Бестужев Николай Александрович

Страница: « 1 2 3 4

Сообщений 31 страница 39 из 39

Поделиться3104-05-2016 00:11:09

Автор: AWL
Site Admin
Зарегистрирован: 12-12-2010
Сообщений: 45650

АРЕСТ

О деспотизм, ты правишь нестерпимо!

Но Петербургскому въезду Бестужев подошел к сторожевой будке на окраине Кронштадта. Караульный с удивлением уставился на его искромсанные льдом сапоги. Все же двадцать пять верст дали о себе знать.

— Давно проехала кибитка? — спросил Бестужев у часового.

Тот вытянулся.

— Никак нет! Никакой кибитки не было, ваше высокоблагородие!

— Лошади взбесились, выбросили меня, а ямщика умчали. Пришлось верст десять идти пешком. Если увидите кибитку — задержите. Я пришлю за ней…

— Слушаюсь, ваше высокоблагородие!

Куда идти? На свою квартиру в казенном доме, где в последнее время пребывал брат Михаил? Но это опасно.

В этом же доме, этажом выше жила престарелая вдова штурманского офицера Екатерина Петровна Абросимова. С ней Николай Александрович был в дружбе и вечерами иногда чаевничал. Может быть, к ней? Перебыть до темноты и — дальше.

Летом в Кронштадте был шумно, оживленно: стучали топоры в Петровских доках, на верфях, натужно ухали деревянные бабы, забивая в землю сваи, визжали машины, шлифующие плиты. В гаванях сновали десятки кораблей, теснились мачты, матросы в робах тащили по сходням грузы, трудолюбиво махали крыльями ветряные мельницы, толпился народ у трактиров.

Сейчас крепость словно дремала под серым, холодным небом, выставив стволы орудий. Город трудно приходил в себя после прошлогоднего страшного наводнения, снесшего мосты через каналы, повредившего Гостиный двор с его арками, дом Петра с высоким шпилем, наводнения, подмывшего даже редуты крепости Александра Невского на косе.

Николай Александрович пошел прямой, словно по линейке начерченной, улицей, миновал Андреевский собор, похожий на корабль с высокой мачтой-колокольней, Якорную площадь и вошел в подъезд трехэтажного деревянного здания с лестницей-трапом, обшитой медью.

Поднявшись на второй этаж, он дернул за ручку звонка. Дверь открыл вестовой покойного штурмана, а теперь слуга его вдовы Фрол Гавриков — коренастый, средних лет человек, со смышлеными глазами. Николаю Александровичу всегда было приятно глядеть на его походку, несколько враскачку так ходят матросы, привыкшие к ускользающей из-под ног палубе и морской качке. На земле они стоят, прочно расставив ноги.

Фрол с удивлением посмотрел на бывшего соседа — заросшего, заиндевелого, бледного. Этот капитан-лейтенант всегда был с ним добр, вежлив, и слуга встретил его радостной улыбкой.

— Екатерина Петровна дома? — спросил Бестужев.

— Так что поехали в Питер, к ейной сестрице, — ответил Фрол, — седни поди не вернется.

Бестужев сбросил шинель, погрел руки о теплую голландскую печь. Фрол выжидательно глядел на гостя.

Придется, видно, ему открыться, другого выхода нет.

Бестужев повернулся к Гаврикову:

— Ты слышал, Фрол, о вчерашних происшествиях в Петербурге?

— Как же, слыхал, — ответил Гавриков, начиная о чем-то догадываться.

— А что ты о них думаешь?

— Да чо ж нам думать-то? — недоуменно протянул слуга. — То господам виднее, а наше дело…

— Так вот, Фрол, — решительно сказал Николай Александрович. — я был среди тех, кто вчера отказался присягнуть новому императору. Сделал это потому, что хотел вызволить российский народ из гнусного рабства и помочь таким людям, как ты. Теперь, если меня арестуют, я могу лишиться даже жизни. Ты бы хотел этого?

— Да господь с вами, ваше высокородие! — воскликнул искренне слуга, — Я от вас ничего, окромя добра, не видал — пошто же мне вам смерти желать?

Он сразу и легко поверил, что человечный, душевный капитан-лейтенант не мог совершить ничего дурного.

— Тогда, Фрол, мне надо пробыть у вас несколько часов, — сказал Бестужев, — ты не возражаешь?

— Да что вы! Оставайтесь, сколько надо.

— К вечеру я уйду. А пока скажи — здесь бумага и чернила найдутся?

— А вона, в той комнате, на столе, — мотнул головой слуга.

— Очень хорошо. Может, у тебя найдется еще запасной тулуп?

— Так точно!

— А сапоги? Шапка?

— Так точно.

