54

посетить ярмарку в Бердичеве, «которая начнется послезавтра», и заехать в Любар к Артамону Муравьеву. «...В Любаре семейство Муравьевых устраивает мне самый приятный прием; боюсь сдаться на их веру, не скоро вырвешься». Следующее письмо к С. Н. Бегичеву из Симферополя датировано 9 июля 1825 г. Грибоедов в этот момент уже объехал южную и восточную часть Крымского полуострова. Таким образом, можно предположить, что он пробыл в Киеве свыше десяти дней. На следствии он показывает, что уехал внезапно, почему-то «не простясь», — мы остановимся на этом ниже, — по-видимому, заезд его в Любар не состоялся.

Что же происходило в Киеве? Приезд Грибоедова в Киев вдруг привел в необычайное движение всю Васильковскую управу. Каким именно образом южные декабристы узнали, что Грибоедов в Киеве, мы не знаем. Возможно, что сигнал об этом подал Артамон Муравьев, выехавший из Любара, где он стоял с полком, навстречу жене и остановившийся в той же Лаврской «Зеленой гостинице» (угол Б. Московской и Арсенала), которую выбрал и Грибоедов77. Но нельзя отвергнуть и другое предположение — что южные декабристы были заранее предупреждены о приезде Грибоедова и потому так быстро и организованно пришли в движение.

Около Грибоедова сейчас же оказывается один из руководителей Васильковской управы — декабрист М. П. Бестужев-Рюмин, через специального нарочного вызывается из Василькова Сергей Муравьев-Апостол; тут же появляется Сергей Трубецкой, который еще в конце 1824 г. переехал в Киев, получив должность дежурного офицера штаба пехотного корпуса. Добавим Артамона Муравьева и Матвея Муравьева-Апостола, и мы получим довольно внушительный актив Васильковской управы Южного общества.

В одной из работ Н. К. Пиксанова читаем: «В июне 1825 г. Грибоедов попал в Киев»78. Можно задать фамусовский вопрос: «Попал или хотел попасть?» Видя далее Грибоедова в таком оживленном декабристском окружении, законно и продолжить фамусовские вопросы: «Да вместе вы зачем? Нельзя, чтобы случайно...»

В следственном деле даются две версии этой встречи. Первая принадлежит Грибоедову — он объясняет встречи с декабристами как чисто случайные; некоторые

56

говоря о моем брате как об особенно умном человеке и зная, что Грибоедов предполагал остаться в Киеве, хотел доставить ему этим удовольствие. С Муравьевым Сергеем я виделся тогда коротко, ибо он приехал [sic! — М. Н.] в полдень, а уехал на другое утро рано. Во время же его бытности сих нескольких часов приехала моя жена, с которою я 6 месяцев не видался. При мне разговор их, в котором я участвовал урывками, был общий и не касающийся до общества»80.

Показание Артамона Муравьева выглядит крайне непродуманным — в нем не сведены концы с концами. Грибоедов вовсе не предполагал остаться в Киеве, Артамону Муравьеву и всем, с ним говорившим, было прекрасно известно, что Грибоедов едет обратно на службу к Ермолову в Грузию, что в Киеве он проездом. Явная неправда была наспех вставлена в показание для мотивировки, почему человека, проездом остановившегося в чужом городе, надо спешно знакомить с другим человеком и вызывать последнего из другого города только потому, что этот человек — умный. Позже окажется, что и место свидания показано ложно — у Бестужева-Рюмина Грибоедов и ногой не был. Последняя отговорка отводит тему о тайном обществе из разговора — просто познакомились два умных человека и в период от полудня одного дня до утра другого говорили на общие темы. Все это крайне неправдоподобно и очень плохо скомпановано.

Сопоставляя же показание Артамона Муравьева с показанием Бестужева-Рюмина, находим ряд противоречий. Артамон Муравьев показывал, что он вызывал умного Сергея Муравьева для знакомства с Грибоедовым, чтобы доставить им обоюдное удовольствие. Бестужев-Рюмин, наоборот, говорил, что вызывал Сергея Муравьева для свидания с Артамоном, а также с его приятелем Грибоедовым, — причиной вызова на первом плане оказывается свидание Сергея Муравьева именно с Артамоном. Все это шито белыми нитками: Артамон Муравьев уже полгода жил в Любаре, где стоял его Ахтырский гусарский полк. Из Любара шла прямая дорога на Васильков и Киев; выехав в Киев встречать жену, Артамон Муравьев, если ему было нужно видеть Сергея Муравьева, мог легко сам проехать не через Брусилов, а через Васильков или, наоборот, отправиться с женой из Киева в Любар также через Васильков —

