Портрет великого князя Николая Павловича.
Доу, Джордж. 1821 г.
Государственный Эрмитаж.

Император Николай - гр. Дибичу

Корабль "Париж", на Варненском рейде, 9-го сентября вечером.

(Писано рукою Чевкина).

Я только что получил письмо от 8-го числа сего месяца, привезенное вашим адъютантом Кушелевым, и спешу отвечать вам.

Я допускаю движение, которое вы предполагаете сделать к Девно, с 5-ю полками 19-й дивизии и 20-м егерским, но под тем условием, что вы вполне уверены и можете поручиться за то что генерал Рудзевич, который останется под Шумлою, поведет свое дело хорошо и отважно.

Я согласен также и на то, чтобы оставить генерала Ридигера с гусарами, в Енибазаре; - чтобы перевести, если нужно, главную квартиру в Козлуджи и поручить начальство, как над этим пунктом, так над Девно и Праводами, принцу Евгению.

Когда 19-я дивизия будет в Девно, надо отослать Кременчугский полк к его дивизии.

Вы вскоре будете подкреплены двумя казачьими полками, которые уже прошли здесь.

Когда ваше движение совершится, мы с нашей стороны, будем вполне обеспечены от визиря и от всех его сил. Отряд генерала Головина, состоящий из 8-ми батальонов, был, сегодня утром, подкреплен Северским конно-егерским полком, и будет еще усилен л.-гв. Павловским полком и 4-мя батарейными орудиями, которых перевезут водою, нынче в ночь. С этими силами и при выгодах своей позиции, он в состоянии будет держаться против весьма многочисленного неприятеля.

Наши работы против крепости заметно подвигаются вперед; от неприятеля мы уже на расстоянии пистолетного выстрела; окончена новая брешь-батарея, которая со вчерашнего дня начала действовать; войска с нетерпением ожидают штурма, который я отлагаю до тех пор, пока все затруднения, по возможности, будут устранены.

Состояние здоровья войск менее удовлетворительно; есть несколько выздоравливающих, но больные прибывают и даже смертность становится ощутительною.

Но чего я более всего опасаюсь,- это беспорядков, господствующих по провиантской части; довели дело до того, что здесь и в Коварне всего на всего 500 четвертей сухарей; даже в гвардии их всего на 4 дня. Я отдал приказание поспешить доставкою сухарей из Одессы; но хочу знать и требую непременно, чтобы объяснили мне причины такого важного проступка. Сенатор Абакумов должен бы был распорядиться более основательным образом. Получив сведения о подобном недостатке провианта, он должен бы был немедленно послать об этом рапорт, и рапорт этот должен бы был дойти до меня.

И так я нахожусь в совершенной невозможности послать вам количество сухарей, обозначенное в записке, которую вы представили чрез Чевкина; согласно с сим, примите ваши меры; а пока дабы воспользоваться транспортами, которые вы прислали сюда, я прикажу нагрузить их овсом и отошлю к вам немедленно. Приписка рукою государя: Что касается подробностей и некоторых замечаний,- я указываю вам, любезный друг, на мое письмо; прочтите, взвесьте и решайтесь на самое лучшее.

Корабль "Париж", 9-го сентября, 9 ч. вечера.

Любезный друг, сегодня вечером в 6 ч. прибыли: Кушелев и двое ваших курьеров, от 5-го и 7-го чисел. Варна еще не взята, следовательно, самое существенное еще не сделано. Сегодня вечером, одновременно с прибытием Кушелева, Головин дал нам знать, что значительные силы турецкой кавалерии находятся против его авангарда, т. е. в 8-ми верстах отсюда. В продолжении дня, он был подкреплен одним егерским полком и двумя донскими орудиями; я посылаю ему еще 4 батарейные пушки и Павловцев; и так ему должно и можно безбоязненно встретить визиря - если это он, и атаковать и отбросить всякий другой отряд,- если это не визирь.

