Декабристы

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Декабристы » ДЕКАБРИСТЫ - УЧАСТНИКИ ВОИН 1805-1814 годов » Дневник Павла Пущина. 1812-1814 гг.


Дневник Павла Пущина. 1812-1814 гг.

Сообщений 11 страница 20 из 54

11

Тарутино

21 сентября. Суббота.

Войска выступили в 5 часов утра. Погода была чудная, давно не было такой погоды. Наш корпус, продолжая отступать, прошел 12 верст все по тому же Калужскому тракту, перешел Нару и остановился между Тарутиным и Леташевкой. Главная квартира кн. Кутузова тоже передвинулась сюда.

22 сентября. Воскресенье.

Было сражение в арьергарде[116], ожидаем генерального сражения, так как мы будем ждать здесь неприятеля, который, по-видимому, желает подвинуться вперед.

23 сентября. Понедельник.

Отслужено молебствие о ниспослании благославения к предстоящему бою, к которому мы приготовились. Вечером получен приказ потушить все огни в лагере, так как должен был прибыть французский генерал, ген[ерал-]адъютант гр[аф] Лористон, к князю Кутузову[117].

24 сентября. Вторник.

Ничего нам не известно о вчерашнем свидании. Князь Волконский[118], прибывший прямо от государя в главную квартиру, присутствовал при свидании. Некоторые уверяют, что будет заключен мир.

26 сентября. Четверг.

Разнесся слух, что французы грозят атаковать нас, однако, по принятым обычаям, во время переговоров парламентеров приостанавливаются военные действия. Мы взяли несколько пленных.

27 сентября. Пятница.

Получены письма из Петербурга, которым я очень обрадовался. Дома уже знали, что в сражении 26 августа я не ранен.

28 сентября. Суббота.

Мы пока сидим спокойно на местах, но о наших партизанах нельзя того же сказать. Они постоянно делают вылазки, причиняют противнику много вреда и берут много пленных[119]. Фельдфебель моей роты, произведенный всего несколько дней в офицеры, сегодня у меня обедал. Нельзя себе представить, как он был смущен оказанной ему честью. Меня это очень смешило. (Фельдфебель Иван Алексеев в 1848 году в чине штаб-офицера состоял надзирателем экзерцир-гауза в Инженерном замке.)[120].

29 сентября. Воскресенье.

Наши парады до сего времени проходили без всяких церемоний, но сегодняшний приказ объявил нам перемену, видно педантизм берет верх.

30 сентября. Понедельник.

Вырыли в земле ямы для устройства солдатам бань.

1 октября. Вторник.

Холод давал себя чувствовать, поэтому я решил соорудить барак, который был готов через 3 часа. Основание было опущено в землю на аршин, а котелок прекрасно отапливал. Я был счастлив настолько, насколько можно было быть в нашем положении[121]. Получен приказ не отлучаться никому из лагеря ввиду предстоящего выступления, следовательно, предстояло расстаться мне с моим прекрасным жилищем.

2 октября. Среда.

Вчерашний приказ повторен опять сегодня. Однако через несколько часов разрешили солдатам идти в баню. Наступила очередь идти моей роте и, так как у меня было два офицера, я предложил Чичерину вести роту. Он не согласился, сказавшись больным, и я был вынужден сам идти с людьми. Между мной и Чичериным произошел полный разлад. Наши бани были в Тарутине. Я был поражен, увидя через 15 дней село совершенно разрушенное. По возвращении в лагерь мне сообщили, что я награжден орденом св. Владимира[122] за Бородинское сражение. Сомов приезжал специально из главной квартиры сообщить мне об этом.

4 октября. Четверг.

Я обедал у Сомова в Леташевке и едва возвратился к себе в барак, как был получен приказ одеваться. Казалось, выступление было неизбежно, но оно не последовало[123]. Вместо этого получен другой приказ — приготовиться назавтра к смотру.

5 октября. Суббота.

С раннего утра мы были под ружьем для смотра. Генерал еще не успел до нашего батальона доехать, как пошел сильный дождь, очень кстати, чтобы разогнать несколько нашу лень. Нам приказали возвратиться в бараки. После обеда, получив официальное извещение о моем награждении, я позаимствовал орден св. Владимира у старшего офицера и, надев его, был очень доволен. Вскоре был получен новый приказ, из которого мы узнали, что нам предстоит атаковать неприятеля или, вернее, мы должны напасть врасплох на французский авангард, который под начальством Неаполитанского короля[124] занимал позиции по той стороне Нары подле Тарутина. Вследствие этого наш корпус выступил в 10 часов вечера и, пройдя Тарутино, остановился, не обнаруженный неприятельскими постами. На этих позициях мы поставили ружья в козлы. Нам разрешили лечь, не производя шума и не разводя огня, чтобы дождаться рассвета.

6 октября. Воскресенье.

Атака. Наступление началось с 6-ти часов утра, когда неприятель менее всего его ожидал. Генерал граф Орлов-Денисов[125] со своими казаками совершенно его опрокинул. Генерал Беннигсен[126] напал на левый фланг, а мы наступали на центр. Мы почти не встречали сопротивления и наступали все время безостановочно. Французы не выдержали и к 12-ти часам дня кинулись в лес. Легкие войска преследовали их, а наш корпус остановился для отдыха. Мы лишились в начале сражения генерала Багговута[127], его ядром перерезало пополам. Взято много французов в плен и 33 пушки. Полагают, что они лишились двух генералов, из которых один взят в плен, а другой убит[128]. Во время привала я ходил осматривать французский лагерь. Валялось много лошадей палых, у которых были вырезаны ляжки, вероятно, для пищи. По всему видно, что эти господа не обладали избытком продуктов в противоположность нам под Тарутиным. В 5 часов вечера наш корпус возвратился в свои бараки. Радость была всеобщая. Солдаты пели всю дорогу. Я с удовольствием увидел свой барак и с легким сердцем заснул крепко.

7 октября. Понедельник.

Отслужили благодарственный молебен по случаю вчерашней победы. Еще взято 500 пленных, между которыми генерал Дери. Я затеял перестроить мой барак, и так как хотелось допустить некоторую роскошь, то одну ночь пришлось потерпеть и спать под открытым небом.

8 октября. Вторник.

Утверждают, что французский парламентер был у князя Кутузова[129]. Мой барак закончен; вышел очень хорош, можно зимовать в нем.

9 октября. Среда.

Смотр, которому помешал дождь 5 числа, состоялся сегодня, Холод уже дает себя чувствовать.

10 октября. Четверг.

Когда есть необходимое, является желание допустить некоторую роскошь. Сегодня моему бараку придан особый нарядный вид. Его убрали сосновыми ветвями, а у входа поставили два столба вместо колонн. Вышло очень красиво. Не успел я вдоволь налюбоваться своей затеей, как все части войск стали выступать, и уверяют, что наш корпус тоже выступит. Мои труды, значит, пропали даром.

11 октября. Пятница.

Наконец, в 3 часа дня мы покинули наш лагерь под Тарутиным, где мы простояли 20 дней, в течение которых изобилие пищи и хорошие бараки сильно подкрепили войска, частые смотры выправили их и пополнили все недочеты в корпусах[130]. Наш корпус двинулся через Леташевку и Угодский Завод, шел до поздней ночи пока тьма не вынудила нас остановиться. Пришлось спать под открытым небом, так как не разрешили раскинуть бараки.

12

Малый Ярославец

12 октября. Суббота.

5-й корпус выступил в 8 часов утра по направлению к Малому Ярославцу, где 6 корпус уже вступил в бой с неприятелем. Прибыли на поле сражения в 3 часа дня, под прикрытием наших батарей перешли поле сражения и заняли позиции на задней линии. Город был в пламени, наши егеря отчаянно сражались. Сражение продолжалось весь день. С наступлением ночи разрешили людям прилечь, но батареи не прекращали стрельбу[131].

13 октября. Воскресенье.

Проснулись, когда пальба прекратилась. В 5 часов утра наш корпус поспешил за 4 версты от Малого Ярославца по направлению к Медыни. Слева слышна канонада. Вероятно, неприятель стягивается к Боровску. В развалинах Малого Ярославца никто не остался. В наш лагерь доставили 11 пушек, отнятых Платовым у неприятеля.

14 октября. Понедельник.

Лагерь у Гончарова. Выступив в 4 с половиною часа утра, направились по дороге на Калугу и на 18 версте от Малого Ярославца раскинули лагерь у дер. Гончарове[132]. Наши позиции находятся в 37-и верстах от Калуги. Всю ночь слышались пушечные выстрелы — это генерал Платов преследовал неприятеля, направившегося на Медынь.

15 октября. Вторник.

Служили молебен по случаю преподнесения курским дворянством образа божьей матери. В 3 часа пополудни наш корпус снова выступил по Калужскому тракту, затем, пройдя несколько верст, своротил направо, шел проселками до поздней ночи пока темнота не вынудила остановиться. Было очень холодно; я прилег к огню так близко, что сжег почти совершенно пальто.

16 октября. Среда.

Отдыхали недолго. В 2 часа ночи с 15 на 16 снова выступили. В 7 часов утра дошли до Полотняного завода, расположенного на дороге от Калуги на Медынь, где и остановились. Неприятель повсюду отступает[133]; ежедневно отбивают у него пушки.

17 октября. Четверг.

Выступили в 12 часов дня по направлению к Медыни, раскинули бивуак у деревни Адамовской. По дороге нам попались две пушки, брошенные французами.

18 октября. Пятница.

Выступив в 4 часа утра, подвигались все вперед. От Медыни направились на Можайск и остановились в 3 верстах от д. Кременской. Проходя через Медынь, сделали привал. Встречалось много трупов, между которыми я видел труп молодой женщины.

19 октября. Суббота.

В походе с 4 часов утра до поздней ночи. Шли проселками на Вязьму, остановились на бивуаках у Спасского. В последнее время мы разрешили себе некоторые вольности, многие из нас запрягали вьючных лошадей в повозки. Я тоже так поступил. Сегодня моя повозка не прибыла, поэтому я остался без обеда.

20 октября. Воскресенье.

Совершили переход в 60 верст все в том же направлении. Выйдя в 4 часа утра, пришли только к ночи на бивуак у Сулейки; это деревня, расположенная на дороге от Юхнова на Гжатск. К моему удовольствию моя повозка тоже прибыла; вчера она заблудилась. Уже несколько дней холод дает себя чувствовать, становится невыносимо холодно. Курьер от генерала Платова доставил два знамени, отнятых у неприятеля под Вязьмой, и донес о захвате еще 20 пушек[134].

13


Отступление французов

21 октября. Понедельник.

Отступление французов началось после сражения у Малого Ярославца. Москва очищена. Теперь, когда нам известно, на какой дороге они находятся, и ввиду того, что наш корпус двинется в том же направлении, для моего дневника — это целая эпоха. Давно наши люди не получали разрешения варить суп, сегодня им повезло, потому что выступили лишь в 10 часов утра. Мы опять сошли с большого тракта, на который вчера выбрались, и, идя все проселками на Вязьму, в 5 часов стали бивуаком у д. Дубровной (27 верст от Вязьмы). В продолжении всего дня слышны взрывы пороховых ящиков[135] и от времени до времени пушечные выстрелы. С наступлением ночи казаки, прославившиеся ночными вылазками, нападают на французов. Неприятель отступает по направлению к Смоленску. Утверждают, что отряд наших войск находится уже под Смоленском[136]; в таком случае он должен опередить неприятеля.

22 октября. Вторник.

Канонада в авангарде, находящемся под Вязьмой (сражение при Вязьме), началась в 7 часов утра[137]. Нам приказано приготовиться, несмотря на это мы выступили только в 12 часов на Вязьму. В сумерки мы сделали небольшой привал, а затем продолжали путь проселками все в том же направлении. Темнота и холод очень затрудняли поход. Остановились лишь в 11 часов вечера, не доходя 8 верст Вязьмы, у села Быкова; нам пришлось занять позиции в кустарнике. Место настолько неровно, что положительно нельзя найти, где лечь спать.

23 октября. Среда.

На местах в бивуаках под Быковым.

24 октября. Четверг.

Выступили в 6 с половиной часов утра проселками параллельно большому тракту Вязьма — Смоленск. Пройдя в этом направлении 20 верст в 3 с половиною часа, мы остановились у с. Красное.

25 октября. Пятница.

Выступив в 6 с половиною часов утра, шли беспрерывно 12 часов. Наш корпус остановился у с. Гаврюково. Снег и ветер сильно нам мешали. Желая прибыть раньше, я рысью уехал вперед, но, к сожалению, не зная дороги, сбился и попал на дорогу, по которой двигались 8 и 3 корпуса. Вследствие этого я попал в Гаврюково только одновременно с нашей колонной.

26 октября. Суббота.

Выступив в 8 часов утра по направлению на Ельню, шли до самых сумерек и остановились у Белого Холма. Несмотря на шедший снег, холод ужасный. Это самый мучительный перевод, какой нам пришлось совершить, он даже труднее перехода от Давгелинок.

27 октября. Воскресенье.

Ельна. Как дежурный я отправился с рапортом к генералу. Возвратившись в лагерь, я принес товарищам самую приятную новость, какую мы только могли ждать в нашем положении — это разрешение спать по квартирам. В силу этого приказа наш корпус вступил в 10 часов в Ельню, где разместился по квартирам. Можно представить себе всеобщую радость после 4-месячного пребывания в палатках да к тому же при сильном холоде.

28 октября. Понедельник.

Дневка в Ельне. Я получил письма из Петербурга.

29 октября. Вторник.

Корпус выступил в 8 часов утра, направляясь от Ельни на Смоленск. Пройдя 24 версты, стали по квартирам в с. Балтурино. Перед выступлением получено донесение о новой блестящей победе генерала Платова на Духовщинском тракте. Он отнял у неприятеля 62 пушки и взял 4 000 пленных[138]. Все в восторге от наших побед, и, когда князь Кутузов по обыкновению обгонял наши колонны, его встречали и сопровождали могучим «ура», вырывавшимся совершенно неожиданно. Сегодня нам пришлось видеть множество пленных, которые вызывали действительно сострадание. Они полунагие, некоторые из них сообщали нам, что уже 12 дней ничего не ели. Изнеможение не давало им возможности идти, а жестокость сопровождавших их казаков иногда не знала мер. Я видел одного умершего от кровоизлияния, а товарищ его лежал с ним рядом в этой луже крови и спокойно ждал, когда смерть избавит его от мучений.

30 октября. Среда.

Снова выступили в 9 часов утра. Главный штаб остановился в Лобково, расположенном на главном тракте Рославль — Смоленск. Наш корпус разместился по квартирам в 2 в[ерстах] от с. Грудино. Сегодня получено множество приятных донесений. Генерал Милорадович[139] разбил французов под Смоленском; отнял 150 пушек, взял 400 пленных и 800 дезертиров. Затем генерал граф Орлов-Денисов уничтожил полк французских кирасир и прислал 800 кирасир главнокомандующему. Наши три партизана — Сеславин, Фигнер и Давыдов[140], соединив свои отряды, напали на склад императорской гвардии Наполеона, взяли 2 000 пленных[141].

31 октября. Четверг.

Дневка в с. Грудино. Финляндский полк отделился для атаки французов, охранявших один магазин[142] недалеко от наших позиций. Результат этой экспедиции — взятие магазина и 400 пленных, в том числе 20 офицеров.

1 ноября. Пятница.

Все батальоны нашего корпуса дежурили по очереди при главной квартире князя Кутузова. Сегодня очередь нашего батальона, поэтому мы опередили нашу дивизию, направились в с. Щелканово (деревня по дороге от Хиславичей к Смоленску), куда перешла днем главная квартира. Здесь пришлось потесниться; все офицеры батальона должны были поместиться в одной комнате.

2 ноября. Суббота.

