Соратники Пестеля: А.И. Майборода и Н.К. Ледоховский (материалы к биографии).
Вступительная статья, публикация и комментарии О.И. Киянской
Впервые опубликовано: 14 декабря 1825 года: Источники, исследования, историография, библиография. Вып.VI. СПб.: Издательство «Нестор-История» СПб ИИ РАН, 2004. С. 99-161.
Аннотация: Публикация неизвестных документов из Военно-исторического архива и Государственного архива Российской федерации представляет важные сведения о судьбе подчиненных П.И. Пестеля – А.И. Майбороде и Н.К. Ледоховском в период после восстания декабристов. Из документов видно, А.И. Майборода, донесший властям в 1825 году на П.И. Пестеля, вступил в конфликт со своим новым командиром И.П. Шиповым – приятелем Пестеля. Материалы о Н.К. Ледоховском относятся к следствию по поводу его конфликта 1837-1838 годов с сослуживцем И.А. Нелидовым.
Ключевые слова: Движение декабристов А.И. Майборода, Н.К. Ледоховский, П.И. Пестель, И.П. Шипов, И.А. Нелидов.
Личность и дела Павла Ивановича Пестеля вызывали и продолжают вызывать крайне противоречивые, порой полярные оценки. Полярны были отзывы о нем современников, прежде всего самих декабристов. Большинство из них считали южного лидера русским Бонапартом, честолюбцем и низким интриганом. Человеком, опасным «для России и для видов общества», называл его К.Ф.Рылеев (Рылеев 1925: 47). «Образ действий Пестеля возбуждал не любовь к Отечеству, но страсти, с нею не совместимые», — писал князь С.П.Трубецкой (Трубецкой 1983: 229).
Существуют и восторженные отзывы о Пестеле. С.Г. Волконский в мемуарах заявлял:
«Полагаю обязанностью оспорить убеждение, тогда уже вкравшееся между членами общества и как-то доныне существующее, что Павел Иванович Пестель действовал из видов тщеславия, искал и при удаче захвата власти, а не из чистых выгод общих — мнение, обидное памяти того, кто принес себя в жертву общему делу» (Волконский 1991: 371).
Лично не знакомый с Пестелем, но слушавший в Сибири рассказы о нем, А.Е.Розен утверждал:
«Пестель оставался спокойным до последнего мгновения, он никого ни о чем не просил; равнодушно смотрел, как заковали ноги его в железо, и когда под конец надели петлю, когда из-под ног столкнули скамейку, то тело его оставалось в спокойном положении, как будто душа мгновенно отделилась от тела, от земли, где он был оклеветан, где трудился не для себя, где судили его за намерения, за мысли, за слова и просто умертвили» (Розен 1984: 177).
Подобный разнобой мнений присутствует и в историографии. А.И. Герцен называл Пестеля «мучеником будущего» и «пророком» (Герцен 1954: 200). M.H. Покровский объявил Пестеля «отдаленным предшественником величайшего практика-революционера наших дней» — Ленина (Покровский 1927: 39). Советские историки видели в руководителе южан «пламенного революционера», отдавшего жизнь за торжество идей свободы. Лейтмотив же новейших работ о Пестеле другой: он был «моральным релятивистом», человеком, который перестал «требовать от себя // С 100 исполнения нравственных норм и оценивать свои намерения и действия с точки зрения совести». Утверждается, что для Пестеля «средства были закулисной стороной на пути к намеченной цели» (Рудницкая 1994: 114; Экштут 1994: 188; Парсамов 1989: 33). По мнению ряда современных исследователей, южный лидер стал «чужим среди своих»: «стиль мышления Пестеля и волевые качества его личности не вписывались в контекст духовной жизни» эпохи 1820-х годов (Экштут 1994: 188). Поэтому Пестеля и «нельзя назвать человеком 14 декабря», он (те вписывается в какую-то определенную идейно-организационную структуру, в данном случае в декабризм» (Парсамов 1989: 32; Рудницкая 1994: 116).
