Шкерин В.А.
Генерал В. А. Глинка - "Бог и Царь" заводского Урала
В начале 1821 года в Москве на квартире братьев Ивана и Михаила Фонвизиных состоялся съезд тайного общества декабристов - Союза благоденствия. Среди заговорщиков присутствовал литератор, известный читающей публике своими "Письмами русского офицера", ветеран двух войн с Наполеоном, участник сражений при Аустерлице и Бородине полковник Федор Глинка, служивший при петербургском генерал-губернаторе графе Милорадовиче. Был он по службе лицом особо доверенным - "употребляем был для производства исследований по предметам, заключающим в себе важность и тайну". Он предупредил заговорщиков, что власти знают о съезде и установили за ними слежку. Впрочем, тревожные сигналы поступили и из других источников. Следовало опасаться скорых арестов; съезд спешно прекратил работу. Председательствовавший на последнем заседании Николай Тургенев объявил, что "Союз благоденствия более не существует".
Однако деятельность заговорщиков на самом деле не прекратилась, только приобрела более конспиративные формы. Вместо раскрытого властями Союза благоденствия образовались меньшие по численности и действующие в большем секрете Северное и Южное общества. Вне их рядов остались многие члены прежней организации - те, что придерживались либеральных воззрений и не разделяли идеи вооруженного переворота. Не вошел в новую организацию революционеров и Федор Николаевич Глинка. Это не спасло его после событий 14 декабря 1825 года от ареста и наказания, которые он, однако, благополучно пережил, стал известным поэтом (слова старинных песен, до сих пор поющихся: "Не слышно шуму городского" и "Вот мчится тройка удалая вдоль по дороге столбовой" - принадлежат ему). Пережил он затем и свою поэтическую славу и умер в Твери, не дожив всего лишь нескольких лет до собственного столетия.
Подобно Федору Николаевичу не вошел в новую организацию заговорщиков и его кузен Владимир Андреевич Глинка. Будучи четырьмя годами моложе Федора Николаевича, он тем не менее в 1821 году тоже был полковник, тоже ветеран ряда военных походов начала века и участник Отечественной войны 1812 года, тоже член Союза благоденствия. Владимир Глинка был храбрый воин, но более всего прославился все-таки на мирном поприще. Самые замечательные дела своей жизни он совершил, находясь без малого два десятилетия во главе управления главным промышленным краем Российской империи - Уралом. Тем он нам прежде всего и интересен.
Жизненный путь Глинки до назначения на Урал
Глинки - древний дворянский род польского происхождения. Род получил свое имя во второй половине XIV столетия по названию поместья, которым они владели. В 1641 году польский король за верную службу пожаловал Виктору-Владиславу Глинке вотчину в Смоленском воеводстве. Менее чем через десятилетие эти земли отошли к России, и вотченник сменил знамена и принял православие. Так Глинки появились в российских пределах.
Шли века. Род разрастался, рождая отпрысков, славных статью, силой и буйством натуры. Лишь на рубеже XVIII - XIX веков Глинки одарили Россию целой плеядой выдающихся деятелей культуры. Память русского человека сразу подсказывает имя Михаила Ивановича Глинки, но великий композитор, хоть и происходил тоже из смоленских дворян, в близком родстве с главным героем нашего очерка не состоял. А вот если вспоминать тех, кто был одного с Владимиром Андреевичем родового корня, то стоит назвать дерптского профессора словесности Григория Андреевича Глинку - первого русского профессора из столбовых дворян (избрание дворянином преподавательского поприща было тогда в новинку и предосудительным во мнении света); публициста, мемуариста, драматурга, издателя патриотического журнала "Русский вестник" Сергея Николаевича Глинку; его младшего брата Федора Николаевича - упомянутого поэта-декабриста и тоже мемуариста. Николаевичам Владимир Андреевич приходился двоюродным братом, а Григорию Андреевичу - родным.
Владимир Глинка родился 4 декабря 1790 года в семье отставного подпоручика Преображенского полка Андрея Ильича Глинки, баронессы Шарлотты Платен. Положение младшего из пятерых детей не оставляло ему надежд на родовое наследство, но благородное происхождение позволяло рассчитывать на военную карьеру. Именно такой путь и выбрали для него родители. За наукой молодой Глинка был послан в Санкт-Петербург, в 1-й кадетский корпус, откуда был выпущен 27 октября 1806 года, шестнадцати лет от роду, в лейб-гвардии артиллерийский батальон.
Время было бурное. Российская армия, еще не забывшая суворовских побед, томилась позором неудачной кампании 1805 года, завершившейся, как вы знаете, разгромом российско-австрийских войск под Аустерлицем. В 1806 году Наполеон затеял новую войну с Пруссией. Двенадцати дней ему достало, чтоб захватить Берлин, после чего он двинул армии на восток - к российским границам. "При конце 1806 года опять возгорелась война с Францией, и кто мог участвовать в оной из петербургской молодежи, спешили быть причислены к действующей армии", - вспоминал позднее участник тех событий князь Сергей Волконский. Подпоручику Глинке, только что покинувшему стены корпуса, вдоволь пришлось помесить грязи, испытать холод и голод той войны. Сражаясь в битвах при Гутштадте, Гейльсберге и Фридланде, ему довелось сопережить и позор нового разгрома российской армии. Все тяготы и испытания юный артиллерист перенес достойно, за что был отмечен крестом ордена святой Анны.
Первая война и первая награда. Последующие не заставили себя ждать. Во время русско-шведской войны 1808 - 1809 годов Глинка находился "при защищении берегов Финского залива". Затем была война с Турцией, где он участвовал во взятии Никополя. Во время Отечественной войны 1812 года и заграничных походов 1813 - 1814 годов Глинка командовал конно-артиллерийской ротой. Российской армии удалось наконец посчитаться с непобедимым дотоле Наполеоном. Когда в 1815 году низверженный было император вновь вернулся во Францию и все силы Европы были брошены на борьбу с ним - Глинка опять в походе. Прошел в составе своей армии Польшу, Силезию и Саксонию, но поучаствовать в окончательном разгроме Наполеона у деревни Ватерлоо близ Брюсселя ему не довелось.