Возвратимся к вам. - Дело Рикорда позорно (infame) и я разрешаю фельдмаршалу предать его военному суду. Если вы мне поручитесь головою за то, что Рудзевич может держаться, без риска, с тремя дивизиями, то я сейчас же соглашусь на прибытие 19-й дивизии в Девно. В этом случае верните Кременчугский полк к его дивизии, а Деллингсгаузену дайте другой полк. Оба казачьих полка, Кузнецова и Долотина, должны быть уже в Енибазаре и Козлуджи; и так, вот вам свежая кавалерия. Если вы считаете необходимым, чтобы фельдмаршал, с одною дивизиею расположился у Девно, или Козлуджи, то я согласен на это; но, по-моему, лучше бы было, если бы он остался у Шумлы - хотя бы в видах нравственных и политических. В таком случае, устроившись с ним на счет всего, что надо делать, сами приезжайте сюда и возьмите с собою Абакумова; в противном случае, т. е. если фельдмаршал должен отправляться в Девно,- останьтесь еще на один день, после него, у Шумлы, заведите машину, а потом приезжайте дать мне отчет в общем положении дел, проехав через Девно и Козлуджи. Но, повторяю вам: по-моему лучше, если фельдмаршал останется у Шумлы; а здесь мы сами сумеем справиться с делами и одни,- и еще лучше, имея вас подле меня. Это мое последнее слово.

С сегодняшнего вечера Деллингсгаузен рапортует мне, что Мадатов велел ему передать, что он не нуждается в подкреплении, и что он (Деллингсгаузен) прибыл в Девно. Это отлично. - Берегитесь за 20-й егерский, стоящий в Маковщине,- он там в весьма опасном положении; лучше направить его в Девно, где к нему присоединится его резерв, ожидающий его там.

Что невероятно, и отчего у меня волосы дыбом становятся,- это то, что в Коварне всего на всего 500 четвертей сухарей; мы здесь начинаем уже ощущать в них недостаток, и если не прибудут корабли из Одессы, то мы останемся при одном овсе, которого здесь изобилие. Как возможно было, что Абакумов не рапортовал об этом фельдмаршалу, и что - одним словом - никто об этом ничего не знал? Произведите строгое следствие по этому предмету; и вот почему я предлагаю вам привезти сюда, с собою, Абакумова. Вот новый образчик беспечности фельдмаршала. Та же история и с медикаментами, которых осталось в Коварне всего на 12 дней. Приведите это в порядок, немедля. Я послал курьера в Одессу, чтобы поторопить, на сколько возможно, присылку сухарей. Гвардейской кавалерии я приказал остаться в Коварне, где она имеет фураж,- пока она не понадобится; это ведь всего в расстоянии двух переходов отсюда. Осадные работы подвигаются вперед быстро; с вчерашнего дня мы пробиваем вторую брешь, которая уже очень подвинулась вперед; первая брешь громадна, и только из переизбытка осторожности мы не предпринимаем еще приступа на нее. Впрочем, турки защищаются хорошо. Больных у нас пребывает в огромных размерах; в каждом гвардейском полку их человек по 200; а в Семеновском полку было 8 умерших в 3 дня. Убитых мало, раненых довольно; но все полны огня и усердия, и хотят идти на штурм. До свидания, весь ваш N.

Мое почтение фельдмаршалу.

Корабль "Париж", 11-го сентября.

