ДЕКАБРИСТЫ И СУДЬБЫ НАРОДОВ СИБИРИ

Проблеме взаимоотношения декабристов и коренного населения Сибири посвящена обширная литература. Однако в большинстве исследований основное внимание уделяется изучению культурного влияния дворянских революционеров на народы края в тот период, когда декабристы уже находились на поселении. Некоторые из декабристов были тесно связаны с Сибирью еще до своего вступления в тайные общества. Один из них — Г. С. Батеньков, оставивший заметный след в истории Сибири.

Вклад Г. С. Батенькова в историю развития Сибири определяется прежде всего участием в подготовке и проведении сибирских реформ 1822 г., которые, по единодушному мнению историков-сибиреведов, являются одним из важнейших событий политической жизни Сибири прошлого века (Кузнецов А. С., Дамешек Л. М. Сибирская реформа, 1822 г., Очерки истории Сибири. Вып. 3. Иркутск, 1973). Автор наиболее подробной биографии Г. С. Батенькова — исследователь В. Г. Карпов — считает, что из-под пера будущего декабриста вышло семь проектов реформы из одиннадцати (Карцов В. Г. Декабрист Г. С. Батеньков. Новосибирск, 1965, с. 55). Важнейшим из них, несомненно, является «Устав об управлении инородцев» — самый широкий законодательный акт правительства в отношении коренных народов Сибири, действовавший вплоть до начала 20-го столетия (Полное собрание законов Российской империи. Собрание 1 (далее ПСЗ—1). Т. 38, 1822—1823, № 29126).

В связи с этим необходимо указать, что еще домарксистскими сибиреведами был поставлен вопрос о соответствии первичных проектов реформы их окончательный редакции. В. И. Вагин, основываясь на рассказах старожилов, полагал, что «по обыкновенной своей уступчивости» Сперанский переделал проекты в Петербурге. Н. М. Ядринцев, наоборот, доказывал, что «ничто… не подает повода заключить, что… проекты были изменены» (Ядринцев Н. М. Сибирь как колония. СПб, 1882, с. 345). Нам представляется, что любое категорическое суждение об этом вопросе будет едва ли правильным, так как все они основаны на домыслах и косвенных материалах. Ни одному исследователю еще не удалось найти проекты реформ.

То же самое можно сказать и относительно «Устава об управлении инородцев». Первичный проект Г. С. Батенькова, охарактеризованный самим автором «как недостижимый идеал», «совершенное добро» и названный М. М. Сперанским «непрактичным» и «мелодраматическим» (Воспоминания и рассказы деятелей тайных обществ 1820-х годов. Т. 2. М., 1933, с. 94), также пока не известен.

Поэтому трудно с достаточной достоверностью определить, насколько удалось Г. С. Батенькову в законопроекте запечатлеть свои взгляды, отражающие идеи декабризма. Вместе с тем следует отметить, что работа Г. С. Батенькова над проектом сибирской реформы протекала в то время, когда возникли различные записки декабристов, составленные отнюдь не для «внутреннего употребления» (Карцов В. Г. Декабрист Г. С. Батеньков, с. 92). Сравнивая Устав 1822 г. с «записками» декабристов, нельзя не заметить, что они во многом перекликаются между собой. Поэтому можно заключить, что еще до вступления в тайное общество Г. С. Батеньков придерживался примерно тех же общественно-политических воззрений, что и декабристы.

В соответствии с Уставом 1822 г. коренное население Сибири делилось на три разряда: «оседлых», «кочевых» и «бродячих». В основу деления был положен принцип хозяйственного развития.

Поразрядная система обусловливала и гражданское состояние аборигенов, причем оседлые «инородцы» приравнивались к сословию государственных крестьян во всех правах и обязанностях, кроме рекрутской.

«Кочевые» приравнивались к крестьянам в налоговом положении, но сохраняли самостоятельность в управлении и суде. На «бродячих жителей» распространялись правила, «для кочующих постановленные». Допускались лишь незначительные исключения из этих правил.

Конечной целью поразрядной системы был переход «бродячих и кочевых жителей» в категорию оседлых. Это отражало финансовые интересы самодержавия, так как подобный перевод сопровождался введением более высокого оклада государственных крестьян. Наряду с этим поразрядная система преследовала и ассимиляторские цели. Однако нельзя не отметить, что «приравнивание» народов Сибири к русскому населению имело и прогрессивное значение. Задача постепенного перехода бродячих и кочевых племен в оседлые была основана на успехах в хлебопашестве, а распространение земледелия в хозяйстве коренного населения уже само по себе было положительным явлением. Мысль об уравнении в правах русского и коренного населения была внесена в Устав по инициативе Г. С. Батенькова. Будущий декабрист неоднократно говорил о необходимости «вторичного» присоединения Сибири к России. Говоря так, он «имел в виду те усилия и мероприятия, которые должны быть направлены к приобщению коренных пародов Сибири к более высокой русской культуре» (Шатрова Г. П. К вопросу о взглядах декабристов на Сибирь и программа подъема ее производительных сил и культурного уровня. — «Уч. зап. Томского гос. ун-та», Томск, 1958, вып. 24, с. 66).

