Князь Федор Александрович был женат по Магометанскому обряду на магометанки слывущей красавицею но не показывающейся мужчинам; детей у него не было^16.
Я близко знал князя Бековича состоя при нем казначеем сборов с горцов Левого фланга вновь обложенных податью и штрафом за участие в возстании поднятом Казы Муллой¹⁷.

Этот гениальный Казы Мулла стоит чтобы в крадце его описать как образец судьбы гения, даже среди совершенно дикаго народа.
Рожденный в ауле «Гимрин» племени Койсубулинцев, он вышел из школы Мечете родного аула, успешным учеником почему и признан муллою.
Скудность его жизненных средств в горах, побудили отправиться в наши пределы, в пограничный город «Кизляр», где оснавал Мусульманскую школу, года два процветавшую; но изобилие средств жизни вовлекли Кази Муллу вкусить сладость кизлярских вин и он спился с круга, почему местные мусульмане перестали посылать своих детей в его школу¹⁸.

Дошедши до крайности Казы Мулла стал снискивать пропитание в поденной работе в роскошных виноградниках Кизлярских армян, влюбился в дочь садовладельца, у которого постоянно работал поденщиком, воспользовался грозою воробьиной ночи, убил садовладельца, но не успел похитить дочь и не теряя времени бежал в свои родные горы перешел в «Табасарань» и скрылся в горную потаенную пещеру, к бывшему своему учителю, отшельнику в своем ските погруженному в изучение мудрости внесенной Бухарскими изуверами. Этот мудрец считался у горцев Святым¹⁹ и народ благоговел к нему, щательно скрывая от преданных нам туземцев его местопребывание в горной трущобы, и тайно посещающи скитника, познали его сожителя и ученика Кази Муллу.

По окончании Турецкой войны «1828»-го года, когда Паскевич сосредоточил Кавказские войска для своего бесцельного закубанского похода, близ окраин правого фланга Линии, Бекович прибыл начальником Левого фланга Кавказской линии в за турецкую страну, и в то же время Казы Мулла вышел из пещеры своего наставника, и поднял знамя «Казавата» (священной войны) фанатизируя мусульманское население своими иступленными пылкими проповедями, резко обличая пред горными племенами пороки, распущенность, отступничество от истинного Магометанства и Кривду Владельцов и Правителей Кавказских племен, именем «Аллы» и его пророка «Магомета», убеждая низвергать и убивать не только самих правителей но и их роды поголовно.
В сущности Казы Мулла восмечтал из всего горного населения затеречнаго создать Магометанскую республику над которою самому стать президентом первосвященником и для этой цели даже приступил было, в одной из крепчай(шей) местности Гор, среди племен Ауховцов, воздвигать первопрестольную Мечеть, агромных размеров, имеющую служить собором всему мусульманству Кавказа.

Князь Бекович всюду самым удачливым образом вел военное дело, когда действовал самостоятельно. Только однажды под начальством командующего войсками на Кавказской линии и в Черномории генерала от кавалерии Эмануэля, когда сей генерал ввел отряд составленный из плохих сборных частей в глухую трущобы где сам был ранен, то князь Бекович хотя успел вывесьти этот отряд, 1-го июля 1829-го года²⁰ в крепость Внезапную, но уже разбитый на голову, при огромной потери убитыми и ранеными, и при потери много оружия и двух пушек с их ящиками, в следствие того что князь принял начальство над войском уже совершенно разстроенным, не имевшаго ни одной части и представляющаго толпу смешавшихся воинов.
Это не удавшееся дело имело пагубныи последствии естественно потрясшая самонадеянность наших войск и сильно поошривши дерзость неприятеля²¹: не смотря на это князь Бекович с недостаточным числом войск превосходно прикрывал наши границы и громил неприятеля при всякой встречи несмотря на то что вся 14-я пехотная дивизия в самое это критическое время была вытребована в Рязань, уже не помню, для каково то парада или маневр.

Последствия разгрома дела 1-го июля была замена генерала Емануэля генерал-лейтенантом Вельяминовым, бывшим начальником Штаба Кавказского корпуса при незабываемом Алексеи Петровиче Ермолове, превосходно знающий Кавказ, его особенности и войну с Горцами.
При Вельяминове князю Бековичу много облегчилось бремя усмирения возстания жителей гор, так как он с Вельяминовым находился в самых дружеских отношениях и в нем постоянно встречал полное содействие своим дельным предположениям²².
К военным заслугам князя Бековича должно добавить несравненно плодовитейших для будушности края его труды по устройству управления и положению местных инородцев и на этот труд в последствие принесший такие обильные плоды он настойчиво весь себя пос(в)ятил²³.

