Декабристы

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Декабристы » А.С.Пушкин » Н. Эйдельман. Пушкин и декабристы.


Н. Эйдельман. Пушкин и декабристы.

Сообщений 101 страница 110 из 194

101

221

готворительных делах декабристской артели. Пущин пишет по этому поводу Евгению Ивановичу: «В приказе по нашему корпусу объявлена вам полная благодарность» 1.

Переписка Пущина и Е. И. Якушкина представляет все многообразие их общих интересов, чаяний, замыслов: оба стараются устроить поскорее будущность зависимых от них крестьян; Евгений Иванович постоянно посылает в Марьино новые книги («Хижину дяди Тома», журнал «Атеней»), фотопортреты декабристов (23 сентября — Волконского, Батенькова, позже Матвея Муравьева и Трубецкого). Пущин взамен посылает разные бумаги, относящиеся к 1820—1830-м годам, отвечает на вопросы об этой эпохе, все больше настраиваясь на «мемуарный лад». При этом легко убедиться, что осведомленность декабриста была довольно широкой, в общем большей, чем мы обычно представляем. Так, например, сохранился переписанный рукою Пущина секретнейший донос на тайное общество, некогда поданный царю Михаилом Грибовским и опубликованный только несколько десятилетий спустя 2.

Отвечая на очередную серию вопросов младшего друга, Пущин сообщал: «Марлинского величали Александром Александровичем. О знакомстве и близости Пушкина с ним и с Рылеевым не берусь теперь ничего сказать. Как в тумане все это. Поговорим при свидании. Теперь весь в почте. Пропасть ответов. Остальные ваши вопросы того же времени откладываю. Вероятно, от этого промедления не пострадает род человеческий. И вы, со своей стороны, приготовьте все вопросы; когда закурите у меня трубку — вынем их из-за вашей пазухи и начнется экзамен» 3.

На этот раз речь шла о попытке Евгения Ивановича вместе с Пущиным возвратить русским читателям погибших издателей декабристской «Полярной звезды», о которых несколько десятилетий нельзя было и упоминать. Пока заметим, что Пущин, так много помнящий о Пушкине, «не берется ничего сказать» о его отношениях с Рылеевым, своим близким другом (которого ведь именно Пущин принял в тайный союз!). Это указывает на тип «мемуарной памяти»: Пушкин связан с впечатлениями детства. Кроме того, разные публикации, особенно анненковские — стимулируют воспоминания: о Рылееве нечто подобное по-

1 ЦГАОР, ф. 279, № 625, л. 27.
2 Там же, № 261.
3 Там же, № 625, л. 57.

222

явится нескоро, когда, после неудачных попыток издать его сочинения в России, они возродятся в заграничных вольных изданиях.

Нам пока что важно отметить, что «рылеевские разговоры» шли именно в те месяцы, когда писались «пушкинские записки». Это также, с другой стороны, обновляло воспоминания, ибо Пущин ехал ведь к Пушкину и как посредник от Рылеева, а тема Пушкин — Рылеев сплетена с отношениями Пушкин — Пущин...

Занимаясь хлопотами по вопросу об издании сочинений Рылеева, Пущин и его друзья отыскали дочь казненного декабриста Анастасию Кондратьевну Пущину (она была замужем за однофамильцем Ивана Ивановича). Сам факт этот известен в научной литературе (в связи со стремлением Пущина возвратить дочери Рылеева свой старинный долг). Однако некоторых документов до сих пор не было в научном обороте.

Еще 21 июля 1857 года Пущин попросит декабриста Нарышкина, жившего близ Тулы:

«В соседстве у вас живет Настенька Рылеева, теперь Настасья Кондратьевна Пущина. Верно, вы их знаете, и странно, что никогда мне об них не говорили. Пожалуйста, к вашему приезду соберите мне об ней полные сведения. Мне это нужно...» 1

8 марта 1858 года Нарышкин сообщит Пущину:

«Любезный друг Иван... Наконец твое и мое желание совершилось: вчера я имел удовольствие познакомиться с Настасьей Кондратьевной, застал ее дома — первою мыслью было, входя к ней в комнату, уловить на ее лице сходство с ее отцом, и когда заметил, что некоторые ее черты напоминают его, сердце разогрелось и я готов был полюбить ее и расцеловать ее руки! Она в первые минуты была довольно замкнута, потому что она вообще застенчива и в первый раз увидела человека, ей не чуждого, но незнакомого. Разговор об отце ее одушевил: хотя она его не помнит, но сердечно чтит его память... Через полчаса мы были уже как старые знакомые... У Н. К. 7 детей — и еще один в дороге; всех она вскормила и вынянчила сама, никому не доверяя этой священной обязанности. Мальчуганы славные; я видел четырех; старшие готовятся к поступлению в университет, у одного из них глаза, как у Кондратий Федоровича. Есть еще три дочери, коих я не видел.

