Декабристы в фольклоре Сибири
Восстание декабристов 14 декабря 1825 г. вызвало к жизни произведения устного народного творчества. Как известно, слух о восстании декабристов разнесся по всей бывшей Российской империи очень быстро. Эти слухи воспринимались по-разному, в зависимости от того, как они толковались в гуще масс и как они интерпретировались официальной властью на местах. Противоречивое мнение о восстании сказалось и на взглядах первых собирателей и исследователей фольклора о декабристах. Несомненно одно: старая интеллигенция, общественные деятели, писатели, историки, этнографы, литераторы не могли пройти мимо такого нового явления в русском фольклоре, как появление произведений народной поэзии, отражающих события, происшедшие в Петербурге на Сенатской площади в 1825 г.
Предания, легенды и устные рассказы о декабристах можно было встретить в каждом городе, в каждой деревне, в улусах и на зимовьях. Репертуар фольклора о декабристах в Сибири слагался за счет нескольких источников. По пути в Сибирь декабристы преодолели огромное пространство, прошли сотни сел и деревень, где их встречал и провожал народ. Легенды и предания об этом иногда шли впереди их поэтапного следования. В Сибири декабристов перемещали из одной местности в другую, что также сопровождалось встречами с местным населением. Поскольку солдаты, выступавшие на Сенатской площади, были на каторге и в ссылке вместе со своими командирами-декабристами, от них также исходили различные предания и устные рассказы. И наконец, главным создателем и носителем фольклора о декабристах было население, сочувственно относившееся к узникам, пострадавшим от царской власти. Все эти источники, вместе взятые, были основой развития фольклора, передававшегося из уст в уста, обрастая многими новыми мотивами, наслаиваясь из года в год, превращаясь в подлинные произведения фольклора с анти-царистскими мотивами, идеями, подтачивавшими устои самодержавия. Не случайно официальная фольклористика не собирала и не изучала фольклор о декабристах, слишком явно он носил обличительный характер.
В дореволюционный период фольклор о декабристах начали собирать и изучать отдельные прогрессивные представители интеллигенции. И одним из первых собирателей и исследователей сибирского фольклора о декабристах был известный писатель, историк и этнограф Сибири С. Максимов. Для своей работы «Сибирь и каторга» он написал целый раздел «Политические и государственные преступники», где в обработанном виде даны записи преданий о судьбе декабристов Репина и Андреева. Как известно, судьба их трагична. Они были найдены обгоревшими в доме крестьянки в селе Верхолепске Иркутской губернии. С. Максимов приводит лишь содержание предания, которое рассказывает, что их убийцей является какой-то поселенец (Максимов С. Сибирь и каторга. СПб, 1871, с. 248).
Бытует с давних пор по Лене, и в частности в Манзурке, предание, что страдальцы-барины были подожжены в доме по указанию самого царя, чтобы они, его враги, не вернулись в Петербург и не подняли народ против престола (Записи Н. И. Харитонова, произведенные в с. Манзурке Иркутской области в 1936 г. Тетрадь «Ленские предания». Фольклорный архив Иркутского музея).
В 1864 г. несколько записей устных рассказов о декабристах сделал Ушаров во время путешествия по Восточной Сибири (Ушаров Н. Д. Из путевых записок по Восточной Сибири. — Записки Сиб. отд. Русского географического общества, Иркутск, 1864, кн. VII, с. 233—234). Местные крестьяне из села Урик (около Иркутска) передавали путешественнику, что они очень хорошо помнят декабристов, в частности братьев Муравьевых. Записи Ушарова весьма схематичны, и трудно теперь представить их полные тексты. Только благодаря тому, что через пять десятилетий в том же Урике фольклор о декабристах собирала А. Пруссак, становится совершенно ясно, какое большое упущение сделал Ушаров, не оставив нам полные тексты записей от людей, которые жили вместе с декабристами.
Значительный интерес представляют записи народовольца Н. С. Тютчева, произведенные в Баргузине, где отбывали ссылку братья В. К. и М. К. Кюхельбекеры. Н. С. Тютчев интересовался жизнью декабристов в Баргузине во всех ее деталях (Тютчев Н. С. В ссылке и другие воспоминания. М., 1925, с. 19—21). Сами записи Н. С. Тютчев не опубликовал, он приводит лишь отрывки из них и говорит словами своих осведомителей, что народ сохранил о декабристах светлую память, что они оставили большой след в культуре местного населения. «Хороший, больно умный, справедливый барин», — говорили местные крестьяне о Михаиле Кюхельбекере.