На этот раз не имею ничего хорошего сообщить вам, любезный друг; вчера вечером, в отряде Головина случилось происшествие невероятное и постыдное. Накануне получено было известие о приближении неприятеля от наших фуражиров, которые, однако, отделались молодцами и еще привели с собою лошадей, отбитых у турок. Вчера утром я приказал Головину - "послать полковника Залуцкого, с сильной партиею, разведать о неприятеле". - Головин составил отряд из двух эскадронов моих егерей, 2-х донских орудий и гвардейского егерского полка. Этот огромный отряд, который уже не был "партия", пошел с Залуцким и с Гартонгом, который просился идти с полком. В 2 ч. пополудни, в 12-ти верстах от лагеря, они наткнулись на турецкий стан. Первым движением егерского полка было - бросится на него; но Залуцкий остановил егерей и начал стрелять из пушек, т. е. разрушил хорошее, чтобы не сделать ничего. Турки, захваченные врасплох, так что должны были еще седлать лошадей, завязали тогда перестрелку. Тогда Залуцкий, найдя себя слишком слабым для того, чтобы атаковать их, приказал полку отступать, а сам увел с собою конных егерей и оба орудия. Таким образом он первым прибыл в лагерь, бросив свою пехоту. Тогда егерями, по-видимому, овладел панический страх! - так, или иначе, но вернулось всего 800 человек, с 11-ю офицерами и полковником Уваровым; остальные взяты в плен, убиты или рассеялись. Все прочие офицеры убиты, или пропали без вести. Вернулось еще два офицера, из коих один ранен четырьмя пулями и 103 человека раненых нижних чинов; об остальных мы ничего не знаем; говорят, что Гартонг, Саргер, и Буссе убиты [ Об этом несчастном деле была напечатана весьма любопытная записка старого лейб-егерского офицера (генерала от инфантерии П. А. Степанова) в "Русской Старине" 1876 г., том XV, стр. 364 - 376]. Это ужасно и невероятно! Я тотчас послал Бистрома, принять начальство, произвести следствие и привести полк в порядок; он только что сообщил мне, что за полк отвечает и что он будет держаться на своей позиции; а также,- что турки, по-видимому, потянулись к лиману, может быть с целью напасть на правое крыло и пробиться, с этой стороны, в город. Посылаю приказание 19-й дивизии,- если она уже в дороге,- идти прямо в Девно, а Деллингсгаузену, как только дивизия придет, двинуться на Гебеджи. Я приказал также, к сегодняшнему вечеру, прийти гвардейской кавалерии; так что мы достаточно сильны. Но необходимо надобно будет, когда 19-я дивизия прибудет на место, двинуться от Девно на Камчик, чтобы иметь более связи между собою; - движение это может быть поддержано отсюда, вдоль морского берега. Осада подвигается вперед, прибрежная башня уже в наших руках, а спуск в ров и вторая брешь почти уже окончены. Однако турки держатся упорно; так что еще ничего не могу сказать, как кончится дело. Любезный друг, у меня сердце разрывается от этого печального и непонятного события. Ваш навсегда N.

Сухарей нет, но овса много. - Мое почтение фельдмаршалу.

Император Николай - гр. Дибичу.

С.-Петербург, 16-го октября.

Не успел еще я уведомить вас, любезный друг, о моем прибытии сюда [После покорения Варны (29-го сентября), Государь отправился (2-го октября) в Одессу, на корабле "Мария". Претерпев жестокую бурю, он достиг Одессы 8-го числа, а 14-го октября был уже в Петербурге], как вчера вечером Ламсдорф привез мне ваши депеши от 5-го числа. Очень рад узнать, что все у вас идет хорошо; - что движение к Шумле удалось и что в Варне вас не тревожат. Вполне одобряю распоряжения, сделанные вами для временного расположения корпуса принца Евгения; только я не очень хорошо понимаю, где вы хотите сосредоточить корпус Рота. Полагаю, что, прежде чем оставить Праводы, надо быть уверенным в том, что там нельзя удержаться. Очень рад, что вы очистили госпитали в Варне; теперь надо, по возможности, ускорить постройки и исправления в самой крепости, чтобы с этой стороны быть уже совершенно спокойными и обеспеченными; а также - подумать о том, чтобы на зиму укрепить Гебеджи, Козлуджи, и Базарджик. Впрочем, я уверен, что вы уже сами подумали обо всем этом. Крайне одобряю, что вы отправляетесь вместе с фельдмаршалом в Силистрию, раз что не все там идет согласно вашему желанию.