1 Пущин, с. 323.

102

223

Муж ее имеет репутацию очень хорошего человека, и наружность это оправдывает.

Я ей передал твой душевный привет, напомнил, что ты был другом ее отца и что очень желаешь с ней познакомиться» 1.

Жена M. M. Нарышкина, Елизавета Петровна, приписала к этому 9 марта:

«Я затеряла копию письма Кондратия Федоровича 2 — но вот существо его: Пущин (Иван Иванович) остался мне должен около полутора тысяч рублей, о чем извещен и отец его. Если вспомнят сами о долге, хорошо, — а если нет, то ты не беспокой. Я ему давал взаймы эти деньги как другу, а он мне друг. Письмо помню, что от 20-го апреля 1826 года.

Досадую, что затеряла выписку, и найти не могу» 3.

Вскоре И. И. Пущин сам напишет дочери Рылеева («лаконически, но много сказал, если они захотят понять меня настоящим образом» 4) и отправит ей свой старинный долг погибшему отцу.

Настасья Кондратьевна отвечала 7 апреля:

«Милостивый государь, почтеннейший Иван Иванович. С глубоким чувством читала я письмо ваше, не скрою от вас, даже плакала; я была сильно тронута благородством души вашей и теми чувствами, которые вы до сих пор сохранили к покойному отцу моему. Примите мою искреннюю благодарность за оные. Будьте уверены, что я вполне ценю их. Как отрадно мне будет видеть вас лично и услышать от вас об отце моем, которого я почти не знаю. Мы встретим вас как самого близкого родного. Благодарю вас за присланные мне деньги — четыреста тридцать рублей серебром. Скажу вам, что я совершенно не знала об этом долге: покойная моя матушка никогда не поминала об нем, и когда до меня дошли слухи, что вы отыскивали меня с тем, чтобы передать мне долг отца моего, я не верила, полагая, что это была какая-нибудь ошибка; не более как с месяц назад, перечитывая письма отца моего, в одном из оных мы нашли, что упоминалось об этом долге, но мы удивились, как он не мог изгладиться из памяти вашей.

1 ЦГАОР, ф. 1705, № 10, л. 228—229.
2 Н. К. Рылеева передала Нарышкиным копию одного из последних писем своего отца.
3 ЦГАОР, ф. 1705, № 10, л. 232.
4 Пущин, с. 342 (цитата из письма И. И. Пущина Е. П. Нарышкиной).

224

Мой муж и дети свидетельствуют вам свое почтение, с каковым имею честь быть преданная вам душою Анастасия Пущина» 1.

Такова была историческая и духовная обстановка возникновения замечательного мемуарного документа, «Записок о Пушкине».

Сводя воедино «пущинско-пушкинские размышления» 1857—1858 годов, замечаем: огромное и растущее общественное возбуждение, вопросы крестьянской свободы — все это переплетается с проблемой наследства, исторических предшественников: власть пытается о многом умолчать или представить прошлое в нужном ей виде, однако кое-что выходит наружу легально, цитируется в рукописях, достигает вольной печати. Как раз в те месяцы, что Пущин берется за перо, в «Библиографических записках» — органе, издававшемся московскими друзьями и доброжелателями декабриста 2, появляется важная публикация тридцати четырех писем А. С. Пушкина к брату; в 10-м и 11-м номерах журнала (27 мая и 12 июня 1858 года). Е. И. Якушкин публикует содержательную статью по поводу последнего издания сочинений А. С. Пушкина, где, пользуясь «несколькими рукописными сборниками сочинений Пушкина, принадлежащими разным лицам», проводит в печать отдельные прежде не публиковавшиеся строки из «19 октября», часть пушкинского послания «Во глубине сибирских руд...».

Вольные издания Пушкина, оживление борьбы за литературное наследство Рылеева, в то же время существование старой декабристской «критики слева» в адрес Пушкина и первые признаки радикального разночинного воззрения (нашедшего позже крайнее выражение в писаревской недооценке пушкинского наследства) — вот о чем нужно помнить, вчитываясь в «Записки...» Пущина, анализируя их содержание и порою угадывая сокровенный смысл.

«КАК БЫТЬ!»

Из переписки Пущина восстанавливаются главные этапы работы над текстом «Записок о Пушкине». В каждодневных письмах к уехавшей в Петербург жене тема

1 Пущин, с. 436.
2 Подробнее в кн.: Н. Я. Эйдельман. Тайные корреспонденты «Полярной звезды», гл. 8.

103

225

«Записок...» появляется 25 февраля 1858 года — и, очевидно, раньше Пущин не садился за стол, ибо это отразилось бы в «посланиях-дневниках» 1.