Законодательство 1822 г. предусматривало обязательное наделение землей «инородцев» всех разрядов. Хотя данная мера и обусловливалась фискальными интересами казны, однако имела положительное значение. Следует отметить, что приобщение сибирских аборигенов к земледелию все декабристы рассматривали как одну из важнейших мер, способствующих подъему материального и культурного уровня жителей края (Шатрова Г. П. Декабристы и Сибирь. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук. Томск, 1958, с. 10—11).

Организацию управления народов Сибири авторы Устава стремились построить на «основе учета некоторых национальных особенностей» нерусского населения края (Светличная Л. И. Устав об управлении инородцев М. М. Сперанского. 1822 г. — «Уч. зап. Тюменского гос. пед. ин-та», Тюмень, 1957, вып. 2, с. 65).

Органы самоуправления кочевых народов разделялись на три ступени: низшая — родовое управление, средняя — инородная управа, высшая — степная дума. Должностные лица в состав «инородческого» управления избирались на общем собрании, к участию в котором допускались все члены общины.

Хозяйственная деятельность управления касалась прежде всего сбора налогов и податей. Судебные функции состояли в разборе незначительных гражданских дел. Суд и расправа производились на основе законов обычного права, кодификация которого предусматривалась Уставом. Политические и криминальные дела подлежали разбирательству русских чинов.

В связи с анализом функций органов самоуправления коренного населения необходимо осветить те положения Устава, которые определяли действия должностных лиц, показать позицию реформаторов по отношению к феодальной знати «инородцев».

Устав сохранял почетные звания кочевников. «Звания наследственные остаются наследственными, звание избирательное остается избирательным» (ПСЗ — 1, т. 38, № 29126, § 64) — говорилось в Уставе. Принцип наследственности допускался и при замещении должностных лиц на выборах. В случае отсутствия прямого наследника разрешалось избрание ближайшего родственника (ЦГИА, ф. 1281, оп. 11, д. 45, л. 282).

Сохраняя, таким образом, патриархально-феодальные отношения, Устав в ряде случаев отходил от принципа наследственности, давал определенную свободу выборному началу. Следует, правда, оговориться, что сознательно идя на ущемление наследственного принципа, царизм и тут стремился обезопасить себя от различных случайностей, допуская избрание только людей «достойных», т. е. состоятельных, оставляя за собой право окончательного утверждения в должности избранного лица.

Царизм в своей политике по отношению к народам Сибири по-прежнему опирался на феодальную верхушку «инородческого» общества. Предоставляя «почетным инородцам» различные льготы и привилегии, царизм стремился заручиться их поддержкой. Указом Сибирского комитета от 1 ноября 1832 г. «инородцы», пользующиеся правами личного дворянства, и их дети освобождались от уплаты ясака (ПСЗ—2, т. 7, 1832. № 5721).

В целом Устав ослаблял патриархально-феодальные отношения, но не уничтожал их. Поэтому впоследствии некоторые исследователи обвинили М. М. Сперанского и Г. С. Батенькова в стремлении опереться на родоплеменную знать. Однако эти критики не понимали, что сохранение привилегированного положения феодальной знати обусловливалось ее имущественным превосходством, что не только правительство, но и сами авторы Устава в силу их классовой ограниченности стояли на позициях сохранения частной собственности, основы которой полагали незыблемыми. Такое объяснение позиции авторов Устава по отношению к родоплеменной знати, данное В. Г. Карцовым, представляется нам наиболее справедливым (Карцов В. Г. Организация управления народов Сибири. — «Уч. зап. КГПИ. Кафедра истории». Калинин, 1962, т. 26, с 126— 127).

Анализируя экономику народов Сибири в первой четверти XIX в., нетрудно заметить тенденцию к капиталистическому развитию. Заметив эти тенденции, Сперанский и Батеньков попытались поощрить их через развитие товарно-денежных отношений. Это стремление выразилось в протекционистских мерах по отношению к торговле. Устав вводил принцип свободной частной торговли с сибирскими «инородцами». Свободная торговля разрешалась не только на сугланах и ярмарках, но и в русских городах и селениях. В целях пресечения различного рода злоупотреблений запрещалась торговля чиновников с коренным населением (ПСЗ—I, т. 38, 1831, № 29126, § 48). Однако некоторые рецидивы политики запрещения торговли встречались и впоследствии, что заставило правительство в 1831 г. издать известное положение «О свободной торговле с сибирскими инородцами» (ПСЗ—2, т. 6, 1831, № 4922; ЦГНА, ф. 1264, on. 1, д. 287, л. 105-110).

Правительство понимало, что без успешного развития торговли в условиях упадка роли и значения пушного промысла бездоимочное взимание податей и повинностей с населения края становилось невозможным. Поэтому в Уставе 1822 г. делалась попытка не изменять патриархально-феодальной основы «инородческого» общества, учесть те буржуазные тенденции, которые уже обозначились в первой четверти XIX в.

