24

совершенно несправедливо. Не могу постигнуть, на каких ложных слухах он это основывал, не на том ли, что меня именно за три дни до моего отъезда приняли в Общество любителей русской словесности, общество, которое под высочайшим покровительством издает всем известный журнал «Соревнователь» и от вступления в которое я чрезвычайно долго отговаривался, ибо поэзию почитал истинным услаждением моей жизни, а не ремеслом». Ответ имеет внешний вид чрезвычайной убедительности для малосведущего в литературных делах Следственного комитета. Однако и тут проверка фактической стороны изобличает Грибоедова. Во-первых, Оболенский не мог, конечно, спутать прием в тайное общество с приемом в общество литературное, а, во-вторых, указание на совпадение времени (именно «за три дни до моего отъезда») не выдерживает фактической проверки. В архиве Общества любителей российской словесности, находящемся в Академии наук, хранятся следующие, обнаруженные П. Е. Щеголевым, сведения об избрании Грибоедова в члены: 8 декабря 1824 г. Д. М. Княжевич предложил Грибоедова в члены Общества любителей российской словесности; баллотировка имела место в заседании 15 декабря 1824 г. и кончилась единогласным избранием. Как можно установить на основании письма Грибоедова к Бегичеву из С.-Петербурга от 18 мая 1825 г. и следующего — уже из Киева — от 4 июня 1825 г., Грибоедов выехал из Петербурга во второй половине мая 1825 г. Иными словами, он был принят в литературное общество более чем за полгода до отъезда и, конечно, давая показания, не ошибался, а сознательно говорил неправду. Грибоедов надеялся, что его данные не будут проверяться, и надежды его оправдались22.

Таким образом, уже на основании приведенных выше частных, но немаловажных примеров можно точно установить: Грибоедов дал на следствии ряд заведомо ложных показаний, и дал их совершенно сознательно.

Перейдем после этих соображений к вопросу о том, насколько Грибоедов был прикосновенен к делам тайного общества. Сам Грибоедов, как указано, отрицал и свою осведомленность о существовании тайного общества, и свою причастность к нему23. То обстоятельство, что на следствии оба вопроса не были разделены, во многом облегчило Грибоедову его ответы.

26

была более конкретной? Была ли ему известна программа и тактика декабристов, и если да, то что именно он знал о них?

Из приведенного выше показания Рылеева видно, что о существеннейшем моменте программы Северного общества — о перемене образа правления в России и о введении конституционной монархии — Грибоедов знал. Но ограничилось ли дело этим? Ведь Рылеев был республиканцем. Общий друг Грибоедова и Рылеева Александр Бестужев показывает: «...в конце 1824 г. я увидел в нем [Рылееве] перемену мыслей на республиканское правление»27. Грибоедов познакомился с Рылеевым в 1825 г.28, когда республиканские настроения последнего были в разгаре. Может быть, Рылеев из осторожности не открыл Грибоедову своих республиканских планов и сказал лишь о более умеренной цели тайного общества — конституционной монархии? Нет, и это не так. Вот перед нами письмо Грибоедова к А. Бестужеву от 22 ноября 1825 г., в котором он пишет, что в Крыму встретился с Н. Н. Оржицким (декабристом): «Вспомнили о тебе и о Рылееве, которого обними за меня искренне, по-республикански»29. Сомнений быть не может — Грибоедов знал также и о республиканских замыслах Рылеева. Комментарием к «республиканскому» привету Рылееву от Грибоедова может служить и то небезынтересное соображение, что Грибоедов имел дело в Северном обществе именно с его республиканской группой: к ней принадлежали Рылеев, Оболенский, Бестужев, фон-дер-Бригген. Оболенский осуществлял прямую связь Пестеля с Северным обществом, был его поддержкой на севере30.

Не лишено интереса, что следствие по делу декабристов напало на след одного криминального разговора, в котором Оржицкий выражал желание особым способом расправиться с царствующим домом — во избежание излишних затрат на многие виселицы возвести одну, достаточно высокую, на которой повесить царя и великих князей «одного к ногам другого». С человеком таких настроений Грибоедов, конечно, мог беседовать и о республике вообще и о республиканских взглядах К. Ф. Рылеева в частности31.