Все образование князя Бековича состояло в том, что он чисто говорил по русски и на том же языке писал хорошим почерком, остальное его воспитание, было до мелочей все цело черкеское, почему и жизнь его была совершенно азиатскаго пошиба. Он не имел привычки, все свободное от службы время заниматься чем либо умственным, всегда и всюду окруженный своими узденями, — каторыи в сущности были его командирами, — подвластными ему князьями, гостями приезжими из других племен, день проводили в пустой болтовне, осмотре и пробах оружия каторым туземцы обвешились, иногда случалось что под властныи князя Бековича приезжали для судебных разбирательств взаимных тяжб: но князь Бекович не был в состоянии весьти какой либо не служебный и назидательный разговор общественный, никогда не брал в руки какую либо книгу или газету, не имел понятия о картежной игре, в пище и употребление вина был крайне воздержан: политические его возрения и мышления ограничивались Кавказскими вопросами.

Он помер в 1829 году²⁴ лет сорока с небольшим в следствии простуды: во время похода в Горной стране позднею осенью, когда уже наступили заморозки, палату его согревали жаровнями; раз ночью, он чтобы освежиться, в одном белье вышел из палатки, чрез меру нагретую и лег на голую землю вследствие чего было воспаление внутренностей положивших его в гроб вопреки всех стараний лучих докторов.

Алексей Александрович Вельяминов²⁵

О молодости и воспитание генерал-лейтенанта Вельяминова я ничего не знаю.
Лично я стал его знать когда он заменил Емануеля на Кавказской линии, когда ему было лет пятьдесят.
Алексей Александрович Вельяминов был человек замечательно образованный, умный, не увлекающийся вспыльчивостью, и постоянно руководствующийся хладнокровною обдуманностью²⁶.
Время его воспитания естественно повлияло на его отрицательное направление, и он был что наши отцы называли «Вольтерианиц».
Знаю что Вельяминов долго служил в артиллерии в части подчиненной А. П. Ермолову, близко его знавшаго и отличавшаго, почему и выбрал его в своего начальника Кавказского корпуснаго Штаба²⁷.

Когда же Петербургскии интриги, зависть и клеветы добились удаления Ермолова и заменения Паскевичем²⁸ при разгаре враждебных отношений с смежною Персиею, Паскевич с горсткою взятою в геройском Кавказском корпусе, воспитаннаго и одушевленнаго Ермоловым двинулся к Елизаветополю — древняя Ганжа — откудава выступил против подошедшаго Персидскаго наследнаго принца Абас Мурзы, с 60-тысячною армиею²⁹, Паскевич изумленный остановил свой отряд, и не на что не решаясь, потерянной уселся на барабан с зади фронта, Вельяминов подъехал к нему и стал ему представлять опасность с нашей стороны оставаться в бездействии! Паскевич в иступление, закричал ему «место русского генерала под неприятельскими ядрами!» Вельяминов отъехав направился к Кургану стоящему пред фронтом наших войск, слез с лошади и лег на разостланную бурку: тут несколькими неприятельскими ядрами выбито сколько то лошадей из конвойной команды Вельяминова, к которому подъехал бешенный храбрец армянин генерал майор князь Мадатов — в Отечественную войну в Париже известный под прозвищем Prince du Karabaque* — требуя наступление; но получив ответ что это зависит от Главнокомандующего Мадатов вне себя поскакал к Паскевичу, ругаясь не печатными словами, упрекал его что опозорит непобедимыи до селе славныи знамены Кавказскии, так как неприятель их закидает своими шапками! Паскевич, окончательно потерянный, с отчаянием махнул рукой выговорив «делайте как знаете!» Мадатов как вихрь направился к Вельяминову, запыхаясь передал слова Главнокомандующего, требуя распоряжении и приказания.

Вельяминов сел на лошадь, приказ(ал) Нижегородскаго драгунскаго полка дивизиону рубаки Левковича³⁰ ийдти марш марш в атаку самого центра Персидской Линии, а Ширванскому батальону Юдина³¹ следовать в подкрепление драгунскому дивизиону, ширванцы в мгновение ока сбросили свои ранцы и кивера заменив их фуражками, по кавказски бегом понеслись, за далеко опередивших их драгун, которыи геройски неслись на 60 тыс. неприятеля: Перси(я)не же с обеих флангах на быстрых своих лошадях помчались окружить дивизион героев драгун, и в то самое мгновение что последнии ударили в лоб персиянам. Ширванцы с ревом ура в штыки ударил(и) в хвост заскакавшей Персидской кавалерии и туже секунду Персидская армия не выдержавши геройскаго столкновения из славных славнейших героев Кавказцов была опрокинута; вся наша кавалерия понеслась крошить опрокинутого неприятеля; сам Абас Мирза спасся присев за камень; вся артиллерия неприятеля, пропасть его оружия, знамен и значков достались победителям, и урон персиян раненными и из крошенными нашею кавалериею был громаден а спасшиеся от преследования были разсеяны³².

