгоды как монархического, так и республиканского правлений, с тем, чтобы потом каждый член объявлял свои суждения и мнения. Сие так и было сделано. Наконец, после долгих разговоров, было прение заключено и объявлено, что голоса будут собираться таким образом, чтобы каждый член говорил, кого он желает: монарха или президента, а подробности будут со временем определены. Каждый при сем объявлял причины своего выбора, а когда дело дошло до Тургенева, тогда он сказал по-французски: "Le président sans phrase", то есть, "Президент без дальных толков". В заключение приняли все единогласно республиканское правление. Во время прений один Глинка говорил в пользу монархического правления, предлагая императрицу Елисавету Алексеевну".

То руководящее влияние на членов общества, которого Пестель добивался в Петербурге, он скоро достиг на юге, в Тульчине, куда он переехал на постоянное жительство в 1819 г. Тотчас по прибытии сюда он начал привлекать членов в тайное общество: приехавший вскоре после него в Тульчин полковник Бурцов оказал ему деятельную помощь, и они вдвоем приняли в течение 1819 г. девять человек членов, из которых составили Тульчинскую Управу Союза Благоденствия. Бурцов, однако, очень мешал полному господству Пестеля в Тульчинской управе. Он упорно противился взглядам Пестеля на цели и задачи деятельности Общества. Бурцов держался взглядов основателей Союза благоденствия и мечтал не о революции, но о мирном исправлении нравов. Бурцов вышел из Общества вследствие постановления московского съезда членов Общества в феврале 1821 г. о закрытии Союза благоденствия. Этот съезд состоялся помимо участия Пестеля, и решение съезда было для него полной неожиданностью. Он узнал о назначении съезда в Москве, когда вопрос об этом был уже решен и Якушкин приехал в Тульчин, чтобы пригласить депутатов. Пестель сам не мог ехать в Москву и командировал депутатом от Тульчинской управы полковника Комарова; вместе с Комаровым поехал на съезд полковник Бурцов в качестве коренного члена Союза. Постановление московского съезда о закрытии Союза Благоденствия повело к образованию в марте 1821 г. самостоятельного Южного общества под главенством Пестеля. Этот момент в истории декабристов мы изложим собственными словами Пестеля, которые подтверждены были вполне очными ставками его с другими обвиняемыми и послужили источником соответствующего рассказа "Донесения Следственной комиссии": "По возвращении Бурцова и Комарова из Москвы, узнали мы все там происшедшее от Комарова прежде, нежели Бурцов по поручению о том в думе объявил. Посему, прежде собрания думы, был у нас о том разговор с Юшневским. Из неудовольствия всех членов нашей думы о московском происшествии видно уж было, что большая часть склонна не признать объявленного уничтожения Союза. По сему обстоятельству говорил мне Юшневский прежде собрания думы, что он намерен в оной представить обо всех опасностях и трудностях предприятия, дабы испытать членов и удалить всех слабосердых, говоря, что лучше их теперь от Союза при сем удобном случае удалить, нежели потом с ними возиться. Когда дума была собрана и Бурцов объявил о московском уничтожении Союза, а потом вышел, и за ним Комаров, тогда Юшневский проговорил свою речь, которая не только никого не удалила от Союза, но, напротив того, самолюбие каждого подстрекнула, и полковник Аврамов первый сказал, что ежели все члены оставят Союз, то он будет его считать сохраненным в себе одном. После его все члены объявили намерение оставаться в Союзе, и тут было замечено, что московская чрезвычайная дума имела поручение переобразовать Союз и потому преступила границы своей власти, объявляя Союз уничтоженным. А потому Тульчинская дума признает Союз существующим с прежней целью и в прежнем значении. То и другое было подтверждено, и притом сделаны некоторые перемены в образовании Союза. Все тогда присутствовавшие члены приняли название бояр Союза и выбрали в председатели Юшневского, меня и Никиту Муравьева, предполагая, что он, подобно нам, не признает уничтожения Союза, ибо он не был в Москве". Тульчинская управа становилась главою Союза. Составлявшие ее члены Аврамов, кн. Барятинский, Басаргин, кн. Волконский, Вольф, Давыдов, Ивашев, Крюковы 1-й и 2-й, Юшневский всецело подчинялись влиянию Пестеля. Бурцов, который один только имел силы противиться авторитету Пестеля и мешал его непререкаемому господству, вышел из общества после московского съезда. Юшневский, генерал-интендант 2-й армии, выбранный вместе с Пестелем в председатели Общества, не оспаривал его руководящего влияния, сделавшись его тесным единомышленником. На ближайшем собрании Пестель произнес речь о целях Общества и все согласились с ним признать целью установление республики. Названные выше члены общества (кроме не присутствовавших на заседании кн. Волконского и Давыдова) "разделяли, — говорит Пестель, — все со мной и цели, и способы достижения ее без изъятия и без всяких оговорок и противоречий определили и подтвердили то и другое". Пестель положил в основу устройства Общества устав, который он в 1817 г. составил для общества "Истинных и верных сынов отечества" ("Союза Спасения"). Члены разделялись на три степени: бояре, мужья и братья. Члены высшей степени: бояре присоединялись к директории при обсуждении важных вопросов. Мужья имели право, так же как бояре, принимать новых членов и им открывалась главная цель Общества — введение республиканского правления. Братья были не полноправными членами, и истинная цель Общества от них скрывалась: им сообщали о намерении ввести новый конституционный порядок без дальнейших объяснений. Наконец, "члены приуготовляемые, но еще не принятые, назывались друзьями. Сложные масонские обрядности устава 1817 г., однако, были оставлены. Принимая новых членов, довольствовались их честным словом. Высшее правление Общества, директория, должна была быть окружена тайной; члены директории должны были быть известны одним только боярам. Но эти правила не соблюдались.

Не довольствуясь устройством Южного общества, Пестель настойчиво стремился завязать постоянные правильные сношения с руководителями Северного общества и объединить оба общества под управлением одной, общей директории. Деятельность его в этом направлении в течение 1823 г. не увенчалась успехом. Сношения с Петербургом за дальностью расстояний были очень затруднительны; приходилось ждать случайных, большей частью служебных поездок тульчинских членов Общества в Петербурге. В начале 1823 г. Пестель отправил к Никите Муравьеву письмо с кн. Волконским, в котором извещал о программе Южного общества и просил уведомить о действиях общества в Петербурге. Муравьев в ответ прислал ему свой проект конституции, еще не оконченной. Ознакомившись с этим проектом, Пестель, воспользовавшись поездкой в Петербург Вас. Давыдова в феврале 1823 г., послал Муравьеву длинное письмо, в котором оспаривал его проект и разъяснял главные черты своего конституционного проекта. В июне того же года Пестель снова пишет Н. Муравьеву (с князем Барятинским), упрекая его в бездеятельности и указывая, что "лучше совсем разойтиться, нежели бездействовать и все-таки опасностям подвергаться", и ставя в пример решительность членов Южного общества "les demi-mesures ne valent rien; ici nous voulons faire maison nette". Вскоре за тем, в конце 1823 г., в Петербурге узнали, что Пестель сам едет в Петербург. Известие это произвело тревогу среди петербургских членов Союза благоденствия, не сочувствовших уничтожению союза, но еще не успевших хорошо организовать новое общество. О деятельности Пестеля на юге, о его влиянии там ходили преувеличенные слухи. В Петербурге Пестелю не доверяли, опасались его влияния и боялись его упреков в бездеятельности. Н. Муравьев, получив известие о приезде Пестеля, решил с кн. Трубецким, что "надобно для узнания мыслей и состояния общества Пестеля показать ему что-нибудь здесь образованное": приезд Пестеля послужил поводом для образования в Петербурге "управы" из трех членов, Никиты Муравьева, кн. Трубецкого и кн. Оболенского. На другой же день по прибитии в Петербург в начале 1824 г. Пестель посетил кн. Трубецкого и вел с ним продолжительную беседу о делах общества; он "жаловался", говорит Трубецкой: "что здесь вовсе ничего нет, никто ничего не хочет делать, Муравьев не отвечал ни по письмам, ни по словесным поручениям; выхвалял свое общество, как оно хорошо устроено, как хорошо идет, говорил, что и здесь должно устроить в таком же порядке, что для сего надобно непременных управляющих членов и совершенное беспрекословное от прочих к ним повиновение, и что надобно слить оба общества вместе, и чтобы управление их было одно и то же, т. е. одни управляющие члены"...

