Украинка против Украины
У Ольги Петровны Драгомановой (О. Пчилка) был дедушка Яким. Биограф пишет: «Яким підпйсувався як «Аким Драгоманов». Перевтілення Якима Драгомана в Акима Драгоманова Олена Пчілка поясню-вала тим, що дід це робив «по звичаю московському», оскількй той звичай «став уже, по зміцненню московсько! влади на Украіні, нібй й для наших людей урядових, чи взагалі письменних, майже обов’язковим. На таку путь зігнала московська сила украшську старшину!» (7, 37). Можно добавить: на такой скользкий путь.
У дедушки Якима (он же Аким) было три сына: Алексей, Яков и Петр. Старшим был Алексей, о котором Пчилка писала: «дід віддав його в науку, але тількй в Гадячому» (7,37). Последнее не соответствовало действительности. Правду про дедушку Алексея («скелет в шкафу») скрывали не только от советской власти, но и от своих родных детей. «Менших же сйнів, Якова й Петра, - відправйв до столйці, оскількй «мав там досить сильну руку в особі одного свого колишнього товариша по службі, з числа тих украінців, що, після занепаду місцевого самоврядування, подалися «шукати щастя» на Московіцйні». Того дня, коли сини від'іхалй, в молитовнику Якима з’явився такий запис: «Сего дня сыновья мои, Яков и Петр, выехали в Санкт-Петербург. Да сохранит их Господь на всех путях их!» (7, 37).
Из выписок Ольги Косач (сестры Украинки) следует, что «старший Якймів син, Олексій, не діставшй освітй, залишився при батьковому маеткові, двох же молодших, Петра й Якова, виряджено для науки аж до Петербургу. Петро вступив там до прйвілейованого «Училища правоведения», виключно для дітей шляхетських родин, яке, крім доброі' освітй, давало завсігдй можлйвість зробити блискучу кар’еру, - а Яків до кадетського корпусу. Закінчйвшй науку, Петро Драгоманів (так уже став писатися і'хній батько) почав служити в військовому міністерстві на посаді «військового юриста», а Яків ввійшов до Полтавського артилерійського полку. Обидва вони мали літературні здібності, особливо Петро, що крім того володів мовами: французькою, німецькою та англійською. У 1826р. Якова Драгоманова заарештовано за участь у таем-ному революційному товарйстві «Об’еднаних Слав’ян» і покарано засланням. Дальша доля його невідома. Петро ж Драгоманів залишався в Петербурзі до року 1838, коли залишив службу й в ранзі урядовця VIII класу повернувся на батьювщину» (11, 55).
Пчилка в своих воспоминаниях от 1926 года также очень лаконично освещала судьбу репрессированного царизмом дяди Якова (как будто и ей «дальша доля його невідома»): «Яків і Петро прилучались до передових кругів тодішньоі столично! молоді... Якова за його участь в «недозволенном обществе» («Соединенных славян») та в революційному рухові декабрйстів виправлено з Петербурга на заслання». В комментариях «заслання» несколько удлинилось: «Драгоманов Яків Якимович, член Товариства об’еднаних слов’ян, учасник декабристського руху, засуджений на довічне заслання». А одна из передач украинского радио поведала о том, что дедушка Украинки «загинув у Сйбіру». Печальная история. Но самое печальное, что абсолютно лживая.
На самом деле все было не так мрачно. После расследования по делу декабристов был составлен их список, так назывемый «Алфавит». Из него узнаем: «Драгоманов Яков Якимов. Прапорщик Полтавского пехотного полка. Вступил в Славянское общество весною 1825 года. Знал только то, что целию оного есть улучшение правительства. Читал клятвенное обещание славян. Был два раза в собрании членов у Андриевича и другого неизвестного ему артиллерийского офицера в лагере близ местечка Лещина, где слышал тот же разговор о преобразовании правления. Сам в общество никого не ввел и между нижними чинами ничего предосудительного не рассеивал. Находился под следствием в Комиссии при 1 армии. По доклад}' о сем государю императору 15 декабря 1826 года высочайше повелено выдержать три месяца в крепости и потом перевести в полки 3 пехотной дивизии под строгий надзор полкового, бригадного и дивизионного начальства».