В реляции о Елизаветопольском погроме Паскевич себе одному приписал эту победу³³, и Император Николай «1» поверив своему фавориту, в оскорбление славнейшей Кавказской армии отрешил и предал опале славнейшаго современнаго полководца Ермолова, заменив его Паскевичем придав ему всех лучих Русских генералов получивших свое военное образование на исторических полях Отечественной войны, в тоже время усилив Кавказскую армию многочисленными войсками двинутыми из России.
Вельяминов тогда отказался от занимаемой им должности начальника Штаба, и на все убеждении Паскевича отзывался своею неспособностью занимать ее, а на замечание что однако он долгое время занимал эту должность, Вельяминов отвечал, что обстановка была совершенно иная, так как Ермолов был его благодетель во всем до мелочи руководящего его!
Вельяминова перевели начальником дивизии³⁴ корпуса генерала Рота ненавистного в нашей армии³⁵. В Турецкую войну при переправе чрез Дунай Рот во всеуслышание разругал и наговорил дерзости Вельяминову что тот в последствие говаривал: «Этот немец наемщик глумится над Русскими Дивизионными начальниками с целью унизить Русских и поэтому обходится с нами как никакой порядочный благовоспитанный человек не обходится со своей прислугой».

В тот же вечер при вступление в Лагере Вельяминов подал рапорт что болен и на утро лег в лазаретную фуру.
Целый переход Рот ехал около этой фуры уговаривая Вельяминова и упрашивал его взять назад свой рапорт но не добился другого ответа постоянно повторяемый «я болен!»
Вельяминов был переведен начальником «14» пехотной дивизии³⁶, назначенной вторично на Кавказ и с нею совершил зимний поход в Чечне, принесший обильный плод.
На лето Паскевич прибыл в Пятигорск на воды, куда и вызвал Вельяминова который прибыв утром взашел в залу где толпились начальствующие лица ожидавшии выхода фельдмаршала, Царскаго фаворита.

Вошедший Вельяминов, назвался дежурному адъютанту, поспешно ушедшаго доложить фельдмаршалу, который против своего обыкновения заставлять себя ждать, в мундире торопно вышел с распростертыми руками говоря «прошедшее забыто»! Вельяминов отступя отвечал: «если забыто то нечего вспоминать»!
Как командующий Войсками на Кавказской линии Вельяминов до того удачно действовал походами на Левом фланге Кавказской Линии, что возстание в этой стране потеряло весь свой угрожающий характер, и все племена прилегающие к нашим пределам совершенно покорились и были обращены в охрану наших границ, так что оказалось возможным приступить к покорению племян закубанских и занимающии пребрежие Чернаго моря, постоянно подстрекаемых против России, приплывающими агентами Турецкими и Англицкими посылаемыи Британским посольством в Константинополе.

Вельяминов владел в высшей степени искуством начальствовать и всем подчиненным, даже состоящим в равном с ним чине, внушал глубокое уважение и почитание: солдаты не любили его, прозвав «четыре глазый» в следствии таго что в походе он носил очки консервы, но питали к нему не ограниченное доверие придающее им в боях неудержимую отвагу.
Вся жизнь Вельяминова была посвящена занятиям: дома в Ставрополе он исписовал своеручно целыи дести³⁷ бумаги, хранящихся в Архиве Штаба Ставрополя; то правила для следования агромных рекрутских партий по безлюдным степям Ставропольской области; то проэкты управления Казачьими войсками, ему подчиненных, но более всего примечал он настойчивое внимание на составление предположение военных действ на предстоящее лето: в этих предположениях заключались все подробности необходимыи для ведения горной войны, правила которой превосходно созданы Вельяминовым, к сожалению не изданных³⁸, но в подробности изложенных в выше поименованных предположениях равно и в первых приказах по собранным отрядам, о выступлении где подробно пояснено порядок марша и расчет войскам в горной стране. К правилам в горной стране должно добавить что Вельяминов создал превосходную во всех отношениях горную артиллерию, так все присылаемые горныи орудия, Англиской, Алжирской, Американской систем, оказывались никуда (не) годными, чрез свои лафеты³⁹, а наши лафеты, Вельяминовскии испытаны и оказываются превосходны своею легкостью и прочностью.

Во всех проэктах Вельяминова военных действий постоянно выказываются широкии геньяльныи взгляды на дело военного покорения Кавказа, дальновидность его, строгую логику и последовательность его выводов. С Петербургом, не имеющим понятия об особенности края и всех затруднений Горной войны, он не лукавил, и правдиво выставлял всю нелепость его теоретических узких возрений и тем внушал боязнь самому тогдашнему Военному Министру Чернышову, в сущности наглому шарлатану.
Вельяминов не задумался выставить Петербургу нелепость изданных правил для наших крейсеров посылаемых к черкеским берегам Чернаго моря, и принятых без возражения славным адмиралом Лазаревым⁴⁰, по собственному сознанию этаго адмирала, в следствии совершеннаго не знания этим адмиралом особенностий Черкескаго прибрежия.
В походе всегда полы палатки Вельяминова были подняты для прохлады и весь отряд видел как он лежит на своей походной кровати, читая книгу. В закубанских походах он читал философический лексикон Вольтера.