Наша дивизия прошла через Щелканово в 9 часов утра; наш батальон присоединился к ней только для перехода, а затем отправился в с. Юрово, где расположилась главная квартира князя Кутузова. Эта деревня расположена между с. Щелканово и Красное, куда собственно мы и направились. Здесь мы разместились также тесно, как и накануне, но мне удалось разместиться с ординарцами главнокомандующего, у которых было помещение лучше и их было меньше. Вечером мы устроили пирушку, во время которой Окунев смешил нас до слез.

3 ноября. Воскресенье.

Дневка. Я вознагражден получением писем от сестер и г-жи Б.

4 ноября. Понедельник.

Лагерь у Новоселки, возле Красного. Выступили со всей дивизией в полном порядке. Было очень холодно. Остановились на бивуаках в 3 верстах от Красного, где на утро должны атаковать неприятеля. Бивуаки вообще непривлекательны, а особенно после того, как побудешь некоторое время на квартирах, но на поле, покрытом снегом, они нам показались особенно невыносимыми.

5 ноября. Вторник.

Атака началась с рассветом. Наши обе бригады находились в резерве и, не принимая участия в сражении, были все время под ружьем. Неприятельскими корпусами, сражавшимися под Красным, командовали маршал Ней[143] и принц Евгений[144], они были отрезаны от французской армии и совершенно уничтожены. Вечером я видел, как несли полковника Грабовского[145], убитого, когда он повел в атаку свой батальон гвардейских егерей. Он был жених моей сестры и прекрасный человек; это событие меня очень расстроило. С наступлением ночи наш корпус расположился на большом тракте от Красного на Оршу, в 4 или в 5 верстах от Красного. Занятая нами позиция была вся покрыта трупами, и к довершению всей прелести нашего положения обоз, оставленный в Новоселке, не прибыл, так что нам нечего было есть.

6 ноября. Среда.

На местах. Послана кавалерия преследовать неприятеля, бежавшего по всем направлениям в беспорядке. Главнокомандующий князь Кутузов прибыл к нам в лагерь с громадным количеством неприятельских знамен. Его лицо сияло от счастья. Он нам сообщил, что со вчерашнего числа до того момента, когда он с нами говорил, у неприятеля отнято 152 пушки, а пленных столько, что число их еще не подсчитано. Нет ничего, что могло бы сравниться со всеобщей радостью, которая овладела нами и от которой мы прослезились. Могучее «ура» раздалось и растрогало нашего старого генерала.

7 ноября. Четверг.

Я был дежурный по дивизии, и хотя мы оставались на местах, было много работы, необходимо было принять меры предосторожности от французских дезертиров, бродивших в лесах, примыкавших к нашему лагерю. В течение дня мы поймали около 1 000 душ[146]. Полагают, что почти весь корпус маршала Нея погиб. Насчитали уже до 9 000 пленных со дня сражения под Красным[147].

8 ноября. Пятница.

Наш корпус выступал в 8 часов утра, следуя все проселками на Оршу. Главная квартира направилась в Романове, вблизи которого мы расположились по квартирам в д. Юшкино. Этот переход очень утомительный вследствие наступившей распутицы от оттепели и дождя.

9 ноября. Суббота.

Снова выступили в 8 часов утра. Главная квартира князя Кутузова заняла с. Савы, а мы Красную Слободку. Погода была чудная, идти доставило удовольствие. Мы всего в 25 верстах от Орши.

10 ноября. Воскресенье.

Дневка.

11 ноября. Понедельник.

Выступили в 8 часов утра по направлению на Копыс. Кн. Кутузов остановился в с. Морозове, а мы — в Погульево.

12 ноября. Вторник.

Выступили двумя часами позже обыкновенного, т. е. в 10 часов утра, и остановились вместе с главной квартирой в Копысе. Это маленький городок на тракте Орша—Могилев.

13 ноября. Среда.

Дневка. Все офицеры гвардии собрались у фельдмаршала князя Кутузова для сопровождения его в церковь, в которой должны были отслужить благодарственный молебен за победу, одержанную под Красным, и за последовавшие после этого успехи. После обеда мы с несколькими товарищами совершили прогулку по городским улицам. Многих пленных за недостатком квартир держали на обширных дворах. Мы отправились поглядеть на них и действительно убедились, что они заслуживали сожаления. Они умирали от голода, изнурившего их в последнее время. К сожалению, мы не могли снабдить их хлебом, так как сами были лишены его. Мы купили жбан водки, и они едва не убили друг друга, чтобы получить ее. Пришлось восстанавливать порядок. У меня никогда не изгладится из памяти голос, которым один из пленных произнес: «Господа, бог вас вознаградит». Говорили, что у нас уже больше 8 000 пленных, вследствие чего очень затруднительно с продовольствием. Наши солдаты удивительно сердечно относятся к пленным в их несчастном положении, они делят с ними свою скудную порцию. Я сам не раз замечал, как солдаты моей роты во время похода выходили из строя для того, чтобы поделиться последним сухарем с каким-нибудь несчастным французом, замерзавшим у дороги на снегу[148].

14 ноября. Четверг.

Выступили в 9 часов утра. Переправа через Днепр в самом Копысе была крайне затруднительна, так как мосты были очень плохи. Должны были переправляться чуть ли не поодиночке, что отняло много времени. Впрочем, весь переход был небольшой. Главная квартира направилась в Староселье, деревня по дороге от Могилева на Смоленск. Мы разместились в бараках недалеко от главной квартиры. Великий князь Константин Павлович прибыл сегодня в армию. Он снова вступил в командование нашим корпусом, что нам не особенно приятно, так опять пойдет в ход педантизм.

15 ноября. Пятница.

Выступили в 8 часов утра. Главная квартира заняла маленькое местечко Круглое, а мы заняли слободку. Великий князь, став во главе кавалерии для похода, появился лишь в одном мундире без пальто, несмотря на сильный холод[149]. Он желал подать пример, но нам было только холодно, глядя на него.

16 ноября. Суббота.

Наша дивизия стала по квартирам в Заозерьи. Пришли только в 7 часов вечера после 12-часового похода. Погода была отвратительная: сильный ветер, дождь и холод. Весь полк разместился в 3-х домах, но, несмотря на такое стесненное положение, мы были счастливы, что попали на квартиры. Направление, в котором мы следуем, идет параллельно дороге, идущей от Орши на Минск.

17 ноября. Воскресенье.

Дивизия, выступив в 8 часов утра, стала по квартирам в Белавичи. Было очень холодно, но, так как дорога шла лесом, мы были защищены от ветра, поэтому холод был менее чувствителен, чем вчера. Утром получено неприятное донесение, что Наполеон, несмотря на армию адмирала Чичагова[150], успел перейти Березину, спасен и наступает на Вильно. Однако прибывший днем курьер доложил, что арьергард французской армии совершенно разбит соединившимися армиями адмирала Чичагова и графа Витгенштейна[151] у Борисова. Граф Витгенштейн выдвинулся вследствие нескольких удачных дел с неприятелем под Полоцком в первых числах июля, когда он от нас отделился. Лучше было ему не гоняться за этими победами а не допустить ухода Наполеона. Никто не может дать себе отчета, почему мы не опередили Наполеона у Березины или не появились там одновременно с французской армией[152]. Мы изнурены от этого не меньше, а пользы никакой. У нас большая убыль в людях от наших переходов, и во всем полку ни в одной роте нет под ружьем более 50 человек[153].

18 ноября. Понедельник.

На местах. Главная квартира князя фельдмаршала передвинулась вперед к Березине.

19 ноября. Вторник.

Двинулись на Орешковичи, эта деревня на левом берегу Березины ниже Борисова.

20 ноября. Среда.

Наша дивизия перешла Березину с большими затруднениями. Перейдя Березину, двинулись в том же направлении параллельно дороге, идущей от Борисова на Минск, и остановились по квартирам в Беличанах.

21 ноября. Четверг.

На местах. Сегодня полковой праздник нашего полка[154]. За отсутствием православной церкви отслужили молебен в костеле, а затем все обедали у полковника Посникова, командовавшего полком после падения Криднера.

22 ноября. Пятница.

Дивизия, продолжая наступление, прошла в Клинники. Князь фельдмаршал нас оставил и поспешил к адмиралу Чичагову, который после своих подвигов у Березины, преследовал французов по направлению к Вильно.

23 ноября. Суббота.

Мы совершили переход в 30 верст при сильнейшем ветре. Я не справился о названии деревни, в которой остановился полк, так как в ней не было ни одной живой души, когда мы прибыли. В Смолевичах мы перерезали дорогу, идущую на Игумен, а затем главная квартира остановилась в Дейнаровке, деревне, не доходя которой наш полк стал по квартирам. Этот переход чрезвычайно утомительный; в полку много отставших и пятеро умерло.

24 ноября. Воскресенье.

Поход такой же тяжелый, как и вчера, а холод еще сильнее[155]. Мы шли все проселками, оставив Минск вправо. Стали по квартирам в Галицы. Нас было 23 офицера в одной комнате и все без обеда, так как наш обоз не мог своевременно прибыть из-за дурной дороги. Солдаты тоже почти без квартир и обеда. Сегодня убыль в людях еще более, нежели вчера; много замерзло.

25 ноября. Понедельник.

Дневка. Мой двоюродный брат Иван[156] произведен в офицеры, назначен в Литовский полк и вчера прибыл. Мне было очень приятно его увидеть, и он остался у нас ночевать.

26 ноября. Вторник.

Чувствуя себя нездоровым вследствие утомления, я не мог идти с полком; поэтому в 1 час ночи с понедельника на вторник я уехал в санях с братом Иваном и нашими квартирьерами вперед. Холод был страшный, поэтому, проезжая мимо барской великолепной усадьбы, не могли воздержаться от просьбы оказать нам гостеприимство на несколько часов. Еще не было 4 часов утра, никто не ожидал гостей в такой неположенный час. На наше счастье хозяин дома умер, а вдова его была больна, поэтому доктор и другие близкие люди бодрствовали. Нас приняли хорошо, развели в камине огонь, напоили нас чаем, кофе и пуншем. В этом приятном убежище мы оставались до 7 часов утра, затем продолжали наш путь и прибыли на полковые квартиры в Колоницы много раньше полка. Здесь я с братом простился, он отправился в свой полк.

27 ноября. Среда.

Полк выступил по направлению к Ошмянам и остановился в Затычино. Продолжая болеть, я уселся в сани и прибыл в Затычино раньше полка.

28 ноября. Четверг.

Полк выступил в Ершевичи, а я, как и вчера, отправился в санях.

29 ноября. Пятница.

Полк остановился в Сидоровке. Этот переход я тоже совершил в санях с квартирьерами.

30 ноября. Суббота.

Я выздоровел и был дежурным по дивизии. Холод давал себя чувствовать сильнее, чем когда-либо. Я был с рапортом у генерала и очень настрадался от холода.

1 декабря. Воскресенье.

Выступив в 8 часов утра и направляясь все проселками по направлению к Ошмянам, остановились в Новоселках. 5-й и 6-й корпуса в составе двух гвардейских дивизий и одной кирасирской дивизии получили приказ идти в Вильно расположиться по квартирам. Французы разбиты у Сморгони. Они потеряли 86 пушек.

2 декабря. Понедельник.

Были в походе с 8 часов утра до 1 часу дня. Заняли квар тиры в Борунах. 6-й корпус раньше нас тут занял квартиры. Разнесся слух, что Наполеон из армии уехал в Париж[157].

3 декабря. Вторник.

Наш полк прошел мимо Ошмян по направлению к Вильно и остановился в околице вблизи большого тракта от Ошмян на Вильно. Переход этот я совершил с квартирьерами. Проехав от Ошмян большой дорогой около 2 верст, мне представилась возможность видеть ужасное зрелище. Поля были совершенно усеяны трупами; не преувеличивая можно сказать, что их приходилось по 20 на каждую квадратную сажень; все местечки, деревни, трактиры опустошены и переполнены больными и умирающими[158].

4 декабря. Среда.

Наш полк, пройдя местечко Рукойни, остановился в 10 верстах от Вильно в д. Долговая. Холод бы ужасный. Я снова ехал с квартирьерами и опять видел те же картины на большой дороге. Наша квартира очень холодна, я с трудом согрелся.

14

Вильно после французов

5 декабря. Четверг.

Мы торжественно вступили в Вильно после полудня. Переход был всего в 10 верст, но сильный холод и время, проведенное в ожидании у заставы перед вступлением, нас измучили. Мы прошли церемониальным маршем перед фельдмаршалом, которого окружал народ. Могучее «ура» гремело в воздухе, и наш старый генерал прослезился. Когда я проходил мимо него, он меня поздравил с хорошими квартирами. Я был очень польщен таким вниманием. Настал конец кампании, прославившей нас навеки, и наша Родина спасена. Наполеон бежит в одиночестве, многочисленная его армия более не существует. Мне отвели квартиру у некоего Куликовского, по виду он добрый старик. Хорошая чистая постель была к моим услугам, мне не верилось моему счастью. Хорошая постель, хорошая комната и конец походу — это слишком много сразу.

6 декабря. Пятница.

Кто бы поверил, что я в эту ночь хуже спал, нежели на бивуаках и на самых плохих квартирах. Я думаю, что привычка к плохой постели, рано вставать и радость — все это причина тому, что я плохо спал. Я встал чуть свет и начал писать письма; остальная часть дня пошла на приведение в порядок моего гардероба, который был в отчаянном состоянии.

8 декабря. Воскресенье.

Сегодня наш полк заступил в караулы; я был дежурный. Великий князь присутствовал на параде. Вчера мне пришлось видеть на гауптвахте пленного француза, при котором был его 11-ти летний сын. Это был прелестный мальчик; его привязанность и любовь к отцу, его мужество в бедствии, которое он уже сознавал, заставили обратить на него внимание. Мальчику дали немного супу, и, так как он не ел в продолжении нескольких дней, то был очень благодарен за еду. Я предложил ему поселиться у меня, и, хотя он сознавал, что ему будет хорошо, но ни за что не согласился, так как не счел возможным оставить своего отца в положении, в котором тот находился.

11 декабря. Среда.

Государь прибыл в Вильно. Весь город был на параде. Помилованные поляки старались выказать свою преданность.

12 декабря. Четверг.

День рождения государя. Вечером город был великолепно иллюминирован. Были употреблены те же самые украшения, которые употреблялись во время празднеств, устраиваемых Наполеону, с некоторыми необходимыми изменениями, так заменена буквой «А» буква «Н», заменен русским двуглавым орлом — одноглавый французский. По-видимому, радость и ликование были всеобщие. Фельдмаршал дал бал, окончившийся в 4 часа утра. Два неприятельских знамени, очень кстати полученные от генерала Платова из авангарда перед самым балом как трофеи, были повергнуты к стопам государя, когда он входил в зал и тут же его величество возложил на князя Кутузова орден св. Георгия 1-й степени[159]. Генерал Потемкин[160] назначен командиром нашего полка.

14 декабря. Суббота.

Состоялся парад нашего полка. Со времени прибытия государь впервые высказал, что сердит на нас за историю с Криднером. Его величество приказал полковнику Посникову явиться в кабинет для объяснения.

15 декабря. Воскресенье.

Фельдъегерь графа Аракчеева[161] явился ко мне с приказанием быть у Мякинина[162], адъютанта графа. Сегодня я отправился к Мякинину, который мне вручил письмо г-жи Б., из коего я узнал, что она познакомилась с Пукаловым[163] и ей удалось через него расположить ко мне графа Аракчеева. Он обещал ей устроить мне командировку курьером в Петербург. Я просил адъютанта Мякинина представить меня графу, он обещал исполнить это завтра.

16 декабря. Понедельник.

Нас всех потребовали к полковнику Посникову для объявления, что государь очень недоволен нами и если в настоящее время он не налагает взыскания на главных зачинщиков, то только благодаря великому князю, которому он обещал это, и, кроме того, полковник Криднер, покинув армию, связал его своим недостойным и низким поступком. Затем полковник нам сообщил, что государь дает полковнику Писареву армейский полк для того, чтобы он, отличившись, мог оправдать в его глазах снисхождение, оказанное ему его величеством. Вместо Писарева назначен командиром нашего батальона полковник Набоков[164]. От полковника Посникова мы отправились представиться нашему новому командиру полка генералу Потемкину, а оттуда я отправился к графу Аракчееву, который был занят и не мог меня принять, поэтому мое представление отложено еще на один день. При объяснении с полковником Посниковым государь сказал: «Федор Николаевич, я бы не посмотрел, что это полк Петра Великого. Я раскассировал бы его, но просьба великого князя и поведение Криднера мне связали руки, вам много и много надобно служить, чтобы заставить меня забыть происшедшее».

