Памяти графа Михаила Николаевича Муравьёва
(Ко дню открытия ему памятника в г. Вильне 8 ноября 1898 г).
Издание Виленского уездного комитета попечительства о народной трезвости
Дата создания: 1898, опубл.: 1898. Источник: Издание Виленского уездного комитета попечительства о народной трезвости Памяти графа Михаила Николаевича Муравьёва. — Вильна: Типография Окружного Штаба, 1898 г.
Памяти графа Михаила Николаевича Муравьёва в старой орфографии.
Граф Михаил Николаевич Муравьёв. Виленский генерал-губернатор.
Содержание
1 Жизнь и деятельность графа М. Н. Муравьёва до назначения Виленским генерал-губернатором
2 Краткий обзор главных исторических событий Северо-Западного края
3 Деятельность графа Михаила Николаевича Муравьёва, как генерал-губернатора Северо-Западного края
4 Примечания
Жизнь и деятельность графа М. Н. Муравьёва до назначения Виленским генерал-губернатором
По Царской воле и любви русского народа к незабвенному графу Михаилу Николаевичу Муравьёву город Вильна украсился великолепным памятником.
Художник, создавший памятник, изобразил графа Михаила Николаевича исполненным величавого спокойствия. Он смотрит вдаль, прямо в глаза беспристрастного потомства и как бы озирает всю свою многотрудную государственную деятельность.
За свою энергичную деятельность в Северо-Западном крае, за те коренные изменения, какие Михаил Николаевич Муравьёв произвёл в нём относительно упрочения православно-русских начал, он бесспорно может быть отнесён к числу величайших людей в русской истории.
Уже при жизни своей, как всем известно, Михаил Николаевич Муравьёв приобрёл среди русского народа такую популярность за эту деятельность, какой раньше никто не приобретал, за исключением разве царственных особ. И не удивительно, потому что Михаил Николаевич Муравьёв своею деятельностью в Северо-Западном крае исполнил задушевные желания и осуществил политические взгляды всего истиннорусского народа по отношению к этой окраине нашего государства.
Беспристрастная история уже давно разъяснила значение его великих заслуг и, вместе с народною к нему любовью, по словам нашего поэта Тютчева,
«На гробовой его покров,
Вместо всех венков, положила слова простые:
Не много было б у него врагов,
Когда бы не твои, Россия!»[1]
Хотя о Михаиле Николаевиче Муравьёве можно сказать, что он принадлежит к числу таких талантов, которые родятся, а не воспитываются, тем не менее окружавшая его с детства родная среда заронила в его душу те семена нравственного совершенства, которые высоко поставили его в потомстве и создали ему вековечную славу.
В среде своей талантливой семьи он воспринял глубокую православно-русскую религиозность, горячую, бескорыстную любовь к Престолу и Отечеству, неутомимую привычку к труду и высокие понятия о долге и чести.
Всё это вызывает сердечное желание оживить в памяти дорогие черты из жизни и деятельности графа Михаила Николаевича Муравьёва, как наиболее обрисовывающие его личность, так в особенности имеющие отношение к нашему русскому Северо-Западному краю.
Граф Михаил Николаевич Муравьёв родился в Петербурге 1 октября 1796 года. Отец его, в то время отставной капитан-лейтенант флота, состоял предводителем дворянства Лужского уезда и жил большею частью в своём имении — Сырец, проводя иногда со своею семьёю в Петербурге зимние месяцы. В одно из таких временных пребываний в столице у него родился третий сын, Михаил.
Детство Михаила Николаевича проходило сначала в имении родителей, среди сельской природы, а потом, с 1801 года, в Москве, куда переселился его отец по своим семейным обстоятельствам.
Первою руководительницею воспитания М. Н. и его братьев была мать, о которой он всегда вспоминал с благодарною памятью.
По смерти матери, воспитание М. Н. и его братьев, по необходимости и господствовавшему тогда обычаю, было поручено гувернёрам из французских эмигрантов, но главным руководителем воспитания и учителем всё-таки был их отец. Под руководством его начались первые уроки истории, математических и военных наук. Сам хороший математик и талантливый преподаватель, отец М. Н. обращал особенное внимание на эту отрасль знания.
Михаил Николаевич проявил особую талантливость в изучении математики и, не довольствуясь домашним её преподаванием, сблизился с несколькими студентами Московского университета, которые считались среди своих товарищей лучшими математиками.
Долгие зимние вечера М. Н. проводил со своими друзьями в занятиях математическими вычислениями. Такое увлечение ещё в детском почти возрасте точными науками дало практическое направление складу его ума и от исследования чисел повело к исследованию людей и явлений общественной жизни.
В 1809 году М. Н., имея 13 лет от роду, поступил в студенты Московского университета по физико-математическому факультету, а к концу 1810 года относится первый опыт его общественной деятельности. В это время им составлено было из студентов университета и молодых кандидатов «общество математиков», в котором сам М. Н. был вице-президентом и преподавал аналитическую и начертательную геометрию.