— Будь добр, припаси мне все это…

Гавриков полез в большой матросский сундук, стоящий в прихожей, а Николай Александрович прошел в соседнюю комнату и, прикрыв дверь, уселся за стол. Теперь самое главное — добраться до Толбухина маяка. Там есть несколько верных матросов, которые помнят капитан-лейтенанта Бестужева, спасшего их от голодной смерти. Кто-нибудь из них поможет добраться до Финляндии — благо она всего в нескольких десятках верст. В Выборге или Гельсингфорсе можно будет найти контрабандистов, которые за деньги проведут через шведскую границу. Только придется хорошо замаскироваться. Сыщики наверняка ищут молодого офицера, а на пожилого матроса никто не обратит внимания. Значит, надо переодеться в одежду Фрола и с помощью театрального грима, который он догадался захватить, состарить себя. Да еще не помешало бы иметь какой-нибудь документ…

Николай Александрович придвинул к себе четвертушку бумаги и, аккуратно выводя слова, подражая писарскому почерку, стал составлять вид на имя смотрителя маяка Петра Хомутова. Провозившись полчаса, сочинил-таки нужную бумагу и расписался за главного смотрителя маяков адмирала Спафарьева. Теперь только дождаться сумерков, а там и продолжить путь.

Бестужев почувствовал вдруг сильнейшую усталость. Да и неудивительно — после стольких событий и двух бессонных ночей… Он достал оправленную в серебро пенковую трубку, набил ее крепчайшим тринидадским табаком (фунта два этого табака подарил ему, вернувшись из заграничного плавания, друг Торсон) и сделал несколько глубоких затяжек. Но трубка не отогнала сон, и Николай Александрович сам не заметил, как задремал в кресле. Проснулся он от резкого звонка.

— Ваше превосходительство?! — раздался в прихожей удивленный голос Гаврикова.

Бестужев осторожно выглянул в дверь. На пороге стояли генерал Степовой и старший адъютант коменданта Кронштадта адмирала Моллера — Павел Афанасьевич Дохтуров, с саблей на щегольской серебряной портупее.

Поделиться3204-05-2016 00:11:34

Автор: AWL
Site Admin
Зарегистрирован: 12-12-2010
Сообщений: 45650

ДВА НИКОЛАЯ

И человек лишен простой свободы

Судить и думать, быть самим собой.

Царь не спал уже третью ночь. Приводили и уводили арестованных… Ему доставляло наслаждение допрашивать каждого из возможных убийц. Он точно знал, с кем как надо себя вести: одного он устыжал, журил, на другого кричал, топал ногами, грозил смертью, третьему обещал за откровение «полное прощение», советовал «подумать о душе». И посылал коменданту Петропавловской крепости Сукину записки: «Содержать строго», «Наистрожайше, как злодея», «Заковать в ручные железа», «Содержать на хлебе и воде».

В конце концов, устав, царь, сидя у ломберного столика, вздремнул, упершись подбородком в ладонь. Сначала ему привиделся учитель детских лет генерал Ламздорф, розгой укорявший его за леность, потом — учения на плацу. Он самолично обучал рядовых своей бригады сорока восьми ружейным эволюциям. Лично проверял неподвижность рук, плеч, линию султанов, вытягивание носков. Любил, чтобы глаза у солдат были остекленелые, остолбенелые. Обучал маршировке тихим, скорым, беглым, вольным шагом. И кричал: «Протоканальи! Ананасом прошли!» А унтер-офицеру грозил: «Помахай, помахай, крендель, а те галуны смахну!»

Проснувшись, Николай подумал, что сон, наверно, неспроста. Если он справлялся с бригадой, то почему не справится со страной? Вся Россия должна иметь единый шаг, взгляд, вскрик… И тогда ему, гвардейцу из гвардейцев, управлять будет просто. Так надо его подданным…

Царь стряхнул с себя сонную одурь, придвинул поближе «Санкт-Петербургские ведомости», лежавшие на столике, еще раз перечитал сообщение в разделе «Внутренние происшествия»: «Вчерашний день будет, без сомнения, эпохой в истории России. В оный жители столицы узнали с чувством радости и надежды, что государь император Николай Павлович воспринимает венец своих предков. Подстрекателям на Сенатской площади, гнусного вида во фраках, и пьяной черни император противопоставил кротость. Но когда увещевания не помогли, великодушный император вынужден был несколькими выстрелами из пушек очистить площадь, восстановив спокойствие, и народ со слезами славит милосердие монарха».

Вот так-то! Он встал, потянулся до хруста. Подойдя к зеркалу, протер безусое, безбородое лица мускусными духами, отчего оно порозовело. Все же дьявольски хорошо, когда тебе еще нет тридцати и предстоит великолепная жизнь. И еще не одна курочка постонет под тобой и будет благодарно целовать его руку, не монаршую, а просто мужчины в расцвете сил.

Он достал из ящика дневник в сафьяновом переплете с золотым обрезом. Страницы дневника были заполнены очень мелким почерком, по-французски. Полистал: «Смотрел развод 7-й роты Финляндского полка», «осматривал казармы», «поехал в конюшни», «объезжал вороную Спекуляцию»… Записи успокоили: в них была размеренность, выверенность, ясность. «Кушали вдвоем с женой у окна, встал из-за стола, дремал, разделся и спал».

О событиях последних дней писать почему-то не хотелось. Может быть, позже возникнет это желание. А сейчас он сел за письмо брату Константину в Варшаву: «Да будет тысячу раз благословенен господь, порядок восстановлен, и я доберусь до самого дна… Важно не потерять какую-либо нить».

Вспомнил вчерашний разговор с князем Трубецким.