Стремясь поднять платежеспособность «инородцев», в чем особенно было заинтересовано правительство, Сперанский и Батеньков попытались на основе поощрения буржуазных начал построить налоговое обложение народов Сибири. Тем самым делалась попытка оградить «инородцев» от злоупотребления со стороны чиновников, столь обычных при приеме в ясак «мягкой рухляди». В Уставе отмечалось, что «казенные комиссионеры… на ярмарках инородцев выдерживают цепы наравне с прочими покупателями» (ПСЗ—1, т. 38, № 29 126, § 319). Наряду с денежными взносами разрешалось сдавать ясак и пушниной, которая при оценке делилась на два сорта: 1) «обыкновенная», 2) «дорогая».

Устав регламентировал государственные, земские, уездные и частные сборы. Подчеркивая самобытность народов Сибири, авторы Устава оговорились, что «никакой новый общий по государству налог не распространяется на сибирских кочующих и бродящих инородцев, если о том именно не будет предписано».

Приравнивая кочевых «инородцев» к крестьянскому сословию в гражданских правах, Устав сближал их и в налоговом обложении. «Кочующие инородцы участвуют в общих по губернии повинностях», — гласил документ. Кроме того, они должны были содержать за свой счет и родовое управление, что относилось авторами «Устава об управлении инородцев» к «внутренним повинностям кочующих».

Подробное исчисление всех сборов составлялось гражданским губернатором или областным начальником и утверждалось генерал-губернатором. Сборы на содержание родового управления производились на основании общественных приговоров, а на земские повинности — на основании особого положения, выработанного «местным главным управлением». Для точного учета всех сборов вводились специальные «шнуровые книги», хранившиеся в земском суде.

В интересах фиска специальная глава Устава была посвящена взысканию недоимок, но и тут реформаторы стремились по возможности ограничить вмешательство администрации. Недоимки надлежало взыскивать «не иначе как на ярмарках и сугланах» (ПСЗ—1, т. 38, № 29126, § 357). Традиционное выколачивание недоимок заменялось такими мерами, как «настоятельное убеждение», задержание старосты, его сына или ближайшего родственника, задержание части пушнины, предназначенной для продажи.

Ряд статей Устава был посвящен вопросам культурно-бытовой жизни народов Сибири. В вопросах религии Устав стоял на позициях веротерпимости. Реформаторы отрицали насильственное крещение как меру распространения христианства. «Земское начальство обязано не допускать стеснения инородцев под предлогом обращения в христианскую веру, — говорилось в Уставе ш. — Некрещеные «инородцы» получали «свободу отправлять богослужение по их закону и обрядам». Вместе с тем Устав подчинял «иноверческое духовенство… местной полиции наравне с прочими инородцами». Принятие христианства расценивалось как положительное явление, но вместе с тем Устав не наделял никакими привилегиями крестившихся «инородцев». Уже позднее, в 1832 г., последовало предписание Сибирского комитета «О сложении ясака на три года с инородцев, вступающих в христианскую веру» (ПСЗ—2, т. 7, № 5847). Устав представлял ясачным право отдавать детей в правительственные учебные заведения и открывать свои училища. Для своего времени эта мера была прогрессивной. Таковы основные положения «Устава об управлении инородцев» 1822 г. в области хозяйственной, административной, судебной и культурно-бытовой.

Следует отмстить, что Г. С. Батеньков смотрел па устав как на первый шаг по пути переустройства всей жизни коренного населения Сибири. Исходя из стремления к федеративной форме государственного устройства, сторонником которой он являлся, Батеньков считал необходимым для кочевых народов Сибири разработать специальные «Степные законы», составленные на основе норм обычного права сибирских аборигенов. Это удалось оговорить в Уставе (ПСЗ—1, т. 38, № 29126, §§ 70, 71).

Работа по кодификации норм обычного права началась сразу же после утверждения Устава, и к 1824 г. сбор необходимых сведений был успешно завершен (ЦГИА, ф. 1264, on. 1, д. 47, лл. 2—6). В апреле 1825 г. проекты сводов Степных законов поступили на рассмотрение Сибирского комитета. Однако к этому времени Г. С. Батеньков был отстранен от работы в комитете, а вскоре арестован. Последующая работа по кодификации норм обычного права народов Сибири продолжалась с перерывами вплоть до 1847 г., когда правительство окончательно отказалось от первоначальной идеи и даже признало, что введение Степных законов «было бы не полезно, а вредно…».

Говоря о деятельности Г. С. Батенькова в Сибири, следует отметить, что она в целом имела глубоко прогрессивное значение. И хотя будущему декабристу не удалось завершить задуманный план преобразования жизни народов Сибири, но и в узаконенной форме «Устав об управлении инородцев» выгодно отличался от других законодательных уложений царизма о правах сибирских народов и был отмечен чертами прогрессивной для своего времени декабристской идеологии.

Л. М. ДАМЕШЕК