02. И.И. Горбачевский - Е.П. Оболенскому. <Петровский Завод.> 19 августа <1839 г.>

2. Е.П. Оболенскому

<Петровский Завод.> 19 августа <1839 г.>

Мой милый, любезный Евгений!

Не могу вспомнить без горести о тебе: Итанца твоя, чтобы она пропала, так я об ней наслышался! Твоя участь, я думаю, не хуже ли всех наших товарищей? Что будет с тобой зимой? Эти бесконечные холода и зимние вечера — я об них вспомнить не могу без ужаса. Я имел несчастье видеть Хареуз, когда вас провожал, да еще после с Ждановым ездил в Кули, деревню отсюда 20 верст, на Хилке; тогда я представил все положение тех, которые в деревнях будут жить: — беда, да и только.

Я уговорил Крашенинникова жену, чтобы ехала в Удинск на нанятых лошадях; расчет прямой: она бы проехала на казенных подводах восемь дней, как говорят, а теперь будет там в три дня, и покойно с детьми, без всяких хлопот и перекладов по прямой дороге доедет скоро за 10 рублей.

Я получил от 4 августа твою записку, также и прежние все твои записки. Благодарю тебя за твою память и любовь: твои записки принесли мне много утешения, говорю тебе правду, потому что, хотя я и не скучаю, хотя имею развлечение, но все я вижу, что я между чужими и нигде не нахожу того отголоска, к которому мы все привыкли.

Я получил известие о Петре Борисове; он ко мне не пишет, но Морозов, который оттуда приехал, говорит, что он никуда не выходит, никто его и брата в деревне еще не видал, прислуги никакой не имеют и не могут сыскать, и, как говорит Морозов, что хотят перепроситься в другое место. Петру везде будет худо — ты понимаешь, вероятно, ежели он не выходит никуда, то причиною этому брат, который боится один в доме остаться, чтоб его не убили 1). Ежели он хочет перепрашиваться, то тоже — брат, который хочет все в Иркутск. Сегодня Ильинский 2) едет к нему нарочно и хочет посмотреть и сам увидеть, что с ним там делается; добрейший человек, он так же болеет за нас всех, как будто он с нами сидел в тюрьме, горюет и скучает. Он переведен лекарем в Кайдалово на этап, за Читой две станции; скоро поедет туда налегке, чтобы там прожить до отставки.

Я живу все по-прежнему: ничем не занимаюсь и ничего не делаю: не думай, друг мой, чтобы это происходило от лености или нерадения; нет — так советуют все те, которые обо мне заботятся. Бахмутов, Арбузов и Жданов, как будто гении-хранители мои, меня стерегут, обо мне заботятся и хлопочут; я без их совета ничего не делаю и не буду делать: видя их усердие, я не знаю, как их благодарить.

Вообрази, я письмо к тебе пишу, как повозка подъезжает к моим воротам. Это Крашенинникова с детьми едет к тебе. Спешу: она меня гонит; я к тебе еще буду писать через Морозова. Я получил от Бечаснова, от Трубецкого письма; они переехали уже Байкал, все здоровы. Пущин, Поджио с комендантом 2 августа уехали на открытой лодке в Иркутск и уже давно там.

Прощай, мой любезный, прощай, мой Евгений, целую тебя в душе моей; пиши ко мне.

Твой навсегда И. Г.

Приписка П. Сизых:

Весть или сам у вас, Е. П., вторник, четверток и я отправляюсь и намереваюсь быть в Итанце, сим извещая, остаюсь с истинным почтением и преданностью.

П. Сизых 3)

Евгений просит благословения, а семейство от малого до великого свидетельствуют почтение.

Люди все возвратились в Завод, кроме француза Жана и Ислама; говорят, все здоровы, поехали уже чрез море 4), 10 числа отправились. Прощай Евгений, пиши ко мне. Крашенинникова все тебе расскажет. Поручения делай мне, какие хочешь. Все будет исполнено.
Примечания:

1 По окончании срока каторжных работ в 1839 г. братья П. и А. Борисовы вышли на поселение в с. Подлопатино (Верхнеудинск. окр.). Андрей Борисов страдал психическим расстройством, начавшимся еще в Читинской тюрьме.

2 Дмитрий Захарович Ильинский, врач в Петровском Заводе, приятель многих декабристов.

