И милость царская, и царская немилость

Виктор КРАВЧЕНКО

В день рождения Александра Сергеевича Пушкина мы вспоминаем и его ближайших друзей. Нам интересны, в частности, судьбы однокурсников, шесть лет окружавших поэта в Царскосельском лицее. К тому же первый выпуск 1817 года дал немало ярких, талантливых личностей, оставивших след в российской истории. Но и те, кто не был отмечен особыми способностями, не ушли в небытие, а продолжают жить в пушкиноведении благодаря знакомству и дружбе с поэтом. Сегодня наш разговор пойдет об одном из этого круга - Владимире Дмитриевиче Вольховском.

Он был на год старше Пушкина. Как отличного ученика его в 1811 году перевели из Московского университетского пансиона в Царскосельский лицей. С детства Володя был хилым мальчиком, но очень волевым и требовательным к себе, в лицее упорно закалял себя физическими упражнениями и получил прозвище «Суворочка». В то же время товарищи ценили в нем доброту и сердечное отношение к друзьям. Курс юноша окончил с золотой медалью, отличным аттестатом и был утвержден офицером в гвардейский корпус по квартирмейстерской части.

Через год его произвели в подпоручики, а в марте 1825-го он уже капитан. Еще в лицее Вольховский вместе с Михаилом и Иваном Пущиными, А. Дельвигом, В. Кюхельбекером посещал собрания «Священной артели», раннего преддекабристского кружка, а затем «Союза благоденствия». Когда наступили события 14 декабря 1825 года, Вольховского в Петербурге не было, и вначале он оставался незамеченным, однако в процессе следствия выплыло и его имя. В марте 1826 года командир Отдельного Оренбургского корпуса, генерал от инфантерии Эссен получает приказ - «о присылке в С.-Петербург гвардейского генерального штаба капитана Вольховского, принадлежавшего к тайному злоумышленному обществу». Генерал докладывает начальнику главного штаба барону Дибичу: «...вытребованный мною из отряда полковника Берга, в Киргизской степи находившегося, ...капитан Вольховский, с нарочным Оренбургского казачьего полка сотником Шубиным препровождается...».

Отпираться перед лицом непреложных фактов было трудно, однако Вольховский настаивал на том, что в 1821 году «Союз благоденствия» распался, а о других тайных обществах он не слыхал.

По утверждению декабриста А. Розена, Владимир Дмитриевич был прощен Николаем I потому, что находился в последние годы в дальних экспедициях и не мог в силу этого принимать активного участия в собраниях общества. После вынесения приговора декабристам Вольховского отправляют на Кавказ, учредив за ним тайный надзор.

В сентябре 1826 года он впервые проезжает через Ставрополь, причем вместе с полковником Н. Раевским (младшим), назначенным командиром Нижегородского драгунского полка. Два близких друга А. С. Пушкина, Николай Раевский и Владимир Вольховский, провели вместе на Кавказе несколько лет, участвуя во многих сражениях. Первый вначале командовал полком, а закончил службу генерал-лейтенантом. Вольховский же находился непосредственно при штабе корпуса.

14 декабря 1827 года из Иркутска И. Пущин пишет Е. А. Энгельгардту, бывшему директору Царскосельского лицея: «Где и что с нашими добрыми товарищами? Я слышал только о Суворочке, что он воюет с персианами». Из формулярного списка о службе: «Со 2 декабря 1827 по 3 февраля 1828 находился в командировке в г. Тегеран ко двору персидского шаха, для выпровождения оттуда двадцати миллионов рублей серебром контрибуции, за отличное исполнение поручения сего произведен в полковники». Весной 1828 года началась война с турками, и снова Вольховский в центре событий.

Летом 1829 года на Кавказ в действующую армию едет Александр Сергеевич, чтобы увидеться со старыми друзьями. В книге «Путешествие в Арзрум» поэт вспоминал: «Увидел я нашего Вольховского, запыленного с ног до головы, обросшего бородой, изнуренного заботами. Он нашел, однако, время побеседовать со мною как старый товарищ».

В июне 1831 года Владимира Дмитриевича произвели в генерал-майоры, а с 1832 года он начальник штаба Отдельного Кавказского корпуса. В этой должности он прослужил шесть лет.

В начале 1834 года генерал по служебным делам едет в Россию, а 23 февраля в его жизни происходит важное событие. В Ревеле (Таллин. - Прим. авт.) он женится на младшей сестре своего лицейского друга Ивана Малиновского, дочери первого директора Царскосельского лицея, а весной этого же года в Петербурге последний раз видится с А. С. Пушкиным. 8 апреля они вместе представлялись императрице. В приемной Вольховский встречается и беседует с поэтом. Времени для дружеской беседы было много. В дневнике поэта читаем: «Ждали царицу часа три... Нас было человек 20. Брат Пасевича, Шереметьев, Болховский, два Корфа, Вольховский - и другие. Я по списку был последний (...) Я простился с Вольховским, который на днях едет в Грузию».