Такой разнобой в оценках позволяет сделать вывод: Пестель был человеком сложным и неоднозначным. Сложными и неоднозначными — в аспекте этики — были методы, которыми он пользовался, организуя заговор и революцию в России. И эту неоднозначность хорошо иллюстрируют истории жизни двух его ближайших соратников: Аркадия Майбороды и Нестора Ледоховского. Оба они были однополчанами Пестеля, знали о конспиративной деятельности своего командира. Более того, сами участвовали в этой деятельности, правда, различным образом.
Сопоставительное изучение биографий Майбороды и Ледоховского весьма важно в научном отношении. Оно поможет выявить новые факты, касающиеся деятельности Пестеля, расширить представление о жизни и быте русского офицерства 1-й половины XIX века. Не менее важен и нравственный аспект. Взаимоотношения Майбороды и Ледоховского, как и отношения их с Пестелем, трагичны. Ледоховский верил Пестелю, он остался верен ему до конца. Майборода же предал своего командира. Ледоховский был честен, благороден и отважен, Майборода — алчен и подл. Смысл этих нравственных категорий не меняется со временем, и в этом особая актуальность исследуемого ниже сюжета.
Аркадий Майборода и Нестор Ледоховский упоминаются в историографии движения декабристов. Правда, частотность таких упоминаний различна.
Аркадию Ивановичу Майбороде, в 1825 г. капитану Вятского пехотного полка, доносчику на Южное общество дека- // С 101 бристов, повезло больше. Практически ни один из исследователей декабризма не проходит мимо его доноса. Однако при этом личность самого доносчика всегда остается за кадром. Историки воспроизводят в своих работах лишь несколько мемуарных свидетельств о Майбороде, принадлежащих, как правило, декабристам. Мемуары эти в большинстве своем мало информативны. Но даже тогда, когда авторы воспоминаний были неплохо осведомлены об обстоятельствах жизни доносчика, правдивое изложение его биографии никогда не было для них сколько-нибудь значимой задачей. Мемуаристы старались доказать, что личность Майбороды «такая подлая, что просто нечего о нем выразить, как только в непользу его» (Волконский 1991: 379). В результате в исторической науке не существует ни одного исследования, посвященного человеку, во многом благодаря которому в1826 г. не состоялась российская революция — революция, которая могла коренным образом изменить судьбу страны.
Нестор Корнилович Ледоховский, в 1825—1826 годах прапорщик Вятского полка, современникам событий и историкам декабризма практически не известен. В мемуарах он не упоминается вовсе. В историографии его фамилия встречается только один раз: в статье С.Н.Чернова «Поиски «Русской Правды» Пестеля», впервые опубликованной в1935 г. Анализируя состав ближайшего окружения Пестеля перед разгромом заговора, Чернов отмечает:
«В связи с этим любопытно было бы изучить некоего Лядуховского (фамилия прапорщика в разных документах писалась по-разному. — O.K.), о котором в алфавите декабристов сказано коротко и очень немногое, но который, по-видимому, был глубоко предан Пестелю и, может быть, по-своему умел понять его значимость» (Чернов 1960: 384).
Однако ни сам Чернов, ни последующие поколения историков биографию Ледоховского так и не изучили. Причина проста: сведения о прапорщике, которыми располагали исследователи, были крайне скудными.
Самая полная справка о нем составлена правителем дел Следственной комиссии по делу декабристов А.Д. Боровко- // С 102 вым; она была заслушана на заседании комиссии 31 мая1826 г. Согласно ей, в декабре1825 г, Лелоховский, «явившись к командующему Вятским пехотным полком подполковнику Толпыге (заменившему в этой должности арестованного Пестеля. — О. К.), называл себя виновным против правительства», за что был немедленно арестован и вскоре доставлен в Петербург. При разбирательстве же в Следственной комиссии выяснилось, что прапорщик «к тайному обществу никогда не принадлежал и как о существовании его, так и членах ничего не знал и ни с кем никаких связей по оному не имел» (Журналы 1986: 299—300).
