Мария Николаевна Волконская.
Дагерротип А. Давиньона.
Иркутск, 1845 г.

РАИСА СЛОБОДЧИКОВА

МАРИЯ НИКОЛАЕВНА ВОЛКОНСКАЯ

Декабристы прошли нелегкий путь от Сенатской площади до Нерчинских рудников и от Нерчинских рудников до могилы. И на всем этом пути их поддерживали жены, хрупкие и нежные создания, которые недавно порхали на балах, обсуждали различные светские новости и даже не предполагали, какой груз они положат на эти самые плечики.

Следом одна за другой, обгоняя друг друга, одиннадцать замечательных героических женщин России красавицы, умницы торопились в Сибирь, чтобы поддержать дух своих мужей и не дать им сломиться. Между ними царил особый культ высокой, благородной дружбы.

Декабристы в муках и страданиях прожили в Сибири около 30 лет и только после смерти Николая I (1856 г.) получили освобождение, но, к сожалению, слишком поздно.

Большинство декабристов не выдержали каторжные тюрьмы и умерли. Шестьдесят могил их разбросаны по необъятным просторам Сибири. До конца жизни своей в Сибири к тому моменту остались 50 человек, где они были и похоронены. Из женщин с мужьями вернулись лишь Волконская, Нарышкина, Анненкова, Фонвизина и Розен. Потеряв мужей, на родину вернулись Давыдова, Ентальцева, Юшневская. Муравьева, Трубецкая и Ивашева погибли.

Мария Николаевна Волконская.
Акварель Н.А. Бестужева, 1837 г.
Исторический музей. Москва.

Княгиня Мария Николаевна Волконская (1805-1863 гг.) – жена декабриста Волконского Сергея Григорьевича, добровольно разделившая с ним ссылку.

Родилась в семье Раевских, оставившей заметный след в русской истории. Отец Марии Николай Николаевич Раевский – боевой генерал российской армии. В начале Отечественной войны 1812 года Н.Н. Раевский командовал 7-м пехотным корпусом в армии Багратиона.

Особенно отличился в боях у деревни Салтановки под Смоленском и в Бородинской битве, где его корпус занимал центр русской позиции. Батареей Раевского был назван центральный редут, который подвергался ожесточенным атакам французов.

В заграничных походах русской армии Николай Николаевич сражался под Бауценом, Дрезденом, Лейпцигом, участвовал во взятии Парижа. "В опасности он истинный герой, он прелестен. Глаза его разгорятся, как угли, и благородная осанка его поистине сделается величественною", – рассказывал известный поэт Константин Николаевич Батюшков, бывший в 1813 году адъютантом при Раевском. Наполеон считал, что Раевский "сделан из материала, из которого делаются маршалы". Не только беззаветная храбрость, но также благородные душевные качества генерала снискали ему уважение современников. Пушкин, хорошо знакомый с семьей Раевского, писал брату: "Мой друг, счастливейшие минуты жизни провел я посереди семейства Раевских. Мать Марии Николаевны Софья Алексеевна приходилась внучкой М.В. Ломоносову. Ее отец А.А. Константинов, грек по происхождению, был библиотекарем Екатерины II. Отличительной чертой Софьи Алексеевны было благоговение перед мужем и безграничная преданность ему”.

В семье Раевских было шестеро детей. Мария была любимицей семьи.

"Мало-помалу, – писал влюбленный в нее граф Густав Олизар, – из ребенка с неразвитыми формами она стала превращаться в стройную красавицу, смуглый цвет лица которой находил оправдание в черных кудрях густых волос и пронизывающих, полных огня глазах".

В 1820 году 15-летняя Мария познакомилась с А.С. Пушкиным, когда тот с семьей Раевских путешествовал по Кавказу. Через много лет Мария Николаевна напишет в своих "Записках": "Во время этого путешествия, недалеко от Таганрога, я ехала в карете с сестрой Софьей, русской няней и компаньонкой. Завидев море, мы приказали остановиться, вышли из кареты и всей гурьбой бросились любоваться морем. Оно было покрыто волнами и, не подозревая, что поэт шел за нами, я стала забавляться тем, что бегала за волной, а когда она настигала меня, я убегала от нее".

Красивая образованная, музыкально одаренная девушка привлекала к себе внимание в обществе. К Марии Николаевне сватался граф Густав Олизар, предводитель дворянства Киевской губернии, и получил отказ. Граф тосковал, писал стихи. В своих "Записках" он написал: "Нельзя не сознаться, что если во мне пробудились высшие, благородные, оживленные сердечным чувством стремления, то ими во многом я обязан любви, внушенной мне Марией Раевской. Она была для меня той Беатриче, которой было посвящено поэтическое настроение, и, благодаря Марии и моему к ней влечению, приобрел участие к себе первого русского поэта и приязнь нашего знаменитого Адама (Мицкевича)".

По настоянию родных в январе 1825 года Мария выходит замуж за знатного и богатого князя Сергея Волконского, который был старше ее на семнадцать лет.