58

познакомился таким образом, что он знает, что я — Муравьев, а я — что он Грибоедов. Об обществе же ни слова не было говорено между нами, и он не член наш»81. Несмотря на пространность ответа, он не уясняет вопроса. Противоречия ответа — очевидные. С. Муравьев-Апостол не дает ответа по существу — остается неясным, в чем именно состояла надобность видеть столь спешно Артамона Муравьева. Довод, что с Петербурга не видались, глухо говорил о чисто дружеском смысле встречи — без всяких особых причин решили просто повидаться. Грибоедов как причина свидания устранен совершенно; все дело было-де в Артамоне, с Грибоедовым же знакомство оказалось столь беглым, что были только обоюдно названы фамилии: «Он знает, что я — Муравьев, а я — что он Грибоедов»; вот и все. Следственный комитет вовсе не спрашивал о разговорах относительно тайного общества и о том, член ли его Грибоедов, но сам Муравьев, боясь этого вопроса, спешит его предупредить и заверяет Комитет, что Грибоедов не член и что разговоров о тайном обществе не было. Кто такой Грибоедов и где он — этот вопрос оставлен без ответа. С. Муравьев более отвечал ходу своих мыслей, чем вопросам следствия, и стремился к одному — полностью изъять Грибоедова как причичу свидания, знакомство с ним сделать шапочным, случайным.

Уже из сделанного обзора совершенно ясно: скрывается что-то важное, ответы путанны, противоречивы и не соответствуют истине.

14 февраля 1826 г. следствие, уже установившее твердо сам факт свидания Грибоедова с декабристами в Киеве и по общему ходу дела сильно заинтересованное Ермоловым, задало Рылееву вопросы о Грибоедове. Спросив вообще о принятии Грибоедова в члены общества, Комитет поставил и специальные вопросы о киевском свидании: «Не было ли сделано ему поручения о свидании с кем-либо из членов Южного общества, а также и о распространении членов оного в корпусе генерала Ермолова и не имели ли вы от него уведомлений о успехах его действий?» Рылеев ответил: «Слышал я от Трубецкого, что во время бытности Грибоедова в прошлом году в Киеве некоторые члены Южного общества также старались о принятии его в оное, но не успели в том по тем же причинам, по каким и я принужден

60

пытаются скрыть нечто другое, а вовсе не ничтожную неудачную (т. е. совершенно неважную для следствия) попытку принять нового члена. Какая это малость для руководителя восстания Черниговского полка Сергея Муравьева, взятого на поле восстания с оружием в руках, для Бестужева-Рюмина, находившегося в том же положении, тем более что уже все три участника свидания признались в приеме целой вереницы членов тайного общества, а Бестужев-Рюмин сверх всего и в присоединении к южной организации целого Общества Соединенных Славян.

Дело, очевидно, вовсе не в приеме Грибоедова в члены общества, а в чем-то другом. Это подтверждается и тем соображением, что для приема нового члена нет никакой нужды приводить в движение всю Васильковскую управу. И стоявший в карауле Бестужев-Рюмин, и оказавшийся в одной гостинице с Грибоедовым Артамон Муравьев — оба имели право принимать новых членов, имели и опыт этого приема, оба по отдельности могли бы уяснить, желает или не желает Грибоедов быть членом общества. 19 февраля последовало наиболее любопытное показание по этому вопросу М. П. Бестужева-Рюмина. «Точно ли вами или кем другим был принят в члены общества кол[лежский] асессор Грибоедов и когда именно? — спрашивал Комитет. — Притом объясните, по какому поводу он был у вас и виделся с Сергеем Муравьевым? Что тогда сообщено ему было о намерениях общества, какого он был о сем мнения и какое дал обещание насчет содействия видам общества и распространения членов оного в грузинском корпусе?» Опустив вопрос о поводе свидания с Муравьевым и не отвечая на то, что было сообщено Грибоедову о намерениях общества и какого он был о сем мнения, Бестужев-Рюмин показал: «Грибоедов в общество принят не был по двум причинам... 1) Что, служа при Ермолове, он нашему обществу полезен быть не мог. 2) Не зная ни истинного образа мыслей, ни характера Грибоедова, опасно было его принять в наше общество, дабы в оном не сделал он партии для Ермолова, в коем общество наше доверенности не имело. На мое мнение согласились и предложения Грибоедову не делали. Был же он не у меня, а проезжал чрез Киев вместе с Артамоном Муравьевым, и видел я его только два раза у Трубецкого. С. Муравьева тогда я просил приехать в Киев,