Когда того в семь часов утра привезли во дворец и ввели к нему, Николай встретил заговорщика в полной форме и при ленте. Подойдя к Трубецкому вплотную, он пальцем дотронулся до лба князя и тихо спросил:

— Что было в этой голове, когда ты, с твоим именем славного рода, пошел в подобное дело? — И закричал гневно, на грохочущей ноте: — Гвардии полковник князь Трубецкой! Как тебе не стыдно быть с такой дрянью? У тебя красавица-жена, а тебя ждет ужасная участь. Ужасная! Ты погубил свою жену!

— Ваше величество, я виноват перед вами, — опустил голову Трубецкой, — но я готов искупить свою вину. Я вовлек в преступление других и не явился на Сенатскую, не желая взять ответственность за пролитие крови…

Царь протянул ему чистый лист бумаги:

— Пиши все, что знаешь! Тогда сможешь надеяться на мое милосердие. — И вышел из комнаты.

Поделиться3304-05-2016 00:11:51

Автор: AWL
Site Admin
Зарегистрирован: 12-12-2010
Сообщений: 45650

В КАЗЕМАТЕ

Как ни темно и скорбно было

Вокруг меня — мой ум и взор

Ласкало дальнее светило,

Стихии тьмы наперекор.

Я знаю дедов честь и славу,

И я наследник их по праву.

«Вопросные пункты», переданные Бестужеву плац-майором Подушкиным, выспрашивали: «Каждодневно ли бываете на исповеди и у святого причастия», «Что побудило вас к злому намерению», «Кто был вашим учителем и наставником, способствовал укоренению в вас вольнодумнических и либеральных мыслей?»

Николай Александрович на вопросы отвечал, тщательно взвешивая каждое слово: «В тайное общество вступил, соболезнуя сердцем о неустройствах и злоупотреблениях в моем отечестве и всегда желая видеть средства к исправлению беспорядков и улучшению существующего управления». Об «укоренении вольнодумнических мыслей» хотел было написать: «Лет семь тому назад прочитал книгу „Путешествие критики“. Автор ее, некий господин С. фон Ф., рассказывал такой случай: десятилетний сын помещика говорит своему девятилетием у брату: „Когда я буду настоящим барином, так стану сечь людей еще больше, нежели батюшка“. — „Так и должно, отвечал другой. — Я часто слышу от матушки, что без побоев от них добра не видеть, а бить их ничуть по грех, лакей хуже собаки“».

Да раздумал писать — длинно.

На вопрос: «Откуда вы заимствовали свободный образ мыслей?» — ответил: «Из здравого рассудка».

Подумав над вопросом: «Кто именно были основателями и членами тайного общества?», написал: «Будучи в обществе немногим более года, не мог доподлинно узнать всех имен. Члены, кои давно существуют в обществе, должны сие знать лучше моего».

…Сидел Бестужев в том самом Алексеевском равелине, где Петр I убил своего сына Алексея, а в царствование Екатерины II умерла от чахотки княжна Тараканова, обманом привезенная из Италии графом Орловым. Камера была словно гроб повапленный. Однажды утром, когда Бестужеву принесли горьковатую гречневую кашу-размазню в оловянной тарелке, на обороте прочитал он процарапанное:

Тюрьма мне в честь, не в укоризну,

За дело правое я в ней,

И мне ль стыдиться сих цепей,

Когда ношу их за отчизну.

«Не Рылеев ли написал?»— подумал Бестужев.

Камни равелина, как запекшиеся стоны, хранили тайны и отчаяние. Сколько бессонных ночей провели здесь узники, с какими надеждами и мечтами простились? Там, за толстыми стенами, за рвами шла своя жизнь: скрывала свою муку Люба, изошли слезами матушка и сестры, судорожно дышал город, притаились несчастная Россия, Сенатская площадь, омытая кровью… Все так же возносился к хмурому небу адмиралтейский шпиль, отбивали куранты час за часом, торопя историю. Запахнув меховые полости, мчались по Невскому в санях господа следователи и, словно бы их устами, кричали возницы: «Поберегись!»

Он влез на табурет и, стерев со стекла мел, заглянул в окно, толщиной аршина в три. Шли через Неву санные поезда, где-то горели леса, и в той стороне дымы заволокли небо. Внизу лошади в черных попонах тащили дроги с гробом.

Напрасной ли была жертва сыновей Сенатской площади? Разбудят ли они кого-то, заставят ли искать выход? Или всех их, вот так, поволокут на кладбище? В безвестность?

Он соскочил с табурета, заходил по камере. Халат его противно пропитался сыростью. Даже евангелие на столе покрылось плесенью. Слезящиеся пятна на стенах — вероятно, оставшиеся от прошлогоднего наводнения — походили то на профиль сатира, то на свинячью голову Моллера.

У двери на выбеленной известью стене выцарапано: «Любимая, увижу ли тебя?» «Конечно, не увижу», — сказал себе Бестужев.

В камеру вошел маленький солдат с добрым лицом, бросил связку дров у чугунной печки: она дымила и мало грела.

— Звать-то тебя как? — спросил Бестужев.

— Никита, — охотно отозвался солдат.

— Кто, Никита, сидит в камере рядом с моей?

— Бестужев, ваше высокоблагородие.

«Мишель или Александр?» — подумал Николай Александрович и спросил:

— А дальше?

