ЖЁНЫ ДЕКАБРИСТОВ 
  «…Несчастью верная сестра,
Надежда в мрачном подземелье
Разбудит бодрость и веселье,
Придет желанная пора…»
А. С. Пушкин

« Что за трогательное и возвышенное отречение.
Спасибо женщинам: они дадут несколько прекрасных
строк в нашей истории. В них была какая – то чистая
безмятежная покорность мученичества…»
П. А. Вяземский

1. Борьба с властями.

Почему  власти так строги? Почему требовалось столько времени, чтобы  добиться выезда? Трубецкая писала: «Не печальтесь, дорогие родители! И не думайте о том, в каких условиях я живу. Я думаю, что эти условия всегда существовали и во всех случаях естественно, что им отдается предпочтение в настоящем положении вещей». А между тем все эти «условия» были нарушением уголовных законов России, они придумывались сейчас, в те самые дни, когда писалось письмо, изобретались специально для жен декабристов.  Эти женщины говорили спасибо государству только за то, что они разрешили ехать к мужьям. Все. Ни каких прав, куча ограничений…   Самим декабристом не разрешалось вообще писать письма кому – либо. Но власти не учли самое главное.
Их целью было то, что вся эта история, переворот с декабристами мгновенно забудется, если их отправить в глухую Сибирь. Жены своим отъездом напомнили народу, стране,  значение деятельности декабристов. И чему их подвергли за это. Да, государство забыло про моральную сторону этого конфликта. Не каждый останется равнодушен к хрупким прекрасным женщинам, идущим навстречу холоду, суровым погодным условиям, а главное – наперекор запретам. Но давайте затронем нравственность.
Волконская и Трубецкая, я думаю, самые видные фигуры из этой истории. не будем опять задаваться вопросом, что они пережили, потому что это видно из их писем.
«…Почему я хочу быть с ним? Зачем мне ехать туда? За ним! За моим Сергеем! Почему нельзя забыть? Наверное, потому что сердце любит. Ах, да. Как же наши клятвы? стоя перед священником, мы сказали, что его беды – мои, что мы должны делиться и счастьем, и горем. И разделять все наши чувства и мысли! Да, мы обязаны! Именно поэтому!» - это было письмо властям. С просьбой позволить выехать в эту глухую Сибирь. Но Катрен поняла, что письмо переросло в какое – то объяснение себе самой в чистой, безукоризненной, возвышенной любви к мужу. На расстоянии особо остро ощущаешь, как тебе важен и дорог родной человек. Любимый человек.
А ведь в письме Трубецкой есть настоящее, существенное доказательство – они клялись перед алтарем, что будут разделять все радости и горести. 
Волконская же вышла замуж не совсем по любви. Скорее, по желанию родителей.  Но у неё своя история любви.
«Я чувствовала какую – то отчужденность, он не казался мне родным. Но как он трепетно относился ко мне! И однажды я поняла, что до конца прониклась его любовью, и она теперь во мне. Я люблю этого человека. Где же ты, мой милый Серж!» - писала Мари. После рождения ребенка отношения стали еще теплее, но жена заметила, что Волконский чем – то взволнован. Она не очень понимала его действия, да и политика вообще не привлекала её.  Но когда Сергея отправили в ссылку, Мария не думая поехала следом – все равно за что, почему. Без него жить бессмысленно.