Причина странного самооговора заключалась в сумасшествии Ледоховского, прапорщика освободили из тюрьмы и отправили в госпиталь на лечение. Заслушав справку, члены Следственной комиссии постановили:
«представить его императорскому величеству об оставлении прапорщика Лядуховского в гошпитале впредь до совершенного излечения, после коего и оставить без дальнейшего взыскания, ибо вина его произошла единственно от расстроенного рассудка» (Журналы 1986: 217).
Император решение комиссии утвердил. После лечения прапорщик вернулся на службу (Декабристы 1988: 275).
В фондах Российского государственного военно-исторического архива удалось, однако, найти довольно много материалов, проливающих свет на биографии и Майбороды, и Ледоховского.
Родившийся в 1798 г., Аркадий Иванович Майборода, «православного вероисповедания», происходил из «уроженцев российских, пользующихся правами подданных ее», «из дворян Полтавской губернии Кременчугского уезда» (РГВИА. Ф. 395. Оп. 78, канц., 1842. Д. 49. Л. 3 об., 4 об.). Сведений об его родителях не сохранилось. Известно, что у него было два брата — старший и младший. Первого звали Ильей, он был на 10 лет старше Аркадия. Возраст младшего брата знаменитого доносчика на сегодняшний день не установлен, известно только, что его звали Тимофеем (РГВИА. Ф. 395. Оп. 324, 5 отд., 1819. Д. 47; Пестель 1925: 320; выражаю благодарность П.В.Ильину, со- // С 103 общившему мне имя младшего брата Аркадия Майбороды). Семейство не было богатым, хотя, с другой стороны, оно не было и крайне бедным. Илья Майборода числился помещиком Кременчугского уезда. И хотя у Аркадия Майбороды в собственности недвижимости не было, он имел возможность сколь угодно долго проживать в имении брата (РГВИА. Ф. 395. Оп. 324, 5 отд., 1819. Д. 247. Л. 2; Оп. 22, 1 отд., 2 стол, 1833. Д. 892. Л. 7).
Аркадий Майборода вступил в службу рано, 14 лет от роду (11.09.1812). Учебных заведений он не заканчивал, начал свою карьеру в качестве юнкера в армейском полку. Всю жизнь он оставался крайне необразованным человеком. «Российской грамоте читать и писать и арифметику знает», — гласит его послужной список (РГВИА. Ф. 395. Оп. 278 канц., 1842. Д.549. Л.3 об, 12 об). Судя по всему, этим и исчерпывались его познания в науках. Документы, написанные рукой Майбороды, в том числе и его знаменитый донос, поражают безграмотностью (Пестель 1927: 8—9).
В Отечественной войне 1812 г. и заграничных походах Майборода не участвовал, очевидно, по молодости лет. Поэтому за годы войны никакого продвижения по службе не достиг: только прослужив 5 лет, стал армейским прапорщиком (РГВИА. Ф. 395. Оп. 278, канц., 1842. Д.549. Л. 3 об. — 4). Итог первого этапа его службы разительным образом отличался от итога службы, например, Павла Пестеля. Пестель вступил в службу лишь на девять месяцев раньше Майбороды, но у него за плечами были Пажеский корпус и война. И поэтому к 1817 г. Пестель был уже штабс-ротмистром Кавалергардского полка и кавалером пяти боевых орденов. Правда, в феврале1819 г. и в карьере Майбороды наметились изменения в лучшую сторону: из армейского Великолуцкого пехотного полка его перевели в лейб-гвардии Московский полк (между прочим, тот самый, в котором начинал службу Пестель). Вскоре (24.04.1820) Майборода стал гвардейским подпоручиком.
