На 23.
От каждого нового члена требовалась или клятва или честное слово в сохранении тайны и в елико возможном содействии Союзу. Определительного ничего не говорилось, ибо принимался уже тот, коего образ мыслей был сходен с образом мыслей Союза. Обыкновенно довольствовались честным словом.
На 24.
Из ответа на третий вопрос видно, каким образом республиканские идеи дошли до южного края. Революционные же мысли существовали в тайном обществе прежде еще учреждения оного на юг и в них-то состояло главное средство, обществом предполагаемое для достижения своей цели. Сии мысли все члены без всякого изъятия в ровной степени разделяли, ибо в них-то и состояла сущность тайного общества. Что же касается до истребления всех Священных особ Императорской фамилии, то общество никогда сего не предполагало: во-первых, потому что, как я уже объяснил выше, оно до самого конца еще не утвердило решительным образом своего плана действия; во- вторых, потому, что по плану действия, который наиболее ходу имел и который мною объяснен первым предположением в ответе на 3 пункт, надлежало всю Императорскую фамилию перевести в чужие края; в- третьих, потому, что южный округ твердо намерен был не действовать иначе, как вместе с северным округом, следовательно и должен был с ним в действии совещанием согласиться; а в-четвертых, наконец, потому, что южный округ, по причине мест его пребывания даже и не мог бы сие исполнить, ибо от Императорской фамилии слишком был удален. В разговорах о трудностях предприятия и средствах сии затруднения уменьшить весьма легко могло быть говорено и о том, что ежели бы существовал один Государь и не было бы Великих Князей, то успех менее бы встречал препон; но разговоров об обществе чрез девять лет так было много, что никак нельзя всего припомнить, что когда либо говорено быть могло, а тем менее можно все то принять за намерение общества, что когда либо говорено было. Верно то, что смерть Великих Князей никогда не входила в план общества, ибо кроме естественного отвращения от такого поступка присоединяться должно было и то соображение, что такое кровопролитие поставить общее мнение против революции, а тем самым отымет у нее главнейшую подпору и случае породит ко многим партиям и козням. Уверялись еще притом, что гвардия вовсе не предана Великим Князьям и, что они посему не составят своими особами сильного сопротивления и препятствия исполнению и преуспеванию революции, и что коль скоро они оставят Россию, то и скоро забудут о них при большом числе новых предметов, коими все умы заняты будут, и при улучшении положения и состояния, как граждан, так и войска. Внешней же войны не опасались, во-первых, потому, что 1812 год отнял наверно у всех охоту в Россию входить, а во-вторых, потому, что при открытии революции в России, чужестранные кабинеты слишком бы опасались собственных своих земель, где умы еще более к переворотам склонны, дабы о чем нибудь помышлять ином, как о предупреждении революциии у себя самих. Что же касается в особенности до особ женского пола Императорской фамилии, то на сей счет ни малейшего не было сомнения. Предполагалось им отбыть в чужие края и там пребывать подобно Великим Княгиням Марии Павловне и Анне Павловне.
На 25.
В 1817 году в бытность мою в Петербурге получил князь Сергей Трубецкой из Москвы письмо от одного из членов, в котором извещались члены, в Петербурге бывшие, что члены, в Москве находящиеся, решились действие начать и потому требуют нашего согласия и нашего прибытия в Москву. Князь Трубецкой в тот же день испросил себе отпуск в Москву с тем, чтобы туда отправиться и тамошним членам сказать, что мы не соглашаемся на их предложение и их удержать от исполнения оного. Но между тем они сами уже сие намерение бросили. Оное возникло между ими по случаю известий, ими полученных о тех ужасах, которые якобы происходили в Новгородской губернии при введении военных поселений. Жребий назначил Якушкина. Скорое оставление сего намерения доказывает, что оно произведено было минутным остервенением о слыханных якобы ужасах и подтверждает мое замечание, в 3 пункте сделанное, что от намерения до исполнения весьма далеко. Слово и дело не одно и то же.
На 26.
