Элла Рэйн
Маленькая женщина с большим сердцем
Иван Александрович Фонвизин много лет хлопотал за досрочное возвращение брата из ссылки, и только в начале 1853 г. в связи с его тяжелой болезнью, Фонвизиным позволено вернуться и поселиться безвыездно в усадьбе Марьино Бронницкого уезда Московской губернии. Михаил Александрович сразу выехал из Сибири и в мае 1853 г. прибыл в Марьино, но брата в живых уже не застал. Наталья Дмитриевна выехала на месяц позже мужа, в сопровождении жандарма, старенькой няни, прожившей с Фонвизиными все годы ссылки, а также своих воспитанниц: Марии Францевой, Прасковьи Яковлевой и Антонины Дмитриевой.
Путешествие по европейской России разочаровало Наталью Дмитриевну, в глаза бросились плохие дороги, совершенно непривлекательные, серые уездные городки и царящие там низменные нравы. Но как только они прибыли в Москву и остановились в московском доме, явился чиновник от генерал-губернатора с требованием немедленно покинуть город. В тот же вечер, едва передохнув от долгой дороги, женщины выехали в усадьбу Марьино, находившуюся в нескольких верстах от города Бронницы.
Марьино – любимая усадьба Ивана Александровича Фонвизина. Участник всех войн, шедших с 1806 по 1815 гг. с участием русских войск, он вышел в отставку в 1820 г. женился и поселился в Марьино, не выезжая практически никуда. Деревянный, хозяйский дом был окружен цветниками и липовыми аллеями. У Ивана Александровича еще задолго до его смерти умерла совсем молодой жена и юный сын, наследников, кроме брата, не осталось. И кроме своего немалого состояния, Фонвизины унаследовали и его состояние, в том числе и Марьино.
На въезде в Бронницы их встретила колокольным звоном, приглашающим к обедне, кладбищенская церковь Успения Божией Матери, а ей вторила, чуть издалека, колокольня городского собора Михаила Архангела.
Михаил Александрович прожил в Марьино меньше года. 30 апреля 1854 года его сердце, подорванное годами ссылки, смертью сыновей и брата, остановилось. Как напишет позднее в своей «Исповеди» Наталья Дмитриевна, «все обаяние жизни исчезло» со смертью мужа.
Но её жизнь продолжалась, она занялась устройством расстроенного имения и прикладывала усилия к осуществлению давнего их с мужем желания: дать вольную своим крестьянам. Так, в письме священнику Николаю Знаменскому она пишет: «Судьба, быт и благосостояние крестьян в моих руках, стыдно за себя, жаль их всех…Ненавижу барство и русско-дворянских замашек, а приходится постоянно разыгрывать роль аристократки-помещицы. Невыносимо! Меня приводят в отчаяние низкие поклоны, целование ручек и плеч и ухаживания…Словом сказать, так грустно, что сил нет, и господство для меня невыносимо. Одна мысль, что по закону все это моя собственность, из ума меня выбивает, …жизнь не пуста, не бесполезна. Слава Богу, можно хлопотать о других, забывая себя и свое, и хлопотать безвозмездно, а еще лучше незаметно, как в пустыне, где и замечать некому».
Для того чтобы осуществить задуманное, ей необходимо было обследовать все имения, принадлежавшие ей, находившиеся в разных губерниях: Московской, Тверской, Рязанской, Костромской и Тамбовской. И она начинает этот нелегкий труд с Рязанской губернии, чтобы произвести имущественный раздел с сестрой жены Ивана Александровича Фонвизина, с которой у Натальи Дмитриевны были сложные отношения.
Наталья Дмитриевна ездит по губерниям, разбирает крестьянские жалобы и принимает меры для защиты крестьян от управляющих в своих имениях. Неоднократно выезжает в Петербург, в надежде освободить крестьян и передать их в государственную казну, но ее попытки не увенчиваются успехом.
В январе 1828 года Наталья Дмитриевна, простившись с родными, с тяжелым сердцем выехала из Москвы, её ждал долгий путь по Сибирскому тракту. Казань, Пермь, недолгая передышка в Кунгуре, Тюмень, Тобольск – и она все дальше и дальше от семьи. В Читу, где в остроге содержалось более семидесяти декабристов, она приедет в марте 1828 г., через несколько недель ей исполнится только двадцать три года.
Однако за своими хлопотами Наталья Дмитриевна не забывает как о своих воспитанницах, так и о товарищах по ссылке, она переписывается с ними, особенно с Иваном Ивановичем Пущиным. А в 1856 году, тайно, под видом поездки по своим дальним имениям – в Нижний Новгород и Пензу, Фонвизина уезжает в Сибирь. Доехав до Нижнего Новгорода, она с сопровождающими ее кучером и мальчиком села на пароход до Казани и только там объявила им о том, что они едут в Тобольск. Но в связи с сильным разливом реки, до Тобольска добраться им не удалось, пришлось ехать в Ялуторовск, где жили Иван Иванович Пущин и еще несколько друзей-декабристов. Все были очень рады видеть Наталью Дмитриевну, а на третий день её пребывания в Ялуторовске Пущин получил письмо из Петербурга от родных, извещавших его о том, что в связи предстоящей коронацией готовится помилование декабристов и возвращение им прежних прав дворянства. В тот же день Иван Иванович сделал предложение Наталье Дмитриевне. Вот как она сама рассказывает об этом: «Он так знаменательно поглядел на меня: «Согласитесь выйти за меня замуж, тогда Бог даст мне право защитить вас от вас самих…». Я испугалась и смутилась…напомнила: «А люди-то что скажут? Ведь нам обоим около ста лет». Он улыбнулся: «Не нам с вами говорить о летах…Мы оба молодого свойства, а людей кого же мы обидим, если сочетаемся? Вы свободны и одиноки – у вас куча дел не по силам. Очень натурально, что вам нужно помощника. Скорее на меня падет упрек, что я женился, рассчитывая на ваше состояние». Иван Иванович знал, о чем говорил, и до лишения дворянских прав он был беден, отчего и поступил служить судьей московского надворного суда; не стал богаче он и в Сибири. Пущин никогда не был женат, а в ссылке у него появились внебрачные дочь Анна и сын Иван, которые жили с ним.
