Песнь узника

Не слышно шуму городского,
В заневских башнях тишина!
И на штыке у часового
Горит полночная луна!

А бедный юноша! ровесник
Младым цветущим деревам,
В глухой тюрьме заводит песни
И отдает тоску волнам!

"Прости, отчизна, край любезны
Прости, мой дом, моя семья!
Здесь за решеткою железной --
Уже не свой вам больше я!

Не жди меня отец с невестой,
Снимай венчальное кольцо;
Застынь мое навеки место;
Не быть мне мужем и отцом!

Сосватал я себе неволю,
Мой жребий -- слезы и тоска!
Но я молчу, -- такую долю
Взяла сама моя рука. <...>"

Уж ночь прошла, с рассветом в злате
Давно день новый засиял!
А бедный узник в каземате --
Всё ту же песню запевал!..

Первый снег

Постлалась белая, холодная постель,
И, под стеклом, чуть живы воды!
Сугроб высокий лег у ветхой изгороды...
В лесах одна без перемены -- ель!
В господский сельский дом теснится вьюга в сени,
И забелелося высокое крыльцо,
И видны ног босых по улицам ступени,
И чаще трет ямщик полой себе лицо,
И колокол бренчит без звона,
Протяжно каркает обмоклая ворона,
И стая вдруг явилася сорок;
Везде огонь, везде дымятся трубы,
Уж для госпож в домах готовят шубы,
И тройкою сосед катит на вечерок.
Куют коней, и ладят сани,
И говорят о будущем катаньи.
Пороша!.. и следят и зайцев и лисиц,
И хвалятся борзых удалым бегом...
И, по примете, первым снегом
Умылись девушки для освеженья лиц!

Убийца

В селе зажитном двор широкий,
Тесовая изба,
Светлица и терём высокий,
Беленая труба.

Ни в чем не скуден дом богатый:
Ни в хлебе, ни в вине,
Ни в мягкой рухляди камчатой,
Ни в золотой казне.

Хозяин, староста округа,
Родился сиротой,
Без рода, племени и друга,
С одною нищетой.

И с нею век бы жил детина,
Но сжалился мужик:
Взял в дом, и как родного сына
Взрастил его старик.

Большая чрез село дорога;
Он постоялый двор
Держал, и с помощию бога
Нажив его был скор.

Но как от злых людей спастися?
Убогим быть — беда;
Богатым — пуще берегися
И горшего вреда.

Купцы приехали к ночлегу
Однажды ввечеру,
И рано в путь впрягли телегу
Назавтра поутру.

Недолго спорили о плате,
И со двора долой;
А сам хозяин на полате
Удавлен той порой.

Тревога в доме; с понятыми
Настигли, и нашли:
Они с пожитками своими
Хозяйские свезли.

Нет слова молвить в оправданье,
И уголовный суд
В Сибирь сослал их в наказанье,
В работу медных руд.

А старика меж тем с моленьем
Предав навек земле,
Приемыш получил с именьем
Чин старосты в селе.

Но что чины, что деньги, слава,
Когда болит душа?
Тогда ни почесть, ни забава,
Ни жизнь не хороша.

Так из последней бьется силы
Почти он десять лет;
Ни дети, ни жена не милы,
Постыл весь белый свет.

Один в лесу день целый бродит,
От встречного бежит,
Глаз напролет всю ночь не сводит
И все в окно глядит.

Особенно когда день жаркий
Потухнет в ясну ночь
И светит в небе месяц яркий, —
Он ни на миг не прочь.

Все спят; но он один садится
К косящему окну.
То засмеется, то смутится
И смотрит на луну.

Жена приметила повадки,
И страшен муж ей стал,
И не поймет она загадки,
И просит, чтоб сказал.

«Хозяин! Что не спишь ты ночи?
Иль ночь тебе долга?
И что на месяц пялишь очи,
Как будто на врага?»

— «Молчи, жена, не бабье дело
Все мужни тайны знать:
Скажи тебе — считай уж смело,
Не стерпишь не сболтать».

— «Ах, нет! вот бог тебе свидетель,
Не молвлю ни словца;
Лишь все скажи, мой благодетель,
С начала до конца».

— «Будь так — скажу во что б ни стало.
Ты помнишь старика;
Хоть на купцов сомненье мало,
Я с рук сбыл дурака».

— «Как ты!» — «Да так: то было летом,
Вот помню, как теперь.
Незадолго перед рассветом;
Стояла настежь дверь.

Вошел я в избу, на полате
Спал старый крепким сном;
Надел уж петлю, да некстати
Тронул его узлом.

Проснулся, черт, и видит: худо!
Нет в доме ни души.
„Убить меня тебе не чудо,
Пожалуй задуши.

Но помни слово: не обидит
Без казни ввек злодей;
Есть там свидетель, он увидит,
Когда здесь нет людей“.

Сказал — и указал в окошко.
Со всех я дернул сил,
Сам испугавшися немножко,
Что кем он мне грозил, —

Взглянул, а месяц тут проклятый
И смотрит на меня.
И не устанет, а десятый
Уж год с того ведь дня.

Да полно, что! Ты нем ведь, лысый!
Так не боюсь тебя;
Гляди сычом, скаль зубы крысой,
Да знай лишь про себя».

Тут староста на месяц снова
С усмешкою взглянул;
Потом, не говоря ни слова,
Улегся и заснул.

Не спит жена: ей страх и совесть
Покоя не дают.
Судьям доносит страшну повесть,
И за убийцей шлют.

В речах он сбился от боязни,
Его попутал бог,
И, не стерпевши тяжкой казни,
Под нею он издох.

Казнь божья вслед злодею рыщет;
Обманет пусть людей,
Но виноватого бог сыщет —
Вот песни склад моей.

Элегия

Три юные лавра когда я садил,
Три радуги светлых надежд мне сияли;
Я в будущем счастлив судьбою их был...
Уж лавры мои разрослись, расцветали.

Была в них и свежесть, была и краса,
Верхи их, сплетаясь, неслись в небеса.
Никто не чинил им ни в чем укоризны.
Могучи корнями и силой полны,
Им только и быть бы утехой отчизны,
Любовью и славой родимой страны!..

Но, горе мне!.. Грянул сам Зевс стрелометный
И огнь свой палящий на сад мой послал,
И тройственный лавр мой, дар Фебу заветный,
Низвергнул, разрушил, спалил и попрал...

И те, кем могла бы родная обитель
Гордиться... повержены, мертвы, во прах,
А грустный тех лавров младых насадитель
Рыдает, полмертвый, у них на корнях!..