7
Отец на труд лесной выходит,
Вдруг: кто-то новый - дева с ним!
Он стал, смутился - и подходит,
С волненьем чувства, к обойм:
"Кто ты, пришелец дерзновенный? -
И засверкал отцовский взор. -
Зачем в приют сей сокровенный?"
Рука хватилась за топор, -
Великорослый и могучий,
Хоть уж и в поздних летах был,
Он верно б череп раздробил,
И скрыл бы тайну лес дремучий,
Но дочь меж них, она с мольбой;
У них неравный будет бой!
Слабее в силах тот, но ловкий,
Он мог спустить курок винтовки...
И... но, подумав, он сказал:
"На что гроза, пустынный житель!
И я несчастный человек!
Меня сюда мой рок загнал,
Когда ты зол... будь мой губитель!"
8
Они под сосну удалились,
И уж не на враждебный бой:
Друг с другом скоро объяснились
И сблизились одной судьбой...
И дева слышала неясно,
Что говорили... "Безопасно... -
И тот и тот в одно сказал. -
Я чист! Я кровь не проливал,
Невинен пред царем и богом!
Я.............(строгим
Был......)". Каждый замолчал.
И вот несчастные - уж братья!
Друг другу руки - и обет,
Друг друга поняли - объятья!
И тихо вымолвлен завет.
9
Круглей катится время; вдвое
Им милость явственней небес:
Не так уж пуст пустынный лес,
Уж не вдвоем, грусть делят - трое!..
И близ былого шалаша
Другая хижина явилась:
Все жили розно, но душа
Трех несчастливцев не делилась.
Уж гусли шведские звенят
И часто извлекают слезы.
Он с девою живет как брат:
То из карельския березы
С резьбой дарит подарки ей,
То ожерелья милбй нижет;
Пять-шесть имел с собой он книжек
И, в пасмурной пустыне сей,
Развеселял досуги чтеньем.
Он был с Европою знаком,
И вот, увлекшись раз движеньем,
Он иностранным языком
С отцом заговорил... Но долго ль
Им в сей глуши безлюдной жить?
Все трое были близки с богом -
Молились... Если б умолить!..
10
"Я далеко на полночь заходил:
У города Архангельска я был,
Сидел на мхах у Кемского острога,
Следил гагар у Кольских берегов,
И видел я бегучий лес рогов
Вспугнутого оленей резвых стада.,.
О, много увидит чудес,
Кто по свету много походит!..
Я видел принизистый лес:
Из тундры он робко выходит
И, встретивши в воздухе хлад,
Рад, бедный, под землю назад...
Я видел страшную лавину,
Летевшую по пустырям,
И с шумом плававшую льдину
С медведем белым по морям!..
Я видел край, где спит природа
В полугодичной тишине;
Там много звездного народа
На темно-синей вышине;
Но солнце - пышный царь светильный -
Не освещает край могильный,
И лишь мгновенная заря
Глядит в застылые моря...
Но в той стране - на тихой влаге -
Гостит роскошно летний день:
Как на развернутой бумаге
Лежит узорчатая тень
Брегов, и купол неба синий,
С оттенком роз на вышинах,
Живописуется в волнах
Бездонной зеркальной пустыни
И весь передается ей...
Я помню... море закипело
И стихло, сселось, огустело
И странной чешуей своей
Засеребрилось, засверкало,
Как будто длинной рыбой стало:
То войско двигалось сельдей,
То густо шли их легионы...
Какие тайные законы
Вели их? В памяти моей
Я сохранил... Как вижу, други,
Явился круг, растет... растет...
Двоятся, множатся всё круги
И кто-то под морем идет.
Пред ним несутся шум и плески,
За ним - глубокая тропа,
И, с рокотом глухим и резким,
Два белоглавые столпа,
Две башни, две реки кристальных
Из чьих-то мечутся ноздрей:
То он, то пенитель морей,
То кит в своих набегах дальных,
В угоду алчности своей,
Надежды губит рыбарей!
Я помню - так не раз бывало! -
Спустился вечер - запылало
На поднебесной высоте,
Кругами пламя выступало;
Полнеба, в чудной пестроте
Горя и рдеясь, не сгорало!..
Но ярко меж ночных теней
То реки молний без ударов,
То невещественных пожаров,
Бездымных неземных огней
Сияли пылкие разливы,
И сыпались лучи в тиши;
Порою ж - роскошь для души -
То светлых радуг переливы,
То чудный бархатов отлив,
И с яхонтом смарагды в споре
Хрустальное браздили море...
И в этой же картине див,
По тем водам и злато нив,
И цвет фиялы и шафрана,
И черный лоск, как перья врана,
И отблеск вишневый горит!..
И тут-то, в празднестве природы,
Как степь распахивая воды,
Убийства совершает кит...
Как страшно, жадный, он теснит
Среброчешуйные народы,
Воюя в их немых толпах!