Пестелю не удалось достигнуть этой цели. Главной причиной неуспеха было принципиальное разногласие его с руководителями Северного общества. Политические взгляды виднейшего из них, Никиты Муравьева, коренным образом расходились со взглядами Пестеля. Его республинско-демократическому проекту Никита Муравьев противопоставил свой проект монархически-аристократической конституции, его единому сплоченному государству — федеративную систему. Переговоры Пестеля в Петербурге свелись к единоборству с Муравьевым; совещания общества "походили более на прения авторских самолюбий", как заметил кн. А. Барятинский. Соглашению северных членов с Пестелем мешало укорененное в них Н. Муравьевым недоверие к властолюбивому директору Южного общества, опасение, что он преследует личные честолюбивые цели. Рылеев и Поджио (младший) говорили потом, что северные члены отвергли "Русскую Правду", потому что спасались стремления Пeстеля к диктаторству и потому, что Пестель будто бы требовал от них слепого повиновения одному директору. Довольно было Пестелю в разговоре с Рылеевым отозваться о Наполеоне, что он истинно великий человек, отличавший не знатность, а дарования, и возвысивший Францию, как Рылеев решил, что Пестель выдает себя, что он сам мечтает быть Наполеоном, и нравоучительно заметил ему, что "в наши дни даже и честолюбец, если только он благоразумен, пожелает лучше быть Вашингтоном, нежели Наполеоном!". В ожидании приезда Пестеля в Петербург Никита Муравьев предостерегал кн. Трубецкого, что Пестель "человек опасный и себялюбивый". Некоторые члены Северного общества думали соединиться с Южным нарочно для того, чтобы надзирать за Пестелем и противодействовать ему. Кн. Трубецкой из разговоров с Пестелем вынес убеждение, что "он человек вредный и не должно допускать его усиливаться, но стараться всевозможно его ослабить"; он считал необходимым сохранить Северное общество из опасения, что если их общество распадется, то Пестель "найдет средство завести здесь отделение, которое будет совершенно от него зависеть". Руководителям северного общества казалось особенно подозрительным предположение Пестеля об учреждении временного верховного правления с почти неограниченной властью. Убедившись в несговорчивости руководителей Северного общества, Пестель сделал попытку внести раскол в это общество и привлечь на свою сторону одного кн. Трубецкого; он предложил Трубецкому войти третьим членом в южную директорию в качестве руководителя Северного общества и при этом говорил, что так как Юшневский мало занимается делами, то Трубецкой вдвоем с ним будут вершителями судеб обоих соединенных обществ, Северного и Южного. Кн. Трубецкой не согласился; "мы расстались, — говорит он, — друг другом недовольны"; Пестель вышел, сказав ему на прощанье: "стыдно будет тому, кто не доверяет другому и подозревает в другом личные какие виды, а последствие докажет, что таковых видов нет". Пестель говорит, что в результате всех переговоров ему удалось только заключить уговор со всеми директорами Северного общества "о единодушном действии" в случае крайности, "что ежели они найдутся в необходимости действие начать, то мы их должны поддержать и обратно они нас". Неудача эта произвела сильное впечатление на Пестеля; после своей поездки в Петербург, он, как верно заметил Н. Муравьев, "видимо охладел к главным членам петербургским, не показывал им доверенности, и хотя обещал прислать свой проект конституции, однако ж, не прислал". Когда кн. Волконский ехал в Петербург в 1824 г., Пестель поручил ему переговорить о делах общества только с одним князем Е. Оболенским. Петербургские члены очень интересовались деятельностью Пестеля на юге, по-прежнему относясь к ней с недоверием, и когда князь Трубецкой в исходе 1824 г. по делам службы отправился в Киев, то они поручили ему наблюдать за Пестелем, который, как они говорили, "вовсе отделился" от Северного общества.

Ходившие среди членов Северного общества слухи о влиянии Пестеля и о силе организованного им Южного общества были преувеличены. В начале 1821 г., как мы говорили, тульчинские члены общества согласно решили не признавать постановления московского съезда об уничтожении Союза благоденствия и выбрали одиногласно директорами Пестеля и Юшневского. Это были полк. Павел Аврамов, поруч. Николай Басаргин, ротм. Василий Ивашев, шт.-лекарь Христиан Вольф, шт.-ротм. кн. Александр Барятинский, поруч. Александр Крюков 1-й и Николай Крюков 2-й. Они "разделяли все со мною, — говорил Пестель, — и цель, и способы достижения ее без изъятия и без всяких оговорок и противоречий определили и подтвердили то и другое". В отношении к помянутому заседанию начала 1821 г. эти слова Пестеля были совершенно верны: некоторые из обвиняемых, пытавшиеся отрицать справедливость этого обвинения, тотчас же, как только Следственный комитет назначал им очную ставку с Пестелем, сознавались в своей вине, не допуская до очной ставки. Но не следует заключать из этого, что названные тульчинские члены и после 1821 г. были настроены так же единодушно и решительно, что они составляли тесный кружок единомышленников, вполне подчинявшихся влиянию выбранного ими директора и действовавших по его указаниям. Ничего подобного: только что сплотившись, кружок начал распадаться и во всяком случае не действовал; единодушия и энергии хватило только на два заседания; влияние Пестеля было велико, но власть его была очень ограничена. Участники указанного собрания одобрили все планы Пестеля о революции и республике, но это решение для большинства было минутным порывом. Единодушию кружка мешали также личные свойства Пестеля: он не убеждал, но увлекал или подавлял своих товарищей. "Весьма часто, — говорит Басаргин, — в некоторых даже ничтожных разговорах нам казалось, что Пестель рассуждает несправедливо, но, не решаясь с ним спорить, мы оставляли его при его мнениях и говорили без него о сем между собою". Его явное превосходство и властолюбивый характер действовали на многих отталкивающе. На другой же день после избрания Пестеля директором, случайно сошлись трое из участников заседания: Басаргин, Ивашев и Вольф. Ивашев начал рассуждать, что "Пестель, будучи избран директором, достиг цели своих желаний и теперь будет располагать членами по своему произволу", и тут же все трое собеседников согласились действовать заодно против Пестеля, "не желая быть руководимы против всех мнений и правил". "Не знаю, — рассказывал Басаргин, — узнал ли о сем полковник Пестель, или нет, но можно сказать, что сим разговором кончилось наше участие в обществе, ибо по нежеланию ли быть опровергаему, или по другим каким-либо причинам, Пестель о действиях общества и о своих намерениях ничего более нам не говорил". Басаргин вскоре уехал в Крым. Ивашев в начале 1821 г. был очень близок к Пестелю; он жил у него на квартире, читал тогда отрывки из его "Русской Правды", но в августе 1821 г. он отправился на воды на Кавказ лечиться и также, как Басаргин, отдалился от Пестеля. В конце 1821 г. уехал из Тульчина также Крюков 1-й. Также скоро отстранился от Пестеля полковник Аврамов. Из числа тульчинских членов сохранили близость к Пестелю только двое: кн. А. Барятинский и Крюков 2-й. Кн. А. П. Барятинский, воспитанник иезуитов, плохо знавший русский язык, был довольно деятельным членом, вполне послушным Пестелю (позднее, в 1825 г. Пестель поручил ему руководство Тульчинской управой). Крюков 2-й позднее успешно привлекал в общество новых членов. Сам Пестель, преувеличивающий в видах самозащиты значение организации Общества, заявляет, что "Тульчинская управа с самого 1821 года впала в бездействие". Вернее будет сказать, что Тульчинской управы, как организованного сообщества, вовсе не существовало: члены ее ни разу не собирались на совещание. Пестель сначала дал занятие Ивашеву, Крюкову 1-му и Барятинскому: делать выписки из книги Барюеля о тайных обществах, но они не исполнили его поручения. Участие членов в делах общества ограничивалось принятием немногих новых членов. Тульчинские члены в течение 5 лет привлекли в общество 12 человек. Эти вновь вступившие члены все мало соответствовали видам Пестеля и большей частью были совершенно не подготовлены к усвоению его идей. Два—три новых члена приняты были в 1821 г., остальные после некоторого перерыва в 1824—1825 гг., большей частью Крюковым 2-м. Последний долгое время находился в Немирове, на съемке Подольской губернии, в компании молодых офицеров квартирмейстерской части и привлек их в общество. Но эти члены не только не действовали, но и так мало знали об истинных целях и планах общества, что Верховный уголовный суд причислил их к VII-му разряду преступников Старания самого Пестеля по привлечению новых членов оказались очень неудачными; он принял в общество одного только Майбороду.

Помимо генерал-интенданта 2-й армии, Алексея Юшневского, второго "директора" общества, у Пестеля было только два близких к нему единомышленника, вполне подчинявшихся его влиянию, — отст. полк. Василий Давыдов и генерал-майор князь Сергей Волконский. Они всегда соглашались с Пестелем на заседаниях общества, не поверхностно усвоенные ими идеи Пестеля не составляли их твердых убеждений. Они относились к делу слишком пассивно и также почти не действовали, "Клянусь, — показывал Давыдов на следствии, — что я и Волконский не давали никакой важности сим речам (речам Пестеля о цареубийстве), и я думаю о Юшневском то же, почитая все сие пустыми словами. Конечно, мудрено мне сие доказать, но если бы известно было, как происходили таковые разговоры, как мало, вышедши из той комнаты, где их слышали, о них мы думали, оно бы понятно было... К несчастью моему, когда я услышал другие речи и мнения (более решительные, о приступе к действиям), имел постыдную слабость не возражать, а потакать оным, боясь казаться слабым и бесхарактерным, но не верил никогда исполнению. В последние времена я начал образумевать, и если бы не так скоро открыто было общество, ни меня, ни Волконского в нем бы не нашли". Это показание кажется вполне искренним и прекрасно характеризует отношение к обществу двух друзей Пестеля. Давыдов и кн. Волконский были, говорит Пестель, руководителями второй управы, правой или Каменской (по месту их жительства в сел. Каменке), образованной вместе с двумя другими управами, Тульчинской и Васильковской, в 1823 г. "Каменская управа, — признается Пестель, — действовала вяло". На самом деле ее, так же как Тульчинской, не существовало. Кн. Волконский и Давыдов даже не старались привлекать новых членов. Не делая ничего по своей управе, они участвовали только несколько раз в общих заседаниях руководителей управ, причем всегда пассивно соглашались с мнением Пестеля. Кн. Волконский, кроме того, как мы упоминали, два раза по поручениям Пестеля вел переговоры в Петербурге с руководителями Северного общества. Из членов Каменской управы ревностным деятелем был один лишь отставной подполк. А. В. Поджио, принятый с 1823 г., "пламенный член, неукротимый в словах и суждениях".