— Одоевский, Рылеев…

— Не можешь ли ты при случае сказать им, что Николай Бестужев, то есть я, здоров?

Никита помолчал, наконец, тихо произнес:

— За это нас гоняют сквозь строй.

— Тогда не надо, милый человек.

— Нет, я скажу, — решительно пообещал солдат.

Поделиться3404-05-2016 00:12:12

Автор: AWL
Site Admin
Зарегистрирован: 12-12-2010
Сообщений: 45650

РАСПРАВА

Пусть горячая юность смелей

Устремляется с песнями ввысь,

Я бессилен: на лире моей

Струны лучшие оборвались.

Ночные вызовы в следственную комиссию продолжались.

По-прежнему в каземате набрасывали на голову колпак, взяв за руку, вели коридорами крепости, усаживали во дворе в сани и везли. В длинной, ярко освещенной зале колпак сдергивали, и Бестужев оказывался неподалеку от стола, покрытого красным сукном, перед ликом членов следственной комиссии.

Ее председатель бурбонистый сорокалетний красавец генерал Чернышев обрывисто приказывал:

— Приближьтесь!

Баловень судьбы Чернышев накануне войны 12-го года был резидентом России во Франции. Он уверенно шел по лестнице карьеры, и это следствие было для него важней ступенькой на пути к посту военного министра.

За столом, кроме Чернышева, человек двадцать сиятельных особ в лентах, звездах, эполетах, украшенных бриллиантами величиной в лесной орех, с алмазными знаками Андреевского ордена.

С безразличным, равнодушным лицом восседает престарелый военный министр граф Татищев; покусывает губу судья в собственном деле великий князь Михаил Павлович; подремывает бывший забулдыга Павел Васильевич Кутузов, участник убийства императора Павла I — когда голоса членов комиссии повышались, он, как лошадь, вскидывал голову. Рядом с ним сидел опальный князь Александр Голицын, ныне усердием замаливающий свои былые грехи. Об этом говорили, что был он давно под пятой у супруги и однажды, когда они ехали в открытой коляске и повздорили, она стянула с его головы парик, бросила на мостовую, а кучеру крикнула: «Гони!»

Крайним слева сидел генерал Дибич, больше всего интересовавшийся — был ли замешан в тайном сговоре его соперник Ермолов?

— Ваша священная обязанность, — гулко произносил одну и ту же фразу Чернышев, — всегда говорить истину.

— А иначе нам недолго и закатать, — обещал Дибич, — и влепить…

«Бой мой, — думал Николай Александрович, глядя на эту компанию, — губители России! Каких управителей терпит народ! Неужели он не заслуживает ничего лучшего…»

Тучный Татищев, положив ладони на живот, возвышающийся над столом, самодовольно говорит Бестужеву:

— Все это вы почерпнули из вредных книг… Я во всю свою жизнь, слава богу, ничего не читал, кроме святцев, а вот, видите, ношу три звезды.

При этих словах Татищева Бенкендорф, сидящий неподалеку от него, стыдливо потупил глаза и беззвучно побарабанил пальцами по столу.

И опять град вопросов, как перекрестный огонь. Кто основатель общества? В каком году его основали? Кто входил?

Отвечать следовало быстро, иначе объявят запирающимся.

Пожалуй, только один седовласый генерал Мордарий Васильевич Милюков поглядывал на Бестужева сострадательно, но никак не мог проявить свое сочувствие. Здесь оно было бы принято с подозрением. Члены комиссии хорошо знали, что государь о Никите Муравьеве говорил — «закоснелый злодей», о Пестеле — «изверг», о Сергее Волконском — «лжец и подлец».

Бестужев не однажды думал, что подобное следствие — насмешка над законом.

И действительно, заключенные были лишены защиты, заступничества законоведа. Оправдания отвергали, показания вымышляли, подтасовывали, отбирая из них только то, что против обвиняемых. Никакого истинного дознания.

А на какие уловки шли! Именем государя обещали помилование за откровенность. Поносили и угрожали. Тайное общество стремились принизить и оговорить. Грозили очными ставками.

Родственники заключенных, введенные в заблуждение любезностями царя, посылали им письма, раздирающие душу, воздающие хвалу монарху. «Верь его милосердию! Будь доверчив к его великодушию, — писала мать к сыну, — государь назначил мне пенсию».

Жена царя оказала денежную помощь жене Рылеева, послала именинный подарок его дочери, и это скоро стало известно всему Петербургу. Царь разрешил семидесятилетнему отцу Оболенского послать письмо сыну в каземат и тем добился от Оболенского-младшего покаяний и новых имен членов тайного общества.

Тех же, кто пытался упорствовать, пытали кандалами, казематами, «устрожающим режимом». Бесстрашный командир егерского полка, герой 1812 года полковник Булатов размозжил себе голову о стену, после того как назвал несколько имен товарищей.

А кто-то произносил покаянные слова: «Непроницаем был мрак, меня обнимавший», «Не понимаю, как позволил увлечь себя», «Бог наказал меня, я впал в печальное легкомыслие и постыдное минутное заблуждение», «Не в силах противиться жестокому угрызению»…

Скрывавшиеся после разгрома на Сенатской сами приходили во дворец сдаваться, считая, что «постыдно отделить свою судьбу от участи, ожидающей товарищей по тайному обществу».