После того в жизни Владимира Глинки выдалось несколько мирных лет. Не достигнув еще и двадцати пяти, он был уже подполковником и ветераном нескольких войн. Местом службы ему была определена Полтава. Здесь Глинка женился на Ульяне Гавриловне Вишневской. В приданое невеста получила имение в Полтавской губернии с сотней душ крепостных, что было весьма кстати, ибо наследственного владения у молодого подполковника, как вы знаете, не было. Итак, благодатная Малороссия, губернский, но тихий город, молодая жена и некоторые виды на достаток - чего еще желать человеку? Так бы и жить ветерану далее - выйдя в отставку, поселиться в деревне, вести помещичье хозяйство и коротать вечера за картами, трубкой и рассказами о боевой юности.
Но не таким был Владимир Глинка. Не таким было вообще поколение офицеров, вернувшихся с первой Отечественной войны. "Разгулявшимися рыцарями" назвал их поэт Федор Глинка, а современную им российскую действительность - "монотонней томительной". Принявшие на себя роль и славу освободителей Европы, они воспринимали отсутствие свободы на своей родине как унижение перед просвещенным Западом. Привыкшие решать судьбы народов и государств, они задумали изменить ход и российской истории. Возникали тайные общества: Священная артель, Орден русских рыцарей, Семеновская артель, Союз спасения. В 1818 году на их основе была образована наиболее многочисленная по составу декабристская организация - Союз благоденствия. Отделения Союза (управы) были разбросаны по просторам Российской империи. В том же году в Полтаве племянник знаменитого просветителя Н.И.Новикова Михаил Новиков принял молодого ветерана Глинку сначала в организованную им, Новиковым, масонскую ложу "Любовь к истине", а затем и в члены Союза благоденствия.
После роспуска Союза благоденствия Владимир Глинка, как и его кузен, отошел от движения декабристов. В декабре 1825 года он был в Петербурге и накануне восстания получил от Кондратия Рылеева приглашение участвовать в выступлении на Сенатской площади. Но отказался. На следствии четверо видных деятелей тайных обществ подтвердили его членство в Союзе благоденствия, однако молодой император приказал оставить дело Владимира Глинки без внимания. Так чаще всего и решалась судьба тех бывших заговорщиков, чье участие в тайных обществах прекратилось после 1821 года. (Правда, случалось и другое: с тем же Федором Глинкой, например, Николай I обошелся строже. "Глинка, ты совершенно чист, но все-таки тебе надо окончательно очиститься", -сказал ему император замечательную по бессмысленности фразу и сослал в Петрозаводск).
Еще два с небольшим года протекли в жизни Владимира Глинки без особых событий. Но в апреле 1828 года началась очередная русско-турецкая война, и ветеран снова оказывается в рядах действующей армии. В боях за сильную турецкую крепость Шумлу Глинка, произведенный уже в полковники, во главе роты конной артиллерии отбил у противника захваченный редут. При этом он отказался от предложенного подкрепления, чудом провел роту под картечными залпами и гнал турок до самых стен крепости. Присутствовавший при сражении император Николай I лично наблюдал эту картину и был восхищен действиями офицера. Сняв с шеи одного из приближенных орден святого Владимира, он прямо на поле боя наградил им храбреца. В конце того же года Глинка был произведен уже в генерал-майоры императорской свиты. А в 1831 году его назначили начальником штаба артиллерии армии, действовавшей на территории восставшей Польши. В самой кровопролитной битве той кампании - под Гроховым - он был ранен осколками разорвавшейся гранаты.
Главный начальник горных заводов Урала
Прошло еще несколько лет. Глинка служил "при особе императора", и жизнь его в этот период не была отмечена значительными событиями. Но вот 27 марта 1837 года император издал указ, круто повернувший судьбу нашего героя в новое русло: "Состоящему в Свите нашей артиллерии генерал-майору Глинке Всемилостивейше повелеть быть Главным начальником горных заводов хребта Уральского". Так была открыта самая замечательная - уральская - страница в жизни бывшего воина и декабриста.
Промышленный Урал второй половины 30-х годов прошлого века - это расположенные на территориях Пермской, Оренбургской, Вятской и даже Казанской губерний полторы сотни металлургических заводов с землями, рудниками, лесами, прудами, реками и приписанными к заводам деревнями. Само государство владело шестью крупными заводскими хозяйствами (в них входило общим счетом более двадцати отдельных предприятий), объединенными в горные округа - Екатеринбургский, Богословский, Гороблагодатский, Златоустовский, Пермский и Камско-Воткин-ский. Вместе с тем оно осуществляло и контроль над развитием горной промышленности в хозяйствах частных владельцев. Руководство казенными и контроль над частными предприятиями были возложены на горное начальство, во главе которого стоял главный начальник горных заводов. Подчинялся он только императору, сенату и министру финансов. Что же касается всесильных в прочих случаях губернаторов, то от их власти горный начальник не был зависим. Управление горнозаводским Уралом строилось по принципу "государства в государстве". На его территории действовали свои законы (прежде всего, "Устав Горный"), существовал особый суд, целая армия горных офицеров и чиновников и даже свои воинские силы - три линейных Оренбургских батальона.
Время, когда Владимир Андреевич Глинка вступил в управление уральской промышленностью, было далеко не лучшим в ее истории. Позади осталось былое лидерство на мировом рынке металлов. Победившая в странах Западной Европы промышленная революция и использование вольнонаемных работников позволили там резко повысить производительность труда и снизить себестоимость металлургической продукции. На уральских же заводах, эксплуатировавших полурабский труд и скудеющее богатство природы, управители выжимали последние возможности из изношенного оборудования и допотопной технологии.
Боевой генерал Глинка не был ни инженером, ни экономистом, но он оказался мудрым хозяйственным стратегом, уверенным организатором и просто разумным, предусмотрительным человеком, так что под его присмотром уральская промышленность, дотоле пребывавшая в затяжном застое, обнаружила признаки оживления; начался ее хоть медленный, но неуклонный подъем. Какими же мерами удалось ему этого добиться?