Мария Николаевна не знала, что ее муж является активным членом Южного общества, руководителем его Каменской управы. По службе и по делам тайного общества он постоянно бывал в разъездах, и она не имела возможности его хорошо узнать. Второго января 1826 года Мария Николаевна родила сына Николая, пятого января Сергей Григорьевич Волконский был арестован. После родов Мария Николаевна проболела два месяца.

Придя в себя, она спросила родных о муже. Они долго умалчивали о трагических событиях декабря 1825 года. Только в начале марта узнала она об аресте мужа Сергея и уже через два дня сообщала ему: "Я узнала о твоем аресте, милый друг. Я не позволяю себе отчаиваться... Какова бы ни была твоя судьба, я ее разделю с тобой, я последую за тобой в Сибирь, на край света, если это понадобится, – не сомневайся в этом ни минуты, мой любимый Серж. Я разделю с тобой и тюрьму, если по приговору ты останешься в ней". Брату Александру она пишет: "Сергей – лучший из мужей и будет лучшим из отцов, и я его сейчас люблю более чем когда-либо, ведь он несчастен".

Узнав правду, Мария Николаевна решила ехать в Петербург. Родные отговаривали ее, но она настояла на своем отъезде. Узнав, что муж содержится в Петропавловской крепости, она добилась свидания с ним. После свидания с ним она принимает непоколебимое решение разделить участь мужа, как бы тяжела она ни была. Родственники прилагают все усилия, чтобы удержать Марию Николаевну от этого шага. Ей не дают видеться с другими женами осужденных, перехватывают письма, внушают, что материнское чувство должно одержать верх над супружеским долгом, что сын больше нуждается в ее заботе, чем муж.

В душе Марии Николаевны происходит перемена. До сих пор за каждым ее поступком стояла воля родителей. Посланное ей испытание словно разбудило дремавшие в ней недюжинные духовные силы, освободило от чужого влияния ее незаурядную натуру, требовавшую самостоятельных действий, искавшую своего пути.

Мария Николаевна написала письмо государю с просьбой разрешить ей следовать за мужем. Николай I дал согласие, одновременно предостерегая об ожидающих ее в Сибири лишениях. В письме отцу она сообщила: "Мой добрый папа, вас должна удивить та решимость, с которой я пишу письма коронованным особам и министрам, но что вы хотите – нужда и беда вызвали смелость и, в особенности, терпение. Я из самолюбия отказалась от помощи других. Я летаю на собственных крыльях и чувствую себя прекрасно".

Свои последние дни, проведенные среди родных, она описала так: "Мой отец был все это время мрачен и недоступен. Необходимо было, однако же, ему сказать, что я его покидаю и назначаю его опекуном своего бедного ребенка, которого мне не позволяли взять с собой. Я показала ему письмо его величества; тогда мой бедный отец, не владея более собой, поднял кулаки над моей головой и вскричал: "Я тебя прокляну, если ты через год не вернешься".

С отцом мы расстались молча; он меня благословил и отвернулся, не будучи в силах выговорить ни слова. Я смотрела на него и говорила себе: "Все кончено, больше я его не увижу, я умерла для семьи". Перед отъездом я стала на колени у люльки моего ребенка; я молилась долго. Весь этот вечер он провел около меня, играя печатью письма, которым мне разрешалось ехать и покинуть его навсегда. Его забавлял большой красный сургуч этой печати. Я поручила своего бедного малютку попечению свекрови и невесток и, с трудом оторвавшись от него, вышла".

Приехав в Москву, Мария Николаевна остановилась у Зинаиды Волконской – поэтессы, писательницы, хозяйки литературно-музыкального салона. В честь Марии Николаевны был устроен прощальный вечер. Здесь последний раз в жизни свиделись Мария Николаевна и Пушкин. "Во время добровольного изгнания в Сибирь жен декабристов он был полон искреннего восторга; он хотел мне поручить свое "Послание к узникам" для передачи сосланным, но я уехала в ту же ночь, и он его передал Александре Муравьевой", – напишет Мария Николаевна в "Записках".

Зная любовь гостьи к музыке, Зинаида Волконская пригласила итальянских певцов, бывших тогда в Москве, много пела и сама. Вслушиваясь в чудные звуки, наслаждаясь пением, Мария Николаевна просила артистов играть еще и еще: "Подумайте, ведь я больше никогда не услышу музыки". Зинаида Волконская тайно от Марии Николаевны привязала позади ее саней клавикорды. Обнаружив их, Волконская была счастлива. Многие годы они будут скрашивать ей долгие сибирские вечера.