Введение республики или конституционной монархии в России влекло за собой сложную систему соответствующих государственных преобразований — это было

28

указанием, что «Комитету известны мнения; ваши, изъявленные означенным лицам». Последнего Грибоедов, сидя на гауптвахте Главного штаба, проверить не мог, очных ставок у него с Рылеевым или Бестужевым не было, и он, естественно, должен был учесть, что степень его осведомленности была Комитетом проверена и пункт «а» был включен не зря. Ответ Грибоедова был крайне суммарен: «Рылеев и Бестужев никогда мне о тайных политических замыслах ничего не открывали»34. Только пункты о «целях, видах и средствах» общества могут быть подведены под этот ответ. Иначе говоря, Грибоедов умолчал о численности членов тайного общества и об «именах некоторых из них». Не потому ли, что о многочисленности членов и о некоторых именах действительно было ему известно, и он обошел эти вопросы, чтобы не столкнуться с показаниями, которые разоблачали бы его осведомленность именно по этим пунктам?

Знал ли Грибоедов о русском национальном характере проектируемой декабристами республики или конституционной монархии? Несомненно. Декабрист А. Бестужев показывает на следствии: «В преобразовании России, признаюсь, нас более всего прельщало русское платье и русские названия чинов»35. Это входило в систему преобразований. Знал ли Грибоедов об этом? Знал. Это видно из показания того же Бестужева: Грибоедов «как поэт желал этого для свободы книгопечатания и русского платья»36. Чтобы желать «этого» для введения русского платья, необходимо знать, что «это» вводит русское платье. Следовательно, Грибоедов был осведомлен не только об общем замысле переворота, но и о ряде деталей будущего строя преобразованной России. А детали эти в данном случае ведут к национальной программе декабризма.

Общеизвестная защита русского платья в «Горе от ума» в монологе о французике из Бордо соответствует этим свидетельствам. Интерес к русскому платью и вхождение его в систему декабристских проектов засвидетельствованы и для более раннего периода развития декабризма протоколами «Зеленой Лампы» («побочной управы» раннего декабристского общества — Союза Благоденствия). В замечательной политической утопии «Сон» (А. Д. Улыбышева), которая была прочтена на одном из заседаний «Зеленой Лампы», изображена будущая,

30

«шишковистами» — были среди декабристов. Пестель был одним из них: он предлагал в «Русской Правде» назвать артиллерию «бронебоем» и карре — «всебронем», ввести русские названия воинских чинов; Александр Бестужев был сторонником того же направления — он предлагал назвать карниз «прилепом», антиквария — «старинарем» и т. д. Ища русский перевод слова «революция», декабристы в соответствии с латинской приставкой «re» и корнем «vol» нашли русский перевод в двух вариантах: «пре-образование» и «пре-вращение». Имеются тексты, где иностранное слово «революция» употреблено наряду с русским переводом. В одном из показаний Пестеля, где говорится о центральном значении вопроса верховной власти и подчиненном значении остальных «добрых планов», мы читаем: «Добрые планы могут иметь хорошее действие и влияние даже без превращения (революции)»40; тут прямо дано в скобках иностранное значение русского слова. В другом показании он приравнивает к слову «революция» слово «преобразование». «Происшествия 1812, 13, 14 и 15 годов, равно как предшествовавших и последовавших времен, показали... столько революций совершенных, столько переворотов произведенных, что все сии происшествия ознакомили умы с революциями, с возможностями и удобностями оные производить. К тому же имеет каждый век свою отличительную черту. Нынешний ознаменовывается революционными мыслями... Дух преобразования заставляет, так сказать, везде умы клокотать (fait bouillir les esprits). Вот причины, полагаю я, которые породили революционные мысли и правила и укоренили оные в умах»41. Нам представляется ясным, что в данном тексте термин «преобразование» есть русский перевод слова «революция»; четырехкратное упоминание слова «революция» (= «революционный») суммировано Пестелем в слове «преобразование». Показание Бестужева: «С Грибоедовым, как с человеком свободомыслящим, я нередко мечтал о желании преобразования России» — может приобрести, таким образом, более точный смысл. Следственный комитет к содержанию этой терминологии не проявил никакого интереса.

В мемуарной литературе засвидетельствованы критические слова Грибоедова, сказанные им в разговорах с декабристами: «Сто прапорщиков хотят изменить весь