- Жены сих преступников потеряют прежнее звание…
- Согласны!
- Ни денежных сумм, ни вещей многоценных взять с собой дозволено быть не может.
- Согласны!
- Посылаемые письма отдавать коменданту, свидание с мужем -  только в арестантской палате, не чаще 2 раз в неделю, в присутствии дежурного офицера!
- Согласны…
До этого торжественного для жен момента было столько писем к царю, умоляющие, слезные…   Боже, до чего дошла ты, Россия, если женщина должна бороться за право жить в тюрьме!
Однажды, проводя медовый месяц в гостинице, Трубецкая стала свидетелем собрания членов Северного общества. Она впервые узнает о том, что муж состоит в заговоре. Она слышала и об идее цареубийства, и еще о разных, на её взгляд, безумных мыслей заговорщиков. В сердцах воскликнув другу Сергею Муравьеву: «Ради Бога, подумайте о том, что вы делаете! Вы погубите нас всех и сложите свои головы на плахе!» Он только, улыбаясь, сказал: «Вы думаете, что мы не принимаем все меры для успеха наших идей?» Впрочем, он тут же постарался представить, что речь шла об «эпохе совершенно неопределенной».
После смерти Александра I в ноябре 1825 года на престол должен был взойти Константин, который находился в то время в Варшаве. Но он еще при царствовании Александра I заявил о том, что у него нет ни малейшего желания и намерения царствовать и править Россией. 30 ноября в Москве была принесена присяга на верность новому императору Константину.
Получив письмо от Константина, Николай пишет манифест о своем восшествии на престол. В тот же день, 12 декабря 1825 года произошло еще одно событие, которое потрясло Николая. В девять часов вечера в Зимний дворец явился 22-летний молодой человек. Это был адъютант генерала Бистрома, командовавшего гвардейской пехотой. Подпоручик Яков Иванович Ростовцев доложил дежурному генералу во дворце, что бы лично вручить пакет якобы от генерала Бистрома. Николай, распечатав записку Ростовцева, прочел в ней о существовании заговора против династии, о подготовке восстания членами Тайного общества.
Перед молодыми революционерами стояла страшная дилемма: дворец знал, что готовится бунт. Они решили, что единственным решением будет восстание.
Штабом предстоящего восстания стал дом Кондратия Рылеева. Трубецкой был избран руководителем восстания.
На какие силы можно рассчитывать? Полки: Измайловский, Егерский, Финляндский, Московский, Лейб-гренадерский, Гвардейский морской экипаж. Примерный план действий был таков: полки следует вести на Сенатскую площадь; войска следует призывать не принимать присяги, а
затем с оружием в руках принудить Сенат обнародовать Манифест; морские части и измайловские солдаты направятся к Зимнему дворцу, чтобы арестовать Николая I и всю его семью;
Финляндский полк и гренадеры должны захватить Петропавловскую крепость.
14 декабря 1825 года. Сенатская площадь. День гордости. День неудачи. Замешательство в Зимнем дворце, растерянный и перепуганный Николай. Но замешательство и в рядах восставших. Отчаянная храбрость одних, растерянность других, оторванность от народа, ради которого они вышли на площадь, предательство доносчиков Шервуда, Майбороды, фон Витта, Бошняка, успевших предупредить правительство о заговоре, - все это не способствовало победе.
Предполагалось полкам собраться на Петровской площади и заставить сенат: 1) издать манифест, в котором прописаны будут чрезвычайные обстоятельства, в которых находилась Россия, и для решения которых приглашаются в назначенный срок выбранные люди от всех сословий для утверждения, за кем остаться престолу и на каких основаниях; 2) учредить временное правление, пока не будет утвержден новый император, общим собором выбранных людей. Общество намеревалось предложить в временное правление Мордвинова, Сперанского и Ермолова. Предполагалось срок военной службы для рядовых уменьшить до 15 лет. Временное правление должно было составить проект государственного уложения, в котором главные пункты должны быть учреждение представительного правления по образцу просвещенных европейских государств и освобождение  крестьян от крепостной зависимости. По показаниям Т. и Рылеева, в случае неудачи предполагалось выступить из города и распространить восстание.
Что – то должно было произойти. Бездействие восставших – и загремели дворцовые пушки, решившие исход дела. Страшную картину описывает Николай Бестужев. «Повсюду падали тела Солдатов и простого народа, солдаты стучались в дома, старались где – то спрятаться – но картечь не жалела ни одного закоулка».
Читаем следственное дело Сергея Трубецкого. « Выезжая на площадь с Невского проспекта, я увидел, что много народу  на Дворцовой площади, и волнение. Я остановился,  увидев Салона, который служит в Главном штабе и находится при библиотеке оного, подошел к нему спросить, что такое. Он  мне сказал, что Московский полк кричит «ура» государю цесаревичу и дет в Сенату…. я не хотел идти на площадь и пошел двором главного штаба в Миллионную, не зная сам, куда идти, и у ворот канцелярии господина начальника Главного штаба встретил полковника Юренева…  Я спросил, можно ли пройти на Английскую набережную не мимо бунтовщиков, что я в большом беспокойстве о жене, он мне отвечал, что «ничего, можно очень пройти и мимо их даже, они всех пропускают, ездят даже, они даже кричат «ура» Константину Павловичу и стоят от одного угла Сената до другого». Тогда я надеялся, что жена моя выехала и что она может быть у сестры своей, куда я и поехал, взяв извозчика»…
