Декабристы

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Декабристы » ЛИЦА, ПРИЧАСТНЫЕ К ДВИЖЕНИЮ ДЕКАБРИСТОВ » БУРЦОВ (Бурцев) Иван Григорьевич.


БУРЦОВ (Бурцев) Иван Григорьевич.

Сообщений 1 страница 9 из 9

1

ИВАН ГРИГОРЬЕВИЧ БУРЦОВ

 
https://img-fotki.yandex.ru/get/893753/199368979.c5/0_219199_b9455ef2_XL.jpg

(4.12.1795 — 23.7.1829).

Полковник, командир Украинского пехотного полка.

Отец - Григорий Андреевич Бурцев (1755-1799); мать - Екатерина Петровна Хрущева.

Из дворян Рязанской губернии (имения: с. Большое или Пронск, д. Соха Пронского уезда). Воспитывался в Московском университетском благородном пансионе. Числился на службе с 1802, участник Отечественной войны 1812 и заграничных походов, прапорщик в армии — 30.7.1812, определен в квартирмейстерскую часть — 6.2.1813, прикомандирован к корпусу П.А. Толстого, за отличие в заграничных походах 1813—1814 (Дрезден, Донау, Кайтице, Плауэн, Гамбург) переведен в Гвардейский генеральный штаб и награжден орденом Владимира 4 ст. с бантом — 1.8.1814, подпоручик — 6.3.1816, поручик — 12.8.1817, штабс-капитан — 30.8.1818, переведен в лейб-гвардии Московский полк с назначением адъютантом к начальнику штаба 2 армии П.Д. Киселеву — 12.3.1819, капитан — 10.12.1819, назначен состоять по особым поручениям при П.Д. Киселеве — 7.3.1822, полковник — 28.7.1822, с переводом в квартирмейстерскую часть, фактически оставался при Главной квартире 2 армии, управляя канцелярией Киселева и заведуя учебным батальоном; командир Украинского пехотного полка — 19.3.1824.

Член преддекабристской организации «Священная артель».
Союза спасения (с февр.—марта 1817), член Коренного совета Союза благоденствия (член Тульчинской управы, депутат от нее на Московском съезде 1821).

Приказ об аресте — 19.12.1825, 25.12 вызван из м. Гранова, где стоял полк, в Тульчин для допроса при расследовании А.И. Чернышева и П.Д. Киселева, 30.12 получил приказание явиться в Петербург к Дибичу, прибыл туда 11.1.1826, в тот же день арестован на главной гауптвахте и доставлен в Петропавловскую крепость («посадить по усмотрению и содержать строго») в №8 бастиона Трубецкого, затем №10 Невской куртины.

Высочайше повелено (18.3.1826) отрешить от должности, заключить на 6 месяцев в крепость и отправить потом на службу.

Отправлен из Петропавловской крепости к дежурному генералу Главного штаба — 27.3.1826, показан отправленным из Петербурга в Бобруйскую крепость — 10.4, по высочайшему повелению досрочно освобожден из крепости и обращен на службу без лишения чина — 19.7.1826 (высочайший приказ о переводе в Колыванский пехотный полк — 8.4.1826). Переведен на Кавказ в Тифлисский пехотный полк — 29.1.1827, в Мингрельский пехотный полк — 17.11.1827, комендант Тавриза — октябрь 1827. Участник русско-турецкой войны 1828 — 1829, начальник осадных работ и траншей при осаде Карса и Ахалцыха — июнь—июль 1828, назначен командиром Херсонского гренадерского полка — 12.8.1828, награжден орденом Георгия 4 ст. — 16.11.1828, за взятие Ахалцыха произведен в генерал-майоры — 14.4.1829.

Смертельно раненный в сражении с турецкими войсками при Байбурте 19.7.1829, умер по пути в Трапезунд, похоронен в г. Гори.

Жена (с 8.11.1822) — Анна Николаевна Казубова (1805—1836), воспитывавшаяся в семье Потоцких и жившая затем у П.Д. Киселёва.

Дочь — Екатерина (родилась после смерти отца в ноябре 1829), с 1846 г. замужем за Михаилом Рафаиловичем Милошевичем (1807 - до 1886).

Брат — Петр (1796 - после 1855), прапорщик, участник заграничных походов 1813—1814, вышел в отставку подпоручиком — 25.1.1816. Жена - Каролина Яковлевна Оксфорт (р. 1797).

Была ещё сестра N, замужем за Иваном Бартеневым.

ГАРФ, ф. 48, оп. 1, д. 95, 243; ф. 109, 1 эксп., 1826 г., д. 61, ч. 207.

2

Алфави́т Боровко́ва

БУРЦОВ Иван Григорьев.

Полковник, командир Украинского пехотного полка.

При начальном допросе в Тульчине он отвечал, что не принадлежит ни к какому тайному обществу.
Здесь же со всею откровенностью и полным раскаянием показал, что в конце 1818 года вступил в Союз благоденствия, в котором видел цель - приготовление общественного мнения к новому устройству в государстве, коего ожидали от покойного государя. Сам принял нескольких членов.
Впоследствии, проникая виды Пестеля, который, утверждая, что для образования нравов нужны века, но что надлежит исправить правление, от коего уже и нравы исправятся, увлекал за собою других, Бурцов устремился к разрушению Союза и был один из тех, кои о том настаивали в бывшем в Москве, в 1821 году, съезде членов. С того времени он не участвовал в тайных обществах и не знал наверное о существовании оных.

Содержался в крепости с 11 генваря.

По докладу Комиссии 18 марта высочайше повелено: за то, что не объявил при подписке и за упорство в первом показании, посадить на 6 месяцев в крепость и отправить на службу к старшему.

Высочайшим приказом 8 апреля 1826 г. переведен в Колыванский пехотный полк.

Содержался в Бобруйской крепости.

По распоряжению начальника главного штаба его императорского величества во исполнение высочайшего повеления 19 июля 1826 г. освобожден из-под ареста и обращен на службу.

3

ИВАН ГРИГОРЬЕВИЧ БУРЦОВ

Иван Григорьевич Бурцов (Бурцев; 1794 — 23 июля 1829) — русский генерал, член декабристских организаций, участник русско-турецкой войны 1828—1829 гг..

Родился в 1794 года, происходил из дворян Пронского уезда Рязанской губернии.

Воспитывался в Московском университетском благородном пансионе.
Числился на службе с 1802, участник Отечественной войны 1812 и заграничных походов, 30 июля 1812 г. Бурцев, имея 16 лет от роду, поступил в армию с чином прапорщика.
6 февраля 1813 г. он был определен в свиту Его Императорского Величества (впоследствии Генеральный штаб) и вскоре за тем с корпусом войск графа Толстого выступил участником сражений с французскими войсками при Дрездене, Донау, Кайтице и Плауене, а в 1814 г. участвовал в разных делах под Гамбургом.