Начал он с самого как будто простого и очевидного - с внедрения в подведомственном ему и изрядно запущенном хозяйстве хотя бы элементарного порядка. Оказалось, что уже эта мера способна принести плоды. Вот хоть бы такой пример.
Сохранение лесов
Горные заводы России до той поры в качестве основного вида топлива все еще использовали древесный уголь. Во второй четверти XIX века уральские леса более не представляли собой сплошное зеленое море. Вокруг многих заводов они были вырублены подчистую - "степью", как тогда говорили. Лесорубы и углежоги уходили все дальше в глубь нетронутых массивов. Из-за дальних перевозок топлива дорожала и вытеснялась с европейского рынка заводская продукция.
Враз переменить ситуацию, складывавшуюся десятилетиями и обусловленную как технологической отсталостью здешних заводов, так и глубоко укоренившимися нравами и привычками заводовладельцев, было, конечно, невозможно. Что же делает Глинка? Он принимается всерьез выполнять распоряжение министра финансов об устранении неразберихи с границами лесных владений различных заводов, унаследованной от тех времен, когда в древесине не чувствовалось недостатка. Распоряжение было отдано в 1830 году, но основная часть работы по его выполнению была сделана именно в период правления Глинки. Заводские леса были описаны, запечатлены на картах и планах, лесные угодья размечены четкими границами. Для заводов были определены годовые нормы вырубки - такие, что при их соблюдении леса должно было хватить "на вечные времена". Горным начальством пропагандировались и поощрялись приемы разумного использования древесины. Активно внедрялись более экономичные методы углежжения, топоры заменялись пилами. А места вырубок ведено было засевать семенами деревьев с помощью специальных сеялок. Сохранению лесов способствовало также и начало использования в металлургических процессах каменного угля (его месторождение близ Каменского завода на Урале, принадлежащее казне, было открыто в 1842 году и первым стало разрабатываться для снабжения углем казенных заводов). Поощрялась и экономия деловой древесины: где только было возможно, генерал требовал заменить ее иными материалами. Так, многие крыши не только казенных, но и частных домов в это время покрывались (как это по сей день делается в Европе) красной черепицей; к сожалению, позже от нее снова практически отказались.
Так было задано направление хозяйственной политике, не только способствующей технологическому прогрессу, но и одновременно сберегающей экологию, И не будет преувеличением сказать, что во многом благодаря предусмотрительности генерала Глинки - но как не упомянуть при этом и главного лесничего уральских заводов И.И.Шульца, с подачи которого, несомненно, принимались разумные решения по лесу? - благодаря им обоим и по сей день еще хоть что-то сохранилось из лесных богатств Урала. Сохранилось меньше, чем следовало бы, но лишь потому, что установленные ими правила лесопользования в последующие почти полтора века - да еще при периодической радикальной смене властей - удержать не удалось.
Рабочие и заводовладельцы
Наводя порядок в использовании заводских лесов, главный горный начальник еще большее внимание уделял порядку на заводах. Тут надо отметить, что работа на казенных горных заводах в те времена приравнивалась к воинской службе. Рабочих набирали из числа рекрутов, призываемых в армию. Это походило на альтернативную службу, о которой так много пишут и спорят сегодня, только возможность альтернативы связывалась не с убеждениями новобранца, а с состоянием его здоровья. Рекрут, признанный негодным к несению строевой службы, тут же отправлялся на завод. И срок службы (так и говорили: службы, а не работы) был ему определен, как солдату, - не менее четверти века. После того он получал личную свободу, однако место его на заводе обязан был занять его сын. Военными же приемами поддерживалась и трудовая дисциплина. За оплошности и нерадение мастеровых судили столь же строго, как и солдат в армии. И еще одной приметой армейских порядков в жизни казенных уральских заводов были настоящие парады, похожие на военные, - ими любил побаловать себя старый вояка Глинка.
Установление военного (иногда выражаются и эмоциональнее: палочного) режима на уральских заводах нередко связывают с именем Глинки, что не совсем верно. Такой порядок складывался уже в начале XIX века, а истоки его можно найти и в XVIII, и даже в конце XVII столетия. Но что правда - то правда: именно на период уральского правления Глинки приходится "расцвет" (если только это слово тут уместно) военно-заводского режима. Как при том чувствовали себя рабочие? Если исходить из нынешних представлений о правах человека, то вывод как будто напрашивается сам собой - отрицательный, естественно. Но попробуйте взглянуть на ситуацию глазами крепостного крестьянина (поскольку именно из их числа рекрутировались рабочие) или работника частного предприятия: каким бы жестким ни был порядок на казенном заводе, но главное - в нем каждому было отведено определенное место. Для самоуважения человека, для его социального самочувствия совсем не одно и то же - зависеть от общего для всех порядка или зависеть от барского каприза. Здесь ты обязан что-то делать "от и до" - но и тебя обязаны чем-то обеспечить. А если наказали, то хотя бы известно, за что. Другими словами, отношения рабочих с заводской администрацией были поставлены на прочное основание законов. Так что были все основания у рабочих оценивать такой порядок вполне положительно. Не потому ли в период правления Глинки рабочих волнений на казенных заводах Урала не происходило.
Зато редко выдавался год, в который не бунтовали бы рабочие частных заводов или приисков. С нарушителями спокойствия генерал Глинка обходился сурово, отдавал их под суд без сантиментов и отправлял в Сибирь по этапу. Но и для владельцев и администрации частных заводов разбирательство таких дел было чревато самыми серьезными последствиями.
Известны, например, такие факты. В 1841 году рабочие Нижне-Сергинских заводов купца Константина Губина подали жалобу о невыплате им денег за работы. Глинка приказал выделить деньги из казны Горного правления, а находившийся на Нижегородской ярмарке для продажи сергинский металл арестовать для возмещения убытков. Сами же заводы были взяты в полный казенный присмотр, своеволие администрации на них было ограничено строгом государственным контролем. Подобные же меры были применены в 1850 году и на Невьянских заводах наследников П.С.Яковлева при невыплате денег рабочим. Предназначенные для продажи металлы были изъяты, управляющие заменены, а управление заводами передано Екатеринбургской Дворянской опеке.