Здесь я нашел все в наивозможно лучшем порядке, и надеюсь, что Бог милосердный продлит подобный порядок вещей. Меры, принятые Чернышевым [Впоследствии светлейший князь и военный министр], заставляют меня надеяться, что новые резервы будут снабжены всем необходимым. В доставке провианта тоже, сколько мне кажется, не должно произойти никакой остановки, ни затруднения, если сама провиантская администрация чего-нибудь в этом не напутает. Между Одессою и Херсоном уже 170 т. четвертей сухарей.

Обращаюсь к самому важному пункту вашего письма,- где говорится о замещении фельдмаршала. Так как он сам не хочет оставаться, то я не могу его удерживать; но, во сяком случае, он не должен оставлять армии, пока все войска не будут расположены на зимних квартирах. Проездом через Могилев я видел доброго старика Сакена и опасаюсь, что его слабое состояние здоровья не дозволит ему принять это новое начальствование,- которое, впрочем, было бы мне по сердцу; я думаю, что, покаместь, Ланжерон может остаться без звания главнокомандующего, а как старший в чине, начальником в Молдавии, а Рот - в Болгарии. Если не будет никакой надежды избегнуть второй кампании, то мне придется туда вернуться; и тогда я приму начальство сам, а Ланжерон будет вторым. А пока, на случай, если бы Сакен согласился принять это новое начальствование, надо, чтобы вы мне сказали, что думаете сделать с Киселевым и другими чинами штаба бывшей 2-й армии; - а также, чтобы вы высказали мне свои мысли об организации управления теми частями войск, которые остались на месте 1-й армии.

Возвратимся опять к Варне. Я согласен сменить Дитрихса; но только надо, чтобы он был заменен человеком надежным. Пока сам Рот будет там, это не столь важно; но надо, однако, иметь на этом посту надежного человека и начертать инструкцию для всего, что касается соблюдения порядка в крепости и мер предосторожности. Инструкцию эту дайте подписать фельдмаршалу, который пусть и вручит ее коменданту; а мне пришлите с нее копию. Новый набор переносят с полною покорностью, и кажется, что убеждены в его необходимости. Взятие Варны возбудило общее упоение; моя мать больна от радости, и я с нетерпением жду, когда ей сделается лучше. Набор 92-й (le recrutement 92) - великолепен.

Пишу вам нескладно, любезный друг, потому что нездоровье моей матери,- которой, по видимому, лучше сегодня вечером, часто меня прерывает. Повторяю вам, что не могу довольно нахвалиться всем, что вижу и слышу; а прием, который был мне сделан при моем, совершенно неожиданном приезде, оставит навсегда дорогое моему сердцу воспоминание. Все действуют согласно и все одушевлены одним общим желанием помогать успешному ходу дел. Шаховской, который здесь, говорил мне сам, что он удивлен успехами, которые делают поселения, и даже полк Аракчеева,- и что он может смело заверить меня, что все идет хорошо. Постройки здесь чудесны. Я не имею сообщить вам никаких политических новостей, так как ко мне не прибывало курьеров. В Лондоне и Париже нас много бранят за блокаду Дарданелл; хотя, вместе с тем, говорят, что мы имеем на это право и что это не составляет повода к войне против нас. Через несколько дней отправлю к вам другого курьера, с которым буду иметь возможность сообщить более подробностей.

Поклонитесь фельдмаршалу. Кстати: я только что получил известие о смерти Родзянко, в Харькове, и опасаюсь,- судя по признакам,- что это действие яда. Прощайте, любезный друг; Бог да наставляет вас и да поможет скорее овладеть Силистриею. Ваш навсегда N.

Жена моя вам кланяется.