Наступление Отечественной войны прекратило мирную деятельность общества математиков. Молодёжь, составлявшая это общество, поступила в действующую армию, следуя примеру своего вице-президента, поступившего на службу в колонновожатые в декабре 1811 года. В этом звании М. Н. пробыл всего один месяц и был произведён по особому экзамену в прапорщики свиты Его Величества по квартирмейстерской части. М. Н. настолько выдавался своими познаниями, что, несмотря на свои юные годы, был назначен экзаменатором при Главном штабе.
Отечественная война застала М. Н. в составе 5 гвардейского корпуса в г. Свенцянах. Далее, М. Н. участвовал в отступлении нашей армии и в знаменитой Бородинской битве. В самый разгар этой битвы он был тяжело ранен в ногу и спасся от неизбежной смерти, благодаря счастливым случайностям. С большим трудом раненый М. Н. достиг Москвы. Несмотря на сильное истощение от тяжёлого похода и на опасную рану, Михаил Николаевич и в этом положении проявил необыкновенную твёрдость духа и практическую находчивость: зная, что братья, находившиеся вместе с ним при армии, будут отыскивать его, он просил на пути надписывать своё имя на избах, в которых останавливался. Эти руководящие знаки помогли братьям отыскать его и принять меры для спасения его жизни. После произведённой в Москве операции М. Н. был отправлен братьями, в сопровождении преданного ему врача и домашней прислуги, в Нижний Новгород, куда ранее отправился его отец для формирования ополчения. Окружённый попечениями родной семьи, М. Н. быстро оправился и в начале 1813 г. был опять в действующей армии, а в августе того же года принимал участие в трёхдневном сражении под Дрезденом. Вскоре затем М. Н. был командирован с донесениями в Россию и уже более не принимал участия в последовавших военных событиях, завершившихся взятием Парижа.
После этого М. Н. поселился, по месту своей службы, в Петербурге и вёл уединённую жизнь, посвящая свободное время самообразованию и научным трудам. В период времени 1816—1817 г.г. он составил руководство под названием: «Измерение высот посредством барометрических наблюдений», предназначавшееся им для преподавания в Московском учебном заведении для колонновожатых, которое образовалось по окончании Отечественной войны из основанного им общества математиков, В 1818 г. М. Н. был уже семьянином. 26 августа этого года состоялось бракосочетание его с дочерью гвардии капитан-поручика Пелагеею Васильевной Шереметьевой.
Желая заняться сельским хозяйством в имении своей жены, М. Н. просил уволить его в отставку; но начальство удержало его на службе. Вместо отставки он получил временный отпуск и вскоре возвратился к своим занятиям в училище колонновожатых.
Хотя в 1820 году, для удержания М. Н. на службе, его произвели в чин капитана гвардейского генерального штаба, а затем в подполковники свиты Его Величества по квартирмейстерской части, но всё-таки М. Н. возобновил свою просьбу об отставке, на этот раз подкреплённую ходатайством его отца, и был уволен от службы в ноябре 1820 года.
По выходе в отставку, М. Н. поселился со своей молодой женой в её имении, селе Лазицах, Смоленской губернии, в 50 верстах от г. Рославля, и ревностно занялся сельским хозяйством. Мирная деятельность его по улучшению своего благосостояния была прервана, когда Смоленскую губернию постиг сильный голод. В это время М. Н. пришлось заботиться не о своём хозяйстве, а о голодающих крестьянах. Прежде всего он занялся обеспечением продовольствия для крестьян своего имения: для этого при своём винокуренном заводе устроил мирскую столовую, в которой ежедневно получало горячую пищу по 150 человек и более; приходилось кормить крестьян и других имений, собиравшихся в Лазицах целыми толпами. Более двадцати тысяч рублей своих денег М. Н. истратил на продовольствие голодающего населения. Кроме того, он обратил внимание и на другие местности губернии, также страдавшие от недостатка продовольствия; он собирал местных дворян, убедил их действовать в этом важном деле единодушно; по его примеру и убеждению дворяне не жалели своих средств для поддержки населения и испросили у правительства денежную помощь для той же цели в размере 50000 рублей; на призыв Михаила Николаевича о помощи голодающему населению Смоленской губернии откликнулись дворяне Московской губернии и прислали щедрые пожертвования. Правительство также обратило особенное внимание на Смоленскую губернию и командировало сенатора Мёртвого для принятия мер по обеспечению крестьян на дальнейшее время. Этот сановник приписывал успех своих действий главным образом помощи молодого помещика Муравьёва и высказывал ему особенное уважение.
