- 270 -

    в сомкнутой массе имели всю выгоду на своей стороне». Если это было так, то, повторяю, зачем было предпринимать атаку? Однако же мы видим, что атака производилась подивизионно, а это доказывает довольно пространства, и что атаки эти повторялись даже несколько раз. «Напротив, — продолжает автор, — от батального огня (заметьте, из массы), которым встречали мятежники каждый натиск Конной гвардии, в ней многие были ранены, в том числе, полковник Вельо, лишившийся руки».

    Здесь следует заметить, во-первых, что Конногвардия стояла в 50-ти шагах от мятежников, следовательно, не только что оружейная пуля, но и брошенный камень мог поражать людей, сидящих на неподкованных лошадях и с не отпущенными палашами; во-вторых, несколько отбитых атак батальонным огнем, и Орлов, видя невозможность врубиться, отвел свои дивизионы на прежнее место, то есть за 50 шагов от мятежников.

    Во все это время не было убитых, а только раненые! Сколько же и этих последних, не сказано; между тем как это было необходимо, чтобы показать усердие конногвардейцев потушить мятеж и показать, что огонь мятежников был, действительно, губителен, ибо, это только одно, в смысле военном, может загладить неуспех атак; в особенности же, когда сам Государь скомандовал ей: «За Бога и Царя марш-марш».

    Не показать потери, понесенной в неуспешных атаках, дается повод делать многие заключения... В таких случаях одна цифра потери имеет свое значение! В числе раненых батальонным огнем показан только один полковник Вельо, но он, как утверждает молва, своевременно переданная, не ранен огнем мятежников, против которых Конногвардия делала несколько атак; но тогда, когда она поворотила назад, то народ, стоявший за забором Исаакиевского Собора, встретил ее насмешками и в нее полетели поленья и камни, и это один из них последних раздробил руку полковнику Вельо.

    Заметим здесь мимоходом, почему эта толпа, не раз упоминаемая автором и позволившая себе бить проезжающих, не была разогнана собравшимся войском? Следовало бы упомянуть о причине или уже лучше ничего не говорить о ней.

    Мы видели выше, что «Орлов, видя невозможность врубиться, скомандовал: «Назад равняйсь» и отвел свои дивизионы на прежнее место, оставаясь при отступлении лицом к мятежникам, чтобы наблюдать за их действиями. Из этого следует, что при отступлении Орлов, чтобы оставаться лицом к неприятелю, должен был осаживать на всем пространстве отступления свою лошадь! которая, как видно, была подкована на шипы, ибо иначе столь трудного аллюра он не мог бы совершить. Какие же наблюдения нужно было делать, когда все отступление от фронта мятежников, до постоянного места конной гвардии заключалось только в 50-ти или меньше шагах, откуда самый слабый глаз достаточен для наблюдения, не прибегая к тому, что автор заставляет делать Орлова.

    20) В то самое время, как Орлов делал безуспешные атаки с не отпущенными палашами на тесном пространстве на неподкованных шипами лошадях, скользивших на оледенелых каменьях, в то же самое время, говорит автор, (стр. 157) «дивизион Лейб-гвардии коннопионерного и 1-й коннопионерный эскадроны под командою полковника Засса56, одновременно с помянутыми атаками, бросился от угла Конногвардейского манежа во фланг мятежников и успел вдоль Сената пробиться через их толпу» (вспомните, что эта-то толпа отбивала батальонным

- 272 -

    как-то неловок. Спросят: каким образом весь Гвардейский корпус сдвинулся, а об артиллерии и не подумали, а послали за ней в казармы уже после неудачи атак конной гвардии! Еще замечательнее, что четыре орудия пешей артиллерии под начальством одного офицера, подпоручика, были произведены, но без зарядов! За ними послали, но командир лаборатории (стр. 171) долго не выдавал оных. Можно ли писать все это с подробностями во всеуслышание? И нужно ли было высказывать недостатки администрации в таких красках, которые ярко бросятся в глаза читателям, в особенности за границею? Повторяю, что такие мелочи несообразны со значением книги и даже не должны были быть упоминаемы. Если бы подобных промахов был один, два, то кое-как еще могло сойти с рук, но ведь их бездна!