Особенно же долгую борьбу пришлось вести генералу за то, чтобы приучить к честному расчету со своими рабочими владельцев Пожевского горного округа Александра и Никиту Всеволожских. Братья предпочитали проматывать деньги в Петербурге и Баден-Бадене, а для расчетов с рабочими изобрели специальные ярлыки - "всеволоженки". Разъяренный Никита Всеволожский попытался обвинить Глинку в подстрекательстве работников частных заводов к неповиновению, а генерал, со своей стороны, потребовал отдать обидчика под суд за клевету. Дело, впрочем, до суда не дошло.
Наиболее крупным рабочим выступлением в период уральского правления Глинки было восстание углежогов Ревдинского завода в 1841 году. Восстание было подавлено с помощью воинской команды, ряды рабочих рассеяны ружейным залпом и картечными выстрелами, многие погибли. Бывшего декабриста называют организатором этого расстрела, но на самом деле это вовсе не так. В момент трагедии Глинка находился вдали от Урала - в Петербурге, а узнав о ней, поспешил вернуться. Было проведено тщательное расследование. Обобщая его результаты, Глинка предлагал петербургскому начальству:
"1. С одной стороны, для обеспечения благосостояния заводских людей ввести во всех частных горных заводах Уральского хребта те же самые насчет содержания людей положения, которые с такой пользою введены уже в заводах казенных;
2. С другой стороны, для обуздания своевольства заводских людей судить их за все вины судом военным. Но обе сии меры имеют одна с другою тесную связь, и одна без другой, особенно последняя без первой, едва ли могут возыметь спасительное действие".
В этих рекомендациях зафиксированы правила, которых сам генерал Глинка, обычно придерживался при разрешении всех конфликтов рабочих с заводским начальством. Оттого и порядок у него был.
Новые технологии
Известно, однако, что одним лишь порядком, утверждаемым к тому же жесткими армейскими мерами, хозяйственный прогресс обеспечить невозможно. Потому предметом неусыпной заботы генерала Глинки было распространение на вверенных его попечению заводах новой техники и технологии. При этом главный горный начальник, патриот России и Урала, не считал зазорным перенимать, сколь возможно, достижения промышленного Запада.
Одной из самых актуальных проблем для "железного" Урала было в ту пору освоение пудлингования - технологической новинки лидировавшей тогда в Европе британской металлургии. Суть метода, если в самых общих чертах, была такова: в специальной печи расплавленный чугун перемешивался с железистым шлаком, вследствие чего получалось малоуглеродистое железо, пригодное для ковки и кузнечной сварки.
Россия в числе первых попыталась перенять английскую технологию, считавшуюся в ту пору передовой, но не преуспела в этом. Дело, прежде всего, было в топливе: британские пудлинговые печи работали на каменном угле, а у нас все еще использовали древесный. Приспособление же печей к минеральному топливу требовало изменения конструкции. Тут нужен был и соответствующий опыт, и грамотная инженерная мысль, и вдобавок немалые деньги. Так или иначе, но дело не клеилось. Правда, на демидовском Нижне-Тагильском заводе уже работали пять пудлинговых печей, но заводчики не спешили делиться своими секретами с возможными конкурентами. Реальные шаги к изменению ситуации были предприняты именно в ведомстве главного горного начальника Урала. В 1837 году начались опыты по внедрению пудлингового метода на казенном Камско-Воткинском заводе. Кстати, руководил опытами незадолго перед тем назначенный начальник завода - горный инженер Илья Петрович Чайковский, будущий отец знаменитого композитора. За дело на этот раз взялись всерьез: выделили достаточные средства, пригласили опытных английских специалистов - Самуила и Джона Пеннов и Бернгарда Алленде-ра. И печи заработали. Успешное освоение пудлингования на Вот-кинском заводе вызвало значительный интерес у руководителей частных предприятий. На казенном заводе не стали делать секрет из того, что могло принести пользу отечеству. Присылаемых из любых мест мастеров в Воткинске охотно обучали, делились с ними техническими документами. В результате к концу правления генерала Глинки пудлингование применялось уже примерно на тридцати уральских заводах.
Достойно упоминания еще одно крупномасштабное дело, связанное с техническим перевооружением уральской промышленности и осуществленное при попечительстве генерала Глинки. Началось с того, что механик Уральского горного правления Петр Тет (кстати, тоже англичанин) предложил организовать в Екатеринбурге механическую фабрику. На ней можно было бы освоить выпуск сложного оборудования, так что в масштабах того времени она стала бы (как в 30-е годы нашего века Уралмаш) "заводом заводов". Глинка сразу же по достоинству оценил идею англичанина, но вот беда: дорогая эта затея не встретила энтузиазма со стороны министра финансов графа Канкрина - второго (после императора) лица, которому главный начальник горных заводов по службе подчинялся. И тем не менее такое предприятие было построено! А чтобы не прогневить открытым непослушанием могущественного министра, фабрику назвали цехом Екатеринбургского монетного двора. "Цех" и взаправду находился по соседству с "Монеткой", однако занимал отдельное, специально для него выстроенное двухэтажное здание и сам состоял из нескольких цехов. К концу 1852 года для фабрики (все-таки это была фабрика!) построили еще два здания дополнительно, и количество ее цехов достигло семи. Оснащена она была новейшим по тому времени оборудованием и производила паровые машины, гидротурбины и другие сложные механизмы. Здесь были мастера из Британии, Бельгии, Саксонии, и они не только работали сами, но и обязаны были обучать своих уральских коллег премудростям мастерства. Известны факты обучения здесь "механическому искусству" рабочих Березовского, Камско-Воткинского, Нижне-Исетского, Богословских, Гороблагодатских заводов, Златоустовской оружейной фабрики.