Наиболее деятельными и влиятельными членами Южного общества были, помимо Пестеля, Сергей Муравьев-Апостол, подподковник Черниговского пехотного полка, и Михаил Бестужев-Рюмин, подпоручик Полтавского пехотного полка. Сергей Муравьев присоединился к Южному обществу в 1822 г., а через него в 1823 г. принят был М. Бестужев. Они не сразу подчинились мнениям Пестеля, а сначала, в особенности С. Муравьев, горячо спорили против его программы установления республики путем революции; но вскоре, в ноябре 1823 г., на съезде у Давыдова в Каменке объявили, что переменили свои мнения и вполне принимают программу Пестеля. "Русская Правда" в кратком изложении составила их политический завет, который они затем деятельно распространяли среди других членов. В 1823 г. С. Муравьев и М. Бестужев объявлены были руководителями Васильковской, или левой управы. Оба они отличались крайней пылкостью характера, фанатической преданностью преступным идеям. Послушные Пестелю каменские и тульчинские члены были слишком пассивны; Муравьев же и Бестужев слишком рвались вперед и, признавая авторитет Пестеля, в то же время против его воли увлекали его за собой. Они, кроме нескольких отдельных членов, присоединили к Васильковской управе открытое ими Общество соединенных славян; они же первые начали сношения с поляками. Первый познакомился с членами польского тайного патриотического союза М. Бестужев. Пестель разрешил ему продолжать переговоры с ними, но при этом настойчиво указывал ему, чтобы "он отнюдь не терял из виду выгодности нашего положения в отношении к полякам, и им давал чувствовать, что мы без них можем обойтиться, а они без нас никак". Вслед за Бестужевым и Муравьевым Пестель и сам имел одно совещание с польскими депутатами Яблоновским и Гродецким в конце 1825 г. Васильковская управа к концу 1824 г. была по числу членов больше обеих других управ вместе. Она была гораздо деятельнее, но и гораздо независимее от директории и большей частью только сообщала к сведению директории о своих действиях. Ввиду этого, с целью теснее сплотить общество и ослабить самостоятельность С. Муравьева, Пестель решил разделить с ним высшую власть над обществом и в ноябре 1825 г. назвал его директором общества, третьим членом директории. Разработав план революционных действий и вкоренив его в умы членов Южного общества, Пестель не спешил приступать к его осуществлению, сознавая слабость сил общества. Он соглашался на начатие действий только уступая настояниям пылкого и опрометчивого Сергея Муравьева-Апостола. Васильковская управа, руководимая Муравьевым, едва не начала мятежа еще в 1823 г., когда войска 9-й дивизии 3-го корпуса, в которой служили офицерами сочлены управы, стояла в Бобруйске. В 1824 г. Муравьев со своими ближайшими единомышленниками составили план открыть мятеж во время ожидавшегося высочайшего смотра войск 3-го корпуса в 1826 году у Белой Церкви. Пестель с всегда послушными ему Юшневским, Давыдовым и кн. Волконским сильно спорили против этого плана на киевских контрактах 1825 г. и "совершенно его опровергнули". Пылкие васильковские члены общества едва не начали мятежа без соглашения с Пестелем в августе 1825 г., во время сбора войск для маневров при местечке Лещине, — по совершенно случайному поводу отнятия команды над полком у одного из сочленов их, Повало-Швейковского. По настоянию Швейковского, они согласились тут же, в Лещине, отложить начало действий до мая 1826 г., решившись во что бы то ни стало привести в исполнение прежний свой план возмущения у Белой Церкви, во время ожидавшегося высочайшего смотра. Бестужев-Рюмин приехал к Пестелю во второй половине 1825 г. и сообщил об этом решении Васильковской управы. Пестель на этот раз не высказался решительно против. Сознание слабости сил общества заставляло Пестеля охлаждать рвение Муравьева и Бестужева; но он не мог действовать в этом смысле со всей энергией из боязни внести раскол в Южное общество. "Муравьев нетерпелив и скор, — говорил Пестель, — однако ж, если он начнет удачно, то я не отстану от него".

Опасность открытия заговора, усиливаемая неосторожностью членов Васильковской управы, побудила Пестеля относиться более сочувственно к плану скорейшего начатия мятежа. "Когда от разговора с другими членами, — говорил он Следственной комиссии, — мне живо представлялась опасность наша и необходимость действовать, тогда воспламенял я и оказывал готовность при необходимости обстоятельств начать возмущение и в сем смысле говорил. Но после того, обдумывая хладнокровнее, решался я лучше собою жертвовать, нежели междоусобие начать... Сие совершеннейшая истина".

Деятельность Пестеля сильно ослабела в 1825 году. Чем ближе становилась развязка, тем трезвее смотрел он на дело. Сознание слабости общества парализовало его энергию. Наиболее страшил его недостаток единства в действиях Северного и Южного обществ. Неудача его попытки сплотить оба общества оставила в его душе глубокий след. Он охладел даже к своему излюбленному труду "Русской Правде" и в течение 1825 г. не написал ничего; если бы он верил в успех дела, он не замедлил бы закончить хотя бы вчерне "Русскую Правду", которая, по его мысли, являлась залогом успеха. В середине ноября правительство уже имело верные сведения о заговоре. В последних числах ноября Пестель счел необходимым скрыть все свои бумаги. На основании доноса капитана Вятского полка Майбороды (которого сам П. за год перед тем принял в общество) 13-го декабря 1825 г. Пестель был арестован. Главнокомандующий 2-й армии граф Витгенштейн поручил произвести следствие генерал-адъютантам Чернышеву и Киселеву. Во время нахождения Пестеля под арестом кн. Волконскому удалось обменяться с ним несколькими словами. "Prenez courage", сказал он, и Пестель отвечал: "Je n'en manque pas, ne vous inquiétez pas". Он обещал не выдать никого. Из 38 вопросов, предложенных ему Киселевым и Чернышевым 22-го декабря 1825 года, Пестель увидел, что следователи знают уже все существенное о тайном обществе и заговоре, но на все вопросы ответил незнанием. "Никто из членов тайного общества мне неизвестен", писал он в своих письменных ответах; "не имея никакого понятия об упоминаемом тайном обществе, ничего не могу объяснить о средствах, им придуманных"; "я никаких законов не писал и потому главные черты оных объяснить не могу"... Переведенный затем в Петербург, в Петропавловскую крепость, и узнав, что после 14-го декабря большая часть членов общества уже арестована, Пестель перестал упорствовать и в одном из первых допросов в Петербурге назвал фамилии всех участников тайных обществ с 1817 г., каких только мог припомнить. Сначала он рассказал об устройстве и целях тайных обществ в общих чертах, но затем, увидев из вопросов, предлагавшихся Следственным комитетом, что другие обвиняемые не скрывают ничего, кроме того, что могло послужить к отягчению собственной вины, он в длинных письменных ответах раскрыл все подробности образования и устройства обществ, их планов и заговоров. Показания Пестеля лучше всего уясняют общую внутреннюю историю тайных обществ, причины их возникновения, их организацию и развитие, борьбу господствовавших в них идей. Его соучастники в целях самозащиты взвели на него много не столько прямо неверных, сколько преувеличенных обвинений. Чтоб оправдать себя, некоторые все свои преступные идеи приписывали влиянию злого гения Пестеля. На вопрос Комитета: "Кто из членов наиболее стремился к распространению и утверждению мнений и к самому начатию действий общества советами, сочинениями и влиянием своим на других?" — большая часть южных членов согласно называла Пестеля. Полковник П. В. Аврамов ответил: "Пестель над всеми тульчинскими членами имел поверхность и, можно сказать, один действовал". К этому он прибавлял следующую гибельную для Пестеля тираду: "ежеминутно обдумывая горестное мое положение, могу сказать, что ввергнут в оное не собственным преступным каким-либо желанием, но чрез обман меня полковником Пестелем, злейшим из людей, с коими я встречался когда-либо в жизни моей". Другие объясняли, как поддавались они Пестелю, соглашались против воли с его мнениями, не имея сил противостоять его авторитету. "Помню, — рассказывал В. Давыдов, — об одном собрании у кн. Волконского... Пестель говорил о разных предметах своих проектов. Против всех статей я покушался говорить, но имел слабость против своих мнений уступить мнению Пестеля, как и в важнейших, к несчастью, разговорах". Ту же самую черту в отношениях членов общества к Пестелю отмечает Н. В. Басаргин: "весьма часто, в некоторых даже ничтожных разговорах, нам казалось, что Пестель рассуждает несправедливо, но, не решаясь с ним спорить, мы оставляли его при его мнениях и говорили без него о сем между собою". Члены Тульчинской управы имели полное основание указывать на сильное влияние Пестеля. В важный момент возникновения Южного общества после закрытия Союза благоденствия Пестель сыграл решающую роль. Говоря о совещании в Тульчине, на котором решено было не признавать московского постановления о закрытии общества, Следственный комитет указывал Пестелю 1-го апреля 1826 г.: "Бурцов и Юшневский утверждают, что когда Бурцов в собрании тульчинских членов объявил об уничтожении союза, то вы первые, возвыся голос, доказывали, что московские члены не имели права прекращать оного, и что вы решились продолжать его. По отзыву же прочих, тут присутствовавших, ваши доказательства и влияние и речь Юшневского были главным для них убеждением". Признавая свое влияние на исход этого заседания, Пестель в оправдание указывал на общее расположение умов, на настроение членов, облегчавшее его задачу. Он говорил, что в Тульчине еще раньше сообщения Бурцова знали (от Комарова) о решении московского съезда и что "в сие время показывали все члены неудовольствие свое насчет уничтожения союза московским заседанием, и из сего неудовольствия... видна была склонность их не признавать уничтожения общества". Затем Пестель сознавался: "если бы я в сие время стал говорить в пользу уничтожения общества и при том бы объявил, что оное признаю и от общества удаляюсь и отстаю, да если бы к тому же и Юшневский меня в том поддержал, то я точно полагаю, что мы успели бы прочих членов уговорить общество прекратить, и я, конечно, должен всегда в том себя упрекать, что сие не сделал. Однако же, прежде еще собрания думы для выслушания Бурцова, показывали уже все члены свое неудовольствие о том, что в Москве было решено, и в то же время показывал и я свое о том же неудовольствие: а потому, ежели сие на них так сильно подействовало, как они говорят, то тем сильнее делается моя скорбь, что одним влиянием своим вовлек их в несчастный путь тайного общества; но, как мне кажется, то по их тогдашнему расположению духа было достаточно на то решимости в них самих". "Решимость" сочленов, действительно, несколько смягчала вину их руководителя. Но следует заметить, что у большинства членов, как видно из вышеизложенного, преступная решительность была минутным порывом, у других она была следствием необузданной пылкости характера, и только у Пестеля она была сознательным, последовательным расчетом. Руководящая роль Пестеля в деле возникновения, развития и сплоченности Южного общества ясно вытекала из всех показаний обвиняемых. В защиту свою Пестель старался ослабить самостоятельное значение Южного общества. Он настаивал на тесной преемственной связи Южного общества с Союзом благоденствия и упорно проводил взгляд на Южное и Северное общества, как на два округа единого, сохранившегося вопреки решению московского съезда, Союза благоденствия. Южное общество он называет не иначе, как южным округом. Из собственных же его показаний видно, однако, что Южное и Северное общества были совершенно обособлены, что между ними не было, несмотря на старания Пестеля, ни единства целей, ни единства управления и устройства. Благодаря настойчивости Пестеля, Южное общество, или "южный округ союза", покорно приняло и затем неуклонно держалось его выработанной, вполне определенной программы введения республики посредством революционного образа действий и цареубийства. Это опять-таки вытекало с очевидностью из показаний всех членов. Чтобы ослабить это обвинение, Пестель утверждал, что проводившаяся им программа, республиканская и революционная, была принята Союзом благоденствия в 1820 г. до образовавшегося в нем раскола, и что руководимое им Южное общество только сохранило развившиеся помимо него идеи петербургской Коренной думы Союза благоденствия. Поэтому Пестель настойчиво придавал исключительное значение тому заседанию петербургской думы Союза в 1820 г., на котором все члены голосовали в пользу республики; он говорил об этом решении, как о правильном постановлении законодательной власти союза; но однажды сам же неосторожно ослабил этот пункт своей защиты, указав, что члены союза вообще отличались крайней неустойчивостью мнений: "вообще в Союзе с самого его начала до самого конца ни одно правило не было постоянным образом в памяти членов и весьма часто то, что сегодня было решено, завтра опять поступало на суждение и спор". Другие члены были ближе к истине, когда утверждали, что участники заседания смотрели на указанное решение, как на один из "разговоров". Комитет заметил это противоречие в показаниях Пестеля, но он на последующих допросах опять повторял, что Южное общество только держалось программы, принятой Союзом в 1820 г.