Отличные способности, выказанные Бурцевым в этой кампании, обратили на него особенное внимание; 1 августа 1814 г. он был награждён орденом св. Владимира 4-й степени с бантом и переведён в Гвардейский Генеральный штаб.
Далее Бурцев последовательно был произведён в подпоручики (6 марта 1816 г.), поручики (12 августа 1817 г.) и штабс-капитаны (30 августа 1818 г.). 12 марта 1819 г. Бурцев был переведён в лейб-гвардии Московский полк с назначением адъютантом к начальнику штаба 2-й армии П. Д. Киселёву; 10 декабря 1819 г. получил чин капитана и 28 июля 1822 г. произведён в полковники. 19 марта 1824 г. назначен командиром Украинского пехотного полка [1].

Бурцев был членом декабристских организаций «Союз благоденствия» и «Союз спасения».
В самом восстании участия не принимал, однако был арестован и заключён в Петропавловскую крепость.
19 июля 1826 г. получил прощение и обращён на службу без лишения чина.
Был отправлен на Кавказ, где служил в полках: Колыванском, Тифлисском и Мингрельском и был комендантом Тавриза.

С началом русско-турецкой войны 1828—1829 гг. Бурцев был причислен к свите главнокомандующего.
В 1828 г. Бурцев с особенным отличием участвовал в делах: при осаде и взятии Карса, Ахалкалаки и Ахалцыха, 12 августа того же года назначен командующим Херсонским гренадерским полком; 16 ноября 1828 г. был награждён орденом св. Георгия 4-й степени. Кампанию 1829 г. Бурцев открыл первый. В день получения графом Паскевичем решительных известий о намерении турок овладеть Ахалцыхом, Бурцеву было поручено, с семью ротами пехоты, полком казаков и пятью орудиями, двинуться на освобождение крепости, блокированной неприятельскими войсками, под предводительством Ахмет-Бека Аджарского. Быстро двигаясь, Бурцев 26 февраля достиг реки Куры, выдержал у переправы двухдневный бой с превосходным в силах неприятелем, 1 марта перешёл на правый берег и, наступая искусным фланговым движением к Ахалцыху, с отрядом, составлявшим авангард корпуса генерала Муравьёва, понудил Аджарского хана снять осаду; вечером же 5 марта Бурцев вступил в освобожденную крепость.
14 апреля, за отличие, он был произведен в генерал-майоры и назначен командиром 2-й бригады 21-й пехотной дивизии. Эту награду Бурцев не замедлил оправдать новым подвигом.

В исходе апреля, когда выяснилось новое намерение турецких войск овладеть Ахалцыхом, и авангард их до 5000 человек, находясь под личным начальством Ахмет-паши, уже двинулся на разграбление христианских деревень ардаганского санджака, Бурцев с небольшим отрядом был выслан к деревне Цурцкаб (в 50 верстах от Ахалцыха), через которую неприятель должен был возвращаться. Подойдя к деревне, Бурцев нашёл в ней уже всё турецкое ополчение, значительно превосходившие его силы. Несмотря на это, он предпочел атаковать неприятеля; вытесняя турок с одной высоты на другую, отряд дошёл до Цурцкаба, где был остановлен сильным укреплением. После долгой перестрелки, хан устремил против русского отряда все свои силы, но отбитый с уроном на всех пунктах, вернулся в укрепление и наутро, не выждав вторичного нападения, обратился в бегство. Бурцев преследовал его и по пути сжёг несколько непокорных селений, совершенно опустошив, таким образом, край, где турецкие войска находили постоянное убежище; 2 мая он возвратился к Ахалцыху, а оттуда отошёл к Ахцуру, для окончания возводившегося в Боржомском ущелье укрепления, названного Страшным окопом.

Между тем хан опять собрал свои рассыпанные войска и со значительными силами расположился снова в виду Ахалцыха, на неприступных Аджарских горах. Получив донесение о том, граф Паскевич предписал Бурцеву немедленно приблизить свой отряд к Поцховскому ущелью, а генералу Муравьёву двинуться из Ардагана в тыл туркам. 1 июня авангард Бурцева прибыл к селению Дигур и здесь выдержал пятичасовой бой со спустившимися с гор турками; вечером того же дня вступил в дело весь отряд и, поддерживаемый демонстрацией Муравьёва, заставил неприятеля отступить в укреплённый лагерь, где, атакованный на другой день соединенными силами обоих генералов, турецкий корпус был разбит наголову и обратился в бегство, оставив победителям весь свой стан, богатые запасы и всю артиллерию. Весь корпус, около 15000 человек, собранный большей частью из воинственных народов аджаров и лазов, предводимых тремя пашами, был совершенно уничтожен.

Вслед за тем Муравьёв, а с ним и Бурцев, были отозваны к Карсу. 13 июня Паскевич двинулся к Саганлугскому хребту, а Бурцеву с отдельным отрядом поручил произвести демонстрацию к Милли-Дюза, с целью отвлечь внимание войск Гагки-паши от направления марша главных сил. Приняв отряд генерала Бурцева за главные силы, турки открыли против него наступление и успели значительно растянуть свои силы, а тем временем весь корпус Паскевича появился против их левого фланга. 19 и 20 июня, в битвах при Каинлах и Милли-Дюзе, нанесено решительное поражение войскам Эрзерумского сераскира и трехбунчужного Гагки-паши; Бурцев явился здесь одним из ближайших участников.

После этой двойной победы, он был послан с отдельным отрядом к деревне Ардосу для увеличения в неприятеле страха, произведенного решительным поражением; 27 июня участвовал в покорении Эрзерума и 7 июля занял без боя город Байбурт. Там, узнав, что турки в числе до 12000 человек собрались на дороге к Трапезунду, в г. Гюмиш-Хане, и рассчитывая предупредить их нечаянным нападением, Бурцев, в ночь с 18 на 19 июля, выступил против них с пятью ротами пехоты и с конно-мусульманским полком. Подойдя к селению Харт, он нашёл его занятым превосходнейшими силами неприятеля, однако повел свой отряд в атаку, лично став во главе мусульманского полка; в пылу битвы, увлекшись преследованием неприятельского знаменщика, Бурцев был им смертельно ранен в грудь навылет из пистолета и на четвёртый день скончался в Байбурте, похоронен в городе Гори.

4

И.Г. БУРЦОВ

.... Необходимо сказать несколько слов об этом декабристе. Являясь основателем ( вместе с А.Н. Муравьевым ) «преддекабристской» организации «Священная артель», Бурцов активный участник Союза спасения и Союза благоденствия. По его переписке с Н.Н. Муравьевым-Карским можно проследить за его «душевной эволюцией» и сделать кое-какие выводы.

Одним из первых женившихся членов Артели был Михаил Муравьев. Вот что по этому поводу писал Бурцов в письме от 18 апреля 1818 г. к Н.Н. Муравьеву: «Тебе известно уже намерение Миши вступить в супружество … Вот помаленьку Артель степенится, берет оседлость и видит постоянное блаженство в семейственной жизни».

Бурцов с грустью воспринимает намерение некоторых своих товарищей (членов общества) женится и заняться семейными делами, но воспринимает это как должное: « Не поверишь какая пустота вселяется в моем сердце. Друзья старинные в отлучке; каждый в своем уголке; некоторые помышляют о супружестве».
«Протекли первые лета молодости, - писал он далее, - подумаем о благополучии семейственной жизни. Загадал я надолго, дай бог, чтоб все совершилось как по писанному».