Стратегический смысл создания механической фабрики в Екатеринбурге для развития уральской промышленности в целом можно было бы продемонстрировать на многих примерах - мы же удовольствуемся лишь одним. Благодаря успешной ее работе, на казенных заводах Урала оказалось возможным освоить такую экзотическую для горного края отрасль производства, как пароходостроение.
Вообще говоря, история пароходостроения в России началась намного раньше и к генералу Глинке на первых порах отношения не имела. Еще в 1815 году шотландец Карл Берд в Петербурге спустил на воду Таврического пруда, а затем и Невы свой первый корабль, оснащенный паровым двигателем. Позаимствовав эту идею, за пароходостроение взялись уральцы. Уже осенью следующего года на Пожевском заводе Всеволода Всеволожского под руководством русского инженера Петра Соболевского был изготовлен первый уральский стимбот. А в 1817 году на том же заводе было построено еще два парохода - увы, потерпевших крушение в своем первом же плавании. На том поначалу уральское пароходостроение и закончилось. Лишь без малого тридцать лет спустя идею реанимировали: на одном из демидовских заводов в 1845 году был построен первый на Урале пароход с железным корпусом.
Но настоящий подъем уральского пароходостроения был связан все же не с частной, а с правительственной инициативой. В 1844 году Глинка получил запрос о возможности строительства железных пароходов на казенных заводах. Посоветовавшись с начальниками горных округов, генерал дал утвердительный ответ. Группа уральских инженеров и мастеров была отправлена в Британию, Бельгию. Пруссию для изучения "дела построения железных пароходов". Из Британии был приглашен "корабельный архитектор" Джеймс Карр с тремя помощниками, и работа закипела. Корпуса кораблей строились на Камско-Воткинском заводе, а паровые машины для них - как раз на той самой Екатеринбургской механической фабрике, что была создана генералом Глинкой против воли министра финансов. При такой производственной кооперации в 1847 - 1852 годах были построены пароходы "Астробад", "Граф Вронченко", "Урал" и "Кура" для Петербургского и Астраханского портов.
Важнейшей обязанностью уральской металлургии было выполнение армейских заказов. Состоянию этих производств главный горный начальник уделял особое внимание - можно биться об заклад, что не только по долгу службы, но и под влиянием своего боевого опыта. Годы правления Глинки поэтому отмечены рядом заметных достижений в производстве вооружения на Урале. Как раз в это время, в частности, златоустовский металлург Павел Аносов создал легкие панцири для кирасиров, выдерживавшие удар пули с шестидесяти шагов. А в 1854 году был пущен Нижне-Туринский оружейный завод. К последнему событию Глинка был непосредственно причастен: он сам изучал опыт оружейников бельгийского города Литтиха, переманивал их на российскую службу, вел переписку с Францией и слал специалистов на выучку в Британию.
К сожалению, даже Глинка не все мог. Артиллерист по своей военной специальности, он долгие годы и весьма настойчиво занимался проблемой расширения производства на Урале артиллерийских орудий. Тревогу по этому поводу он забил сразу же по приезде сюда - в 1837 году. В тот год Урал значительно недовыполнил заказ на поставку пушек для укреплений, возводимых в Севастополе. Глинка предлагал расширить пушечное производство за счет привлечения к нему новых заводов, предлагал улучшить техническое оснащение Каменского и Верхне-Туринского заводов, где это производство уже существовало, - то и другое позволило бы увеличить выпуск и повысить качество необходимой армии продукции. Правительство осталось глухо к его призывам. Уже после начала Крымской войны была-таки сделана отчаянная попытка организовать производство пушек в Екатеринбурге, но работа велась в большой спешке и закончилась неудачей: изготовленные экземпляры не выдержали испытательных стрельб. В результате важнейшим морским крепостям России - Кронштадту, Севастополю и Петропавловску-Камчатскому, - за оснащение которых были ответственны заводы Урала, в войне остро нехватало орудий и снарядов к ним. Это обстоятельство потом было поставлено Глинке в вину...
В круг обязанностей главного начальника уральских заводов входила и организация добычи золота для российской казны. И здесь во время правления генерала Глинки были достигнуты определенные успехи. Была, прежде всего, улучшена разведка новых месторождений. По его настоянию возобновила работы Северная горная экспедиция, не только искавшая драгоценный металл, но и проводившая широкое геологическое обследование территории севернее Ивделя в целом. Совершенствовалась и технология добычи металла. Ручная промывка золота на приисках вытеснялась машинной, а уже имевшиеся машины заменялись более современными. Многие из таких машин были изобретены на Урале. По приказу генерала на Миасских и Екатеринбургских, а затем и прочих приисках начали применяться переносные железные дороги, по которым вагонетки возились лошадьми.
Просвещение
Заботясь о внедрении новой техники и передовой технологии на отдельных предприятиях и в отдельных отраслях, генерал Глинка, несомненно, понимал, что стабильный и повсеместный технический прогресс возможен лишь на основе просвещения. Поэтому, занимаясь обустройством огромной промышленной империи, имя которой было - горнозаводской Урал, он никогда не ограничивал себя кругом хозяйственных забот. Приобщение уральцев к знаниям было непременной частью его технической политики. Так, еще в 1839 году главный горный начальник отослал в Петербург проект создания системы учебных заведений на горнозаводском Урале. К уже существовавшим заводским школам предлагалось добавить по одному училищу в каждом округе, а венчать систему должна была Уральская горная гимназия, лучшие ученики которой могли направляться для продолжения образования в столицу. Фактически это была программа всеобщего начального образования детей мужского пола в заводских поселениях. И этот проект встречен был министром финансов графом Канкриным прохладно. Дело на этот раз упиралось даже не в расходы. Министр считал, что простолюдин не должен быть "чрез меру образован". Да и сам царь Николай I придерживался того же мнения. Тем не менее в 1847 году Глинке удалось добиться открытия окружных училищ.
Особенно долгую борьбу пришлось вести генералу за учреждение центрального на заводском Урале учебного заведения, которое в проекте 1839 года носило название горной гимназии. Только в 1853 году в Екатеринбурге было учреждено Уральское горное училище.