Возможно, непосредственным толчком к работе было печальное известие, присланное Матюшкиным 17 февраля 1858 года:

«Виноват, что не отвечал тебе еще на последнее твое письмецо, оно застало меня нездоровым, так что с неделю не мог поспеть к Наталье Дмитриевне, хотя она посещала одну крышу со мной. Но твою комиссию через Яковлева исполнил. Мария Яковлевна <Энгельгардт> праздновала еще день своего рождения, была слаба, но через четыре дня угасла в совершенной памяти, без всякого мучения — при ее старости грипп с легким кашлем было довольно. На Егора Антоновича больно смотреть — он часто как будто не знает своего несчастия, говорит, рассказывает небылое и физически совершенно здоров <...> Яковлев шлет тебе пакет» 2.

Пущин тогда же писал жене в столицу:

«Поразила меня кончина Марии Яковлевны — за нею непременно пойдет и добрый мой директор. Когда будешь посвободнее, непременно навести за меня и поцелуй с искренним участием... Не пережить старику Марьи Яковлевны... 3

25-го февраля: «Сейчас писал к шаферу нашему <Ф. Ф. Матюшкину> в ответ на его лаконическое письмо. Задал ему и сожителю мильон лицейских вопросов. Эти дни я все и думаю и пишу о Пушкине. Пришлось наконец кончить эту статью с фотографом. Я просил адмирала с тобой прислать мне просимые сведения. Но давай ему лениться — он таки ленив немножко, нечего сказать... 4

К сожалению, письмо Пущина к Матюшкину и жившему с ним вместе на одной квартире Яковлеву не обнаружено (по переписке видно только, что оно пришло около 10 марта 1858 года) — оно могло бы многое дать для проникновения в «технологию» пущинских воспоминаний.

Через три дня, 1 марта, Пущин сообщает о продолжении черновой (карандашом) работы над записками:

«...Я теперь все с карандашом — пишу воспоминания о Пушкине. Тут примешалось многое другое и, кажется,

1 См.: ГБЛ, ф. 319, 3, № 34.
2 ЦГАОР, ф. 1705, № 9, л. 169.
3 Пущин, с. 337.
4 Там же, с. 338.

227

вздору много. Тебе придется все это критиковать и оживить. Мне как кажется вяло и глупо. Не умею быть автором. J'ai l'air d' une femme en couche 1. Все как бы скорей услышать крик ребенка, покрестить его, а с этой системой вряд ли творятся произведения для потомства!..» 2

«Многое другое» — вероятно, личность самого Пущина, за «вторжение» которой он извинялся и в начале «Записок...» перед Е. И. Якушкиным. Видимо, сильно беспокоило застарелое, с лицейских времен, скромное мнение Пущина о своих литературных дарованиях, и, понятно, ему было важно сознание, что «статья» пишется не для печати, а для «фотографа»; это, впрочем, обусловило ее особую искренность и раскованность 3.

Посмеиваясь над самим собой, Пущин снова обращается к лицейским друзьям:

«...Еще хотел тогда просить тебя, чтоб ты отобрала от шафера сведения (в дополнение к тем, которые от него требую): не помнит ли он, или Яковлев, когда Пушкин написал известные стихи в альбом <императрицы> Елизаветы Алексеевны? Мне кажется, что она ему еще в Лицее прислала после этого в подарок часы, а Анненков относит в своем издании эту пиесу к позднейшему времени. Вот тебе совершенно неожиданное поручение. Не смейся, пожалуйста, надо мной! Позволяю только моргнуть на меня, когда будешь об этом толковать с Матюшкиным, который, верно, почитает меня за сумасшедшего...» 4

Отрывок о Елизавете Алексеевне, с уточняющим примечанием о дате написания стихов, появился в первом из-

1 Я похож на женщину, собирающуюся родить (фр.).
2 Пущин, с. 338.
3 Здесь уместно исправить ошибку, попавшую в мою книгу «Тайные корреспонденты «Полярной звезды» (с. 169—172). Там анализируется своеобразная «рукопись-оттиск» воспоминаний Пущина (из собрания Шляпкина-Ефремова) и делается вывод, что этот документ был подготовлен самим декабристом для публикации полного текста мемуаров в вольной печати Герцена. Действительно, на самом оттиске сохранилась запись, утверждающая, что рукописные вставки к печатному (урезанному) тексту сделаны рукою И. И. Пущина. Однако более тщательная проверка показала, что И. И. Пущин непричастен к загадочной «рукописи-оттиску», составленной после его смерти и дополненной неизвестным почерком (см.: ПД, ф. 244, оп. 17, № 114). Впрочем, все это не снимает гипотезы о значении документа для Е. И. Якушкина и П. А. Ефремова, передавших такой вариант «Записок...» Пущина Герцену и Огареву (в 1859 или 1860 г.).
4 Пущин, с. 339.

104

228

дании «Записок...» Пущина 1, и ясно, что этот текст декабрист отрабатывал как раз в марте 1858 года.