Не отрицая возможности своего вступления в «семейственную жизнь», Бурцов опасается, что это может повлиять на активность в пользу «общественного блага», как это случилось с некоторыми его товарищами: «Боюсь, - писал Бурцов, - чтоб через несколько лет не погасло в сердцах наших пламя общественного блага – Я весьма склонен к жизни семейной, а вступая в оную, опасаюсь потерять бодрость, деятельность, без коих ничтожество угрожает смертному».

Важным этапом в жизни И.Г. Бурцова стал известный историкам Московский съезд Союза благоденствия, официально распустивший тайную организацию. После съезда у Бурцова замечается потеря интереса, разочарованность в товарищах по обществу и, в политической деятельности также:

«Я много потерял наклонности к мечтательности и к идеализму. Я не ищу более людей высокого характера, ибо все герои нашей юности, все друзья артели большей частию упали в моем понятии … Пребывание в Москве, хотя весьма короткое, доставило мне много оскорбительных наблюдений и я начинаю приучать себя существовать без друзей».

«Бурцов, - сообщал И.Д. Якушкин, - по приезде своем в Тульчин, объявил на общем совещании о несуществовании Тайного Общества. Все присутствующие члены напали на него … доказывая очень справедливо, что 8 человек не имели никакого права уничтожать целое Тайное Общество … Бурцов остался один и совершенно в стороне; он даже никому не показал нового устава и с тех пор прекратил все свои сношения с товарищами по Обществу».

Действительно, после пребывания в Москве, доставившего, по признанию самого Бурцова, «много оскорбительных наблюдений», не найдя понимания в Тульчине, где основная часть пошла за Пестелем и образовала новое общество, Бурцов разочаровывается в политической деятельности и отходит от товарищей по обществу.

В жизни Ивана Григорьевича происходит душевный кризис, не оставшийся незамеченным близкими друзьями декабриста. В начале 1822 г. Бурцов намеревается жениться на А.В. Шереметевой(ставшей в ноябре 1822 г. женой Якушкина). По словам Бурцова он мечтал о «женитьбе не страстной, но рассудительной». Он терзается сомнением, неуверенностью, понимая, что брак нужен ему скорее для заполнения появившейся в душе пустоты, брак без взаимной любви, без расчета, даже без «рассудительности». В доме графини Потоцкой Бурцов встречает[b] Анну Николаевну Казубову, ставшую в конце 1822 года его женой. Читаем в письме к Н.Н. Муравьеву от 17 мая 1822 г.:

«Девушка о которой я тебе писал – без состояния, сирота – не красавица, без учености, но она добра и любит меня более всего на свете. В смысле общественном она не замечательна, и в числе невест не блистательных: все дивятся моей к ней привязанности. Но я презираю общим суждением и решаюсь на ней жениться».

Трудно сказать, что руководило Иваном Григорьевичем.
«Вступая в брак, - писал он, - я удалил от помышления всякие своекорыстные расчеты, я женился для того, чтобы совершить долг мой в отношении девицы, решившийся не пережить моего отдаления».
Отойдя от политической деятельности (куда он мог вернуться), Бурцов посвящает себя семье.
Вот что писал он спустя год после женитьбы на Анне Николаевне: «Благодарю провидение за счастье, коим оно меня наделило: имею жену добрую, покорную и привязанную ко мне до безумия».

