ЗОЛОТАЯ ШПАГА РАЕВСКОГО

Он  родился  под  Старым  Осколом  в  слободе  Хворостинка  в  семье  отставного майора, надворного советника, дворянина Федосия Михайловича Раевского и его жены  Александры Андреевны, до замужества княжны Фениной. Согласно святцам, в которые заглянул  местный
священник,  новорожденного  следовало  наречь  Илларионом,  но Федосий Михайлович настойчиво просил дать его третьему сыну имя в честь святого Владимира, и батюшка не смог отказать влиятельному и уважаемому прихожанину.

Младенцу пошел второй год, когда он тяжело захворал. Лежал в сильном жару и тихо угасал. Врач из Старого Оскола помочь не смог. Отчаявшийся Федосий Михайлович сам помчался в губернский Курск и привез оттуда лучшего лекаря. А тот, внимательно осмотрев  малыша,  изрек:  «Поздно.  Здесь  медицина  бессильна...».  Послали  за священником, и Федосий Михайлович велел дворовому столяру изготовить гроб.
Вечером у постели Володи собралась вся семья. Опустившись на колени, попрощались. В комнате оставили только няню.
Александра  Андреевна,  до утра  не  сомкнувшая  глаз,  на  рассвете  тихо-тихо подошла к двери и замерла пораженная: из комнаты доносился ласковый голос няни. Мать отворила дверь и застыла в радостном изумлении: няня держала малыша на руках и с чайной ложечки поила его молоком...

После этого случая Владимир Раевский никогда не болел.

В домашней библиотеке отставного майора екатерининской службы, владельца села Хворостянка в Старооскольском уезде преобладали книги на военные и исторические темы. Ими и зачитывался в детстве Владимир Раевский, третий из пяти сыновей Федосия Михайловича. Особенное впечатление на Володю произвели рассказы о древней Спарте.

С раннего детства спартанских мальчиков приучали к суровой жизни. Пища их была скудной и неприхотливой, спали они на тростниковых подстилках, которые плели себе сами. Из платья у них был только хитон (рубаха без рукавов} – один на целый год. Не было у юных спартанцев и обычных детских игрушек, а игры были в основном военные.

И  Федосий  Михайлович,  показав  дворовому  столяру  рисунки  оружия  и  военного снаряжения спартанцев, велел сделать для сына деревянный меч, щит и шлем. В этих «доспехах»  Володя  водил  на штурм  крутого  мелового холма  ватагу  хворостянской детворы, тогда и прозвали его Спартанцем, и имя это повторяли не только родные и близкие, но и позже – в столице – товарищи по учебе. И даже сослуживцы в армии. Так называл его в дружеских беседах в Молдавии и Александр Сергееевич Пушкин.

Благородный пансион при Московском университете, куда Федосий Михайлович определил одного за другим старших своих сыновей (всего у Раевских было 11 детей): Александра и Андрея, а затем и Владимира, был одним из лучших учебных заведений. В нем воспитывались В. А. Жуковский, А. С. Грибоедов, М. Ю. Лермонтов. В пансионе изучали  не  только  точные  науки  (математику,  физику,  естествознание),  иностранные языки, историю и словесность, но и получали начала военных познаний: в верховой езде, фехтовании, владении оружием, изучали артиллерию и фортификацию.

Выпущенный – через  восемь  лет – из  университетского  пансиона  16 - летний Владимир Раевский был тут же зачислен в столичный Дворянский полк при 2-м кадетском корпусе. Один год отделял Россию от страшного бедствия – нашествия разноплеменных орд Наполеона. И, предчувствуя это, Владимир вместе со своими однокашниками усердно готовился  к  грядущим  боям.  Из  Дворянского  полка  он  вышел  в  чине  прапорщика.

Произошло это 21 мая 1811 г., а через год – 24 июня – грянула Отечественная война.