Преступную мысль о цареубийстве разделяли очень многие члены тайных обществ. Но никто не пропагандировал ее так последовательно, как Пестель, у которого она составляла необходимый пункт разработанной программы революции.

Комитет по делу 14-го декабря в результате следствия так охарактеризовал Пестеля и его участие в преступной деятельности тайного общества: "он беспрерывно и ревностно действовал в видах общества с самого вступления по самое его арестование. Он не только самовластно управлял Южным обществом, но имел решительное влияние и на дела Северного. Он господствовал над сочленами своими, обворожал их обширными познаниями и увлекал силой слова к преступным намерениям его разрушить существующий образ правления, ниспровергнуть престол и лишить жизни августейших особ императорского дома; словом, он был главою общества и первейшей пружиной всех его действий".

Пестель был человек большого ума, широкого образования, властной силы характера. Пушкин записал в дневнике после свидания с ним: "умный человек во всем смысле этого слова... один из самых оригинальных умов, которых я знаю". Главнокомандующий гр. Витгенштейн говорил, что он везде будет на своем месте и на посту министра, и в командовании армией. Гр. П. Д. Киселев дорожил его обществом. Таких людей, как его тульчинские сочлены, Юшневский, Аврамов, Вольф, Пестель совершенно подавлял силой своей личности и знаний, подчинял себе до полного их обезличения. Более сильные люди, как Рылеев, удалялись от него из боязни, что он подчинит их себе против их воли. На членов Южного общества он имел, действительно, громадное влияние. Рано усвоив революционные и республиканские идеи, разработав программу как революции, так и новых свободных учреждений, он стал настойчиво их пропагандировать в Союзе благоденствия еще в 1820 году. В Тульчине в 1821 г. он организовал небольшой кружок единомышленников, подчинив их своему влиянию, и затем успел распространить свои идеи в более широком круге членов Южного общества. Он настойчиво проводил свои идеи и в Северном обществе, стремясь объединить его с Южным, подчинив своему влиянию, и успел найти в Петербурге несколько приверженцев. Когда его более пылкие и опрометчивые сотоварищи по обществу, проникшись его идеями, начали составлять планы немедленного осуществления его революционной программы, он сдерживал их, но единственно потому, что находил решительные попытки их преждевременными, по слабости общества, а иногда и одобрял их, в свою очередь увлекаемый ими вперед по пути, им же самим указанному. Верховный Уголовный суд, учрежденный 1-го июня 1826 г., имел поэтому полное основание не только выделить Пестеля из общих разрядов подсудимых, вместе с непосредственными руководителями и главными участниками мятежа: Кондр. Рылеевым, Сергеем Муравьевым-Апостолом, Мих. Бестужевым-Рюминым, Петром Каховским, — но и поставить его среди них на первое место. Это решение Верховного Уголовного суда основано было на постановлении образованной из членов суда "разрядной комиссии" (комиссии для определения разрядов преступников), председателем коей был М. М. Сперанский. Верховный Уголовный суд приговорил пятерых преступников "вне разрядов" к смертной казни четвертованием. Император Николай I указом 10-го июля 1826 г., смягчив приговор суда почти по всем разрядам, повелел сделать новое постановление о преступниках вне разрядов. Тогда Верховный Уголовный суд приговорил их к повешению. Этот приговор был исполнен 13-го июля 1826 г. в кронверке Петропавловской крепости.

Государственный Архив: Дела о возмущении 14-го декабря 1825 г.; Донесение следственной комиссии. СПб., 1826 г.; М. И. Богданович, История царствования Императора Александра I, т. VI (1871); А. Н. Пыпин, Обществ. движение в России при Императоре Александре I, 3-е изд., СПб., 1900 г.; О. фон-Фрейман, Пажи за 183 года. Фридрихсгамн. 1898 г.; А. П. Заблоцкий-Десятовский, Граф П. Д. Киселев и его время, т. I, стр. 89—94 и др., т. IV, прилож. 9 (письмо Пестеля от 3-го марта 1821 года); Бумаги И. Б. Пестеля: "Русск. Арх." 1875 г., кн. 4, стр. 417 и сл.; Из записок декабриста И. Д. Якушкина: "Русский Архив" 1870 г. стр. 1566—1633; Е. И. Якушкин, Съезд членов союза благоденствия в Москве 1821 г.: "Русск. Стар." 1872 г., т. VI, № 11, стр. 594; бар. А. Е. Poзeн, "M. H. Муравьев" в "Русск. Стар." 1884 г., т. XLI, № 1, стр. 61; "Заметка о Пестеле", там же, т. XLII, стр. 388; бар. А. Е. Розен, Записки декабриста, перев. с немецкого. СПб., 1870 г.; И. П. Липранди, Из дневника и воспоминаний. "Русск. Архив" 1866 г., ст. 1258; Сочинения А. Пушкина, под редакц. П. Морозова, т. V; Н. В. Басаргин, Автобиографич. записки, в "Девятнадцатом веке", кн. I, 1872 г.; N. Tourgnéneff, La Rossie et les russes. t. I. 1847 г.; Записки декабристов, вып. 1—3. Лонд., 1862 г. (И. Якушкин, Никита Муравьев, Лунин); кн. Е. Оболенский, Воспоминания в "Русск. загран. сборнике", ч. IV, тетр. V, Лейпц. и Париж 1861 г.

Н. П. Павлов-Сильванский.

48

  • Автор: AWL
  • Site Admin
  • AWL
  • Зарегистрирован: 12-12-2010
  • Сообщений: 45654

П.И. Пестель и его эпоха: опыт социально-психологической характеристики

О.И. Киянская

Впервые опубликовано: Уроки Вульфсона. Казань, 2003. С. 246 – 253.

Аннотация: Данная статья посвящена анализу эпохи 1820-х гг. – в связи с биографией руководителя Южного общества декабристов П.И. Пестеля. Вскрываются причины, по которым он и его товарищи стали революционерами, цели, которые он преследовал в своей борьбе, его отношения с официальной властью.

Внешняя канва биографии декабриста Павла Ивановича Пестеля, достаточно хорошо изучена.

Он родился 24 июня 1793 года и был старшим сыном в семье крупного российского администратора конца XVIII – начала XIX века, почт-директора и генерал-губернатора Сибири И.Б. Пестеля. Учился сначала за границей, потом, в конце 1811 года, окончил Пажеский корпус – самое привилегированное учебное заведение тогдашней России.

В 1812 году девятнадцатилетний Пестель, прапорщик лейб-гвардии Литовского полка, участвует в Бородинском сражении, командует взводом, тяжело ранен, награжден золотой шпагой «За храбрость», вскоре произведен в чин подпоручика. После долгого лечения Пестель возвращается в армию. Став адъютантом генерала от кавалерии графа П.Х. Витгенштейна, принимает участие в заграничных походах, получает пять боевых орденов. Войну он заканчивает поручиком гвардейского Кавалергардского полка.