5

И.Г. Бурцов и его деятельность в Азербайджане

Говоря о декабризме, часто отмечают небольшой период истории, который ограничивается 1823-1825 годами. В настоящее время редко центром исследования становятся те, кто стояли у истоков декабристского движения. Одним из довольно крупных по размаху деятельности декабристов на первоначальной стадии развития этих сообществ был И.Г. Бурцов. Он был членом «Союза Спасения» и «Союза Благоденствия», был одним из создателей и управляющих. Его деятельность в тайных сообществах полностью до сих пор не изучена. Мы совершенно ничего не знаем о том, как он был причастен к тайным обществам после 1821-1822 годов, но можем сказать точно, что он был одним из активных членов наиболее крупного декабристского общества «Союза Благоденствия». Он был крупным литератором, активно применял ланкастерский метод обучения в полках (по его системе получили образования до 1 тысячи рядовых), создавал общества и привлекал людей в союз, активно занимался общественной деятельностью. Считается, что впоследствии он отошел от активной деятельности (хотя некоторые факты и говорят о продолжении его деятельности).
В 1826 году, после получения прощения от императора, Бурцов был сослан в том же чине на Кавказ. На Кавказе он принял участие в русско-персидской и русско-турецких войнах, достиг звания генерала и командира полка. М.И. Пущин отмечал, что до того, как Бурцову был передан Херсконский полк, последний не пользовался хорошей репутацией.
Говоря о взаимоотношениях с Азербайджаном, можем отметить, что, несмотря на крупное публицистическое наследие Бурцова, сведений об Азербайджане в своих статьях он не оставил. Вообще тема Кавказа у него мало освещена, за исключением лишь описания Ахалцихского сражения. Вероятно, это связано с катастрофической нехваткой времени или же с тем, что мы до сих пор не имеем понятия о его многих трудах. Возможно, в будущем исследователям удастся обнаружить его заметки и замечания.
Поэтому сведения о его взаимоотношениях с Азербайджаном, нам приходится черпать из известных источников, к ним относятся его переписка с Н.Н. Муравьевым-Карсским, его рапорты и отчеты, а также свидетельство об одной интересной записке.
Данная записка, напрямую связанная с Азербайджаном того времени и его будущим, была написана И.Г. Бурцовым незадолго до собственной смерти. Сама записка не сохранилась, но до недавнего времени он был известен как единственный человек, написавший свое мнение на проект А.С. Грибоедова и П.Д. Завелейского «О Российской закавказской компании». Отношение Бурцова к ней определяется по различным ссылкам на нее. Бурцов не выразил резкой критики проекта, поддержал его по многим позициям (кстати сказать, критика им была написана по просьбе самих авторов), но выразил мнение, что он слишком обширен, хотя его реализация и принесет много выгод Закавказью.
Как мы отметили основным материалом по его пребыванию в Азербайджане, является его переписка со своим старым другом, также одним из основателей декабристского движения с Н.Н. Муравьевым.
В Азербайджане он пребывал в предпоследний год своей жизни (в 1829 году он был убит в столкновении с горцами у Байбурта на обратном пути в Тифлис). Путь его можно зафиксировать на основе его писем: 30.07.1827 – Базарчай, потом 7-9 августа того же года в Баку, а через 3-5 дней в селении Низовая, и после уже, 15-16 августа он оказывается в Дагестане, где сильно заболевает. Потом в сентябре возвращается в Баку посредством моря, отсюда двигается в Шушу. Оттуда отправляется на территорию современной Армении, и после был отправлен приказом в Тебриз, где был назначен комендантом.
Обладая хорошим публицистическим талантом, он в своих письмах максимально пытался охарактеризовать местность, в которой он находится и людей, там живущих. Одним из первых пунктов, которые ему наиболее понравились в Азербайджане, был Баку. В письме от 9 августа 1827 года Муравьеву, он описывает Баку и прилежащую зону так:
«Бака по прибрежности к морю мне понравилась: я ужасно люблю беспредельные водные равнины, на коих взор с приятностию покоится, а ум постигает бесконечность - характер неземного. - Видел я. здесь и огни вечно пылающие и поклонников оным: но и эта религия ослабевает подобно всем прочим. За несколько лет здесь были еще мученики, добровольно налагавшие на себя различные терзания для стяжания вечного блага: но теперь из таковых нет ни единого, да и все находящиеся тут, кажется, живут не для набожества; но потому что праздность и беструдное милостынное продовольствие каждому нравятся. Есть даже иные, позволяющие себе употребление в пищу животных — что не дозволяется в краю браминов».
Складывается ощущение, будто бы Баку незадолго до русских был огнепоклонническим центром. Связано это, видимо, с различными рассказами русских, проживавших здесь и различными храмами, которые он успел увидеть (видимо Янардаг, Сураханинский Атешгях и т.д.). Сомнительно, чтобы это было как-то связано с реальностью, на тот момент огнепоклоннический культ исповедовали тут лишь индийцы. Но он делает интересный вывод на основе знакомства с местным населением. По его мнению, как выше отмечено, оно далеко не религиозное, «живут не для набожества».
В Азербайджане он побывал не один раз. Следующая поездка сюда осуществилась спустя один месяц. В данном случае его поездка уже началась с Баку (сюда он попал морским путем из Астрахани).
В итоге именно данной поездки он стал одним из важнейших участников войн России на Кавказе. В течение недолгого пребывания России в Иране, он был комендантом Тебриза, одного из важных центров этого периода. Вот как он описал Тебриз в письме Н.Н. Муравьеву-Карсскому от 10 декабря 1827 года:
«Собственно Тавриз представляет картину совершенного спокойствия; исключая нескольких вельмож, весь народ доволен нашим правлением и оказывает самое сильнейшее повиновение. В сем отношении, мне кажется, Европейские города не могут сравниться с Тавризом. При равном народонаселении и при подобных смутных обстоятельствах, там для водворения порядка потребовалась бы бесчисленная полиция, примерные наказания и продолжительное время; между тем как здесь несколько чиновников в течение полтора, месяца привели все к своему естественному положению. Это заслуживает внимания и одобряет нравственность народа».
Больше всего тут интересует момент по поводу населения. Ведь в настоящее время, в современном Азербайджане всячески пытаются показать российские войска как иноземных врагов, к которым отношение было пренебрежительное (несмотря на полное противодействие фактов). Но данный отрывок является как минимум еще одним доказательством в пользу благожелательности местного населения. Даже не только благожелательности, но и спокойствия. В этом отрывке, как видно, тебризцы (то есть азербайджанцы) сравниваются с европейцами, и на их фоне, наш народ кажется куда более прогрессивным и лучшим, то есть «нравственным».
Об отношениях между Бурцовым и азербайджанцами также можно судить по рапортам, представлениям к наградам, описаниям боев. К примеру, об активном участии азербайджанских военных в русско-турецкой войне 1828-1829 годов писал еще Пушкин. Но он писал с точки зрения простого обывателя, который видел лишь общее, не имея глубокого понятия о самих боях и многом другом. Бурцову в этот период приходилось командовать азербайджанскими полками. В одном месте он отмечал героическое участие карабахской конницы в боях, отметил, что «карабахская конница в сражении 1-го мая при укрепленном селении Цурцкаб… несколько раз бросалась в атаку вместе с нашею кавалерию» и именно это заставило турков бежать. Кстати об этом бое газета «Северная пчела» в номере от 30 июля 1829 года писала, что «Турки смешались, рассеялись и побежали… в преследовании наиболее отличились мусульмане карабахские». Мы даже можем узнать о том, что один из карабахских убил знаменосца и принес знамя к главнокомандующему, за что получил «Военный орден» и деньги.
Декабристы в различных регионах часто выделялись среди всех своих сослуживцев доверием к местному населению. Как раз о исключительном доверии к азербайджанским воинам и о высокой оценке их декабристами свидетельствует тот факт, что декабрист И.Г. Бурцов в самый ответственный момент сражения под селением Харт 19 июня 1829 года на прорыв турецких позиций взял с собой 2-й конно-мусульманский полк. Другой факт, когда Бурцов со своей колонной, в состав которой входили три азербайджанских конных полка, «не замеченный неприятелем проделал вечером переход в 12 верст». Также говорит о доверии к азербайджанским военным в таком важном деле, как обход соперника.
Бурцов нередко продвигал азербайджанских солдат. Один из таких примеров приводится в рапорте, по которому был представлен к ордену Анны 4-ой степени по «засвидетельствовании генерал-майора Бурцева об отличной храбрости и усердии, оказанных в сражениях против турок… 1 и 2-го июня при селениях Дигур и Чабория… прапорщик 3-его азербайджанского полка Усуп-Ага-Мамед-Гасан оглы»
Стоит отметить, что декабристы вообще активно общались с местным населением. В качестве факта можно привести, что И.Г. Бурцов совместно с другим декабристом (правда, прощеным и ненаказанным) Н.Н. Раевским принимали активное участие в организации и комплектовании конно-мусульманских полков.
Изучение наследия И.Г. Бурцова может дать очень большой материал по факту участия азербайджанцев как в русско-персидской войне, так и в русско-турецкой войне и открыть новые стороны жизни азербайджанского населения в 19 веке.
Т. Машаллы

6

https://img-fotki.yandex.ru/get/478477/199368979.c5/0_219197_9dc87e66_XXXL.jpg

7

Теорию поверив саблей

https://img-fotki.yandex.ru/get/896349/199368979.c5/0_219198_57f26c98_XXXL.jpg

Безмятежными были отрочество и юность Ивана Григорьевича Бурцова, родившегося в селе Большом Пронского уезда Рязанской губернии. Ванюшка начал военную карьеру, по давнему дворянскому обычаю, еще в семилетнем возрасте. Дворяне правдами и неправдами, как пушкинского Петрушу Гринёва, пристраивали своих отпрысков на заочную службу, чтобы те годам к пятнадцати уже имели чин прапорщика или даже поручика. Не стал исключением и Иван Бурцов. Он получил разностороннее образование в Благородном пансионе Московского университета, дружил со многими выдающимися современниками, не щадил живота на бранном поле, изначально выбрав карьеру профессионального военного. 

О существовании старинного и обширного рода Бурцовых многие впервые узнают из хрестоматийного стихотворения Дениса Давыдова, которое начинается весьма легкомысленно: «Бурцов, ёра, забияка, собутыльник дорогой, ради бога и… арака посети домишко мой!»