В июле месяце 1826 года М. Н. Муравьёв вновь поступил на службу с прежним чином подполковника, но не получил особого назначения. Пользуясь свободным временем, М. Н. в течение этого года привёл в порядок свои заметки о гражданском управлении губерниями, которые он составил во время пребывания в деревне. Это время было хорошею школою для М. Н.: ему тогда приходилось входить в сношение с различными правительственными учреждениями губернии и с лицами разных сословий; его в одинаковой степени интересовали и администрация, и суд, и учебное дело; от его проницательного ума не укрылось всё то, что требовало исправления. Из этих заметок М. Н. составил записку и представил её Государю Императору Николаю Павловичу. Привыкший к порядку и строгий к самому себе, М. Н. Муравьёв признаёт необходимость строгого отношения ко всем и заканчивает свою записку такими словами: «никакие строгие, но справедливые меры не страшны для народа; они гибельны для законопреступников, но приятны массе людей, сохранивших добрые правила и желающих блага общего».
В этих словах и всей вообще записке, обнаруживающей глубокое знание многих потребностей государства, вырисовывается и сам будущий великий администратор. Записка М. Н. Муравьёва удостоилась Высочайшего внимания и личной благодарности Государя Императора.
Достоверно известно, что многие недостатки в административных и судебных учреждениях были исправлены в царствование Императора Николая Павловича, благодаря этой записке М. Н. Муравьёва; насколько же М. Н. был дальновиден и сведущ даже в учебной части, можно, например, видеть из того, что в этой же записке он указывает на необходимость учреждения ремесленных училищ, а это дело и в настоящее время составляет предмет особой заботливости правительства.
Записка М. Н. доставила ему известность знатока в гражданском управлении.
Министр финансов поспешил привлечь его на службу в своё ведомство и в 1827 году назначил вице-губернатором в г. Витебск. В то время вице-губернаторы назначались министерством финансов, при чём М. Н. по чинопроизводству был переименован в коллежские советники.
Отправляясь к месту своего нового назначения, в мало знакомый ему край, М. Н. Муравьёв считал необходимым ознакомиться с его историею, разноплемённым населением, его бытом и религиею, для чего собрал всё то, что написано было по этим вопросам. В особенности его заинтересовало сочинение Бантыш-Каменского «О возникшей в Польше унии». Оно выяснило ему всю жизнь русского народа в Северо-Западном крае, все бедствия и неправды, которые пришлось перенести ему под польским господством, всю его многострадальную судьбу.
Сам М. Н., уже будучи Виленским генерал-губернатором, говорил, что, живя в Витебске, читал с любопытством эту дельную и полезную книгу, познакомившую его с минувшими судьбами Православной церкви в Западной России.
Спустя год с небольшим своей службы в Витебске, М. Н. Муравьёв был назначен (в сентябре 1828 г.) Могилёвским гражданским губернатором и произведён в статские советники. В Могилёвскую губернию М. Н. явился опытным знатоком края и не менее опытным администратором. Уже в Витебске, присмотревшись к гражданскому управлению, он видел, что все должности заняты не русскими людьми, а местными уроженцами из польской шляхты, для которых, чем хуже шло управление, чем больше было неудовольствия от такого управления, тем было лучше, потому что большинство из них считали Россию и русское правительство своим врагом, и вредить такому врагу признавалось дозволенным всякими средствами и способами.
Странное и непонятное, как кажется, сопоставление: чиновник русского правительства и вместе с тем его враг? Эта несообразность разъяснится, при чтении очерка истории Северо-Западного края и характера воспитания польской шляхты, в дальнейшем описании деятельности графа М. Н. Муравьёва. Такой же и вообще подобный порядок нашёл М. Н. и в Могилёвской губернии, которая была вверена его управлению.
Для каждого честного человека ясно, что должен был испытывать М. Н. Муравьёв, как горячий патриот, при виде этой печальной картины губернского управления.
Всё, что мог исправить М. Н. Муравьёв своею властью, как губернатор, было исправлено. Но таким временным исправлением не могло окончиться дело улучшения губернского управления: под его бдительным надзором все делали своё дело честнее и добросовестнее в интересах государства и народной массы; но кто мог поручиться, что и при другом губернаторе будет такой же порядок?
А между тем М. Н. Муравьёв далеко смотрел в будущее и, в своей деятельности для полного слияния вверенной ему губернии и вообще всего Северо-Западного края с коренной Россией, находил препятствия, превышавшие его губернаторскую власть. Например, в Могилёвской и других губерниях Северо-Западного края действовали не общие для всей Российской империи законы, а Литовский Статут. Этот сборник законов был составлен в Литве при существовании полного господства шляхты или польских дворян. Всё в нём только в пользу шляхты, а простой народ, значит русский народ, — это «хлоп»[2], даже «быдло»[3] — рабочий скот.
Далее, мог ли быть терпим в Русском государстве такой сборник законов, как Литовский Статут, если он, напр., жителей внутренних губерний Империи называл «чужеземцами» и «заграничниками».
