Неизвестный художник.
Портрет Екатерины Ивановны Трубецкой.
До 1828 г. Местонахождение оригинала неизвестно.
Публикуется по фотографии из частного собрания Давыдовых.

М.Ю. Коробко

ШАБОЛОВО

Об этой ныне утраченной подмосковной усадьбе

Все москвичи знают улицу Шаболовскую в Южном административном округе Москвы (район «Донской»), исторически она была дорогой из Москвы в подмосковное сельцо Шаболово. Эта хрестоматийная информация имеется в основных справочниках по Москве. Однако о самом Шаболове, в которое вела Шаболовская улица, а изначально дорога, сведений почти нет. А там некогда находилась достаточно известная усадьба, полностью исчезнувшая не так уж давно...

Наиболее старая форма названия Шаболова - Шашебольцово, встречающаяся в документах XVII века. Топоним носит антропонимический, то есть владельческий характер. В XV-XVI веках существовал род Шашебальцевых или Шашебольцевых. В числе его видных представителей - Якуш Шашебальцев, дьяк Великого князя, посол в Пскове, упоминающийся в 1471 году. Возможно, он и являлся первым владельцем этой местности, а также соседней пустоши Старое Шашебольцево (Старая Шаша), входившей в состав имения Зюзино.

Со временем название Шашебольцово, очевидно, стало казаться тяжелым и громоздким и, утратив первоначальный смысл, трансформировалось сначала в Шабенцово, а затем, в XVIII веке, в Шаболово. Поскольку форма «Шаболово» поздняя, видится надуманной версия о том, что название возникло по сыну татарского князя Шаболата, плененному при взятии Казани Иваном Грозным и будто бы поселенному здесь1. Версия А. Л. Шилова, считавшего название мерянским - от корня «шиш», якобы обозначающего овин, тоже не выдерживает критики. При такой логике подобные названия должны встречаться часто, а это, тем не менее, достаточно редкое2. К тому же А. Д. Шилов для своих построений использует менее распространенный вариант «Шишебольцево».

Первый документально известный владелец пустоши Шаболово, тогда Шашебольцево, - боярин Матвей Михайлович Годунов-Толстый (?-1639), дальний родственник царя Бориса Годунова. Это было огромное поместье3, в состав которого входили и территории, на которых позднее возникли усадьбы Черемушки-Знаменское и Черемушки-Троицкое. В 1605 году после вступления на царский престол Лжедмитрия Матвей Михайлович попал в опалу и был отправлен на воеводство в Тюмень. Возможно, в связи с этим Шаболово присоединили к царским землям. В 1614‑м царь Михаил Федорович пожаловал Шаболово князю Богдану Федоровичу Долгорукову (около 1600-1642)4.

К 1623 году в Шаболове, согласно «Межевой книге Данилова монастыря», Б. Ф. Долгоруким была поселена деревня. Северная часть имения в 1630-1631 годах отошла Афанасию Прончищеву и Венедикту Махову. Долгоруков не соглашался с этим: «Прислали писцов и назвали землю полевую обводною имя ей сказали Черемошня. И той же Федор Уваров дружа им ту иво землю отдал им ж. А то место не пустошное полевое и за прежними помещиками такой пустоши не объявлялось, и в приправочных книгах ее нет, а преж де сево то ево поместье было за боярином за Матвеем Михайловичем Годуновым, и та пустошь за ним не объявлялася»5. Тем не менее, Шаболово лишилось своей северной части6.

В 1642 году после смерти Б. Ф. Долгорукова Шаболово отошло к его сыну Федору Богдановичу (1640?-1706)7. Однако сложно представить владельцем поместья двухлетнего ребенка. Очевидно, оно было передано его матери Ульяне Богдановне, урожденной Сабуровой (1616-?) до достижения сыном совершеннолетия.

На составленном в 1692 году подьячим Леонтием Антипиным «Чертеже земель от Земляного города до речки Раменки» в Шаболове показана выстроенная Ф. Б. Долгоруким усадьба с большим деревянным двухэтажным домом, на второй этаж которого с улицы ведет парадное крыльцо. Стоящий на холме дом с высокой кровлей выглядит сказочным теремом, окруженным лесом. Судя по плану селений Никольское, Шаболово и Черемошья 1694 года, приложенному к спорному делу о размежевании Шаболова и Черемушек, дом в Шаболове - одна из самых значительных на тот момент усадебных построек в округе8.