На следствии выяснилось, что помимо стремления к общему благу, декабрист имел также личные обиды, которые привели его в антиправительственную организацию. Оказывается, украинский магнат обидел украинских дворян Драгомановых и отобрал у них крепостных украинцев, которых они получили в собственность от русского царя за верную службу царю и Отечеству: «...Хотя я сначала не охотно верил всем злоупотреблениям законов наших, но вспомнив, что и в самой фамилии моей близ ста лет ведется дело с графами Разумовскими, предок коих отнял у деда моего около тысячи душ крестьян, пожалованных ему царями за верные службы; но и сие дело при всей справедливости своей было Правительствующим Сенатом несправедливо и противозаконно опровергаемо и решаемо в пользу графов, вопреки Высочайшему повелению рассмотреть оное по всей справедливости. Также и то, что сам я, будучи сын штабс-офицера, служил до настоящего чина юнкера не четыре Государем Императором назначенные, но шесть лет, без всякой моей причины».
Все это, вместе взятое (но прежде всего, разумеется, беды Отечества), так возмутило обиженного званием юнкера Драгоманова, что он стал довольно кровожадным заговорщиком. Декабрист Иван Гобачевский вспоминал о собрании, где речь шла о правилах для членов общества: «Они заключались в том, что каждый член подвергался ответственности за свое бездействие и должен был отдавать отчет в своих поступках кому следует, подвергаясь за нескромность, неосторожность и упущения по делам общества удалению от совещаний и проч. За сознательную же вину наказывался немедленнно смертью... Во время чтения сего проекта сильное большинство оказалось против сих правил, во главе коего был Бестужев-Рюмин. Но Борисов 2-й, Горбачевский, Аполлон Веденягин и Драгоманов думали, что сии правила необходимы... Они доказывали, что заговорщики не могут быть свободны в своих действиях; что принимая на себя священные, необходимые, вместе с тем и ужасные обязаннности, они более, нежели кто-либо, должны сами подчинять обществу личную свою свободу и соблюдать с точностью правила и постановления, служащие к достижению цели, к сохранению союза и к безопасности членов оного; безнаказанное нарушение каких бы то ни было обязательств неминуемо разрушает всякое соообщество, и совесть каждого не всегда может быть верным и надежным блюстителем принятых обязательств». Нечто аналогичное позже предлагал террорист Нечаев. Когда пришло время отвечать за пролитую кровь, он сбежал за границу. (Материалы нечаевского процесса послужили Достоевскому при создании романа «Бесы»), Когда пришло время отвечать декабристам, Бестужев-Рюмин отправился на виселицу, а кровожадный Драгоманов отделался легким испугом. И даже был награжден.
Поскольку, по словам Ленина, «декабристы разбудили Герцена», многие советские историки десятилетиями изучали декабристов чуть ли не под микроскопом. В биографическом справочнике читаем: «Драгоманов Яков Акимович. Прапорщик Полтавского пехотного полка. Из дворян Полтавской губернии... Отец - коллежский асессор Аким Степанович Драгоманов. В службу вступил в канцелярию совета военного министра - 1.3.1817; переведен в канцелярию военного губернатора в чине губернского регистратора - 1.8.1817; уволен из канцеляриии 17.8.1820; в 1824 поступил юнкером в полтавский пехотный полк. Член общества Соединенных славян (1825). Арестован и доставлен в Главную квартиру 1 армии для привлечения к военному суду. Высочайше поведено (15.12.1826) выдержать 3 месяца в крепости и перевести в полки 3 пехотной дивизии под строгий надзор начальства. По отбытии трехмесячного заключения в крепости переведен в Староингерманландский пехотный полк - 16.12.1826; в чине прапорщика уволен от службы за болезнью - 21.2.1828 и оставлен под строгим секретным надзором. В конце 1830-х годов в журналах печатались его стихотворения».