18 декабря. Среда.

Наконец сегодня меня принял очень приветливо граф Аракчеев, но решительно объявил мне, что пока государь и великий князь здесь, он меня курьером послать не может. Брат Николай выздоровел от полученной раны и сегодня прибыл в Вильно.

19 декабря. Четверг.

Нас оповестили быть готовыми выступить при первом приказе.

20 декабря. Пятница.

Хоронили поручика Ведемейера[165]. Вот уже второго офицера мы лишаемся в Вильно. Осипов[166] был первый. Эти господа, которых пощадили пули и морозы, не вынесли моровой язвы в Вильно.

21 декабря. Суббота.

У меня был Буйневич, тот самый, у которого я стоял на квартире в Мацковичах. Он выражал мне свое удовольствие, видя меня здоровым и невредимым.

23 декабря. Понедельник.

Выступление назначено на завтра. Наши квартирьеры уехали сегодня.

15

Поход на Мереч

24 декабря. Вторник.

Мы были под ружьем с 7 часов утра. Государь произвел нам смотр в Погулянках, а в 11 часов утра мы выступили из Вильно. Мы направились на Гобот, не доходя которого мы остановились по квартирам в Свиотниках. Наша 3-я бригада, егеря и Финляндский полк после смотра возвратились в Вильно на некоторое время.

25 декабря. Среда.

Каждый полк выступил поочередно, отдельно. Наш полк, выступив в 7 часов утра, совершил довольно большой переход. Наш батальон, пройдя за Лейпуны версту, остановился в с. Захары.

26 декабря. Четверг.

Дневка в Захарах.

27 декабря. Пятница.

Выступили в 7 часов утра. Штаб-квартира генерала Лаврова направилась на Камень. Наш батальон прошел местечко Ораны, занял квартиры в с. Околица-Талькуны. Как дежурный, я, прежде нежели отправиться на квартиру, явился с рапортом к генералу Лаврову, и по обыкновению он поручил мне передать одно его распоряжение Преображенскому полку. Зная хорошо, что он забывает тотчас половину своих распоряжений, что данное им теперь тоже совершенно бесцельно и бесполезно и что, наверное, пока я добрался бы до преображенцев, это распоряжение будет отменено, то я решил не утруждать себя посещением Преображенского полка; я отправился прямо в Околицу-Талькуны, проехав через лес, отделявший это село от м[естечка] Ораны. Я хорошо поступил, так как ночь меня захватила бы в лесу, в котором я мог заблудиться, не принеся никому никакой пользы.

28 декабря. Суббота.

Мереч, местечко на берегу Немана. Выступив в 9 часов утра, мы прибыли в Мереч раньше государя, который прибыл к обеду. Наконец мы на границе, отделяющей нас от герцогства Варшавского[167] только рекой Неман.

30 декабря. Понедельник.

Взвод нашего полка и Преображенского были назначены расстрелять корнета Нежинского Драгунского полка Городецкого, приговоренного к смерти полевым судом за перебег к неприятелю. Молодой человек, поляк по происхождению, во время отступления нашего умышленно отстал, перешел к французам, а затем взят в плен в Вильно казаками. Приговор приведен в исполнение в 10 часов утра. Это зрелище расстроило меня на весь день[168].

31 декабря. Вторник.

Получен приказ выступить завтра[169]. Наши квартирьеры уехали сегодня. Мы перейдем границу.

16

КОММЕНТАРИЙ

За основу публикации дневника декабриста П. С. Пущина 1812—1814 гг. взят текст одесской газеты «За царя и Родину» 1908 г. Дневник 1812 г.:

№ 49 (2 марта), № 51 (5 марта),.№ 57 (9 марта), № 59 (12 марта), № 63 (16 марта), № 65 (19 марта), № 69 (23 марта), № 71 (26 марта), № 75 (30 марта), № 78 (3 апреля); Дневник 1813 г.: № 81 (6 апреля), № 83 (9 апреля), № 87 (13 апреля), № 88 (17 апреля), № 91 (20 апреля), № 93 (22 апреля), № 99 (30 апреля), № 105 (9 мая), № 110 (14 мая), № 113 (18 мая); Дневник 1814 г.: № 115 (21 мая), № 118 (25 мая), № 120 (28 мая), № 125 (4 июня), № 129 (8 июня), № 131 (11 июня). В последнем номере были также напечатаны «Разные воспоминания» П. С. Пущина, публикуемые в приложении.

Существуют две редакции дневника 1812 г. — газетная и опубликованная в сборнике «Отечественная война 1812 года. Исторические материалы лейб-гвардии Семеновского полка» (Полтава, 1912). Вторая публикация по объему несколько меньше первой, причем перевод текста идентичен, за исключением терминологических уточнений и отсутствия газетных опечаток. Поэтому при подготовке данного издания предпочтение отдано первой, наиболее полной публикации. Дневник 1813—1814 гг. публикуется по единственному тексту — газетному.

Ввиду того, что оригинала дневника П. С. Пущина не сохранилось, а в наличии имеется лишь опубликованный текст перевода с французского, при подготовке настоящего издания были исправлены явные опечатки и стилистические несообразности. Отсутствие рукописи, однако, не дало возможности выявить, где те или иные ошибки допустил переводчик или издатель, а где сам автор.

При подготовке комментария для пояснения описываемых событий, характеристики оценок автора использовались исследования дореволюционных и советских авторов, мемуары современников, архивные материалы, ссылки на которые, как правило, даются в примечаниях.

Биографические сведения о многочисленных упоминаемых П. С. Пущиным лицах почерпнуты из военно-исторических, генеалогических, справочных изданий, а также архивных фондов Департамента герольдии Правительствующего сената (ЦГИА), Инспекторского департамента, коллекции формулярных списков, музея лейб-гвардии Семеновского полка (ЦГВИА), Псковского губернского предводителя дворянства, Псковского губернского дворянского депутатского собрания, канцелярии Псковского губернатора (ГАПО), Псковской духовной консистории (ВФ ГАПО).

Подготовка текста и составление комментария осуществлены В. Г. Бортневским.

[1] Этот и последующий абзацы — позднейшая вставка автора в текст дневника.

К марту 1812 г. Наполеоном были завершены основные военные приготовления для похода на Россию. Главные силы французской армии были сконцентрированы на территории Германии, в непосредственной близости от русской границы. Выступление гвардии из Петербурга имело целью усилить русские войска на западной границе. Однако к июню 1812 г., несмотря на дополнительную переброску войск после подписания секретного союзного договора со Швецией и Бухарестского мира с Турцией, русская армия насчитывала лишь 240 тыс. человек против 600-тысячной армии противника.

[2] Криднер Карл Антонович (1781—?), с 1809 г. по 16 августа 1812 г. командир лейб-гвардии Семеновского полка, впоследствии произведен в генерал-майоры.

[3] Посников Федор Николаевич (1784—1841), с 16 августа по 12 декабря 1812 г. исполнял обязанности командира лейб-гвардии Семеновского полка, с 1813 г. командир Малороссийского гренадерского полка, генерал-майор.

[4] ...барон де-Дамас (впоследствии министр иностранных дел Франции при Людовике XVHI)—Дамас Максим Иванович (1785—1862), барон, из семьи французов-эмигрантов, с 24 декабря 1812 г. командир Астраханского гренадерского полка и бригадный командир, в 1813—1814 гг. генерал-майор. Впоследствии известный государственный деятель Франции (Дама Анн Жацент Максенс) в период правления Людовика XVIII и Карла X, в 1823—1824 гг. военный министр, в 1824—1828 гг. министр иностранных дел.

[5] Писарев Александр Александрович (1780—1848), с 1813 г. командир Киевского гренадерского полка, генерал-майор.

[6] Костомаров Сергей Александрович, с 1813 г. полковник.

[7] Окунев Гаврила Семенович (1785—1843), в 1812—1814 гг. штабс-капитан, впоследствии генерал-майор.

[8] Бринкен Христофор Александрович, штабс-капитан, в 1813 г. произведен в капитаны, впоследствии генерал-майор.

[9] Чичерин Александр Васильевич (1793—1813), поручик.

[10] Трубецкой Сергей Петрович (1790—1860), подпоручик, в 1813 г. произведен в поручики, впоследствии полковник. Член Союза Спасения, Союза Благоденствия, один из руководителей Северного общества декабристов, осужден к 20 годам каторжных работ; Трубецкой Александр Петрович (1780—1853), в 1812 г. прапорщик, подпоручик, в 1813 г. произведен в поручики, в 1814 г. — в штабс-капитаны, впоследствии полковник.

[11] ...первый за 14 декабря сослан в Сибирь, а Чичерин ранен под Кульмом и через несколько дней умер в Праге — позднейшая вставка автора в текст дневника.

[12] Зотов Александр Захарович, в декабре 1812 г. произведен в прапорщики, в 1813 г. — в подпоручики.

[13] Сестры П. С. Пущина — Александра Сергеевна и Елизавета Сергеевна (?—1847). Кто такая г-жа Б. установить не удалось.

[14] ...третное жалование, которым нас наградил государь — для облегчения сборов Александр I пожаловал всем чинам полка дополнительно третью часть годового оклада (Дирин П. И. История лейб-гвардии Семеновского полка. 1683—1883. В 2 т. Т. 1. СПб., 1883. С. 384).

[15] Розен Григорий Владимирович (1782—1841), генерал-майор, командир гвардейской пехотной бригады (Преображенский и Семеновский полки), в 1813 г. произведен в генерал-лейтенанты, впоследствии генерал-адъютант, генерал от инфантерии, сенатор, член Государственного совета.

[16] Имеется в виду Кашкаров Николай Иванович (1788—?), подпоручик, в 1813 г. произведен в поручики. В 1820 г. капитан Н. И. Кашкаров командовал 1-й гренадерской («государевой») ротой, с неповиновения которой и началось знаменитое выступление Семеновского полка. Он не выдал списка солдат — зачинщиков волнений, был переведен подполковником в Бородинский пехотный полк, а затем (по окончании следствия) лишен чинов, орденов и разжалован в рядовые (см. также с. 199).

[17] Жадрицы — родовое имение Пущиных в Новоржевском уезде Псковской губернии (в «25 верстах от Михайловского»). П. С. Пущин жил в Жадрицах, когда А. С. Пушкин был в Михайловской ссылке, и поддерживал связи с поэтом (Иезуитова Р. В. Письмо Пушкина к П. А. Осиповой//Временник Пушкинской комиссии. 1965/Ред. М. П. Алексеев. Л., 1968. С. 37—38; Цявловская Т. Г. Отклики на судьбы декабристов в творчестве Пушкина//Литературное наследие декабристов/Отв. ред. В. Г. Базанов и В. Э. Вацуро. Л., 1975. С. 204—205).

[18] Сипягин Николай Мартемьянович (1785—1828), флигель-адъютант и полковой адъютант лейб-гвардии Семеновского полка, капитан, в декабре 1812 г. произведен в полковники, впоследствии генерал-лейтенант.

[19] Панютин Федор Сергеевич (1790—1865), подпоручик, в 1813 г. произведен в поручики, впоследствии генерал-адъютант, генерал от инфантерии, член Государственного совета.

[20] ...прославившегося впоследствии в Венгерской кампании — позднейшая вставка автора в текст дневника. В 1849 г. отряд под командованием Ф. С. Панютина (4 пехотных полка и артиллерийская бригада) входил в состав 150-тысячной русской армии, оказавшей решающую помощь австрийцам при подавлении революции в Венгрии. П. С. Пущин с иронией говорит о «славе» Ф. С. Панютина: интервенция царизма получила осуждение не только в среде прогрессивно мыслящих людей, но и в широких кругах русского общества, включая даже значительную часть высшей аристократии (см.: Нифонтов А. С. Россия в 1848 году. М., 1949. С. 298—307).

[21] ...много толковали о Сперанском и Магницком, которых обвиняли в измене — 11 марта 1812 г. в результате интриг дворянской реакции был арестован Михаил Михайлович Сперанский (1772—1839), статс-секретарь Александра I, товарищ министра юстиции, член Комиссии составления законов, автор ряда законопроектов, несколько ограничивавших самодержавие при сохранении крепостного права. Подвергся опале и ближайший помощник Сперанского Михаил Леонтьевич Магницкий (1778—1855), позднее получивший известность своей крайне реакционной деятельностью в области народного просвещения. Эти аресты взбудоражили русское общество, так как они означали отказ царя от каких-либо преобразований в России. «Никакое происшествие в моей памяти не возбудило всеобщего внимания до такой степени как это, — вспоминала жена петербургского губернатора В. И. Бакунина, — все забыто — одно занятие, одна мысль, один у всех разговор» (Бакунина В. И. Двенадцатый год//рс. 1885. Т. 47. № 9. С. 393).

[22] Пущин Михаил Иванович (1763—1841), отставной секунд-майор, брат отца П. С. Пущина, совладелец Жадриц, староста церкви св. Иоанна Богослова.

[23] Имеется в виду отец Иоанн Федосеев (1776—1840), священник церкви св. Иоанна Богослова в Жадрицах.

[24] Пущин Сергей Иванович (1752—1811), действительный статский советник, обер-прокурор Межевого департамента Правительствующего Сената.

[25] 23 марта 1812 г. был принят Манифест «О наборе рекрут с 500 душ по два человека».

[26] Александр I (1777—1825), в 1801—1825 гг. император всероссийский.

[27] Бибиков Гаврила Гаврилович (1785—?), подпоручик, в 1813 г. произведен в поручики, впоследствии полковник.

[28] Пущин Николай Николаевич (1792—1848), прапорщик лейб-гвардии Литовского полка, в 1813 г. произведен в поручики. Был близок с П. И. Пестелем, Н. И. Лорером, другими декабристами, выступал против палочной дисциплины в армии. В 1822 г. Н. Н. Пущин в резкой форме выступил против грубого обращения великого князя Константина Павловича с офицерами лейб-гвардии Литовского полка, за что был осужден военным судом к расстрелу. Смертная казнь была, однако, заменена разжалованием в рядовые, лишением дворянства и орденов. Н. Н. Пущин нес все обязанности рядового Литовского пехотного полка, отказался от предложения жить на офицерских квартирах, отпустил своего слугу в деревню. В сентябре 1823 г. Н. Н. Пущину был возвращен чин капитана, в 1828 г. он производится в полковники. В 1834 г. Н. Н. Пущин назначается командиром Дворянского полка (впоследствии Константиновское артиллерийское училище), в 1836 г.— производится в генерал-майоры, в 1847 г.— в генерал-лейтенанты.

[29] Данная запись говорит о несомненном интересе будущего декабриста к социальным проблемам, его недовольстве бедственным положением крестьянских масс, понимании непродуктивности и невыгодности подневольного труда. В России начала XIX в. помещики различными средствами стремились усилить крепостническую эксплуатацию, увеличивая число тягот с наложением их на стариков и подростков, применяя непосильную урочную систему, при которой крестьянам приходилось работать на барщине лишние дни (см., например: Игнатович И. И. Крестьянское движение в России в первой четверти XIX века. М., 1963. С. 15—16).

[30] Александр I выехал из Петербурга 9 апреля, а 14 апреля прибыл в Вильно (Шильдер Н. К. Император Александр I, его жизнь и царствование. В. 4 т. Т. 3. СПб., 1898, С 75—76).

[31] Хрущев Николай Николаевич, прапорщик, в 1813 г. произведен в подпоручики, впоследствии полковник.