Далее следуют годы «мирной» службы в штабе Витгенштейна, вскоре после окончания войны назначенного главнокомандующим 2-ой армией. В 1817 году Пестель – штаб-ротмистр, в 1818 – ротмистр. В 1819 году он получает чин подполковника с переводом из гвардии в армию. И, наконец, в ноябре 1821 года Павел Пестель становится полковником и получает под свою команду Вятский пехотный полк.

Начало его конспиративной деятельности традиционно относят к 1816 году, когда поручик Пестель вступает в Союз спасения, первую тайную организацию декабристов, где вскоре становится одним из лидеров. Такое положение он сохраняет и в следующем тайном обществе – в 1818 году становится членом Коренного Совета, руководившего Союзом благоденствия. В 1821 году, после фактического распада Союза благоденствия, Пестель – организатор и лидер Южного общества. Большинство крупных событий в истории заговора проходят при его непосредственном участии. Он одним из первых предлагает принять цареубийство как метод действия заговорщиков. Убежденный республиканец, Пестель пишет «Русскую Правду» – программный документ Южного общества.

Подведение итогов начинается для него за день до восстания на Сенатской площади. 13 декабря 1825 года Пестель арестован по доносу сослуживца, вскоре отстранен от командования полком. Через семь месяцев после ареста тридцатитрехлетний полковник «исключен из списков» офицеров русской армии и казнен.

***

Биография Пестеля известна, однако его личность до сих пор одна из самых неоднозначных в отечественной истории XIX века. Споры о Пестеле на страницах научных и научно-популярных изданий не затихают. Зачем ему и таким, как он, благополучным и богатым русским дворянам, была нужна русская революция? Почему отзывы о Пестеле его современников в большинстве своем негативны? Каковая была его цель: личная диктатура или демократическое устройство России? Прав или не прав был император Николай I, казнивший Пестеля в 1826 году? Нужен или не нужен был России впервые предложенный декабристами «революционный способ действий»?

Задача современного исследователя – попытаться ответить на них «без гнева и пристрастья».

***

Кажется, большинство серьезных историков не отрицает здравой мысли, четко сформулированной В.И. Лениным – мысли о том, что декабристы были первыми русскими революционерами. Действительно, они  хотели насильственно сломать самодержавный строй в России. И это тем более странно, что многие из деятелей тайных обществ 1820-х гг. были молоды и богаты, перед ними открывались широкие жизненные дороги. Правда, странность эта характерна не только для российский истории. Зачем была нужна революция во Франции Робеспьеру или Дантону, Эберу или Шомету – понятно. Из «ничего» они стали «всем». Но зачем она была нужна Филиппу Эгалите, принцу крови? Или генералу маркизу де Лафайету?

Представляется, что причина тут одна, и она, так сказать, всеобщая. В сословном обществе человек четко понимает предел собственных возможностей: если его отец всю жизнь «землю пахал», то и его удел быть крестьянином, если отец – мещанин или торговец, то и судьба сына, скорее всего, будет такой же. А если отец – дворянин, генерал или вельможа, то эти ступени вполне достижимы и для его детей. И при этом никто из подданных сословного государства: ни крестьянин, ни мещанин, ни дворянин никогда не будут принимать реального участия в управлении государством, не станут политиками. Политику в сословном обществе определяет один человек – монарх. Остальные, коль скоро они стоят близко к престолу, могут заниматься политическими интригами.

В сословном обществе мыслящему человеку тесно. Тесно, вне зависимости от того, из какого он рода, богат он или беден. Более того, чем человек образованнее, тем острее он эти рамки ощущает. Так, еще А.Н. Радищев писал о «позлащенных оковах», сковавших русское дворянство. А людям начала XIX века, образованным офицерам, прошедшим войну, смириться с таким положением вещей было никак невозможно. «В отношении дворянства вопрос о реформе ставится так: что лучше – быть свободным вместе со всеми или быть привилегированным рабом при неограниченной и бесконтрольной власти?.. Истинное благородство – это свобода; его получают только вместе с равенством – равенством благородства, а не низости, равенством, облагораживающим всех», – утверждал декабрист Н.И. Тургенев[1].

Павел Пестель, сын генерал-губернатора Сибири, окончивший привилегированное учебное заведение – Пажеский корпус, мог, конечно, повторить судьбу собственного отца. Он был достаточно образован и талантлив для этого. Однако при этом его судьбой должна была стать судьба простого «винтика» в государственном механизме. Представляется, что именно осознание этого факта – а вовсе не сочувствие тяжелой судьбе «простого народа» – толкнуло его и его современников в революцию.

«Образ действий Пестеля возбуждал не любовь к Отечеству, но страсти, с нею не совместимые», – писал в воспоминаниях декабрист князь С.П. Трубецкой[2]. И с этим утверждением многие современники – и декабристы, и их противники, – были согласны.

Спорить с подобными оценками – вещь неблагодарная. Тут важно понять, прежде всего,  на чем основывались современники, оценивая таким образом его личность и дела. Фактов для подобных оценок предостаточно: именно он одним из первых предлагает принять цареубийство как метод действия заговорщиков. Более того, для цареубийства он предлагает воспользоваться «обреченным отрядом» – отрядом заговорщиков, которые, убив царя, сами будут уничтожены новой властью как цареубийцы. Чтобы добиться лояльности к себе своих непосредственных армейских начальников, он без тени сомнения использовал ложь, подкуп, шантаж.

В 1821 году, посланный в Молдавию и Валахию собирать сведения о восстании греков под предводительством А.И. Ипсиланти против турок, он составил резко антигреческое донесение. Потому что не желал помощи греками со стороны русской армии, не желал, чтобы русский царь приобрел популярность как «освободитель». Будучи адъютантом главнокомандующего 2-ой армией, Пестель занимался разведкой и контрразведкой, следил за «настроением умов» в армии, ловил контрабандистов, пытался искоренять «вольнодумство», не санкционированное тайным обществом. Став командиром полка, он прославился жестокостью по отношению к солдатам. В армии он имел репутацию «палочника» и «аракчеевского шпиона».

Конечно, современники были правы, рассуждая об «аморализме» Пестеля. Однако представляется, что для историка такие однозначные оценки невозможны. Политика, как известно, грязное дело. Тем более политика, направленная на свержение государственного строя. И люди, которые хотят следовать в собственной жизни законам «чистой морали», в политику никогда не пойдут.

С другой стороны, Пестель был истинным сыном своего времени. Времени, на котором лежит отблеск романтической литературной традиции – и которое поэтому представляется нам  эпохой сплошного благородства и геройства, но которое отнюдь не было таковым.  Фактов множество: благородный царь Александр I, обещавший реформы не исполнивший обещаний, фактически обманувший страну и бросивший управление ею на временщика Аракчеева. Благородная русская армия, развязавшая кавказскую войну, благородные офицеры, избивавшие солдат. Покоренная Польша, черта оседлости для евреев, непрекращающееся воровство в армии, гонения на университеты, крепостное право, наконец. Можно возразить, что в русской истории бывали и худшие времена. Конечно, бывали. Но от этого эпоха начала XIX века не станет выглядеть лучше.

Павел Пестель, коль скоро он решил сражаться с этой властью, поневоле должен был стать таким – иначе он заранее был обречен на поражение. При этом он прекрасно осознавал, на что он шел, понимал, как отреагируют на его действия современники. Ему было тяжело от этого осознания. Свидетельство тому – фраза, сказанная им на следствии: «Если я умру, все кончено, и один лишь Господь будет знать, что я не был таким, каким меня, быть может, представили»[3].

Жестокость и прагматизм Пестеля хорошо видны в написанной им «Русской Правде» — программном документе Южного общества. Вся проникнутая идеей построения  общества равных возможностей, она декларирует уничтожение монархии, крепостного права, сословных различий, частичной конфискации земли у помещиков, уничтожение всякого национального своеобразия. И все это планировалось сделать посредством многолетней диктатуры Временного верховного правления – для избежания реставрации монархии и гражданской войны. При этом – для тех же целей – Пестель не допускал после свержения строя никакого инакомыслия и, естественно, никаких тайных обществ.

Однако Пестель понимал, конечно, что диктатура, основанная на подавлении всех и вся,  сама по себе не может предоставить людям всеобщее равенство. Согласно его представлениям, после того, как будут проведены основные реформы и уйдет опасность гражданской войны, в России должно наступить царство демократии. Единовластию диктаторов придет конец, будет принята конституция и избран двухпалатный парламент.

Его нижняя палата («Народное Вече») будет избираться на 5 лет на основе всеобщего и равного избирательного права; при этом каждый год должна происходить ротация пятой части палаты. Палата будет осуществлять законодательную власть: она «объявляет войну и заключает мир», принимает законы. Главные же из этих законов, касающиеся конституционных основ жизни страны, выносятся на референдум – «на суждение всей России предлагаются»[4].

Верхняя палата («Верховный Собор») должна состоять из 120 членов, которые «назначаются на всю жизнь» и именуются «боярами». Кандидатов в число «бояр» предлагают губернии, а «народное вече» утверждает их. В руках «Верховного Собора» сосредотачивается «власть блюстительная». В частности, он должен следить за тем, чтобы принимаемые нижней палатой законы строго соответствовали конституции.

Исполнительная власть принадлежит «Державной Думе», состоящей из 5-ти человек, «народом выбранных». Для того, чтобы среди этой пятерки не появился новый диктатор, предлагается опять же ежегодная ротация. «Державная Дума … ведет войну и производит переговоры, но не объявляет войны и не заключает мира, все министерства и все вообще правительствующие места состоят под ведомством и началом Державной Думы»[5].