К 1704 году в Шаболове значится, помимо усадьбы, и крестьянский двор (7 человек). В том же году скончался сын владельца Михаил, поэтому в 1706‑м усадьба перешла к внуку Ф. Б. Долгорукова князю Алексею Михайловичу Долгорукову (?-1725). Первым браком он был женат на княжне Прасковье Михайловне Голицыной (1695-1719), дочери генерал‑фельдмаршала князя Михаила Михайловича Голицына (1675-1730) и его жены Евдокии Ивановны, урожденной Бутурлиной (1673-1713). Вторая супруга А. М. Долгорукова Марфа Михайловна, урожденная графиня Шереметева (1700-?), приходилась племянницей известному богачу, владельцу знаменитых подмосковных усадеб Кусково и Останкино графу Петру Борисовичу Шереметеву (1713-1788). Сыном от второго брака А. М. Долгорукова был капитан Невского пехотного полка князь Иван Алексеевич Долгоруков (1722?-1797), унаследовавший Шаболово после смерти отца.

17 марта 1754 года И. А. Долгоруков продал Шаболово князю Александру Александровичу Прозоровскому Большому (1715-1769)9 - не знаменитому екатерининскому фельдмаршалу, главнокомандующему Москвы, а его гораздо менее известному старшему брату - владельцу соседней деревни Новоселки, тогда подполковнику 2‑го Московского пехотного полка, а впоследствии генерал‑майору. Оба брата Прозоровских носили одно и то же имя, что и по сей день порождает немало путаницы10. Их отцу в 1721 году Петр I пожаловал соседнее имение Зюзино, которым впоследствии владели оба А. А. Прозоровских и их мать Анна Борисовна, урожденная княжна Голицына (1686-1772)11.

Подробно об А. А. Прозоровском Большом говорится в семейной родословной XVIII века, к которой мы за неимением здесь места отсылаем читателей12. При нем в Шаболове к 1766 году был возведен - очевидно, на месте прежнего - «особой дом», поставленный на холме примерно по оси север-юг у дороги из соседней деревни Семеновское в село Зюзино. К югу от дома появился большой регулярный парк. За парком соорудили барочный павильон, имевший, по всей видимости, увеселительный характер. В парке выкопали и обложили камнем два небольших - в диаметре 8 саженей и в сажень глубиной - пруда с чистой питьевой водой13. Еще два пруда, покрупнее, устроили южнее павильона на безымянном овраге - притоке речки Котловки. По составленному тогда же плану генерального межевания видно, что крестьянские избы располагались на значительном расстоянии от барского жилья. Севернее них находился большой пруд на речке Коршунихе - единственный пруд Шаболова, сохранившийся до настоящего времени и называющийся Шаболовским (ныне расположен по адресу: Новочеремушкинская улица, 39)14. На некоторых картах выше него показан еще один пруд более скромных размеров (не сохранился).

После смерти А. А. Прозоровского Шаболово, Новоселки и другие имения унаследовали его сыновья от первого брака с княжной Марией Сергеевной Долгоруковой - князья Петр (1753-?) и Дмитрий (1759-?)15. Оба они тогда еще не достигли совершеннолетия, поэтому, надо полагать, имениями первое время занималась их мачеха Мария Александровна Прозоровская, урожденная графиня Головина (?-1770). Раздел состоялся 8 февраля 1778 года16 «полюбовно», что говорит о хорошем отношении братьев друг к другу. По разделу единственным владельцем Шаболова и Новоселок стал Петр Александрович Прозоровский. Его биография есть в уже упоминавшейся нами родословной Прозоровских: «Родился в 1753 году майя 11‑го дня. Вступил в службу лейб‑гвардии в Преображенский полк в 1760 году марта 3‑го дня. 1761 году генваря 1‑го дня пожалован фурьером. В 1767 году генваря 1‑го дня - сержантом. В 1770 году марта 1‑го дня выпущен в армию порутчиком. Был в Первой армии и июля 7‑го дня был на сражении, также и 21‑го июля - на Кагульской баталии. После которой по рекомендации командиров пожалован повелевающим армиею графом Петром Александровичем Румянцовым капитаном. Того ж году ноября 9‑го дня пожалован секунд‑майором. В 1771 году июня 9‑го дня пожалован премиер‑майором. В 1773 году находился при полку на Кубани. В 1775 году марта 27‑го дня пожалован подполковником. В 1777 году был в Крыму и в бывших сражениях безотлучно находился. В 1784 году апреля 21‑го дня пожалован по‑старшинству полковником и определен в Глуховской карабинерной полк <...>»17.

