СМЕРТЬ СВЕНОНА {1},
ДАТСКОГО ЦАРЕВИЧА
Из "Освобожденного Иерусалима"
(С. VIII, ott. 4-39)

. . . . . . . . . . . . . .
Все тихо в стане. Вот на вал
Восходит рыцарь юный.
"Кто б воины,- он говорил,-
Кто б, чада благодати,
Меня, пришельца, проводил
К вождю Христовой рати {2}?"
И рой их, жадный до вестей,
Пришельца провожает;
Пришлец, склонясь к вождю вождей,
Победну длань лобзает,
Ту длань, пред коей столько раз
Народы трепетали:
"О вождь,- потом, возвысив глас,
Сказал сквозь слез печали,-
Тебе, который славой дел
Дивиться мир заставил,
Я б весть отрадней дать хотел..."
Тут он, вздохнув, прибавил:

"Свенон, сын датского цари,
Опора лет преклонных,
Давно желал, преплыв моря,
Стать в строи ополченных
Тобой на божиих врагов,
На хищников Сиона.
Ни смерти страх, ни страх трудов,
Ни блеск завидный трона,
Ни нежность чувств любви живых
К отцу в преклонны лета
Не ослабляли ни на миг
В душе его обета.

Свенона из родной страны
Манило в край далекий
Желанье - у тебя войны
Заимствовать уроки;
Безвестность в стыд ему была;
Он слышал,- рыцарь юной -
Ринальд {3} свершил уже дела
Великие в подлунной;
Но боле юношу влекло
Из отческого края
Желанье - увенчать чело
Нетленной пальмой рая.

Он с_о_брал, рвением горя,
Отважные отряды,
Преплыл холодные моря,
Прошел фракийски грады {4},
Был принят греческим царем
В Царьграде с пышной честью.
Там, встреченный твоим гонцом,
Обрадован был вестью,
Как верными осаждена,
Взята Антиохия
И от врагов защищена
В дни битвы роковые.

В те дни, когда в защиту ей
Со всех концов Фарсиса {5}
Из градов, весей и полей
И стар и млад стеклися.
Пересказав о сей борьбе
Дружин твоих крылатых,
Гонец поведал о тебе,
О многих из вожатых;
Открыл, как из дому бежал
Матильдин внук {6} прелестной,
Как славу он меж вас стяжал
Отважностью чудесной.

Потом прибавил твой гонец,
Что вы уж у Сиона,
Что близок славных дел конец,
И приглашал Свенона
С полками верных остальной
Победой поделиться.
Царевич после речи той
Желаньем битв томится,
Горит, кипит, и каждый час
Ему казался годом;
Так он желал в бою меж вас
С неверным стать народом!

Он каждый ваш ко славе шаг
Считал себе упреком
И, жалкий в собственных глазах,
В терзаньи был жестоком;
Давал ли кто ему совет,-
Совета уклонялся;
Всем страх, ему лишь страха нет,
Он одного боялся:
Не быть всегда в твоих глазах,
Стремясь стезей кровавой,
С тобою не делить в боях
Опасности со славой.

И сам спешил и нас он влек
С собой навстречу рока.
Едва рассветный ветерок
Повеял от востока,-
Он - панцирь с мужеством на грудь -
Из Византии душной
Идет, избрав кратчайший путь,
И мы за ним послушно.
В пути не избегал Свенон
Ни трудных переходов,
Ни пепелищ со всех сторон
Враждебных нам народов.

Везде беды навстречу нам:
Там трудность переправы,
Там бледный голод по степям,
Там меч врага кровавый;
Мы шли наперекор всех бед
И все преодолели,
И думали в чаду побед,
Что уж касались цели.
Как счастие слепит умы!
Приближась к Палестине,
Однажды к ночи ставки {7} мы
Раскинули в долине.

Тут горестную принесли
Нам весть передовые:
Им звук оружий невдали,
Знамена развитые
И все сказало: близок враг"
Идущий с страшным войском
И не объял Свенона страх,
И на лице геройском
Все тот же цвет, и речь лилась
Из уст, как прежде, стройно;
Мы побледнели, он на нас
Возводит взор спокойной.

"Друзья! - сказал он наконец,-
Здесь рок нам неизследной
Плетет страдальческий венец,
Или венец победной;
Не хладев к пальмам я земным
И - льщуся пальмой рая;
На месте сем, где мы стоим,
Неверных ожидая,
Воздвигнемся священный храм
Грядущими веками
И воскурится фимиам
Над нашими гробами".

Сказав, расставил стражу он,
Весь стан привел в порядок,
В оружьи дал вкусить нам сон -
И сон наш не был сладок,-
И сам оружий не снимал,
На нем и щит и латы.
Уже полночный час настал,
Слетели сны крылаты,-
Вдруг варварский раздался вой
Во мраке ночи мирной
И ужасом над глубиной
Откликнулся эфирной.