Его арестовали одним из первых. Как главного инициатора «возмущения» его приговорили на смертную казнь, потом на двадцатилетнюю каторгу в Сибирь, а затем и последующее в Сибири проживание…
Трубецкой не пришел на площадь, потому что торопился к жене? И  такой вариант возможен.
По словам Пущина, Трубецкой отличался крайней нерешительностью и не в его природе было взять на свою ответственность кровь, которая должна была пролиться, и все беспорядки, которые должны были последовать в столице. В ночь с 14 на 15 дек. Трубецкой был арестован и отвезен в Зимний дворец.
Николай не мог поверить в то, что Сергей «опозорил фамилию», был очень возмущен его действиями. Также он говорил, что «может его прямо здесь расстрелять», и многое другое…  Что за личность Трубецкой?
Делаем выводы: он действительно человек не очень решительный, но зато у него было много идей, он увлекался делами Тайного общества. Он умен, прекрасная логика, но возглавлять это восстание ему не следовало бы. Может у него и были задатки лидера, но всё же проводить эту операцию нужно было человеку более рискованному, решительному.
«…В то же время на площадь стали стягиваться верные Николаю I войска, а диктатор Трубецкой не явился вовсе, оставив восставших без руководства. Никто из декабристов не решался возложить на себя командование, а когда наконец его принял Оболенский, было уже поздно. Тем временем к восставшим присоединились солдаты еще двух полков — Морского гвардейского экипажа под командованием А. П. Арбузова и Н. А. Бестужева и лейб-гренадерского, приведенные поручиками этого полка Н. А. Пановым и А. Н. Сутгофом. Поручику лейб-гвардии Финляндского полка А. Е. Розену удалось задержать несколько рот своего полка на мосту и не дать им примкнуть к правительственным войскам.
Оставшись без командира и потеряв инициативу, восставшие стояли на площади, не предпринимая никаких действий, и только старались ободрять солдат заверениями, что стоящие против них полки не решатся стрелять в своих. П. Г. Каховский и А. М. Булатов, которые независимо друг от друга накануне восстания обещали убить Николая Павловича, не попытались этого сделать», - из рассказа Бестужева о восстании на Сенатской площади.
«... Мы были окружены со всех сторон: бездействие поразило оцепенением умы; дух упал, ибо тот, кто на этом поприще раз остановился, уже побежден вполовину. Сверх того, пронзительный ветер ледянил кровь в жилах солдат и офицеров, стоявших так долго на открытом месте. Атаки на нас и стрельба наша прекратились; «ура» солдат становилось реже и слабее. День смеркался. Вдруг мы увидели, что полки, стоявшие против нас, расступились на две стороны, и батарея артиллерии стала между ними с разверстыми зевами, тускло освещаемая серым мерцанием сумерек.
Митрополит, посланный для нашего увещания, возвратился без успеха; Сухозанету, который, подъехав, показал нам артиллерию, громогласно прокричали подлеца — и это был последний порыв, последние усилия нашей независимости.
Первая пушка грянула, картечь рассыпалась; одни пули ударили в мостовую и подняли рикошетами снег и пыль столбами, другие вырвали несколько рядов из фрунта, третьи с визгом пронеслись над головами и нашли своих жертв в народе, лепившемся между колонн сенатского дома и на крышах соседних домов. С первого выстрела семь человек около меня упали: я не слышал ни одного вздоха, не приметил ни одного судорожного движения — столь жестоко поражала картечь на этом расстоянии. Другой и третий повалили кучу солдат и черни, которая толпами собралась около нашего места. С пятым или шестым выстрелом колонна дрогнула, и когда я оглянулся — между мною и бегущими была уже целая площадь и сотни скошенных картечью жертв свободы,» - из «Русской правды» П. И. Пестеля.
Страшная картина представляется нам. И Трубецкого, и Волконского, и Муравьева были рано или поздно арестованы, и отправлены на каторгу. Неразлучных друзей Муравьева С. И.  и Пестеля П. И. повесили.
Донес и выдал информацию о Пестеле и Муравьеве А. И. Майборода, которому они очень доверяли. Конечно же, не обошлось не доносчиков.
Все – таки декабристы хоть и не победили, но оставили след, дали понять, что и власти бывают не правы, и убедили народ в том, что не надо молчать. К женам декабристов государство отнеслось более снисходительно, но все же помня действия их мужей. Много усилий потребовалось получить разрешение на выезд. Считаю, это было жестоко по отношению к беспомощным женщинам. Николай 1 же вскоре понял, что поступил вопреки своему мстительному замыслу – сделать так, чтобы имена декабристов стерлись в народной памяти из – за отдаленности и отсутствия информации об их жизни.