[32] Это равносильно крепостному праву — П. С. Пущин дает верную оценку положения значительной части государственных крестьян начала XIX в., плативших помещикам регулярный фиксированный оброк — «чинш» и являвшихся объектом жесточайшей феодальной эксплуатации со стороны дворянского государства (см.: Дружинин Н. М. Государственные крестьяне и реформа П. Д. Киселева. В 2 т. Т. 1. М., 1946. С. 98—99).

[33] Лукьян (Лука) Прокофьев (1789—1866), дворовый человек П. С. Пущина, находившийся с ним во время похода, впоследствии отпущен на волю.

[34] Карцев (Карцов) Иван Петрович, капитан 2-го ранга, командир гвардейского Морского экипажа, впоследствии контр-адмирал.

[35] Великий князь Константин Павлович (1779—1831), брат Александра I, командир 5-го пехотного корпуса, в состав которого входила и гвардия.

[36] Храповицкий Павел Иванович (?—1813), поручик.

[37] Гедимин (Гедиминас) (?—1341), великий князь Литвы, вел борьбу с немецкими рыцарями, препятствовал объединительной политике Московского государства.

[38] Имеется в виду рядовой Тит Гаврилов, который 14 мая вернулся в строй (Материалы архива лейб-гвардии Семеновского полка за 1812 год//Отечественная война 1812 года: Исторические материалы лейб-гвардии Семеновского полка. Полтава. 1912. С. 173—174).

[39] Жадовский Иван Евстафьевич (1786—?), поручик, в 1813 г. произведен в штабс-капитаны, впоследствии полковник.

[40] Голицын Александр Сергеевич (1789—1858), князь, поручик, в 1813 г. произведен в штапс-капитаны, впоследствии полковник.

[41] Принц Ольденбургский Георгий Петрович (1784—1812), первый супруг великой княгини Екатерины Павловны, сестры царя, генерал-губернатор Тверской, Ярославский и Новгородский, главный директор путей сообщения. В мае 1812 г. был направлен Александром I в Вильно.

[42] «Сестры из Праги» — опера австрийского композитора Венцеля Мюллера. Впервые была поставлена в 1794 г.

[43] Селявин Николай Иванович (177?—1833), полковник, в 1812 г. состоял при начальнике Главного штаба царя генерал-адъютанте П. М. Волконском, впоследствии генерал-лейтенант.

[44] Ермолов Алексей Петрович (1777—1861), генерал-майор, начальник гвардейской пехотной дивизии. Во время Отечественной войны 1812 г. начальник штаба 1-й армии, произведен в генерал-лейтенанты, в 1813—1814 начальник артиллерии всех действующих армий, командир Гвардейского корпуса, впоследствии генерал от инфантерии и генерал от артиллерии. В 1816—1827 гг. А. П. Ермолов командовал Отдельным Грузинским (позднее — Кавказским) корпусом, был близок к декабристским кругам, где пользовался большой популярностью и авторитетом. В 1827 г. после окончания суда над декабристами был отстранен от службы и находился в опале. В 1853 г. во время Крымской войны был избран начальником Московского губернского ополчения.

[45] Берников Александр Сергеевич (1788—1844), штабс-капитан, впоследствии тайный советник, сенатор.

[46] Паткуль фон Владимир Григорьевич (1783—1855), полковник в 1813 г. батальонный командир лейб-гвардии Семеновского полка, впоследствии генерал от инфантерии.

[47] Этот свадебный обряд был широко распространен в странах Восточной Европы (см.: Бернштам Т. А. Обряд «расставание с красотой»: к семантике некоторых элементов материальной культуры в восточнославянском свадебном обряде//Памятники культуры народов Европы и европейской части СССР. Т. 38. Л., 1982. С. 46—47).

[48] В ночь с 11 на 12 июня 1812 г. началась переправа наполеоновской армии через Неман в районе Ковно. Не встречая сопротивления, французы по трем дорогам устремились к Вильно. 13 июня был дан приказ Александра I по войскам, объявлявший о вторжении Наполеона и начале войны. Согласно ранее разработанному плану войска 1-й Западной армии, куда входил и Семеновский полк, отступали к Свенцянам, где предполагалось дать первое серьезное сражение.

[49] ...которая вела нас к Славе — по-видимому, позднейшая вставка автора в текст дневника.

[50] Полки Преображенский, Семеновский, Измайловский, Литовский, Финляндский, Егерский, Кавалергардский, Конный, Гусарский, Уланский, Драгунский, Казачий, а также Морской экипаж.

[51] Это соответствовало действительности, французы вступили в Вильно 16 июня, вскоре туда прибыл и Наполеон.

[52] Семенов Петр Николаевич, прапорщик лейб-гвардии Измайловского полка, впоследствии капитан, член Союза Благоденствия.

[53] Речь идет о стычках и перестрелках арьергарда 3-го пехотного корпуса под командованием генерал-майора И. Л. Шаховского с авангардом французской армии под Антоколем, предместьем Вильно, продолжавшихся с 6 часов утра до 9 часов вечера (Поликарпов Н. П. Боевой календарь-ежедневник Отечественной войны 1812 года. Ч. 1.//Тр. Московского отдела Русского Военно-исторического общества. Т. IV. М., 1913. С. 64).

[54] Сегюр, граф, капитан французской армии. Был взят в плен под Антоколем (Там же. С. 64).

[55] Это были рядовые Венедикт Драбулис, Никодим Янковский и Якуб Балтынгосе (Список отлучившихся лейб-гвардии Семеновского полка за время похода 1812 года//Отечественная война 1812 года. Исторические материалы лейб-гвардии Семеновского полка/Сост. С. П. Аглаимов. Полтава, 1812. С. 489).

[56] Корпуса Тучкова и Уварова — речь идет о 3-м пехотном корпусе, которым командовал генерал-лейтенант Николай Алексеевич Тучков (1761—1812), и 1-м кавалерийском корпусе под командованием генерал-лейтенанта Федора Петровича Уварова (1769—1824), впоследствии генерала от кавалерии.

[57] Вопреки мнению М. Б. Барклая де Толли и П. И. Багратиона Александр I принял стратегический план прусского генерала К. Фуля, смысл которого заключался в отступательном маневре 1-й армии к Дрисскому укрепленному лагерю на р. Зап. Двина и нанесении 2-й армией удара во фланг и тыл противника. Дрисский лагерь по своему срединному положению мог препятствовать одновременному движению французской армии на Петербург и Москву. Однако план К. Фуля не учитывал очевидного превосходства Наполеона в силах, которое позволяло ему не только одновременно действовать против 1-й и 2-й русских армий, но и препятствовать их соединению. «Дрисский лагерь мог придумать или сумасшедший, или изменник», — категорически заявляли Александру I некоторые генералы, когда армия вместе с царем оказалась в Дриссе (цит. по: Тарле Е. В. Нашествие Наполеона на Россию. 1812 год. М., 1943. С. 62).

[58] Багратион Петр Иванович. (1765—1812), князь, генерал от инфантерии, командующий 2-й западной армией. П. И. Багратион являлся учеником и сподвижником А. В. Суворова и М. И. Кутузова, он обогатил военное искусство опытом ведения авангардных и арьергардных боев и смелых маневров, был сторонником привлечения народных масс к защите Отечества, отличался большой храбростью. Смертельно ранен в Бородинском сражении.

[59] Численность 1-й западной армии составляла 127 тыс. человек, а 2-й западной армии — 45—48 тыс. человек (Жилин П. А. Гибель наполеоновской армии в России. М., 1974. С. 97—98).

[60] ...стычка в арьергарде у Вислы, в которой наши войска взяли перевес — явная ошибка в тексте. Быть может, имеются в виду успешные действия арьергарда главной колонны под командованием генерал-майора Ф. К. Корфа, который 24 июня под деревней Кочеришки успешно сдерживал французов, дав возможность главным силам спокойно двигаться к Дрисскому лагерю (Там же. С. 105).

[61] 27—28 июня кавалерийские части 2-й Западной армии разгромили польскую уланскую дивизию, входившую в состав наполеоновской армии, в плен было взято около 400 человек (Богданович М. И. История Отечественной войны 1812 года по достоверным источникам. В 3 т. Т. 1. СПб., 1859. С. 162).

[62] Очевидная ошибочность плана К. Фуля, невыгодность Дрисского лагеря привели к решению оставить его. Военный совет с участием Александра I 1 июля 1812 г. высказался за оставление Дрисского лагеря и отступление к Витебску для соединения со 2-й западной армией.

[63] 2 июля кавалерийские части под командованием генерал-майора Я. П. Кульнева, переправившись через Двину у Друи, врасплох атаковали два полка французской кавалерии, взяв более ста пленных, в том числе бригадного командира генерала Сен-Женье (Глинка В. М., Помарнацкий А. В. Военная галерея Зимнего дворца. Л., 1974. С. 122).

[64] Платов Матвей Иванович (1751—1818), генерал от кавалерии, войсковой атаман Донского казачьего войска, во время Отечественной войны 1812 г. и заграничных походов русской армии 1813—1814 гг. командовал Отдельным казачьим корпусом, в 1814 г. получил графский титул.

[65] В ночь на 7 июля Александр I выехал из Полоцка в Москву. Будучи малокомпетентным в военных делах, царь своим присутствием сковывал действия главнокомандующих обеих армий. Это понимали даже ближайшие к самодержцу люди — государственный секретарь А. С. Шишков, министр полиции А. Д. Балашов, граф А. А. Аракчеев, великий князь Константин Павлович, во многом по настоянию которых Александр I и покинул армию (Тарле Е. В. Нашествие Наполеона на Россию. 1812 год. М., 1943. С. 67—71).

[66] Броглио-Ревель Альфонс Гавриил Октав, князь, из семьи французов-эмигрантов, штабс-капитан, в 1813 г. произведен в капитаны, впоследствии полковник.

[67] Барклай де Толли Михаил Богданович (1761—1818), генерал от инфантерии, военный министр, главнокомандующий 1-й Западной армией, с мая 1813 г. главнокомандующий русско-прусскими войсками, в 1814 г. произведен в генерал-фельдмаршалы, в 1815 г. получил княжеский титул. Враждебное отношение великого князя к Барклаю де Толли было следствием интриг, которые вели во время отступления недруги главнокомандующего, в первую очередь Л. Л. Беннигсен. Барклай де Толли был вынужден; дважды (в Витебске и Смоленске) отсылать Константина Павловича к императору под предлогом передачи важных поручений (см.: Борисевич А. Памяти генерала-фельдмаршала, князя М. Б. Барклая де Толли//ВИС, 1912. №2. С. 60—62).

[68] Фредерикс Петр Андреевич, капитан, в 1813 г. произведен в полковники, впоследствии генерал-майор.

[69] Конфликт офицеров-семеновцев с Криднером был важной вехой в истории полка, позволяющей глубже понять предпосылки широко известной Семеновской истории 1820 г. В официальной историографии и мемуаристике искажалась сущность инцидента, утверждалось, что Криднер перестал командовать полком ввиду болезни (см.: Дирин П. История лейб-гвардии Семеновского полка. Т. 2. С. 8—9; Карцов П. П. Первенцы императорской гвардии в очерках их боевой и мирной жизни//РС. 1883. Т. 40. № 12. С. 673—674). Дневник П. С. Пущина — единственный источник, дающий подробное описание этого знаменательного события. Суть случая с Криднером правильно изложена также декабристом М. И. Муравьевым-Апостолом, который в 1812 г. был подпрапорщиком Семеновского полка, в его замечаниях на вышеназванную книгу П. Дирина (Воспоминания и письма М. И. Муравьева-Апостола//Мемуары декабристов: Южное общество/Под ред. И. В. Пороха и В. А. Федорова. М., 1982. С. 171—172).

[70] Лавров Николай Иванович (?—1822), генерал-лейтенант, впоследствии генерал от инфантерии.

[71] 4-й пехотный корпус, усиленный драгунскими и гренадерскими полками, был выслан в район Островно для выяснения местонахождения армии Багратиона.

[72] Остерман-Толстой Александр Иванович (1770—1857), граф, генерал-лейтенант, впоследствии генерал от инфантерии.

[73] Еще вечером 13 июля на смену 4-му пехотному корпусу прибыл 1-й кавалерийский корпус Ф. П. Уварова и 3-я пехотная дивизия П. П. Коновницына. Русским войскам удалось на некоторое время задержать продвижение противника.

[74] П. П. Карцов утверждает, что Криднер и далее не отставал от Семеновского полка, а во время Бородинского сражения, будучи больным, велел разослать между батальонными колоннами ковер и лежал на нем под ядрами (Карцев П. П. Первенцы императорской гвардии в очерках их боевой и мирной деятельности. С. 673).

[75] Речь идет о столкновении арьергарда под командованием генерал-майора П. П. Палена 2-го с кавалерийскими и пехотными частями противника при Лучосе под Витебском. Арьергард удерживал позиции до 5 часов пополудни (Поликарпов Н. П. Боевой календарь-ежедневник Отечественной войны 1812 года. С. 160—161).

[76] Ввиду двукратного превосходства противника под Витебском, занятия французами Могилева и отступления армии Багратиона к Смоленску на военном совете 1-й Западной армии было принято решение оставить Витебск и отступить к Смоленску навстречу 2-й Западной армии.

[77] Свечин Никанор Михайлович (1772—1849), полковник лейб-гвардии Преображенского полка, в 1813 г. произведен в генерал-майоры, впоследствии генерал-лейтенант.

[78] Имеется в виду императрица Мария Федоровна (1759—1828), мать императора Александра I.

[79] Соединение 1-й и 2-й Западных армий под Смоленском было важным событием Отечественной войны, оно разрушило планы Наполеона навязать решающее сражение разрозненным русским армиям. Осуществив отступление к Смоленску, русские войска сохранили свои основные силы, численность их составила 120 тыс. человек (Жилин П. А. Гибель наполеоновской армии в России. С. 114).

[80] В своем дневнике П. С. Пущин ярко отражает настроение, господствовавшее в войсках во время отступления. О глубоком чувстве патриотизма, существовавшем тогда в русской армии, свидетельствуют и другие источники. «Солдаты наши желали, просили боя! — писал тогда же будущий декабрист Ф. Н. Глинка.— Подходя к Москве, они кричали: «Мы уже видим седые бороды отцов наших. Отдадим ли их на поругание? Время сражаться!"» (Глинка Ф. Н. Письма русского офицера. М., 1985. С. 147).

[81] Речь идет о сражении под Клястицами близ Полоцка, в ходе которого русские войска нанесли поражение корпусу маршала Удино.

[82] Войска М. И. Платова нанесли поражение авангарду французской армии у деревни Молево Болото, в плен взято было около 300 человек (Жилин П. А. Гибель наполеоновской армии в России. С. 119).

[83] Себастиани де ла Парта Орас (1775—1851), дивизионный генерал, командир 2-го кавалерийского корпуса, впоследствии маршал Франции.

[84] Достоверность этого подтверждается в письме Александра I принцу Ольденбургскому от 5 августа 1812 г. (см.: Переписка императора Александра I с сестрой великой княгиней Екатериной Павловной. СПб. 1910 С. 264).

[85] Браницкий Владислав Ксаверьевич (1782—1843), полковник, впоследствии действительный тайный советник, обер-церемониейстер и обер-шенк императорского двора; Потоцкий Станислав Станиславович (1787—1831), полковник, впоследствии генерал-адъютант, тайный советник, обер-церемониейстер; Влодек Михаил Федорович (1780—1849), полковник, в 1813 г. произведен в генерал-майоры, впоследствии генерал-адъютант, генерал от кавалерии; Левенштерн Владимир Иванович (1777—1858), барон, ротмистр, старший адъютант главнокомандующего, впоследствии генерал-майор.

[86] Это было следствием ошибочного предположения Барклая-де-Толли, что основная угроза обхода русской армии — на правом фланге.

[87] Об этом же случае писал в своем дневнике и офицер лейб-гвардии Измайловского полка Л. А. Симанский: «...с корпусом ходила одна женщина в синем суконном платье и на вопрошающих ее отвечала и называлась то прачкой Лаврова или армейского солдата женой; но вчерась (запись от 3 августа 1812 г.—В. Б.) сей обман открылся, и ее один казак, от коих ничего на свете и ни один обман укрыться не может, поймал и узнал в ней шпиона поляка» (Симанский Л. А. Журнал//ВИС. 1913. № 1. С. 158).