При П. А. Прозоровском Шаболово оказалось связано с именем известного авантюриста отставного прапорщика Платона (в монашестве Палладия) Степановича Лаврова (?- не ранее 1794), дважды побывавшего в этой усадьбе в апреле 1778 года. В Москве П. С. Лавров жил у бригадира, впоследствии (1784) генерал‑майора князя Василия Ивановича Долгорукова (?- не ранее 1790) и вместе с ним ездил в Шаболово к П. А. Прозоровскому.

Первое посещение Шаболова, бывшее обычным гостевым визитом, состоялось 16 апреля. Под этим числом в дневнике П. С. Лаврова сделана следующая запись: «Обедали с князем [В. И. Долгоруковым] в деревне Шаболове у князь Петра Александр[овича] Прозоровского; ночевали дома»18.

Другая запись относится к 23 апреля: «В обедни поехали с кн. Вас[илием] Иван[овичем Долгоруковым] в город, оттуда в Шаболово к князю Прозоровскому, после обеда все вместе поехали в путь, и в роще попалась лисица. Князь за нею ходил с ружьем, но ушла. Ночевали в деревне Власовой, 35 верст»19.

В 1780 году московский купец Алексей Васильевич Крюков по доверенности, выданной П. А. Прозоровским, продал Шаболово и Новоселки княгине Анне Андреевне Урусовой, урожденной Волковой (?-1804)20, более известной в качестве хозяйки знаменитой подмосковной усадьбы Люблино21. Ее второй муж генерал‑майор князь Александр Васильевич Урусов (1729-1813), бывший одним из знаменитых московских картежников екатерининского времени, позже владел усадьбой Осташево в Волоколамском уезде, которую переименовал в Александровское. Очевидно, Шаболово понадобилось супругам для их годовалой дочери Софьи (1779-1801), в замужестве баронессы Строгановой. Известно, что с ее рождением Урусовы хотя и не порвали окончательно отношений, но поселились в Москве в разных домах.

Следующей владелицей Шаболова в 1784 году стала статская советница вдова Екатерина Ивановна Козицкая (1746-1833), урожденная Мясникова, вдова статс‑секретаря императрицы Екатерины II Григория Васильевича Козицкого (1724-1775)22. Ей от отца достались Катав-Ивановский, Усть-Катавский и Архангельский медный заводы, которыми она успешно управляла. Благодаря своему природному уму и сметливости Екатерина Ивановна заняла видное место при дворе Екатерины II, несмотря на то, что не имела светского образования и не знала иностранных языков.

Гипотетически реконструкцию Шаболова, проведенную при Козицкой, можно отнести к кругу работ архитектора Ивана Ветрова, тогда трудившегося в принадлежавшей младшей дочери Екатерины Ивановны, княгине Анне Григорьевне Белосельской (1767-1846) усадьбе Ясенево, расположенной южнее Шаболова23. Свадьбу Анны Григорьевны с дипломатом и писателем князем Александром Михайловичем Белосельским (1752-1809), очевидно, отпраздновали в Шаболове, судя по тому, что венчание состоялось в соседнем Зюзине 2 сентября 1795 года24. Хотя Шаболово находилось в приходе церкви святителя Николая чудотворца в Никольском (Никольское на Котле), однако из‑за ее удаленности удобнее было добираться до церкви в Зюзине, причт которой ежегодно получал от Е. И. Козицкой сто рублей, а церковная земля граничила с Шаболовым25.

Так или иначе, к 1800 году в Шаболове появились деревянные службы, флигель и конюшни, обнесенные каменной оградой26. Судя по планам усадьбы, это были два отдельно стоящих комплекса, расположенные слева и справа (западнее и восточнее) от старого господского дома, возможно, реконструированного. Оба комплекса имели парадные ворота в виде декоративных башенок с круглыми окнами на верхних ярусах‑восьмериках и фронтонами, ориентированными по сторонам света. Купола башенок завершались высокими шпилями. В целом башенки напоминали китайские пагоды, что вполне соответствовало архитектурным традициям второй половины XVIII века.

