Роль немцев-декабристов в развитии культуры и просвещения в Сибири

В Восточной Сибири на Нерчинских рудниках отбывали каторгу декабристы Ф. Б. Вольф, майор Н. И. Лорер,  полковник В. К. Тизенгаузен, генерал-майор М. А. Фонвизин, подполковник В. И.  Штейнгейль и др.

Некоторые из них затем находились на поселении в Иркутской и Енисейской губерниях, где они и занимались культурно-просветительной деятельностью среди сибирского населения.

В.И. Штейнгейль родился на Урале, в г. Обве, затем был привезен в Иркутск.  В 1790 г.  он поступил в губернскую школу, а в 1792 г., в возрасте 10 лет, - в Кронштадский морской корпус. Впечатления детства, дружба с детьми из семей простых сибиряков воспитали в нем любовь к своей второй родине – Сибири.

После восстания 14 декабря В. И. Штейнгейль по приговору Верховного уголовного суда оказался сначала в Читинском, а затем в Петровском каземате. Здесь для публичного чтения Штейнгейль написал свою знаменитую статью-памфлет «Записка о Сибири», впоследствии опубликованную А .И. Герценом под названием «Сибирские сатрапы». Наиболее действенным оружием декабриста, по определению В.П. Шахерова,  было его перо. Штейнгейль занимался переводами, писал статьи для «Северной пчелы» и «Библиотеки для чтения». Эти работы, как и другие его произведения, так и оставшиеся тогда в архивах III отделения, обнаруживают незаурядную эрудицию и несомненный литературный дар их автора.

Его отношения с сибиряками выражались в педагогической деятельности и юридической помощи. Преподавать он начал еще в Петровском каземате, когда давал уроки жене тюремного врача Е.Д. Ильинской. И позднее – в Елани, Ишиме, Тобольске, Таре – у Штейнгейля постоянно были ученики, чаще всего среди детей горожан и мелкого служилого люда. Например, в Таре он обучал дочерей стряпчего С. И. Сененко. К педагогическим занятиям Штейнгейля побуждало  стремление помочь в просвещении сибиряков, и, особенно, собственное бедственное материальное положение. Немалое место в деятельности Штейнгейля занимала юридическая помощь населению: он составлял прошения, ходатайствовал за нуждавшихся, использовал всякие возможности для устройства дел множества знакомых и незнакомых людей.

«Из меня сделали всеобщего стряпчего: отказывать не хочется, а уж трудно становиться», - писал В.И. Штейнгейль в письме к И. И. Пущину. Однако он не только никогда не отказывал тем, кто к нему обращался, но и старался использовать расположение к себе некоторых представителей администрации для протекции просителям.  Из писем Штейнгейля явствует, что его дружбы искали как начальствующие лица, так и представители немногочисленной сибирской интеллигенции и духовенства. Из Тобольска он писал «Другу-брату» Г. С. Батенькову: «Здесь всеми обласкан. Недостало бы ни на что времени, если удовлетворить всем приглашениям». В. И. Штейнгейль был посаженым отцом на свадьбе автора «Конька-горбунка» П. П. Ершова, дружил с тобольским прокурором Д. И. Францевым, на именинах Штейнгейля в Таре «тарские все знаменитости были с поздравлением», в их числе окружной судья Ф. А. Ананьин.

Но отнюдь не всегда отношения Штейнгейля с местной администрацией складывались столь безоблачно. Об этом говорит история гонений на него генерал-губернатора Западной Сибири П. Д. Горчакова. Когда в 1842-1843 гг. начались крестьянские выступления в соседней Пермской губернии и волнения в некоторых волостях Тобольской губернии, Ладыженский попросил Штейнгейля «написать к народу остерегательную прокламацию народным вразумительным языком и потом еще две кратких, но сильных». Вполне возможно, что декабристу поручалось составление и других деловых бумаг. Это вызвало гнев П. Д. Горчакова, который тут же донес в III отделение, что Штейнгейль «занимается редакциею бумаг у губернатора и поэтому имеет влияние на управление губернии». Результатом доноса было требование А.Х. Бенкендорфа немедленно выслать Штейнгейля из Тобольска в Тару.
Штейнгейль отчаянно сопротивлялся этому решению, категорически отказывался переезжать в Тару и стал писать одно за другим письма-ходатайства А.Х. Бенкедорфу, Л.В. Дубельту, позднее – А.Ф. Орлову. В них декабрист не только взывал к милосердию начальников III отделения, но и в самой дерзкой форме разоблачал незаконность действия Горчакова, его административный произвол. Интересно, что в письме к графу А.Х. Бенкендорфу Штейнгейль напоминает тому о его немецком происхождении и ливонских предках, а затем восклицает: «Во всю жизнь мою, в службе, в гонении, в изгнании, везде я ненавидел зло и старался делать добро».        Штейнгейль во всех ситуациях сохранял чувство собственного достоинства. Ему пришлось покинуть Тобольск и перебраться в Тару, где он прожил более 8 лет. Лишь в 1852 г. ему разрешено было вернуться в Тобольск.