Не обошел стороной Глинка и вопросы женского образования. Первое училище для дочерей мастеровых было открыто в 1837 году по инициативе священнослужителей на Богословских заводах. Глинка не только одобрил это начинание, но и приказал на других заводах следовать примеру богословцев. Известно, что в 1842 году такое же училище было открыто в Березовском заводе близ Екатеринбурга.
Создание системы образования находило продолжение в особом внимании горного начальника к отдельным молодым людям, отмеченным талантом и усердием к наукам. Многим из них Глинка помог прямым своим участием. Среди тех, кто в начале своей карьеры получил покровительство могущественного генерала, были известный медик и основатель врачебной династии Александр Миславский, историк, экономист и географ Наркиз Чупин, художник-передвижник Алексей Корзухин. С 1851 года существовала специальная стипендия "в честь имени Его Превосходительства Господина Главного Начальника Уральских горных заводов Владимира Андреевича Глинки". Учреждена она была на капитал, собранный владельцами частных заводов, а кандидатуры стипендиатов отбирал сам генерал.
В меру возможностей помогал Глинка и развитию науки. Незадолго до его прибытия на Урал в Екатеринбурге была открыта магнитная и метеорологическая обсерватория. Хоть такие исследования и не имели отношения к металлургическому производству, но они были поручены именно горному ведомству, "которое исключительно в целом отдаленном краю Урала и Восточной Сибири имеет возможность ими заниматься". По приказу Глинки горный инженер Василий Рожков поехал в Петербург для получения специальных знаний и после возвращения был назначен смотрителем обсерватории. А еще Глинка долгие годы вел переписку с известным российским естествоиспытателем Эдуардом Эйхвальдом. Ученый получал от начальника уральских казенных заводов образцы горных пород, здешних растений, окаменел остей, а однажды даже череп ископаемого носорога. В благодарность Эйхвальд назвал один из открытых им видов древних растений именем генерала Глинки. Был благодарен Глинке за помощь в исследованиях и Харьковский университет, избравший его в 1846 году своим почетным членом. В ответном послании генерал писал: "Принимая звание сие как высокую честь, спешу принести глубочайшую благодарность почтеннейшему ученому сословию, и уверить в искренней готовности служить ему всегда моими сведениями и всеми зависящими от меня средствами".
Рассказывая о деятельности Глинки в качестве главного начальника уральских горных заводов, надо особо выделить тот факт, что миссию свою генерал рассматривал не только как обязанность оказывать всемерную помощь развитию уральской промышленности - казенной и частной: за всеми его действиями ощущалось стремление создать условия для процветания жизни на Урале в целом.
Мы уже видели, как он искал и находил способы влияния на технологический уровень и даже на производственные отношения на частных предприятиях, хотя в этом плане они формально ему не были подчинены. К тому можно добавить еще и рассказ о том, как ему удалось найти надежные финансовые рычаги воздействия на заводовладельцев.
Горный город Екатеринбург
Воспользовавшись пребыванием на Урале (в 1845 году) герцога Максимилиана Лейхтенбергского, царского родственника, генерал Глинка передал через него императору проект учреждения в Екатеринбурге конторы Государственного коммерческого банка и временного ее отделения в городе Ирбите. В январе 1847 года контора была открыта. В сенатском указе говорилось, что контора создается "в видах содействия частным горным заводам хребта Уральского к выгодному сбыту их произведений и для облегчения денежных оборотов Ирбитской ярмарки". Контора выдавала денежные ссуды под залог металлов и золота. Во главе ее стоял совет директоров из трех человек, один из которых назначался главным начальником заводов из числа чиновников горного ведомства. Банковские займы стали в руках Глинки дополнительным инструментом влияния на уральских заводчиков и отчасти даже на одну из крупнейших российских ярмарок.
Стоит сказать еще и о том, как он обихаживал столицу своей горной империи. Екатеринбург выделялся среди прочих российских городов особым, только ему присущим статусом "горного" города. Выстояв против попыток вмешательства губернской администрации в екатеринбургские дела, Глинка добился признания исключительности своей власти в городе. Писатель Павел Бажов вспоминал о слышанном в детстве рассказе старого мастерового, который говорил о Екатеринбурге: "Другого такого по всей земле не найдешь. В прочих городах, известно, всегда городничий полагается и другое начальство тоже, а у нас один горный начальник. И никто ему не указ, кроме самого царя да сенату. Что захочет, то и сделает. Такое ему доверие дано. Строгость была, не приведи Бог". Но строгость строгостью, а город во времена Глинки развивался с поразительной быстротой. Согласно статистическим данным, за вторую треть XIX века (сюда целиком входит и двадцатилетие правления Глинки) численность населения Екатеринбурга выросла на семьдесят процентов, в то время как в предыдущее тридцатилетие она не росла, а временами даже сокращалась. Даже губернский город Пермь развивался медленнее.
Застраивался город не хаотично и не какими угодно зданиями. В 1845 году был утвержден его генеральный план, установивший основные направления расширения территории Екатеринбурга. Британский путешественник Аткинсон, побывавший здесь в 1847 году и потом вторично посетивший его уже в начале 60-х, был поражен произошедшими переменами. Многие здания, отмечает он, были выстроены столь изящно и с таким вкусом, что могли с достоинством занять место в любом европейском городе. Набережную городского пруда Глинка, в подражание столичной Неве, приказал одеть в гранит.
Благодаря ему же, Глинке, появился в Екатеринбурге свой театр с профессиональной труппой артистов. 5 ноября 1843 года в помещении горного госпиталя труппа казанского антрепренера Петра Соколова представила неискушенной уральской публике два водевиля. Успех был шумным, билеты на предстоявшие спектакли были все раскуплены. Но уже на следующий сезон труппа засобиралась в дорогу. Для того чтобы задержать артистов, генерал решил построить специальное здание театра, а так как казенных денег на эти цели у него не было, он надавил на здешних купцов-староверов. В 1847 году на Главном проспекте города появилось каменное здание театра - оно и по сей день украшает городской центр, но сегодня здесь уже помещается кинотеатр. Глинка же помог антрепренеру собрать деньги для выкупа крепостных актрис, взятых им "на прокат" у матери писателя И.С.Тургенева. Среди них была примадонна труппы Евдокия Иванова. Публика на спектакли съезжалась со всего Урала. Сохранилось письмо юного Петра Чайковского, в котором он вспоминает одно из таких представлений.