Редкая фотография ворот восточного комплекса заставляет вспомнить «мемориально‑триумфальную» архитектуру ряда подмосковных резиденций, в частности соседнего Воронцова27. Однако, в отличие от последнего, строения Шаболова сугубо утилитарны: ворота открывали въезд не в усадьбу, а на небольшие замкнутые дворы, скрытые от постороннего глаза кирпичными оградами, имитирующими формы традиционной крепостной архитектуры: с полуциркульными арками внутри, но в упрощенном варианте - без ходовых площадок и бойниц (в юго‑западной части ограды восточного комплекса в ее состав было включено небольшое квадратное в плане здание, возможно, сторожка).

Расположение ворот делает сомнительной и их топонимику, принятую у краеведов. Так, якобы ворота восточного комплекса называли Надпрудными. Однако ни к каким прудам они не вели, напротив, примыкающая к ним ограда преграждала доступ к прудам усадебного парка. Поэтому, очевидно, Надпрудными ворота могли стать значительно позднее, когда ограду разобрали.

Основной постройкой западного комплекса являлось крупное Г-образное в плане здание (видимо, это и были деревянные службы и конюшни). К сожалению, его изображений не выявлено.

В свою очередь, композиционным центром симметричного восточного комплекса служил классицистический флигель с увенчанным куполом угловой полуротондой (стоял восточнее современного дома № 44 по Новочеремушкинской улице на территории, ныне занятой бульваром). Соразмерность пропорций здания выдавала руку хорошего, скорее всего, московского зодчего (возможно, И. Ветрова), однако реализовывал проект архитектор явно не первого плана. Типологически оно восходит к казаковской линии городских особняков с полуротондами, поставленными на стыке улиц (дома Юшкова на Мясницкой, Разумовских на Маросейке, Шереметевых на Воздвиженке, ныне не существующий дом иркутского генерал‑губернатора И. В. Якоби, возведенный в 1798 году на углу Кузнецкого моста и Петровки, и другие). Но если подобная компоновка была вполне уместна в городе, в первую очередь для удобства пешеходов, то она представляется абсолютно нелогичной в усадьбе, где постройки, как правило, поставлены достаточно широко и не ограничены городской средой и красными линиями. Попытки объяснить появление такого здания обычным по тем временам тяготением к обладанию в деревне и городе одинаково спланированными домами, что позволяло придерживаться в них сходного бытового уклада, в данном случае выглядят надуманными: городской дом Е. И. Козицкой на углу Тверской улицы и Козицкого переулка, впоследствии перешедший к Белосельским-Белозерским и более известный как Елисеевский магазин, был абсолютно другим.

Ошибочно считалось, что шаболовский флигель возводился с использованием уже наличного круглого двухэтажного здания, превратившегося в полуротонду, - по крайней мере, в этом видели причину его необычности для усадебного строительства28. Однако, насколько можно судить по анализу сохранившихся фотографий и планов усадьбы, флигель является произведением одного строительного периода.

И.В. Пашко

Сибирский альбом кн. Е.И. Трубецкой (история одной реликвии).

В 1839 г., после 13 лет каторги, декабриста С.П. Трубецкого с семьей отправили на поселение в село Оёк в 36 верстах от Иркутска. «Накануне отъезда из Петровского Завода, с последней почтой»1 кн. Е.И. Трубецкая отослала в Неаполь сестре гр. З.И. Лебцельтерн свой сибирский альбом, сделанный руками друзей по изгнанию - декабристов, наглядную повесть каторжных лет своей жизни. Почти столетие о судьбе альбома ничего известно не было. Вернуться реликвии из небытия помог случай. В конце двадцатых годов минувшего века живший в числе прочих русских изгнанников-эмигрантов во Франции православный священник, отец Иван Николаевич Кологривов, работая в Русско-славянской библиотеке на улице Севр в Париже, «обнаружил в ее архиве связку пожелтевших от времени писем. Ближайшее их рассмотрение выяснило всю ценность находки. В пачке оказались в большом количестве (63) письма княгини Е.И. Трубецкой.»2. Эта счастливая находка послужила о. И.Н. Кологривову отправной точкой для дальнейших поисков и новых замечательных открытий.

И.Н. Кологривов начал изыскания в русских и французских кругах, имеющих родственные связи с кн. Е.И. Трубецкой. Поиски принесли успех. Так, например, кн. Робек графиня де Левис Мирепуа, правнучка гр. З.И. Лебцельтерн, предоставила исследователю семейный архив Лебцельтернов, другие ценные документы и сведения Кологривов получил от живущих в эмиграции правнуков Е.И. Трубецкой - А.В. Давыдова, С.С. Свербеева и кн. Н.Д. Кропоткина, а «графиня д’Антенез предоставила в его распоряжение сибирский альбом княгини Е.И.»3. Итогом огромной и кропотливой работы стал серьезный научный труд.