Участник экспедиции в Монголию Я. П. Дуброва в 1883 г. побывал в Тунке и там собрал интересные сведения о декабристе Толстом (Дуброва Я. П. Поездка в Монголию. — «Изв. ВСОРГО», 1884, т. XV, с. 10—11). Дуброва нашел даже двух учеников Толстого, которые многое поведали о своем учителе.
Обширные материалы фольклорного характера собрал в 1885 г. известный деятель в Забайкалье И. И. Попов. Он собирал устные рассказы, предания и легенды о декабристах в Кяхте, Селенгинске, Петровском Заводе и в других местах. Правда, он не записывал их, а пользовался лишь уже собранными источниками, но обобщение всего материала в его работе представляет большой интерес как источник, свидетельствующий о бытовании фольклора о декабристах (Попов И. И. Минувшее и пережитое. Ч. 2. Л., 1924).
Своеобразным источником по фольклору о декабристах служат воспоминания Н. А. Белоголового. В своих мемуарах он приводит устные рассказы о Волконском, Юшневском, Бечасном и других, которые он когда-то слышал сам (Белоголовый Н. А. Воспоминания и другие статьи. СПб., 1901).
В предреволюционные годы фольклорный материал о декабристах собирали С. Семенов, А. Пруссак, М. М. Шуцкий. Записи С. Семенова касаются прежде всего декабристов, живших в Ялуторовске. Он довольно подробно рассказывает о В. К. фон Тизенгаузене, И. И. Пущине, Е. П. Оболенском, М. И. Муравьеве-Апостоле, А. А. Ентальцеве, Н. В. Басаргине, И. Д. Якушкине. С. Семенов приводит несколько легенд, бытовавших в Ялуторовске и среди крестьян окрестных деревень. Большой интерес представляет и песня о декабристах, которую сообщил С. Семенов («Сибирский архив», 1913, № 6—8), записи А. Пруссак, сделанные в Урике от крестьян, лично знавших декабриста Никиту Михайловича Муравьева. Здесь мы имеем дело с дословными записями. К сожалению, Пруссак ссылается лишь на одного собеседника Б. Е. Бородина, хотя по всему видно, что записи произведены от нескольких лиц («Сибирская живая старина». Иркутск, 1926, с. 84).
В 1914 г. опубликовал свои записи отставной генерал-лейтенант М. М. Шуцкий (Шуцкий М. М. Из воспоминаний иркутских старцев. — «Тр. ученой архивной комиссии», Иркутск, 1914, вып. 2). Но так как его устные рассказы были записаны от 80-летнего обывателя Иркутска, то он не решается назвать его, потому что якобы среднее сословие не вызывает доверия и потому публикатор передает все своими словами.
На этом исчерпываются все собрания фольклорных материалов о декабристах. Других записей обнаружить исследователям не удалось. Остается еще одна возможность пополнить наши материалы этого рода путем детального изучения обширных сибирских и центральных архивов, которые в той или иной мере касаются декабристов. Дореволюционные записи фольклора о декабристах — весьма ценный источник, характеризующий при всей строгости царской цензуры отношение простого народа к так называемым государственным преступникам. Это отношение прямо противоположно официальной точке зрения.
Народ зачастую не только высказывал открыто свое сочувствие к участникам сенатского восстания, но и сожалел, что оно не удалось, что оно было подавлено. Наиболее ярко эти мысли и чувства выступали в фольклоре о декабристах, который записывался в советское время. Историческое осмысление событий, происшедших больше столетия назад, позволило носителям и творцам фольклора заново дать оценку деятельности декабристов. Об этом свидетельствуют записи, сделанные в 1924 г. в Западной Сибири Б. С. Балакшиным. Он собрал весьма ценные устные рассказы о декабристах, живших в Ялуторовске («Сибирские огни», 1924, кн. 3, с. 178—181).
В том же 1924 г. фольклор о декабристах в Селенгинске записывал А. Харчевников (Харчевников А. Об исторических памятниках г. Селенгинска (материалы к экскурсиям по истории родного края). — «Зап. Забайкальского отд. РГО», 1924, вып. XV, с. 107—108). Собиратель записал от купца Лушникова и от ученика Михаила Бестужева бурята Ванжеглова очень любопытные устные рассказы, (раскрывающие роль декабристов братьев Бестужевых и Торсона в развитии культуры и ремесел в крае.