Когда Вельяминов начальствовал на Кавказской линии, командиром Отдельнаго Кавказскаго корпуса был Барон Григорий Володимирович Розен, в сущности добрый но препустой и вовсе не образованной человек, — покровительствуемый Военным Министром Чернышевым.
Все семейство Барона Розена представляло самое развращенное сонм в домашнем быту: он сам и его оба сыновья были отявныи содомисты, вовсе не скрывая этаго: жена его по увярению французских газет — вероятно по сообщениям французских Консулов в Тифлисе, — слыла за имеющую плотскую страсть к Арапам, сверх того нагло хватала чужое и слыла взятошницею, учредив свои вечернии разгулы у начальници Института благородных девиц.
Все это в совокупности в управлении Барона Розена обратило Тифлис, в новый Содом и Гомор, к тому же и войска расположенныи в Закавказие были распущеные до безобразия и более служили насыщением корысти начальников чем военным целям.

Корпусное начальство оказывало явное (не)доброжелательство и совершенно не справедливое придирчивость Вельяминову чем сильно стесняло его.
По хозяйственной и фронтовой частям войск подчиненных Вельяминову он не обращал никакого внимания, в этом отношении все предоставлял Дивизионному Начальнику в пехоте, и Атаману относительно Казачьяго войска.

Как Областной Начальник Вельяминов не обращал никакова внимания на Гражданское Управление, представляющее совершенно безобразный калос.
Вельяминов помер в Ставрополе в самое прибытие Генерала Головина — его двоюроднаго брата — командиром отдельнаго Кавказскаго корпуса и Главноуправляющаго на Кавказе и Закавказом.

Отредактировано Александр (27-01-2016 22:08:19)

Евгений Александрович Головин

В моих бумагах находится биография Генерала Головина: но она предназначалась для печати, что не состоялось, поэтому я ее сдесь дополню.
Евгений Александрович воспитывался в Москве в университетском пансионе известнаго Антон Антоновича Антонскаго. По собственному его сознанию это образование было очень слабо и уже на службе настойчивыми занятиями он сам себя образовал и это весьма удовлетворительно.

В Отечественную войну он служил в Армии. По производству в Генералы, еще в Царствование Императора Александра «1-го» Головин был назначен начальником Гренадерской бригады расположенной в Туле: в этой бригады состоял Имянитой Фанагорийской полк.

Евгений Александрович был родной брат Ивана Александровича Головина начальствующаго в Москве Масонскою Ложею «Ожидающих Манну». Это обстоятельство повлияло на нравственное направление Евгения Александровича обратив его в истаго Масона.
Он не имел никогда ни какова покровителя и всегда служил в Армии во фронте. Начало его известности изтекла из смотра Императора Александра «1-го» особенно довольнаго Бригадою Головина, назначившаго его командиром Гвардейскаго Егерскаго полка.

Последущии прохождении Евгения Александровича описаны в разных журналах, даже его привлечение в Секту Татариновой, представляющую что то более образованнаго Скопческаго раскола⁷³. Назначение его Командиром Отдельнаго Кавказскаго корпуса было для него не легко. Войска Закавказия были до того распущены что строевыи солдаты выходили на большии дороги вооруженныи, где стреляли и грабили проезжих. Начальники хвастовством заносились до наглой лжи: например Командир Нижегородскаго драгунскаго полка «Безобразов»⁷⁴ — за свою жену, урожденная княжна Лопухина⁷⁵, лишенный флигель адъютантскаго звания и высланный из Петербурга, — представлял реляции, что со своим полком в рукопашном бою он истребил значительныи шайки Лезгин, а на поверку оказалось что во всем полку не было ни одной Шашки отточенной.

По гражданской части злоупотреблении, и не выразимыи безпорядки далеко превышали военныи.
Ревизовавший Гражданское Управление Барона Розена, Сенатор Барон Ган⁷⁶, был оставлен в Закавказие, ознакомить Головина со всею грязью им открытой, что он и исполнил, но не смотря на его близкое исследование края, он только указывал на зло но не мог придумать средства устранить это зло и указать на личности из тамошних служащих в состояние способствовать (на)весьти порядок.

Ко всему этому из Петербурга Головин получал чувствительныи оскорблении: как то: его семейство прибыло в Тифлис со своим доктором «Касовичем»⁷⁷ — последователем секты Татариновой — . В скоре Шеф Жандармов, Граф Бенкендорф сообщил Головину что Государь Николай «1» приказал выслать «Касовича» из Грузии! «Касович» собирался выехать когда явился к Головину местный Жандармской Окружной Генерал «Скалон» — такой же урод из себя как отвратительною своей нравственностью, — пред(ъ)явив повеление Бенкендорфа, если «Касович» в данной срок не выедит то взять его и с жандармом доставить в Петербург.