22 июля 1835 года А. С. Пушкин отправляет письмо в Тифлис Вольховскому:

«...Посылаю тебе последнее мое сочинение, историю Пугачевского бунта. Я старался в нем исследовать военные тогдашние действия и думал только о ясном их изложении, что стоило мне немалого труда, ибо начальники, действовавшие довольно за-путанно, еще запутаннее писали свои донесения, хвастаясь или оправдываясь ровно бестолково. Все это нужно было сличать, проверять еtc. Мнение твое касательно моей книги во всех отношениях было бы мне драгоценно. Будь здрав и счастлив».

Ответа Вольховского, если он был, мы, к сожалению, не знаем. В начале 1837 года, пораженный убийством Александра Сергеевича, просит лицейского старосту Михаила Яковлева написать ему о последних днях жизни поэта. 22 июня Яковлев отвечает: «Ты на меня пеняешь, зачем я не написал тебе о горестной кончине Пушкина. Вот мой ответ. Не писал я потому, что голова кругом шла в то время, а когда образумился, то уже газеты предупредили известия о его смерти...».

Под началом Вольховского служили многие декабристы. Зная о доброжелательном отношении, у него искали помощи и поддержки как родные, так и сами пострадавшие. В. Мусин-Пушкин, А. Миклашевский, А. Бестужев-Марлинский, Мих. Пущин, Анна Ивановна Коновницына, П. Леман, Н. Цебриков, А. Голицын (брат декабриста Волерьяна Г.), Е. П. Нарышкина - вот неполный перечень обратившихся к начальнику штаба.

Николай I, посетивший Закавказье в октябре 1837 года и получивший донос о нарушениях дисциплины в корпусе, весь свой гнев обратил на командующего Розена и его начальника штаба. Григория Владимировича отправили в отставку, а Вольховского назначили командиром 1-й бригады 3-й пехотной дивизии в Литву. Это была явная немилость императора. Что подвигло Николая I на это, сказать трудно. Нарушения воинской дисциплины были всегда. Завистливый донос кого-то из подчиненных или давняя неприязнь к Вольховскому, которого за дружеское, лояльное отношение к ссыльным, называли ангелом-покровителем декабристов. Может, последней каплей был несчастный случай с императором, коляска которого опрокинулась при выезде из Тифлиса на Верийском спуске. Николай I остался невредим, но Тифлисский полицмейстер, майор Ляхов, родственник Вольховского, был немедленно отстранен от должности.

Подводя итог своей службы на Кавказе, удрученный переводом на низшую должность, Вольховский пишет:

«Двадцать лет продолжал я службу, пользуясь милостивым одобрением всех начальников своих и даже имел счастие неоднократно удостоиться Высочайшего внимания и благоволения, но 1837 год был пределом моего благополучия... Между тем строго в совести моей, рассматривая поведение свое, нахожу себя может быть еще более несчастным, нежели виновным...».

В 1838 году по состоянию здоровья Вольховский вынужден был лечиться на водах. Из воспоминаний А. Е. Розена:

«В Пятигорске я жил с ним два месяца под одною крышею, ...у него на уме были не звезды, не аксельбанты, не деньги, - он думал о существенной пользе, которую мог принести повсюду, где находился. Прослужив больше полугода на новом месте, убедившись, что всякий другой генерал фронтовик и шагистик голосистый мог быть полезнее его в бригаде, вышел в отставку и поселился в деревне, где жалел только, что он по своему чину не мог быть избран в уездные судьи, чтобы на невидном месте сделать множества добра неприметным образом...». В это трудное для него время, Владимир Дмитриевич ощущал поддержку близких ему людей и среди них генерала Раевского.

22 мая из Пятигорска Вольховский писал: «Дорогой Николай Николаевич, ваш путь от 26 марта из Екатеринодара стал известен мне к 20 апреля, когда уже узнали, что вы больше не вернетесь в Ставрополь и у меня не было возможности увидеть вас. Если когда-нибудь вы приедете из Аксая к Шарковым, вы сможете найти меня в имении моей жены по тракту в 7 верстах от Изюма. Благодарю вас за заступничество перед новым командующим корпусом» (Е. А. Головиным. - Прим. авт.).

В ноябре 1828 года Владимир Дмитриевич ушел в отпуск, по истечении которого «...уволен от службы за болезнью, с мундиром и пенсионом одной трети оклада». Поселились Вольховские в селе Каменке Изюмского уезда Харьковской губернии, рядом с семьей Малиновских. Два лицейских товарища, связанные родственными узами, стали еще ближе (Иван-старший, брат Марии Васильевны, был также лицеистом первого - пушкинского - выпуска). В деревне Владимир Дмитриевич праздности не знал, вставал рано, учился английскому языку, читал много и готовился управлять имением жены своей по правилам рационального хозяйства.

Однако здоровье отставного генерала было подорвано. Умерла младшая дочь Мария: «...совершенно неожиданно посетило его горе: он лишился второй дочери своей, которая цвела здоровьем и красотою, уже бегала и начала говорить и в несколько дней ее не стало».

В марте 1841 года Владимир Дмитриевич скончался. Е. Оболенский получил печальное известие от И. Пущина: «Добрый наш Вольховский после 9-дневной нервической горячки скончался 7-го марта. Ты знаешь, как я люблю этого человека, и потому можешь судить как мне тяжела эта потеря...».

Источник: "Ставропольская правда", 6 июня 2003 г.