И.Н. Кологривов принес в редакцию «Современных записок» монографию о кн. Е.И. Трубецкой, которая, по свидетельству редактора журнала, была «обширная (около 400 стр.).»4. К огромному сожалению, этот капитальный труд, итог многих усилий, погиб в огне Второй мировой войны, во время фашистской оккупации Франции. Таким образом, до нас дошла только журнальная версия монографии И.Н. Кологривова о Е.И. Трубецкой, но даже эта, очевидно сильно урезанная, публикация и по сей день является наиболее полным и достоверным собранием сведений о жизни и подвиге первой декабристки.

К работе И.Н. Кологривова обращались и обращаются, так или иначе, все исследователи, которых интересует судьба кн. Трубецкой. Одним из них был в 70-е гг. XX в. французский писатель, публицист Макс Эльбронн, посетивший Россию и живо заинтересовавшийся историей декабристов и декабристок. В Москве г-н Эльбронн познакомился с искусствоведом, ведущим декабристоведом своего времени Ильей Самойловичем Зильберштейном, а его проводником по декабристскому Иркутску стал известный сибирский поэт Марк Давидович Сергеев, сумевший своим творчеством сделать историю дворян-изгнанников известной далеко за пределами Сибири.

В 1977 г. Марк Сергеев получил в Иркутске посылку из Парижа с книгой Макса Эльбронна «Княгиня Трубецкая», переведенной автором на русский язык. Г-н Эльбронн сообщал в предисловии к своей книге, что «в основу ее положено сочинение И.Н. Кологривова, опубликованное во Франции в 1936 году в неполном виде»5. Осенью 1977 г., находясь в Париже с группой соотечественников - поэтов и писателей, Марк Сергеев отыскал в русском отделе Национальной библиотеки Франции на улице Ришелье три номера журнала «Современные записки» за 1936 г. с публикацией И.Н. Кологривова о Е.И. Трубецкой и сделал ксерокопию издания.

Позже Марк Давидович передал ксерокопию «Современных записок» сотруднику отдела «Музей декабристов» Иркутского областного краеведческого музея Евгению Александровичу Ячменеву.

Осенью 2001 г. в ту пору уже директор Иркутского музея декабристов Е.А. Ячменев, в свою очередь, отправился во Францию, где в Париже ему удалось познакомиться с праправнуком гр. З.И. Лебцельтерн гр. Клодом де Виньералем. В беседе с г-ном де Виньералем Ячменев выяснил, что в этом парижском доме хранится бесценная декабристская реликвия - сибирский альбом кн. Е.И. Трубецкой. В качестве семейной реликвии альбом достался де Виньералям от бабушки - графини де Виньераль, той самой, которая познакомила с реликвией И.Н. Кологривова.

Вот что пишет в газете «Аргументы и факты» в июле 2005 г. Е.А. Ячменев:

«За 65 лет до меня этот альбом видел только один русский исследователь- биограф княгини Екатерины Ивановны Трубецкой - священник отец И.Н. Ко- логривов. В 1936 году он опубликовал два вида Читы и два вида Петровского Завода из этого альбома в своем очерке о княгине Трубецкой, изданном в парижском журнале «Современные записки». Остальные виды до недавнего времени в России были неизвестны»6.

Альбом состоит из листов размером 37*26,5 см. Число листов ни Коло- гривов, ни Ячменев не упоминают, но, учитывая количество изображений, лист с письмом княгини и два чистых листа, переданных в дар музею, листов было не менее шестнадцати. Кроме того, в своей публикации Е.А. Ячменев упоминает о «не заполненных в спешке листах»7.

«Альбом заключен в красивый тисненый кожаный переплет с кованой застежкой... Искусствовед Илья Зильберштейн в свое время предположил, что этот переплет выполнен декабристом Дмитрием Иринарховичем Зава- лишиным, а застежку сделал декабрист Антон Петрович Арбузов», - отмечает Е.А. Ячменев8. И.Н. Кологривов же в описании альбома отмечает: «На альбоме кожаный переплет, сделанный либо А.И.Борисовым, либо Д.И.Завалишиным, с кованой застежкой работы, быть может, А.П.Арбузова, бывшего отличным слесарем»9.

