Полагаю что до 1813 Года не изменял тем правилам который получил, в родительских наставлениях, и в домашном и публичном воспитании, и по собственному о себе понятию щитаю что с 1813 Года первоначально заимствовалься, вольнодумческими и либеральными мыслями, находясь с войсками по разным местам Германии, и по сношением моим с разными частными лицами тех мест где находилься. Более же всего подучил наклонность к таковому образу мыслей во время моего пребывания в Конце 1814 и в начале 1815 Года в Париже и Лондоне, как господствующее тогда мнение. Как в чужих краях так и по возвращению в Россию, вкоренилься сей образ мыслей книгами к тому клонящимися. Но полагаю что до 1822, не имел никакой наклонности к противу законным суждениям или действиям. Вкоренение же сих мыслей в моем уме как до 1822 Года так и в последствии приписываю убеждению собственнаго своего разсудка, которой от первоначально-Благородный цели—довел меня до истинно много признаваемых преступных понятий действий и цели. Приняв вышеизьяснеиный образ мыслей в таких летах где человек начинал руководствоваться своим умом, и продолжив мое к оным причастие с различными изменениями тринадцать лет — я никому не могу приписывать вину — как собственно себе, и ни чьими внушениями не руководствовалься, а можеть быть должен нести ответственность о разпространении оных.

Чистосердечно сознаюсь, так точно, как я и сознался в исповеди во время принятия святых тайн, что до 1824 года я вовсе не был ни вольнодумцем, ни либералом, от заблуждения моего был завлечен в оной, подобно заблудшему и слабому человеку; в Петербурге я почти ничего не знал, но, приехав в армию, увидел, наконец, бездну, над которой я стою; несчастный! Не знал, как удалиться, всего был 9 месяцев в полку, следовательно, мысли либеральные мои не могли совершенно укорениться в уме моем, особливо, когда сердце и душа мало брали участия.

До знакомства с полковником Бурцевым и Пестелем, случившегося в 819 году, время поступления моего в Главный штаб 2 армии, поистине я не имел никаких мыслей либеральных и вольнодумческих, а единственно следствием знакомства сего поступил в тайное общество. Хотя у полковника Бурцева и Пестеля были собрания книг о политических науках на французском языке, но я оными не пользовался по весьма малому знанию языка сего. Живучи же некоторое время вместе с полковником Бурцевым и заходя к полковнику Пестелю, жившему вместе с ротмистром Ивашевым, заставая их иногда и с другими членами в чтении и нередко о политических науках, слушивал, но, как французский язык, еще смею повторить, весьма мало понимаю, то и сие мало знакомило меня с предметами, коими они занимались. С назначением же меня в феврале месяце 822 года командиром учебного баталиона 2 армии и потом командиром Казанского полка, удаляясь из м. Тульчина и совместного жития вышесказанных знакомств, поистине занимался прямо одною службою.

В 1819 году, будучи на съемке в Московской губернии, мне случалося стоять в деревне у одного помещика, коего обращение с крестьянами дало мне первую мысль или, лучше сказать, желание сделать их свободными; впоследствии, разговаривая о сем с чиновником Бруннером, жившим вместе со мною, я узнал от него о существовании общества, имевшего целию уничтожить рабство. Я с удовольствием изъявил ему желание мое вступить в общество сие, но, будучи почти в то же время откомандирован в Тульчин, с ним расстался. В Тульчине первое мое знакомство было с полковником Бурцевым, который мне говорил о полезной цели учреждения общества, которое бы способствовало к распространению просвещения, и, наконец, объявил мне о тульчинском обществе, в которое я и был им введен. Обращение с членами оного, а особливо знакомство с полковником Пестелем, коего способности первоначально меня обворожили, способствовало к моему свободомыслию. Из книг, хотя я читал много, но политических весьма редко и то такие, кои не запрещены правительством, как-то творение M. Stail, Pilangieri, Bentham и тому подобные, а более занимался литературою и военными науками; в 1822 году в образе мыслей моих начала делаться перемена и, наконец, под конец 1823 года, принявши намерение жениться, я совершенно изменил образ понятий своих и был уверен, что никакое правление без некоторых недостатков быть не может, но что недостатки сии исправляться должны правительством, а не людьми частными, которые обязаны исполнять лишь то, что им предписано. О сем весьма часто бывали у нас разговоры, и всегда я был такого мнения, что подчиненные должны повиноваться со всею точностью своему начальству. Действия мои по службе, оправдывали то, что я говорил. Вся цель моя состояла только в том, чтобы наслаждаться семейною жизнью, исполнять свои обязанности и поддержать хорошее мнение тех людей, с коими я был в связи.

Первыя вольнодумческии и либеральныя мысли я получил во время нашего пребывания в Париже в 1814 году. До того я не знал о существовании конституции. Сие наименование даже мне было вовсе неизвестно, не учившись политическим наукам. По возвращении нашем в Отечество, не имея никогда много денег для моих издержек я совсем не выезжал в свет — а видил только молодых людей, самое вредное общество. — Любовь к Отечеству которое мы спасли от ига Наполеона меня одушевляла — чтение иностранных журналов… их укореняли — говоря безъпрестанно об одном и том же предмете мало по малу я был приведен влиянием других к преступным мыслям. Единственный дом где я бывал во время моей службы в Петербурге был дом тетки моей Катерине Федоровне Муравьевой куда приезжали также члены тайного общества — одним словом пагубное влияние общества меня потеряло. Когда я был в Полтаве не видившись ни с кем из членов общества сии мысли изчезали во мне — чтение книг не имело большое влияние на меня — во время моей службы я очень мало читал.