После того работа продолжается весной 1858 года, но прерывается в июне путешествием декабриста в Нижний Новгород.

Оттуда сообщает жене (2 июня):

«Навестил Даля (с ним побеседовал добрый час)... Ты будешь читать письмо Герцена и будешь очень довольна. Есть у меня...» 2

«Письмо Герцена», по справедливой догадке С. Я. Штрайха, очевидно, отповедь Корфу за его книгу.

Беседа с Далем отразилась в одном из последних отрывков «Записок...»:

«В Нижнем Новгороде я посетил Даля (он провел с Пушкиным последнюю ночь). У него я видел Пушкина простреленный сюртук. Даль хочет принести его в дар Академии или Публичной библиотеке» 3.

В июле Пущин возвращается. В неопубликованном письме к Е. Оболенскому от 20 июля 1858 года (уже из Бронниц) он рисует весьма примечательную сцену:

«Мне удалось в Москве уладить угощение в Новотроицком трактире, на котором присутствовал С. Г. <Волконский>, Матвей <Муравьев-Апостол> и братья Якушкины.

Раненных никого не было, и старый собутыльник Пушкина et com 4 был всем любезен без льдяного клико, как уверяли добрые его гости. С. Г. даже останавливал при некоторых выпадах, всматриваясь в некоторые лица, сидевшие за другими столами с газетами в руках. Другие времена — другие нравы!» 5

За кратким шутливым описанием мы угадываем подробности необыкновенной встречи необыкновенных людей в необыкновенное время: для некоторых — например, Пущина и Волконского — это свидание последнее... И, видимо, разговор о «льдяном клико» (которое Пущин ведь захватил с собою, когда ехал в Михайловское на последнее свидание с поэтом) вызвал тень Александра Сергеевича.

1 Пущин, с. 48.
2 Там же, 345.
3 Там же, с. 88.
4 И компании (фр.).
5 ПД, ф. 606, № 18, л. 142.

229

Проходит еще несколько дней. 27 июля 1858 года приезжает погостить товарищ по Сибири, петрашевец Дуров.

30 июля (явно 1858 года, судя по упоминанию Дурова) Пущин просит Е. Якушкина:

«Книжонку о Пушкине пришлите с Иваном кучером, он в воскресенье везет Ваню — у нас будет в понедельник. Хочется посмотреть, нет ли там чего-нибудь для моей рукописи. Еще пять листов уже готовы — быстро продвигаемся к концу... Дуров Вас приветствует» 1.

Кроме сообщения о ходе работы (еще пять листов — очевидно, из числа сорока трех двойных листов, составивших полную рукопись), интересно стремление Пущина связать свои мемуары с новинками пушкинианы; обогатить «Записки...» за счет «кристаллизации» памяти вокруг некоторых новых фактов (как было при чтении Анненкова. Об этом см. также в следующей главе).

Наконец, 15 августа 1858 года Пущин начинает важное письмо Е. И. Якушкину (которое завершит и отправит 21-го):

«Вот вам, любезный мой банкир, и фотограф, и литограф, и пр. и пр., окончательные листы моей рукописи. Прошу вас, добрый Евгений Иванович, переплесть ее в том виде, как она к вам явилась, — в воспоминание обо мне!

Печататься не хочу в искаженном виде и потому не даю вам на это согласие. Кроме ваших самых близких, я желал бы, чтоб рукопись мою прочел П. В. Анненков. Я ему говорил кой о чем, тут сказанном. Вообще прошу Вас не производить меня в литераторы.

Или сами (или кто-нибудь четко пишущий) перепишите мне с пробелами один экземпляр для могущих быть дополнений, только, пожалуйста, без ошибок. Мне уже наскучила корректура над собственноручным своим изданием. Когда буду в Москве, на первом листе напишу несколько строк; велите переплетчику в начале вашей книги прибавить лист. <...> Пушкин переплетен (за него я уже заплатил Щепкину) и ждет для отсылки в Нижний от вас переплетенный лексикон.

Кончены все расчеты с моими заимодавцами, во главе коих вы сами.

Дуров вам вручит и этот листок и рукопись...

Наконец, сегодня, то есть 21 августа, явился Пальм и

1 ЦГАОР, ф. 1705, № 625, л. 52.

105

230

завтра утром увозит Дурова, который непременно сам заедет к вам. Вопрос в том, застанет ли он вас дома. Во всяком случае, у вас на столе будет и рукопись и это письмо...

Обнимаю вас. И. П.» 1

Рассматривая беловую рукопись Пущина, завершенную в августе 1858 года, находим поправки и зачеркивания, сделанные более темными чернилами — судя по всему, на последнем этапе работы 2.

Ряд дополнений носит чисто стилистический характер.