"На брань! на брань!..." и вождь младой
Как вихрь - грозы предтеча -
Вперед с отвагой огневой
И - закипела сеча;
Настал ужасный битвы час,
Открыт пир бранной стали;
Враги со всех сторон на нас
Нахлынули и сжали;
Мечей и копий лес густой
Растет, возрос пред нами,
И стрелы тучей градовой
Упали над главами.

В бою, где сто на пятерых
Отважных наступало,
Во мраках полночи глухих
Их много-много пало
На копья наши и мечи -
Кто раненый, кто мертвый;
Но кто б исчислил в той ночи
И их и наши жертвы?
Завистливая ночи мгла
От нас их утаила
И наши славные дела
Безвестностью покрыла.

Свенон все впереди, Свенон
И в самой тьме полночной
Повсюду виден, отличен
От всех по длани мочной;
Везде опора он полков,
Везде он смелых чудо,
Пред ним, за ним ручьями кровь
И трупы вражьи грудой,
И где ни пролетит, там страх
С очей его провеет,
И смерть с руки на каждый взмах
Неотразима реет.

Так бились мы, пока взошла
Денница молодая;
Едва над бранным полем мгла
Рассеялась густая,
И свет желанный нам открыл
Весь ужас пораженья,
Который мрак ночной таил,
Скрывал от сожаленья:
Мы видели - почти весь стан.
Все силы наши пали,
И трупы бедных христиан
Все поле устилали.

Две тысячи нас вышло в бой,
Осталось сто, не боле.
Что чувствовал наш вождь младой,
Взглянув на бранно поле,
Была ль душа его тверда,
Смутилась ли, кто знает?
Он это скрыл и, как всегда,
Спокойный, к нам взывает:
"Идем за падшими вослед
Кровавою стезею!
Друзья! нам светит горний свет,
Нас бог зовет к покою".

Сказал и с светлостью лица
И с светлою душою,
При виде близкого конца,
Стремится снова к бою;
На сердце мужество лежит,
Как мужество Гиганта,-
И ни из чистой стали щит,
Ни щит из адаманта,
Казалося, сдержать не мог
Ударов стали бранной,
И - весь он с головы до ног -
Весь стал одною раной.

Не жизнь - нет! но она, но пыл
Геройства негасимый
Поддерживал еще, крепил
Сей труп неукротимый;
Платя ударом за удар,
Он ран своих не слышит.
Чем боле их, чем боле жар
В груди бесстрашной пышет
Вот воин на него с толпой
Взор страшен, стан высокой -
Напал, боролся и - герой
Пал под рукой жестокой.
Пал наш бестрепетный герой,
Пал, не отмщенный нами!..
Клянуся, вождь бесценный мой,
И кровью и костями,
Которыми ты освятил,
Прославил поле брани,
Клянусь - я жизни не щадил,
Не бегал вражьей длани,
И я, когда б мне бог судил
Пасть мертвым в час кровавый,
И я бы вечным сном почил
С поборниками славы.

Меж мертвых спутников моих
Один и, чувств лишенный,
Пал жив... что было в этот миг,
Не знаю; мрак сгущенный
Во мне все чувства оковал
Каким-то сном холодным.
Когда ж я вежды приподнял
Движеньем несвободным,
Казалось, час полночный был
И в смутные мне очи
Дрожащий огонек светил,
Мелькая в мраке ночи.

На все в изнеможеньи сил
Смотрел я как-то смутно,
Как человек, который был
В просоньи поминутно;
То открывал, то закрывал
Отяготевши очи.
Я на сырой земле лежал
Под хладным кровом ночи;
И этот одр земли сырой,
И этот воздух хладной,
Касаясь ран, меня тоской
Терзали безотрадной.

Благословляя тайный рок,
Я скрыл под сердцем ропот.
Меж тем дрожащий огонек
Все ближе - слышу шепот;
Я поднял, ободрясь душой,
Тяжелые ресницы;
Гляжу - два мужа предо мной,
На дивных власяницы {8},
В руках свещи, и был мне глас:
"Бог чад не оставляет,
Он благостью в нежданный час
Мольбы их предваряет".

Так говорил один из них
И, руку простирая,
Благословлял меня в сей миг
Благословеньем рая,
И что-то надо мной шептал
И тихо и невнятно:
"Восстань!" - потом он мне сказал.
Вняв речи благодатной,
Я встал и бодро и легк_о_;
Мне так отрадно было!
На теле раны никакой,
Дух полон новой силой.

