Казимир Леонидович Лисовский

ДЕКАБРИСТ

(В.Л. Давыдов)

Должно быть, помнят старожилы
Тот ветхий домик в три окна?
Его годами, сторожила
Ночей сибирских тишина.
В нем ласточки, простые птицы,
Свивали гнезда в честь весны,
И поросли его тесницы
Зеленым мохом старины.
На деревянную колонку,
Как дед на посох, опершись,
Весь в кружевах резных и тонких
Стоял он, глядя хмуро ввысь.
И мнилось мне: давно потухли
Огни. И в дом вошла тоска.
Потрескивают в печке угли,
Сидит старик у камелька.
Сидит всю ночь, укрывшись жесткой
Шинелью серенькою, он.
Еще не выцвели полоски —
Следы от споротых погон.
И клонит пепельную проседь
Волос, зачесанных назад.
...Слезятся и покоя просят
Подслеповатые глаза.
А сердце... Сердце не остыло!
В нем память прошлого свежа.
Он помнит: это было, было,
И пунш и пламя мятежа.
Он помнит... Помнит все подробно:
Тетради пушкинских стихов,
И голос, шуму вод подобный
У милых с детства берегов,
И строй солдат, картечью смятый,
Декабрьский ветер над Невой,
Костры на площади Сената
И шпаги треск над головой,

...А город — словно полуостров,
Зажатый тесно между скал,
И видом и убранством пестрым
Он всех приезжих изумлял.
Здесь бойкие кричат офени,
Зарницы падают во тьму,
Обозы масла и пельменей
Утрами тянутся к нему.
А чуть стемнеет — и завоют
За каждою оградой псы.
И страж, укрывшись с головою,
Не спит в полночные часы.
И кандалов унылым пеньем
Наполнен утренник сырой.
На льду реки по воскресеньям
Шумит-гудит кулачный бой.
Круты сердца. Жестоки нравы.
Глухой сибирский городок...

А все ж старик имеет право
Сказать, что он — не одинок.
Нет! Удаль и суровость эта,
И взглядов дерзкие огни,
И холод зим, и скупость лета
Ему давным-давно сродни.
Когда, преодолев одышку,
Идет он, хворостью томим,
Все, даже встречные мальчишки,
Снимают шапки перед ним.
Снимают, тайных чувств не выдав,
Друг другу тихо говоря:
- Гляди-ка, вон идет Давыдов,
Тот самый... Знаешь? На царя!