Ответа на сей вопрос сделан уже мною в 3 пункте. Что же касается до членов, которые долженствовали быть переодеты с солдаты, то о сем говорено было в предположении 1824 года в конце оного, но назначены они не были, ибо предположение решительно было отвергнуто, как я в третьем пункте объяснил. Во второй же половине 1825 года о сем распоряжении не было уже упомянуто.
На 27.
Сие показание совершенно несправедливо. Я о сем намерении ни от кого никогда ни малейшего слова не слыхал.
На 28.
Общество имело желание как можно больше начальников в войсках обратить к своей цели и принять в свой Союз, особенно полковых командиров, предоставляя каждому из них действовать в своем полку, как сам наилучше найдет; желало также и прочих начальников в общество приобрести: генералов, штаб-офицеров, ротных командиров. Надежда на третий корпус была двойная: во-первых, на членов общества из штаб и обер-офицеров, а во-вторых, на Семеновских солдат, которые своим жребием весьма не довольны и притом влияние имеют на других солдатъ. О сем узнали члены Васильковской управы во время лагеря 1825 года. Они говорили с Семеновскими солдатами о их положении и заметили сильный между ними дух неудовольствия. Так по крайней мере о сем мне рассказывал Бестужев-Рюмин. На 1 и 2 корпус надеялись потому, что в оных находятся Семеновские солдаты, о коих полагали, что они верно в том же духе, как и солдаты 3 корпуса. Сношений с ними не имели, но из Семеновского происшествия видно было единодушие прежних солдат сего полка.
На 29.
Статут первоначального общества нашего в 1816 или 1817 годах был не мною одним составлен, но коммисиею, обществом назначенной из трех членов и секретаря; члены были князь Сергей Трубецкой, князь Илья Долгоруков и я, а секретарь князь Шаховской. Вместе с учреждением Союза Благоденствия и составлением Зеленой Книги был первый статут уничтожен и я не сохранил экземпляра оного.
Законы или правила Союза Благоденствия после преобразования оного в 1821 году не были написаны, а оставались только словесными. Тогда было положено ничего не иметь в обществе писанного и твердо было внушено отнюдь ничего не писать. Сие было исполнено в отношении к правилам об образовании Союза; а посему и не сохранил я ничего о сем писанного.
Из бумаг моих о предметах политики я большую часть сам сжег. Оставалось малое число оных, между коими и начатое мною предположение о Государственном образовании. Сии последнии бумаги отдал я в конце ноября Крюкову 2, запечатанные, с тем, чтобы спрятать оные где-нибудь в Тульчине, а в случае опасности оные предать огню. Что же он с оными сделал, я не знаю, но полагаю, что их истребил.
Отличительная черта Конституции Новикова заключалась в том, что она была республиканская, и верховная власть в оной находилась в особом сословии, коего председатель имел два голоса, а прочие члены только по одному. Прочие предметы определялись, как и во всех почти республиканских конституциях. Много было сходства с Американскою.
Конституция Никиты Муравьева не была еще докончена, но четыре замечательнейшие черты оной были следующие: 1)у него предполагался федеративный образ правления, как в Соединенных областях Северной Америки. Это походило на древнюю удельную систему. На сей конец разделялась у него Россия на 13 или 14 больших окугов, которые назывались Державами. В главном городе каждой Державы были учреждены главные местные правительства над Державою. Сии правительства такую большую власть имели, что даже законы могли делать для своей Державы. Верховной власти посему почти ничего оставалось. 2)Второе основание состояло в том, что правила на занятие должностей по государственной службе и на участие в делах общих государственных посредством представительного порядка основаны были оба на богатстве так, что для исполнения должностей даже в уездных правительствах нужно было богатство, а для высших должностей более и более. 3)Все различные сословия сливались в одно общее сословие гражданское. 4)Министерств было у него только четыре: Иностранных дел, Военных и Морских сил и Финансов. Прочие отрасли правления не доходили до верховной власти и верховного правительства, но имели свои окончательные инстанции в Державах. - Он доставил ко мне часть сей Конституции, извещая, что пишет оную в монархическом смысле не потому, чтобы он монархического правления держался более, чем республиканского, ибо был в 1820 году один из тех членов, которые наиболее в пользу сего последнего говорили, но для того, чтобы сблизиться с понятиями вновь вступающих в общество членов. Сия Конституция Никиты Муравьева многим членам общества весьма не нравилась по причине федеративной его системы и ужасной аристокрации богатств, которая оною созидалась в обширнейшем виде.