2. Сложный путь.

24 июля 1826 года за Трубецкой закрылся последний шлагбаум петербургской заставы, упала пестрая полоска, словно отрезала всю её предыдущую жизнь.
Её сопровождал в дороге секретарь отца. С удивлением смотрел он на одержимую молодую женщину, которая едва прикасалась к пище, едва смыкала на стоянке глаза, чтобы тут же раскрыть их – в путь. Он видывал всякое, добросовестный чиновник, но такое всепоглощающее желание – скорей, скорей, скорей! – изумляло даже его.
Его звали Карл Август Воше. Он разделял нетерпенье княгини, которой был предан беспредельно, он сделал все, чтобы облегчить все предотъездные хлопоты, вел записи в дороге, писал Лавалям из разных городов, впрочем, скрывая от них, что княгиня простудилась.
В пути их догоняли письма родных. Вот некоторые строки из них: «Дорогая моя! Я сопровождаю тебя в пути своими молитвами и пожеланиями, очень хочу, чтоб твое путешествие было счастливым….»
Только через месяц Трубецкая прибыла в Красноярск.
Нынешнему человеку, легко меняющему автомобиль на поезд, а поезд на самолет, возможно, путь такой покажется небыстрым. Но только через 70 лет пойдут в Сибирь поезда, через 100 полетят самолеты. Это было более, чем утомительно. В кибитку были впряжены лошади, которым требовался необходимый уход, остановки на ночлег… 
Её повозка сломалась, но она, не думая,  села в почтовую неторопливую тройку. Приплачивала деньги ямщикам, и – скорей, скорей, скорей! – а вдруг князь Серж еще в Иркутске?
Из воспоминаний Е. П. Оболенского: «До нас дошла весть о том, что княгиня Трубецкая приехала в Иркутск. Я не сомневался в верности известия, я был уверен, что она привезла мне новости о моем старике – отце. Я послал за ней человека, и он исполнил свою миссию; также она поделилась с нами 500 рублями.
Она предложила отдать ей послания родным с обещанием передать письма. Мы все были сердечно благодарны за дружелюбное внимание со стороны Екатерины Ивановны».
М. Н. Волконская последовала за любимым в Сибирь. Перед отъездом родственники пригласили всех музыкантов и талантливых певцов на дом невестки Волконской. У Марии была огромная страсть к музыке, и она навсегда запомнила этот чудесный концерт.
Господин Веневитинов тоже присутствовал на этом мероприятии. Из записок Веневитинова: «Когда я увидел эту женщину, я не мог отвести взгляда от её прекрасных глаз. Ей недавно исполнилось 21, а Мари так рано обреченная жертва кручины, она так интересна и вместе могучая женщина – больше своего несчастья. Она уже утвердилась в своей судьбе и её  смелость меня поражала».
Волконская просила музыкантов играть еще и еще. « Я говорила им: «Еще, еще,  подумайте! Ведь я никогда больше не услышу музыки…» 
Мария Николаевна всячески пыталась отвлечься от серьезных дум, но грустные лица родных только углубляли их.
Волконская была правнучкой Ломоносова, её отец – герой войны с Наполеоном, которого в своих строках воспел Жуковский. И необычная красота Марии тоже была тронута в стихотворении Пушкина:
"Я помню море пред грозою,
Как я завидовал волнам,
Бегущем бурной чередою
С любовью лечь к её ногам!"
Возможно, и таких произведениях, как «Кавказский пленник», «Бахчисарайский фонтан» в образах главной героини представлялась Мария. Она поехала за своим мужем внезапно.  Даже родственники самого Волконского уговаривали её не ехать навстречу одиночеству, несчастьям, но она еще более убеждалась, как она нужна мужу, а главное – как он нужен ей.
«Кроме того, что мой милый друг нуждается во мне, он справедлив и прав! Он осужден за справедливость. Он жертвует жизнью ради своих убеждений. Как он может не заслуживать уважение соотечественников? Он истинно любит  Отечество». И Волконская пустилась в путь.
- Еге – гей, чо же вы, соколики! – понукал лошадей ямщик, но они и сами, видимо почуяв жилье, рванули, помчались, взбрыкивая и похрапывая, и ей показалось, что скорость, с которой неслась теперь кибитка по незнакомой стороне, помогла избавится от  ветра и песка.
- Ну, усё. Вот она, Чита, - сказал ямщик. Въехали на улицу и затормозили у частокола – за ним была тюрьма, за ним томился сейчас Никита, еще не зная, что Александрина уже здесь.
Самая трогательная история случилась у Камиллы и Василия Ивашевых.  Они не были женаты, просто это была такая юношеская, мимолетная, как казалось,  влюбленность. Но когда Ивашева узнала о наказании Василия, на сердце стало тяжело и неуютно, она поняла, что нуждается в нем. К тому же у неё была лихорадка, родственники очень беспокоились за её здоровье.    Прошло много времени после отъезда Ивашева, и Камилла собралась в путь. У неё в душе крались сомнения: может, он её забыл? Она подурнела после болезни и переживаний, и разонравится ему? Но ни смотря ни на что, она поехала к жениху. Поездка отразилась на её здоровье, но в городах она встречала «декабристок», они принимали её как родную. Камилла вела переписку с Волконской, она присоединилась к Ивашевой в Иркутске. Они поехали на Петровский Завод.
Путь был огромный и сложный для всех, особенно для молодых женщин. Условия тогда были не самые лучшие, была зима. И даже Ивашева, поехавшая летом, тяжело перенесла дорогу. Но дело не только в физическом состоянии декабристок. Им пришлось многим пожертвовать ради отъезда.