3 П. Сизых, священник в Петровском Заводе.

4 Морем называли в тех краях озеро Байкал.

Печатается по кн.: И. И. Горбачевский. Записки. Письма. Издание подготовили Б. Е. Сыроечковский, Л. А. Сокольский, И. В. Порох. Издательство Академии Наук СССР. Москва. 1963.

04. И.И. Горбачевский - Н.А. Бестужеву. <Петровский Завод.> 23-го сентября <1839 г.>

4. Н.А. Бестужеву

<Петровский Завод.> 23-го сентября <1839 г.>

Добрейший мой, любезнейший Николай Александрович!

Напрасно ты меня упрекаешь за то, что до сих пор к вам не писал, — ты сам знаешь, это первая оказия с тех пор, как вы находитесь в Ливийских степях и песках 1). Ваши письма я все получил, за которые вас благодарю и тысячу раз еще благодарю, они мне много принесли удовольствия и утешения (сию минуту пришел ко мне Грузин и спрашивает, к кому я пишу — я отвечаю к Николаю Александровичу, он тотчас закричал тебе: здравия желаем) — с тех пор как вы уехали, наше препровождение времени одинаково — едим, пьем, ничего не делаем, совершенно так же, как и вы. Без своего дому, милый мой Николай, плохо, и очень плохо, ни за что нельзя взяться, ничего невозможно купить, ничем нельзя завестись. Но за всем тем я кое-что сделал и даже приобрел; купил 140 копен сена и лошадь. Александр Ильич дал мне железа, я его уже продал и вышло мне барыша 123 серебром, так что сено и лошадь остались у меня в барышах. Хочу непременно купить лошадей еще и возить бревна и камни и буду стараться таким образом, чтобы они мне окупились в продолжении зимы. Земли мне еще не отвели. Не знаю, получили ли вы. Пожалуйста, уведомь меня, какая существует форма, чтобы дали мне 15 десятин 2). Я не знаю, что делать с этим. Михайло, или ты, напишите ко мне подробно, чем вы хотите, так сказать, промышлять и какие ваши планы и надежды, добрый мой Николай. Это не одно любопытство заставляет меня об этом спрашивать, это есть как бы живая потребность души знать обо всем об тех, которых любишь душевно. Пишите, пожалуйста, ко мне подробно; что вы делаете, или что хотите делать. Я бы на вас смотрел и сам бы то же делал; разумеется, все от личности зависит, но однако же как посмотришь на людей все-таки лучше. Вообрази, мой добрый Николай, я от Поджио 3) до сей минуты не только ни одного письма не получил, но даже ни одной строчки. Посылаю вам разные письма, пожалуйста, не потеряйте их и перешлите все к Петру 4) в Подлопатино для прочтения, а потом пусть он или вы ко мне назад пришлите, на некоторые надобно мне отвечать. Смотрите, не бросайте и не потеряйте.

Вещи ваши в будущий вторник отправляются к вам. Они мне столько хлопот наделали, что я очень рад с ними развязаться. Дважды их переносили с места на место, что стоит 7 <руб.> Пусть тебе это не покажется странным, здесь людей даром не дают; второе самое главное то, что никто не брался их перевозить, — как посмотрят на эти громады, так и назад, или очень дорого просят. Насилу мне отыскал человека Дмитрий Захарович.

Вчера я получил письмо от Дельсаны 5), она пишет, что сколько ни пишут в Тифлис о высылке вещей и денег брата моего 6), никто ни слова не отвечает, и черт знает, что об этом думать. Сестра 7) говорит и наверное полагает, что эти вещи и деньги должны пропасть, ибо что думать, когда пишут, просят и не отвечают. Одного оружия осталось на 800 <руб.> серебром и какой-то кубок, поднесенный брату жителями Ленкарана дорогой цены,— все это в неизвестности. Сестра пишет и спрашивает меня, не писал ли кто-нибудь ко мне из Тифлиса об этих вещах. Глупость и невежество да и только, что будешь делать с этими бабами.

Бечасный меня морит и бесит своим французским языком,— вот француз проявился в Сибири — вот настоящий доморощенный француз. Что будешь с ним делать! И черт знает, что у него за планы! Я к нему напишу, что я его письмо получил запечатанное, следовательно никто его не читал. Эффект французского языка пропал,— и лучше бы прямо по-русски писал бы,— это немножко и приличнее и умнее. Я посылаю к тебе два его письма, посмотри, как он противуречит сам себе.