Его гвардейская служба кончилась, однако, весьма быстро: в мае того же 1820 г. он, получив чин штабс-капитана, вновь оказался в армии, в 35-м егерском полку (РГВИА. Ф. 395. Оп. 278, канд., 1842. Д. 549. Л. 3 об. — 5). Причину такого скорого возвращения изложил однополчанин Майбороды по // С 104 гвардии, а позднее и по Вятскому полку декабрист Николай Лорер: Майборода взял у своего полкового товарища 1000 рублей на покупку лошадей и растратил эти деньги (Лорер 1984: 75). Именно здесь впервые проявляется одно из самых главных качеств Майбороды — патологическая жадность, часто шедшая в разрез со здравым смыслом. Естественно, он не мог не понимать, что в гвардии подобные шутки не проходят, что история с лошадьми не кончится для него добром. Понимал, но все же не мог удержаться, чтобы не совершить растрату.
В Вятском пехотном полку, которым командовал полковник Пестель, Аркадий Майборода появился 24 мая1822 г. (РГВИА. Ф. 395. Оп. 278, канц., 1842. Д.549. Л. 5). Рекомендовал штабс-капитана Пестелю поручик Николай Басаргин, адъютант начальника штаба 2-й армии генерала Киселева и член Тульчинской управы Южного общества. Басаргин считал его отличным знатоком «фрунтовой науки» (Басаргин 1988: 77-78). Служба Майбороды в Вятском полку — особый период в его карьере. Очевидно, что с первых дней пребывания в полку он показал себя действительным знатоком «фрунта» и этим заслужил благосклонность Пестеля. Карьера его сразу пошла в гору: он получил под свою команду 1-ю гренадерскую роту и в апреле1823 г. стал капитаном (РГВИА. Ф. 395. Оп. 278, канц., 1842. Д.549. Л. 5). Осенью того же года за удачное участие 1-ой гренадерской роты в Высочайшем смотре Пестель представил его к награде. Майборода получил первый в своей жизни орден — Святую Анну 3-й степени (РГВИА. Ф. 395. Оп. 278. канц., 1842. Д.549. Л. 10).
Юный польский граф Нестор Корнилович Ледоховский был — «на рядовом окладе» — определен в Вятский полк 5 июня 1823 г. Дата рождения Ледоховского точно не известна: согласно послужному списку прапорщика в момент его определения в полк ему было го лет, по другим источникам, в тот момент ему исполнилось только 16 лет (ГАРФ. Ф. 48. Оп. 1. Д. 207. Л. г; РГВИА. Ф. 14047. Оп. 16/183, св. 646. Д. 4. Л. 6 об.). Граф Ледоховский родился на Волыни. Родиной прапорщика была, скорее всего, деревня Комаровка Кременецкого уезда; учился он в уездном городе Кременце (Декабристы 1988: 100; ГАРФ. Ф. 48. Оп. 1. Д. 207. Л. 1). // С 105
Определившись в полк, Ледоховский не сразу попал на место службы: три месяца он пробыл в учебном батальоне при армейском штабе в Тульчине. После учебы в сентябре1823 г. он стал подпрапорщиком, еще через три месяца получил первый офицерский чин — чин прапорщика (ГАРФ. Ф. 48. Оп. 1. Д.207. Л. 1 об., 2). Числился молодой офицер во 2-й мушкетерской роте Вятского полка (Плестерер 1903: 576). За полгода Ледоховский прошел путь от солдата до офицера. Как и Майборода, своей столь удачно начатой карьерой он был обязан прежде всего своему полковому командиру, Пестелю.
Анализ взаимоотношений Пестеля с Майбородой и Ледоховским невозможен без учета того факта, что Пестель к этому времени председатель Директории Южного общества декабристов. Лидер заговора, он активно занимался организацией военной революции в России, искал источники для ее финансирования. Когда после его ареста в Вятском полку началась проверка, выяснилось, что казенные (и тесно связанные с ними частные) долги командира вятцев составили около 60 тысяч рублей ассигнациями. Сумма, в 15 раз превосходящая годовое жалование полковника, командира пехотного полка.