Наталья Дмитриевна была смущена данным предложением, и по совету Ивана Ивановича решила спросить Бога, для чего отправилась в Абалацкий монастырь, что под Тобольском. Она решила, что, приехав в монастырь, положит у икон бумажки на три случая: остаться в том состоянии, что есть; принять предложение Ивана Ивановича или уйти в монастырь. Она пишет: «В стаканчике находилось девять бумажек: по три на каждый вопрос – прикрыв стаканчик тремя пальцами, я тряхнула, выскочила бумажка и упала у самого образа Абалацкой иконы. Признаться, что у меня сердце замерло, и руки так похолодели, что я едва развернула роковую бумажку. Когда прочла согласие на предложение, я невольно вскрикнула: «Господи, что же это такое!».
Фонвизина возвратилась в Ялуторовск, где ее ждали друзья, чтобы проводить её в Россию. Там же, оставшись наедине с Пущиным, Наталья Дмитриевна отдаст ему бумажку с выпавшим жребием, чем очень обрадует Ивана Ивановича. Но она также просила предать это дело Господу и пока никому из родных и друзей не говорить.
Через несколько дней после этого происшествия прискакал курьер из Петербурга и объявил о помиловании декабристов и возвращении им дворянства, разрешении жить во всех городах России. Наталья Дмитриевна вернулась в Марьино, куда заезжали все друзья, возвращающиеся из Сибири. Гостеприимство и радушие отличали Марьино, а затем и московский дом Натальи Дмитриевны. Пущин после отъезда Натальи Дмитриевны сильно занемог и выехал оттуда позднее всех товарищей. Он заехал в имение Марьино, немного отдохнул и уехал в Петербург, к родным, лечиться. Когда через несколько месяцев Фонвизина приедет в столицу, она ужаснется, как плохо выглядит Иван Иванович. Один из близких лицейских друзей Пущина расскажет Наталье Дмитриевне, что кроме болезни его мучает участь детей. Его родные не желали признавать детей и даже отказывались говорить о них. Душевные силы Ивана Ивановича были настолько надломлены, что не помогали даже лекарства, и врач опасался летального исхода. Требовалось какое-то сильное обстоятельство, которое позволило бы расшевелить больного, вернуть желание жить, чтобы лекарства начали действовать. И тогда Наталья Дмитриевна решилась: она объявила, что готова стать женой Ивана Ивановича Пущина и матерью его детям. Стать его сиделкой, сестрой, женой – смотря по обстоятельствам.
Наталья Дмитриевна Фонвизина и Иван Иванович Пущин обвенчались 22 мая 1857 года в имении Высокое, что располагалось неподалеку от Николаевской железной дороги и принадлежало лицейскому другу Пущина, князю Дмитрию Алексеевичу Эристову. После чего супруги уехали в Москву, а затем в Марьино. Все друзья-декабристы были очень рады такому событию. Писатель и поэт Гавриил Степанович Батеньков написал: «С моей стороны не ждите анализа: я просто рад», а барон Владимир Иванович Штейнгель, самый старый из декабристов благословлял друзей: «Да благословит вас сам Господь Бог постоянным неиссякаемым источником взаимной любви и дружбы – до конца».
Марьино стало настоящим и любимым домом для Ивана Ивановича, именно здесь он напишет свои «Записки о дружеских связях с А. С. Пушкиным». Супруги отправят Герцену воспоминания Михаила Александровича Фонвизина «Обозрение проявлений политической жизни в России», которые в скором времени были опубликованы в вольной русской печати. Этой книгой очень восхищался Лев Николаевич Толстой и советовал всем ее читать.
Два года жизни подарила Наталья Дмитриевна тяжело больному Пущину, он умер 3 апреля 1859 года и был похоронен рядом с братьями Фонвизиными около алтаря Михайло-Архангельского храма.
Она действительно станет матерью детям Пущина, в 1860 году она выдаст замуж его дочь Анну, которая умрет в 1863 г., а Иван Пущин-младший доживет до 1923 г.
В 1859 г. Наталья Дмитриевна покинет Марьино и последние десять лет проживет в Москве, где её дом будет так же притягателен для декабристов, как и Марьино. Эти годы она посвятит поездкам в Киев, на могилы детей, написанию «Исповеди», которая как ничто другое, показывает нам образ живой, любящей женщины, всем пожертвовавшей ради христианского нравственного долга.
Наталья Дмитриевна Фонвизина скончается 10 октября 1869 года, намного пережив всех, кого любила; погребена в Покровском монастыре рядом с родителями. Могила не сохранилась, все надгробия были уничтожены в тридцатые годы прошлого столетия.
Умрете, но ваших страданий рассказ
Поймется живыми сердцами,
И за полночь правнуки ваши о вас
Беседы не кончат с друзьями.
Н. Некрасов «Русские женщины»