Тебе интересно знать о моей квартире, наследником О. А. 8) я не хочу быть, ибо не стоит того,— но тебе скажу, Николай, жаль, очень жаль, что тебя здесь со мной нет. Я тебя несколько раз вспоминал, я теперь узнал, что перемены во всем хороши, не в одном кушанье, но даже... 9), и что за прелесть жить в Петровском, чего душа хочет — все есть. Все хорошо, все прекрасно, только одно худое ты дело сделал, — не остался в Петровском на поселении; что ты нашел в Селенгинске, песок да и только, Не хочу тебя раздражать, не хочу голодному говорить о хлебе, — ты сам виноват, так и терпи, — поделом тебе. Я могу тебе на это отвечать так, как ты ко мне пишешь: «Я вас всех приглашал остаться в Петровском и тебя тоже, а ты, ты,— ты рожа, и в добавок морской цитрон». Бедный Михайло, как бы я его теперь угостил, вот задал бы я ему праздник, был бы тут и стар и млад, и твердое, и мягкое, и сладкое, и кислое. А теперь, что он терпит, бедный, мне его очень жаль — он видит только пред собой песок да Селенгу. Удивительное наслаждение.

Я к нему напишу особенно, или лучше сказать, я к тебе, Миша, не пишу особенно, но тут же целую тебя в душе моей, благодарю тебя за письма, посылаю Бечасного, читай и узнаешь из них старого своего знакомого. Кроме шуток, что за наслаждение было бы нам, ежели б ты с братом здесь быть пожелал. Какой демон вас научил проситься в другое место, а не в Петровский. Когда буду посылать к вам вещи, тогда еще напишу, теперь 10-й час, а в 11-м часу едет Сахаров 10).

Вчера Александр Ильич получил от Артамона 11) письмо, в котором он пишет, что он слышал и ему самому говорил Мевиус, что Арсеньев переведен в Грузию, — Александр Ильич рад этому, — дай бог ему всего хорошего. Не знаю, что со мной тогда будет, я лишусь многого. Кажется, он к вам сам хочет писать. Я здесь не буду на весы класть ваши вещи, просто их положу на возы, а вы там сами сосчитаете пуды, — весы, говорят, у вас там есть. Это я не буду делать для того, чтобы ломки избавиться. Прощай, мой Миша, буду к тебе во вторник еще писать. Целую тебя тысячу раз, пиши и помни.

Твой по гроб И. Горбачевский

Прощай, мой друг, мой милый добрый Николай. Как бы я тебя горячо теперь обнял и прижал бы к своей груди. Пиши ко мне — сделай милость. Клянусь тебе, одно утешение осталось — получать от друзей известия; все глупость, все дрянь, эти хозяйства, эта промышленность, эти заботы, одно осталось нам утешение вспоминать и поминать своих друзей и товарищей общего нашего несчастья.

Обнимаю тебя, целую тебя, мой Николай.

Твой навсегда И. Горбачевский

Извините беспорядку этого письма, спешу.

Примечания:

Печатается по автографу (ИРЛИ, ф. 604, № 14, лл. 56—59). Впервые опубликовано в изд. «Декабристы в Бурятии». Верхнеудинск, 1927.; где ошибочно датировано 1840 г. Год определяется содержанием письма.

1 Так декабристы иронически называли Селенгинск, где с сентября 1839 г. находились на поселении М. А. и Н. А. Бестужевы. Последний писал 13 сентября 1839 г. родным: «Невыгоды города состоят в чрезвычайно песчаной почве, которая весною при сильных ветрах беспокоит жителей, нанося песчаные сугробы к домам, перемещая дороги и проч. » («Декабристы М. и Н. Бестужевы. Письма из Сибири», вып. 1. Иркутск, 1929, «тр. 8—9). В одном из следующих писем он замечает, что жители Селенгинска терпят много неприятностей от «песков, засыпающих во время бурь целые дома, как в пустынях ливийских» (там же, стр. 12).

2 Согласно изданному в 1835 г. указу, декабристам по выходе на поселение предоставлялось по 15 десятин душевого земельного надела. Горбачевский этим наделом не воспользовался.

3 А. В. Поджио, вышедший на поселение в с. Усть-Кудинское (Иркутской губ.).