Махинации с полковыми деньгами были очень ответственным и опасным предприятием, и Пестель остро нуждался в помощнике. Помощнике, который, будучи членом тайного общества, не был бы воплощением романтической честности. Выбор его пал на Майбороду не случайно: со слов Николая Лорера полковник хорошо знал историю его удаления из гвардии. Прежде чем довериться капитану, Пестель устроил ему своеобразную проверку на лояльность. Как установило особое следствие, в 1823 г. в полк пришли деньги на «построение» новых краг — нижних кожаных фрагментов солдатских рейтуз, застегивавшихся на пуговицы вдоль голени. На каждую пару этих краг было выдано по 2 руб. 55 коп. Но до солдат деньги дошли в сильно урезанном виде: каждый из них получил по 30-40 коп. Эта, по словам Пестеля, «позволительная економия», не зафиксированная ни в одном из финансовых документов полка, составила, по позднейшим подсчетам следователей, 3585 руб. 80 коп. (Киянская 2002: 401—444). // С 106
Согласно материалам особого следственного дела, именно Майборода первым предложил солдатам своей роты довольствоваться 40 копейками за пару краг вместо положенных 2,5 рублей. Когда же 1-я гренадерская рота на это согласилась, капитан лично уговорил всех других ротных командиров последовать его примеру. Данный факт стал известен следствию из показаний штабс-капитанов Дукшинского и Урбанского, командовавших в1824 г. соответственно 3-й и 6-й мушкетерскими ротами Вятского полка. И только после того, как капитан блестяще справился с возложенным на него поручением, он был принят Пестелем в тайное общество и стал его ближайшим сотрудником. Причем полковник искренне полюбил капитана: в конце 1824 — начале 1825 г. Пестель составил завещание, в котором часть своих личных вещей оставлял Майбороде (Пестель 1925: 320).
Майборода, однако, не оправдал доверия своего командира. В 1824 г. Пестель послал его в Москву, в Московскую комиссариатскую комиссию, ведавшую материальным и денежным довольствием армейских полков. Там капитан должен был получить для полка 6 тысяч рублей. Командировка эта была лишь частью крупной финансовой операции Пестеля: он пытался дважды получить деньги на одни и те же полковые нужды. Появившись в Москве, Майборода предъявил в комиссию подписанный полковым командиром вятцев и датированный 27 октября 1824 г. рапорт следующего содержания:
«По случаю болезни полкового казначея командируется избранный корпусом офицеров и утвержденный дивизионным начальником за казначея капитан Майборода, которому покорнейше прошу оную комиссию отпустить все вещи и деньги, следуемые полку против табели, у сего представляемой» (РГВИА. Ф. 14414. Оп. 10/291, св. 292. Д.605. Л. 341).
Рапорт, сохранившийся в материалах полкового следствия, содержал неверные сведения: полковой казначей капитан Бабаков в тот момент не был болен, он находился в Балтской комиссариатской комиссии, где тоже принимал для полка деньги. Очевидно, что никакой корпус офицеров Майбороду // С 107 казначеем не избирал, поехал же капитан в Москву по прямому приказу Пестеля.
Полковник в данном случае умело воспользовался не только неразберихой в системе армейского довольствия: в соответствии с Высочайшим указом, Вятский полк должен был получать деньги и вещи только из Балтской и никоим образом не из Московской комиссии. Учел он и субъективный фактор: алчность государственных чиновников. Начальник Комиссариатского департамента, ведавшего всеми комиссариатскими комиссиями, генерал-кригс-комиссар Василий Иванович Путята оказался замешанным в деле о двойной выдаче денежных сумм. Именно после его вмешательства Майборода получил требуемые Пестелем деньги.
Вряд ли генерал-кригс-комиссар пошел на преступление только из одного уважения к Пестелю и его эмиссару. По крайней мере, в одном из анонимных доносов на Путяту, поданных А.А.Аракчееву в1824 г., начальник комиссариатского департамента характеризовался как человек «без образования, без учения, с самым посредственным умом, но с самым пронырливым характером». При этом, по словам автора доноса, «при малейшем собственном верном доходе, при расходах его, при сильном желании жить весело» генерал-кригс-комиссар тратил «десятки тысяч рублей в год» (РГВИА. Ф. 35. Оп. 5. Д.1587. Л. 4). Впоследствии Путяту с позором изгнали с должности и посадили в тюрьму за злоупотребления. Больше года он провел в Алексеевском равелине Петропавловской крепости (Баранова, Кудреватова, Родионов 2001: 40).