Патом когда в Петербурге ночью арестовали Татарину и ее союзников, а потом разослали их с жандармами; Головину с ее детьми⁷⁸ выслали с унтер офицером Петербургскаго жандармскаго дивизиона «Михаиловым» к ея мужу тогда служащаго в Варшаве. «Михаилов» оказался услужливый и расторопный Малый, вскоре произведенный в офицеры с состоянием по кавалерии; и Головин его взял заведовать домом Корпуснаго Командира в Тифлисе, положеннаго по штату.
Михаилова, без его ведома, определили в какой то полк и из Петербурга, Штаб Кавказскаго Корпуса получил строгое повяление, немедленно отправить Михаилова в Россию в полк куда он назначен.

Генерал Скалон попустился до такой дерзости что ни более у Корпуснаго Командира он подвел не приглашеннаго своего офицера Иерусалимскаго рекомендовать Головиной, и тоже время перемигивался со своей, достойной его самого, супруги.

Иерусалимский во время арестов секты Татариновой, начальствовал караулом приставленным к Головиной и теперь был вновь переведен в Тифлисскую Жандармскую Команду.
Граббе был известен как нестерпимый подчиненный и теперь он не стесняясь шел против Головина, когда по Высочайшему повелению под Главным начальством Головина и непосредственным начальством Граббе повелено образовать Черноморскую береговую Линию под начальством Генерала Маиора «Раевского»⁷⁹ человеку решительно ни к чему не способному не смотря на свой большой ум и огромную енсиклопедическую начи(тан)ность, совершенно поверхностную чуждую всякой специальности.
С перваго же лета Раевскому дан отряд для занятия указанных мест на Черкеских берегах Чернаго моря и возведения на этих местах Укреплений; на него было возложено ежедневныи военныи журналы которыи по команде шли к докладу Государя. Раевской ухитрялся включать в них им же вымышляемыи, будто Историческии сведении, повествовании о обычаях и взаимных отношениях Горских племян, тоже от начала до конца им самим выдуманныи.

Эти военныи журналы так понравились Императору Николаю что он стал их читать Императрицы, которая до того ими увлеклась, что из(ъ)явила желание их чаще получать, в последствие чего воспоследовало Высочайшее повеление чтобы не зависимо от военных журналов представляемых Раевским по команде чрез Тифлис он представлял Копии с них прямо к Военному Министру⁸⁰.
Тогда Раевский стал вводить в эти журналы загадочныи предметы, которыи, в частных письмах он пояснял своим придворным связям, как контролирующии и обвиняющии своих непосредственных начальников: Граббе и Головина, над которыми он едко издевался, выставляя обоих пошлыми дураками. Впрочем при этом Раевский все таки, хотя сколько нибудь, да сохранял призрак осторожности⁸¹: но когда неприятель стал овладевать нашими прибрежными крепостями, и что по Высочайшему повелению воспоследовал запрос Головину и Граббе и Раевскому, и по получение их ответа Военный Министр послал им бумагу, по слогу явно продиктованную Императором, — катораго слог совершенно отличался своим повелительным тоном, — начинающаяся словами: «усматривая совершенное разноречие в отзывах трех Главных Начальников Кавказа!»... тогда Граббе и Раевский гласно стали провозглашать что сам Государь признает их равными Корпусному Командиру! в последствие чего Граббе отстранил от себя власть Корпуснаго Командира, фактически отделяясь от него, а Раевской с синическою наглостью стал официяльно поднимать на смех повеления Граббе и Головина отвечая на их формальныи бумаги едкими колкостями и пошлыми насмешками.
Все эти обстоятельства, добавленныи к прежним опалам окончательно сломили природную неприклонную энергию Головина и он письмом Государю просил увольнения от занимаемаго им поста что и получил.

Странное явление представлял Головин в звании Члена Государственного совета; привыкши к напряженной служебной деятельности он тяготился без обязательной деятельности, в нравственном отношении заменив изуверныи Мистические мечты на чудовишныи упражнении плотской секты Татариной, пережив мужественную силу своего сложения, под конец своей жизни он остался не причем с совершенно поколеблемым доверием к своим прежним убеждениям, представляя собою могучий корабль пливучий не имея цели куда пристать: точно также и Головин усумнившись в истине пережитых им упований, в своих мыслях лишенный всякой устойчивости бродил в своих мыслях не будучи в состояние решить самому себе его прежнии веровании были ли греховны или благочестивы? Что тем сильнее тяготило на его мышление что душевно он был строжайше нравственен.

Анреп

Не иносказательно, а истинно был помешанный, корчевший Героя х рабрости и честности до иступления; в действительности же совершенно ни к чему не способный, внушаемый какими то фантастическими идеалами, в особенности в военном отношение, он в Турецкой войне пятидесятых годов90 на линии Дуная практически доказал свою совершенную неспособность и ничтожество⁹¹.