Несколькими годами позже Иван Григорьевич написал глубокую и не во всём лестную для великого партизана Давыдова рецензию на его книгу «Опыт теории партизанской войны». Но товарищеская критика, как, впрочем, и избыток масла в фольклорной каше, приятельские отношения испортить была не в силах. Друзья оставались таковыми и далее.

Иван Бурцов, при всей своей нынешней полузабытости, признан современниками глубоким теоретиком военного дела. Он был одним из редакторов «Военного журнала», переводил французских генералов и маршалов, да и сам любил на досуге взяться за остро отточенное, как золотая наградная сабля, перо.

Из-под него выходили у Бурцова такие сочинения, как «Записки об управлении армией», разносторонний и глубокий «Устав лагерной службы», «Мысли о теории военных знаний», «Записки о маневрах» и масса других работ. При этом на одном из допросов по делу декабристов Бурцов признал, что некоторые статьи публиковал вообще без подписи или под вымышленными именами. Значит, его творческое наследие ещё более весомо и по-прежнему ждёт вдумчивого исследователя!

Революция – дело артельное

Вольный воздух освобождённого Парижа вскружил не одну лихую русскую голову, а уж о романтической натуре Ивана Бурцова и говорить не приходится. Отважный участник заграничных походов, он был увенчан ратной славой и орденом Св. Владимира 4 степени с бантом, стал офицером свиты Его Императорского Величества, но о народе своего Отечества печалился всё же больше, чем о личном благополучии. Именно Бурцов вместе с братьями Муравьёвыми основал вскоре после возращения в Россию полулегальную «Священную артель». Ах, какие споры кипели в собрании потенциальных заговорщиков, какие дерзкие планы строились бунтовщиками, и главным было освобождение миллионов крестьян от крепостного права. Юным радикалам томительная осада самодержавия пришлась не по душе, поэтому и споры длились недолго. Совсем скоро «артель» со столь величественным названием плавно вошла в «Союз спасения», а затем – и в «Союз благоденствия». Бесспорным лидером там стал Павел Пестель.

Даже верные сподвижники не раз отмечали странные склонности характера Павла Пестеля. К примеру, солдаты его, мягко говоря, не уважали. «На средства был неразборчив… Всякий раз, когда император или великие князья назначали смотр, он жестоко наказывал солдат». Это – свидетельство декабриста Якушкина. А чего стоило требование полковника Пестеля карать любого отступника-заговорщика только кинжалом или, на худой конец, ядом!? Порядок любой ценой – с этим России предстояло столкнуться снова. Столетие спустя.

Поначалу ничто не предвещало грядущего раздора единомышленников. Освобождение крестьян от вековой кабалы – дело весьма благородное, но вот беда – «прогрессивное» крыло тайного общества почему-то высказалось против. Ну, раз они сами так себя поставили, эти малодушные дворяне, решает Пестель, станем радикалами! Однако Бурцов идею цареубийства решительно не одобрил.

«Меньшевик»

Раскол окончательно оформился в 1821 году, на московском съезде «Союза благоденствия». Его организаторами подспудно предполагалось, что на этом секретном форуме можно будет легко освободиться от пустомель и прожектёров, оставив в «обойме» лишь истинных борцов с самодержавием, но всё обернулось иначе. Говоруны и не думали расставаться со свободолюбивыми мечтами, зато мудрецы и практики не нашли согласия по важнейшим вопросам.

Иван Бурцов рассчитывал, что сможет из либерально настроенных «союзников» сформировать новое общество, но большинство осталось с Пестелем. В «Южное общество» Иван Григорьевич не вошёл. По принципиальным соображениям, хотя ещё в 1822 году писал Николаю Муравьеву, что желание принести жизнь и способности на пользу Отечеству всегда было и будет выражением его мыслей и действий.

Оставшись в изоляции, он, чиновник по особым поручениям при командующем армией П. Киселеве, продолжал заниматься исследованиями наиболее значимых событий на театрах военных действий. Историки сошлись во мнении, что именно рукой Ивана Григорьевича отредактирована рукопись о восстании на Балканах. Бурцов так детально анализировал причины неудач повстанцев, что порой кажется – не свободолюбивым грекам и румынам адресует Иван Григорьевич свои советы, выводы и замечания, а недавним друзьям по тайному обществу.

С Пестелем он поддерживал сугубо официальные и подчёркнуто холодные отношения. Только в 1824 году Павел Иванович попытался помириться с только что назначенным командиром Уфимского пехотного полка, но Бурцов был непреклонен. Он прекрасно понимал, что не сам понадобился мятежникам, а лишь штыки его солдат. Затем Иван Григорьевич командовал поочередно Колыванским, Тифлисским и Мингрельским, а впоследствии и Херсонским гренадерским полками. Солдаты его любили и готовы были за своим командиром идти в огонь и воду, но Бурцов не спешил ставить чужие головы на рисковый бунтовской кон. Половинчатости и полумер он не принимал никогда, поэтому и на Сенатской площади Бурцова не было. Но он всё равно не избежал ареста. Перед визитом жандармов Иван Григорьевич успел сжечь все важные документы «Южного общества», для чего-то тщательно хранимые долгие четыре года. На допросах, и это особо отмечено в материалах следствия, держался с присущим ему мужеством, признавая, что «…подготавливал общественное мнение к…освобождению крепостных людей, каковые перемены могли не нравиться дворянству». Отсидел Бурцов свои полгода в двух крепостях поочередно, после чего, заключая узника в Трубецкой бастион, комендант Петропавловской крепости неукоснительно следовал приказу: «… посадить по усмотрению и содержать строго».

А потом Бурцова отправили для перевоспитания на Кавказ, в действующую армию. Чтоб неповадно было впредь. К тому же, и пули у виска там частенько посвистывали…

Стрелять так стрелять!

Имя Бурцова не вычеркнуть из летописи Кавказской войны. Слишком заметный след оставил Иван Григорьевич и там, отличившись при осаде и взятии Карса, Ахалкалаки и неприступного некогда Ахалцыха. Но эта, уже русская к тому времени, крепость была однажды наглухо окружена отрядами «немирного» Ахмет-бека Аджарского. Граф Паскевич приказал Бурцову с полком казаков, семью ротами пехоты и пятью пушками блокаду снять!

У переправы через Куру Иван Григорьевич двое суток с переменным успехом бился с горцами грудь о груди, но затем перебрался на другой берег и перемудрил-таки коварного бека, заставив снять осаду Ахалцыха. Вскоре, за особые заслуги, Бурцов стал генерал-майором и подтвердил справедливость повышения в звании новыми победами над неприятелем, порой многократно превышавшим численность русских войск. На боевом счету Ивана Григорьевича – полный разгром 15-тысячного турецкого корпуса и другие не менее славные победы.

В одном из боев генерал Бурцов безоглядно увлёкся погоней за врагами и был смертельно ранен в грудь выстрелом из пистолета. Смерть настигла его в бою. Истинные военные об иной кончине обычно и не помышляют…

Вместо послесловия

Бурцов был похоронен со всеми воинскими почестями в городе Гори. Собор, в котором упокоился прах вольнодумца, позже был разрушен землетрясением, но на месте руин древнего храма появилась несколько десятилетий назад памятная стела с именем Бурцова. Что с ней стало сейчас – неизвестно. «Кудри и бачки» молодых генералов, воспетых в прошлом веке Мариной Цветаевой, «засыпал снег». Ивану Григорьевичу, тридцатичетырёхлетнему рязанцу с такими же яркими эполетами, досталась только едкая южная пыль.