Во всех местах поселения семьи М.А. Фонвизина –  Енисейске, Красноярске, Тобольске их дом становился центром притяжения немногочисленной сибирской интеллигенции, просвещенного духовенства, либерально настроенных чиновников. «У Фонвизина не было отбою от являющихся к ним с визитом», - писал М.С. Знаменский. Они были в хороших отношениях с представителями администрации – советником губернаторского правления, а затем прокурором Д.И. Францевым, тобольским гражданским губернатором К.Ф Энгельке, тобольским прокурором П.Н. Черепановым. Многолетняя дружба и духовная близость связывали М.А. и Н.Д. Фонвизиных со священниками С.Я. Знаменским, А.И. Сулоцким, о. Макарием (Глухаревым). Частым гостем у Фонвизиных был поэт П.П. Ершов, а тобольский чиновник и художник-самоучка, много лет занимавшийся переписыванием сочинений и писем Фонвизина, Петр Дмитриевич Жилин числился его «добрым приятелем». Особые отношения сложились у семьи Фонвизиных с генерал-губернатором Западной Сибири П.Д. Горчаковым, который через жену находился в дальнем родстве с Н.Д. Фонвизиной и первое время помогал Михаилу Александровичу в его ходатайствах. 

Как и большинству декабристов, М.А. Фонвизину был свойствен демократизм. Фонвизины, будучи людьми состоятельными и в высшей степени гуманными, много занимались благотворительностью: раздавали деньги бедным и сиротам, жертвовали на постройку и ремонт храмов, оказывали огромное нравственно-религиозное влияние на сибиряков. У Фонвизиных, потерявших собственных детей, нашли приют некоторые дети из малоимущих семейств.

Доктор Ф.Б. Вольф пользовался широкой известностью среди сибирских жителей. Искуснейший врач, специалист во многих отраслях медицинской науки, он к тому же известен был добротой, глубокой порядочностью, отзывчивостью, бескорыстием. Ф.Б. Вольф постоянно следил за новинками медицинской науки, выписывал медицинские журналы, изучал их и таким образом всегда был в курсе новейших открытий медицины.  Его научные познания  касались не только медицины: он занимался и гидрографией озера Байкал, и минералогией, и ботаникой.

По представлению генерал-губернатора Восточной Сибири С.Б. Броневского Вольфу было разрешено, ввиду недостаточности в крае медицинских сил, заниматься врачебной практикой. Однако его визиты к пациентам всегда обставлялись тайною – таковы были инструкции сибирской администрации, боявшейся влияния декабристов на сибиряков.

О докторе Вольфе как искусном враче упоминается почти во всех мемуарах декабристов. Всех он лечил, многим безнадежно больным облегчал страдания.

27 декабря 1854 г. Вольф скончался в Тобольске и был похоронен рядом со своим другом А.М. Муравьевым. Уже в 1860-х годах известный врач и общественный деятель, воспитанник декабристов Н.А. Белоголовый замечал, что память о докторе Вольфе «долго сохранилась в иркутском обществе, как о весьма искусном и гуманном враче; вера в него была такая, что и двадцать лет спустя мои иркутские пациенты мне показывали его рецепты, уже выцветшие от времени и хранимые с благоговением как святыня, спасшая их от смерти».

Большое историко-культурное   значение   имело создание первого в Сибири музея в Барнауле, где находилась экспозиция археологических находок. Музей был открыт врачом и натуралистом Ф.В. Геблером в 1823 г., опубликовавший краткое сообщение о музее в 1829 г. Музей  посещали члены экспедиций К.Ф.Ледебура и А.Гумбольта, оставившие краткие описания.