Стремился ли Пестель к личной власти? Хотел ли он стать диктатором во Временном революционном правлении? Был ли он честолюбив? Скорее всего, да. Но честолюбив был не только он. «Комплексом Наполеона» страдали очень и очень многие его современники, в том числе и декабристы. Так, руководитель восстания Черниговского полка С.И. Муравьев-Апостол считал, что залог победы революции – «железная воля нескольких людей», что «масса ничто, она будет тем, чего захотят личности, которые все»[6]. Естественно, что к подобным «личностям» Муравьев-Апостол относил и себя.

А неудавшийся диктатор восстания 14 декабря, князь С.П. Трубецкой, для того, чтобы стать единоличным лидером будущей революции, договаривался с Муравьевым-Апостолом о совместном выступлении при изоляции Пестеля. К.Ф. Рылеев признавался, что «сердце» подсказывает ему: «Иди смело, презирай все несчастья, все бедствия, и если оные постигнут тебя, то переноси их с истинною твердостью, и ты будешь героем, получишь мученический венец и вознесешься превыше человеков»[7].

Примеры можно множить, но вряд ли нужно осуждать за это декабристов. Ведь честолюбие политика, в разумных, конечно, пределах, никак не противоречит его желанию улучшить жизнь в собственной стране. Вне честолюбия политика не существует, а человек, не знакомый с этим чувством, никогда в политику и не пойдет.

Но если признать за декабристами право на честолюбие и право на стремление к полной реализации личности, то нельзя не признать и за императором Николаем I права на охрану собственной империи от посягательств. Конечно же, он не обязан был любить революционеров, которые, в случае своей победы, не только уничтожили бы монархию, но и, скорее всего, убили бы и его самого, и всю его семью. И трудно согласиться с теми историками, которые видят в Николае I лишь «коронованного палача».

Другой вопрос – в каких формах эта самая охрана империи происходит. Видимо, не правы и те, кто видит в императоре лишь слугу закона, по закону покаравшего руководителя заговора декабристов. Смертный приговор Пестелю – яркий пример судебного неправосудия.

Давно замечено, что приговор руководителю южан, составленный М.М. Сперанским – своеобразным «злым гением» семьи Пестелей – был неадекватно жесток. Конечно, составляя его, Сперанский исполнял «высочайшую» волю. Однако, исполняя эту волю, он проявил немалую изобретательность: в отличие от четырех казненных вместе с ним, Пестель не участвовал ни в подготовке, ни в ходе реальных восстаний. По мнению декабриста Розена, «осуждение Пестеля» было «противно правосудию»[8]. А Н.И. Тургенев утверждал, что «правительство» осудило руководителя южан «не потому, что он совершил некое политическое преступление, а потому, что его считали самым влиятельным из тех, кто, по мнению властей, должен был принимать участие в тайных обществах»[9].

«Чтобы возместить недостаток важного обвинения в непосредственном участии в мятеже, Сперанский, составляя обвинительный акт, постарался оттенить сугубую виновность Пестеля по другим пунктам обвинения. Он утверждал, что Пестель не только «умышлял на истребление императорской фамилии», но и «с хладнокровием исчислял всех ее членов, на жертву обреченных». Он утверждал далее, сознательно допуская преувеличение, что Пестель управлял Южным тайным обществом с неограниченной властью», – писал в начале ХХ века историк Н.П. Павлов-Сильванский, первый биограф Пестеля[10].

При этом ни одно смягчающее вину обстоятельство в тексте приговора не было учтено. Очевидно, императору был нужен «главный изверг», человек, отвечающий за оба восстания, за идеи политических преобразований, за цареубийственные проекты – словом, за все преступления тайных обществ с самого начала их существования. И Пестель, по своей значимости в заговоре, на эту роль годился больше, чем кто-либо другой.

***

Конечно, революция – не лучший способ решения социальных и общественных проблем; революция – это боль, кровь и страдания миллионов людей. В этом смысле декабристы виноваты перед русской историей: именно они выпустили джина русской революции из бутылки. После казни командира Вятского полка очень любившие его солдаты передавали друг другу слова, якобы сказанные им перед смертью, «что он, Пестель, что посеял, то и взойти должно, и взойдет впоследствии непременно»[11]. Видимо, если бы декабристы знали, какие плоды даст их «посев», вряд ли бы они решились на «революционный способ действий». Но они знать этого не могли.

Да и был ли у деятелей тайных обществ другой способ воплотить свои идеи в жизнь? Самодержавная власть не желала меняться, по-прежнему же Пестель, и такие, как он, молодые русские дворяне,  жить не могли.

Пестель был личностью гениальной, масштаб этой личности – это масштаб крупного политического деятеля, способного определять судьбы государства. Идеи же его, при всей их радикальности, были продиктованы болью за свою страну, за ее «несчастное» состояние. Однако в сословном обществе – России начала XIX века, личные качества и идеи полковника не были, да и не могли быть востребованными. Российское самодержавие не оставило Пестелю и его сторонникам другого жизненного пути, кроме пути революционеров-маргиналов, вынужденных для воплощения своих идей планировать организацию вооруженного бунта. Когда же этот бунт не удался, самодержавие уничтожило мятежников.

Обладая умом практического политика, Пестель намного раньше других осознал, что осуществление высоких идей тайных обществ невозможно без использования заведомо «грязных» средств. Заговор не может существовать без финансовой поддержки, а  революция не может быть успешной без нейтрализации (путем, в частности, шантажа и подкупа) «высших» начальников, контролирующих значительные войсковые соединения. Все это, конечно же, никак не вязалось с общедворянскими представлениями об офицерской чести, вполне разделявшимися как большинством декабристов, так и их идейными противниками.

Перед смертью Пестелю пришлось гораздо труднее, чем четверым казненным вместе с ним руководителям тайных обществ.  Муравьев-Апостол, Рылеев, Бестужев-Рюмин и Каховский, умирая, надеялись на «справедливый приговор потомства», который учтет их бескорыстие и романтическую жертвенность во имя высоких идей.  Пестелю же пришлось умирать без этой надежды. Еще в ходе следствия полковник понял, что не сможет оправдаться ни перед своими непосредственными судьями, ни перед «судом потомства», не сможет устоять перед лавиной обвинений, в том числе и со стороны своих вчерашних соратников. Обвинений в честолюбии и властолюбии, в жестокости и казнокрадстве.

В заключение – одна знаменитая цитата. «Настоящая моя история заключается в двух словах: я страстно любил мое отечество, я желал его счастия с энтузиазмом, я искал этого счастья в замыслах, которые побудили меня нарушить мое призвание и ввергли меня в ту бездну, где нахожусь теперь», – писал Пестель родителям незадолго до казни[12]. Ради счастья своей Родины Павел Пестель не только нарушил свое призвание и не только отдал жизнь. На алтарь Отечества он положил самое ценное, что было у русского дворянина начала XIX века – собственную честь. Именно в этом и заключается главный смысл его гражданского подвига.

[1] Тургенев Н.И. Россия и русские. М., 2001. С. 385.

[2] Трубецкой С.П. Материалы о жизни и революционной деятельности. Иркутск, 1983. Т.1. С. 229.

[3] Штрайх С.Я. Декабрист П.И. Пестель. Новые материалы // Былое. 1922. № 20. С.106; Восстание декабристов. Документы и материалы (далее — ВД). М.; Л., 1927. Т.IV. С.419.

[4] ВД. М.; Л., 1958. Т. VII. С.214.

[5] Там же.

[6] ВД. Т.XI. М., 1954. С. 246; С.79.

[7] Рылеев К.Ф. Сочинения. Л., 1987. С.266.

[8] Розен А.Е. Записки декабриста. Иркутск, 1984. С. 195.

[9] Тургенев Н.И. Россия и русские. М., 2001. С.83.

[10] Павлов-Сильванский Н.П. Декабрист Пестель перед Верховным уголовным судом. Ростов-на-Дону, 1907. С.1.

[11] Штрайх С.Я. Указ. соч. С.114.

[12] Бумаги И.Б. Пестеля // Русский Архив. 1975. №4. С.421.

49

  • Автор: AWL
  • Site Admin
  • AWL
  • Зарегистрирован: 12-12-2010
  • Сообщений: 45654

Формулярный список Павла Пестеля

1.Чин, имя, отчество и прозвание, также какие имеет ордена и прочие знаки отличия
-Полковник Павел Иванов сын Пестель 2
Кавалер Орденов Св-я Анны 2 Класса, Св-го Владимира 4 степени с бантом, Австрийского Леопольда 3 степени, Прусскаго Пурламирита и баденского Военнаго Карла Фридриха, имеет золотую шпагу с надписью за храбрость и медаль установленную в память 1812 года на голубой ленте/

2. Сколько от роду лет
-32

3.Из какого состояния, и будет из дворян, то не имеет ли крестьян, и есть ли имеет, то где, в каких селениях и сколько именно.
-Из дворян Смоленской губернии Красинского уезда, крестьян не имеет.

4.В службу вступил и во оной какими чинами происходил и когда.
1803 июня 6. Пажем в Пажеском корпусе
1810 декабря 4. Камер Пажем
1811 декабря 14. Прапорщиком с переводом Лейб Гвардии в Литовской полк
1813 генваря 20. Подпоручиком
1813 август 14. Назначен адъютантом к Генералу от Кавалерии Графу Витгенштейну
1813 (месяца нет) 10. За отличия против неприятеля произведен в порутчики.
-Переведен в Кавалергардский полк.
1817 (месяца нет) 9. – Штабс-ротмистром.
1818 июля 6. Ротмистром.
1819 декабря 6. Подполковником с старшинством на ровне с Ротмистром. Кавалергардского полка с переводом в Мариупольской гусарской полк.
-Переведен в Смоленский Драгунский полк.
1821 ноябрь 1. Полковником в том же полку.
1821 нобрь 15. Назначен полковым командиром Вятского Пехотного полка.