В 1925 г. учитель-краевед А. И. Жибинов собирал фольклор о декабристе А. И. Тютчеве (Устные рассказы и легенды о декабристах в Сибири. Иркутск, 1937, с. 18).
На протяжении четырех лет, с 1922 по 1925 гг., фольклорные материалы в селах Малой Разводной, Олонках, Урике и других местах собирал Б. Кубалов (Сибирь и декабристы. Статьи, материалы, неизданные письма, библиография. Иркутск, 1925; Декабристы в Восточной Сибири. Иркутск, 1925). Он посвятил декабристам несколько статей, из которых видно, что автор слышал о них много разных легенд, преданий и устных рассказов. Часть из записей он передает в пересказе, а некоторые приводит почти в дословном виде. Записи Б. Кубалова являются, пожалуй, самыми ценными из всех имеющихся фольклорных материалов, записанных в первые годы Советской власти.
В 1926 г. В. Попов записал устные рассказы от селенгинской бурятки Жигмит Анаевой. В то время ей было уже 90 лет, но она прекрасно помнила Бестужевых и Торсона, у которых в молодые годы жила прислугой (Декабристы в Бурятии. Верхнеудинск, 1927, с. 99—101).
Все названные нами работы о декабристах, подготовленные в советское время, так или иначе связаны со столетним юбилеем со дня восстания декабристов, отмечавшимся в 1925 г. После этого юбилея фольклором о декабристах занимался А. В. Гуревич. В селах и деревнях Баргузинской долины среди русского населения бытовало немало фольклора о братьях Кюхельбекерах. Однако большая его часть отражала жизнь и деятельность Михаила Карловича Кюхельбекера, прожившего в Баргузине больше четверти века: там он и умер, там находится его могила. Баргузинцы много рассказывали о Михаиле Карловиче как о лекаре, учителе, радивом хозяине, осваивавшем тайгу под посевы зерновых культур. Немало сложено о нем легенд, преданий, сказок, раскрывающих его превосходство над чиновниками царской администрации. В 1930 г. записи А. В. Гуревича были опубликованы, они вызвали большой интерес со стороны фольклористов и историков (Историко-литературные опыты. Под ред. М. К. Азадовского. Т. 2. Иркутск, 1930, с. 97—120).
Все, что было сделано до сих пор в области собирания и изучения фольклора о декабристах, далеко не достаточно. Через десять лет после юбилея, подводя итоги проделанной работы в 1935 г., Н. Ончуков в своей статье «Песни и легенды о декабристах» отмечал, что огромная литература о декабристах, вызванная столетним юбилеем декабрьского восстания, обошла устное народное творчество о выступлении декабристов («Звенья». М.—Л., 1935, вып. V, с. 5—43).
Насколько был прав Н. Ончуков, свидетельствуют факты. Фольклор этот действительно был, он продолжает жить в какой-то мере и в наши дни. Последние фольклорные экспедиции, проведенные Бурятским институтом общественных наук почти во всех краях и областях Сибири, говорят о том, что в некоторых местах можно и теперь записать легенды и предания о декабристах. В 1963 г. нам показали несколько старых домов в поселке Благодатный, где в шахтах работали декабристы. Одни были уверены, что это правда, другие высказывали сомнения и утверждали, что их деды и прадеды якобы лично знали декабристов и передали своим потомкам сведения о всех примечательных местах, связанных с именами тогдашних государственных преступников. Жители сохранили устные рассказы о том, как работали в шахтах декабристы, как к ним Приезжали жены, как трогательно они относились к своим мужьям-мученикам.
В небольшой статье невозможно передать содержание всех произведений, которые создал народ о декабристах, мы вкратце остановимся на некоторых из них. Прежде всего заметим, что фольклор о декабристах можно классифицировать по своей тематике на следующие циклы.