С Граббе Анреп был заклятый враг не щадившего перваго.
На каком то Царском смотру⁹², по словам Анрепа, Граббе, как Дивизионный начальник, в команде переврал приказание Государя так что Анреп со своею бригадою исполнил Движение не соответствующее Высочайшей Воли, в следствие чего перед всем сбором многочисленнаго войска Государь Николай повелел послать Анрепа за фрунт.
В следствие этого Анреп имел объяснение с Граббе, при катором оба распетушились до того что первый вызвал своего соперника на поединок, но как оба сознавали что им в России стреляться не благоразумно то согласились стреляться заграницей, куда Анреп поехал и где несколько месяцев тщетно прождал Граббе избежавшаго поединка. В последствие это послужило Анрепу поводом обращаться и отзываться о Граббе с величайшим презрением выставляя его трусом и безчестным актером.

Сам по себе Анреп был добрый человек, не способный сознательно делать зло и безчестной поступок, но как пустая помешанная личность, окружающии его вводили в самыи неблаговидныи поступки. Прочии Генералы на Кавказской Линии были личности пустейшии без о всякаго значения, единственно употребляемыи для обезательных инспекторских смотров. Одно исключение составлял «Засс» Курляндец без признака образования, и убеждении, имевший особыи способности на вооруженныи разбои на Широкую ногу, которыи в случаях надобности наказать вероломство какого либо туземнаго племя⁹³ Вельяминовым поручалось набег, остальное же время это(т) славный Генерал, держал «Засса», как говорится, на цепи⁹⁴.
Полковыи командиры выдрессированныи Вельяминовым, хотя не представляли ничего особеннаго, но на своих постах были удовлетворительны и достойно поддерживали в своих полках дивный военный Кавказский дух.

За то Закавказом, из Трех Старших Генералов иноземцов двое «Фези» и «Клюк-фон-Клюгенау» были ничто иное как безтолковыи хвастуны с обращением казарменных капралов; третий Армянин Князь Моисей Захарович Аргутинской-Долгоруков, — совершенный выродок своей национальности, при грубом воспитание и отсутствия всякого образования, отличался своим строгим безкорыстием и личною храбростью. К тому же хорошо говорящий на туземных наречиях вел все преговоры лично, без переводчиков, и одаренный всей многообразной хитростью и Лукавством Армян, превосходно ладил с неприязненными нам племенами, чрез своих отличных лазутчиков, заблаговременно зная малейшии замыслы и намерении горцев.
Закавказскии войска свято хранили предании о дивных боевых подвигах своих полков, но долгое время оставаясь без боевых упражнениях, быть может от части отстали в боевом отношении от войск расположенных на Кавказской Линии.

Нейдгард

Вместо Головина назначен был Командир Армейскаго Корпуса расположенный в Москве «Нейдгард» должно быть по тому что на смотрах Императора Николая, Государю нравилась выправка солдат, чистота амуниции и оружия, благовидность фронта и маршировка и отчетливость ружейных приемов корпуса Нейдгарда представленнаго на смотр, тоже вероятно повлияло на это назначение благорасположение канцелярии Военнаго Министерства, причем должно полагать что не мало посодействовало личное корыстолюбие Военнаго Министра Чернышева, как ниже пояснится.

Нейдгард произходил из темнаго Немецкаго Семейства, был брюзглавый Малинькой человечек искательный и низкопоклонный до подлости пред сильными и влиятельными личностями, деспотически надменен и груб со всяким подчиненным не имевшаго покровителей⁹⁵.

Я его знал в первый период своей службы в Московском корпусе Графа Петра Александровича Толстаго при котором Нейдгард был начальником Штаба.
Граф Петр Александрович Толстой не отличался особыми дарованиями, а образование его, по отношению к прошлому веку, удовлетворительно, но он отличался правдивостью, премотою и патриотизмом совершенно подобным нашим Лучим достославным древним Боярам: его поговорка, — которую он глубо(ко) прочувствовал, — была: «Братец Россия вить наша Мать!» В обхождение его не было и призрака гордости, и например при инспекторских смотрах, когда его окружали солдаты каторых он опрашивал претензии, Граф Петр Александрович неприменно спросит: «нет ли у кого понюхать табаку?» тот час явятся несколько тавланок, и Корпусной Командир, на радость всех окружающих его солдат в одну из поднесенных тавланок опустит пальцы и втягивая в нос щепотку табаку всегда промолвит: «Экой братец у тебя славный забористый табак!» Но Граф с неприступною гордостью нес свое Русское достоинство, вероятно это, — пред Отечественною войною когда он был послан в Париж полномочным Министром, — внушило Наполеону «1» глубокое уважение и внимание.

Когда Граф Петр Александрович в Москве командовал 5 пехотным Корпусом он был предметом оказываемого ему всеобщаго уважения, начиная с самаго Императора Александра «1-го» и даже царских временщиков не исключая, прозваннаго «Сила Андреевич» всеми ненавидимаго, страшнаго Графа Алексея Андреевича Аракчеева.
В Москве Граф Петр Александрович вовсе не обращал внимания на канцелярскии мелочи своего Штаба, предоставляя их своему Начальнику Штаба, сам же с отеческою заботою заботился чтобы солдаты имели хорошую пищу, управлялись правильно без лишняго и неправильнаго отягощения.