С.-Петербург, 10-го (22-го) ноября.

Да будет воля Божия, любезный друг. Что свершилось - то свершилось [24-го октября 1828 г. скончалась императрица Мария Федоровна]. Не станем пока думать о прошедшем, но о настоящем и будущем.

Изображаемое вами состояние войск, приблизительно, таково, каким и я себе его представлял; но я не вижу всего в таком черном цвете, как вы; я полагаю - и совершенно уверен в том, что порядок должен и может быть восстановлен, коль скоро приняты будут для сего быстрые и удачные меры. Прежде всего, поручаю вам сказать фельдмаршалу, вручив ему прилагаемое при сем письмо, что от усердия его и преданности я ожидаю, что он сохранит главное начальство над армиею; настоящее его положение настоятельно сего требует; а опыт прошедшего и, в особенности, та роль, которую я предназначаю для армии на будущую кампанию, доставят ему полную возможность исполнять мои инструкции так, чтобы я был доволен. Рассчитываю на вас, что вы убедите его на это. Киселев должен остаться, где был прежде; Сухтелена назначьте на место Берга, которого поставите под его начальство; Байкова замените Маевским, или кем вы заблагорассудите,- точно также и прочих, доказавших свою глупость или свою неспособность. Не теряя ни минуты, объявите начальникам корпусов и дивизий, чтобы они произвели инспекторский смотр своим частям и, безотлагательно, представили самые подробные рапорты о состоянии войск. Пусть при этом присутствует один из адъютантов фельдмаршала, который и отвезет эти рапорты. Артиллерии и инженерному ведомству прикажите представить ведомость о всем их материальном имуществе и о том, где оно находится,- и пускай тотчас же будет прислана к нам. Прикажите осмотреть госпитали и приложите самую тщательную заботливость по этой части, приказав всех выздоравливающих из госпиталей на левом берегу Дуная включать в расположенные там войска; и то же самое делать на правом берегу. Увеличьте попечение и надзор, так чтобы в Гирсове, Кистенджи и Исакаче мы имели для двух дивизий и остальных войск, по крайней мере, на два месяца продовольствия, в складах. Пошлите для сего какого-нибудь надежного человека, который бы наблюдал за исполнением; потому что это необходимо. Смотрите, чтобы начальники корпусов в Молдавии и Валахии хорошенько заботились о своих войсках и доставляли им возможно лучшее помещение. Наконец, когда все это вы пустите в ход, возвращайтесь сюда, как можно скорее. Посылаю Геруа и Кавелина, чтобы осмотрели 8-ю и 9-ю дивизии и донесли мне о их состоянии. Впоследствии пошлю Нейдгардта, для контроля над исполнением принятых мер, и чтобы все привести в порядок.