Добиваясь двойной выдачи денег, Пестель не учел только одного: липких рук капитана Майбороды. До командира вятцев 6 тысяч рублей не дошли, Майборода их просто присвоил (Плестерер 1903: С. 211). Видимо, деньги, привезенные казначеем Бабаковым, Пестель уже истратил. Сумма же, которую получил Майборода, должна была оказаться в полку налицо. Когда же после возвращения капитана выяснилось, что этих денег нет, Пестелю оставалось лишь ждать серьезных неприятностей.
И Пестель, и Майборода оказались в итоге участниками одного уголовного преступления. Однако для полковника // С 108 финансовые махинации никогда не были самоцелью: известно, что жил он скромно, на личные нужды казенных средств не тратил (Лорер 1984: 67). Деньги ему бьши необходимы для организации военной революции: они шли, в частности, на подкуп непосредственных начальников полковника, дивизионного командира князя А.В.Сибирского и бригадного генерала П.А.Кладищева (Киянская 2002: 216—220). Результатом же революции должны были стать свержение самодержавия, установление республики, отмена крепостного права, обеспечение всем гражданам юридического равенства, и, в итоге, процветание России. В 1826 г. Пестель рассказал на следствии, как, «представляя себе живую картину» всеобщего счастья после победы революции, приходил в «восхищение и, сказать можно, восторг». И ради этого счастья был готов «не только согласиться, но и предложить все то, что содействовать бы могло к полному введению и совершенному укреплению и утверждению сего порядка вещей» (Пестель 1927: 91). Капитан Майборода же был обыкновенным вором, верившим только лишь во власть денег, и этим кардинальным образом отличался от своего полкового командира.
После истории с Московской комиссией личные отношения Пестеля и Майбороды оказались разорванными.
«Майборода поехал в Москву в октябре 1824 года и возвратился в мае или начале июня 1825 <…> После того имел я свои причины быть им весьма недовольным и с того времени весьма сухо с ним обходился, так что после его возвращения ни разу с ним об обществе не говорил», — показывал Пестель на следствии (Пестель 1927: 167).
Но, несмотря на сухость обхождения Пестеля, Майборода имел все основания полагать, что командир покроет и будет продолжать покрывать его растраты. Иначе под ответственностью окажется и он, и вся его тайная организация. Понимал капитан, что недостача в полку не будет раскрыта и замешанными в финансовые дела Пестеля дивизионным и бригадным командирами. Вернувшись в полк, Майборода практически открыто, никого не боясь, занялся прямым хищением солдатской собственности: удержал часть солдатско- // С 109 го жалования, присвоил себе 308 рублей, «заработанных нижними чинами в 1825 году» (РГВИА. Ф. 14414. Оп. 10/291, св. 292. Д.605. Л. 100).
Ситуация резко обострилась в начале осени1825 г. Приближались ежегодные инспекторские смотры полков 2-й армии, и недостачу денег в полку могли обнаружить. А это, в свою очередь, означало для командира Вятского полка в лучшем случае позорное разжалование в солдаты, а в худшем — крах Южного общества. Пестель принял решение начать подготовку к революционному выступлению.
В сентябре1825 г. он отправил 1-ю гренадерскую роту Вятского полка во главе с Майбородой в селение Махновку. В Махновке находился дивизионный штаб князя Сибирского, и рота капитана должна была нести там караул (Пестель 1927: 21). Очевидно, отсылая растратчика, Пестель хотел скрыть от него приготовления к выступлению. При этом за своим бывшим помощником полковой командир установил слежку: ее вели прежде всего местные евреи — полковые поставщики и тайные агенты командира вятцев. Но их усилия, видимо, казались Пестелю недостаточными.