3. Долгожданная встреча.

В начале октября было получено указание препроводить декабристов еще дальше – в Нерчинские рудники, и, когда их собрали в Иркутске перед отправкой за Байкал, Трубецкая наконец увидела мужа.
«Нас угостили чаем, завтраком, а между тем тройки для дальнейшего нашего отправления были уже готовы. В это время, смотря в окошко, вижу неизвестную мне даму, которая, въехав во двор, соскочила с дрожек и что – то расспрашивает у окруживших её казаков. Я знал от Сергея Петровича, что Катерина Ивановна в Иркутске, и догадывался, что неизвестная мне дама расспрашивает о нем. Поспешно сбежав с лестницы, я подбежал к ней: это была княжна Шаховская, приехавшая с сестрой Муравьевой Александриной. Первый вопрос её был: «Здесь ли Сергей Петрович?»  На ответ утвердительный она мне сказала: «Катерина Ивановна едет вслед за мною: непременно хочет видеть мужа перед отъездом, скажите ему это».  Но начальство не хотело допускать этого свидания и торопили нас к отъезду; мы медлили сколько могли, но наконец вынуждены были сесть в назначенные нам повозки.  Лошади тронулись; в это время вижу я Катерину Ивановну, которая приехала на извозчике и успела соскочить и закричать мужу; в мгновении ока Сергей Петрович соскочил с повозки и был в объятиях жены; долго продолжалось это нежное объятие, слезы текли из глаз обоих. Полицмейстер суетился около них, просил расстаться, но напрасны были его просьбы.
Его слова касались их слуха, но смысл был невнятен. Наконец, однако ж, последнее «прости» было сказано, и вновь тройки умчали нас с удвоенную быстротою» - это писал Оболенский.
Пишет Цейдлер,  губернатор: «..после чего княгиня Трубецкая прибежала ко мне в дом в таком отчаянном состоянии, что я не решился отказать ей съездить на первую от Иркутска станцию в сопровождении чиновника, дабы, простившись с мужем, тотчас возвратилась».
Жены отправлялись в Нерчинские заводы, начальство недоумевало. Местное начальство неукоснительно обязано вразумить их со всей тщательностью, с каким пожертвованием сопрягается такое их преднамерение, и стараться, сколько возможно от оного предотвратить….» - писал тайный советник Лавинский Цейдлеру.
…Под конвоем Александрину Муравьеву провели по пустому темному коридору. Вошли в тесную прихожую, солдат и унтер – офицер остановились у двери, а дежурный растворил перед ней эту дверь, и она шагнула в полутьму. Никита Михайлович рванулся жене навстречу, звякнули цепи его, и звон охватил её, ударил прямо в сердце, потом осыпался, точно песок, что недавно бился в полог кибитки. И она побежала к мужу, задыхаясь, плача, смеясь.
У Никиты Михайловича был жар, и она чувствовала это, прикасаясь губами к его лбу, волнение усилилось, а нежность была так велика, что она забыла об офицере, нескромном казенном соглядатае  их встречи, целовала мужа, и слезы – её слезы – текли по его щекам.
- Пора! – сказал офицер, и это было так вдруг,  неожиданно, как удар, ей казалось, что время остановилось, а оно летело, и мерой его были не часы и минуты, а человек в офицерской шинели, которому дано было чьей – то роковой силой решать, что долго, что коротко.
Никита Михайлович обнял жену, снова зазвенели цепи – на сей раз обреченно. Он чувствовал, что жена ищет его руку, и тут же все понял, когда ощутил туго свернутую бумагу.
Он развернул листок, едва ушла жена,  развернул торопливо, уже понимая, что это привет оттуда, из России, которую ему вряд ли суждено увидеть.
Почерк ему был знаком: летящий, пронзительный, взвихренный метельным окончанием слов, строк, ошибиться было невозможно:

"Во глубине сибирских руд
Храните гордое терпенье.
Не пропадет ваш скорбный труд
И дум высокое стремление.

Несчастью верная сестра,
Надежда в мрачном подземелье
Разбудит гордость и веселье,
Придет желанная пора:

Любовь и дружество до вас
Дойдут сквозь мрачные затворы,
Как в ваши каторжные норы
Доходит мой свободный глас…"

«Заговорив о подругах, я должна вам сказать, что к Александрине Муравьевой я была привязано больше всех: у неё было горячее сердце, благородство проявлялось в каждом её поступке. Восторгаясь мужем, она его боготворила и хотела, чтоб мы относились к нему так же. Никита был человек холодный, серьезный – человек кабинетный и никак не живого дела. Вполне уважая его, мы, однако же, не разделяли её восторженности» - писала Волконская в «Записках». Можно представить себе, как Муравьева любила мужа, и что для неё значило расставание. Муравьева привезла в Сибирь поддержку Пушкина, сколько радости и тепла она на самом деле привезла! Пушкин помог друзьям в трудную минуту, и они очень благодарны ему за это.
Встреча Волконских произошла так.
«Бурнашев преложил мне  войти. В первую минуту я ничего не разглядела, так как там было темно. Открыли маленькую дверь налево, и я поднялась в отделение мужа. Сергей бросился ко мне, бряцанье его цепей поразило меня, я не знала, что он был в кандалах. Суровость этого заточения дала мне понятие о степени его страданий. вид его кандалов так воспламенил и растрогал меня, что я встала на колени и поцеловала его кандалы, а потом и его самого. Бурнашев, стоящий на пороге, не имея возможности войти по недостатку места, был поражен изъявлением моего уважения и восторга к мужу, которому он говорил «ты» и с которым обходился, как с каторжником…
Я старалась казаться веселой. Зная, что мой дядя Давыдов находится за перегородкой, я возвысила голос, говоря о его семье. По окончании свидания я пошла устроиться в избе, где поместилась Каташа. Она была до того тесна, что когда я ложилась на полу, на своем матраце, голова касалась стены, а ноги упирались в дверь. Печь дымила, и её нельзя было топить, когда на дворе было ветрено, окна были без стекол, их заменяла слюда».
Встречи всех супружеских пар произошла очень трогательно, буквально на несколько минут. Но сколько любви, нежности, ласки получили декабристы, пребывавшие в тесной темнице…   Минуты счастья измерялись для этих людей в чем – то другом. Жены принесли надежду, радость, и любовь возросла со временем и расстоянием.

4. Новая жизнь.