Нейдгард же со своею немецкою мелочностью копотился в своей канцелярии Штаба, наблюдая чтобы все отписки и срочные отчеты на каторыи ни кто (не) обращает внимания, — велись аккуратно и свое временно.

В «5»-м Корпусе, при доступности Корпуснаго Командира, начальник Штаба не мог заслужить ни чей нелюбви, но он всем надоедал своею немчурскою мелочностью.
Всех изумило назначение Нейдгарда Командиром Отдельнаго Кавказскаго Корпуса и Главноуправляющим Гражданскою частию, как Генерала не имеющаго никакой военной репутации и никогда не управлявшаго самостоятельно Гражданскою частью, в страну где кипела самая трудная война и где сложное Гражданское управление еще далеко не устоялось и требовало трудныи головоломныи соображения к Учреждениям Остальной Империи.

Во время управления Нейдгарда внушеный своей нелюбовию к Немцам я вышел в отставку, так что не был свидетелем всех безумных, свое образных, без законных мер введенных Немецким Авантюристом, в управление славным Кавказским Корпусом и по Гражданской части Закавказа.
Но опять вступив на службу при назначении Графа Воронцова Главнокомандующим и Наместником Кавказским, по своей служебной деятельности мне пришлось официально изследовать многии вопиющии злоупотреблении и без законии введеныи распоряжениями подписанныи Нейдгардом.

Князь Михаил Семенович Воронцов

В Русском Архиве напечатана моя статья под заглавием «К биографии Князя М. С. Воронцова!» но как статья назначенная к печати, естественно многое упущено⁹⁶.
Князь Михаил Семенович от природы не был одарен ни какими мало мальски выдающимися дарованиями, но, особенно в возмужалом возрасте, он служил примером как разумное и прекрасное воспитание и образование в состояние обратить самое обыкновенное существо в замечательнаго Государственнаго деятеля.
Воспитание и образование Князя Воронцова развили в нем гуманность, справедливость, высокое благородство во всех его поступках, настойчивость никогда и ни в чем не ослабевающую деятельность доходящая до совершеннаго самозабвения, и постоянную наблюдательность обсуждаему сдраво мышлением.
В семейном отношение счастие ему не поблагоприятствовало и он глубоко чувствовал это, зная все распутство его жены.
Единственный его первый рабенок, дочь Иозефина, умерла в юности, остальныи дети носящии его имя, по чертам их лиц во все видение были не его дети, не смотря на это Князь был постоянно добр и нежен к ним.

К жене своей Князь Воронцов, по наружности, при посторонних был уважителен и этим принуждал всех оказывать ей самое изысканное почтение; но сколько раз находясь по службе на едине с Князем в ее присутствие, или она вмешается в наши переговоры, то он отпускал ей самыи колкии намеки иногда даже дерзость, при чем его лицо выражало наи(г)лубочайшее презрение! Она же постоянно изумляла своим хладнокровием, как будто эти намеки и дерзости не к ней относились, чем явно доказывала что привыкла к подобным выходкам.
Одно из первых предметов Каторыи пришлось Воронцову распутывать относительно управления Нейдгарда было дело Провиантское⁹⁷.
Объезд Военнаго Министра Кавказа отозвался общим возмущением Горских племен, что весьма естественно потому что Чернышев не имея понятия об обычаях и умозрении туземцев, прибывши с целью свергнуть Головина, катораго он не навидил, потому что Головин был назначен Императором на Кавказ помимо его Чернышева и что Головин не вносил оброки в Военное Министерство, Чернышев прибыв на Кавказ как истый надменный и наглый временщик, знать не хотел ознакомиться с духом и особенностями туземцов, как диктатор повелевал по своим невежественным теоретическим понятиям почерпнутым в Петербургских канцеляриях.

Последствиями возстания Горцев было очевиднае совершеннае недостача численности войска на Кавказе о чем, посредством фельдъегеря донесено было Государю в то время путешествующему.
Николай Павлович получивши донесение о том отправил фельдъегеря сопутствующаго ему в какую то пехотную дивизию, с повелением немедленно следовать на Кавказ форсированным маршем, о сем тот же фельдъегерь привез уведомление Головину. Не много спустя прислали на Кавказ еще другую пехотную Дивизию⁹⁸.