    22) Описывая (стр. 164) встречу Государя с мятежником Лейб-гренадерского полка поручиком Пановым57, ведшим своих солдат со знаменем на сборное место мятежников — к монументу Петра I, рождается вопрос: почему эта мятежная горсть не была взята массою войск, оставшегося верною и тут находившегося? Нужно было бы пояснить это более вероподобным, а не тем, что имели намерение дать возможность всем мятежникам соединиться в одном пункте, чтобы одним ударом порешить с ними, конечно так, как летом того же года сделал султан Махмуд I с янычарами58 в Константинополе. Если это так, то должно бы было вести рассказ в этом духе предусмотрительного намерения, но к несчастию и прежде и после рассказ автора не соответствует тому.

    Неоспоримо, что великий характер Государя в этой встрече вполне обнаружился; но так, как он описан, возрождает многие комментарии, чего бы в этой книге должно было тщательно избегать. Несколько сот человек со знаменем полка, присоединившись к собранным уже мятежникам, могли бы иметь важное влияние, в особенности, если бы у них встретилось лицо, умевшее оценить свое положение.

    23) Грозившая царственной семье опасность и нечаянное столкновение Государя с возмутившеюся частью Лейб-гренадерского полка (стр. 169), еще настоятельнее требовали усиление мер предосторожности. Государь послал Адлерберга к шталмейстеру Долгорукову59 с приказанием приготовить, без огласки, загородные экипажи, чтобы, в крайнем случае, обеих Императриц и Августейших детей перевезти под прикрытием кавалергардов в Царское село.

    Параграф этот слишком силен; до сих пор мы видим, что весьма малая только часть гвардии пристала к мятежникам, но и то на основании одного обмана; знатнейшая ее часть войска вся дышала преданностью. Мера эта могла быть принята, но она ни в коем случае не могла иметь места в этой книге.

    Описание это делает невыгодное впечатление на тех, от которых бы должно было скрывать как можно более опасность, которой могли подвергаться в особенности члены Императорской фамилии. Притом в книге ничего не видно действительно бывшей большей опасности, следовательно, не стоило и говорить о распоряжении, не вытекавшем из необходимости и верного расчета.

    24) Когда Государь для ободрения солдат остановился под пулями, автор присовокупляет (стр. 172): «уже и прежде чернь, легко наклонная к буйству и увлекаемая примером безнаказанности, из-за заборов и углов кидала в войска поленьями и камнями; теперь некоторые из простонародья, подкупленные деньгами и вином, стали явно перебегать к бунтовщикам. Государю (стр. 173) кинулось в глаза, что толпа вокруг него, которую он сперва не мог уговорить накрыться,

- 274 -

    Что это значит: «их законный Царь Константин, а им надо Михаила Павловича?» Следовало бы разъяснить. В заключение периода сказано, что митрополит с подвижниками своими был принужден поспешно удалиться по забору Исаакиевского Собора, откуда все они возвратились во Дворец в простых извозчичьих санях.

    Зачем показывать народу возможность подобного оскорбления главнейшему духовному сану? Уехать на извозчичьих простых санях двум митрополитам с ипподиаконами, с крестами в руках, равносильно бегству от опасности, от нехристей, от турок, от сипаев63. Не все ли равно было сказать, что они поехали и возвратились. Зачем столько в разных местах неловких подробностей? Зачем многие имена скрыты, когда другие из той же категории называются? Зачем? Зачем? Но зачем и вся книга подобной редакции?

    27) «Надежда подействовать увещаниями и снисхождением исчезла, и нельзя было не опасаться, что с наступлением (стр. 181) ночи, участие черни в бунте будет еще действеннее, а это могло чрезвычайно затруднить положение войск, со всех сторон его обступивших.» Что это за параграф? Прямо влагающий такую мысль гостинодворцам, толпам на Апраксином дворе, на толкучем рынке, фабричным ремесленникам, посетителям многочисленных рестораций, гостиниц, портерных и др. подобных заведений; всем извозчикам, чернорабочим, мещанам, исключенным из службы, дворовым людям и т. д. слушать чтения этой книги, где всегда находятся толкователи, иногда нанимаемые содержателями заведений с единственной целью, чтоб этим чтением удерживать в заведениях своих стечение народа.

    Какое же впечатление делает на народ, в настоящем его направлении, ясно высказываемое автором, что 14 декабря боялись не войск, а черни, которая с наступлением ночи будет еще деятельнее в бунте; что она обступила со всех сторон войско и чрезвычайно затруднила его положение! Присоединив же к сему в нескольких местах выражение тех, которые стояли на стороне правого дела, что стрелять не будем на своих, т. е. на бунтовщиков.