На первой странице обложки в технике тиснения по коже изображен Читинский острог, на последней - дом Александры Григорьевны Муравьевой в Петровском Заводе. В определении авторства создателя обложки альбома приходится, прежде всего, полагаться на авторитет И.С. Зильберштейна. Независимо от того, кто исполнил кожаный переплет, необходимо обратить внимание на то, что изображение Читинского острога на первой странице обложки графически совпадает с акварельным рисунком Н.А. Бестужева «Ворота Читинского острога», созданным декабристом в 1829-1830 гг. и подаренным кн. М.Н.Волконской. Эта акварель, хранящаяся теперь в музее- квартире Н.А. Некрасова в С.-Петербурге, опубликована в монографии И.С. Зильберштейна10.

На первом листе альбома, как бы предваряющее и поясняющее его содержание, содержится письмо, написанное по-французски рукою самой кн. Трубецкой, по свидетельству И.Н. Кологривова - «золотой ключ к тайникам ее лучезарной души»11. Имеет смысл привести это адресованное сестре письмо полностью:

«Дорогая Зинаида.

Вот альбом, который, я думаю, будет тебе интересен. Он содержит различные воспоминания о первой части нашей жизни в изгнании. Если ты найдешь работу плохо исполненной, то я прошу твоего снисхождения. Виды, цветы, все, вплоть до переплета, работа наших товарищей по изгнанью. Рисунки на переплете представляют один - большую тюрьму в Чите, другой дом Александрины здесь, в Петровском. Что касается до рисунков, то я всюду дала пояснения. Не нужно, дорогой друг, чтобы эти разные виды навели бы на тебя грустное настроение. Рассматривая их, скажи себе, что, если места видели тяжелые минуты, проведенные нами, они также были свидетелями минут удовлетворения. Мы завтра покидаем Петровский, памятуя о всех милостях, ниспосланных нам Господом за эти тринадцать лет, с чувством благодарности к Его божественному милосердию и с утешительной мыслью, что, где бы мы ни находились, пока мы будем уповать на Него, Он также будет с нами, чтобы нас защитить и утешить.

Я написала эти строки с полной откровенностью, ибо я знаю, что не бросишь эту книгу без нужды на столе и не будешь всем ее показывать. Она может представить интерес только для небольшого числа тех людей, которые меня действительно любят. - Петровский, 28-го июля 1839 г.»12.

Остальные тринадцать листов (исключая чистые) содержат пять видов Читы, три вида Петровского Завода и пять акварельных рисунков с изображением лесных и полевых цветов. Авторство последних пяти изображений, с большой долей вероятности, принадлежит декабристу П.И. Борисову, сибирское творчество которого достаточно хорошо изучено13. Так считал и И.С. Зильберштейн, написавший в своей монографии: «Судя по краткому описанию, в альбоме Е.И. Трубецкой имелось пять акварелей, также не подписанных, на которых были изображены полевые цветы Сибири. Имя автора этих акварелей можно назвать безошибочно: то был П.И. Борисов, еще в молодые годы изучавший флору и фауну. Он любил рисовать цветы, растения, птиц, бабочек. На каторге любитель-натуралист стал и художником- акварелистом»14.

Точно определить авторов изображений Читы и Петровска довольно трудно. Известно, что многие декабристы в той или иной мере владели навыками изобразительного искусства и пробовали применить свои умения в сибирском изгнании. Как отмечает И.С. Зильберштейн: «Среди заключенных Читинского острога было несколько человек, которые умели рисовать»15. Это Н.А. Бестужев, П.И. Борисов, Н.П. Репин, В.П. Ивашев, ИВ. Киреев, А.В. Поджио, П.И. Фаленберг, И.А. Анненков, А.П. Юшневский, М.С. Лунин, М.А. Назимов, Я.М. Андреевич, А.И. Якубович.

Наиболее изучено творчество декабриста-художника Николая Александровича Бестужева, которому посвящена фундаментальная монография И.С. Зильберштейна, первое издание которой увидело свет еще в 1956 году. Однако даже этот капитальный труд не дает однозначного ответа на вопрос определения авторства некоторой части дошедшего до нас изобразительного наследия декабристов. Четыре главы своей монографии И.С. Зильберштейн посвящает той части художественного наследия Н.А. Бестужева, в которой художник-декабрист запечатлел виды Читы и Петровского Завода. Он приводит слова брата Николая Александровича, Михаила, о том, что «его лучшими и любимейшими из работ были виды Читы и Петровска».