Наконец, могло ли быть терпимым воспитание местного юношества в духе ненависти и вражды ко всему русскому? А Виленский университет, в котором проповедовалась самая ослеплённая ненависть к русскому народу?
Это тем печальнее, что все школы и университет содержались на кровные русские деньги.
Всё это не укрылось от М. Н. Муравьёва, всё он оценил, но не мог исправить и уничтожить своею властью.
Вот почему М. Н. Муравьёв, в своём всеподданнейшем отчёте по управлению губернией, с честностью и прямотою истинного слуги царского и преданного сына отечества, раскрыл всё это зло и решительно настаивал на его уничтожении.
Занимал должность Могилёвского губернатора, М. Н. Муравьёв оказал и другую важную услугу своему Отечеству.
В Варшаве в это время (1831 г.) произошло восстание поляков против России. Волнение стало охватывать и поляков Северо-Западного края, проникло и в Могилёвскую губернию. В своей губернии М. Н. быстро уничтожил решительными мерами все попытки к восстанию, но другие губернии Северо-Западного края охвачены были восстанием. Михаил Николаевич Муравьёв очутился таким образом в местности военных действий. И в своём гражданском звании и чине он сумел показать в это время, что в нём не угасли способности опытного офицера генерального штаба. Он в самое короткое время устроил тайное наблюдение за всеми подозрительными. лицами и учреждениями, напр. р.-католическими монастырями, в которых часто скрывали оружие. Его наблюдения простирались не на одну только Могилёвскую губернию, а на весь Западный край. Отовсюду собирались к нему важные сведения, он знал, на кого можно положиться, кому пригрозить. Всё это увеличивало знакомство его с краем, со многими лицами и, вместе с тем, помогло ему оказать важные услуги правительству при усмирении польского восстания. Все эти сведения М. Н. сообщал графу Толстому, который был послан для восстановления порядка в Северо-Западном крае. Граф Толстой увидел, какого важного помощника послала ему судьба в лице М. Н. Муравьёва, вызвал его в Витебск, где тогда находился его штаб, и назначил его при штабе для особых поручений.
Чрез несколько времени на Михаила Николаевича возложено было заведование военно-полицейскою и квартирмейстерской частью и, вместе с этим, восстановление законного порядка и управления в Северо-Западном крае, уничтоженного поляками-повстанцами.
Михаил Николаевич Муравьёв объездил почти весь Северо-Западный край, уничтожал временные правительства, устроенные повстанцами, и подвергал арестованию главных зачинщиков мятежа. Ответственность за сохранение порядка он возложил на помещиков, приказав объявить им, что они «отвечают своим лицом и благосостоянием за всякое неустройство и допущение злонамеренного беспорядка».
К участникам мятежа он отнёсся милостиво и спокойно и этим облегчил участь многих; простых же людей-крестьян, помещичью дворню и мелкую шляхту, которые были увлечены в мятеж помещиками, он отпускал по домам без суда.
Такими мерами Михаил Николаевич Муравьёв восстановил спокойствие на всём пространстве Северо-Западного края.
По окончании возложенных поручений при армии, М Н. прибыл в Петербург и представился Государю Императору Николаю Павловичу.
Для полного ознакомления Государя с событиями, происходившими в Северо-Западном крае, М. Н. представил доклад под заглавием: «Записка о ходе мятежа в губерниях, от Польши возвращённых, и о причинах столь быстрого развития оного, извлечённых из сведений, почерпнутых на месте происшествия, и Подлинных допросов». В этой записке М. Н. Муравьёв прямо называет зачинщиками смуты польское дворянство и католическое духовенство и заканчивает её убеждением в необходимости изменить порядок управления, «чтобы решительными мерами, при благоразумном применении, упрочить моральное и политическое присоединение края сего к России».
Дальнейшая служба графа М. Н. Муравьёва в Северо-Западном крае продолжалась в г. Гродно в должности губернатора (с конца августа 1831 г. до начала января 1835 г.). С 1835 года он покинул Северо-Западный край и продолжал свою служебную деятельность сначала губернатором в г. Курске (1835—1839 г.г.), а потом в Петербурге управляющим межевым корпусом (назначен в 1842 г.), департаментом уделов (назначен в 1856 г.) и, наконец, к этим должностям присоединилось назначение министром государственных имуществ (1857 г.). В 1861 году М. Н. Муравьёв, по болезни, сложил с себя управление министерством государственных имуществ, а в 1862 г. вышел на время в отставку.
Отставка графа М. Н. Муравьёва недолго продолжалась: Провидению угодно было ещё раз выдвинуть этого человека на поприще государственной деятельности и притом выдвинуть его в момент важных событий, совершавшихся в нашем Северо-Западном крае. Эти события имеют тесную связь с историческою судьбою Северо-Западного края.
