Весь текст далее выдержан в том же духе, но уже как полемический диалог, потому как автор буквально построчно комментирует французское писание.
Насколько мы помним, свой рассказ французский император начинает с анализа погодных условий: «До 6-го ноября погода стояла великолепная… 7-го начались морозы…»
Орлов комментирует это описание: «После весьма содержательных замечаний о погоде, после календарных наблюдений, столь поучительных для военных, 29-й “Бюллетень” пускается в длинное рассуждение, предназначенное для кавалерийских офицеров, об удивительном воздействии холода на французских и немецких лошадей. Воздействие это таково, что, проснувшись в одно прекрасное утро после суровой ночи, французская армия нашла всех своих лошадей замёрзшими на бивуаках. Можно себе представить, какое впечатление подобное несчастье должно было произвести на командиров и солдат. Командиры потеряли голову, а солдаты — мужество. Эта ужасная ночь явилась единственной и исключительной причиной всех бед французской армии. Изучая историю этой памятной войны, надо, стало быть, весьма остерегаться некоторых ложных представлений, которые историки непременно будут стремиться навязать потомству. Скажут, например, что Наполеон предпринял такой поход, который превышал его силы… Вздор. Поход этот превышал только силы его лошадей. Скажут, что в сражении при Бородине (у Можайска) Наполеон единственно из упрямства заставил свою конницу ударить по всем батареям нашего левого крыла, и что после многократных атак она почти вся была истреблена пушечным огнём… Вздор. Наши пушки не причинили ни малейшего вреда; только холод в начале лета истребил эту неисчислимую конницу».
Оборвём этот увлекательный текст и уточним, что Бородинское поле историки назвали «могилой французской кавалерии».
Сколь тонка и убедительна ирония автора, сколь логичными кажутся все его утверждения! Буквально каждая фраза разит наповал, как картечь:
«…Французы вовсе не были ни окружены, ни разбиты. Холод погубил лошадей, а без лошадей погибли и люди; конница была спешена, пехота обессилена, пушки брошены, планы расстроены, началось замешательство — вот и выходит, что только холод погнал французов за Вислу, а Наполеона в Париж. Это превосходное объяснение бедствия, постигшего французскую армию, столь же примечательно, сколь и все подробные рассказы о сражениях, в которых французы беспрестанно побеждают русских, берут пленных и продвигаются вперёд… к Неману. Нетрудно заметить, что во всех этих размышлениях огромная роль отводится термометру, и количество градусов ниже нуля высчитывается с не меньшей тщательностью, нежели число побед, одержанных французами. Итак, от подробности к подробности, от расчёта к расчёту, покуда мороз крепчал, а французская армия слабела, нас подводят к конечному итогу, который автор “Бюллетеней” бесстыдно отрицает, но молва разглашает, вопреки “Бюллетеням”. А итог этот таков: гибель французской армии, повсеместное изгнание её из русских земель и бегство уцелевших победителей в Германию, где они будут почивать на лаврах, которые только от холода могли увянуть».
Как мы видим, версию «генерала Мороза» Орлов развенчивает со страстной убедительностью, и ясно, что строки эти написаны истинным военным, досконально знающим вопрос и имеющим что сказать. Написаны патриотом, который никому не позволит сомневаться в боевых качествах русской армии, славе отечественного оружия…
Михаил Орлов стал первым, кто аргументированно выступил против мифа о замёрзшем войске агрессора, как роковой случайности… Однако, к сожалению, за многими событиями той войны, вскоре вспыхнувшей с новой силой, памфлет, произведший впечатление разорвавшейся гранаты, вскоре оказался забыт, а потому легенда про «генерала Мороза» как главного и единственного сокрушителя наполеоновских полчищ вновь потребовала разоблачения.
Вот что гораздо позднее писал в своём очерке «Мороз ли истребил французскую армию в 1812 году?» друг Орлова поэт-партизан Денис Васильевич Давыдов, успевший тогда дослужиться до чина генерал-лейтенанта:
«Однако ж все уста, все журналы, все исторические произведения эпохи нашей превознесли и не перестают превозносить самоотвержение и великодушное усилие испанской нации, а о подобном самоотвержении, о подобном же усилии русского народа нисколько не упоминают и вдобавок поглощают их разглашением, будто все удачи произошли от одной суровости зимнего времени, неожиданного и наступившего в необыкновенный срок года.