И пошли письма: «Пишу строки, окропленные слезам и повергаю к стонам правосудия мои строки заблудшей овцы». А Пестель даже признался, что на Тульчинском кладбище зарыли они свою программную «Русскую правду».

Борис ИЗЮМСКИЙ

Поделиться3504-05-2016 00:12:31

Автор: AWL
Site Admin
Зарегистрирован: 12-12-2010
Сообщений: 45650

О. Моренец

Из истории бестужевских хронометров

Декабрист Николай Александрович Бестужев был одним из практических деятелей тайного Северного общества. Он был членом его Думы, разрабатывал планы восстания и был одним из немногих, кто лично готовил к мятежу войска, лично вывел морской батальон в 1100 человек против царя на Сенатскую площадь 14 декабря 1825 года. Бестужев был осужден по второму разряду к вечной каторге. Этой группе декабристов из 17 человек вменялось в вину согласие с умыслом цареубийства.

Молодой флотский офицер Н. Бестужев был чрезвычайно даровит. Он увлекался литературой и живописью, историей и точными науками. Всем этим занимался урывками между большой занятостью служебными делами и своим активным участием в тайном обществе. В его голове роились мысли не только об улучшении государственного устройства без царей, его волновали судьбы народа своей страны и всего человечества.

Как истинного, преданного своему делу моряка, Николая Бестужева волновал с юношеских лет вопрос об улучшении хронометров — основного прибора на корабле без которого морское судно — простая щепка, выброшенная на произвол судьбы в водную стихию. Бестужев писал: «Какой-то статистик исчислил, что ежегодно гибнет в целом свете до 3000 кораблей; я уверен, что половина их разбивается от недостатка хронометров; а всякий ли шкипер в состоянии платить от двух до четырёх тысяч? Хозяева же судов из ложной экономии не заводят на своих кораблях этого по их мнению, дорогого излишества. Какая заслуга будет того, кто простым устройством удешевит этот полезный инструмент?»

Декабрист Михаил Бестужев, участник восстания и разделивший судьбу на каторге и ссылке с братом Николаем, писал в своих воспоминаниях: «Мечта об упрощении хронометров была любимейшею не только последних его годов, но можно сказать, всей его жизни; ее он лелеял в гробовом одиночестве Шлиссельбургской крепости, с нею приехал в Читу».

Из Петербурга этапом закованных в кандалы братьев Бестужевых доставили и поместили в конце 1827 года в Читинскую тюрьму. Здесь, в тесных казематах: «Мы набиты были, как сельди в бочке». Железа не снимали с декабристов ни днем, ни ночью. У Николая Бестужева, как и его товарищей, не было свободы, но было много времени, которое он считал драгоценным. Его нужно было правильно использовать, и Бестужев приступил к практическому осуществлению своей мысли— упрощению хронометров. Уже к лету первого года пребывания в тюрьме, в тесной полутемной камере, узник Николай Бестужев радовался своему первому успеху. Он с помощью только перочинного ножа и небольшого подпилка создал первообраз своей идеи — часы с качающимся, как на весах, коромыслом. Именно создал часы из ничего. Вначале, с помощью всех тех же инструментов — ножа и подпилка,— он сделал уникальный миниатюрный токарный станок; с его помощью изготовил делительную машину для нарезки зубьев часовых колес, шестерней... И все это выполнялось в хаосе тюремной жизни.

Первые модели бестужевских часов поражали своей оригинальностью и простотой конструкции. «Для меня всякое улучшение состоит в простоте и удобстве. До мудреного ж я не охотник», — говорил изобретатель. Свою работу по конструированию дешевых хронометров и астрономических часов Н. Бестужев продолжает и в тюрьме Петровского завода, куда перевели декабристов в 1830 году. И что характерно для Н. Бестужева, это сохранение спокойствия и большого гражданского мужества в самой тяжелой обстановке. Он писал своему брату Павлу на Кавказ, узнав от него об изобретенном им артиллерийском прицеле: «Область наук не возбранима никому, можно отнять у меня все, кроме того, что приобретено наукою, и первейшее и живейшее мое удовольствие состояло в том, чтобы всегда следовать за наукою, особенно теперь, когда шум и суета, тщеславие и честолюбие не имеет доступа до моего сердца».

При тусклом свете сальной свечи в каземате Петровского завода Бестужев читает новые журналы, пробегает газетные статьи, а ночью дописывает обширную статью о свободе торговли, об электричестве, о внутренней теплоте земного шара и набрасывает заметки для большого сочинения о часах «Дешевизна хронометра». К последнему он приступил вплотную в Селенгинске. когда у него было больше свободного времени, а также способов и средств для устройства многих экземпляров часового хода и для проверки своих идей на практике.

— Взявшись за какое-нибудь дело, надо отдаться ему телом и душою, — любил повторять Николай Александрович.

На поселении в Селенганске Бестужев со всем жаром своей неутомимой души отдается целиком любимому занятию: «Теперь я переделал свою обсерваторию,— пишет он вице-адмиралу М. Ф. Рейнеке. — Надобно вам сказать, что это чулан при бане. В нем я поместил свои часы для испытания всеми неудобствами, даже и банными испарениями... В этом чулане поставлена печь (также нового устройства), в которой сделано углубление для постановки часов, для пробы их теплом и холодом. Печь эта нагревает часы до 60 градусов жары, а мороз доходит до замерзания ртути, следовательно, разноси температуры около 100 градусов».