23-я  артиллерийская  бригада,  в  одной  из  батарей  которой  начал  службу  17-летний прапорщик Раевский, получила приказ о немедленном выступлении на фронт. Спустя многие годы Раевский расскажет: «О собственных чувствах я скажу только одно: если я слышал вдали гул пушечных выстрелов, тогда я был не свой от нетерпения, так бы и перелетел  туда...  Полковник  это  знал,  и  потому,  где  нужно  было послать  отдельно офицера с орудиями, он посылал меня».
Шестисоттысячная, не знающая поражений армия, собранная Наполеоном со всей Европы, теснила русские войска. Враг шел по земле Отчизны, выжигая и опустошая ее.
Гневом и болью полнилось сердце юного офицера. Обжигающие душу чувства и мысли находили выход в стихах:

...Ужель страшиться нам  могилы?
И лучше ль смерти плен отцов,
Ярем и стыд отчизны милой
И власть надменных пришлецов?
Нет, нет, судьба нам меч вручила,
Чтобы покой отцов хранить,
Мила за родину могила,
Без родины позорно жить!

Он был не только талантливым поэтом – молодой артиллерист. Он отлично знал свою грозную боевую профессию. Доблесть и отвага Владимира Раевского во всем блеске проявились в знаменитом Бородинском сражении. Вот яркие штрихи битвы, увиденные глазами ее участника, тоже молодого– 26-летнего офицера и тоже будущего декабриста Федора Глинки: «...До 400 тысяч лучших воинов, на самом тесном, по много численности их,  пространстве, почти,  так  сказать,  толкаясь  головами,  дрались  с  неслыханным отчаянием. 2000 пушек гремели беспрерывно... Тяжко вздыхали окрестности – и земля, казалось,  шаталась  под  бременем  сражающихся,  французы  метались  с  диким остервенением; русские стояли с неподвижностью твердейших стен. Одни стремились дорваться до вожделенного конца всем трудам и дальним походам, загребсти сокровища, им обещанные, и насладиться всеми утехами жизни в древней знаменитой столице; другие помнили, что заслоняют собою сию самую столицу, сердце России и мать городов... Многие батареи до десяти раз переходили из рук в руки. Сражение горело в глубокой долине и в разных местах, с огнем и громом, на высоты выходило. Густой дым заступал место тумана.
Сражение не умолкало ни на минуту, и целый день продолжался беглый огонь из пушек. Бомбы, ядра и картечи летали здесь так густо, как обыкновенно летают пули...».
Да,  наша армия  обладала отличной  артиллерией.  Превосходство  ее  над артиллерией французской а Бородинском сражении проявилось с особой силой. Недаром Лермонтов написал свое «Бородино" от лица солдата - артиллериста. Одним из тех, кто командовал героями - пушкарями, кто сам становился к орудию и с одною лишь шпагою в руке бесстрашно отбивал наседавшего врага, был Владимир Раевский. Его мужество и смелость  были отмечены  почетнейшей  из  наград – золотой  шпагой  с  надписью  «За храбрость».
Позже - за героизм в бою у села Гремячего – он будет удостоен ордена Святой Анны. За участие в сражении под Вязьмой произведен в подпоручики, а спустя всего несколько месяцев – в поручики.
В двадцать пять лет Владимир Раевский станет майором.
Впереди еще долгая – целых полвека – жизнь. Будет все – участие в заграничном походе русских войск, тайный кружок «Железные кольца" и военные школы для неграмотных рядовых солдат в Молдавии, и зародившаяся и окрепшая там же в Кишиневе дружба с великим  Пушкиным.  И арест  «за антиправительственную  пропаганду»,  «одиночка» Тираспольской  крепости,  глухой  каземат  столичной  Петропавловки,  камера  крепости Замостье. Жестокие допросы и бессрочная ссылка в Сибирь, где он и найдет вечное успокоение на сельском кладбище далеких глухих Олонков.

Но  над  всем  этим,  над  блистательной  и  трагической  судьбой  воина  и свободолюбивого  поэта,  нашего  замечательного  земляка  Владимира  Федосеевича Раевского всегда будет сиять золотая шпага отважного героя Бородинского сражения - битвы, предопределившей победу русского оружия в Отечественной войне 1812 года.
Б. ОСЫКОВ
Осыков  Б.  Раевский  Владимир  Федосеевич.  Золотая  шпага  Раевского