[88] Дохтуров Дмитрий Сергеевич (1756—1816), генерал от инфантерии, командир 6-го пехотного корпуса.

[89] Многочисленные пожары были прямым следствием жесточайшего обстрела города неприятелем. Другой очевидец этих событий Ф. Н. Глинка писал: «Наполеон приказал жечь город, который никак не мог взять грудью. Злодеи тотчас исполнили приказ изверга. Тучи бомб, гранат и чиненых ядер полетели на дома, башни, магазины, церкви. И дома, церкви и башни объялись пламенем — и все, что может гореть запылало» (Глинка Ф. Н. Письма русского офицера. С. 149).

[90] В течение 6 августа войска 2-й армии отступали по Московской дороге, а 1-я армия, отходя по Петербургской дороге к северу от Смоленска, совершила фланговый маневр, присоединившись вскоре ко 2-й армии.

[91] Полиньяк Ираклий Ираклиевич, граф, из семьи французов-эмигрантов, капитан лейб-гвардии Измайловского полка, в 1813 г. произведен в полковники, в 1814 г. назначен командиром Апшеронского пехотного полка.

[92] После переправы обеих армий через Днепр по инициативе Барклая де Толли для генерального сражения была намечена позиция в районе Усвятья, куда была стянута из Дорогобужа 1-я армия, примкнувшая к левому крылу 2-й армии. 10—11 августа проходили передвижения войск в районе этой позиции.

[93] В ночь с 11 на 12 августа обе армии были отведены на позиции к Дорогобужу, так как при Усвятье имелась возможность обхода противником левого фланга армии Багратиона.

[94] Позиция под Дорогобужем, предложенная генерал-квартирмейстером полковником К. Ф. Толем, по мнению главнокомандующих обеих армий, также была невыгодна для генерального сражения, поэтому был дан приказ выступить к Вязьме.

[95] П. С. Пущин в весьма мягкой форме выражает господствующее в войсках недовольство действиями Барклая де Толли, которое после оставления Смоленска переросло в открытый ропот.

[96] Русские войска, шедшие тремя колоннами, соединились в районе Вязьмы, но позиция там для генерального сражения была найдена невыгодной, поэтому решено было отступать на Царево Займище. Однако прибывший в армию М. И. Кутузов и позицию у Царева Займища счел неудачной, а силы армии недостаточными для генерального сражения. Поэтому войска были отведены на несколько переходов для соединения с подходящими резервами и остановились у с. Бородино, где М. И. Кутузов решил преградить наполеоновской армии путь к Москве.

[97] Кутузов (Голенищев-Кутузов) Михаил Илларионович (1745—1813), граф, позднее князь Смоленский, генерал-фельдмаршал, в 1813 г. главнокомандующий русско-прусскими войсками. М. И. Кутузов являлся выдающимся русским полководцем, поднявшим военное искусство на новую, более высокую ступень развития. В начале Отечественной войны М. И. Кутузов был избран начальником Петребургского, а затем Московского ополчения. Указ Александра I Правительствующему Сенату о назначении М. И. Кутузова главнокомандующим был подписан 8 августа 1812 г.

[98] Император Александр I неприязненно относился к Кутузову, но в критической ситуации он был вынужден пойти на этот шаг. «...Мне оставалось только уступить единодушному желанию, и я назначил Кутузова, — писал царь сестре. — В тех обстоятельствах, в которых мы находимся, я не мог поступить иначе. Я должен был остановить свой выбор на том, на кого указывал общий голос» (Переписка императора Александра I ...С. 87).

[99] Партизанское движение в этот период приняло массовый характер. «Война народная час от часу является в новом блеске, — писал 17 августа 1812 г. Ф. Н. Глинка. — Кажется, что сгорающие села возжигают огонь мщения в жителях! Тысячи поселян, укрываясь в лесах и превратив серп и косу в оружия оборонительные, без искусства, одним мужеством отражают злодеев. Даже женщины сражаются!» (Глинка Ф. Н. Письма русского офицера. С. 149).

[100] Речь идет о бое за Шевардинский редут, явившемся завязкой Бородинского сражения. Несмотря на троекратное превосходство в силах, французам лишь после упорного четырехчасового боя удалось занять Шевардино, но вскоре 2-я гренадерская дивизия выбила их оттуда. И лишь к ночи, когда стало нецелесообразно оборонять разрушенный и отдаленный редут, был отдан приказ об отходе на основные позиции.

[101] Левенштерн Карл Федорович (1770—1840), барон, генерал-майор, начальник артиллерии соединенных русских армий.

[102] Как отмечалось в приказе М. И. Кутузова, «полк сей (Семеновский.— В. Б.) поставлен был в резерв, потом, приближаясь к 1-й линии и прикрывая батареи, выдерживал с непоколебимой твердостью чрез целой день сильную канонаду, картечный и ружейный огонь». За героизм и мужество, проявленные в Бородинской битве, 26 офицеров-семеновцев были награждены орденами (Материалы архива лейб-гвардии Семеновского полка за 1812 году/Отечественная война 1812 года. С. 315—317).

[103] Речь идет о военнослужащих лейб-гвардии Литовского полка.

[104] Двоюродный брат П. С. Пущина был ранен пулей в левую ногу навылет, награжден золотой шпагой с надписью «За храбрость». Ядром оторвало ногу другому Николаю Николаевичу Пущину, поручику того же лейб-гвардии Литовского полка, награжденному за Бородино орденом св. Анны 2-й степени и впоследствии служившему в 1-м кадетском корпусе (Маркграфский А. История лейб-гвардии Литовского полка. Варшава, 1887. С. 36; Прил. С. 9—10, 27).

[105] Арьергард М. И. Платова не смог удержаться на своей позиции при Можайске и, будучи атакован Мюратом, вынужден был сняться с позиции и отступить за главными силами к селу Моденово. М. И. Кутузов, опасаясь, чтобы французы не отбросили совершенно арьергард на главные силы, подкрепил его пехотой и кавалерией, а затем заменил М. И. Платова М. А. Милорадовичем (Поликарпов Н.П. Боевой календарь-ежедневник Отечественной войны 1812 года. С. 528).

[106] Имеются в виду успешные действия арьергарда против атак неприятельской кавалерии у села Крымского. Мюрат был отброшен с большими потерями, его продвижение было остановлено почти на двое суток, что имело существенное значение для продвижения русской армии к Москве (Жилин П. А. Гибель наполеоновской армии в России. С. 172).

[107] П. С. Пущин отражает настроение, господствующее тогда в русской армии. Так, поручик А. В. Чичерин, офицер роты П. С. Пущина, писал 1 сентября: «Мечта отдать жизнь за сердце отечества, жажда сразиться с неприятелем, возмущение вторгшимися в мою страну варварами, недостойными даже подбирать колоски на ее полях, надежда вскоре изгнать их, победить со славой — все это поднимало мой дух... Древние башни Москвы, гробницы моих предков, священный храм, где короновался наш государь, — все это взывало ко мне, все требовало мести» (Дневник Александра Чичерина. 1812—1813/Отв. ред. Л. Г. Бескровный. М., 1966. С. 14).

[108] Пущин Степан Иванович, действительный статский советник, родной брат отца П. С. Пущина, помещик Великолукского уезда Псковской губернии.

[109] На протяжении нескольких недель военный губернатор Ф. В. Ростопчин в своих антифранцузских листовках («афишках») клятвенно заверял москвичей, что французы не войдут в город. Поэтому оставление Москвы явилось полной неожиданностью для ее жителей, вызвало массовое недовольство населения, привело к пьяным погромам, осуществлявшимся деклассированными элементами и вырвавшимися из тюрем преступниками. Москвичи не устроили торжественной встречи Наполеону. Древняя русская столица была покинута практически всем ее населением: когда французские войска вошли в город, в нем находилось лишь несколько тысяч человек (Тарле Е. В. Нашествие Наполеона на Россию. 1812 год. С 198—203; Отечественная война 1812 года и русское общество/Под ред. А. К. Дживилегова, С. П. Мельгунова, В. И. Пичеты. В 7 т. Т. IV. М., 1912. С. 70—72). Вот как описывали те дни другие участники событий. Генерал-майор С. И. Маевский: «Жители ее (Москвы. — В. Б.), не зная еще вполне своего бедствия, встречали нас как избавителей; но, узнавши, хлынули за нами целой Москвой. Это уже был не ход армии, а перемещение целых народов с одного конца света на другой» (Маевский С. И. Мой век, или история генерала Маевского//РС. 1873. № 8. С. 143). Подпрапорщик Семеновского полка, будущий декабрист И. Д. Якушкин: «Не по распоряжению начальства выступило все население Москвы вместе с армией из древней столицы. По Рязанской дороге, направо и налево, поле было покрыто пестрой толпой, и мне теперь еще помнятся слова шедшего около меня солдата: «Ну, слава богу, вся Россия в поход пошла!"» (Записки, статьи, письма декабриста И. Д. Якушкина/Ред. Г. Я. Штрайх. М., 1951. С. 7).

[110] Авдулин. Алексей Николаевич, отставной генерал-майор, ранее служил в Кавалергардском полку.

[111] В Испании уже пятый год шла бескомпромиссная партизанская война против французских захватчиков, сочетавшаяся с революционной борьбой за преобразование общественного строя страны. В марте 1812 г. была принята первая в истории Испании конституция, она ограничивала власть короля и упраздняла многие пережитки средневековья. Недовольство вступлением Наполеона в Москву носило массовый характер. «Я помню, когда адъютант мой Линдель привез приказ о сдаче Москвы, все умы пришли в волнение, — вспоминал С. И. Маевский, — большая часть плакала, многие срывали с себя мундиры и не хотели служить после поносного отступления, или, лучше, уступления Москвы. Мой генерал Бороздин решительно почел приказ сей изменническим и не трогался с места до тех пор, пока не приехал на смену его генерал Дохтуров» (Маевский С. И. Мой век, или история генерала Маевского. С. 143).

[112] Имеется в виду стычка между передовыми частями русской и французской армий (Богданович М. И. История Отечественной войны 1812 года по достоверным источникам. Т. 2. С. 334).

[113] Разумеется, П. С. Пущин не был посвящен в разработанный М. И. Кутузовым план Тарутинского маневра русской армии. В ходе этого марша в задачу арьергарда главной армии, в котором находился и Семеновский полк, входила, помимо прочего, и дезориентация противника путем совершения передвижений в ложном направлении. Войска арьергарда успешно выполнили эту задачу, установив также направление движения и численность наполеоновских войск (Жилин П. А. Гибель наполеоновской армии в России. С. 188).

[114] П. С. Пущин описывает оптический эффект, производимый пожаром Москвы и появившейся тогда же кометой. «Картина была полна страшного эффекта, особенно ночью... — писал другой очевидец этого события А. Е. Егоров. — Огромное пространство небосклона было облито яркопурпурным цветом, составлявшем как бы фон этой картины. По нем крутились и извивались какие-то змеевидные струи светло-белого цвета. Горящие головки различной величины и причудливой формы и раскаленные предметы странного и фантастического вида подымались массами вверх и, падая обратно, рассыпались огненными брызгами... Самый искусный пиротехник не мог бы придумать более прихотливого фейерверка, как Москва — это сердце России — объятая пламенем... Впечатление, производимое на сельчан этой картиною, увенчанною к тому же серебристым отблеском кометы с ее длинным хвостом, было необычайное: женщины плакали навзрыд, мужчины бранили всех — и Бонапарта (так называл народ Наполеона), и русских вождей, говоря: «Как можно было допустить до этого матушку-Москву белокаменную? Зачем наши не дрались на Поклонной горе, не задержали его?"» (Егоров А. Е. Воспоминания/УРС. 1882. № 17. С. 345).

[115] Сомов Николай Григорьевич (1785—?), капитан лейб-гвардии Измайловского полка.

[116] В ходе упорных арьергардных боев 20—22 сентября в плен было взято 10 французских офицеров и 150 нижних чинов, но атакованный вновь у Спас-Куплю Милорадович вынужден был отступить за реку Чернишню (Богданович М. И. История Отечественной войны 1812 года по достоверным источникам. Т. 2. С. 360). Уже 22 сентября войска приступили к сооружению оборонительных укреплений в Тарутино. Тарутинская позиция имела исключительно важное стратегическое значение. Русские войска держали под наблюдением Старую Калужскую, Тульскую и Рязанскую дороги. Это обеспечивало прикрытие баз снабжения в южных областях России, в итоге вынудило Наполеона оставить Москву и отступать по старой Смоленской дороге, т. е. через разоренные войной районы.

[117] Лористон Жак Александр Бернар (1768—1828), бывший французский посол в России, впоследствии маршал Франции. Наполеон направил Лористона в Тарутино для ведения переговоров о перемирии, когда стал окончательно ясен провал его стратегических планов. Миссия Лористона не увенчалась успехом. Слухи о возможном заключении мира распространялись в армии врагами М. И. Кутузова, недовольными его пребыванием во главе армии.

[118] Волконский Петр Михайлович (1776—1852), князь, генерал-лейтенант, генерал-квартирмейстер русской армии, впоследствии светлейший князь, министр императорского двора.

[119] В период пребывания русской армии в Тарутино действия партизанских отрядов особенно активизировались. Они широко развернули борьбу в Московской, Смоленской, Рязанской и Калужской губерниях, совершая ежедневно налеты на противника. Наряду с крестьянскими создаются и успешно действуют армейские партизанские отряды. Осенью 1812 г. партизаны сплошным кольцом окружили французскую армию.

[120] Фельдфебель Иван Алексеев в 1848 году в чине штаб-офицера состоял надзирателем экзерцир-гауза в Инженерном замке — позднейшая вставка автора в текст дневника. Экзерцир-гауз — крытое помещение для строевых занятий.

[121] Подобные чувства испытывали многие офицеры в Тарутино. «Землянкой никто не нахвалился, и я сей первый день переночевал в ней, более тем была она приятна, что была тепла и свежа воздухом, да к тому же провести первую ночь в ней, быв на чистом воздухе и на сырой земле без одной недели четыре месяца, было наиприятнейшей отрадой для меня и утехой также, подобно как бы провести первую ночь свадьбы», — писал Л. А. Симанский (Симанский Л. А. Журнал//ВИС. 1913. № 3. С. 146).

[122] П. С. Пущин был награжден орденом святого равноапостольного князя Владимира 4-й степени с бантом из орденской ленты. Эта награда была учреждена в 1789 г., и заслужить ее можно было только на поле боя. Крест ордена Владимира — золотой, с обеих сторон покрыт красной эмалью, с черной каймой. На лицевой стороне креста на черном фоне круга изображена горностаевая мантия с вензелем СВ под великокняжеской короной. Лента ордена красная с широкими черными полосами по краям.

[123] В соответствии с планом М. И. Кутузова вечером 4 октября из Тарутино с целью обхода позиций противника выступила только часть имевшихся войск, главные же силы, в том числе и гвардия, должны были начать наступление с фронта. Бой, назначенный первоначально на 5 октября, был перенесен на следующий день.

[124] Имеется в виду Иоахим Мюрат (1771—1815), король Неаполя и обеих Сицилий, маршал Франции, командовавший в 1812 г. резервной кавалерией.

[125] Орлов-Денисов Василий Васильевич (1775—1843), граф, генерал-адъютант и генерал-лейтенант, командир лейб-гвардии Казачьего полка, впоследствии генерал от кавалерии.

[126] Беннигсен Леонтий Леонтиевич (1745—1826), граф, генерал от кавалерии, с августа по октябрь 1812 г. исполнял обязанности начальника Главного штаба действующих армий.

[127] Багговут Карл Федорович (1761—1812), генерал-лейтенант, командующий 2-м пехотным корпусом.