Я взор вперил на пришлецов
С глубоким изумленьем;
Они казалися мне снов
Чудесным привиденьем.
Тут мне сказал один из них:
"Спокойся, маловерной!
Не призраки в очах твоих
В пустыне сей безмерной;
Ты видишь в нас рабов Христа;
Отрекшися от света,
Мы скрылись в дикие места,
Наш мир - пустыня эта.

Тот бог, Которым все живет,
Тот бог, Чья длань для чуда
Высокого не небрежет
Скудельного сосуда {9},
Которым я предизбран был
Тебе на избавленье; -
Тот дивный бог благоволил
Дать телу прославленье;
Оно - и здесь прекрасный храм -
Цвело душой прекрасной,
С которой сопряжется там -
В стране блаженства ясной.

Ты понял ли меня, мой сын?
Знай, прежде чем денницу,
Увидишь ты средь сих долин
Свенонову гробницу,
И будут чтить ее всегда
Благоговеньем веры.
Взгляни, как солнце, к нам звезда
Блистает с горней сферы;
Она, осиявая грудь
Почившего героя,
Тебе укажет верный путь
К одру его покоя".

Я мужу дивному вослед
Подъял на небо очи,
И вижу - от звезды той свет,
Иль свет от солнца ночи
На труп Свенонов полосой
Нисходит золотою,
И - ярко раны были той
Озарены звездою;
И этот свет, и в ранах грудь,
Поивша жажду стали,-
Едва лишь я успел взглянуть,-
Узнать вождя мне дали.

Лицом лежал он не к земли,
Но к небу, где желанья
Его от первых дней цвели,
Где зрели воздаянья;
В одной руке, сжав крепко, меч
Держал он свой багровый,
Как будто в грозной буре сечь
Еще разить готовый;
Другую ко груди прижал
В сердечном умиленьи,
Как будто душу изливал
Пред господом в моленьи.

Меж тем, как в тяжкой скорби я
Рыдал, над трупом стоя,
Катились слезы в два ручья,-
Пустынник у героя
Взяв меч из длани, говорит,
Дыша святой любовью:
"Ты видишь, сын мой, он горит
Еще враждебной кровью.
О! как пред этим острием
Неверные дрожали!
Ты знаешь,- на шару земном
Нет крепче этой стали.

Увы! владевший ею пал;
Но небу не угодно,
Чтоб он - сей чудный меч дремал
И ржавел здесь бесплодно;
Его удел - руке другой,
Счастливейшей достаться,
Счастливей в буре боевой
И долее вращаться,
И наконец в желанный день
Отмстить за эти раны,
За смерть твою, святая тень,
И близок день желанный.

Свенона Солиман {10} убил,
В свой час и Солиману
С меча Свенона рок судил
Приять смертельну рану.
Возьми ж сей меч и к верным в стан
Бестрепетной стопою
Ты протечешь вдоль чуждых стран
Безбедною стезею;
Тебе никто не преградит
Пути чрез степь, чрез грады;
Тебя Пославший отстранит
Незримо все преграды.

О! не забудь, мой сын, ты был
Чудес Его сосудом,
Он глас тебе твой возвратил
Неизреченным чудом;
Твой долг - дать весть во все места,
От хижины до трона,
О чистой вере во Христа,
О мужестве Свенона,
Чтоб и в грядущи времена
Народы и владыки,
Как он, взяв крест на рамена,
Шли Гроб спасать Великий.

Теперь узнаешь ты, кто он -
Счастливец тот наследной,
Которому предобречен
Свенонов меч победной;
Счастливец тот - Ринальд младой;
Он первый в поле боя;
Ему назначено судьбой
Отмстить за смерть героя".
Безмолвный, я еще речам
Внимал его священным,
Вдруг чудо новое очам
Предстало изумленным:

На месте, где лежал мертвец,
Гробницу примечаю,
Смотрю, дивлюся, наконец -
И как, и кем, не знаю -
Подъят и скрыт в ней хладный прах;
И письмена в скрижали
О имени и о делах
Почившего вещали.
Смотря на пышный мавзолей -
Созданье рук незримых,
Я долго не сводил очей
С него ненасытимых.
Раич.