Но как же ему удалось избежать Сибири и прочих репрессий со стороны царизма? Тут из густого тумана (куда его поместили неблагодарные родственники) выходит скелет в шкафу, т. е. «брат Алеша». Пчилка об этом своем дяде вообще помалкивала, а сестра Украинки Ольга считала, что «старший Якймів син, Олексій, не діставшй освітй, залишився при батьковому маеткові» (11, 55). Очевидно, с их подачи «біографй Лесі Украшки та М. Драгоманова не згадували про Олексія Драгоманова» (11, 326). Однако «брат Алеша» в конце концов был найден усилиями одного преподавателя Ленинабадского пединститута. Тот разыскал интересную книгу, которая свидетельствует, что в царской России был кое-какой порядок: «Столетие военного министерства. 1802-1902. Т. 3. Указатель библиографических сведений, архивных и литературных материалов, касающихся чинов общего состава по канцелярии военного министерства с 1802 по 1902 г. включительно. Составил Н. М. Затворницкий. Спб, 1909». В ней и описана карьера, которую сделал «Олексій, не діставшй освітй»: «Драгоманов Алексей Иоакимович. Родился в 1788 г. из дворян. Определен на службу в 1 департамент Малороссийского Полтавского генерального суда губернским регистратором 31.12.1806... Определен в департамент министерства внутренних дел 16.5.1808. Коллежский регистратор 31.12.1808... Переведен в инспекторский департамент военного министерства столоначальником 14.5.1812. Разрешено носить мундир военного министерства с нашивками 25.6.1812. Поручено управление 4 отделением инспекторского департамента 6.5.1815. переведен в канцелярию военного министра 20.2.1816. Секретарь 1.12.1816...«(11, 325). Через два месяца в эту же канцелярию был определен брат Петр, а через три - брат Яков.
Карьера Алексея развивалась дальше: «Орден св. Анны 3 степени 4.1.1818. орден св. Владимира 4 степени 25.3.1820. Чиновник для занятий, собственно, по назначению военного министра 16.5.1820. Пожалован дворянской медалью 26.8.1820. Чин 8 класса со старшинством с 31.12.1820. Надворный советник за отличие по службе 24.1.1825. Орден св. Анны 2 степени 6.12.1827. Военный советник 6.12.1828. Знак отличия беспорочной службы за 20 лет 22.8.1829. Орден св. Анны 2 степени с Императорскою короною 6.12.1830. Управлял канцелярией военного министерства с 20.6.1831. Орден св. Владимира 3 степени 22.8.1831. Уволен от службы 3.6.1832. скончался 19.1.1856» (11, 325). Современные биографы Украинки вынуждены признать прежнюю версию «помилковою інформаціею», не вдаваясь в истоки и причины дезинформации. А о судьбе дедушки-декабриста сказано скороговоркой: «Насправді ж можемо припускати, гцо саме завдяки високому службовому становищу Олексія його брат Яків, причетний до повстання декабрйстів, не постраждав"(П, 326).
Ну, не пострадал человек - и слава Богу. Но мало того. В этой же содержательной книге находится послужной список брата Якова. Последняя запись в нем такая: «Переписка о пожаловании знака отличия беспорочной службы - 1830 г.» Оказывается, «жертва царизма» на деле оказалась отличником беспорочной службы по канцелярии военного министерства Российской империи. Так что декабрист бывает разный: кто-то трудился в Нерчинских рудниках, а кто-то в это самое время получал знаки отличия и печатал в журналах свои стихотворения. Невольно закрадываются всякие подозрения относительно брата Якова: за какие-такие заслуги? Однако последняя запись в послужном списке брата Петра аналогична: «Переписка о пожаловании знака отличия беспорочной службы - 1830г.». (Он, по крайней мере, не находился «под строгим секретным надзором»). Скорее всего, своими знаками отличия оба Драгоманова были обязаны «брату Алеше». Ну как не порадеть родному человечку?