Письмо к Е. Якушкину, открывающее текст, очевидно, вчерне написано до завершения «Записок...» («Как быть! надобно приняться за старину <...> придется, может быть, и об Лицее сказать словечко») — но уже в то время, когда работа начата или даже завершена в «карандаше» (что видно из фраз: о «собственной моей личности», которая уже «замешивается» в рассказ «невольным образом»; «все сдаю вам, как вылилось на бумагу»).

Теперь это письмо вносится на специальный лист, который прибавлен переплетчиком...

В предисловии наше внимание останавливает следующее место: «Прошу смотреть без излишнего педантизма на мои воспоминания», — обращается Пущин к Е. Якушкину, но, видимо, решает, что это грубовато по отношению к адресату, и меняет — «без излишней взыскательности»; 3 также чуть ниже 4 слова о большем, нежели у друзей, образовании Пушкина, вынесенном из родительского дома, «что нисколько не сделало его педантом», заменены — «нисколько не сделало его заносчивым».

В другом месте Пущин задумывается: «Воспоминания о человеке, мне близком с самой нашей юности»; зачеркивает слово «юности»: «с детства» 5.

По многим другим поправкам видно нежелание Пущина слишком «выдвигать» свою персону, боязнь категорических оценок. Написано сначала: «чтоб полюбить его

1 Пущин, с. 349—350; добавления по ЦГАОР, ф. 279, № 625, л. 54.
2 Впервые черновые варианты рукописи Пущина были частично опубликованы С. Я. Штрайхом в издании: «И. И. Пущин. Записки о Пушкине». М., ГИХЛ, 1934. Однако текстология «Записок...» еще почти не изучена.
3 Здесь и далее сравнивается печатный текст с рукописью, находящейся в ПД, ф. 244, оп. 17, № 36.
4 См.: Пущин, с. 44.
5 Там же, с. 41.

231

<Пушкина> настоящим образом, нужно было взглянуть на него с тем полным благорасположением, которое неразлучно со снисхождением к неровностям характера»; Пущин убирает слово «снисхождение» (получалось, будто он «снисходит») и пишет о «благорасположении», «которое знает и видит все неровности характера и другие недостатки, мирится с ними и кончает тем, что полюбит даже и их в друге-товарище» 1.

Когда зашла речь об известном эпизоде с уроком стихосложения, Пущин хотел начать: «Мой стих никак...» — но испугался появления своей персоны: «Наш стих никак...»

Примечательны поправки в рассказе о тайном обществе; 2 было: «не ручаюсь, что в первых порывах, по исключительной дружбе моей к нему, я, может быть, увлек бы его <Пушкина> с собою». Вместо выделенных нами слов первоначально было «не присоединил бы его к моей участи» — но это слишком категорическое заявление снято; оно возникнет в конце рукописи, когда Пущин рассуждает о возможной участи Пушкина, если б он попал в тайное общество; появление подобных слов в начале «Записок...» еще раз показывает, как занимала декабриста мысль о закономерном или случайном стечении обстоятельств в жизни великого поэта.

Написав: «Пушкин часто меня сердил...» 3 — автор счел нужным вписать поверх строки: «Пушкин, либеральный по своим воззрениям, имел какую-то жалкую привычку изменять благородному своему характеру».

Как видно, поправки идут по линии уточнения существенных, деликатных деталей, в чем Пущин проявляет широту понимания и тонкость чувства.

Знаменательна поправка, относящаяся к важному эпизоду — размолвке друзей в связи с «секретом Пущина» (участие в тайном союзе) : «Преследуемый мыслью, что не верен Пушкину, я...» — написал декабрист, но, очевидно, подумал, что ведь всегда был верен поэту, и переменил: «Преследуемый мыслью, что у меня есть тайна от Пушкина» 4.

По виду рукописи и характерному финальному отчеркиванию создается впечатление, будто Пущин окончил ра-

1 Пущин, с. 54.
2 См.: там же, с. 69.
3 См.: там же, с. 70.
4 Там же, с. 73.

106

232

боту словами: «Пушкин мой всегда жив для тех, кто, как я, его любил, и для всех умеющих отыскивать его, живого, в бессмертных его творениях...»

Затем, однако, после отчеркивания, теми же чернилами, последовало: «Еще пара слов» (как бы постскриптум рассказа) — из бесед с Далем, Данзасом о «последнем вздохе» Пушкина.

В конце — «С. Марьино. Август 1858».

«А ВСЕ-ТАКИ НАДО...»

Буквально через несколько дней после окончания работы выполнивший свой долг мемуарист пускается в последнее путешествие, посещает друзей-декабристов в Калуге, Туле, Петербурге. Его маршрут: Нарышкин — Батеньков — Свистунов — Оболенский — Штейнгель, — лицейские друзья. Между прочим, состоялась встреча с дочерью Рылеева.