Естественно эти обе Дивизии расположенныи во внутренних Губерниях продовольствовались на сумы отпускаемыи военному Министерству каторое не перевело эти значительныи деньги в Кавказское Интендантство нашедшееся вынужденным довольствовать эти Дивизии, в продолжении полугода всеми запасами и средствами.
Когда Нейдгард потребовал пополнение этих запасов и средств военное Министерство сделало начет на Кавказское Интендантство в слишком Шестьсот рублей за израсходование Кавказских запасов. Нейдгард повидимому опасаясь навлечь на себя гонение Военнаго Министерства завел пустую переписку расплодившейся в агромных размерах, а положенныи продовольственныи запасы, на случай замешательства с Персиею и Азиатскою Турциею все таки не пополнялись в стране где наше владычество еще далеко не утвердилось. По прибытии в Тифлис Воронцова вникнувши во все подробности этой казнокрадской проделки он потребовал от Чернышева немедленной высылки этой сумы, каторая наконец без отговорочно была выслана.
В Дагестан по распоряжению Нейдгарда Генералом Клюке-фон-Клюгенау было заведено самае грязнае и наглае Маркитантская проделка по снабжению войск винною порциею, именно, что при передвижение какое не было число войск, обязательно маркитанту высылать свои припасы, и всюду где они останавливались, вся прочая жительская торговля прекращалась и воспрещалась! В следствие этаго в те аулы где торговля процветала, туда высылались несколько солдат и маркитантская Монополия заменяла торговлю жителей!
Это наглое злоупотребление прекращено одним повелением Новоприбывшаго Главнокомандующаго.

Но самое наглое злоупотребление власти, из числа мне известных, — управления Нейдгарда сказалось в самом Тифлисе. По назначение Нейдгарда на Кавказ, он в Москве пригласил прибыть в Тифлис своих земляков Немцов ремесленников сапожников, портных, кузнецов, колбасников, дамских парикмахеров и пр. каторых наехало целая колония.
С самаго прибытия в Тифлис Воронцов еще мало известный в своем Егерском сертуке, отправлялся пешком прогуливаться, и увидев вывеску француза дамского парикмахера зашел в этот Магазин. Хозяина не было дома и его встретил Красавиц, молодец в Шинели Грузинскаго Гренадерскаго полка — которым тогда командовал флигель адъютант Копьев⁹⁹, — на распросы Князя Михаила Семеновича гренадер передал что он отдан из полка в учение дамскаго парикмахера, и недавно поступил вместо однополчанина утопившагося с отчаяния скверной жизни, так как хозяин принуждает к самым отвратительным черным работам, бьет без пощады и кормит самым скверным образом в проголодь так (как) казенный его — гренадера — паек удерживается в полку.
Вернувшись домой Воронцов тотчас послал в Штаб за справкою, каким образом из полка отдан строевой Гренадер на обучение мастерства женских причесок? Оказалось что воспоследовало предписание Нейдгарда всем полковым командирам и начальникам отдельных частей отдать солдат, командуемых ими частей в обучение разным приезжим Мастерам и ремесленникам.
Воронцов приказал полиции на утро собрать перед домом всех нижних чинов находящихся в Тифлисе не при своих частей.

Таких солдат собрали более шести сот человек. В военном отношение, фотографирует Нейгарда как военнаго Генерала, строго правдивое статья барона Торнау, помещенная во второй книги за 1881-й год Русскаго Архива¹⁰⁰.

Удивительно как Князь Воронцов быстро и верно решал докладываемые ему дела, и это служило не опровержимым доказательством с каким постоянным вниманием он следил за всем восходящим до него в продолжение столь долгаго служебнаго поприща проведеннаго почти исключительно на действительной службе, так как он только короткое время был адъютантом Графа Петра Александровича Толстаго, при Петербургском же дворе он никогда не бывал иначе как проездом из самостоятельно занимаемых им постов.

По возвращению Князя Михаила Семеновича Воронцова с акупационным своим корпусом из Франции в Россию подвергся негодованию Императора Александра «1-го» в следствие чего он не вышел в отставку а удалился в 1881¹⁰¹ году в новокупленное имение, Киевской губернии «Мошня» на приданое его жены 57 миллионов рублей.
В этом селе «Мошня» Князь Воронцов пробыл некоторое время занимаясь его устройством и с самодовольствием воспоминал в последствие, между прочим как огромное озеро лично им изследованное плавыя в маленьком каюке, называемом народом «душегубкою» он обратил в превосходный Луг.

По окончанию своей служебной плодовитой деятельности Князь Воронцов удалился на некоторое время в «Мошню» и пред самою кончиною переехал в созданное им любимое детище, Одессу, где и почил искренне оплакиваемый множеством бывших его подчиненных, неменьшим числом знавших его и множеством облагодетельствованных им.
Впрочем нечего распространяться об этой Личности принадлежащей к сонму наилучших и яснейших Мужей нашей Отечественной Летописи.

Князь Александр Иванович Барятинской¹⁰²

Об этом фельдмаршале в моих бумагах имеется особенная интимная биография¹⁰³, сдесь не помещаемая потому что слишком грустно она рисует каких ничтожных личностей прихати выводили у нас и тем окончательно опошливались в России высокии служебныи паложении, губя Отечество представляя ничтожествам влиять на его управление и Судьбы.