4. Во время службы своей в походах и в делах против неприятеля где и когда был, также какие награды за отличия в сражениях и по службе удостоился получить.
1812 года в пределах России против французских войск находился во фронте Лейб Гвардии в Литовском Полку и с оным везде был до 26 августа, в который день в Главном сражении при Бородине действуя со стрелками был ранен пулею в левое берцо с раздроблением костей и с повреждением сухих жил. За отличную храбрость оказанную в сем сражении пожалована ему золотая шпага с надписью за храбрость, имеет в память 812-года установленную серебряную медаль на голубой ленте. 1813 года находился за границею, Августа 10-го при Пирне, 12, 13, 14 и 15-го числа при Дрездене, за отличную храбрость в сих делах награжден чином Порутчика, 23-го у Полендорфа, 24-го при Инстерсвальде,26-го вторично при Пирне, сентября 2-го при Петерсвальде, 3-го у Полендорфа, 5-го при отрезании и разбитии неприятеля у Кульма, 2-го при Борго, 2, 4, 6 и 7-го числ Октября пр городе Лейпциге и в авангардном деле, 11-го при Бутельштате, где за отличие награжден орденом Св-го Равноапостольного Князя Владимира 4-й степени, с бантом и автрийского Леопольда 3 степени, 18 декабря при переправе через Рейн и занятия Крепочти Форт-Луи, где за отличие награжден Баденским Военным Орденом Карла Фридриха, 814 генваря 31-го в Авангардном деле при Городе ножак, февраля 31-го в сражении при городе Бар-Сер-Об, 19-го у деревни Лябрюссель, 20-го при взятии города Троак, где за оказанное отличие награжден орденом св-я Анны 2-го класса и за компанию 1813 и 1814-го годов Прусского достоинства Пурлемирита.

6.Российской грамоте читать и писать и другие какие науки знает ли.
-Российский, французский и немецкий языки, Арифметику, Алгебру, Геометрию, тригонометрию, физику, Артиллерию, фортификацию, Географию и историю знает.

7. В домовых отпусках был ли, когда именно, на какое время, и явился ли на срок.
-1824 год на три месяца с 1-го Февраля и по приключившейся ему болезни находился до 29 июля того же года.

8. В штрафах был ли, по суду или без суда, за что именно и когда.
-не бывал

9.Холост или женат и имеет ли детей.
-холост.

10. В комплекте или сверх комплекта, при полку или в отлучке, где именно, по чьему повелению и с которого времени находится.

-состоит в комплекте и состоит в М. Тульчине при Главной квартире по воле Г. Главнокомандующего 2 армией с 13 декабря 1825 года.

11. К повышению достоин или за чем именно аттестуется.
Достоин.

Подлинный подписал начальник 13 пехотной дивизии Генерал Майор Князь Сибирский
Вер: Начальник отделения Андреев

Юлия Морозова https://lubelia.livejournal.com/1390151.html

50

  • Автор: AWL
  • Site Admin
  • AWL
  • Зарегистрирован: 12-12-2010
  • Сообщений: 45654

ПЕСТЕЛЬ И ПАЛЕН

Декабрист Николай Лорер поместил в свои воспоминания следующий эпизод: "Раз Пестель мне рассказал, что, бывши адъютантом у графа Витгенштейна, стояли они с корпусом в Митаве, где Пестель познакомился с 80-летним Паленом, участвовавшим, как известно, в убийстве Павла I. Полюбив Пестеля, старик бывал с ним откровенен и, заметя у него еще тогда зародыш революционных идей, однажды ему сказал:

"Слушайте, молодой человек! Если вы хотите что-нибудь сделать путем тайного общества, то это глупость. Потому что, если вас двенадцать, то двенадцатый неизменно будет предателем! У меня есть опыт, и я знаю свет и людей" [1].

Очень близкий к Пестелю член Южного общества делает эту запись в 1860-х годах. Однако большое временное расстояние между фактом и воспоминанием о нем не мешает нам признать рассказ достоверным. Во-первых, записки декабриста довольно точны, что не раз доказано во вступлении и комментариях М.В. Нечкиной к этому изданию. Во-вторых, существует много примеров (и перед нами явно один из них), когда декабристы, делясь своими воспоминаниями с друзьями по каторге и ссылке, сначала вырабатывали устную версию мемуаров и только позже закрепляли ее в письме. В-третьих, рассказ Лорера поддается документальной проверке.

Руководитель дворцового переворота 11 марта 1801 г., окончившегося гибелью Павла I, генерал Петр Алексеевич Пален, как известно, был удален Александром I в отставку и поселился в своем имении близ Митавы. Как раз в Митаву прибыл в начале 1817 г. и Павел Пестель, молодой кавалергардский штаб-ротмистр, адъютант Витгенштейна и один из основателей, "старейшина", первого декабристского тайного общества "Союз спасения".

Пробыв в Курляндии более года (до весны 1818 г.), Пестель создал в Митаве отрасль декабристского Союза спасения, куда принял четырех членов и, несомненно, вел деятельность, подчиненную задачам тайного союза [2]. Встреча 24-летнего Пестеля с 72-летним генералом Паленом, часто наезжавшим в соседний с его имением город, была естественной, и столь же естественно было начаться разговору о способах достижения тайной цели.

Отношение декабристов к перевороту 11 марта было довольно сложным. Наиболее распространенным был взгляд на его участников как на деятелей, руководствовавшихся узкоэгоистическими, а не высокими патриотическими побуждениями. Не раз подчеркивались большие возможности для коренных перемен российской системы, которые существовали в 1801 г., но не были реализованы заговорщиками, удовлетворившимися переменой монарха. Эта точка зрения наиболее ярко представлена в известной формуле пушкинской "Вольности":

Падут бесславные удары,
Погиб увенчанный злодей...

Декабрист Никита Муравьев запишет в Сибири: "Заговор под руководством Александра лишает Павла престола и жизни без пользы для России" [3].

Для Пестеля общение с Паленом имело значение прежде всего как расширение своего историко-политического опыта. На тайных совещаниях декабристов, как известно, обсуждались и методы, движущие силы предшествовавших дворцовых переворотов. Сознавая принципиальную, качественную разницу своего дела и тех задач, что решали заговорщики 1762 или 1801 гг., более того, укрепляясь в своих целях именно различением той н нынешней борьбы, декабристы не упускали при этом случая принять на вооружение и некоторые полезные уроки прошлых конспираторов. Кроме того, не одобряя за многое деятелей 1801 г., первые русские революционеры относились к некоторым из них с интересом, известным уважением.

Пален, который постоянно подчеркивал свое самопожертвование, свою правоту в деле 11 марта, который, по мнению Н. Муравьева, Лунина, М. Фонвизина и других декабристов, был не чужд конституционных идей, был Пестелю важен, интересен [4]. Также и Пестель, несомненно, заинтересовал старика. "Полюбив Пестеля..." - писал Лорер, и эта фраза основывается, конечно, на оценке самого Пестеля, что старик его полюбил... Ведь при всей разнице их мировоззрений формула, являвшаяся "заглавием" первого декабристского общества, "Союз истинных сынов отечества" была из числа тех, которыми Пален охотно оперировал [5].

Добавим и такое с виду второстепенное, но облегчавшее сближение обстоятельство, как известная степень гвардейского землячества у кавалергарда Пестеля и Палена, начинавшего службу в конной гвардии: поскольку кавалергарды были сформированы, из нескольких эскадронов конногвардейского полка, существовала известная преемственность, особая близость двух гвардейских частей; наконец, несомненное обилие общих знакомых, связи петербургские и курляндские - все это позволяло говорить откровенно.

Не исключено, что обиняками или прямо зашел разговор и о какой-то форме участия старого генерала в Союзе спасения. Ведь принял же Пестель в тайное общество, уезжая из Петербурга, Павла Петровича Лопухина: флигель-адъютант императора Павла I и действительный камергер при Александре I, он был, между прочим, сыном П.В. Лопухина и братом покойной к тому времени фаворитки Павла I Анны Лопухиной (Гагариной). Как видим, Пестель не исключал введения в общество представителей более старшего поколения, исторически связанного с прежними политическими событиями и переворотами. Восстановить беседу двух представителей разных эпох, разных принципов общественного сопротивления было бы крайне интересно. Оба собеседника противостояли "тирании". Оба воодушевлялись идеей освобождения от тирании. Оба - мастера тайной конспирации. Оба размышляли о будущем ограничении самодержавия.

Надо думать, Пален в беседе преувеличивал идейные цели своего заговора и таким образом хотел сблизить свои позиции с позицией Пестеля. Авторитетный знаток материала А.Б. Лобанов-Ростовский сообщал: "Пален сохраняет глубокое убеждение, что он [...] совершил величайший подвиг гражданского мужества и заслужил признательность своих сограждан. Совесть его была совершенно спокойна. На смертном одре он сказал: ..Господи, прости мои грехи! С Павлом я уже рассчитался"" [6].

Однако, говоря о "средствах", декабрист помнил недавние горячие дискуссии его товарищей насчет способов достижения цели, о перемене царствования как удобном времени для революции (и уроки 1801 г. считались, естественно, важнейшей темой). Ведь всего за год до этого Лунин спорил с Пестелем, считавшим, что нужно сначала подготовиться, выработать программу, план; Лунин тогда иронизировал, что "Пестель хочет сначала энциклопедию написать", а лишь потом действовать, и предлагал, как известно, план, отвергнутый товарищами: захватить небольшой группой самых решительных заговорщиков Александра I по дороге из Царского Села в Петербург.