Мое предположение о государственном образовании состояло большею частью в одних еще только отрывках. Целого я еще не сводил. Намеревался же я мое сочинение представить по окончании оного на суд общества. Оно долженствовало состоять из десяти глав. - Первая глава рассуждала о границах Государства и о разделении земельного оного пространства на области, областей на округи или губернии, округов на уезды, уездов на волости, и определяло значение и состав волостей. - Вторая глава рассуждала о жителях России, разделяя оные на коренной народ русской и на племена подвластные и присоединенные и указывая на средства, коими можно слить все сии различные оттенки в один общий состав таким образом, чтобы все жители России чрез некоторое время составляли истинно только один народ. - Глава третья рассуждала о всех различных сословиях, в Государстве обретающихся, указывая на права, преимущества и недостатки каждого из оных и представляя меры и действия. которые бы надлежало с каждым из оных предпринять, дабы слить все сословия в одно общее сословие гражданское. - Глава четвертая рассуждала о политическом или общественном состоянии народа, и правах гражданства, о равенстве всех перед законом, и об образе, коим устраивался представительный порядок в избирательных собраниях. - Глава пятая рассуждала о гражданском или частном состоянии народа, то есть, о главнейших правилах и постановлениях так называемого гражданского частного права в отношении лиц, имуществ и взаимных между граждан сношений. - Глава шестая долженствовала рассуждать о Верховной власти и быть написана вдвойне: одна в монархическом, а другая в республиканском смысле - любую можно было бы избрать и в общее сочинение включить. - Глава седьмая долженствовала рассуждать об образовании правительственных мест и начальств в волостях, уездах, округах и областяъ, а равно и представить общее учреждение министерств, доказывая, что оных должно быть десять, не более и не менее. - Глава восьмая долженствовала рассуждать о частях правления, устраивающих государственную безопасность, как внешнюю, так и внутреннюю, то есть об юстиции, полиции, внешних сношениях, военных силах и морских силах, говоря притом особенно о каждой из главных отраслей каждой из сих частей правления. - Глава девятая долженствовала рассуждать о частях правления, заведывающих благосостоянием, то есть финансах, народном хозяйстве или внутренних делах, просвещении и учебной системе, духовных делах и общем делосводе: говоря подобным же образом, особенно о каждой из главных отраслей каждой из сих частей правления. - Глава десятая наконец долженствовала содержать род наказа для составления общего государственнего свода законов или уложения и представить главнейшие правила или, так сказать, оглавление (sommaire) сего полного и общего государственного уложения. Первая, вторая и большая часть третьей главы были кончены; четвертая и пятая были на черно написаны: а последние пять состояли в разных отрывках. Статью о финансах и народном хозяйстве долженствовал написать Сергей Муравьев.
На 30.
Политический катихизис был составлен Никитою Муравьевым по собственному его преднамерению и, сколько мне известно, без предварительного сношения о том с другими членами. Сей катихизис, когда я его видел, не был еще кончен. Проезжая Тульчин с Луниным в 1820-м году, Муравьев читал нам отрывки оного. Списка с оного не имел и не имею.
На 31.
Составление сих двух прокламаций входило во второе предположение, в 3 пункте объясненное. Они написаны не были, и члены то предположение сделавшие, говорили о них только то, что надо две прокламации выпустить в духе намерений общества. О содержании оных сказано и толковано не было.
На 32.