    По моему крайнему уразумению, подобные выражения, рождающие самонадеянность у буйной черни не из каких-либо политических видов, просто для личного мщения, для удальства, для поживы и часто без всякого другого сознания, как только погарцевать и насладиться хотя бы минутным безначалием — всегда пагубны, а история нам показывает, что большая часть государственных переворотов так начинались: иногда от простой драки и к так произведенным беспорядкам присоединялись уже люди с определенною целью и направляли этот беспорядок к достижению своих замыслов. За сими выражениями автора об опасности приводятся слова Толя64 о необходимости картечи, чтоб положить конец; и потом Васильчиков65, который, видя в Государе отвращение проливать кровь подданных, сказал: (стр. 182) «что это необходимо для спасения Империи.» Независимо слово «спасти», мне кажущегося сильным; оно подкрепит мнение народа, что как его опасались.

    28) «Конная гвардия (стр. 182) была отодвинута вправо и стала тылом к Неве». Здесь неясно: ибо конногвардия с Орловым была в противоположной стороне, а здесь дело идет о дивизионе этого полка, который прибыл вслед за Зассом. Конная же гвардия, как автор всегда называет, была та, при которой находился Орлов, и которая так неудачно ходила в атаку из-за 50 шагов, подивизионно!

- 276 -

    а) на стр. 56. Описывая заседание Государственного Совета, рассуждавшего о присяге, сделанной Цесаревичу и о вскрытых пакетах в выноске сказано, что один из заговорщиков, говоря после об этом событии, как значится в донесении Следственной Комиссии, выразил резким словом свою преступную досаду: «потерян случай, которому подобного не будет в целые пятьсот лет; если б в Государственном Совете были головы, то ныне Россия присягнула бы и новому Государю и новым законам».

    Преступник этот Батеньков69 не называется! Но сверх того спрашиваю, с какою целью приведены эти слова в 1857 году для чтения гостинодворцев и подобных им мыслителям толкучего рынка и трактиров?

    Зачем наводить их на мысль, что от переменного Государя можно иметь и новые законы? Не нахожу приличным и слово — «Новый Государь».

    б) На стр. 72 говорится о самом деятельном заговорщике, ежедневно являвшемся после развода в так называвшуюся конногвардейскую комнату Зимнего дворца, куда обыкновенно сходились все офицеры после развода. Здесь он искал узнавать все происходящее во дворце и передавал своим сотоварищам70. Лицо это не названо, а вслед за ним Якубович назван.

    в) Старший товарищ по службе Ростовцеву не назван, между тем как он играл значительную роль в мятеже, сказано (стр. 97—104), что Ростовцев, как замечено выше, в § 1, отдал ему копии при Рылееве; зачем же этот есть, а князя Оболенского нет?

    г) на стр. 126, описывая волнение Лейб-гвардии Московского полка, автор говорит: «двое офицеров сего полка с другими их единомышленниками, успели убедить солдат не присягать». Здесь называется Александр Бестужев71, выдававший себя за присланного от цесаревича и т. д.; но имена этих двух офицеров скрываются, а говорится, однако же, что один из них искал соблазнить подпоручика Кушелева72, ныне генерал-лейтенанта. Несколько далее опять эти два офицера (мифы) велели взять боевые патроны и зарядить ружья, отняли у гренадеров принесенные для присяги знамена, и один из упомянутых двух офицеров ранил саблею сперва генерала Фридрихса, потом генерала Шеншина, которые оба упали без чувств73; нанес несколько ударов полковнику Хвощинскому (каких ударов?) и также ранил сопротивлявшегося ему гренадера и унтер-офицера»74. И имена этих, так сказать, первых деятелей мятежа, автору угодно было скрыть, тогда как донесение Следственной Комиссии называет их!...

    д) На стр. 134—135 автор широко описывает попытку 13 декабря вечером, молодого офицера в адъютантском мундире, возмутить 1-й батальон Преображенского полка75; он был задержан фельдфебелем; но дежурный76, совоспитанник по пажескому корпусу помянутого офицера, освободил его и т. д.

    Имена обоих не называются, а фельдфебель Дмитрий Косяков назван, даже и квартира капитана (тоже не названного) показана!

    е) Стр. 138—139. Говорится, что около забора строящегося Главного Штаба подвели Государю лошадь: «садясь на нее, он случайно заметил вышедшего из ворот забора одного штаб-офицера, которого начальная по истории заговора роль — скоро должна была открыться!»

    Что за набор слов! Почему бы не сказать уже о всех, которые встречались с Государем? Что такое значит «случайно»? Потому ли, что подвели лошадь и Государь садился на нее? И здесь имя князя Трубецкого скрыто, но эпизод этот,