4 Речь идет о П. И. Борисове.

5 О ком идет речь — установить не удалось. Возможно, это одна из сестер Горбачевского.

6 Николая Ивановича Горбачевского, военного инженера, скончавшегося на Кавказе в 1839 г.

7 Сестра — Анна Ивановна Квист.

8 О. А. — вероятно, Оскар Александрович Дейхман. О нем см. прим. к письму 24.

9 Точки в подлиннике.

10 М. Г. Сахаров, знакомый Горбачевского и Бестужевых.

11 Артамон — А. 3. Муравьев.

Печатается по кн.: И. И. Горбачевский. Записки. Письма. Издание подготовили Б. Е. Сыроечковский, Л. А. Сокольский, И. В. Порох. Издательство Академии Наук СССР. Москва. 1963.

06. И.И. Горбачевский - Е.П. Оболенскому. <Петровский Завод.> 5-го октября <1839 г.>

6. Е.П. Оболенскому

<Петровский Завод.> 5-го октября <1839 г.>

Душевно благодарю тебя, Евгений Петрович, за твое письмо последнее, но не благодарю за то, что ты никогда не пишешь на своем письме числа, месяца и года. Твое письмо меня утешило, но, признаюсь тебе, я удивился, прочитавши твое приглашение о переходе к тебе в Итанцу. Скажи, пожалуйста, Итанцу променять на Петровский! Это все равно променять Петербург на Акатуй. Дело в том, я согласен, что в Сибири везде скверно, худо и гадко, но взявши места поселения относительно, то будь уверен, что завод всегда предпочтительнее и лучше, нежели каждая деревня.

Ты пишешь, что хлебопашество дает независимость; заблуждение, заблуждение и заблуждение. Независимость, по-моему, дает независимое состояние, но коль скоро надобно приобретать кусок хлеба, кончено: подвергайся всем неприятностям; счастлив тот, кто сохранит при этом честность или, лучше оказать, честь свою.

Неужто ты сам хочешь пахать землю? Не думаю. Но когда ты пошлешь своего работника в поле, разве ты уверен в нем, что он так сделает, как должно? Будешь ли ты уверен, что он сохранит твою лошадь и проч.? Почему же ты говоришь, что я зависеть буду от своего работника, которого пошлю за угольем или за бревнами? Все равно, мой любезный Евгений, мы опутаны, мы связаны, а еще к этому злу мы должны себе приобретать кусок хлеба, следовательно, подвержены как физическому, так — что еще хуже — и нравственному злу1. Мне Александр Ильич дал на 1 000 руб. железа; я его продал Дмитрию Захаровичу, и мне пришлось барыша 123 руб. Тяжкий для меня был этот день. Я не знал, куда глаза спрятать; я был огорчен своим положением более, (чем) когда-либо. Они смеются над моею совестливостью, а мне больно, горько. Я спрашиваю тебя, что будет с тобою, когда ты продашь первый пуд хлеба? Смотри, // С 130

не скрывай от меня своих чувств. Когда ты возьмешь барыш — попробуй — тогда узнаешь, каково это. Любезный мой Оболенский, таково наше положение, молчать и терпеть, больше ничего не остается делать.

Теперь опишу тебе мои занятия и мои будущие планы и надежды. Я купил сена почти 200 копен. Это стоит мне около 140 руб. Купил я еще четыре лошади, куплю еще две, и буду стараться так, чтобы заработать на них в зиму, по крайней мере, 500 рублей. Разумеется, так должно делать, чтобы лошади окупились. Все это заведение мне будет стоить около 500 руб., когда не больше. Теперь я взял у Арбузова 1 000 руб. и отдал Бахмутову на битье скота; здесь, по уверению его, я буду иметь барыша, по крайней мере, 350 руб. У меня теперь осталось на руках чистых денег всего 300 руб.; из этих денег я должен еще взять на покупку двух лошадей и проч., остальные употребить на разные разности. Вот тебе мой отчет: думай обо мне что хочешь, но знай, что я без совета опытных (только не плутов) ничего не делаю и не предпринимаю. Большой был бы я дурак, ежели б я, имевши состояние, стал бы здесь в Сибири в нашем положении заниматься торговлею. Но так как судьбой мне не дано этого, то и покориться надобно необходимости.