Я утверждал, что Северное и Южное общество составляют одно, потому, что они оба суть продолжение Союза Благоденствия, что в самой начальной переписке с Никитой Муравьевым мы себя признавали за одно общество, что оба округа имели твердое намерение не иначе действовать, как вместе, что, когда я был в 1824 году в Петербурге, то от всех членов слышал, что никогда не считали иначе наши два округа, как отделения одного и того же общества, и что все северные члены, прибывавшие в южный округ были всегда из Петербурга к нам адресованы, как наши члены и точно также наши были принимаемы. Полковнику Швейковскому, ездившему в Петербург, никакого поручения не было дано. Князь Сергей Волконский и Василий Давыдов ездили по своим делам и при сем случае имели поручение сообщить о происходящем у нас и осведомиться о происходящям у них. Отзывы, чрез нихъ полученные, состояли в том, что у нихъ дела идут своим чередом, что число членов по возможности умножается и что особенного происшествия никакого не случилось. Я ездилъ в Петербург по своим же делам, виделся с членами и имел с ними разговоры об обществе, о членах и преимущественно о необходимости решить окончательным образом все подробности цели, дабы перестать ходить в тумане. Разговаривали и опять разъехались.
На 33
В 1824 году сносился Бестужев-Рюмин преимущественно с Гродецким. Имел также разговоры с графом Хоткевичем и графом Олизаром. Условий не только в 1824, но и в 1825 году заключено не было, а происходили одни разговоры, ничего решительного в себе не заключавшие - как уже неоднократно объяснял. Об уступлении Польше завоеванных областей никогда упоминаемо не было, но о независимости Польши было глухо говорено. К тому же, не мы в Польском обществе искали, но они в нашем.
На 34.
Все члены Польского общества, которые мне известны или о которых я слыхал, суть следующие: князь Яблоновский и Гродецкой с коими я имел переговоры от лица русского общества, генерал Княжевич, грнерал Хлопицкий, полковник Тарновский, помещик Проскура, граф Хоткевич и граф Олизар, о коих мне говорил Бестужев-Рюмин, помещик Черновский, о коем слышал я от князя Волконского, граф Мощинский, о коем мне говорил князь Яблоновский, старик граф Потоцкий, живущий близ Бердичева в Белиловке, и шляхтич Рутковский, о коих заключил я из слов доктора Плесля, и наконец сам доктор Плесль.
На 35.
В 1824 году сношения с поляками происходили чрез Бестужева-Рюмина, он написал таковую бумагу и отдал ее князю Сергею Волконскому, прося его передать оную Гродецкому. Князь Волконский, прочитав сию бумагу и посоветовавшись с Василием Давыдовым, на место того, чтобы отдать сию бумагу Гродецкому, представил оную директории Южного края. Директория истребила сию бумагу, прекратила сношения Бестужева с поляками и передала таковые мне и князю Волконскому. Таким образом сия бумага не дошла до поляков. Бестужев же объяснил, что его Гродецкий о том просил.
На 36.
Князь Сергей Волконский был назначен вместе со мною для переговоров с князем Яблоновским и Гродецким. Сверх того, виделся он в Бердичеве на ярмарке прошлого лета с графом Мощинским, который ему более ничего не сказал, как только то, что Польское общество приобрело несколько членов в Минском полку, из числа офищеров поляков. Граф Мощинский был назначен от Польского общества, а полковник Швейковский от нашего, для сношений о Литовском корпусе, дабы взаимно давать знать о приобретении членов в общество из офицеров Литовского корпуса. Сим единственно ограничивалось их поручение. Мы же в сем корпусе никого не имели. Шляхтич Рутковский, поверенный в делах графа Мечислава Потоцкого, живущий в Тульчине, никаких сношений не имел, ни со мною ни с кем другим из членов Русского общества. С доктором Плесль, я не имел прямых сношений от лица Польского и Русского обществ, но узнал от него, что члены, с коими я сии сношения имел в Киеве, намереваются прибыть в окрестности Линец, моей полковой штаб-квартиры для продолжения переговоров. Однако же они не приезжали. Сие было в декабре прошлого года.
На 37.
О сем объяснил я все в ответе на 11 пункт.
На 38.
Полковник граф Полиньяк отправился во Францию по собственным своим делам и получил при сем случае поручение от общества узнать, существует ли во Франции какое либо тайное общество, и потом нас о том уведомить. Он писал один раз к Василию Давыдову, но ничего не упоминал об обществе, так, что не имеем мы никакого известия о том.
На 39.