Краткий обзор главных исторических событий Северо-Западного края
Наш Северо-Западный край — губернии Минская, Могилёвская, Витебская, Гродненская, Виленская и Ковенская — край русский с древних времён и по своему населению и по принадлежности к Русскому государству. Весь этот край, кроме небольшой части Виленской губернии и почти всей Ковенской, населяют белорусы. Со времён великого князя русского Владимира Святого он составлял достояние русских князей. Во время разделения Руси на уделы, или части, здесь образовалось много небольших княжеств. Междоусобные войны между удельными князьями, а потом нашествие татар ослабили эти княжества и облегчили литовцам их завоевание.
Литовские князья — Миндовг, Гедимин, Ольгерд и Витовт почти без войны овладели всем этим краем и образовали большое Русско-Литовское княжество.
Русским его можно называть не потому только, что русский народ почти в десять раз превосходил числом литовцев, но по всему складу его жизни. Сами литовцы, сначала князья и вельможи, а потом мало-помалу и простой народ становились русскими по вере, языку, законам, управлению и образу жизни. Мирное соединение литовского народа с русским прекратил князь Ягайло-Яков. Он женился (в 1386 г.) на польской королеве Ядвиге и соединил Литву с Польшею. Ягайло сам отрёкся от своей православной веры, православного имени (в католичестве Владислав), крестил оставшихся в язычестве литовцев в католическую веру и стал теснить своих православных подданных.
С этого времени русскому православному народу стало жить тяжелее под литовским господством.
Но особенно положение православно-русского народа стало поистине тяжёлым, когда последний король из потомства Ягайлы Сигизмунд II Август соединил Литву с Польшею в одно государство на сейме в городе Люблине (1569 г.). Часть русских земель совсем отошла к Польше, а в остальных поляки стали вводить свои порядки.
Польские паны и шляхта целыми потоками устремились в русские области. Русско-литовские крестьяне были обращены в крепостных и вскоре сделались полною собственностью панов, «хлопами»[2], «быдлом»[3]. Они были обложены тяжёлыми налогами, работою и всякими оброками. Законы польские отдавали крестьян в полную власть пана; даже за убийство «хлопа»[2] пан почти совсем не подвергался наказанию.
Заодно с панами-шляхтой действовало и р.-католическое духовенство, в особенности католические монахи иезуиты.
Чтобы лишить православно-русский народ его защитников, иезуиты стали опутывать православных дворян и обращать их в католичество. Мало-помалу русские вельможи и дворяне становились настоящими поляками сначала по языку и образу жизни, а потом и по вере.
Для обращения в католичество простого западнорусского народа, свято хранившего отцовскую православную веру, иезуиты придумали церковную унию, или соединение православной церкви с католическою. Они убедили нескольких православных епископов и Киевского митрополита признать главою церкви Римского папу. На соборе в городе Бресте (1596 г.) уния была торжественно объявлена иезуитами и изменниками епископами. После этого насилием и неправдами обращали православных в унию, отнимали у них церкви, закрывали русские школы, изгоняли священников. Таким путём укоренялась уния среди православно-русского народа. Часть этого народа не вынесла тяжёлых и жестоких гонений и стала «униатами».
Несмотря на это, Литовское государство всё-таки продолжало быть русским. Повсюду слышалась русская речь, повсюду совершалось церковно-православная служба; сами князья все законы и всякие распоряжения писали на русском языке.
И теперь ещё красуются в Вильне памятники благочестивого усердия литовских православных князей, вельмож и простого народа к православной вере. Пречистинский собор, Троицкий и Святодуховский монастыри, Пятницкая и Николаевская церкви насчитывают многие сотни лет своего существования и красноречиво свидетельствуют о первоначальном господстве православия в столице Литвы. А сколько православных храмов теперь уже не существует в нашем Северо-Западном крае? Около двадцати церквей уничтожено врагами русской народности и веры только в Вильне. Народ долго хранил в своей памяти те места, где они находились; напоминают о существовании их старинные названия виленских улиц: Покровская, Преображенская, Спасская, Пречистинская и др.
Кто хочет видеть своими глазами, на каком языке обращались к своему народу литовские князья, тот может пойти в Виленский музей древностей и посмотреть на целый ряд их грамот. Все они лежат под стеклом, с старинными печатями и княжескими подписями. Не мало там и печатных книг на славянском и русском языках. Печатали их в Вильне и в других местах нашего края. Там же, рядом с музеем, в архиве для разбора древних актов ещё более всяких грамот, судебных приговоров, описей и т. п. И всё это писано на русском языке.
Не задумается ли всякий при виде этих груд русского письма, почему это так было, и не скажет ли прямо: потому, что русский язык всем был понятен и все на нём говорили.
Войдите в музей и посмотрите на надгробный камень, который стоит при входе в него. На нём прочитаете имя и фамилию знатного русского православного человека, род которого стал теперь католическим. Обо всём этом пишет история: читайте её и вы узнаете много такого, что раскроет вам глаза и научит узнавать, кто друг простого народа и кто враг. Любите русскую школу: она из слепого сделает зрячим и покажет всем прямую дорогу.