Перейдем к самому существенному вопросу наступающего года - к плану кампании. Все обдумав и все приняв в соображение, я остановился на следующей мысли. Опыт нынешней кампании до очевидности доказал нам, с какою страною и с каким народом мы имели дело. Повторять напрасные потери, которыми мы обязаны неправильным действиям, происходившим вследствие того, что мы имели об обоих, столь важных предметах, ложные сведения - это было бы преступлением, которое я никогда не возьму на свою совесть. И так, надо решить, что нам следует делать или предпринимать. Перед началом войны я объявил, что желаю иметь гарантии, которые могли бы обнадежить меня в почетных условиях для мира. Хотя кампания не вполне соответствовала нашим надеждам, но, тем не менее, Провидению угодно было предать в наши руки две совершенно нетронутые провинции, и третью, служившую театром военных действий, ключ которой есть Варна. В Азии, кроме Анапы и Поти, в нашей власти три пашалыка. Это представляет значительные - хотя еще и не вполне достаточные - гарантии для достижения нашей цели. Благоразумно ли было бы с моей стороны хотеть перенести войну за Балканы - на удачу, без всякой уверенности в успехе, хотя бы и мог иметь надежду на него; между тем, как для обеспечения за собою приобретенных гарантий, мне остается лишь овладеть крепостями, лежащими вдоль Дуная. Поэтому мне кажется, что здравый смысл и благоразумие не только не побуждают нас идти за Балканы, но, напротив того, настоятельно требуют, чтобы мы оставили мысль о вторжении в страну, лежащую за горами, а ограничились утверждением в занятых уже нами областях и довершали завоевание того, что еще не находится в нашей власти. Частые экспедиции флота, с десантными войсками, можно предпринимать, и они будут полезны; но на этот предмет достаточно одной дивизии; остальные войска, т. е. 6-й и 7-й корпуса назначены для того, чтобы держаться в Варне и ее окрестностях, между тем как 2-й и 3-й займутся осадою Силистрии и Журжи, угрожая в то же время, с фланга, всяким войскам, которые бы намеревались идти к Базарджику. Грузинская армия, напротив того, будет действовать наступательно, по направлению на Эрзерум и Требизонд, согласно соображениям графа Паскалевича и ознакомлению его с местными обстоятельствами. Наконец, если блокада Дарданелл окажется возможною, то она будет помогать осуществлению общего плана, состоящего в том, чтобы удерживаться в занятой стране и, на сколько возможно, стеснять султана в удовлетворении всех потребностей его столицы и его империи, дабы побудить его к переговорам, не делая с своей стороны больших пожертвований ни людьми, ни деньгами. Это план, могущий привести нас лишь к обширным результатам. Он дает нам возможность сдерживать Европу и заставить умолкнуть тех, которые, под предлогом преграды моему честолюбию, пытались бы препятствовать нашим более рискованным предприятиям.

Перейдем к средствам для исполнения: 1) По ту сторону Дуная надо - как и доселе делалось - продолжать усиленное снабжение провиантом Варны и Кистенджи; вполне завершить приведение обоих сих пунктов в оборонительное положение; а также стараться (так как, в настоящее время, Силистрия еще не наша) по возможности усилить Базарджик; снабдить провиантом Гирсово и Бабадаг, но так, чтобы чрез это не затруднилось снабжение войск, когда сообщения через Дуная станут ненадежными. Представьте, как можно скорее, ведомость нелостающему числу людей в 6, 7, 10, 16, 18 и 19-й дивизиях, после того, как люди, оставленные в госпиталях по правую сторону Дуная, будут включены в соответствующие части войск,- дабы знать наперед, какое число резервистов должны мы держать наготове, для своевременной отсылки их к этим дивизиям. Так как резервные батальоны 16-й дивизии находятся в Молдавии, то придется, по необходимости, взять из резервов 3-го корпуса, чтобы заместить их в 16-й дивизии; из резервов же 16-й дивизии отдать в 8-ю и 9-ю, взамен того, что у них возьмут для 16-й. Так как большая часть артиллерии этих дивизий осталась без лошадей, то надо таковых заготовить как можно ближе к Сатуновскому мосту, т. е. в Бессарабии, чтобы иметь возможность, уже начиная с февраля, пересылать их. Так как первыми пунктами для атаки являются нам Журжа и Силистрия, то надо, в течение этой зимы, собрать всевозможные сведения о них и подготовить там сношения с нами. С этой же минуты заняться подготовкою всевозможных средств для устройства двух мостов, одного в Гирсове, а другого в Туртукае, и немедленно начать там работы. Перевезти весь осадный материал,- как артиллерийский, так и для инженерных работ,- в пункты, близкие к обоим помянутым крепостям, дабы можно было немедленно открыть траншеи, как только погода это дозволит. В ближайшем расстоянии учредить магазины для будущей кампании и добыть средства для перевозки двухмесячного провианта для 6-ти дивизий пехоты и двух дивизий кавалерии. Я предполагаю, что при самом открытии кампании, которую надо начать как можно ранее, 7-я и 6-я дивизии прибудут к Силистрии, чтобы облегчить переправу через Дунай остальным частям 3-го корпуса, осадной артиллерии и т. д., а вместе с тем, прикрывать еще осаду, если бы турки, выступив из Шумлы, появились в открытом поле; между тем, 4-я и 5-я дивизии, с одною бригадою 17-й, будут осаждать Журжу. Рот, начальствуя 16-ю, 18-ю и 19-ю дивизиями и опираясь левым крылом на лиман, а фронтом обратясь к Шумле, будет готов ударить на всякий отряд, который, направляясь к Базарджику, стал бы угрожать нашим сообщениям. Наконец, 10-я дивизия будет делать тоже, что и теперь,- если не понадобится посадить часть ее на суда, для того, чтобы делать экспедиции; в таком случае 19-я займет ее место, а 16-я и 18-я составят подвижной корпус (corps mobile). Рот не должен иметь иных подвижных магазинов, как на верблюдах, которых я надеюсь усилить еще на 2,000. - Вот что, любезный друг, поручаю вам, в настоящее время, содержать по возможности в тайне, прилагая вместе с тем полную деятельность и энергию на то, чтобы исполнить мои подготовительные приказания.