Новиков завел в Малороссии ложу масонскую; но тайного общества не успел устроить, по крайней мере не имел я о том ни разу ни малейшего известия. Общество же, основанное, как я слышал, Лукашевичем, есть то самое, которое помышляло, по словам поляков, о независимости Малороссии и готово было отдаться в покровительство Польши, как о том мною объяснено в прежних показаниях. Более же ничего о сем обществе не знаю и не слыхал. При сем говорил я полякам, что Малороссийское общество никогда не успеет к своей цели, ибо Малороссия на веки с Россией пребудет неразрывною и никакая сила не отторгнет Малороссии от России.
На 40.
Князь Сергей Волконский ездил в 1824 году летом на Кавказ и там познакомился с Якубовичем, а потом и с Тимковским, теперешним Бессарабским губернатором. От них двух узнал он, что в Кавказском корпусе существует тайное политическое общество с революционными намерениями. Из членов сего общества, назвали они ему Воейкова, адъютанта генерала Ермолова, говоря, что онъ одинъ из главных членов. О генерале Ермолове сказывали они, что он об обществе ничего не знает, но членам оного покровительствует чрез старание тех лиц, Ермолову приближенных, кои суть члены общества. В пример они приводили Каспийский баталион, между чинами коего открыто было злоупотребление в вывозе за границу меди; но все дело прикрыто по той причине, что обвиняемые вступили в тайное общество. Об устройстве общества говорили они; что оное состоит из первого совета, второго совета и третьей степени. В первом совете восемь членов, во втором 16, а в третьей степени прочие члены. О цели Кавказского общества сказывали они, что они ожидают революции в России, дабы содействовать оной или, смотря на обстоятельства, служить убежищем при неудаче, или отделить Грузию от России, дабы основать особое государство, или при конечной неудаче отступить с Кавказским корпусом на Хиву и Туркестан, покорить те места и в оных основать новое государство. Давали чувствовать, что их общество весьма склонно к введению новой династии Ермоловых, что их сила очень значительна, ибо располагать могут всемии войсками Кавказского корпуса, который неограниченно предан Ермолову. Князъ Волконский предлагал им войти в сношение с нашим обществом и именно с южным округом. Они на сие отзывались, что они уже в сношении с тайным обществомъ в Петербурге, но с каким, того не говорили; что впрочем о сем предложениии доведут до сведения начальства их общества и, что ежели последует на то согласие и разрешение, то уведомят о том князя Волконского или Василия Давыдова чрез Якубовича, который тогда намеревался в скорости ехать в отпуск в Россию. После сего оставил князь Волконский Кавказ, и с тех пор ни Якубович ни Тимковский никакого ни о нем не давали известия.
На 41.
Тайное общество Соединенных Славян не принадлежало к южному округу Союза Благоденствия и никаких с ним сношений не имело. Все, что мне о семъ обществе известно, я слышал от Бестужева-Рюмина и оное заключается в том, что артиллерийский офицер 3 корпуса, по имени, кажется, Борисов, не знаю которой роты и бригады, был принять в сие общеетво в Петербурге и, возвратившись из столицы, приобрел между другими офицерами до 15 или 16 членов в общество Соединенных Славян; имен сих офицеров я не знаю. Бестужев открыл сие отделение общества Соединенных Славян и перевел их всех в наше общество в Васильковскую управу. Вот все мне известное.
На 42.
Бестужев-Рюмин мне сказывал, что он слышал от поляков, с коими сношение имел, что существует в России тайное общество под названием Свободных Садовников, с коими будто бы они находились в сношении, но более ни слова о том не упоминали. Тем и мое сведение ограничивается. О тайном обществе, под названием Русских рыцарей, говорил мне генерал Орлов, сказывая, что к оному принадлежал граф Мамонов. У них была печатная книжечка об обществе, которую я однако же не читал. Более о Русских рыцарях ничего не знаю. О Зеленой Лампе никак не могу припомнить, кто мне говорил, ибо сие было еще в 1817 или 1818 годах, но тогда же было мне сказано, что князь Сергей Трубецкой имеет сведение о сем обществе. Я впоследствии никогда о том с Трубецким не говорил, ибо совершенно забыл о сей Зеленой Лампе, да и полагаю, что сие общество было весьма незначащее, ибо после того никогда более ничего про нее не было слышно.