Послушайте и посмотрите, как и теперь говорит в своих семьях наш сельский народ. Давно навязывают ему всякими неправдами польский язык; но и теперь по всему нашему краю слышится белорусская речь, — родная сестра русской, московской. Трудно вырвать из сердца родное слово, и белорус-католик по вере — всё же русский по своему языку!
Западнорусский народ в своей тяжкой доле находил постоянное заступничество у Русских государей. Многие из них воевали с Литвой и Польшей и отнимали русские земли.
Наконец, великая Императрица Екатерина II освободила русский народ от польской неволи.
По трём разделам Польши все области бывшего Литовско-Русского государства — Белоруссия, Волынь, Подолия и Литва, коренные русские области, присоединены были к России. В её царствование, из них образовано было несколько губерний; введено русское управление, облегчена участь крестьян, воспрещено католическому духовенству оскорблять и обращать насильно униатов в католичество. Тогда же униаты целыми десятками тысяч стали возвращаться к православию — вере своих предков.
Другие земли Польши по этим разделам получила отчасти Австрия, но большая часть коренных польских земель с столицею Варшавою достались Пруссии.
Со времени падения своего государства, поляки не переставали думать, какими средствами его восстановить в тех пределах, которые занимала Польша до первого раздела, т. е. с Белоруссиею, Волынью, Подолиею, Литвою и даже Малороссиею, хотя эта последняя область перешла к России задолго до 1772 года. Вожди поляков вели своё дело очень ловко. Им удалось уверить Императора Павла I, что весь Западный край, т. е. возвращённые от Польши родовые русские области, имеет преобладающее польское население и привык к прежнему польскому управлению. В своём презрении к простому крестьянскому русскому населению польские паны не считали его народом, давая название народа только панам, шляхте, ксендзам.
Тогда этот край недавно ещё был присоединён к России; правительство знало его не так, как теперь; поэтому Император согласился отменить в нём русское управление, введённое его матерью Императрицею Екатериною Великою, и распорядился ввести прежние польские порядки и законы.
Ещё искуснее в этом же деле действовали поляки в царствование Императора Александра I. Все средства для этого они считали хорошими и законными; обманывали великодушное доверие русских государей и даже их высокую дружбу. Так, например, поступал польский вельможа князь Адам Чарторыйский. Свою молодость он провёл в столице Русского государства, Петербурге; в это время он приобрёл расположение и любовь великого князя Александра Павловича, когда он ещё был наследником Престола. Чарторыйский постоянно рассказывал великому князю о бедствиях Польши, растрогал его чувствительную душу и достиг того, что великий князь стал высказывать желание облегчить участь поляков, по вступлении своём на Престол. Как же отблагодарил Чарторыйский великодушного Государя Александра I? Он обманул его высокое доверие и не мало причинил зла Западно-Русскому краю и народу. Дело вот в чём: Император Александр I, образовав в своей империи министерство народного просвещения, назначил Чарторыйского попечителем Виленского учебного округа, т. е. поручил ему заботиться о просвещении всего Северо-Западного края. И вот каким образом он просвещал народ: на русские деньги открывал школы и велел учить в них на польском языке; Виленскую иезуитскую академию сделал университетом, в котором учили также по-польски. Но этого мало: в школах, основанных Чарторыйским во всём русском Северо-Западном крае, и в Виленском университете открыто учили ненавидеть Россию, считать её утеснительницею польского народа. А кто кого теснил — русские поляков или наоборот? На это ответит здравый смысл каждого: почти все губернаторы в Северо-Западном крае, все чиновники в судах, канцеляриях, управлениях, учителя — все и везде были поляки. Только простой народ, русские крестьяне, были в неволе у помещиков, платили им деньги, телом и душою исполняли всякую «панщину»[4], т. е. всё то, что требовали паны-помещики. Работали на панов и в будни и в праздники, потому что для пана крестьянская вера была «хлопская»[5] вера, а крестьянский праздник — «хлопский[5] праздник». Едва, бывало, урвёт бедный человек какой нибудь день для своей работы — смотришь панские экономы и войты[6] гонят на панскую «толоку»[7], на «шарварки»[8]; выгоняют подводы возить панский хлеб и всякое добро, запроданное в купеческие амбары и склады.
Не даром бедный народ, припоминая свою тяжёлую работу и долю, пел с великого горя:
У недзельку спозаранку
У все звоны звоняць, —
Экономы з бизунами
На панщину гоняць и т. д.[9]
Несли крестьяне на панский двор свою живность — кур, гусей и другую птицу, несли холст, яйца; пряли по ночам бабы панскую пряжу; по праздникам собирали и сушили для пана грибы и ягоды. И кормил, и поил пана простой народ, а всё-таки не был для него человеком. Для пана человеком был тот, кого он мог называть паном. А разве бедный мужик в ободранной сермяге, с одною коровою на три двора, мог называться паном и, значит, человеком? Он был панский «подданный» с своим телом, душою и добром, своею женою и детьми…
Ещё лучше расскажут это старые люди. Они сами пробовали панскую ласку на своей горемычной спине…
Далее, почему внушалась такая нелюбовь к России и чем виновата была она пред Польшею? Даже польские историки говорят, что Польша погибла от своих внутренних беспорядков, от своеволия и буйства шляхты и панов.