Не говорю вам о моем горе; я едва только начинаю приходить в себя после того, что на нас обрушилось. Я не мог вам писать до тех пор. Жена моя вам кланяется. До свидания,- сколь возможно скорейшего, любезный друг. Ради Бога, постарайтесь, чтобы не теряли времени и не теряли головы, но чтобы все шло согласно моим желаниям. Ваш навсегда N.

С.-Петербург, 2-го декабря.

Последнее письмо ваше, любезный друг, я получил с несколько меньшим чувством огорчения, нежели предшествовавшие, так как вы обнадеживаете меня, что принимаемые вами меры, по видимому, оказывают свое действие. Надеюсь, что Бог благословит ваши усилия и что все будет в порядке в минуту надобности. Дело о карантинах устроилось; но, умоляю вас, наблюдайте, чтобы это ограничилось лишь самым необходимым и чтобы от этого не вышло каких либо злоупотреблений, подвергающих государство опасности. Я очень рад, что фельдмаршал принял предложение остаться на своем посту. Но вы ничего не говорите мне о Киселеве. Если бы это было делом возможным, то, может статься, не дурно заменить его Толлем, а ему дать дивизию. Может быть, это придаст более оживления и решительности военным действиям, которые должны быть энергичны и решительны. Впрочем, я говорю это для того, чтобы знать ваше мнение. Более всего рекомендую вам обратить внимание ваше на постройку моста у Гирсова,- для чего в лесе не может быть недостатка; что же касается рабочих, то кроме тех, которые принадлежат морскому ведомству, можно в окрестной стране легко найти и других. Торопитесь, на сколько возможно, приведением этой меры в исполнение, она необходима во всех отношениях. За тем, прикажите собрать, как можно ближе, осадную артиллерию и боевые запасы, дабы не произошло задержек. Признаюсь вам, что я не совсем спокоен за Варну; потому что турки, по видимому, серьезно затевают отнять ее у нас. Надо удвоить осторожность, потому что, если они поведут одновременную атаку и со стороны Шумлы и со стороны Базарджика, то Праводы нельзя будет удерживать, когда Козлуджи более не занято нами. А после этого они могут окружить крепость и отрезать всякое сообщение с Базарджиком и Коварною,- что было бы плохим делом. Как бы воспрепятствовать этому?

Уведомьте меня, когда можно двинуть в поход батальоны, назначенные для комплектования. Весьма необходимо распорядиться таким образом, чтобы 16, 18 и 19-я дивизии комплектовались резервами 9-го корпуса и 10-й дивизии; однако, по сему вопросу не решайте ничего без моей резолюции. С нетерпением ожидаю увидеть вас, любезный друг, и услышать от вас лично, что все идет хорошо. Жена моя вам кланяется. Мое почтение фельдмаршалу, и передайте ему, что я благодарю его за то, что остается. Ваш навсегда N.