Первый цикл преданий и легенд говорит о том, как народ воспринял первые слухи о состоявшемся восстании на Сенатской площади. В этих преданиях, где смешаны подлинные факты с вымыслом, повествуется о том, как богатые люди, часто бывавшие в покоях царского дворца, подняли восстание против самого царя. Говорится о причинах, которые побудили офицеров из дворян, из богатых и известных семей с оружием в руках выступить против самозванного божьего помазанника на земле. Особенно классово острый характер носят предания, возникшие в среде староверческого населения Забайкалья — семейских. Ненавидя царя и его чиновников, как ярых гонителей и преследователей староверов, они излили в своих преданиях всю свою ненависть к ним. Во многих преданиях они оправдывают восставших тем, что якобы богатые люди-дворяне выступили против царя-антихриста, которого давно за его большие грехи следует отправить в ад и кипятить в смоле до тех пор, пока от него не останется «ни рожи ни кожи». В этот же цикл преданий и легенд входят фольклорные произведения, где рассказывается о самом процессе восстания, о том, как его участники старались в толпе разыскать самого царя и убить его на месте.
Второй цикл произведений о декабристах включает в себя предания, легенды и устные рассказы, отражающие расправу над участниками восстания. Как их связывали веревками и цепями, как их заковывали в кандалы и садили в темницы, а затем кого казнили, а кого пешим строем от Петербурга до Забайкалья гнали под усиленной конвойной командой. Сюда относятся и те фольклорные тексты, которые рассказывают об отношении народа к «преступникам», как люди отдавали последнюю копейку, последнюю краюху хлеба. В этих произведениях фольклора отдельные декабристы даны в образе страдальцев за народ, за справедливое дело, которое должно было принести людям счастье.
Третий цикл преданий о декабристах охватывает те произведения, которые отражают жизнь участников восстания на каторге и иа поселении. Это самый большой цикл, где встречаются предания, легенды и устные рассказы, раскрывающие образы декабристов, не пожалевших своей жизни ради установления справедливых отношений между людьми, к каким бы классам они ни относились. В произведениях с таким содержанием высказывается сожаление по поводу неу-давшегося восстания, в результате которого защитники интересов народа попали в казематы, в штольни глубоких шахт и на вечное изгнание с родных мест.
Народное творчество во многих отношениях идеализировало образы декабристов, представляя их в роли народных героев, которые якобы ставили перед собой задачу разбить оковы самодержавия и установить на земле власть тех, кто своим трудом создает все материальные и духовные блага. Для большей убедительности творцы народной поэзии использовали в своих произведениях немало фактов из жизни декабристов на поселении. Как известно, декабристы занимались просветительской работой, обучением детей, оказывали населению медицинскую помощь, обучали крестьян различным ремеслам, распространяли среди крестьян прогрессивные методы ведения хозяйства. Многие декабристы, несмотря на свое аристократическое происхождение, сами показывали образцы трудолюбия и мастерства. Эти простые факты так идеализировались, что впоследствии, например, о декабристе Николае Бестужеве слагали предания, в которых рассказывалось, что он может смастерить любую машину, любой прибор, посредством которого можно видеть все, что делается на солнце или на других отдаленных от земли планетах. О декабристе Михаиле Кюхельбекере, например, баргузинцы говорили, что он так хорошо, знает медицину, что может вылечить человека или домашнее животное от любой болезни, что он знает разные наговоры и заговоры, обладает чудеснейшей силой.
В Сибири немало записано преданий, в которых подробно повествуется о доброте декабристов, о их заботе о местном населении, о их глубоком внимании как к своим товарищам, так и к своим новым деревенским друзьям. От преданий этого цикла не ускользнули и такие мелочи, как соблюдение декабристами обрядов и обычаев крестьян, среди которых им приходилось жить. Декабристы характеризуются как простые крестьяне, они ходили к своим соседям в гости, делились с ними радостями и горем, сочувственно относились к бедам других, помогали друг другу чем только могли. Крестьяне их наделили крестьянской душой, привычки барские и нравы барина местные крестьяне не замечали, о них постепенно забывали и сами декабристы.
К четвертому циклу фольклора относятся произведения народного творчества, которые отражают роль декабристов в жизни сибиряков и их потомков. Бытуют предания, что некоторые ремесла и начинания в сельском хозяйстве идут от декабристов, которые передали свой опыт и знания будущим поколениям. Отсюда появились такие выражения: «От здешних бар то идет», «То бестужевское начало», «По примеру Карлыча», «Мастер на все руки, что барин» и т. д. Значительное количество таких преданий бытует в Баргузине и Селенгинске, где долгие годы жили на поселении Михаил Кюхельбекер, Николай и Михаил Бестужевы. В Баргузине до сих пор сохранилось поле «Карлыча», о котором говорят: «И клочок Карлыча кормит», что означает, что с любой земли можно снять хороший урожай, если ее удобрить и хорошо обиходить.