А.В. Веневитинов так опишет свое впечатление от встречи с Марией Волконской на прощальном вечере в Москве: "Третьего дня ей минуло двадцать один год; но так рано обреченная жертва кручины, эта интересная и вместе могучая женщина – больше своего несчастия. Она его преодолела, выплакала; источник слез уже иссох в ней. Она уже уверилась в своей судьбе и, решившись всегда носить ужасное бремя горести на сердце, по-видимому, успокоилась. В ней угадываешь, чувствуешь ее несчастие, ибо она даже перестала бороться с ним. Она хранит его в себе, как залог грядущего... Прискорбно смотреть на нее и вместе завидно... Во вдохновении своем она сама избрала свою судьбу и без страха смотрит в будущее". Мария Николаевна повидала родственников ссыльных, которые передали ей письма и посылки узникам, и двинулась в путь. "Дорогая, обожаемая матушка, я отправляюсь сию минуту; ночь превосходная, дорога – чудесная... Сестры мои, мои нежные, хорошие чудесные и совершенные сестры, я счастлива, потому что я довольна собой", – написала она родным перед отъездом. Она ехала день и ночь, нигде не останавливаясь.

Волконская гордилась тем, что добралась до Иркутска за 20 суток. Здесь к ней приехал гражданский губернатор Цейдлер и уговаривал ее вернуться, описывая ужасы каторжной жизни и тяжесть условий, предъявляемых добровольным изгнанницам. "Условия я подпишу, не читая!", – ответила Мария Николаевна.

Далее ее путь лежал в Благодатский рудник, где находились 8 декабристов, в том числе и Волконский. Она подписала бумагу, по которой видеться с мужем ей разрешали два раза в неделю. Тюрьма была расположена у подножья горы. Она размещалась в старой казарме. Помещение было тесным и низким. "В первую минуту я ничего не разглядела, так там было темно; открыли маленькую дверь налево, и я поднялась в отделение мужа. Сергей бросился ко мне: бряцание его цепей поразило меня, я не знала, что он был в кандалах. Суровость этого заточения дала мне понятие о степени его страданий. Вид его кандалов так воспламенил и растрогал меня, что я бросилась перед ним на колени и поцеловала его кандалы, а потом – его самого".

Волконская вместе с Екатериной Трубецкой поселилась в крестьянской избе. "Она была до того тесна, что когда я ложилась на пол, на своем матраце, голова касалась стены, а ноги упирались в дверь. Печь дымила, и ее нельзя было топить, когда на дворе бывало ветрено; окна были без стекол, их заменяла слюда".

Привезенных с собою горничных пришлось вскоре отправить в Россию. Женщины учились вести хозяйство, стряпать, прибирать комнату. Они готовили обеды для мужей и их товарищей. Деньги жен декабристов находились в руках администрации, о каждой израсходованной копейке нужно было отчитываться начальнику рудников. "Мы ограничили свою пищу: суп и каша – вот наш обыденный стол; ужин отменили. Каташа (Трубецкая), привыкшая к изысканной кухне отца, ела кусок черного хлеба и запивала его квасом. За таким ужином застал ее один из сторожей тюрьмы и передал об этом мужу... Как только они узнали о нашем стесненном положении, они отказались от нашего обеда".

Несмотря на собственное тяжелое положение, женщины стараются помочь простым каторжанам: покупают материю и шьют им рубашки, чем навлекают на себя неудовольствие тюремного начальства.

Жизнь Марии Николаевны скрашивали музыка и поездки по окрестностям. Сибирские просторы она находит впечатляющими и живописными. Ее удивляет и радует доброе отношение со стороны каторжников простого звания. "Я находилась среди людей, которые принадлежали к подонкам человечества и тем не менее относились к нам с большим уважением, более того, они боготворили меня и Каташу, а наших заключенных называли не иначе, как наши князья.

Когда же им приходилось работать вместе, то они предлагали делать вместо них урочную работу; приносили им горячую картошку, испеченную в золе. Эти несчастные, отбыв срок присужденных им каторжных работ, большею частью потом делались порядочными людьми, начинали работать для себя, становились добрыми отцами семейства... Сколько благодарности и преданности в этих людях, которых мне представляли как каких-то чудовищ".

Более полугода провели Мария Николаевна и Екатерина Ивановна в Благодатском руднике. В сентябре 1827 года они переселяются в Читу, куда переводят их мужей. Здесь уже живут Александра Григорьевна Муравьева и Елизавета Петровна Нарышкина. Вскоре приезжают и другие спутницы изгнанников. Волконская и Трубецкая поселяются в доме вместе с Александрой Васильевной Ентальцевой. Жены продолжают вести переписку с родными изгнанников, заботиться о быте заключенных.

"Молодая, стройная, более высокая, чем среднего роста, брюнетка с горящими глазами, со смуглым лицом, с немного вздернутым носом, с гордой, но плавной походкой. За эту смуглость ее прозвали "девой Ганга"; не выказывала грусти, была любезна с товарищами мужа, но горда и взыскательна с комендантом и начальниками острога", – писал о Марии Николаевне декабрист А.Е. Розен.

В 1828 году Марию Николаевну постигает тяжелая утрата: в январе умирает оставленный ею на попечение родных сын. Пушкин пишет эпитафию, которую начертали на надгробном камне:

В сиянии и радостном покое,

У трона вечного творца,

С улыбкой он глядит в изгнание земное

Благословляет мать и молит за отца.