Наверно, все-таки было бы упрощением объяснять всю деятельность генерала Глинки на Урале одним лишь самозабвенным попечением о пользе отечества и высокими нравственными принципами. Конечно же, в ряду мотивов, побуждающих его к действию, было и непомерное честолюбие, и служебное рвение высокопоставленного чиновника, и даже, если угодно, спесь большого русского вельможи, не допускающего соперничества со стороны людей, близких ему по своему общественному положению. Подчеркивая свое могущество, генерал Глинка называл себя "царем и богом" горнозаводского Урала. Он даже задумывался о создании особой Екатеринбургской губернии, подчиненной его власти...
Чтоб не создавать неоправданное впечатление о нем как о гуманисте, приведем здесь хотя бы историю с раскольниками. Д.Н.Мамин-Сибиряк писал, что "почти все уральские заводы выстроены раскольничьими руками". На староверов опирались Демидовы в создании своей горнозаводской империи. Они не только укрывали скитников, но даже и строили близ Невьянска и Нижнего Тагила монастыри для ревнителей старой веры. Екатерина II, Павел I и Александр I, последовательно сменявшие друг друга на российском престоле, не притесняли старообрядцев.
Зато в царствование Николая I, характеризовавшееся резким ужесточением режима, вероисповедание стало рассматриваться как вопрос политический. Тем не менее Глинка в начале своей службы на Урале пытался найти компромисс со староверами: поддержал, в частности, обращение к властям екатеринбургских купцов-старообрядцев, посещал старообрядческие часовни. Получив за то резкий выговор из столицы, генерал попытался было совсем отойти от решения религиозных вопросов. В 1840 году по инициативе пермского гражданского губернатора у староверов Нижнетагильского округа стали отбирать часовни. На заводах округа начались волнения, в которые Глинка в первый и единственный раз не стал вмешиваться, оставив губернатору самому расхлебывать заваренную им кашу. Но такая политика не могла продолжаться бесконечно. В 1845 году императорским указом в Екатеринбурге был создан секретный комитет по делам раскольников, и генерал Глинка оказался его фактическим руководителем. С того времени с его именем прочно связаны гонения на староверов: изгнание их с должностей заводских администраторов, разгром староверческой деревни Шарташ, изъятие книг и икон.
Крутой нрав генерала Глинки, его властолюбие, неуступчивость в спорах, какими бы мотивами ни диктовалась его позиция, создавали ему врагов из числа уральских заводчиков, а среди них были люди тоже весьма влиятельные и даже близкие к трону. Всеволожские, например, были церемониймейстерами двора. А владелец Юрюзань-Ивановского завода Иван Сухозанет приходился братом военному министру и сам был любимцем императора. Когда-то он оказал Николаю I важную услугу: именно он командовал расстрелом из пушек декабрьского восстания на Сенатской площади.
И вот какой конфликт произошел у Глинки с царским любимцем. Летом 1845 года Сухозанет, посетив свой завод, приказал заковать за какие-то провинности в ножные кандалы нескольких рабочих и в таком виде употреблять в работы. Отменить наказание он обещал письмом из Петербурга, да, видимо, забыл о несчастных. Начинались холода, а люди все еще ходили в кандалах. Узнав об этом, Глинка был взбешен, приказал рабочих тотчас расковать, а Сухозанету сообщил письмом, что подобное обращение с людьми противозаконно. Тот смолчал, но обиды не забыл. Когда во время Крымской войны окончилась неудачей, как вы помните, попытка организовать производство пушек на Екатеринбургской механической фабрике, для расследования причин этого факта из Петербурга прибыла правительственная комиссия. Во главе ее оказался генерал Иван Сухозанет. Конечно, от такой комиссии объективных выводов ждать не приходилось - Глинка был признан виновным. По-видимому, это послужило поводом к его смещению. Холили, правда, слухи и о том, что свои счеты с Глинкой свел также новый император Александр II, который, еще будучи наследником, однажды был оскорблен генералом... Но разговор об отставке генерала еще впереди.
Глинка и декабристы
Судьбы, подобные той, о которой мы здесь повествуем, обычно дают повод моралистам для рассуждений об очерствении с возрастом души, о забвении по мере осуществления служебной карьеры высоких идеалов пылкой и бескорыстной молодости. Случай с Владимиром Андреевичем Глинкой как будто идеально подходит к этой схеме: как же - был декабристом, боролся против угнетения народа, а с годами превратился в высокопоставленного государственного чиновника, ввел на заводах палочную дисциплину, не останавливался даже и перед самым жестоким наказанием в отношении нарушителей установленного порядка - того порядка, против которого сам же во времена Союза благоденствия выступал.
Что ж, мы имели уже случай говорить о разумности (применительно к тому времени) порядка, который насаждал на уральских заводах главный горный начальник. В молод ости-то многое (по незнанию жизни!) кажется проще, но зрелость ума как раз в том и состоит, чтобы видеть неоднозначность житейских коллизий и находить там, где можно и нужно, разумные компромиссы. Тут, пожалуй, к месту вспомнить поучительный обмен репликами между двумя современниками Глинки. Однажды Грибоедов, прибывший под начало "проконсула Кавказа" генерала Ермолова, обратился к тому с пылкой речью: "Зная ваши правила, ваш образ мыслей, приходишь в недоумение, потому что не знаешь, как согласить их с вашими действиями; на деле вы совершенный деспот". - "Испытай прежде сам прелесть власти, а потом и осуждай", - ответил ему генерал.