На 43.
Князь Яблоновский сказывал мне, что Английское правительство находится с Польским тайным обществом в сношении, снабжает их деньгами и обещает снабдить также и оружием. Каким же образом и чрез какия лица сие происходить, он мне о том ничего не рассказывал, а потому и я ничего о том не могу сообщить, ибо ничего кроме сказанного не знаю. Весь мой разговор с князем Яблоновским не более часу продолжался и потому нельзя было обо всем узнать в подробности. Я Юшневскому то же самое говорил, ни более, ни менее, да и приведенные слова Юшневского в 43 пункте то же самое заключают. Гродецкой служит в гражданском департаменте главного суда в Киеве, а князь Яблоновский жительствует в Варшаве; но который это Яблоновский, определить и описать не знаю.
На 44.
Князь Яблоновский и Гродецкой были те члены тайного полъского общества, с которым я виделся на последних контрактах в Киеве в доме князя Волконского на Печерске. Упоминаемое предложение делал князь Яблоновский и делал предложение, а не требование, говоря, что таковое назначение может ускорить переговоры и заключение условий. Я ему отвечал, что наше общество назначило еще для переговоров с Польским обществом князя Волконского и меня и, что мы так же довольствуемся ими, то есть князем Яблоновским и Гродецким. Сего ответа я не мог не дать, ибо из высших лиц государственной службы никто к обществу не принадлежал.
На 45.
Подробный ответ на сей вопрос находится в 11 пункте. Не мы просили содействия у поляков, но они просили нашего. Во всех сношениях с ними было за правило принято поставить себя к ним в таковое отношение, что мы в них ни малейше не нуждаемся, но что они в нас нужду имеют; что мы без нихъ обойтиться можем, но они безъ нас успеть не могут, и потому никаких условий не предписывали они нам, а напротив того показывали готовность на все наши требования согласиться, лишь бы мы согласились на независимость Польши. Говоря же о сей независимости, было о Польше упомянуто глухо и ни слова не было сказано о губерниях Литовской, Подольской и Волынской. Сие весьма известно г. Юшневскому, ибо обо всем том совещался я с нимъ в подробности и не иначе действовал, как по общему согласию. По окончании переговоров прежде заключения условий были бы статьи оных представлены мною на суждение и решение всего Союза, как южного, так и северного округов. Я о сем уже объяснил въ 11 пункте и прежде.
На 46
Я утверждал, и ныне повторяю, что прямого сведения о Кавказском обществе я никакого не имею, ибо никогда не видался ни с одним из членов сего общества, а что я о том слышал, все то уже объяснил. Юшневский имеет точно те же сведения о Кавказском обществе, какие имею и я, ибо мы оба сии сведения почерпнули из одного и того же источника, письменного отчета князя Волконского, который к директории представлен был, следовательно одинаковым образом, как мне, так и Юшневскому. Что же касается до свидетельства полковника Аврамова, яко бы я сам нахидился в сношешях с Кавказским обществом, то оное свидетельство есть совершенно ложное.
На 47.
Все сведения, которые когда либо имел об обществе Соединенных Славян заключаются в том, что мною уже объяснено на сей счет в 41 пункте. Сергей Муравьев и Бестужев-Рюмин находились всегда вместе: и потому, что один делал, то было известно и другому. Причины же по которым Муравьев был причислен к директории, объяснены мною в 19-м пункте со всею точностью.
На 48.