«Ни границы, ни соседи, а наш внутренний разлад довёл нас до падения государственного существования… Польша пала вследствие отсутствия крепкой монархической власти и развития буйного и неукротимого шляхетства в ущерб народа. Польша пала от анархии». Так говорит поляк — профессор Краковского университета Бобржинский, а его даже поляки не могут заподозрить в несправедливости.
Теперь вернёмся к тому, как учили в школах смотреть на Польшу.
Как у опытного регента стройно поёт хор, так под искусною рукою Чарторыйского пели, т. е. учили в школах его учителя. По их рассказам, поляки — это первый народ в мире по уму, храбрости, великодушию и другим душевным качествам; Польша для всего народа — райская страна; под мудрыми польскими законами народ блаженствовал и т. д. Всё это слушала молодёжь и верила, как Божьему слову.
Для чего же всё это делалось? А для того, во-первых, чтобы подготовить молодых людей к давно задуманному делу, т. е. к восстановлению Польши; во-вторых, чтобы показать сначала русскому правительству, а потом и всему свету, что Северо-Западный край — польский край и всё в нём польское.
Наиболее помогали Чарторыйскому в этом деле ксендзы и вообще р.-католическое духовенство. При каждом удобном случае, — а их тысячи — внушалось ксендзами польским матерям, что следует им говорить своим детям, чему учить и верить.
Тогда же католическое духовенство с особенным старанием и хитростью старалось совращать русский народ из унии и даже православия в католическую веру.
В это время Чарторыйский и все его приспешники старались уничтожить следы всего старого русского в крае. Чарторыйский, например, ложно представил Императору Александру I, будто Пречистинская митрополитальная церковь в Вильне находится в таком состоянии, что ежеминутно может разрушиться, а потому выпросил разрешение употребить стены её на постройку анатомического театра. Старались также уничтожать старинные памятники русского письма, и много их погибло ради польских целей.
Итак, все действия Чарторыйского и большей части польских панов клонилась к тому, чтобы возбудить всех против России для восстановления «ойчизны»[10] — Польши. Ждали только благоприятного случая, чтобы поднять восстание.
Победы французского императора Наполеона I показались самым удобным временем. Целыми толпами поляки стали поступать к нему на службу. Верно служили они Наполеону, умирали за него на полях битв и всё ждали. Наполеон же манил поляков надеждами, чтобы угрозою польского восстания не допустить Россию помогать его врагам. Наконец, Наполеон исполнил отчасти своё обещание. Победив Пруссию, он отнял у неё польские провинции, которые достались ей после раздела Польши, и устроил из них Варшавское герцогство. Тогда поляки ещё ревностнее стали помогать Наполеону и в 1812 году, когда он совершил нашествие на Россию, вместе с ним опустошали наше государство и истребляли священные предметы.
Но велика милость Божия к России! Полумиллионная армия Наполеона исчезла, как дым, а сам Наполеон, как простой беглец, поспешно ускакал во Францию. Русские войска победоносно прошли всю Европу и взяли Париж. Наполеон же, лишённый престола, печально окончил дни свои на пустынном острове далёкого моря.
Как же поступил с поляками, забывшими свою присягу в верности, великодушный Государь Александр I? Он успокоил трепещущих поляков, ожидавших строгого возмездия, и простил все их вины. Мало этого: Император Александр I осыпал их новыми милостями. Получив (1815 г.) в своё владение большую часть тех земель, которые составляли Варшавское герцогство, он образовал из них царство Польское. Этому новому своему владению Император Александр I дал такое устройство, какого ни один государь не давал завоёванной стране. Поляки в своём Царстве Польском получили свой сенат, сейм, войско и всё вообще отдельное управление. Милости Императора Александра I к Царству Польскому были так необыкновенны, что тогда уже некоторые государи Европы говорили ему, что поляки не поймут его благодеяний и заплатят неблагодарностью.
И действительно, спустя три года поляки стали волноваться и требовать присоединения к Царству Польскому тех областей, которые достались России при разделе Польши, т. е. Белоруссии, Волыни, Подолии и Литвы. Понятно, что они постоянно получали отказ, потому что исполнение их желаний было бы восстановлением Польши. Тогда поляки стали составлять тайные общества, возбуждали всех против России и, таким образом, подготовляли восстание.