С высоты сегодняшних нравственных принципов примирить действия сурового горного начальника с идеалами человечности и справедливости нелегко. Так обратим внимание хотя бы на то, что, как ни высоко взошел Глинка по административной лестнице, прежних друзей - вольнодумцев и мечтателей, гонимых властью после провала декабрьского восстания, - он никогда не предал. Поэт, лицейский однокашник Пушкина и декабрист Вильгельм Кюхельбекер называл его "лучшим, испытанным в счастии и несчастии другом". Глинка посылал ему в тюрьму книги, а когда тот был отправлен в ссылку - помогал ему деньгами, добивался перевода в лучшие места поселения. Даже чугунный крест на могиле поэта в Тобольске был, вероятно, отлит на одном из уральских заводов, подведомственных Глинке. Другого декабриста - активного участника восстания на Сенатской площади Федора Вишневского (своего шурина, кстати) - Глинка перевел на Урал, взял к себе чиновником по особым поручениям. Помогал он и декабристу Михаилу Кюхельбекеру, хлопотал о возвращении из ссылки Федора Глинки. Отправив в отставку помощника начальника Екатеринбургских заводов, бывшего одним из руководителей расстрела восставших углежогов в Ревде, Глинка назначил на его место майора Александра Арсеньева. Он добился его перевода с поста начальника сибирского Петровского завода, на котором отбывали наказание декабристы, другом и покровителем которых слыл Арсеньев. Служа под началом генерала Глинки, Арсеньев был повышен в чинах и должности. А еще люди из близкого окружения Глинки вели переписку с сосланными в Сибирь декабристами, - и есть основания предполагать, что пересылал корреспонденцию сам генерал. Когда же изгнанники были амнистированы и возвращались в родные края через Екатеринбург, то считали долгом своим нанести визит генералу Глинке, и горный начальник, гостеприимно встречал их в своем доме.
Последние годы жизни
Чем закончилось уральское правление генерала Глинки? Существуют разные легенды на этот счет. Сохранилось предание о том, будто бы Глинка был "увезен" с Урала после обвинения его комиссией Ивана Сухозанета и получил позволение проститься лишь с учениками дорогого его сердцу Уральского горного училища. Другое народное предание приписывает Глинке освобождение рабочих Урала от крепостной неволи в 1861 году. Эти легенды, однако, не соответствуют действительности, но раскрывают отношение уральцев к генералу.
Глинка оставил пост главного начальника горных заводов в конце 1856 года и навсегда покинул Урал в следующем году. Отъезд его отнюдь не был тайным. 27 октября 1856 года - ровно через пятьдесят лет после начала своей служебной карьеры и в весьма почтенном уже (в 66 лет - пенсионном, как сказали бы сегодня) возрасте - Владимир Андреевич Глинка был назначен сенатором. Сенат был высшим государственным органом Российской империи, подчиненным только императору. Будучи главным горным начальником, Глинка сам, как вы помните, сенату подчинялся. Таким образом, перевод в Петербург формально мог рассматриваться как повышение, но фактической власти в руках Глинки становилось меньше.
Он тем не менее пышно отпраздновал в Екатеринбурге юбилей своей служебной карьеры. Для избранных был дан парадный обед, а на Сенной площади выписанные из Москвы пиротехники устроили грандиозный фейерверк. Гости на праздник собирались со всего Урала, и экипажи, поставленные на площади утром, к вечеру уже не могли двинуться с места. Подобной иллюминации, столь красочного фейерверка и огромного стечения публики Екатеринбург дотоле еще не видел... Прошло чуть больше месяца, и Глинка обратился с прощальным посланием к заводскому краю, бывшему под его властью почти двадцать лет. Он писал: "Усердно желаю, чтобы важная для благосостояния отечества нашего горнозаводская промышленность процветала и совершенствовалась сколь возможно больше и быстрее, чтоб обогащалась новыми учеными и естественными открытиями, чтобы доставляла своим просвещенным деятелям славу и почести, а рабочему классу довольство и благоденствие".
Глинка оставался сенатором вплоть до своей кончины. В 1857 - 1860 годах он являлся также членом Военного совета. Недоброжелательство императора, если таковое действительно было, осталось в прошлом. Известно, например, что во время одной из прогулок Александр встретил Глинку и оказал ему честь, пригласив во дворец на семейный обед. Но щедрый на почести закат не был беззаботным. Управляя краем, сравнимым по территории со многими европейскими государствами, и распоряжаясь громадными средствами, Глинка ничего не накопил для себя лично. А единственное семейное достояние - имение жены на Полтавщине - еще раньше было отдано ее брату Федору Вишневскому, плохо ладившему с крестьянами.
Глинка послужил прототипом одного из главных героев повести Мамина-Сибиряка "Верный раб". Писатель представил его в качестве потерявшего влияние старого генерала. Так оно и было в действительности. Знаменитый российский металлург Павел Обухов, будучи в столице, однажды вернулся домой и сказал своему слуге: "Вот, Матвей, видел Глинку. Он почти беден..."
Владимир Андреевич Глинка скончался 19 января 1862 года в Петербурге и был похоронен в Череменецком монастыре.
С уходом генерала Глинки завершилась целая эпоха в истории горнозаводского Урала. Дело, справедливости ради надо сказать, было не только в нем - изменилась ситуация в промышленном мире. В связи с ростом российской промышленности в середине XIX столетия повысился спрос на металл. Еще в 1850 году правительство пошло на разрешение ввоза иностранного чугуна и железа через сухопутные границы. Но по суше перевозили лишь небольшую часть товаров, а основная часть импорта доставлялась в страну водными путями. Только через один Петербургский порт с начала 30-х годов в страну попадала половина всего импорта. Поэтому мощный удар по позициям уральской металлургии на российском рынке был нанесен в 1857 году, когда был открыт ввоз иностранных металлов и по морю, да еще при значительном снижении пошлин. Западный металл был дешевле. И когда с отменой крепостного права в 1861 году исчезла возможность использовать дешевый труд подневольных рабочих, заводы Урала вступили в период тяжелого и затяжного кризиса.
Публикуется по книге Очерки истории Урала. Вып.1. Город Екатеринбург (Д. Н. Мамин-Сибиряк "Город Екатеринбург", В. А. Шкерин "Бог и царь" заводского Урала") - Екатеринбург: Банк культурной информации, 1996.