«У брата на дворе была установлена обсерватория с телескопом его собственной работы для проверки часов по звездам, — пишет в своих записках Михаил Бестужев.— Из трех хронометров, сделанных им незадолго перед смертью, два шли до суточной погрешности 0,1 секунды, но он ими был недоволен, потому что они то бежали на эту ничтожную малость времени, то отставали. Но третий хронометр, хотя грешил на 0,8 секунды, но при всех переменах температуры постоянно, уходил вперед, что составляет достоинство и совершенство хронометров. Эти часы, оставшиеся после его смерти в обсерватории, я подарил Петровскому заводу, и они до последнего времени находились в Горной конторе».

Характерен пример в достижении Бестужевым своих целей. Для изготовления часов ему нужны были толстые листы латуни, прокатанные между цилиндрическими валами до степени литой стали. Много лет он настойчиво делал заказы в Петербург и постоянно получал не то, что ему было нужно. Наконец, он решился обратиться со своей просьбой к академику Струве, начальнику Пулковской обсерватории. Он прожил целый год в тщетных ожиданиях, наклепывая молотком простые латунные листы по целым неделям, «при всех его хлопотах в продолжение почти двадцати лет, прокатанная черная латунь была прислана астрономом Струве уже после смерти, — с горечью сообщает Михаил Бестужев.

Такова вкратце история бестужевских хронометров, ярко характеризующая образ одного из видных деятелей декабристского движения, человека, отдавшего свою жизнь до конца служению народу.

Поделиться3604-05-2016 01:02:03

Автор: AWL
Site Admin
Зарегистрирован: 12-12-2010
Сообщений: 45650

Краевед Е. Д. Петряев о братьях Бестужевых

Оставим на время современные исследования, обратимся к материалам самого известного краеведа Байкальского региона Евгения Дмитриевича Петряева. На мой взгляд, он, единственный из всех исследователей XXI века оставил нам наиболее полные и достоверные сведения о людях, которые оказывали влияние на развитие нашего края до революции 1917 года. Без материалов этих людей всякое изучение и представление о Сибири становится бессмысленным. Значит, мы должны знать работы самого Е. Д. Петряева настолько хорошо, насколько это возможно.

Люди не должны «творить» в одиночестве и отрыве от своих предшественников. Историческая мысль, претендующая на продолжение, сама должна быть продолжением.

Что же писал Петряев о декабристах, в частности о братьях Бестужевых?

Вот отрывок из книги «Впереди огни», в которой отражены исследования и находки Е. Д. Петряева. Разве сведения о дяде декабристов Бестужевых, который ещё в XVIII веке пришел из Нерчинского гарнизона пешком в Санкт-Петербург для нас не находка?

«Среди декабристов, живших на поселении за Байкалом, первое место по широте связей с краем принадлежит братьям Бестужевым. Живя в Селенгинске, Бестужевы одну из главных своих задач видели в просвещении народа… Братья занимались земледелием, ремёслами и овцеводством. Н. Бестужев даже организовал компанию по разведению мериносов. Стадо составляло уже 500 голов, пастбищ и кормов было достаточно, овцы хорошо приспосабливались к условиям Забайкалья. Но компания не смогла выдержать конкуренции с московскими и кяхтинскими купцами и распалась, понеся большие убытки.

Н. А. Бестужев следил за прогрессом знания и сам писал статьи на злободневные экономические и научные темы… С огромным интересом Н. А. Бестужев знакомился с краем. Ещё в детстве он слышал о Забайкалье рассказы своего дяди В. С. Бестужева, служившего в конце XVIII века в Нерчинском гарнизоне и пришедшего оттуда (после отставки) пешком в Петербург. Дядя рассказывал, конечно не без преувеличений, что в Сибири «по всей дороге ему сопутствовали волки и медведи, а дорога проложена была просто по берлогам диких зверей в такой чаще леса, что кожа на всем теле, обхлёстываемая сучьями, должна была нарастать по два раза в месяц».

На предложение столичных учёных присылать свои материалы Бестужев отвечал в 1851 году: «Я готов посвятить свои свободные минуты на какую-либо этнографическую статейку, только не требуйте ничего географического. Тому худо заниматься географией, кто не может двинуться с места».
Лишь в 1985 году Бестужев сообщил: «Гусиное озеро (в 12 в. от Селенгинска) изъездил я ныне кругом и собрал кое-какие сведения, которые делают эту массу воды очень любопытной». В следующем году в печати появился очерк «Гусиное озеро», но без указания автора. Этот очерк, написанный Н. А. Бестужевым вместе с его спутником – селенгинским медиком А. П. Кельбергом, касается многих сторон научного изучения района, включая характеристику быта бурят.

Описанное Н. А. Бестужевым месторождение каменного угля возле Гусиного озера теперь успешно разрабатывается. Здесь выросли большой шахтёрский посёлок и железнодорожная станция.
В Селенгинске Н. А. Бестужев сделал важные изобретения и усовершенствования: экономичную и простую печь особой кладки, прибор для регистрации колебаний почвы при землетрясениях, дешевые хронометры, астрономические часы, новый ружейный замок.