Проходя через препятствия и тернистый путь к счастью, семьи декабристов обрели спокойствие и нормальную жизнь. Отголоски прошлого все – таки отзывались, но давайте посмотрим подробнее.
В одной из каторжных тюрем помещены были Трубецкой и Волконский. Тяжесть этого заточения Трубецкой описал в письме жене в Иркутск: «…В комнате, которой я живу, я не могу во весь рост уставляться,  трое солдат не спускают с меня глаз, делают множество угроз, если я с кем – то вступлю в сношение…»
Вспоминает Волконская: «Однажды Каташа застудила ноги, на свидание с мужем к тюремному забору она пришла в старых, изношенных ботинках, потому что новые она изрезала для теплых шапочек, сшитых для мужа и его товарищей. Она пожертвовала своим здоровьем, чтобы их головы были прикрыты от бесконечно падающих осколков руды. У Каташи не оставалось больше ничего. Она, привыкшая к изысканной кухне отца, ела кусок черного хлеба и запивала его квасом».
Около 1829 года женам разрешили жить с мужьями вместе. Каждая семья устроила тюрьму как можно лучше. Даже, можно сказать, уютно. У Волконских было 3 ребенка, Соня, Миша и Нелли. Волконская благословила Бога за это счастье. У Трубецкой в 1830 родилась дочка Сашенька, у Ивашевых было 3 детей. Жизнь постепенно стала налаживаться.
И – о чудо! – в 1839 году закончился срок каторги декабристов. Но испытание на этом не завершились. Царь  не выпускало их из Сибири. Декабристы были разметаны по всей зауральской земле, Волконская и Трубецкая поселились в Оеке. Из воспоминаний Белоголового: «Двумя главными центрами около которых группировались иркутские декабристы, были семьи Трубецких и Волконских, так как они имели средства жить шире и обе хозяйки – Трубецкая и Волконская – своим умом и образованием, присутствие детей в этих семьях вносило  еще больше теплоты в общении…»
Волконские и Трубецкие вскоре перебрались в Иркутск, одна из дочерей Катрен вышла замуж за сына декабриста Давыдова. Трубецкой сам рисовал чертеж желаемого дома, который до сих пор стоит на своем месте и стал музеем. Но в этот дом он переселился без жены. Её сразила тяжелая болезнь. Сергей в 1856 уехал в Киев, но никак не находил себе места, страдал, а спустя 6 лет после смерти Катрен Сергей скончался. Все дети уже состояли в браках.
Волконская была просто ослеплена любовью к детям, но муж все обиды ей прощал…  Все их дети имели семью, и в имении доченьки Нелли две могилы – Мари и Сержа. И его слова: «Мы, как и все люди, порознь – пылинки, но наши сердца соединены, и мы составляем одно большое целое…»
У Муравьевых все сложилось намного трагичнее – Александрина умерла в 27 лет, пережив смерть дочери,    в 1943 умер Никита. Он воспитывал дочерей, был прилежным отцом. Его дочери Нонушке передалась материнская любовь к отцу, она, еще ребенком берегла его в меру своих сил, остальные декабристы относились к ней так же бережно и также трогательно, как к покойной Муравьевой.
Новая жизнь далась этим людям с трудом, но она преодолели и это препятствие. Кто ушел из жизни раньше, кто – то позже. Но в нашей памяти жены декабристов навсегда останутся самыми благородными, достойными и верными.

Заключение.

Я читаю истории таких женщин, как Трубецкая Екатерина, Волконская Мария, Муравьева Александра…   Какой надо быть сильной, отважной, верной, а главное – любящей, чтобы совершить такой поступок. Они – жены декабристов, идеал преданности и любви.
Эти женщины совершили огромный моральный подвиг. Трубецкая уехала из отцовского дома, а какой был дом! Богатый, уютный. Оставила балы, светские мероприятия, богатых поклонников. Да, можно и так сказать, что Трубецкая была избалована жизнью, изнежена родителями. И тем не менее – она поехала вслед за мужем, не смотря на уговоры родных.   
Волконская оставила своего годовалого сынишку, и со слезами на глазах ехала к мужу – в ту Сибирь, которая казалась самым жестоким наказанием. Не было ни самолетов, ни поездов…  Ребенок вскоре умер. Какую потерю понесла эта женщина!
Самопожертвования жен декабристов, этих прекрасных русских женщин, было безграничным. Какую нежность чувств перенесли супружеские пары сквозь жуткое сибирское тридцатилетие,  какую нерастраченную силу привязанности, чистоты! Мужья были безмерно благодарны своим женам. Их любимые как ангелы, очищали от всего плохого, принесли тепло и  душевное спокойствие.
Можно сделать вывод. Главная причина и проблема Тайного общества было ДЕСПОТСТВО И САМОДЕРЖАВИЕ. Его члены пытались бороться с несправедливостью.
Восстание декабристов навсегда сохранилось в истории. Прежде всего, конечно же, как одно из первых и важных восстаний против власти. Но еще, я думаю, задели сердца поступок жен декабристов. Возможно, что в политике это не сыграло большой роли, но народ  не остался равнодушен.
Сколько произведений посвящено декабристам! Но обязательно эта тема вливается в тему нравственную, а кто так затронул в этой истории её, как жены? Они оставили большой след в истории, пронесли чистое и большое чувство через то суровое время.

Александрина Алексеева, 2009