Пален при всем отличии его давних планов от декабристских явно ближе к "лунинским методам": на 12 апостолов найдется Иуда, и он не советовал Пестелю расширять круг посвященных, рекомендовал действовать паленским методом, который дал результат.

Возможно, Пален вспомнил позже об этом разговоре, когда узнал о восстании декабристов на севере и юге, об аресте Пестеля. (Впрочем, до завершения суда и казни пятерых старый заговорщик не дожил: его не стало 13 февраля 1826 г.) Пестель же, судя по тому, как он рассказывал Лореру о Палене, после митавских бесед тоже кое о чем задумался. Идеи более строгого, централизованного, конспиративного образа действия, идеи железной диктатуры, разумеется, родились не под - влиянием Палена, но были отчасти стимулированы той встречей. Лорер воспроизводил рассказ Пестеля в совершенно определенном контексте. Перед строками о митавской беседе говорится: "Пестель был действительно человек с большими способностями, но мы полагали его и тогда слишком самонадеянным, и для республики, о которой он мечтал, недоставало в нем достаточно добродетелей. Правда, он был защитником свободы, а вместе с тем увлекался через меру честолюбием".

После же изложения "паленской истории" Лорер продолжал развивать тему Пестелева "честолюбия":

"И сам он однажды сознался, что многие ему это замечали, на что он им обыкновенно отвечал:

- На наше дело надобно иметь поболее честолюбия, оно одно может и вас подвигнуть к скорейшему начатию. А за себя даю вам слово, когда русский народ будет счастлив, приняв "Русскую правду", я удалюсь в киевский какой-нибудь монастырь и буду доживать свой век монахом.

- Да, - ответил я ему, улыбнувшись, - чтобы вас и оттуда вынесли на руках с торжеством! " [7]

Как видим, близкий сподвижник Пестеля находит спустя десятилетия, что вождь Южного общества отчасти следовал совету Палена, предпочитавшего безусловное личное лидерство обширному демократическому тайному обществу.

Другой декабрист - Иван Горбачевский (лично не общавшийся с Пестелем, но "подчиненный" ему по Южному обществу, к тому же встретившийся на каторге с Лорером и другими ближайшими сподвижниками погибшего революционера) запишет много лет спустя: "Пестель был ученик графа Палена, ни более ни менее. Он был отличный заговорщик" [8].

Здесь к нам доносятся отголоски политических дискуссий, начавшихся до восстания и продолжавшихся в Сибири. Впрочем, односторонность, несправедливость сближения. Палена и Пестеля были ясны даже тем, кто это высказывал. Лорер не может ведь ни на минуту забыть, что Пестель, в сущности, не успел восстать, что власть опередила, что нашлись предатели среди многочисленных членов тайного общества.

Рассказ о митавской беседе Лорер сопровождает восклицаниями: "Какая истина! Зловещее пророчество сбылось!"

Однако все дело в том, что Пестель, учась, соглашаясь, отвергая, размышляя над чужим опытом, никогда бы не смог стать Паленом. У того, старого генерала, дело вышло, может быть, именно благодаря недостатку принципов; у этого, молодого полковника, не выйдет, и, может быть, обилие благородных идей отчасти мешает... Один считал себя Брутом - потомки не согласятся; другой принесет в жертву себя, попадет в герои, мученики - совсем в другую историческую категорию, чем смелый цареубийца Пален.

Но в 1817-м еще далеко до развязки, и отзвуки митавских обсуждений интересны для истории формирования декабристских идей и планов.

Запись авторитетного и памятливого соратника Пестеля резко оттеняет разницу двух заговоров: декабристское движение не могло по природе своей не пройти стадии коллективного, осознанного обсуждения, подлинного тайного сообщества.

Но разве Пален не привлек многих? Разве в деле 11 марта не участвовали десятки людей? Представление о долгом существовании обширного антипавловского заговора очень распространено. Между тем дело было много сложнее, и слова Палена, сказанные Пестелю, помогают многое понять и в предыстории 11 марта.

Своей "исповедью" Пален признавал, что, держа в резерве когорту недовольных, зондируя, прощупывая именно тех, кто "молчит и действует" [9], он до поры не открывал замыслов и почти никого не осведомлял о конкретном плане, сроке, даже целях: притом сколько угодно объяснялся с близкими- соучастниками насчет необходимости регентства, сохранения жизни Павлу после переворота при внутренней убежденности, что царя надо убить (в чем позже откроется Ланжерону) [10].

Фактически в 1801 г. наблюдаются три категории действователей: первая - вожди, самые посвященные; о главных тайнах были осведомлены заранее, за несколько недель, кроме Палена, еще братья Зубовы.

Вторая категория - позже вовлеченные, но не участвующие в разработке стратегии: главные исполнители, Их роль огромна непосредственно перед действием и во время его. Это командиры полков Талызин, Депрерадович, Уваров. Это Беннигсен, появившийся в столице позже других, однако его исключительная роль в решающий момент позволяет перевести его в "первую категорию".

Третья группа - средние и младшие офицеры, те самые "средние чины", которые в конце концов и задушат Павла I; они отобраны по принципу их недовольства, неприязни, ненависти к павловской системе, однако практически не знают ничего до самого последнего часа. Не они вступают в дело - их отправляют. Около полуночи с 11 на 12 марта 1801 г. на квартире Талызина, как известно по нескольким воспоминаниям, пировали несколько десятков офицеров, заранее собранных по указанию Палена (и наследника - будущего царя Александра I) [11]. Любопытно, что примерно таково же было число участников-офицеров 13-14 декабря 1825 г.: несколько десятков декабристов готовились к своему делу и попытались его осуществить.

Однако внешнее сходство "порядка чисел" тем более оттеняет качественную разницу событий. Декабристы знали, куда и зачем идут. Все они недавно или давно - члены тайного союза с великой программой перестройки России.

В 1801 г., по наблюдениям чрезвычайно осведомленного современника, лидеры переворота желали "дать заговору созреть только среди двух-трех главарей и довести его до сведения многочисленных участников драмы только тогда, когда наступит момент исполнения" [12].

Почти никто из обер- и штаб-офицеров, собравшихся 11 марта 1801 г., не знал или в лучшем случае смутно догадывался, как развернутся дальнейшие события. Около полуночи на квартире Талызина появились Пален, Зубовы, Беннигсен. Пален выпил за здоровье нового императора, вызвав первоначально смущение собравшихся (этот факт отмечен рядом мемуаристов). Однако через минуту офицеры узнали, что грехи им отпущены вперед, что дело производится с согласия наследника. Практически собравшихся не спрашивали - им приказывали.

Реальные отношения руководителей заговора с рядовыми участниками здесь совсем иные, чем у декабристов с их равенством и сравнительно широким обсуждением целей и средств.

И в 1825-м, и в 1801-м структура заговора во многом предвосхищала структуру той власти, которая была бы плодом успеха. Конституционное правительство декабристов было бы естественным продолжением тех планов и замыслов, которые вынашивались до восстания.

"Улучшенное самодержавие" Александра I было задумано и предвосхищено убийцами Павла.

Затронутый сюжет далеко не исчерпывает очень интересную и малоисследованную тему "11 марта-14 декабря". Требуют особой разработки проблемы привлечения солдат, обеспечения успеха, ближайших и отдаленных целей каждого движения. Требуется и основательное изучение того, как воспринималась декабристско-пушкинским поколением политическая акция, совершенная "отцами".

Примечания - Литература

1. Лорер Н.И. Записки декабриста. Иркутск, 1984, С. 69. Речь Палена Лорер передает по-французски, из чего следует заключить, что весь разговор происходил на этом языке.

2. Нечкина М.В. Движение декабристов. М., 1955. Т. 1. С. 170-171.

3. Полярная звезда. Лондон, 1859. Кн. 5. С. 73.

4. М. Фонвизин находил, что Пален, хотя и "неразборчивый в выборе средств", был "душою предан новому своему отечеству" (Фонвизин М.А. Сочинения и письма. Иркутск, 1982. Т. II. С. 136-137).

5. Рядовой свидетель событий 1801 г. и четверть века спустя находит, что Пален был "бескорыстным вельможей" и "истинным патриотом" (Леонтьев М.П. Мои воспоминания, или События в моей жизни: Записки // Русский архив. 1913. № 9. С. 321).

6. ОР РГБ, ф. 859 (Н.К.Шильдера), к. 22, № 7, л. 105-106. Последняя фраза на нем. яз.

7. Лорер Н.И. Записки декабриста. С. 69.

8. Пушкарев Л.Н. И.Г. Прыжов о декабристах в Сибири // Ссылка и каторга в Сибири (XVIII - начало XX века). Новосибирск, 1975. С. 109.

9. Мы подразумеваем здесь следующую сцену, описанную Н.А. Саблуковым: "Когда однажды за обедом у Палена я нарочно резко выразился об императоре, граф посмотрел мне пристально в глаза и сказал: " [...] тот, кто болтает, и смельчак, кто действует" (Цареубийство 11 марта 1801 года. С. 70).

10. Там же. С. 135-136.

11. А. Коцебу утверждал, что там было "сорок заговорщиков", А. Ланжерон говорил о "шестидесяти" (Цареубийство 11 марта 1801 года. С. 142, 330).

12. Мемуары князя Адама Чарторыйского и его переписка с императором Александром I. М., 1912. Т. 1. С. 215.

Страница:   1 2 3 4 5 6  

Вы здесь » Декабристы » ДЕКАБРИСТЫ. » Пестель Павел Иванович.