Современный исследователь пишет о декабристе: «Після слідства і ув’язнення юнкер був переведений до Староінгерманландського піхотного полку. У вересні 1828 р. через хворобу він був звільненйй зі служби в чйні прапорника... Після відставкй Яків Драгоманов жив у Петербурзі, працюючи від 1829р. у 4-му департамента Сенату. У1830-1835 рр. він - співробітнйк Тймчасовоі контрольно! комісіі із провіантськоі частини при Головному управлінні ревізіі державних рахунків: спочатку на посаді канцелярського службовця, а потім помічнйка контролера».
Короче говоря: декабрист Яков Драгоманов от царизма не претерпел никаких репрессий (если не считать знаков отличия). А на лжи об этих репрессиях воспитывалось молодое поколение революционеров - Украинка, ее братья, сестры и многие другие. И сегодня Забужко, как ни в чем не бывало, наводит тень на украинский плетень: «Михайло Драгоманов уважав себе прямим спадкоемцем «украінського декабризму» - Товариства об’еднаних слов’ян, членом якого був уже його дядько, а Лесин двоюріднйй дід - померлий на засланні прапорщик Полтавського полку Яків Драгоманов. «Вимкнене» з цього генеалогічного ланцюга, ім’я Украі'нкй «погасае», тратить усю свою смислову стерео скопічність і робиться пласким, таки справді, наче графа в анкета. Час тепер повернута йому його загублену «четверту координату» - діахронічну, «вглиб» історіі, - та поглянути очима само'іЛесі У кратки на іі' «предківськйй спадок» - зокрема й на всіх тих «подданных русского императора», які, з точки зору панівноі' й до сьогодні історіософськоі' доктрини, кажучи словами незмінно в цьому пйтанні уі'длйвого I. Франка, «з давен-давна любили бігати на службу чужим богам» (10, 348). Что любили, то любили. Тут «каменяр» был прав. Забужко тоже хорошо сказала: «Нашему лесезнавству досі бракувало якраз виробленого погляду на історію родини Драгома-новйх-Косачів як на модельну для всього украі'нського визвольного руху XIX ст. (декабристи, старогромадівці, радикали і т. д.)» (10,440).
А братья Драгомановы могут служить моделью для характеристики украинского общества первой половины XIX века. Брат Алексей верой и правдой служил царю и Отечеству. Брат Петр также. Не забывал он и о Творце. Вот, например, помещенные им в русском журнале «Стансы (из Ламартина)»:
Творец! Благословлю тебя моей хвалою Под кровом тишины и в шумных городах,
На злачном береге, на пенистых волнах,
При скате солнечном и с утренней зарею.
Природа мне гласит: скажи, кто этот Бог?
Он тот, - кто жизнь всему созданию вдыхает,
Он тот, - чей шаг один вселенну измеряет,
Он тот, - кто солнца огнь в тьме вечности зажег.
Он тот, - кто естество извлек из запустенья,
Он тот, - кто на морях вселенну утвердил,
Он тот, - кто хлябям их пределы положил,
Он тот, - кто создал день от дивного воззренья.
Он тот, - пред кем ничто сегодня и вчера,
Кто вечен в бытии своем животворящем,
Безмерен в будущем, протекшем, настоящем,
В чьей длани движется всей вечности пора.
Так, это он, мой Бог! Мой голос воспевает Стократ величие небесного Царя,
Как арфа на стенах святого алтаря,
Доколь надежды луч страдальца согревает.
У брата Якова были другие стихи. Сначала он увлекался гражданскими мотивами, о чем свидетельствует его стихотворение «Греция»:
О, Аристидов век, о, век Алкивиада!
Отчизна Пиндара, Сократа, Мильтиада,
Отчизна славы и богов,
Свободы, доблести, умов!
Но, судя по стихам «К моему гению», душевного покоя не имел:
Напрасно, добрый гений мой,
Ты, мне даря святые вдохновенья,
Дружишься с грустною и сирою душой...