И, наконец, пятый цикл фольклора о декабристах включает в себя произведения, отражающие взаимоотношения дворянских революционеров с местным начальством. Ссыльные декабристы рисуются в преданиях, легендах и сказках как люди скромные, но имеющие большое нравственное превосходство над местными губернаторами и другими чиновниками из царской администрации.
Разумеется, одна тематическая классификация не исчерпывает проблемы классификации фольклора о декабристах в целом. Наряду с данной нами классификацией необходимо произвести жанровую и географическую классификацию, раскрыть наиболее полно и художественные средства, которыми пользовались творцы народной поэзии, и регионы распространения отдельных произведений.
Изучение фольклора о декабристах необходимо продолжить, он, безусловно, заслуживает включения в программу работ фольклористов наших дней.
Для характеристики конкретного содержания фольклора о декабристах приведем лишь несколько примеров из разных жанров. Вот устный рассказ под названием «За доброту в беду попали», записанный в 1940 г. от Григория Федоровича Рютина в селе Островки Читинской области:
«Округ наш Нерчинский раньше самой большой славой славился. Каторга была тут разная. Каких только людей сюда царь ни отправлял, и всем здесь работа находилась. Лет сто назад в этих местах золота и серебра много добывалось. Царь, он жадный был, ему все больше добра надо было, чтобы все ему завидовали.
Грабил царь Россию так, что ни один разбойник так не грабил. Вот и собрались графы да князья, чтобы против царского разбоя выступить. И выступили, царя сбросить с престола им не удалось, и сами попали в Нерчинск. Тут они в шахтах работали. Народ знал, что они за люди. Им на работу мужики и бабы хлеб с солью приносили, молока давали, а кто побогаче жил, то и масла выкраивал для них. Да и как же им было не помогать, когда они горькую судьбу получили за народ, хотели они ему лучшей жизни. Для этого они и восстали.
Когда тех графов и князей с каторги сняли, то народ их здесь со слезами провожал и боялся, чтобы их на другую, еще горше, каторгу не отправили. Народ им здесь столько харчей надавал на дорогу, что до Москвы бы хватило. В каждой деревне горемычных с хлебом и солью встречали и до самой поскотины провожали. Другим-то каторжникам такого почтения не было, а об этих народ шибко убивался. От царя-то им немилость была, но от народа почтение.
Вот жалко, что имена мы их забыли, только в памяти остались одни Волконские да Трубецкие. Их бабы тоже с ними тут горе мыкали. Серьезные они все были люди, за что и в беду тогда попали» (Элиасов Л. Е. Байкальские предания. Улан-Удэ, 1966, С. 225).
Есть предание «Петли Карлыча», записанное в 1935 г. в селе Толстихино Баргузинского аймака Бурятской АССР от Павла Филипповича Щеглова.
«Когда здесь, в Баргузине, поселился Карлыч, то начальство из Иркутска часто стало к нему приезжать. Вот как-то в самые крещенские морозы к Кар-лычу один жандарм приехал. Заходит в дом и спрашивает:
— Здесь Карлыч живет?
— Тут, тут, — ответила жена его.
— А где он? — спрашивает жандарм.
— Петли ставить ушел.
Жандарм перепугался и спрашивает:
— А на кого петли-то заготовляет?
Баба у Карлыча ухарская была, из местных крестьянок; она повернулась к жандарму спиной и, чтобы не рассмеяться, как бы всерьез сказала:
— Да хоть бы на вас, и то выгоднее, чем на ушканов.
Жандарм, как ошпаренный, выскочил из дома и наутек подался в Иркутск. Через несколько дней от губернатора из Иркутска целая рота солдат пришла, чтобы Карлыча усмирить. А тот ничего не знает. Ночью солдаты с жандармами окружили дом Карлыча и забрали его вместе с бабой. Хотели они их увезти в Иркутск да там в крепость посадить.
Узнал об этом народ и навалился на жандармов с вопросами, за что, мол, Карлыча забрали. Жандармы говорят, что Карлыч тут на всю губернскую власть петли наставил, значит, снова на жизнь верных царю людей покушается.