Определенный вклад в выяснение авторства некоторых декабристских пейзажей на примере изучения сибирского альбома кн. Е.И. Трубецкой пытался внести Е.А. Ячменев. Так или иначе, авторство четырех работ из восьми Е.А. Ячменев, хоть и со знаком вопроса, определяет как работы Н.А. Бестужева. И.Н. Кологривов же в 1936 г. писал, что альбом Трубецкой «содержит 5 видов Читы и 3 вида Петровского Завода, вероятно, работы Н.П. Репина и И.В. Киреева и 5 акварельных рисунков флоры Сибири, по семейному преданию принадлежавших кисти самой княгини»16. Эта цитата позволяет полагать, что потомки Трубецкой, предоставившие в распоряжение И.Н. Ко- логривова ее сибирский альбом и даже позволившие частично опубликовать несколько изображений из него, не смогли, судя по всему, дать исследователю сведений об их авторах.

Ксерокопия очерка И.Н. Кологривова о Е.И. Трубецкой из парижских «Современных записок» 1936 г., которой располагает Иркутский музей декабристов, к сожалению, не содержит иллюстраций, очевидно, они просто не были скопированы, в отличие от текста. Тем не менее ксерокопия содержит четыре сноски: «См. гравюру на отдельном листе»17. Анализ текста позволяет определить характер изображений, которые иллюстрировали публикацию И.Н. Кологривова. Это два вида Читы и два вида Петровского Завода. А именно:

1.  Двор Читинского острога с гуляющими по нему арестантами.

2.  «Дамская улица» в Чите.

3.  «Дамская улица» в Петровском Заводе.

4.  Церковь в Петровском Заводе с могилой А.Г.Муравьевой18.

Из вышеизложенного можно сделать вывод о том, что только упомянутые четыре изображения были в какой-то мере известны интересующейся публике.

Возможно, И.Н. Кологривов в своей публикации указал имена авторов изображений, выбранных им в качестве иллюстраций, непосредственно под самими изображениями, т. е. на отдельных листах, но проверить это пока не представляется возможным.

Относительно сибирского альбома Трубецкой И.С. Зильберштейн пишет: «Убежден, что пять видов Читы, включенных в этот альбом, были исполнены Бестужевым» и далее: «Его кисти принадлежат и три вида Петровского завода в том же альбоме»19. Необходимо заметить, что авторство изображений из сибирского альбома Трубецкой И.С. Зильберштейн определил путем анализа тех изображений Н.А. Бестужева, которыми на тот момент располагал, т.е. еще до обнаружения самого альбома в Париже, поэтому окончательный ответ на вопрос об авторстве создателей альбома Трубецкой остался открытым.

По свидетельству Е.А. Ячменева, на момент его знакомства с реликвией альбом был в разобранном виде, поэтому последовательность изображений установить не представляется возможным. Кроме того, листы с акварелями П.И. Борисова были помещены в рамы под стекло, через которое затем делались ксерокопии, отчего качество копий с изображением цветов ниже. Весьма условно можно предположить, что читинские виды предшествовали петровским, поэтому нам будет удобно придерживаться такого хронологического подхода в рассмотрении альбома. Так, на одной из читинских страниц альбома изображена так называемая Главная улица в Чите. По атрибуции Е.А. Ячменева, автором, правда со знаком вопроса, указан Н.А. Бестужев, акварель датирована 1829-1830 гг. В нижней части листа под изображением подписи по-французски, сделанные, возможно, рукою Е.И. Трубецкой: «Вид Читы. 1. Дом, занимаемый Александриной и Лизой Нарышкиной. 2. Мой дом, где я жила год. 3. Дом коменданта. 4. Гауптвахта».

Многие работы Н.А. Бестужева являются вариациями одних и тех же видов, доступных взгляду художника-изгнанника. «В трех вариантах известен акварельный вид, на котором Бестужев изобразил «Главную улицу» в Чите»20. Первое, раннее изображение, которое принадлежало А.Е. Розену, сохранилось лишь в виде черно-белой фотокопии и в монографии И.С.Зильберштейна не опубликовано. Автором второго изображения «Главной улицы», принадлежавшего кн. М.Н. Волконской и представленного в монографии, по мнению автора, без каких-либо сомнений, является Н.А. Бестужев. Для него характерен высокий уровень художественного исполнения. Эта акварель хранится ныне в Отделе рукописей Российской государственной библиотеки в Москве.