И для чего радушный твой привет,
Когда в твою безбрежную обитель Тоска души один путеводитель,
Яд зависти - один тернистый след,
Мечта бессмертия - химерная отрада,
Убожество - печальная награда?!
Стихотворение лирическое, а следовательно - автобиографическое. И написано было, очевидно, уже после того, как Яков (благодаря брату Алексею) отделался легким испугом при расследовании деятельности декабристов.
Украинка не знала правды про деда-декабриста. Поэтому безмерно гордилась его мифическими подвигами. Когда в 1903 г. Павлык предупреждал, что в случае переезда в Галичину ей придется жить тихо и «скинутися всякоі політйкй», это вызвало бурный протест. Мол, аполитичное поведение пристало не ей, а кому-нибудь другому, поскольку «у нього в родйні не було декабрйстІв, соціалістів-емігрантів і радйкалів-засланців. Він не памятае 70-х років!» И вот, оказывается, среди этих «емігрантів» и «засланців» затесался один засранец: «декабристы-коллаборационист. Украинка и ее сестра Ольга могли не знать подробностей биографии «дедушки Якова». Но их мать и дядя не могли их не знать. Поэтому они сознательно дезинфомировали детей, культивируя легенду про отважного декабриста и «жертву царизма».
По последним данным, Драгоманов считал, что «члени Товариства об’еднаних слов’ян не вйділялй украінськоі' націі у самостійну, а тому в іхніх програмних документах «не видно й сліду національноі украінськоі' самосвідомості»... Одним із перших М. Драгоманов також з’ясовуе причини слабкості і «трагізм загйбелі» Товариства об’еднаних слов’ян, яке не зуміло «пустити коріння в масу навколишнього населения», не використало «вільнолюбйвйх традйцій украшського народу». Члени товариства, на його думку, не мали почуття украінськоі само-свідомості, що зумовило злиття іхньоі організаціі з Південннйм това-риством, яке сповідувало «змовнйцько-централістйчні» цілі й правила. Власне, це й призвело до того, що ідеі' Товариства об’еднаних слов’ян «майже зовсім безслідно» загинули для «і'х сучаснйків та найближчих нащадюв». В том числе - идеи «дяди Якова», несправедливо обделенного крепостными душами и чином.
5.3. Дядя самых честных правил.
Будущие воспитатели и дезинформаторы Украинки Михаил и Ольга (О. Пчилка) родились в семье Петра Драгоманова. Он «залишався в Петербурзі до року 1838, коли залишив службу й в ранзі урядовця VIII класу повернувся на батьювщину» (11, 55). Далее «набув собі садибу в Гадячі, перебудувався й оселився там» (11, 55). Пошли дети.
Ольга Петровна (О. Пчилка) вспоминала в 1926 году: «Правда, через довге пробування батькове в Петербурзі московська полуда на ньому була дуже міцна, але й п пробила до певноі мірй місцева украінська течія, а се відбйвалось і на наших враженнях дитячих». Что же такое эта «московська полуда», которую получают «через довге пробування в Петербурзі»? Немного выше она писала, как в Петербурге «Яків і Петро прилучались до передових кругів тодішньоі столйчноі молоді». Может быть «полуда» - это идеи декабристов? Но нет, содержание «передовых» революционных идей ее вполне устраивало. И советское правительство это ценило: «1925 року за заслуги Олени Пчілкй в роз-витку літературй, науки і культури п обрано членом-кореспондентом Академп наук УРСР». Как раз в это время украинские большевики проводили политику украинизации. Это называлось «национал-большевизм» (не путать с национал-социализмом). Так что «московська полуда» - это русский язык. Биограф пишет: «Прикметно, що Петро Якимович Драгоманов (як і його брат Яків) свого часу писав вірші, які, зокрема, друкувалися в журналах «Гирлянда», «Северный Меркурий», «Сын отечества» та іншйх виданнях... Однак суттевою відмінністю між батьком і дочкою було те, що Петро Драгоманов писав російською, Олена Пчілка - украі'нською» (7, 38).