На брызжущих над ним столпах
Заря холодная играет:
И вниз и вверх перебегает,
Как луч, как яркая струя,
Волнообразная змия!
Печальна участь мелких рыб,
Как участь мелкого народа!
Под страхом жизнь... И их свобода
Как шаткая морская зыбь.
Насилье губит ихню хитрость!
Вот вынырнул тюленей ряд!
В них видны замысел и скрытность;
Друг с другом сжались - знать, хотят
Линейную составить битву?
Они устроили ловитву:
К заливу их полки плывут
Большим вогнутым полукругом
И всё живое в плен берут!
И, уживаясь все друг с другом,
Живую сеть свою ведут;
И сельдь и лох, добыча жадных,
Бегут они от беспощадных
И мечутся на берега,
Или толпой теснятся в реки:
К врагу в добычу от врага -
Там ждут их сеть и человеки!"
11
Темнее становились ночи,
Коснулась осень до лесов,
И чаще слышен клич волков;
Как свечи, теплятся их очи...
Вблизи ж порой рассеет мрак
В своем приюте молчаливом
Живой алмаз с златым отливом
На мшистом камени - светляк!
Но уж в лесу не так безмолвно:
Пустынники втроем сидят,
И струны правильно звенят!
Чье сердце чувствами так полно?
Он в звуках их передает,
Он песню сельскую поет:
"Бывало, мы толпой глядели
Сквозь наши темные леса,
Когда на озере белели
Карельских лодок паруса.
Однажды озеро яснело,
А берег был угрюм и дик,
И вдруг с подножья закипело.
И встал какой-то чудный лик!
В его глазах светлело пламень,
Он плыл на наволок пустой,
И смело сел на серый камень,
И вынул гребень золотой.
Я испугалась, убежала,
Но все смеялись надо мной:
"Как ты проста: ты не узнала:
То наш хозяин водяной!"
Он говорил им о Кареле,
О финнах горной стороны,
Где, в их глуши, на самом деле
Поверишь басням старины.
Там часто сам, как дух в туманах,
Пастух иль рыбарь на скалах
Поет таинственные руны,
Уж непонятные для нас!
И часто в полуночный час
Звучат под шум дубравный струны,
И движется в его руках
Созданье бога Вейнамены,
Преданья рун его бесценных:
Убереглись они в веках...
"Я затвердил сии напевы!" -
Наш гость хозяевам сказал,
И, преклонясь на просьбу девы,
Он руны древние читал.
Так длинный вечер их пустынный
Весь посвящен был старине;
И повторял им гость, что люди
В их Саволакской стороне,
Для слуха ласковым языком,
Поют о давнем, о былом,
Беспечно, сидя над стеклом
Своих озер, в приюте диком...
Но он певал и об ином:
О юноше, о горькой доле,
О чем-то грустном: о неволе
В каком-то месте потайном.
Когда ж то было? - Чьи страданья?.
Как знать? - то в давних временах!
Но вот, что занял от преданья,
Поет он, вторя на струнах:
"Не слышно шуму городского,
В далеких башнях тишина,
И на копье у часового
Горит янтарная луна...
А бедный юноша, ровесник
Младым цветущим деревам,
В глухой тюрьме заводит песни
И отдает тоску волнам:
"Прости, отчизна, край любезный,
Прости, мой дом, моя семья;
Я за оградою железной,
И уж не свой вам больше я!
Не жди отец меня с невестой,
Сломись венчальное кольцо;
Застынь мое на свете место,
Не быть мне мужем и отцом.
Сосватал я себе неволю,
Мне дети - слезы и тоска;
Но я молчу... Такую долю
Взяла сама моя рука".
Уж ночь прошла; в лазурном поле
Давно день новый засиял;
А бедный юноша в неволе
Всё так же жалобно стенал,
Всё ту же песню напевал".
Как песни слушала слова!
Как ими дева любовалась!
Но отчего на грудь склонялась
Ее прелестная глава?
О чем так тихо ты мечтала?
И слезы искрились о ком?
Она кого-то узнавала
В том бедном узнике младом!
О нем душа тоской болела,
И кинуться к нему она,
Как к брату милому, хотела,
Но, страха тайного полна,
Раскрыть души своей не смела,
И чувство скрыла в первый раз,
И вот впервые покраснела!..
Молчит... поднять не смеет глаз.
Так встречи друга и напевы
Околдовали душу девы,
И новый мир открылся ей,
Но уж не стало мирных дней -
"Я знаю, только не одно
Здесь место мы переменяли;
Когда-то, было то давно,
Мы в том улусе обитали,
Где бор расчищен был как сад,
Где жатвой красовались горы,
Где были тихие озеры
И шумный, шумный водопад;
Мы от людей там были ближе,
Как милых братьев их любя;
Но почему - как знать? - они же
Нас удалили от себя!