P. S. Если известия о движении турок подтвердятся, то я думаю, что надо бы было перенести главную квартиру фельдмаршала, как можно ближе к Гирсову, дабы иметь сведения о всем, что делается, а также подавать помощь войскам, находящимся по ту сторону Дуная.

Николай I

Император одаривал мужским вниманием не только пригожих фрейлин и придворных дам, но и случайно встреченных им привлекательных особ, о чем имеются несомненно правдивые воспоминания современников. Вот свидетельство одного из побывавших в России иностранцев, секретаря небезызвестного светского льва князя А. Н. Демидова, что позволяло ему всегда быть в курсе новостей двора: "Царь - самодержец в своих любовных историях, как и в остальных своих поступках; если он отличает женщину на прогулке, в театре, в свете, он говорит одно слово дежурному адъютанту. Особа, привлекшая внимание божества, попадает под надзор. Предупреждают супруга, если она замужем; родителей, если она девушка, - о чести, которая им выпала. Нет примеров, чтобы это отличие было принято иначе, как с изъявлением почтительнейшей признательности. Равным образом нет еще примеров, чтобы обесчещенные мужья или отцы не извлекали прибыли от своего бесчестья. - "Неужели же царь никогда не встречает сопротивления со стороны самой жертвы его прихоти?" - спросил я даму, любезную, умную и добродетельную, которая сообщила мне эти подробности. - "Никогда! - отвечала она с выражением крайнего изумления. - Как это возможно?" - "Но берегитесь, ваш ответ дает мне право обратить вопрос к вам". - "Объяснение затруднит меня гораздо меньше, чем вы думаете; я поступлю, как все. Сверх того, мой муж никогда не простил бы мне, если бы я ответила отказом".

Такая покорность привлекших внимание государя особ развращала Николая, и он был злобно памятлив на получаемые редкие отказы, особенно, если ему предпочитали другого. Так, когда красавица княгиня Софья Несвицкая, в пору своей молодости ответившая отказом на щекотливое предложение царя, отдав предпочтение его флигель-адъютанту, с годами осталась без средств и обратилась за помощью к Николаю I, то он, увидев ее имя на прошении, вскричал с гневом: "Этой?! Никогда... и ничего!"

Путешествующие по России иностранцы с долей сочувствия писали: "Император русский, вмешиваясь в мелочи, часто компрометируется, но надобно войти в его положение: он приведен к убеждению, что во всей империи он - единственный честный человек", а потому "сделался полицмейстером".

И чем безуспешнее были его усилия, тем более он раздражался, и это прежде всего сказывалось на людях из ближайшего окружения.

Министр двора П. М. Волконский (двадцатью годами старше императора) при всех грубо обруган за то, что повар на пароходе слишком мало (украл?) приготовил еды для завтрака.

Преданнейшему главноуправляющему путями сообщений П. А. Клейнмихелю он мог до синяков щипать руки, если на подведомственных ему дорожных станциях плохо открывались оконные задвижки...

Что уж говорить о тех, кто был рангом пониже. За то или иное упущение он мог своим "громовым голосом" вне себя от гнева так обложить "трехэтажным непечатным словцом", что те "натурально падали в обморок".

Попадая в подобные ситуации, министры переставали быть государственными мужами, стараясь впредь либо по-лакейски угождать, либо обманывать государя. И он знал им цену.

Так, своего военного министра А. И. Чернышева за глаза называл скотиной, не менее "лестных" эпитетов удостаивались и другие министры, среди которых не было ни одного, "с кем можно было бы посоветоваться", сетовал Николай Павлович в откровенном разговоре с любимцем-острословом А. С. Меншиковым.