Вчера я получил известие, что Андрея Борисова взяли в больницу в Удинок, а Петр остался в Подлопатках. Признаюсь тебе, я рад этому: Петр теперь опасен от сумасшествия. Ты себе представить не можешь, что Андрей с ним делал; довольно будет сказать, что ворота и двери были всегда на запорах, а окна днем закрыты оконницами. Дело обошлось без шума и крику; они оба попрощались, Андрея увезли, а Петр остался и приказал мне сказать, что хотя ему и жаль брата, но он, по крайней мере, первую ночь спокойно спал, ибо не видал уже мучений брата; обещал ко мне подробно написать и, когда я получу от него письмо, то при оказии и тебе его пришлю.

Где девался отец Поликарп? Он нас в отчаяние приводит: жена и дети его скучают, мы тоже скучаем, надеясь получить чрез него письма. Гони его, пожалуйста, скорее в Петровский; непонятно, как он долго ездит. Нового у нас ничего нет. Прощай, мой Евгений, целую тебя в душе моей.

Твой И. Горбачевский

Пожалуйста, полученные письма уничтожай.
Примечания:

1 Горбачевский имеет в виду стеснения, которыми окружены были декабристы по выходе на поселение. Им запрещалось отлучаться от места поселения далее, чем на 15 верст, за каждым их шагом был установлен бдительный надзор. Вспоминая годы ссылки, М. И. Муравьев-Апостол писал: «Тридцать лет еженедельно доносили, что мы делаем, чем занимаемся, и всякий месяц сообщали о том в Петербург» (ЦГАОР, ф. 1153-И, оп. 1, ед. хр. 326, л. 17 об.).

Печатается по кн.: И. И. Горбачевский. Записки. Письма. Издание подготовили Б. Е. Сыроечковский, Л. А. Сокольский, И. В. Порох. Издательство Академии Наук СССР. Москва. 1963.

08. И.И. Горбачевский - Е.П. Оболенскому. <Петровский Завод.> 18 декабря <1839 г.>

8. Е.П. Оболенскому

<Петровский Завод.> 18 декабря <1839 г.>

Любезный мой Евгений!

Кудрявцев 1 сидит у меня и просит что-нибудь к тебе написать.

Ты, я думаю, удивлен, что он в Петровском? Он сюда от моря приехал за долгами. Что мне тебе сказать? У нас все по-старому. Сегодня я кончил работу — мои лошади должны быть вечером с последним камнем, перевезли 700 пудов, но расходы неимоверные; не знаю, будет ли какая-нибудь выгода. Насонов тебе кланяется и просит тебя прислать ему хоть не 10, но 5 руб. на праздники; в бедности живет, казенная работа ему не по нутру; просит тебя не забывать его; это его слова я нишу.

Писем я от своих не получил; Жданова еще нет. Сестра ко мне пишет из Петербурга, что Ребиндер 2 у нее был и рассказал ей, где я живу; он у нее был 22 октября. Мои капиталы грузинские молчат, и слуху про них нет; сестра пишет, что писала в Тифлис, но ей не отвечают. Не знаю, что думать, а между тем ее уведомили, что у брата осталось еще 400 книг, и просят разрешения, продать ли их или нет. Не надобно ли тебе 30 пудов расковки (железа) по 3 р. 50 к. пуд с твоею доставкою? Я тебе пришлю. Посоветуйся со знающими людьми и уведомь меня; меня просили об этом тебе написать. Прощай, мой Евгений, целую и обнимаю тебя в душе моей; будь здоров и невредим; пиши ко мне, что ты делаешь, чем занимаешься. Поликарп, Александр Ильич, Дмитрий Захарович и Катерина Дмитриевна тебе кланяются. Прощай, мой дружок.

Твой навсегда И. Горбачевский

Письма мои уничтожай, чтобы они не попались в руки кому-нибудь или не затерялись бы.

Примечания:

1 Кудрявцев — знакомый декабристов в Забайкалье.

2 Григорий Максимович Ребиндер, полковник, комендант Петровского Завода, вменивший в 1837 г. на атом посту С. Р. Лепарского.

Печатается по кн.: И. И. Горбачевский. Записки. Письма. Издание подготовили Б. Е. Сыроечковский, Л. А. Сокольский, И. В. Порох. Издательство Академии Наук СССР. Москва. 1963.