В 1831 году, уже в царствование Императора Николая I, восстание произошло во всём Царстве Польском и проникло в Северо-Западный край. Усмирив восстание, Император Николай I, как опасную игрушку, отнял у поляков те особые права, которыми они не умели пользоваться, и ввёл такое же управление и законы, как в других частях России.
В манифесте своём Император Николай I даровал «полное и совершенное прощение тем подданным Царства Польского, кои возвратились к долгу повиновения», при чём было объявлено, что «никто из них не будет, ни ныне, ни впредь, подвергаем суду и преследуем за поступки за всё время бывших в Царстве Польском смятений». Особенную же милость показал Император Николай I западнорусским крестьянам, которые во время восстания сохранили искреннюю верность правительству. За несколько лет до польского восстания, чтобы избавить крестьян-униатов от притеснений католического управления, Император учредил особое управление для униатов, — униатскую духовную коллегию.
Сами униаты давно уже возвращались к вере своих предков, православной вере, тысячами и сотнями тысяч, а по усмирении польского восстания весь западнорусский народ торжественно соединился с православною церковью (1839 г.).
Таким образом разорвались путы, которые держали русский народ во власти католического духовенства многие годы, и явилась единая вера с Царём и всем русским народом. Вслед за этим Император Николай I, для защиты крестьян от помещиков, издал «инвентарные положения». Этим законом определены были крестьянские повинности и работы на помещиков.
Император Николай I простил поляков и забыл их вину, но польские паны не забыли своей «справы»[11]. Самые важные зачинщики восстания 1831 года бежали за границу и там стаж готовить новую смуту. В числе бежавших был и Адам Чарторыйский. Он поселился во французской столице, Париже, и оттуда стал заправлять этим безбожным делом. Несколько раз он посылал бунтовать поляков ещё при Государе Николае I, но его посланцы попадались в руки правительства и получали достойное наказание. Особенно же Чарторыйский и его сообщники из поляков, как заграничные, так и жившие в России, усилили свою пропаганду к началу 60-х годов. В это время на престоле был кроткий и особенно великодушный Император Александр II. Он задумал великое дело — освободить крестьян от крепостной зависимости. Эту милость к народу Государь решил начать с нашего Северо-Западного края и предложил самим помещикам обдумать, как лучше всё это устроить. Польские помещики увидели большую опасность для своих планов в этой царской милости к народу. Они увидели, что освобождение совсем вырвет крестьян из польских рук и ещё более привяжет освобождённый народ к Царю и Отечеству. Вот поэтому паны-помещики старались помешать Царской воле и изменить её по своему.
Государь выразил желание, чтобы крестьяне были наделены землёю, а для своего управления избирали разных должностных лиц из своей же среды. Польские же помещики предлагали освободить крестьян без земли, начальниками волостей назначить помещиков, отдать в их руки суд над крестьянами; одним словом — они хотели держать русских и литовских крестьян по прежнему в своей власти.
Далее, великодушный Император Александр II, одинаково милостивый ко всем своим подданным, решил даровать новые права полякам, жившим в Царстве Польском, чтобы окончательно примирить их с Россией. Он учредил в Польше особый государственный совет и отдал вообще в руки самих поляков всё управление, кроме военного.
Как же теперь ответили поляки на милость Царя? Любовью и преданностью? — Нет. Поляки никогда не умели ценить милостей русских государей! Надеясь на бесконечную доброту и уступчивость Императора Александра II, они дерзко стали требовать присоединения к Царству Польскому и коренных русских земель: Белоруссии, Волыни, Подолии, Литвы, Киева, т. е. восстановления Польши, которую сами же паны-шляхта безумно погубили. Начались в Польше, а потом и в Северо-Западном крае приготовления к мятежу: ксендзы в костёлах призывали народ против русского правительства; по улицам ходили процессии с пением мятежных гимнов; производились покушения на жизнь высокопоставленных лиц, русских офицеров и чиновников; по всей Польше и Западным губерниям разъезжали польские «пани»[12] и собирали деньги на повстанье.
«Народный ржонд»[13] — так называлось самозваное правительство, устроенное в Варшаве — рассылал своих кинжальщиков для убийства тех, кто не хотел помогать мятежу. А за этим начался открытый мятеж. Шайки поляков напали на спящих русских солдат ночью с 10 на 11 января 1863 г., думая перебить безоружных.
В Польше и Западном крае появились повстанческие шайки; они укрывались в лесах от царских войск, но свирепствовали против мирных жителей. Сотни верных царских слуг потерпели мученическую кончину от рук мятежников. В числе их были православные священники, чиновники, отставные солдаты и простые крестьяне. Вечная память добрым страдальцам за Русскую землю!
Не станем в подробности описывать эти печальные события: они всем более или менее известны, а правдивые о них рассказы каждый может найти во многих книгах.
В это тяжёлое для нашего края время Император Александр II призвал М. Н. Муравьёва для усмирения в нём мятежа и восстановления порядка.