[128] Под Тарутино русские войска нанесли серьезный урон неприятелю. Потери французов убитыми и ранеными составили 2,5 тыс. человек, более 1,5 тыс. взято в плен, захвачено 38 орудий, знамя 1-го Кирасирского полка и почти весь обоз. В плен попал французский генерал Дери, убит начальник штаба корпуса генерал Фишер (Богданович М.И. История Отечественной войны 1812 года по достоверным источникам. Т. 3. С. 327). Эта победа, помимо чисто военного, имела большое морально-политическое значение, так как она была первым наступательным сражением русской армии за эту войну, стала решающим толчком, заставившим Наполеона уйти из Москвы.

[129] Имеется в виду визит к Кутузову французского полковника Бертеми с письмом от начальника штаба Наполеона маршала Бертье. В нем вновь выдвигались условия мира. Визит преследовал главным образом разведывательные цели.

[130] Пребывание в Тарутинском лагере дало возможность осуществить важнейшие организационные мероприятия, обеспечивавшие успешный переход в наступление. Много внимания уделялось боевому обучению войск, снабжению армии оружием, боеприпасами, зимним обмундированием, продовольствием. Русская армия за время пребывания в Тарутино значительно окрепла и увеличила свои ряды. Помимо П. С. Пущина, это отмечали и другие мемуаристы. «Продовольствие у нас было хорошее. Розданы были людям полушубки, пожертвованные для нижних чинов из разных внутренних губерний, так что мы не опасались зимней кампании. Конница наша была исправна. Каждый день приходило из Калуги для пополнения убитыми в полках по 500, по 1000 и даже по 2 тысячи человек, большей частью рекрут. Войска наши отдохнули и несколько укомплектовались...» (Муравьев-Карский Н.Н. Записки//РА, 1885. № 3. С. 364). «Стоять под Тарутиным было хорошо и привольно; провизии было достаточно, отдых приятный и выгодный. Не было забот ни о квартире, ни о столе, ни об одежде» (Митаревский Н.Е. Воспоминания о войне 1812 года. М., 1871. С. 117).

[131] Во время сражения под Малоярославцем город несколько раз переходил из рук в руки. Русские войска добились победы над авангардом французской армии, сорвав планы Наполеона и вынудив противника отступить по разоренной старой Смоленской дороге. После этого сражения стратегическая инициатива окончательно перешла к русской армии.

[132] Переход русской армии от Малоярославца по Калужской дороге к Детчино, а затем к Полотняным заводам имел целью лишить Наполеона возможности проникнуть на юг, прочно держать под угрозой коммуникации противника.

[133] Повсеместное отступление французской армии от Боровска на Верею, Можайск и далее по Смоленской дороге началось уже 14 октября.

[134] Казаки М. И. Платова отбили у противника 20 орудий и 2 знамени 19 октября не под Вязьмой, а у Колоцкого монастыря, между Можайском и Гжатском (Жилин П. А. Гибель наполеоновской армии в России. С. 284).

[135] По приказу Наполеона отступавшие французские войска при невозможности увезти имущество уничтожали его, а зарядные ящики взрывали (Богданович М. И. История отечественной войны 1812 года по достоверным источникам. Т. 3. С. 59).

[136] Это не соответствовало действительности. Русские войска подошли к Смоленску 22 октября.

[137] В бою под Вязьмой участвовало 37 тыс. французских и 25 тыс. русских войск. Французы потеряли 6 тыс. убитыми и ранеными и 2,5 тыс. пленными. Они оставили город и отступали к Дорогобужу. Это сражение ускорило моральное разложение наполеоновской армии, усилило панику в ее рядах (Жилин П. А. Гибель наполеоновской армии. С. 287).

[138] 28 октября войска М. И. Платова нанесли тяжелый урон корпусу Евгения Богарне, уничтожив 2 тыс. человек, захватив 87 орудий, более 3,5 тыс. пленных (М. И. Кутузов: Сборник документов. В 5 т. Т. IV. Ч. 2. М., 1955. С. 248).

[139] Милорадович Михаил Андреевич (1771—1825), граф, генерал от инфантерии, начальник авангарда Главной армии, впоследствии петербургский генерал-губернатор. 14 октября 1825 г. смертельно ранен на Сенатской площади декабристом П. Г. Каховским.

[140] Знаменитые партизаны Отечественной войны 1812 г. Сеславин Александр Никитич. (1780—1858), полковник, в 1813 г. произведен в генерал-майоры, впоследствии генерал-лейтенант; Фигнер Александр Самойлович (1787—1813), штабс-капитан, в 1813 г. произведен в полковники, погиб при переправе через Эльбу у г. Дессау; Давыдов Денис Васильевич (1784— 1839), полковник, в 1814 г. произведен в генерал-майоры, впоследствии генерал-лейтенант.

[141] По архивным данным, Милорадович под Смоленском захватил 21 орудие и более 1 тыс. пленных, а Орлов-Денисов уничтожил 1,5 тыс. человек и взял 1300 пленных, 400 повозок с продовольствием и фуражом, более 1 тыс. лошадей и 200 голов рогатого скота (Отечественная война 1812 года: Материалы Военно-ученого архива. В 21 т. Т. XIX. СПб., 1913. С. 163). Партизаны же, кроме 2 тыс. французских солдат, взяли в плен 60 офицеров и генерала Ожеро (М. И. Кутузов: Сборник документов. Т. IV. Ч. 2. С. 248).

[142] Магазин — передвижной склад продовольствия и фуража.

[143] Ней Мишель (1769—1815), маршал Франции, в 1812 г. командовал 3-м пехотным корпусом и группой корпусов.

[144] Богарне Евгений (1781—1824), пасынок Наполеона, вице-король Италии, в 1812 г. командовал 4-м пехотным корпусом.

[145] Грабовский Александр Александрович (?—1812), граф, полковник лейб-гвардии Егерского полка.

[146] О массовой сдаче французов в плен после битвы под Красным пишет и А. В. Чичерин: «Пленных берут партиями непрестанно, они складывают оружие без боя, сами выходят сдаваться и идут к нам, не дожидаясь нападения» (Дневник Александра Чичерина. С. 49).

[147] Корпус Нея был практически полностью разгромлен под Красным. Только незначительной группе войск вместе с самим маршалом удалось бежать в лес к Днепру и добраться до Орши (Жилин П. А. Гибель наполеоновской армии в России. С. 297).

[148] Доброту и отзывчивость русского человека, ярко проявившуюся по отношению к пленным французам, отмечали многие участники Отечественной войны 1812 г. Так, генерал А. Ф. Ланжерон писал: «...наши солдаты, еще находившиеся в отчаянии по поводу пожара Москвы и знавшие, что Наполеон приказал расстреливать русских пленников... убивали прикладами несчастных, попадавших в их руки, называя их сожигателями Москвы... Офицеры по мере возможности противодействовали этому ужасному мщению... Вскоре жалость заместила в сердцах наших солдат эту жажду мщения... Вскоре они смотрели молча и равнодушно на жертвы, которые им рок предоставлял, а потом делились с ними получаемой пищей...» (Ланжерон А. Ф. Записки//РА 1895. № 10. С. 154—155). Другой очевидец вспоминал, как сдавшиеся в плен голодные французы «устремили на пищу полумертвые глаза свои. Несколько русских солдат, оставя ложки свои, встали и сказали прочим товарищам: «Ребята, что нам стоит не поесть! Уступим наше горячее французам!» Вдруг все встали, а пленные французы тотчас бросились к пище, не могши скрыть своего удивления» (Цит. по: Тарле Е. В. Нашествие Наполеона на Россию. С. 343).

[149] Этот же факт приводится в записках офицера гвардейской артиллерии И. С. Жиркевича (Жиркевич И. С. Записки//РС. 1874. Т. 10. № 8. С. 664).

[150] Чичагов Павел Васильевич (1767—1849), адмирал, в 1812 г. главнокомандующий Дунайской армией, а затем 3-й Западной армией.

[151] Витгенштейн Петр Христианович (1768—1842), генерал от кавалерии, командовал 1-м отдельным корпусом, впоследствии генерал-фельдмаршал.

[152] Наполеону удалось обмануть Чичагова у Березины, заставить его сосредоточить основные силы своей армии в месте ложной переправы к югу от Борисова. Войска Чичагова и Витгенштейна не смогли соединиться на Березине до прихода туда французов. Но французская армия понесла колоссальные потери: из 40 тыс. солдат 30 тыс. было убито, ранено или попало в плен (Жилин П. А. Гибель наполеоновской армии в России. С. 305).

[153] Потери были огромны во всей русской армии, шедшей из Тарутино. За два месяца пути из строя выбыло 70 тыс. человек, причем из них 48 тыс. лежало в госпиталях, 12 тыс. было убито или умерло от ран и болезней (Тарле Е. В. Нашествие Наполеона на Россию. С. 329).

[154] День 21 ноября, введение в храм пресвятой богородицы, считался полковым праздником лейб-гвардии Семеновского полка.

[155] Мороз в эти дни превышал 20 градусов, а по ночам доходил и до .30 (Там же. С. 340—341).

[156] Пущин Иван Николаевич (1793—1844), прапорщик лейб-гвардии Литовского полка, родной брат Н. Н. Пущина, впоследствии генерал-майор.

[157] Еще 24 ноября Наполеон передал командование Мюрату, а сам из Сморгони выехал в Париж для скорейшего создания новой армии.

[158] Подобные картины рисуют и другие мемуаристы. «Каждый привал, каждый ночлег был ужасным полем проигранной битвы, тысячи погибали в величайших мучениях, — писал прапорщик Петербургского ополчения Р. М. Зотов. — Воины, пережившие, может быть, Аустерлиц, Эйлау и Бородино, доставались нам теперь очень дешево. Каждый казак брал их десятками в плен и приводил в каком-то бесчувственном состоянии. Они ничего не знали, не помнили, не понимали. Дороги были усеяны их трупами, во всякой хижине валялись они без призрения» (Зотов Р. М. Рассказы о походах 1812 и 1813 годов. СПб., 1836. С. 92). А вот путевые впечатления Д. В. Давыдова, ехавшего из Новых Трок в Вильно: «Путь мой освещаем был пылавшими избами и корчмами, в которых горели сотни сих несчастных. Сани мои на раскатах стучали в закостенелые головы, ноги, и руки. замерзших или замерзающих, и проезд мой от Понарей до Вильны сопровождаем был разного диалекта стенаниями страдальцев...» (Давыдов Д. В. Военные записки. М., 1982. С. 238—239).

[159] За все время существования ордена св. Георгия (с 1769 до 1917 г.) 1-й степенью было награждено всего 25 человек. В период Отечественной войны 1812 г. первую степень этого ордена получил только один М. И. Кутузов. Она имела три знака: крест, звезду и ленту. Равносторонний золотой крест был покрыт с обеих сторон белой эмалью, на лицевой стороне в центральном круге изображен св. Георгий, поражающий змея, а на оборотной — вензель из переплетенных букв СГ. Золотая ромбовидная звезда, носимая на левой стороне груди, имела в середине на желтом и золотом поле вензель св. Георгия, а вокруг него на черном фоне надпись: «За службу и храбрость». Георгиевская лента состояла из трех черных и двух оранжевых полос и носилась через правое плечо под мундиром.

[160] Потемкин Яков Алексеевич (1781—1831), генерал-майор, впоследствии генерал-лейтенант и генерал-адъютант.

[161] Аракчеев Алексей Андреевич (1769—1834), граф, генерал от артиллерии. В 1808—1810 гг. — военный министр, с 1810 г. председатель департамента военных дел Государственного совета. Руководил реакционными преобразованиями в армии, насаждал прусские военные порядки, был активным гонителем суворовской школы. Вместе с тем провел мероприятия по организации и оснащению артиллерии русской армии. В 1812—1814 гг. находился в свите императора Александра I, в боях не участвовал. В 1815—1825 гг. царский временщик Аракчеев играл ключевую роль в управлении государством, осуществлял политику крайней реакции методами полицейского деспотизма («аракчеевщина»).

[162] Мякинин Николай Демидович (1787—1814), полковник, в 1814 г. произведен в генерал-майоры.

[163] Пукалов Иван Антонович, действительный тайный советник, обер-прокурор святейшего Синода.

[164] Набоков Иван Александрович (1787—1852), полковник, в 1813 г. произведен в генерал-майоры, впоследствии генерал-адъютант и генерал от инфантерии.

[165] Ведемейер Егор Иванович (1790—1812), поручик.

[166] Осипов Михаил Григорьевич (?—1812), поручик.

[167] Вассальное государство в системе наполеоновской Франции, образованное по Тильзитскому миру в 1807 г. из той части польских земель, которая была отобрана у Пруссии. В 1812 г. герцогство являлось базой для вторжения Наполеона в Россию.

[168] Об этой казни писал в своем дневнике и А. В. Чичерин, испытавший также глубокое потрясение: «Сердце мое разрывалось, страшная дрожь охватила меня всего... Мое сердце привыкло уже и к более жестоким зрелищам, но страшные приготовления к этой казни, мрачное молчание всей толпы, ужасные мысли о том, что должен был испытывать сей несчастный, сдавили мне грудь, черные мысли вызвали слезы на глазах» (Дневник Александра Чичерина. С. 102).

[169] В приказе М. Н. Кутузова по армии говорилось: «Храбрые и победоносные войска! Наконец вы — на границах империи. Каждый из вас есть спаситель отечества... Не было еще примера столь блистательных побед... Не останавливаясь среди геройских подвигов, мы идем теперь далее. Прейдем границы и потщимся довершить поражение неприятеля на собственных полях его, но не последуем примеру врагов наших в буйстве и неистовствах, унижающих солдата... Будем великодушны: положим различие между врагом и мирным жителем. Справедливость и кроткость в обхождении с обывателями покажет им ясно, что не порабощения их и не суетной славы мы желаем, но ищем освободить от бедствия и угнетения даже самые те народы, которые вооружались против России» (Отечественная война 1812 г.: Сборник документов и материалов/Отв. ред. А. В. Предтеченский и Е. И. Бочкарева. Л.; М., 1941. С. 179—180).

17

1813 ГОД

Поход на Плоцк

1 января. Среда.

Рано утром нас собрали на берегу реки Неман, где отслужили торжественно напутственный молебен. В пределах земли Русской не было больше неприятеля. Наши батальоны спустились по крутым берегам к реке и перешли на ту сторону при барабанном бое и под звуки военного марша. Это была поистине торжественная минута. Это первый шаг к вызову, брошенному Европе. Каждый батальон взбирался на левый берег реки с криками «ура». Восторг был общий. Перейдя Неман, мы находились в герцогстве Варшавском.

Императорская квартира заняла Лейпуны, маленькое местечко, которое мы прошли, чтобы занять квартиры в Вильконицах. Это большой переход, но никто не жаловался на усталость. Каждому из нас было приятно перенести войну подальше от нашей страны[1].

2 января. Четверг.

Опять сделали большой переход и, не доходя местечка Сейна, остановились в д. Стобинки, где я видел трактирщика, пруссака 96 лет, который отлично помнил 7-летнюю войну[2].

Герцогство Варшавское уже несколько лет составляло часть Рейнской конфедерации, управлявшейся саксонским королем[3]. Старый земляк удостоверял, что им жилось гораздо лучше под владычеством пруссаков; в особенности он жаловался на налоги и рекрутчину.

3 января. Пятница.

Наш полк, разместившийся на ночь по разным деревням, собравшись к д. Сейна, сделал очень маленький переход по Краснопольской дороге. Я занял квартиру, не доходя местечка в д. Стабелыцизна.

В Сейне нашли трактир, в котором очень хорошо пообедали. Для нас это было неожиданностью, так как мы привыкли встречать по пути все опустошенным и разоренным, как по дороге в Вильно. Едва я прибыл в Стабелыцизну, как туда прибыл также отряд кавалергардов под командой Каблукова[4]. Вероятно, его по ошибке направили в деревню, уже нами занятую, но мы вынуждены были поместиться вместе до получения.

4 января. Суббота.

Дневка, но не для кавалергардов; их перевели в другую нового распоряжения деревню.

5 января. Воскресенье.

Выступили побатальонно. Наш батальон выступил в 8 ч. утра и, пройдя местечки Краснополье и Сувалки, остановился в Крапивне.