26 сентября 1858 года Пущин сообщает родственникам:

«О поездке моей к дочери друга Кондратия будем говорить, когда я буду к вам. Очень доволен, что отыскал Настеньку прежних лет, а теперь Пущину» 1.

Подробнее — в письме Трубецкому:

«Она меня приняла как родственника, и мы вместе поплакали об Кондратии, которого она помнит и любит. Мать ее несколько лет тому назад как умерла. Живут они безбедно... Она мне напомнила покойника быстротою взгляда и верхней частию лица — видно, женщина с энергией, но, живя в глуши, мало знакома с происшедшим. Теперь она довольно часто видается с Нарышкиными. Я сам не теряю надежды, если бог поставит на ноги, хорошенько с нею повидаться. Этот раз только несколько часов были вместе. Встреча наша необыкновенно перенесла меня в прошедшее: о многом вспомнили...» 2

Подробности той встречи воссоздаются и в неопубликованном письме дочери Рылеева к другу ее отца:

«М. г. Иван Иванович! Приятнейшее письмо Ваше я получила 29 октября. Как и чем выразить Вам мою благодарность за Ваши заботы и попечение обо мне? Один только бог может вознаградить Вас за все.

1 Пущин, с. 352.
2 Там жe, с. 356.

107

233

Вы думаете, чтобы я могла усумниться, не получая долго известия, никогда я не сомневалась в Вас, узнав Вашу прекрасную душу, но я несколько беспокоилась о здоровье Вашем и теперь боюсь, чтоб это движение и сырость петербургского климата не имели бы влияния на Ваше здоровье.

Чувствительно благодарю Вас за проект письма к г-ну министру, я его переписала на почтовом листе и отправила 30 октября, на другой день по получении; Вам же я не могла писать в Пб, не зная Ваш адрес, да Вы и просили меня писать к Вам в Марьино, надеюсь, что письмо мое застанет Вас уже дома.

Молю бога, чтобы он осуществил наши желания, касательно рукописи и портрета я совершенно покойна, потому что они в Ваших руках. Вы можете их держать, сколько Вам угодно. Писем Пушкина к моему отцу здесь нет. Впрочем, я знаю, что некоторые бумаги остались в Воронежской губернии, напишу к сестре 1, чтобы она мне прислала их.

Иван Александрович и все дети мои свидетельствуют Вам свое искреннее почтение, старшие дети очень сожалеют, что не имели удовольствия Вас видеть.

С истинным почтением имею быть преданная Вам душою Настасья Пущина» 2

В эти же недели воздается должное и другому славному лидеру декабристов. Узнав, что леволиберальные тверские дворяне во главе с А. М. Унковским действуют решительнее других в пользу освобождения крестьян, Пущин посылает в Тверь старую конституцию Северного общества.

20 декабря 1858 года Унковский отвечает:

«Извините, что так долго задержал присланную Вами рукопись и не благодарил Вас за Ваше внимание. Работы в Комитете, усиливаясь с каждым днем, совершенно лишили меня свободной минуты заняться рукописью и писать к Вам. Рассмотрев внимательно предположения, сделанные 35 лет тому назад, я чрезвычайно обрадовался сходству с нашими постоянными целями, и это еще более

1 Вероятно, кузине, так как у К. Ф. Рылеева больше дочерей не было.
2 ГИМ, ф. 282, № 295, л. 113—114. В письме идет речь, между прочим, о хлопотах (безрезультатных) относительно издания в России сочинений Рылеева.

234

утвердило меня в мысли выкупа и в том убеждении, что деятели Вашего времени были далеким авангардом нашего века. Дай бог, чтобы теперь совершилось задуманное ими дело освобождения крестьян и на тех началах, которые они предлагали...

Препровождая к Вам с этою же почтою присланную Вами рукопись и принося Вам мою чувствительную благодарность за ее сообщение, с глубочайшим почтением имею честь быть...» 1

Мы, конечно, отметим тут и уважение деятелей 50— 60-х годов к «отцам», и чисто либеральный интерес к «мысли выкупа» в умеренной декабристской конституции (возможно, именно из-за этой умеренности сочинение Никиты Муравьева не было в ту пору предложено вольной русской печати?).

В Петербурге состоялись последние лицейские встречи:

«Министра нашего не видал, потому что он не счел нужным повидаться со мной; верно, знал, что я через Мойку от него.

Корф был, и я с ним откровенно высказался — это не нарушило нашей лицейской связи...» 2

14 декабря 1858 года исполнилось тридцать три года тому 14 декабря, которое сделало их декабристами. В этот день родственник и единомышленник Пущина Андрей Розен написал в высшей степени характерное письмо, нечто вроде эпилога, невольного прощания:

«Сегодня при многих воспоминаниях особенно вспомнил тебя, любезный друг Пущин. Этот день ведь дальше и дальше — и за все слава богу! Теперь как-то отрадно вспоминать этот день и как-то знаменательно отзываются памятные слова Рылеева, когда он, предвидя возможность неудачи, сказал мне: «А все-таки надо». Истина берет свое. Я рад, что ты видел Настеньку его и что ты хорошо придумал, как помочь ей и детям. Желаю тебе успеха. Искренне благодарю за вести о наших, с которыми ты виделся и о которых ты слышал» 3.