Игорь Чернов

8

ДЕКАБРИСТ И.Г. БУРЦОВ О ПОКОРЕНИИ АХАЛЦИХА В 1828 ГОДУ

15 августа 1828 г. русские войска после многодневной осады и кровопролитного штурма заняли крепость Ахалцих, являвшуюся одним из основных укрепленных пунктов турецкой армии. Во взятии этой крепости приняло участие немало декабристов, сосланных царским правительством в действующую кавказскую армию в 1826-1828 гг. В покорении Ахалциха большую роль сыграл, в частности, декабрист, полковник Иван Григорьевич Бурцов (1794-1829), который в те дни был начальником траншей и выделялся своим мужеством и военным искусством. Бурцов, кстати, активный участник и многих других сражений кавказского фронта русско-турецкой войны 1828-1829 гг. (см. М. Г. Нерсисян, Из истории русско-армянских отношений, т. 2, Ереван, 1961, стр. 148-156).

Будучи одним из руководителей ахалцихского сражения в августе 1828 г., И. Г. Бурцов написал специальный рапорт о покорении Ахалциха. Рукопись рапорта хранится в архивных фондах главного штаба Кавказской армии и до сих пор не опубликована (см. ЦГИА Груз. ССР, ф. 1087, д. 1258, лл. 1-8). К сожалению, начало рапорта потеряно, поэтому неизвестно, когда написан и кому адресован этот документ (хотя нетрудно полагать, что он составлен во второй половине августа 1828 г.). Несмотря на неполноту, рукопись Бурцова содержит много важных и точных данных. В ней, между прочим, наряду с другими офицерами, упоминаются также декабристы Гангеблов и Коновницын.

Следует отметить, что о покорении Ахалциха Бурцов выступил и в печати. В газете «Тифлисские Ведомости» от 16 октября 1828 г. он напечатал письмо под заглавием: «К г.г. издателям С.-Петербургских газет», в котором опровергает и уточняет несколько сообщений о взятии Ахалциха, напечатанных в «Русском инвалиде» и в «Северной Пчеле». Так, в одной из корреспонденций, напечатанной в газете «Русский инвалид» (1828, № 230), сказано, что во время осады Ахалциха русская батарея была заложена в 1000 саженей от крепости. Это чушь, пишет Бурцов, с такого расстояния нельзя бомбардировать. Говоря о сообщениях «Северной Пчелы», он, например, указывает, что штурм Ахалциха состоялся не 16 августа, как утверждает газета, а 15 августа. В своем письме Бурцов приходит к следующему интересному заключению: «Под Ахалцихом решительная смелость составляла смысл всех военных действий, а равно и осадных работ: ею одною, можно утвердительно сказать, заменены, и число войск и число припасов» («Тифлисские Ведомости», 16 октября 1828 г.).

Декабрист Иван Григорьевич Бурцов — один из выдающихся деятелей своего времени. Каждая запись, принадлежащая его перу, представляет большой интерес.

М. Г. НЕРСИСЯН

Рапорт И. Г. Бурцова о покорении Ахалциха

...

... (Начало рапорта не сохранилось. — М. Н.)

Быстрота не дала неприятелю времени сообразиться: охватив слева и справа сей бастион, наши мгновенно появились в перешейке и, переколов всех бывших там турок, взяли 4 орудия и несколько знамен. За отделением стрелков оба батальона перешли чрез пролом и по распоряжению полковника Бородина направились: первый вправо по оврагу вдоль палисадов, а второй прямо по небольшой площадке к католической церкви; оба были встречены огромными толпами отчаянных турок и вошли в жарчайшую сечу.

С саперною ротою и артиллериею я настиг хвост колонны во рву и приказал одному взводу разширять пролом, а с другим стал перетаскивать орудия в город. Трудности представились неимоверные: под непрерывным свистом пуль и ядер надлежало переправлять артиллерию чрез двойный ров и чрез безпорядочно набросанные бревна. Мы все схватились за колеса горного единорога, единодушное рвение одолело препятствия, и вмиг орудие сие уже было в городе, за коим начали переводить и еще два линейные. Появление первого орудия на высоком бугре, с коего могло оно действовать картечью по кладбищу поверх наших пехотных колонн и застрельщиков, а равномерно и стрельба негорновыми мортирами была чрезвычайно полезна: она изумила неприятеля. Привезенное вслед за тем другое орудие было мною обращено вправо, дабы очищать продолжение палисада и способствовать действию 1 батальона Ширванского полка. В сие роковое время храбрые русские начальники падали один за другим: едва окончил жизнь майор Рыдзевский, смертоносная пуля поразила командира Ширванского полка отличного полковника Бородина и нескольких обер-офицеров. Турки устремляли свои удары предпочтительно на начальников и в столь тесном бею, каков был нынешний, имели к тому большое удобство, видя отличие в одежде, по коему могли они всегда узнавать их. Немедленно по сие 2 орудий стали под начальством подполковника Тертилевича выходить пионерные роты с осадными материалами для устроения ложамента. Место для оного было чрезвычайно невыгодно: слева от самого батальона вдоль палисадов тянулись дома, тесно поставленные и не представляющие никакого открытого пространства, перед фронтом небольшая площадка, простирающаяся до церкви, значительно понижалась и тем лишала полку позицию прикрытия от тех работ, которые надлежало произвести в действие, вправо был довольно крутой и глубокий овраг. Как бы то ни было, я знал, что главная польза наша заключалась в выигрыше пространства, почему и решился заложить первый ложамент из батарейных туров как можно далее; а для внутреннего прикрытия намеревался поставить другой бруствер, поверху площадки с левой стороны, передний эполемент назначен был на плоских кровлях домов, кои составляли крайние строения над оврагом, возвышенность сего места и фланговое оного положение в отношении к католической церкви, прикрывавшей турецкие резервы, доставляли нам большие выгоды; в центре эполемент, составляя продолжение левого, пересекал дорогу и по низменности своей долго не мог прикрыть работающих; далее направо оный шел по неровностям земли и примыкал к городскому палисаду. Внутреннее прикрытие заложено было по возвышенной части бугра и по второму ряду домов также на кровлях оных.