Холод сильный. К нашему счастью местность эта изрезана и покрыта лесами, которые защищали нас от ветра.

Сувалки красивое местечко; здесь со вчерашнего дня помещается императорская квартира. Его величество стоял у окна и смотрел как мы проходили. Говорили, что государь пробудет здесь несколько дней.

6 января. Понедельник.

Выступили побатальонно. Квартиры заняли в Враново, пройдя местечко Рачки. Несмотря на страшный холод, все жиды из местечка Рачки выехали верхом на лошадях навстречу государю. Они вынесли балдахин совершенно вызолоченный, хлеб и много ценных приношений.

Занимаемая нами здесь позиция всего в полверсте от прусской границы. В этом можно убедиться без карты, глядя на постройки. В каждом доме печь с трубой, посуда глиняная немецкого образца, обычаи и нравы жителей больше прусские, нежели польские. Население как будто благосклонно относится к нам и несравненно радушнее, нежели к французам.

7 ноября. Вторник.

Выступили в 8 час. утра, а в 9 уже были в Пруссии. Императорская квартира направилась в Калиново, а мы немного дальше в д. Скамента. Эта местность принадлежала прежде мазурам[5]. Население говорит на наречьи, смешанном польском с немецким. Обычаи и одежда совсем прусские. Наш трактирщик уверял, что не помнит такой суровой зимы как нынешняя. Действительно, холод был страшный и к тому же было совсем мало снега на полях.

8 января. Среда.

Императорская квартира поместилась в Лейке; это очень красивое местечко. Здесь мы сделали привал и нашли очень порядочный трактир, что очень важно в походе. Мы заняли квартиры в полверсте от м[естечка] Лейки в дер. Мунча. Холод не очень сильный, но все-таки было очень неприятно идти из теплой комнаты с рапортом к генералу Лаврову, так как я был дежурный. Несмотря на это, я отправился с рапортом, а оттуда в штаб дивизии в Бараны.

9 января. Четверг.

Дневка в Мунче. Утром я зашел за Писаревым, чтобы вместе отправиться в Лейки к графу Аракчееву, который принял нас очень хорошо. Я вручил адъютанту графа мое письмо к г-же Б. и мой дневник по сегодняшнее число. Я обещал г-же Б. прислать его и сегодня выполнил обещание.

10 января. Пятница.

Сделали переход в 4 версты. Императорская квартира остановилась в Дригаленах, а мы несколько дальше в д. Кружевен.

8-я и 9-я роты заняли общие квартиры. Когда мы проходили через Дригалены, жители вышли навстречу государю, которого приветствовали, как и везде, с нескрываемым восторгом.

11 января. Суббота.

Императорская квартира перешла в Иоганесбург. Наш батальон прошел версту далее, до деревни Миттель-Погобин. Выступив из Кружевен, мы остановились на короткое время в Биале, незначительное местечко, в котором мы все-таки раздобыли кое-что для завтрака. Дорога от Иоганесбурга до Миттель-Погобина проходит через громадный сосновый лес, так называемый Королевский.

12 января. Воскресенье.

Дневка. Наш батальон должен заступить в караул при императорской квартире, и я как дежурный повел его в Иоганесбург. Обыкновенно смена караула происходила у нас без церемонии, а сегодня государю угодно было присутствовать, и так как мы не были подготовлены, то и не угодили ему.

Я провел день в трактире, так как другого помещения не было. Вечером устроена иллюминация. Перед окнами государя воздвигли пирамиду с транспарантом, на котором красовалась надпись:

«Слава Освободителю Европы Александру Великому».

Народ запрудил улицу и не смолкало ура по адресу России. В это время государь, не обращая внимания на восторженные приветствия пруссаков, запершись в своей квартире с несколькими музыкантами Преображенского и Семеновского полков, репетировал с ними обедню, которую по его желанию должны были на завтра служить. Эта репетиция затянулась долго, и я мог отдохнуть лишь в 1 час ночи.

13 января. Понедельник.

Государь опять пришел к смене караула. Заметив, что мои люди без ранцев, рассердился на меня, сделал мне выговор и приказал посадить на 24 часа под арест. Это взыскание, хотя и не строгое, меня очень огорчило, так как оно было наложено не столько за мой промах служебный, сколько за дело Криднера, в котором я принял такое же участие, как остальные мои товарищи. Я передал командование старшему после меня офицеру и приказал ему идти на Курвиену, куда должен был в течение дня прийти наш полк, сам же отправился к графу Аракчееву, который за мной прислал. Он присутствовал при сцене между государем и мной и сказал мне, что его величество сказал ему, что знает меня давно как хорошего офицера, но что счел нужным наказать за мою рассеянность. После этого объяснения я, покинув Иоганесбург, откуда императорская квартира еще не предполагала выехать, отправился в штаб-квартиру генерала Потемкина в Курвиену, а оттуда в Гайдин в мою роту, где я отбывал арест в своей квартире.

14 января. Вторник.

Императорская квартира перешла в Фридериксдорф, а наш полк на версту дальше в Каббаси.

Находясь под арестом, я пошел не с полком, а отдельно. Вечером мне возвратили мою шпагу.

15 января. Среда.

Императорская квартира перешла в Виленберг, мы же — на две версты дальше в Раковницу. Государь был у окна, когда мы проходили через Виленберг, и все население, запрудившее улицы, удивленно смотрело на нас.

Московская кампания нас прославила на всю Европу[6].

Наше помещение, отведенное сегодня, не так тесно, как обыкновенно, да к тому же получен приказ занять еще несколько деревень, которые мы найдем свободными. Вероятно, остановились не на один день.

16 января. Четверг.

Граф Аракчеев передал, чтобы я явился к нему в Виленберг, поэтому, не зная сколько здесь простоим, я немедленно отправился. Граф желал видеть меня только для того, чтобы передать письма от г-жи Б. и получить мои к ней. Он принял на себя передачу моей любовной переписки. Я скоро возвратился из Виленберга, и так как в мое отсутствие еще нашли свободную деревню Прзидун, или Сутзен Гофен, то мне приказали перейти туда с 8-й и 9-й ротами. Я их там разместил, а сам остался ночевать в Раковнице, находящейся вблизи.

17 января. Пятница.

Я с моими офицерами перешел утром из Раковницы в Прзидун. Я должен пояснить, что мои товарищи по квартире все переменились с некоторого времени. Я помещаюсь с офицерами 8-й роты, моими товарищами явились гг. Бринкен, оба брата Храповицкие[7] и оба Рачинские[8]. Зотов тоже был в нашей компании, но по болезни отстал. Князь Дадиан произведен в офицеры и переведен в один из армейских полков, а князья Трубецкие давно отстали от нашего полка.

Едва мы устроились в Прзидунах, потребовали нашего квартирмейстера Николая Храповицкого, который, возвратясь объявил нам, что завтра снова выступаем.

18 января. Суббота.

Выступили по направлению к Яново, но, не доходя до этого местечка, штаб корпуса и штаб нашего полка остановились в Рожене. Мы снова на границе Пруссии и герцогства Варшавского. Королевский лес кончается у Виленберга, поэтому мы очутились в открытом поле. Холод давал себя сильно чувствовать. Я отморозил себе нос и по совету тер его до крови, что причинило мне нестерпимую боль.

19 января. Воскресенье.

Мы сделали очень большой переход. В местечке Яново мы перешли границу и зашли в герцогство Варшавское. Штаб корпуса занял Умио-Заводский, а я с 8-й и 9-й ротами в Студенце — деревне, расположенной не доходя Млавы.

Как дежурный я должен был отправиться с рапортом, но меня одолела такая лень, что я не пошел с рапортом.

Утверждали, что жители герцогства поднялись в числе до 60 тысяч человек и вооружились по большей части топорами[9].

20 января. Понедельник.

Дневка. Получен приказ держать ухо востро и принять меры предосторожности против местного населения, опасались, как видно, восстания. Ввиду этого пришлось выставить караулы, несмотря на то, что бедные солдаты изнемогали от усталости.

21 января. Вторник.

Сделали переход около 3-х верст. Корпусный штаб отправился в Врублево, а наш батальон со 2-м в Линсену.

22 января. Среда.

Переход опять легкий. Кавалергарды заняли квартиры так близко от нас, что совершенно нас стеснили. Остановились мы, не доходя местечка Дробина, в Чашле. Наша квартира до невозможности омерзительная.

Некоторые наши офицеры поздравляли меня, уверяя, что я произведен в полковники, но, так как дневной приказ не был еще получен в полку, то я не решался этому верить[10].

23 января. Четверг.

Дневка. Мы так скверно расположились, что не довольны даже дневке. Заметна разница между этой страной и Пруссией, В этом проклятом герцогстве лишены даже самого необходимого, с трудом можно достать дрянную деревянную кровать. Столы составляют редкость. Комнаты низки настолько, что, несмотря на мой малый рост, я постоянно толкался головой в потолок.

Полагаем, что пойдем дальше на Плоцк. Наши люди совершенно изнурены. Много больных, и если соединить все три батальона, то по численности они равнялись бы одной роте полного состава.

При выступлении из С.-Петербурга в 9-й роте, которой я командовал, находилось 4 офицера, 16 унтер-офицеров и 165 рядовых (это полный комплект), а при вступлении в Вильно из офицеров был один я, два унтер-офицера и 22 рядовых. Все остальные роты были в таком же составе, так что все 12 рот, составлявших полк, едва могли выставить до 300 человек. Такая громадная убыль в людях произошла больше вследствие утомительных переходов, холода и болезни, а не столько от неприятельских пуль и огня.

24 января. Пятница.

Переход не большой, но ветер нас сильно беспокоил. Корпусный штаб направился в Домбровск, а наш полк в Клинов. Нам отвели так мало квартир, что в них могли поместиться только офицеры, а солдатам пришлось разместиться по дворам.

25 января. Суббота.

Плоцк. Вступили в город церемониальным маршем, но в таком малом количестве, что мы представляли ничтожество. Несмотря, однако, на это, государь сам повел нас во главе. К несчастию, наш полк накануне заступал в караул императорской квартиры, поэтому не все части полка успели занять свои места в строю, вследствие чего нам пришлось поморочиться чтобы построиться. Однако нам удалось кое-как собрать 6 малых отрядов, которые мы соединили в один батальон, хотя очень незначительный.

Преображенский полк и наш расположились по квартирам в самом Плоцке, а остальные разместились в предместьях.

Вечером устроили иллюминацию.

Префект города выехал встретить государя у ворот городских. Во время обеда в трактире я видел одного поляка, которого поверг в восторг любезный прием государя, оказавшего ему внимание. Он говорил трактирщику, что вовсе не голоден, что даже думать ему об еде не хочется после чести, оказанной ему его величеством, удостоившим его своим разговором. Я не мог воздержаться, чтобы не сказать этому чудаку, что если государь будет и дальше оказывать ему внимание, то он может умереть от голода.

26 января. Воскресенье.

Утром я нанес визит графу Аракчееву, а вечером был в театре, который оказался из рук вон плохим.

27 января. Понедельник.

Генерал Потемкин объявил мне, что я могу надеть полковничьи эполеты, несмотря на то, что дневной приказ еще не дошел в полк.

Радость моя была неограниченная.

28 января. Вторник.

Желая поделиться своей радостью с близкими людьми, я отправился показать полковничьи эполеты двоюродным моим братьям Николаю и Ивану, помещавшимся в одной деревне, в 3-х верстах от города. Они тоже обрадовались моему производству, и мы расстались лишь поздно вечером. Деревня, в которой квартировали мои братья, — прусская колония: дорога, ведущая от Плоцка туда, проходит через чудесную местность. Я любовался всем и находился в восторженном состоянии. Мне казались места, может быть, прелестнее, нежели они были в действительности. Вообще этот день оставил много хороших воспоминаний; дай бог, чтобы такие дни повторялись почаще в жизни.

29 января. Среда.

Варшава и Пуавы взяты третьего дня[11]. Это донесение, полученное сегодня утром, а также донесение о двух победах, одержанных под Данцигом[12], нас привели в восторг, и при появлении государя на параде раздалось несмолкаемое «ура». Затем, когда его величество возвращался после парада домой, окруженный почти всеми офицерами, появился старый фельдмаршал[13], то у всех внезапно, начиная с самого государя, вырвалось могучее «ура». Это была замечательная минута всеобщего энтузиазма, искреннего, без подготовки.

После я отправился обедать к Арсеньеву[14], командиру конной гвардии, расположенной в одной версте от Плоцка, в деревне Владыва, по дороге, по которой мы прибыли в Плоцк. Со мной был капитан Стюрлер[15]. Нам так понравилась наша прогулка, что мы порешили ее возобновлять почаще, как только представится удобный случай и возможность. Но судьбе угодно было, чтобы это была последняя прогулка, потому что, как только мы улеглись, был получен приказ неожиданный выступить утром и положил конец нашим мечтам.

Капитан Стюрлер, произведенный вскорости в полковники и назначенный командиром лейб-Гренадерского полка нашего корпуса, родом швейцарец. Поступил в русскую службу до кампании 1812 года. Он, кровный аристократ, ненавидел французов. Его приняли поручиком в Семеновский полк. Мы с ним сильно сдружились, он был очень храбрый офицер. Раненый под Пирной, он уверял, что хорошо заметил стрелка, стрелявшего в него, сделал перевязку и, желая отомстить своему врагу, вернулся в строй, но раненный вновь должен был выйти из строя. Он принял от меня 9-ю роту после моего производства в полковники. Он изучил русский язык, но говорил неправильно, чем вызывал наш смех, например, когда хотел сказать «равняйся в затылок», он говорил «равняйся потыльник». Он убит в 1825 году во время восстания 14 декабря[16].

18

Поход за Вислу

30 января. Четверг.

Покинули Плоцк в 8 час. утра. Хотя Висла еще стояла, но лед был слаб. Мы перешли ее благополучно. Перейдя на левый берег, мы двинулись на Блюмфельберг, прусскую колонию в 3-х верстах от Плоцка и в 2-х—от Гомбина. Штаб нашего корпуса направился в Нововески, а императорская квартира осталась в Плоцке.

31 января. Пятница. 1 февраля. Суббота.

Оставались на местах.

2 февраля. Воскресенье.

Государь оставил Плоцк, а мы выступили через Гостынин на Ланиентам, где остановилась главная квартира. Мы стали по квартирам в Ястзембе.

3 февраля. Понедельник.

Императорская квартира перешла в Кладово, штаб корпуса в Дзербицу, а мы в Ходову, в помещичью усадьбу.

4 февраля. Вторник.

Дневка.

5 февраля. Среда.

Императорская квартира перешла в Колло, а мы, не доходя 1-й версты этого местечка, остановились в Хойне. Жиды, одетые в платье похожее на турецкий костюм, приехали верхом навстречу государю.

6 февраля. Четверг.

Дневка. Я отправился к графу Аракчееву, чтобы переслать через него письмо, но узнал в Колло, что он с государем занимает квартиру в полверсте оттуда; я отправил письмо, а сам возвратился в Хойн, не повидав любезного графа.

7 февраля. Пятница.

Императорская квартира перешла в Конин, а мы в Бризен-Голендер. Слово «Голендер» прибавляется к названию каждой прусской колонии, оно происходит от слова «голен», что означает вырезан из леса, и прибавляется к колонистам, потому что они уничтожали леса, чтобы заселить места, сплошь покрытые лесами. Все колонисты живут несравненно лучше поляков и несравненно богаче их.

8 февраля. Суббота.

На местах. Я отправился в Конин, чтобы видеть графа Аракчеева, но и теперь, как прошлый раз, он занимал с государем помещичью усадьбу в некотором расстоянии от местечка, поэтому я посвятил время осмотру местечка. Конин — небольшое местечко, прекрасно расположенное на острове реки Варты, и, издали производит впечатление большого и красивого города. Самое возвышенное место занято развалинами замка короля Болеслава[17]. Я не мог взобраться туда на лошади, но, встретив на Бакушине попутчика-любителя, мы вместе вскарабкались на эту гору и достигли ее верхушки, на которой находились развалины. Оттуда мы любовались чудным зрелищем, представившимся нам, когда государь, окруженный многочисленной свитой, въезжая в местечко, направился к квартире князя фельдмаршала и вошел к нему. Народ толпой, неся иконы, кинулся навстречу государю и не расходился с улиц у дома старого генерала.