За несколько дней до смерти Ивана Ивановича его жена справлялась в Москве у герценовских друзей Кетчера и Пикулина о возможном лечении худеющего, тающего

1 ГИМ, ф. 282, № 292, л. 232—233. В конце 1858 г. Пущин посетил Унковского в Твери (см.: ПД, ф. 606, № 18, л. 147).
2 Пущин, с. 353.
3 ГИМ, ф. 282, № 292, л. 250.

108

235

Пущина. Пикулин свел ее с врачом-немцем Гофманом, который «ругал на чем свет стоит незабвенного <Николая I>. Он был врачом в Шлиссельбурге в 1834 году и хорошо знает эту местность. «За что, помилуй, мучили таки эти люди? Теперь, сами то же хотят 1, а люди почти убили за то — это зверь были!» 2

3 апреля 1859 года Иван Иванович Пущин скончался.

Некролог появляется через два с лишним месяца в герценовском «Колоколе», но еще прежде, в статье «Неизданные записки о Пушкине», Евгений Иванович Якушкин сумеет провести в подцензурную печать следующие строки:

«Для тех, которые могли знать И. И. Пущина даже в последнее время, когда он был изнурен тяжелою, неизлечимою болезнию, весьма понятно, какое сильное влияние он должен был иметь на поэта своим энергическим характером, твердостью и благородством своих убеждений и той добротою, которая привязывала к нему всех с первой минуты знакомства» 3.

«Записки...», для которых Пущин не видел близкого «типографского будущего» — через несколько месяцев были частично опубликованы в московском журнале «Атеней», а через два года не пропущенные цензурой отрывки появились в «Полярной звезде» Герцена. С тех пор их прочитали сотни миллионов людей.

1 То есть отменяют крепостное право.
2 ЦГАОР, ф. 1705, № 6, л. 21 об.
3 «Библиографические записки», 1859, 30 апреля, № 8.

109

ЧАСТЬ III

МИХАЙЛОВСКОЕ

Глава VII

11 ЯНВАРЯ 1825 ГОДА

И ныне здесь, в забытой сей глуши...
Пушкин, 1825

Несколько страниц (менее трети печатного листа) — вот вся запись Ивана Пущина о его столь известной ныне последней встрече с Пушкиным. Запись 1858 года о встрече 11 января 1825-го.

Прибегнем к «медленному чтению», объясняя некоторые строки Пущина, размышляя, а там, где возможно, — «договаривая» за него.

Однако перед этим необходимо представить того Пушкина, с которым январским днем 1825 года толкует его старинный добрый друг. Нужно также как можно точнее понять, каким был Пущин в те грозные преддекабрьские дни.

Мы не собираемся повторять общие места о величии и значении Пушкина, но обратимся к несколько фрагментарному, но удобному для нашего изложения перечню.

Пять Михайловских месяцев, сердцевина которых — небывалая, толком еще не осознанная нами Михайловская осень 1824 года 1.

1 Датировка — по «Летописи жизни и творчества А. С. Пушкина». Некоторые даты предположительны, другие — определенно фиксируют не совсем завершенные пушкинские работы, иногда — лишь начальный период; однако при всех возможных уточнениях и дополнениях перечень произведений поэта, полагаем, достаточно точно представляет первую «Михайловскую осень».

239

9 августа — приезд Пушкина в деревню.

Конец августа — сентябрь:

К Языкову («Издревле сладостный союз...»).

«Здравствуй, Вульф, приятель мой...».

Окончательная отделка стихотворения «Наполеон».

Окончание «К морю».

«Разговор книгопродавца с поэтом».

«Храни меня, мой талисман...».

«Аквилон» (ранняя редакция).

Октябрь 1824 года:

Третья глава «Евгения Онегина» (завершение).

Отделка прежних глав.

«Младенцу».

«Ненастный день потух...».

«Охотник до журнальной драки...».

Начало работы над четвертой главой «Евгения Онегина» (к концу года — 23 строфы).

Серия эпиграмм на Воронцова.

Завершаются «Цыганы».

«Графу Олизару».

«О дева-роза, я в оковах...».

«Коварность».

«Как жениться задумал царский арап...».

«Из письма к Плетневу» («Ты издал дядю моего...»).

Октябрь — ноябрь:

«Подражание Корану».

«Пускай увенчанный любовью красоты...».

«Сабуров, ты оклеветал...».

«Презрев и голос укоризны...»;

«Мне жаль великия жены...».

«Клеопатра».