Член общества, Рылеев имелл сношения с чиновниками здешнего флота, из коих он некоторых принял в общество, но сколько и кого именно, я не знаю, ибо ни одного имени ни разу не слыхал. Сии сношения Рылеева происходили с флотом еще в 1824 году, а после того сказывал мне Бестужев-Рюмин, что сии сношешя идут с хорошим успехом. Ему же о сем говорил приезжавший не задолго перед сим в Киев отставной полковник Бригенъ, служивший прежде в лейб-гвардии Измайловском полку, член тайного общества по северному округу. Меры для препровождения Императорской Фамилии в чужие края состояли бы в том, что назначенный для того корабль подошел бы Невою ко дворцу, принял бы всех Особ Императорской Фамилш и перевез бы их в чужие края. Впрочем о подробностях сего действия не было еще говорено. Если бы флот не был на нашей стороне, то мог бы содействовать к тому, чтобы при отбытии по собственной воле Особ Императорской Фамилии в чужие края, вся казна, в Петербургской крепости сохраняемая, также увезена была. О сей казне слухи носились, что она чрезвычайно значительна, и потому желали оную непременно сохранить. Имея же флот на своей стороне, общество надеялось, что сие не могло бы произойти. Вот единственная причина, как я полагаю, почему некоторые члены могли сказать, что флот долженствовал препятствовать отбытию Особ Императорской Фамилии в чужие края. Сие обстоятельство служить доказателъством, как я справедливо говорил, что в умах членов общества, понятия о цели и действиях, особенно касательно подробностей, весьма еще сбивчивы и неопределительны, и что каждый еще толкует по своему, принимая иногда, как в сем например случае, гадательное предположение за намерение и цель.
На 49.
Южное общество никогда никаких не имело сношений с французскими тайными обществами, а члены, сие показывающие, ошибаются, полагая вероятно сии сношения заведенными потому, что граф Полиньяк, отъезжая во Францию, приняъ поручение узнать, существуют ли тайные общества во Франции. Но ответа о сем от него не получено.
На 50.
Упоминаемый список был составлен Бестужевым-Рюминым со слов знакомых ему поляков и содержал имена одних только четырех членов польской директории, а именно генералов Княжевича и Хлопицкого, пол- ковника Терновского и помещика Проскуры. В сем списке был описан Хлопицкий, умнейшим, твердейшим и просвещеннейшим из всех четырех и притом имеющим наиболее влияния в обществе. Тарновской: с теми же качествами, но в меньшей мере. Княжевич: человеком не молодым, основательным и хранителем бумаг в Дрездене. Проскура же был описан, как человек худой нравственности, хотя и не без способностей. Справедливо, что поляки о нашей директории ничего не знают, ибо мы им из наших членов никого не называли и не о чьем значении в Союзе ничего не говорили. А дабы еще лучше от них скрыт все подробности, до нашего общества относящиеся, и более дать себе простору в переговорах с ними, было им сказано, что наша директория находится в Петербурге.
На 51.
О генерале Клицком я никогда ни слова не слыхал, в первый раз о его имени и существовании узнаю и никогда никому из нашпх членов о нем не говорил.
На 52.
Я о сем происшествии слышал в том же виде, как оно здесь описано от Юшневского, доктора Вольфа и полковника Аврамова, которые в 1822 году, когда Раевского дело началось, имели свое пребывание в Тульчине, а я был тогда уже при полку.
На 53.
О принятии в Петербурге в общество молодого Путяты, находившегося, ежели не ошибаюсь, адъютантом при генерал-адъютанте Закревском, слышал я от одного из членов, прибывших из Петербурга, но сие приобретение столь мне казалось маловажным, что я на оное весьма малое обратил внимание, и потому в точности никак определить не могу, кто мне о том сказывал. Но кажется, что я о том слышал или от князя Волконского, бывшего в Петербурге в конце 1824 года, или от Бестужева, который оное слышать мог от князя Трубецкого: впрочем это суть только догадки, и я вторично объясняю, что никакой нет возможности, при всем искреннем желании, с точностью все те мелочи помнить, которые происходили в обществе в течение целых девяти лет его существования.
На 54.
Гене обществу не принадлежал и ни в чем оному не содействовал.
На 55.
Я ожидал видеться в Бердичеве на ярмарке в июне месяце с князем Яблоновским или с тем, кто от него подаст письмо. Сношения между Польским и Русским обществами начались в Киеве, а в Бердичеве на ярмарке долженствовали продолжаться. Я в Бердичеве не мог быть, да и князь Яблоновский туда не приезжал и потому никаких переговоров и не было. Я ни разу в Бердичеве ни одного польского члена не видал.
Полковник Пестель.
Генерал-адъютант Чернышев.