Особенную популярность получили изобретенные Бестужевым «сидейки» для горных дорог. Эти «бестужевки» вскоре появились в Забайкалье повсеместно…

В апреле 1855 года, возвращаясь из Иркутска, Н. А. Бестужев простудился в дороге и заболел воспалением лёгких. Он умирал на руках брата в дни, когда в Севастополе решался исход Крымской войны. С тревожным вопросом о судьбе Севастополя он и ушёл из жизни.

Многочисленные статьи и очерки Н. А. Бестужева («О заселении Забайкалья бурятами», «О покосах в Забайкалье», «О селенгинских бурятах», «О происхождении казенных земель в Забайкалье», «Обозрение Забайкальского края» и др.) показывают его детальное знакомство с краем. Они содержат много фактов, не утративших научного интереса и в наши дни. Ввиду запрещения декабристам печататься некоторые статьи Бестужева остались неизвестными современникам и обнаружены в архивах только недавно.

В тяжёлое время нужды Н. Бестужев занялся живописью… Бестужева завалили заказами; он писал портреты даже в Иркутске, куда его специально вызывал генерал-губернатор.

Живописное наследство Н. Бестужева обширно. В большей части оно собрано и обстоятельно изучено И. С. Зильберштейном, но в Сибири ещё рассеяно и не выявлено немало живописных работы Бестужева. Так, в 1936 году Иркутский художественный музей приобрёл большой женский портрет, подписанный Н. Бестужевым.

В 1867 М. А. Бестужев покинул Забайкалье. Он, как и другие декабристы – старожилы края (И. И. Горбачевский, М. К. Кюхельбекер, А. Н. Луцкий и др.), оставили у забайкальцев долгую и благодарную память.

Декабристы хотели сделать народ свободным и счастливым. Один из пяти повешенных декабристов – поэт-гражданин Кондратий Рылеев писал, что только тот верный сын отчизны, кто «в борьбе наград не ждёт и их не просит и, забывая о себе, всё в жертву родине приносит».

Годы каторги и поднадзорной жизни на поселении не убили у декабристов горячего желания приносить пользу родине. В местах своего пребывания, несмотря на огромные житейские трудности, эти люди были светочами культуры, именно той «Академией», мысль о которой Николай I решительно отверг.
С декабристами тесно связана история накопления в Забайкалье книжных богатств. Следствие этого накопления был рост грамотности населения, увеличение числа читателей, расширение круга их интересов.

Если сопоставить степень грамотности и число наличных книг на душу населения, то «в среднем выводе» культурный ценз сибиряка и особенно забайкальца 30-50- годов прошлого (XIX – В. А) века был несравненно выше, чем обывателя какого-нибудь гоголевского Миргорода».

Е. Д. Петряев. «Впереди огни». Иркутск, 1968 год. Восточно-Сибирское книжное издательство. (Текст дан в сокращении).

В. Азаровский

Поделиться3721-05-2018 23:21:44

Автор: AWL
Site Admin
Зарегистрирован: 12-12-2010
Сообщений: 45650

Н. А. Бестужев

1791 13 апреля родился в Петербурге.

1801 определен в Морской кадетский корпус.

1810 Зачислен в штат Морского корпуса подпоручиком.

1815 совершил плавание в Голландию.

1817 совершил плавание к берегам Франции.

1818 сотрудничал в журналах "Сын Отечества", "Полярная звезда", "Благонамеренный" и др.; опубликовал труд "О электричестве в отношении к некоторым воздушным явлениям".

1820 назначен помощником директора маяков Балтийского моря.

1821 член-сотрудник Вольного общества любителей российской словесности.

1822 прикомандирован к Адмиралтейскому департаменту для составления истории Российского флота.

1824 плавал на фрегате "Проворный" по маршруту Кронштадт-Плимут-Гибралтар-Кронштадт.

1825 избран членом Адмиралтейского департамента; опубликовал "Плавание фрегата "Проворного" в 1824 г."; назначен директором музея при Адмиралтейском департаменте; принимал участие в разработке плана декабрьского восстания.

1826 приговорен к ссылке па каторгу; отправлен из Шлиссельбурга в Сибирь.

1827 заключен в Читинский острог; начал работать над созданием портретной галереи своих товарищей по заточению.

1829 начал работать над новым корабельным хронометром.

1837-1851 занимался метеорологическими наблюдениями, вопросами атмосферного электричества.

1839 отправлен из Петровского завода на поселение в Селенгинск.

1853 в трудах Вольного экономического общества опубликовал статьи "О бурятском хозяйстве" и "Новоизобретенный в Сибири экипаж".

1854 опубликована монография "Гусиное озеро".

1850-1855 работал над монографией "Система Мира".

1855 15 мая умер в Селенгинске.

Поделиться3819-08-2018 22:10:08

Автор: AWL
Site Admin
Зарегистрирован: 12-12-2010
Сообщений: 45650

Основные труды декабриста Н. А. Бестужева

1818 Ответы па вопросы, предложенные в первой книге "Благонамеренного" // Благонамеренный. № 15.