Бывало, как я веселилась,
Когда придут они в леса;
Людские слыша голоса,
Я где-нибудь в глуши таилась
И слушала. - Вдали весной
Так сладко раздавались песни.
Однажды к нам в приют лесной
Зашел ребенок, мой ровесник;
Как рада я ему была.
Я всё играла с ним, играла,
Отстать от гостя не могла:
То ягоды ему сбирала,
То для него венки плела;
Но мать его за ним пришла,
И долго я по нем скучала...
Так мы гостили в тех горах,
Но с ними свыклися напрасно:
Отец сказал раз: тут опасно!
И в эту глушь нас загнал страх".
И нашим гость их говорил:
"Друзья! я видел Север дальний,
Невольный странник, посетил
Я край изгнанья, край печальный,
За коим больше нет земли;
Тех диких скал к гранитной груди
Прильнуть не смеют корабли;
Не смеют поселиться люди
На тех гранитных вышинах,
При тех бунтующих волнах;
Над Беломорскими водами
Я в думах пасмурных сидел
И с изумлением глядел,
Как волны мутными рядами,
С кипящей пеной на хребтах,
Влача грохочущие льдины,
Как чада ночи-исполины
В народных сказках и в мечтах,
Несутся бурею прилива,
Гора сшибается с горой,
И новых льдов находит строй,
Как рать в походе горделиво.
Так, днем и ночью в тишине,
Меж скал, где всё безлесный камень,
Громады льдистые в огне:
Из ребр их брызжет звонкий пламень...
Там не браздит резец сохи
Оцепенелые равнины,
Одни лишь поросты и мхи
Узорят дикие картины".
12
Не все могильной тишиною
Пустыни Севера полны:
Здесь часто бор кипит войною;
Враждой взаимной созваны,
Устроясь дружными толпами,
Выходят векшей племена
Лесными, тайными тропами:
У них объявлена война!
И смельчаки из-за Онеги,
От Киж до Ялгубских боров,
Несутся в быстрые набеги
И чутко ищут след врагов.
Не спрячет робкого дубрава!
По соснам рыщут летуны...
Ужель и им знакома слава?
Какой мечтой упоены?
Нашли... под корбой на поляне
Беспечен враг в надежном стане -
И кинулись... и бой кипит...
Они визжат... они схватились,
Грызутся... кровью обагрились,
И берег мертвыми покрыт.
Ужасен грозный победитель,
И мчится побежденный в бег:
Шумит ордой Онеги брег,
И часто изумленный зритель
Глядит, как серые полки
Чрез зыбь волнистую реки
Или отважно, над заливом,
На ветвях, корках и щепах,
Несутся, флотом, торопливо;
Хвосты - им парус; на хребтах
Они распущены и веют...
Верна лесная им жора:
Она несет их... и пестреют
Сей чудной ратью озера!
То векши с дальнего набега
Спешат в леса родного брега...
13
Как будто чуя зов войны
И близость тяжкия годины,
Карелы дикой исполины
Идут из северных лесов;
И страшны лютых орд походы,
Тропы под их стопой трещат,
Их очи заревом горят,
И, в гневе, тяжкие колоды
Они ворочают... Беда,
Кто хоть случайно иногда
У алчущих оспорит снеди,
То дивы Севера - медведи!
Напрасно длинногривый конь,
Как ветер вольный и игривый,
Летит, как вспыхнувший огонь,
В степи чрез пожити и нивы, -
Погубит смелого обман:
Медведь нейдет с ним в бой открытый,
Он чует меткие копыты;
Но из-за сосен (великан)
Взмахнул своей косматой дланью,
И нет коня!.. Свиреп и дик,
Один идет, открытой бранью
На страшного карельского быка!
Объят великодушным гневом,
Сей пастырь стад громит врага.
Леса полны их диким ревом,
И часто, крепкие рога
Могуче в чрево исполина
Вонзив, его, как в башню, прет,
Доколе пастыря дубина
Или топор его добьет.
Как часто пастыри толпой
Бегут в тревоге с страшным криком,
Когда медведь лесной тропой
Под стадо крадется... И кликом,
И звуком их витых рогов
Суземских, длинных, из березы,
Махая кольем в знак угрозы
И клича свистом к драке псов,
Они пугают великана,
Боясь за стадо. Он упрям,
Он сел на корты, дик и прям,
Как черный пень из-за тумана;
Они - его, он их страшит;
Напрасно врассыпь, справа, слева
Бегут. Дикарь наш, полный гнева,
Чего коснется - всё крушит.
И вот камней и сосн обломки
Швыряет метко в них силач,
И рев ею густой и звонкий
Шумит по дебрям, как Кивач!..
Но хитрость пагуба для силы;
В заман сокрытой западни
Силач уловлен, и унылый,
С кольцом в ноздрях, он грустно дни
Ведет, и, вспомня лес и степи,
Порой грызет напрасно цепи...