С неизъяснимым хладнокровием и решимостью пионерные роты, следуя примеру своих храбрых начальников, принялись за сию гибельную работу, каковая редко может встретиться в осадах. В 10 саженях перед линией ложамента теснились толпы сражавшихся ручным оружием; а из-за церкви, из-за каменные кладбища и из обоих оврагов справа и слева сыпались безсчетно турецкие пули. Крепостные же батареи их и каменная западная башня по сему малому пространству стреляли ядрами. Под таковым жесточайшим огнем, можно сказать под кинжалами турецкими, закладывались вышеописанные работы. А сверх того надлежало еще наблюдать за ходом боя, и однажды случилась необходимость отделить взвод из 1 пионерной роты для подкрепления ширванских застрельщиков, ибо неприятель напирал, а резерв сего полка уменьшился уже до 60 человек. Неустрашимые пионерные офицеры жертвовали жизнью для исполнения своего долга: порутчик Шефлер убит первый на месте, порутчик Соломна и штабс-капитан Шмидт получили смертельные раны, от коих чрез несколько дней кончили жизнь, прапорщик Пущин ранен пулею в грудь навылет, прапорщик Негаев в руку, а подпорутчик Вильде, отряженный для построения батареи № 12, при самом начале работы ранен в шею навылет. Нижних чинов в пионерном батальоне убито и ранено было до 100 человек. Обо всей потере нашей под Ахалцихом прилагается подробная ведомость.

В артиллерийской линейной роте убит зауряд хорунжий Диков и ранены все прочие офицеры, а капитан Зубнов получил две контузии. Во время заложения ложамента ранены были также: состоявший при корпусном штабе артиллерии штабс-капитан Санковский, пионер-порутчик. Зубов, начальник Кегорновой батареи порутчик Крупенников и еще некоторые. Невзирая на все таковые потери, оставшиеся начальники и три: пионерных офицера, уцелевшие во всех трех пионерных ротах, ободряли людей, и работы подвигались с успехом. К захождению солнца оба прикрытия были окончены, артиллерийские орудия поставлены за  бруствером, стрелки заняли ложаменты, и решительный перевес был на стороне нашей. Саперная рота, устроив удобную переправу между палисадами и во рву, присоединилась к пионерным и сменила их в работе.

Линейская артиллерия и горный единорог во все сие время причиняли жесточайший вред неприятелю как с фронта, так и справа ложившемуся противу занятого нами места, и, конечно, они важное участие приняли в удержании оного за нами; присланный от г. корпусного командира в подкрепление батальон Херсонского гренадерского полка под начальством генерал-майора Попова, из коего одна рота отделена была влево вдоль палисадов, а прочие подкрепляли Ширванский полк, несколько обеспечил наше положение; а сменивший убитого полковника Бородина в командовании Ширванским полком полковник Комнаров, направив движение первого батальона, под командою подполковника Юдина, вдоль оврага, в обход католической церкви и в тыл державшегося за оного неприятеля, много содействовал к ослаблению обороны турок. Между тем все батареи наши покровительствовали продолжавшемуся бою, и батарея № 12, поставленная в 60 саженях от бастиона № 2, немало принесла пользы, действуя картечью по скоплявшимся неоднократно турецким толпам и стремившимся противу главной точки приступа. Бруствер сей батареи, когда был ранен подпоручик Вильде, докончен Нижегородского драгунского полка прапорщиком Дороховым. Справа, по приказанию г. корпусного командира, 42 Егерский полк и два орудия артиллерии посланы были для овладения частью предместья. Дойдя до рва и встретив препятствия палисадов, они оставались перед оными, пока по приказанию г. исправляющего должность начальника Штаба отряжен был прапорщик Коновницын с саперами для сделания бреши и перехода для артиллерии. Срубая палисады под сильным неприятельским огнем, он лишился нескольких человек, но скоро исполнил порученное ему дело; а пионер-прапорщик Богданович в продолжении сего времени сделал прикрытие из туров для сей артиллерии, ожидавшей возможности вступить в город. Когда войска сии достигли своего назначения, уверенность в победе еще более увеличилась, и хотя турки отчаянно защищали каждый дом, но мы стояли уже твердою ногою внутри самого города, прикрытия для пехоты были довершены, и артиллерия заняла следующее положение: 4 орудия линейския стояли на возвышенных кровлях, горный единорог и Кюгорновы мортиры по приказанию г. исправляющего должность начальника Штаба генерал-майора Остен-Сакена взнесены были на кровлю церкви; две отбитые у турок пушки стояли за внутренним бруствером. Таким образом, жертвы, принесенные нами в сем яростном бою потерею отличных офицеров, не были тщетны, мы с уверенностью могли встретить турок при новом их порыве на утро следующего дня и могли начать громить каменную крепость—последнее их убежище.

В сие время граф Паскевич Эриванский прислал повеление приступить к истреблению домов города пожаром, в коих упорно неприятель .держался. Истинно полезная мысль сия приведена была в действо  посредством привезенной полковником Раевским соломы, и немедленно все луговое предместье было зажжено во многих местах. Ветер, сильнодующий, был для нас сильным союзником. Тысячи женщин бежали на наши батареи, но вооруженные турки погибали в пламени и не сдавались. После девяти часов вечера на всех точках и даже на главной огонь сделался несколько слабее, хотя оный не прекращался до полуночи. Г. исправляющий должность начальника Корпусного штаба, осмотрев устроенные ложаменты и батареи, изложил мнение свое: присоединить в продолжение ночи и католическую церковь к нашим работам. По личному донесению о сем т. корпусному командиру, я получил приказание приступить к тому немедленно.

По изнурению, которое ощущали особенно пионерные роты, я поручил большую часть сей работы саперной роте, под распоряжением штабс-капитана Бенедиктова, порутчика Гангеблова и прапорщика Коновницына, а остальною заведывать назначил инженер штабс-капитана Чеснона и составил для исполнения сей работы сборную команду. Поверхность церкви и все прочие части ограждены были турами, на коих лежали мешки, наполненные землею для удобности ружейной обороны, Сие прикрытие шло ломаною линиею и имело повсюду фланговую оборону; а на выгоднейшем месте сделана была батарея для двух 12-фунтовых орудий, которые были привезены и поставлены на рассвете 16 числа под начальством артиллерии капитана Бриммера.

В продолжение ночи часовые, у дверей церкви стоявшие, заметили нескольких турок, старавшихся прокрасться в оную, и отразили их сообразно их дерзости; но когда посланные г. генерал-майором бароном Остен-Сакеном офицеры тщательно осмотрели внутренность церкви, то нашли в ней порох и артиллерийские снаряды, взрывом коих неприятель намеревался причинить нам сильнейший вред. На рассвете все сии припасы были вынесены.

Около полуночи, по приказанию графа Паскевича Эриванского, г. генерал-майор барон Остен-Сакен с тремя ротами 42 Егерского полка двинулся из правого предместья к отдельной каменной башне. Посланный им вперед штабс-капитан Корганов с 40 человеками овладел оною, после некоторого сопротивления. На сей башне найдено 4 орудия. После сего пионер-прапорщиком Богдановичем устроена была батарея на возвышенной площадке, позади башни, лежащей для двух батарейных орудий, дабы с рассветом начать действие против Цитадели. Перед светом заняты также нашими войсками левого фланга Бастион № 1 и 2, оставленные турками, с пушками и знаменами — деятельные приготовления наши для следующего дня остались в грозном своем виде, но употребление оных упреждено было предложением турецких пашей сдать крепость и Цитадель на некоторых условиях.