Тут мужики и бабы просмеяли жандармов. Все знали, окромя как на зайцев, Карлыч петли ни на кого не ставил».
Второе предание о братьях Бестужевых, известное под названием «Понятливый начальник», записано в г. Кяхте в 1935 г. от Анны Михайловны Кузнецовой.
«Бестужевы в Селенгинске рядом с своим жилым домом имели еще другой. Этот второй дом походил на маленькую каланчу. Сначала мужики думали, что те братья ссыльные свою колокольню для моленья сделали, а на самом деле они с нее звезды подсчитывали, за луной следили, на солнце смотрели.
Приехал к Бестужевым один большой губернский начальник и видит, что братья на самой крыше и в подзорную трубу смотрят. Спрашивает он их: «Чего выглядели?» Братья сверху ему и кричат: «На солнце какое-то дурацкое пятно появилось». Губернский начальник тогда и спрашивает: «А откуда оно взялось?» Бестужев-старший ответил: «Видно, то дурацкое пятно только сейчас появилось. Как ваше благородие к нам во двор зашло, сразу же оно на солнце отразилось».
Начальник рассердился и закричал на братьев: «Запеку!» А те подумали, что он кричит: «Заплачу», и сверху поблагодарили его за понятливость» (Элиасов Л. Е. Байкальские предания, с. 228).
Приведем сказку «Кюхельбекер и Иркутский губернатор», в основе которой лежит переделка одной классической русской сказки.
«Царь знал, что ссылкой бунтарей не смиришь. Жили в то время те бунтари по всей Сибири и тут народ против царя настраивали. Узнал об этом царь и издал указ, чтобы всех бунтарей в Россию вернуть и здесь над ними строгий надзор учинить. В Сибири-то над ними не углядишь, а около себя спокойнее будет, тут тебе и сыщиков целая армия и жандармов, хоть пруд пруди.
Получил иркутский губернатор указ, чтобы ссыльного Кюхельбекера из Баргузина в Петербург домой отправить. Значит, вольную будто ему царь дарует, помилует. Поехал сам губернатор в Баргузин к Кюхельбекеру и говорит:
— Можешь домой ехать, царь тебе милость послал.
— Да мне теперь и тут неплохо. — А сам подумал: «Чего я там не видел? Опять на проклятого царя смотреть, что ли?»
Видит губернатор, что с неохотой он его весть принял, и снова говорит:
— Царской милостью пользоваться надо, а ты вроде на то сердишься.
— Дай мне срок. Вот десять воробьев на дорогу поймаю и снаряжусь в путь.
Губернатор согласился,
Проходит год, а ссыльный ни с места. Губернатор снова в Баргузин приехал и видит, что Михайло воробьев ловит. Тут он спросил его:
— Сколько поймал?
— Да вот, господин губернатор, ежели этого словлю, то еще девять останется.
Губернатор рассердился па Кюхельбекера, махнул рукой. Так ссыльный Михайло до самой смерти прожил в Баргузине, и никто его оттуда не мог выжить» (Элиасов Л. Е. Байкальские предания, с. 228—229).
О декабристах в Сибири известна лишь одна песня, которая пользовалась в свое время очень большой популярностью:
Бывало, в доме преобширном
В кругу друзей, среди родных
Живешь себе в веселье мирном
И спишь в постелях пуховых.
Теперь же в закоптелой хате
Между крестьян всегда живешь,
Забьешься, скорчась, на полати
И на соломе так заснешь.
Бывало, предо мной поставят
Уху стерляжью, соус, крем,
Лимоном бламанже приправят,
Сижу и ничего не ем.
Теперь похлебкою дурною,
С мякиной хлебом очень сыт,
Дадут капусты мне с водою —
Ем, за ушами лишь пищит и т. д.
«Песенка, — пишет С. Семенов, — сочиненная, как говорили, декабристом князем Одоевским и разосланная другим декабристам, сделалась так популярна, что ее знали наизусть даже все школьники» («Сибирский архив», 1913, № 6—8, с. 277—278).
Таким образом, ко дню стопятидссятилетия со дня восстания декабристов фольклористы накопили некоторый материал, представляющий большой интерес при изучении проблемы истории освободительного движения и нашей стране. Фольклорный материал — эго живые свидетельства простого народа, его отношение к историческим событиям.
Л. Е. ЭЛИАСОВ