Я не сожалел о том, что видел, и возвратился очень довольный в Бризен-Голендер, несмотря на то, что не исполнилось мое желание — видеть графа Аракчеева. Воздух совершенно весенний, поэтому прогулка доставила удовольствие.

Сегодня получено донесение о победе, одержанной графом Витгенштейном в 3-х верстах от Берлина[18].

9 февраля. Воскресенье.

На местах. Я опять совершил маленькую прогулку в Конин. Государь присутствовал в церкви на благодарственном молебне, отлуженном по случаю победы, одержанной под Берлином. Есть предположение, что наши войска заняли уже эту столицу[19].

Король прусский[20] находится в Бреславле, а австрийский[21] удалился, не объявив о том, что они наши союзники.

10 февраля. Понедельник.

Сделав переход в 2 версты, остановились в Туличкове.

11 февраля. Вторник.

Выступив раньше 8 часов утра, остановились в Пиятрозоли на очень скверных квартирах.

19

Квартирование в Калише

12 февраля. Среда.

Вся императорская гвардия, собравшись у Калишских ворот, ждала прибытия государя. Жиды по обыкновению собрались в своих странных нарядах приветствовать государя-победителя, которому они желали выразить свою искреннюю преданность.

Наконец государь прибыл, стал впереди нас, и с развернутыми знаменами при барабанном бое мы торжественно вступили в город, занимаемый всего 8 дней (назад, — В. Б.) французами. Пройдя Калиш с одного конца до другого, я продвинулся еще на одну версту за город и занял квартиру в доме владельца деревни Венгри. Императорская квартира и главная квартира фельдмаршала поместилась в самом Калише.

13 февраля. Четверг.

Я отправился в Калиш по своим личным делам. Сделал визит графу Аракчееву, от которого получил письма и которому передал свои для отправки; остальную часть дня я осматривал город. Он расположен очень близко от прусской границы и довольно красив. Есть несколько двухэтажных домов, бульвар и много колодцев на улицах. Предполагают, что король прусский должен прибыть к государю, поэтому рассчитывают, что остановка здесь будет довольно продолжительной[22].

Я возвратился в Венгри к ночи.

14 февраля. Пятница.

Сегодня наш полк заступил в караул, поэтому я как дежурный начальник караулов отправился в Калиш на 24 часа. Обедал у дворцового коменданта, а ночевал у Бакунина[23].

15 февраля. Суббота.

По смене караула я отправился к генералу Потемкину, у которого обедал.

Возвратясь в Венгри, я застал у себя с визитом помещика, проживающего недалеко. Он просил меня почтить его своим визитом.

16 февраля. Воскресенье.

Государь нам пожаловал в награду шестимесячное жалованье, поэтому я отправился за деньгами в штаб полка, помещавшийся в одной деревне с генералом Потемкиным. Затем я отправился в Калиш с намерением побывать у обедни, но граф Аракчеев задержал меня у себя слишком долго, так что к обедне я опоздал. Вечером был бал, окончившийся поздно, поэтому я ночевал у Бакунина.

17 февраля. Понедельник.

Граф Тимон устроил нам завтрак, поэтому я не мог выбраться из Калиша раньше 2-х часов дня. Возвратясь в Венгри, я застал Ивана[24], который остался у меня ночевать.

18 февраля. Вторник.

В деревне Венгри, помимо дома, который мы занимали с арендатором, был еще один дом совершенно пустой. Мы решили перебраться туда. Это необходимо было сделать в виду болезни нашего сожителя Павла Храповицкого, который серьезно заболел и ему необходим был покой, а наше присутствие его беспокоило. Мы его оставили в этой квартире, а сами перебрались на новую.

Не могу воздержаться, чтобы не упомянуть о болезни Храповицкого, нашего горемыки. 8-го числа в Бризен-Голендере он себя чувствовал еще совершенно хорошо и говорил, что невозможно умереть скоропостижно, так как каждый человек, следя за собой, должен чувствовать приближение смерти, и он готов держать пари, что проживет еще несколько дней. На это я шутя заметил, что не решусь держать за него пари, потому что он завтра умрет. Когда я это сказал, Бринкен чихнул, а известно русское поверье, что сказанное правда, если кто-либо чихнет. Мы все расхохотались, уверяя Храповицкого, что он завтра умрет. Смеялся также и сам Храповицкий, но на другой день он заболел и с того времени не мог поправиться. Болезнь его довольно серьезна.

19 февраля. Среда.

Бринкен со мной обедал у моих братьев в Скальмерийцах.

20 февраля. Четверг.

Днем я был в Калише, а вечером на балу у генерала Потемкина.

21 февраля. Пятница.

Мы были приглашены на обед к владельцу имения Венгри в Каково. Оттуда я отправился к Костомарову. Поляк, у которого он жил, не переставал жаловаться на повреждения и притеснения, которые ему причинил партизан Давыдов, проходя через его владения. Я был вынужден ему заметить, что наш авангард не получил еще приказа в отмену прежнего, по которому их считали обитателями страны нам враждебной, поэтому нельзя требовать, чтоб в разгар преследования неприятельских войск не пользовались случаем брать все, нам необходимое, тем более, что французы, их же союзники, не лучше с ними обходились.

Поляк признал, что действительно французы не щадили их, но что они имели право ожидать и надеяться на совсем другое обхождение со стороны войск императора Александра, благородство и великодушие которого славилось. Наш диспут продолжался довольно долго и окончился изъяснением дружбы и преданности со стороны поляка. Я хорошо знал, чего мне держаться.

22 февраля. Суббота.

Несмотря на приглашение егерей, три версты расстояния и дурная погода вынудили меня отказаться от визита к ним. Я побывал у графа Аракчеева, чтобы передать письма на имя госпожи Б., обедал у Фукса[25] и, не желая остаться на дворянском балу, возвратился в Венгри.

Погода была отвратительная, сильный ветер с градом заставлял закрывать глаза. Кучер сбился с дороги, и я возвратился домой совершенно измокшим, прозябшим и очень поздно. Что было бы со мной, если бы я отправился к егерям и вынужден был сделать 6 верст, т. е. 3 версты туда и обратно.

Зотов выздоровел и присоединился к нам.

23 февраля. Воскресенье.

Павел Храповицкий умер. Это тот самый Храповицкий, из-за которого возникла история с Криднером, который сказал Храповицкому: «Вы идете перед взводом как кукла», и хотя Храповицкий, опасаясь дурных последствий, старался отвлечь офицеров от этой истории, но терпения у офицеров уже не стало, и они ждали только случая, чтобы взбунтоваться.

Мое несчастное предсказание сбылось. Можно действительно стать суеверным.

Фельдмаршал дал бал в Калише, на который я тоже получил приглашение, но, не желая оставить Николая Храповицкого одного как раз в то время, как умер его брат, я остался с ним.

Как видно судьба нашей компании не превышать числом шесть членов ее. Вчера умер Храповицкий, прибыл Зотов.

24 февраля. Понедельник.

Я должен был присутствовать на параде в Калише, но опоздал и очень обозлился, что напрасно совершил это путешествие, так как погода была убийственно скверная.

27 февраля. Четверг.

Сегодня состоялись похороны нашего несчастного товарища. Его похоронили в Скальмерийцах. После похорон я остался обедать у моих двоюродных братьев, которые стояли в этом же селе, и возвратился в Венгри только вечером. Старший Храповицкий, кавалергард[26], был очень удручен.

20

Март

1 марта. Суббота.

Я был в Калише, где получил через графа Аракчеева от г-жи Б. письмо, очень меня огорчившее. Она сомневалась в моей привязанности, думала, что я ее забыл, и поэтому посылала мне упреки. Я подозреваю, что кто-нибудь мне напакостил в ее глазах.

2 марта. Воскресенье.

Я был у обедни в придворной церкви. Его величество вчера причащался, а сегодня тоже присутствовал, вечером же уезжает в Бреславль, где находится прусский король.

Фукс, у которого я сегодня обедал, откровенно мне сказал, что не оправдывает поездку государя первым к королю, а находил, что нужно его ждать в Калише. Я с этим мнением не согласился, так как я находил, что если от этого страдает тщеславие государя, то этот поступок в своих глазах имеет еще больше цены, так как союз с прусским королем нам необходим. У его величества короля прусского более 150 тысяч человек под ружьем, а от этого отказываться нельзя в нашем положении. Мы очень малочисленны. Мы больше потеряли людей от переходов и болезней, нежели в сражениях.

Беседуя таким образом о политике, мы с Фуксом прогуливались по бульварам Калиша, которые очень хорошо содержатся. Они упираются в Просну, у которой разветвляются, одна ветвь идет по правому берегу, а другая по левому. Просна впадает в Варту в 15 верстах от Калиша по направлению к северо-востоку. Г. Калиш, так же как и Вильно, окружен возвышенностями и виден только на близком расстоянии.

7 марта. Пятница.

Праздновали в Калише св. Иосифа — это городской праздник. Я присутствовал у обедни в костеле. После я провел часть времени с Иваном, который был в Калише. Государь возвратился из своей поездки в Бреславль к 9 часам вечера.

9 марта. Воскресенье.

Моя сестра прислала письмо относительно своей квартиры, которое она просила меня передать графу Толстому[27], начальнику императорской квартиры. Рано утром я отправился в Калиш, исполнил поручение моей сестры, но его превосходительство мне сказало, что не имеет времени сейчас прочитать письмо сестры, а чтобы я за ответом пришел к нему позже. Я пошел в церковь к обедни, где был государь. По окончании богослужения я возвратился к графу Толстому, но он еще не имел времени. Черт знает, что это за человек? Ему нужен целый век, чтобы прочитать несколько строк. Во всяком случае, я решил дать ему 24 часа, может быть, за это время, он разрешится.

Граф Аракчеев мне сообщил, что наш государь был встречен прусским королем за две версты от Бреславля. Все прусские войска были под ружьем, и народ несметной толпой кинулся на встречу его величеству, не переставая кричать «Да здравствует Александр! Да здравствует наш избавитель! Ура!».

Государь за свое короткое пребывание в Бреславле нашел время присутствовать на спектакле, на одном балу и утром на параде.

10 марта. Понедельник.

В Калише имеется военное училище: я имел случай видеть много молодых людей, воспитанников училища, под ружьем на похоронах одного их товарища. Они очень стройны; одеты по французскому образцу в синий мундир с красными отворотами и широкие панталоны. Вооружение их пропорционально росту, и носят они его изящно. Унтер-офицерам присвоены эполеты, у старших — серебряные, а у младших — шерстяные.

11 марта. Вторник.

Наконец, граф Толстой соблаговолил дать ответ, даже удовлетворительный, так как он обещал написать графу Головину[28] в Петербург, чтобы после свадьбы барышни де-Рибас[29] ее комнаты были отведены моим сестрам. Это все, о чем его просили, поэтому я очень обрадовался за сестер.

По выходе от графа Толстого я поспешно пообедал, а затем отправился на учение. Остальную часть дня я провел у графа Потемкина.

12 марта. Среда.

Мы заступили в караулы в Калише, где произвели учение в присутствии государя. Его величество остался очень доволен нами и сказал, что теперь нам прощает все, в чем перед ним провинились, поступив нехорошо с Криднером. Действительно, в Вильно государь сказал, что мы много должны сделать, чтобы заслужить прощение, и тогда мы, несчастные, думали, что нам придется бить неприятеля, чтобы достигнуть прощения, упустив совершенно, что одно удачное учение заменит по меньшей мере одну победу. Доказательство — то, что Бородинское сражение и вся бессмертная кампания 1812 г. не могли расположить к нам его величество настолько, как парад в Калише[30]. Курьер привез донесение из Гамбурга, занятого нашими войсками[31].

15 марта. Суббота.

С четверга я страдаю зубной болью; сегодня немного легче и это очень кстати, так как получен приказ придвинуться к Калишу, чтобы быть наготове к сбору во время приезда прусского короля, которого ожидали 18 числа.

16 марта. Воскресенье.

Наша деревня Венгри очень близко от Калиша, и так как она не была нужна ни одному корпусу, приближавшемуся к Калишу согласно вчерашнему распоряжению, то мы к нашему великому удовольствию остались на местах на наших квартирах.

17 марта. Понедельник.

Опухоль моей щеки почти совсем спала, что позволило мне выйти. Я побывал в Калише, а затем на обеде у генерала Потемкина в Смелово.

Погода была чудная, и весенний воздух, которым я надышался во время моей поездки, мне много пользы принес.

Наш парад, назначенный на 18-е число, отменен и перенесен на 21-е.

Король прусский не может приехать в Калиш раньше указанного числа, он еще в Берлине, и дадут знать, когда он возвратится в Бреславль.

18 марта. Вторник.

Я побывал у моих братьев в Скальмерийцах.

21 марта. Пятница.

Мы были под ружьем с 9-ти часов утра. Войска выстроились по Бреславской дороге в три линии и построились в боевом порядке. Фланг правый упирался в Калиш. Государь проехал мимо нас в коляске в сопровождении сотни черноморских казаков[32]. Мы ждали его возвращения до 4-х часов дня при довольно чувствительной жаре. Наконец он прибыл с прусским королем. Они сели на лошадей и в сопровождении многочисленного штаба объехали линии. При приближении каждый батальон салютовал, играл встречу и кричал «ура». После отъезда они отправились на городскую площадь, а войска прошли перед ними церемониальным маршем.

Когда все это кончилось, я изнывал от усталости и, так как знал, что завтра наш полк должен заступить в караулы, следовательно, я должен буду снова возвратиться в Калиш, решил остаться здесь ночевать у Бакунина. Вечером наш город был иллюминирован, но иллюминация не представляла ничего выдающегося.

22 марта. Суббота.

Государь и король присутствовали на учении и параде. Я был дежурным по караулам. Все старшие офицеры гвардии были представлены королю лично государем. Вечером князь фельдмаршал дал бал от имени некоей графини Радулинской, который удостоили своим присутствием государь и король и оставались до 11 часов. Я после ужина возвратился ночевать к Бакунину.

23 марта. Воскресенье.

Перед парадом государь и король были на учении Кавалергардского полка, а я тем временем сделал визит графу Аракчееву. После парада я возвратился в Венгри, где не был два дня. Щека моя опять распухла, видно я рано вышел.

24 марта. Понедельник.

Король прусский оставил Калиш. Я целый день сидел дома, чтобы мой флюс скорее прошел.

25 марта. Вторник.

Назначенный председателем военно-полевого суда, я занялся сегодня делом одного жида, обвиняемого в шпионстве. Этот несчастный не хотел ни в чем сознаваться, может быть он не был виноват, так как перед этим у меня был случай, что прислали ко мне жида под именем Мотьки Зикара с приказом рассмотреть это дело в 24 часа и приговорить его как уличенного в шпионстве. Этот человек прежде всего отрицал имя, которое ему приписали в обвинительном акте, и в доказательство сослался на документы, найденные при нем во время его ареста. Эти документы не были мне доставлены из Главного штаба, а все обвинение было направлено против Мордки, а не против кого другого, поэтому я прервал заседание, чтобы отправиться в Калиш добыть документы, на которые ссылался обвиняемый, или же добыть другие доказательства, после которых не оставалось бы сомнения о его настоящем имени. Меня не поблагодарили за эту отсрочку дела, но так как не могли дать бумаги жида, мне разрешили отложить на день судебное заседание, а в это время мой аудитор (секретарь), собрав справки по тюрьмам, установил, что по ошибке выпустили настоящего Мордку Зикора, а вместо него прислали мне другого жида[33].


Вы здесь » Декабристы » ДЕКАБРИСТЫ - УЧАСТНИКИ ВОИН 1805-1814 годов » Дневник Павла Пущина. 1812-1814 гг.