ПРИМЕЧАНИЯ

1.  Свенон  -  побочный сын датского короля, предводительствовал войском крестоносцев-датчан,  был  побежден  и убит турками у Филомелиума. Описанное здесь  событие  произошло,  однако,  двумя  годами раньше, когда крестоносцы осаждали  Антиохию. Антиохия - древний город в Сирии; завоеван крестоносцами в 1098 г.
2.  ...вождю  Христовой  рати...-  Имеется  в виду Готфрид IV Бульонский (Годфруа  Буйонский,  ок.  1000-1100),  герцог  Нижней  Лотарингии,  один из предводителей   первого  крестового  похода  (1096-1099),  первый  правитель Иерусалимского королевства; принял титул "защитника гроба господня".
3.   Ринальд   (Ринальдо)   -  изображенный  в  поэме  рыцарь  из  стана крестоносцев  (легендарный  предок  современных  Тассо  феррарских  герцогов д'Эсте), пленник волшебницы Армиды.
4.  ...фракийски  грады...-  города  Фракии,  исторической области между Эгейским,   Черным   и  Мраморным  морями,  в  восточной  части  Балканского полуострова.
5.  Фарсис - историческая область на юге Ирана. В древности известна как Персида.
6.  Матильдин  внук - Матильда Святая - жена немецкого короля Генриха I, мать  императора  Отгона  I  (912-973),  основала  монастырь в Кведлинбурге, впоследствии канонизирована,
7. Ставки - здесь: шатры, палатки в военном лагере.
8.  Власяница  - монашеская одежда в форме мешка из грубой ткани темного цвета.
9.  ...Скудельного  сосуда...-  т.  е.  человека, как существа слабого и бессильного ("Скудельный" - в первонач. значении - глиняный).
10.  Солиман  - Килидж-Арслан, или Солиман Младший, один из сельджукских султанов.

Пушкин А. С. Г. Раич счел за нужное...

Г. РАИЧ СЧЕЛ ЗА НУЖНОЕ ...
   
Г. Раич счел за нужное ответить критикам, непризнававшим в нем таланта. Он напечатал в 8-м No Галатеи нынешнего года, следующее примечание:
"Чтобы вывести некоторых из заблуждения, представляю здесь перечень моих сочинений:
1. Грусть на пиру.
2. Прощальная песнь в кругу друзей.
3. Перекати-поле.
4. Друзьям.
5. Амела.
6. Петроний к друзьям.
7. Вечер в Одессе.
Прочие мелкие стихотворения мои -- переводы. В чем же obtrectatores {Завистники (латин.)} нашли вялость воображения, щепетильную жеманность чувства и (просим покорно найти толк в следующих словах!) недостаток воображения".
Мы принуждены признать неоспоримость сего возражения.
 
Г. РАИЧ СЧЕЛ ЗА НУЖНОЕ...
   
Впервые опубликован в "Литературной газете" 1830, No 13, 2 марта, стр. 106, без подписи. С именем Пушкина -- В. В. Виноградовым в сб. "Пушкин. Временник Пушкинской комиссии" 1933, N 4--5, стр. 472.
     
   
Датируется 1830, февраль.
 

РАИЧ Семен Егорович (1792-1855), поэт, знаток и переводчик антич. и итал. поэзии. Магистр словесных наук Моск. ун-та; учитель Лермонтова в Пансионе. До 1821 - чл. Союза Благоденствия. Издавал альм. "Новые Аониды", "Северная лира", журн. "Галатея" и "Русский зритель". По предположению Т. Левита, участвовал в издании альм. "Цефей" (1829), где среди авторов (под псевд. или в качестве соавтора), возможно, был Лермонтов. С 1827 Р. вел в Пансионе занятия по практич. упражнениям в российской словесности; по его словам, он организовал для воспитанников Общество молодых любителей литературы (такое об-во было и раньше, но оживление его деятельности связано с Р.). Собрания об-ва, к-рые происходили по субботам в помещении пансион. библиотеки (где тогда работал и жил Р.), регулярно посещал Лермонтов
Р. дал Лермонтов основат. знания по истории лит-ры, развил его поэтич. технику. Имя Р. упоминается в приписке Лермонтова в автографе стих. "Русская мелодия": "Эту пьесу подавал за свою Раичу Дурнов...". У Лермонтова встречаются реминисценции из Р.: строки из посвящения к "Демону" (ред. 1829) "Я буду петь, пока поется" напоминают третью строфу "Прощальной песни в кругу друзей" Р.
В 1854 Р. писал в автобиографии: "...под моим руководством вступили на литературное поприще некоторые из юношей, как то: г. Лермонтов, Стромилов, Колачевский, Якубович. В. М. Строев". В 1855 И. Д. Кавелин выполнил портрет Р. для галереи рус. писателей в доме М. П. Погодина. Этот портрет Р. (по отзыву его сына - неудачный) воспроизведен в кн.: Иванова Т. (1), между с. 176 и 177.
   
Соч.: Автобиография, предисл. и примеч. Б. Л. Модзалевского, "РБ", 1913, Љ 8.
   
Лит.: Висковатый, с. 39; Бродский (5), с. 70, 81-88, 102, 122-24, 138, 143, 178, 193, 195, 200; Левит, с. 225-54; Гроссман (4), с. 260-62; Иванова Т. (1), с. 173-76; Мануйлов (7), с. 274, 277-78, 295; Насонкина Л. И., Моск. ун-т после восстания декабристов, М., 1972, с. 85-86.