Подробности начавшихся по сему случаю переговоров, а равно и действия всех войск, не имевших тесной связи с осадою, изображены в официальном описании, которое при сем прилагается.

В 11 часов утра г. корпусный командир изволил выехать во внутренность Цитадели, и Грузинский гренадерский полк водрузил Георгиевское знамя на стенах оной.

Отдавая подробный отчет о ходе Ахалцихской осады, в коем изложены все систематические распоряжения вышнего начальства, увенчанные благословенным успехом, я токмо с благоговением держу произнесть хвалу храбрости войск русских, достигших цели трудов своих, и с глубокою скорбью могу воспомнить о потере мужественных начальников и воинов, потере, истинно чувствительной для армии.

В отношении к порученной мне части произнесу, что служба 8-го пионерного батальона во все время осады была примерная: ни изнурение, ни безпрерывные опасности не могли ослабить усердия и храбрости нижних чинов, не могли умалить мужества и расторопности офицеров. Милости справедливого государя и уважение целого корпуса да послужат возмездием батальону сему за тяжкие потери им понесенные.

Начальник траншей полковник

Бурцов.

Текст воспроизведен по изданию: Декабрист И. Г. Бурцов о покорении Ахалциха в 1828 году // Историко-филологический журнал, № 4 (43). 1968

9

БУРЦЕВЪ, Иванъ Григорьевичъ, ген.-м., участникъ войны 1828—29 гг., уб. подъ Байбуртомъ, род. въ 1794 г. и началъ службу въ арміи въ 1812 г., но уже въ слѣд. г. б. зачисленъ въ свиту Е. И. В. по квартирской части и, состоя при к-сѣ гр. Толстого, принялъ участіе въ кампаніяхъ 1813—14 гг. (Дрезденъ, Донъ, Плауенъ и Гамбургъ). Въ нихъ онъ выказалъ себя отлич. оф-ромъ ген. шт. и б. переведенъ въ гвард. ген. штабъ. Въ 1822 г. Б. б. произведенъ въ пол-ки и въ 1824 г. назначенъ ком-ромъ Уфимскаго пѣх. п. Затѣмъ онъ командовалъ пп. Колыванскимъ, Тифлисскимъ и Мингрельскимъ, а съ началомъ камп. 1828 г. б. назначенъ въ распоряженіе ген. Паскевича на Кавказъ. Отличившись при осадѣ Карса и взятіи Ахалкалакъ, Б. б. назначенъ нач-комъ траншей при осадѣ Ахалцыха, к-рая вначалѣ велась медленно и безпорядочно. "Съ назначеніемъ Б., говоритъ въ своихъ запискахъ Н. Н. Муравьевъ-Карскій, все оживилось: онъ самъ со свойственною ему дѣят-стью былъ вездѣ, осмотрѣлъ кр-сть, дѣлалъ предположенія для осады и приступалъ къ немедл. исполненію оныхъ. Я не скажу, прибавляетъ Муравьевъ, чтобы предположенія Б. были лучшія; онъ былъ слишкомъ смѣлъ и скоръ и неохотно перемѣнялъ мнѣніе свое", но они принимадись начальствомъ безпрекословно, "ибо никто не зналъ такъ хорошо мѣстоположенія, какъ Б., и никто не подъѣзжалъ къ кр-сти такъ близко, какъ онъ". Такъ, взявъ нѣск. піонеровъ и б-нъ Грузинскаго грен. п., Б. среди бѣла дня подошелъ къ кр-сти на 70—80 сж. и на глазахъ турокъ заложилъ укр-ніе на самомъ бер. рѣки. Турки открыли жестокій пуш. и руж. огонь, но личное присутствіе Б. не позволило поколебавшимся было солдатамъ отойти, и работа была окончена въ полчаса. Вообще во время этой осады Б. выказалъ большую дѣят-сть, много рѣшит-сти, смѣлости и храбрости, а при штурмѣ "принялъ всѣ распоряженія на себя, ибо Паскевичъ былъ только зрителемъ съ горы" (Муравьевъ). По взятіи Ахалцыха Б. въ авг. 1828 г. б. назначенъ ком-ромъ Херсонскаго грен. п. и первый открылъ камп. 1829 г. Съ 7-ю рот. пѣхоты, полкомъ казаковъ и 5 ор. ему поручено было освободить Ахалцыхъ, блокированный войсками хана Аджарскаго. Форсирован. маршомъ Б. подошелъ къ Ахалцыху, выдержалъ у переправы чрезъ Куру двухдневный бой и искуснымъ фланг. движеніемъ заставилъ хана снять блокаду. Произведенный за это дѣло въ ген.-м., Б. б. назначенъ ком-ромъ 2-й бр-ды 21-й пѣх. д-зіи. Въ концѣ апр. того же года Б. снова б. посланъ спасать Ахалцыхъ, к-рому угрожалъ 5-тыс. к-съ Ахмета-паши. Б. пересѣкъ непр-лю путь у д. Цурцкабъ (въ 50 вер. отъ Ахалцыха), атаковалъ его и разсѣялъ. Энергично преслѣдуя пр-ка, Б. совершенно опустошилъ край, занятый тур. войсками, и тѣмъ лишилъ ихъ запасовъ продовольствія. Когда же Ахметъ-паша, собравъ свои разсѣян. войска, снова подошелъ къ Ахалцыху, Б. въ третій разъ двинулся на выручку его. Выдержавъ у с. Дигуръ пятичас. горячій бой, Б. соединился съ отрядомъ ген. Муравьева, шедшимъ къ Ахалцыху изъ Ардагана, и на другой день, 2 іюня, совмѣстно съ нимъ на голову разбилъ турокъ. Отозванный затѣмъ къ Карсу, Б. съ отд. отрядомъ искусными демонстраціями прикрывалъ движеніе гл. силъ черезъ Саганлугъ и принялъ затѣмъ участіе въ пораженіи тур. арміи при Каинлахъ и Милле-Дюзѣ (19 и 20 іюня) и при взятіи Эрзерума. 7 іюля Б. занялъ безъ боя Байбуртъ; узнавъ же, что турки въ числѣ 12 т. идутъ на выручку этого города, Б. рѣшилъ предупредить ихъ внезапн. нападеніемъ. Съ 5-ю рот. пѣхоты и кон.-мусульман. полкомъ онъ столкнулся съ ними 19 іюля у с. Хартъ. Несмотря на превосход. силы пр-ка, Б. энергично атаковалъ и лично повелъ въ дѣло кон.-мусульман. полкъ. Увлекшись въ пылу боя преслѣдованіемъ тур. знаменщика, Б. б. смертельно раненъ имъ изъ пистолета въ грудь и 22 іюля скончался. По свидѣтельству Пушкина, Паскевичъ б. сильно огорченъ смертью Б., к-раго считалъ рѣшительнымъ нач-комъ, но неосторожнымъ смѣльчакотъ.


Вы здесь » Декабристы » ЛИЦА, ПРИЧАСТНЫЕ К ДВИЖЕНИЮ ДЕКАБРИСТОВ » БУРЦОВ (Бурцев) Иван Григорьевич.