Двадцать два года продолжается это разглашение между современниками, и двадцать два года готовится передача его потомству посредством книгопечатания…»{175}
По смыслу своему и духу очерк Давыдова во многом перекликается с памфлетом Орлова…
Но возвратимся к труду нашего героя.
Блестяще опровергнув главное утверждение противника, Михаил не оставляет камня на камне и от других его измышлений. В частности, рассказывает о том, как погибала на российских просторах La Grande Armée, «составленная из отборных храбрецов почти всех народов Европы», и как, постепенно, предавали этих храбрецов их командиры…
Тут в качестве примера Орлов приводит сражение под Красным с 3 по 6 ноября 1812 года, в котором он участвовал сам и куда неприятельская армия явилась «в виде испуганной толпы беглецов».
Маршал Даву, герцог Ауэрштедтский, князь Экмюльский, «оставленный за командующего, по-видимому, не нашёл почётным положение командира армии, обойдённой с фланга… Он скинул с себя генеральский мундир, снял ленту, бросил свои ордена и маршальский жезл, которые потом попали в руки казаков, и, положившись на свою лошадь, пустился что было мочи вдогонку за своим государем, без сомнения для того, чтобы согласовать с ним планы нового крупного похода…».
А что же Наполеон? «…окружённый гвардией, он позабыл об остатках своей армии, которая, будучи предоставлена самой себе, обратилась в бегство и, в свою очередь, позабыла о корпусе маршала Нея, который она должна была спасти…»
Абзац за абзацем препарировал Орлов наполеоновское писание. Так, французский император в сердцах назвал казаков «жалкими арабами, которые могут нападать только на обозы и не способны справиться даже с одной ротой вольтижёров». Михаил против такого утверждения вроде бы не очень-то и возражает, разве что уточняет: казаки одни, без посторонней помощи, истребили почти треть вражеской кавалерии. Ну а из этого может следовать только один вывод: «Да здравствует эта ничтожная конница!» Провозгласив его, ротмистр как бы вскользь замечает, что «Наполеон распорядился учредить войска польских казаков» — к чему же ему-то была такая «ничтожная конница», эти «жалкие арабы»?! — да не сумел… «Критика легка, искусство трудно», — замечает Михаил.
И вновь о полководцах неприятельской армии. На очереди — маршал Ней, герцог Эльхингенский, князь Москворецкий. Он «…прибыл на следующий день после сражения под Красным прямо из Смоленска, где забавлялся тем, что взрывал древние стены и жёг дома. Он не поверил своим глазам. Перед ним была русская армия, построенная в боевом порядке и готовая ко встрече с ним! Какой сюрприз приберёг для него Наполеон! Однако решено наступать! Несколько колонн бросаются в атаку и все гибнут. Маршал, не растерявшись, тотчас принимает решение. Он бросает свой корпус, как Наполеон бросил армию, — каков хозяин, таков и слуга. Бежавший с поля Ней был с распростёртыми объятиями принят императором, который при виде его воскликнул: “Он сделал то, что и я сделал бы на его месте!”».
Убийственная характеристика! Недаром же власть имущие более всего боятся иронии и насмешки. В подобном стиле написаны все прочие комментарии и замечания «Размышлений». Досталось всем — и всё за дело. Даже заключительную фразу 29-го «Бюллетеня»: «Здоровье его величества было как никогда превосходным» — Орлов прокомментировал с жёсткой иронией: «Чего нельзя сказать об его армии». Памфлет с восторгом читали в Главной квартире и в полках, отсылали в тыл, оно в списках ходило по всей России. Листовка попала в армию противника и разлетелась по Европе. Успех и действенность «Размышлений русского военного о 29-м “Бюллетене”» оказались поразительными. Объяснялось это не только великолепным исполнением текста, но и тем, что перед народами Европы открылась столь долго скрываемая правда: армия императора Наполеона разбита, полководческая звезда Бонапарта закатилась, близок час освобождения… Истина превзошла самые смелые ожидания.
* * *