О электричестве в отношении к некоторым воздушным явлениям // Сын Отечества. Ч. 49, № 15, отд. II. С. 305-318; Ч. 50, № 11, отд. II. С. 25-34.

1819 Мартышка и бритва // Сын Отечества. Ч. 52, № 12, отд. II. С. 275-276.

1820 Письмо к издателю "Кронштадт" // Сын Отечества. Ч. 65, № 14, отд. III. С. 173-178.

1821 Записки о Голландии 1815 г. // Соревнователь просвещения и благотворения. Ч. 15, отд. VII. С. 33-64; Отд. VIII. С. 179-226; Отд. IX. С. 257-298.

Обожатели огня: Восточная повесть: (Из Томаса Мура. Ч. 1-3) // Соревнователь просвещения и благотворения. Ч. 16, отд. II, С. 113-156, 249-297.

Обожатели огня: Восточная повесть: (Из Томаса Мура) // Пер. Н. Бестужева. СПб. 95 с- Рец.: Сын Отечества. 1821. Ч. 74, № 6, отд. IV. С. 181.

Крушение российского военного брига Фалька, погибшего у Толбухина маяка, в семи верстах от Кронштадта, 20 октября // Сын Отечества. Ч. 80. С. 80-88. Отсюда взято

B. М. Головкиным "Описание достопримечательных кораблекрушений в разные времена, перепечатанное российскими мореплавателями". СПб., 1828. С. 192-208. С примеч. Головнина.

1822 Замечания на небольшую шведскую поэму под названием "Аксель" // Сын Отечества. Ч. 80, № 35, отд. II. C. 69-80.

Паризина. Историческое происшествие: (Из лорда Байрона) // Соревнователь просвещения и благотворения. Ч. 18, отд. III. С. 290-310.

Гленфинлас. Надгробная песнь лорду Рональду: (Из Вальтера Скотта) // Соревнователь просвещения и благотворения. Ч. 18, Отд. II. С. 176-189. Опыт истории Российского флота // Соревнователь просвещения и благотворения. Ч. 20, отд. II. С. 137-175; Отд. III. С. 271-301.- Отзыв: Сип Отечества. Ч. 1, № 10. (В письме на Кавказ).

1823 Сражение Ганго-Удде, 1774, 28 июля нов. стиля // Соревнователь просвещения и благотворения. Ч. 6, № 12. С. 274-288.

1824 Об удовольствиях на море. Письмо к... // Полярная звезда на 1824 г. СПб. С. 203-227.

1825 О новейшей истории и нынешнем состоянии Южной Америки. 1. Парагвай: (Из американских журналов) // Сын Отечества. Ч. 100, № 4. отд. VII. С. 264-279.

К улетевшему гению Ц Новая лит. Кн. 14, дек. С. 189-190. Выписка из журнала плавания фрегата "Проворный" в 1824 г. // Записки, издаваемые Адмиралтейским департаментом. Ч. 8. С. 23-128. Плавание фрегата "Проворный" в 1824 г. СПб.

Гуго фон Брахт: (Происшествие XIV столетия) // Собрание новых русских сочинений и переводов в прозе, вышедших в свет с 1821 по 1823. СПб. Ч. 5. С. 117-137. Об удовольствиях на море. Письмо к ... // Собрание новых русских сочинений и переводов в прозе, вышедших в свет с 1823 по 1825. СПб. Ч. 2. С. 146-166. -Гибралтар (Письма I-IV) // Полярная звезда на 1825 г. СПб. С. 614-624.

Трактирная лестница // Северные цветы на 1826 г., собранные бароном Дельвигом. СПб. С. 107-108.

1853 Новоизобретенный в Сибири экипаж // Тр. Вольного экон. о-ва. Т. 1, № 2, отд. III. С. 102-108.

О бурятском хозяйстве // Тр. Вольного экон. о-ва. Т. 1, № 2, отд. III. С. 99-102.

1854 Гусиное озеро // Вестн. естеств. наук. 2 янв., № I. С. 1-7; 9 янв., № 2. С. 17-22; 16 янв., № 3. С. 33-39; 23 янв., № 4. С. 49-57; 30 янв., № 5. С. 77-80; 6 февр., № 6. С. 93-96; 13 февр., № 7. С. 109-112; 22 мая, № 21. С. 334-336; 12 июня, № 24. С. 378-384; 19 июня, № 25. С. 394-398; 26 июня, № 26. С. 441-446; 3 июля, № 27. С. 428-432; 10 июля, № 28. С. 442-447; 24 июля, № 30. С. 476-480.

1861 Рассказы и повести старого моряка. М.- Рец.: Мор. сб. 1860. № 13; 1869. № 216. С. 1137-1138.

1867 Письмо П. Бестужева от 29 октября 1853 г. к А. Р. Генгросу об аэролитах, выпавших близ Селенгинска // Горн, журн. Ч. 4, № 12. С. 408-409.

1872 К. Ф. Рылеев // Двадцатый век. М. Вып. 1. С. 338-350.

1880 Из записок Николая Александровича Бестужева от 14 декабря 1825 г. // Памяти братьев Бестужевых. Лейпциг. С. 27-42. (Междунар. б-ка; Т. 23).

1904 Из записок П. А. Бестужева // Ист. вестн. № 4. С. 118-135.