«Тимковский царствовал...».

«Т. — прав, когда так верно вас...».

Постоянные записи народных сказок и песен за Ариной Родионовной.

Ноябрь:

«Фонтану Бахчисарайского дворца».

«Виноград».

«Пока супруг тебя, красавицу младую...».

«У лукоморья дуб зеленый...».

«Ночной зефир...».

110

240

«С перегородкою коморки».

«Иван-царевич по лесам...».

Декабрь — начало января:

Начаты «Автобиографические записки».

Задуман и начат «Борис Годунов».

«Ты вянешь и молчишь...» (начало).

«Послание к Л. Пушкину».

«Лизе страшно полюбить...».

«Воображаемый разговор с Александром I».

«Сожженное письмо».

«Признание».

Добавим к этому написанное прежде, — всю мудрость Юга, Петербурга и Лицея; прибавим еще не написанное, но уже задуманное; прибавим общественный эффект в связи с появлением именно в эти месяцы печатных сочинений поэта (написанных, понятно, раньше). Так в последнюю неделю декабря, когда Пущин еще в Петербурге, выходит отдельное издание первой главы «Евгения Онегина», а также альманах «Северные цветы», где — «Песнь о вещем Олеге», «Демон», «Прозерпина», новые онегинские строфы. Начиналось такое ощущение своего дара, которое через несколько месяцев вылилось в знаменитое: «Я могу писать...»

Но поэту двадцать пять лет; несправедливая ссылка, ярость против тех, кто сослал, мысли о клевете, побеге, даже самоубийстве; нелепая ссора с отцом, из которой могут выйти еще большие неприятности — «пахнет палачом и каторгой»... Прибавим еще любовь и разочарование на юге, новые увлечения здесь, и Жуковский, который два месяца назад написал: «Ты имеешь не дарование, а гений <...> Ты рожден быть великим поэтом; будь же этого достоин. В этой фразе вся твоя мораль, все твое возможное счастие и все вознаграждения. Обстоятельства жизни, счастливые или несчастливые, шелуха. Ты скажешь, что я проповедую с спокойного берега утопающему. Нет! я стою на пустом берегу, вижу в волнах силача и знаю, что он не утонет, если употребит свою силу, и только показываю ему лучший берег, к которому он непременно доплывет, если захочет сам. Плыви, силач <...> По данному мне полномочию предлагаю тебе первое место на русском Парнасе. И какое место, если с высокостию гения соединишь и высокость цели!» (XIII, 120).

Заметим строки о «высокой цели» и еще вернемся к ним

241

позже. Внешне, словесно, пожелания Жуковского удивляюще сходны с «нотациями» Пущина и других декабристов; Пушкин же тронут этими обращениями, потому что в это самое время уж ощущает — «я могу писать». Дважды замеченное Пущиным — «ему наскучила прежняя шумная жизнь», «тут, хотя невольно, но все-таки отдыхает... с музой живет в ладу» — все это позже будет описано самим поэтом и — снова повторим — останется важнейшим воспоминанием о первой Михайловской осени:

Но здесь меня таинственным щитом

Святое провиденье осенило,

Поэзия, как ангел-утешитель,

Спасла меня, и я воскрес душой.

Новое, особенное состояние Пушкина — один из источников его радостного настроения, замеченного Пущиным, — «шуток, анекдотов, хохоту от полноты сердечной».

Теперь затронем интересную и важную для нашего повествования проблему: что знал, о чем думал, чего хотел видный член тайного общества Иван Пущин, разговаривая с Пушкиным 11 января 1825 года? Снимем вопрос о том, что он рассказал: поймем его действительные представления о ближайшем будущем, о наиболее вероятном ходе событий. Ведь эта «сверхзадача» все равно должна наложить печать на разговор, размышления о будущем, ближнем и дальнем...

Сохранилось немало высказываний Пущина и его друзей, относящихся ко времени до и после встречи 11 января, о слабости, медленности действий тайного общества. Так Матвей Муравьев-Апостол писал брату Сергею (3 ноября 1824 года) :

«Проезжая через Москву, я видел двух лиц, которые сказали мне, что еще ничего не сделано, да и делать нечего — благоразумного разумеется» 1.

Тогда же Нарышкин (в присутствии Пущина), узнав об усилении Южного общества, заявляет: «Мы находимся в совершенном бездействии» 2.

Во многих письмах встречаются фразы о готовности «через пять лет», «разве что через десять лет».

Что же касается Пущина, то ему было нелегко в Москве в основном из-за медленного, апатичного развития дела.

1 ВД, т. IX, с. 211.
2 См. И. В. Порох. Деятельность декабристов в Москве. — Сб.: «Декабристы в Москве». «Московский рабочий», 1963, с. 77.


Вы здесь » Декабристы » А.С.Пушкин » Н. Эйдельман. Пушкин и декабристы.