Наиболее любопытно, по мнению И.С. Зильберштейна, третье из сохранившихся изображений читинской улицы, хранящееся сейчас в Институте русской литературы в Санкт-Петербурге. Уровень владения акварельной техникой, с которым исполнена работа, позволил И.С. Зильберштейну предположить, что эта акварель - копия, выполненная «по-видимому, старшей дочерью Трубецких, А.С. Ребиндер, имевшей склонность к рисованию»21. «К кому поступила подлинная акварель с изображением вида «Главной улицы в Чите», подаренная Бестужевым Трубецким, и где она находится ныне, неизвестно», - заключает исследователь22.

Сравнительный анализ изображения Главной улицы Читы, хранящегося в Петербурге, с изображением из парижского альбома, особенно в плане композиционного сходства, позволяет предположить, что работа из Института русской литературы - это копия, сделанная дочерью Трубецких Александрой с оригинальной акварели Николая Бестужева, который подарил ее Трубецким. Именно эта акварель была помещена в сибирский альбом княгини, хранящийся ныне в семье де Виньералей в Париже.

На следующем листе изображено место в Чите, где декабристы были задействованы на работах, - Чертова могила. Так узники называли овраг на краю селения. Под изображением подпись по-французски: «Вид Читы, место, прозванное (далее по-русски) Чертова Могила». Атрибуция и датировка Е.А. Ячменева: художник И.В.Киреев (?), 1830-е гг.

И.С. Зильберштейн упоминает о нескольких вариантах изображения Чертовой могилы, созданных Н.А. Бестужевым. Кроме того, он отмечает, что один из сохранившихся вариантов - это «миниатюрная перерисовка, сделанная И.В. Киреевым. Она принадлежала Михаилу Бестужеву и была наклеена на письмо, отправленное им из Сибири родным. В отличие от подлинника, хранившегося в Читинском музее, на том варианте, который был в руках у Киреева, вместо декабристов и конвойных изображены крестьянка с ребенком и крестьянин, пасущий скот»23.

На ксерокопии из Парижа тоже изображены крестьянка с ребенком и четверо крестьян, один из которых верхом на лошади. Можно предположить, что изображение из альбома Трубецкой - это прежде широко не известная работа Н.А. Бестужева, с которой и снимал в свое время копию И.В. Киреев. Искусствовед М.Ю. Барановская пишет о И.В. Кирееве следующее: «Его художественное наследие невелико: несколько зарисовок, в которых пейзаж играет главную роль, а быт отходит как бы на второй план. Тогда была мода украшать почтовую бумагу литографированными видами, и по просьбе М. Бестужева Киреев сделал для него двенадцать маленьких копий, которые послужили ему фронтисписами для писем к родным»24. Автор статьи не уточняет, копии каких именно работ делал И.В. Киреев, но логично предположить, что это были копии работ брата автора писем, т. е. Н.А. Бестужева.

То же, но с меньшей долей подтверждения, можно предположить и в отношении изображения на другом листе альбома княгини: «Вид со двора на Читинский острог». Художник И.В.Киреев (?), 1829-1830 гг. (по определению Е.А. Ячменева). Под изображением подпись по-французски: «Вид Читы. Сад во дворе большой тюрьмы». Это изображение могло быть исполнено И.В.Киреевым с утраченного бестужевского оригинала. Но поскольку качество этого рисунка ниже уровня мастерства Н.А. Бестужева, можно также предположить, что данная работа относится к тем, которые И.С. Зиль- берштейн назвал «авторскими повторениями, упрощенными и сделанными наспех». «Ведь в той же упрощенной манере Николаем Бестужевым были исполнены повторения и некоторых читинских видов, например «Вид комендантского сада в Чите» и «Берег Ингоды в Чите»25. Приведенная выше цитата из монографии И.С. Зильберштейна позволяет рассматривать в том же ключе изображение и на пятом альбомном листе: «Берег реки Ингоды в Чите», предположительно, работы Н.А. Бестужева 1830-х гг. Подписи под изображением по-французски: «Вид Читы. 1. Сад коменданта. 2. Казачья слобода». На этом рисунке под изображениями сада и группы домов стоят цифры 1 и 2 соответственно. В исследовании И.С. Зильберштейна есть подробное описание акварели художника-декабриста, посвященной этому сюжету: «Акварель Бестужева, изображающая место купания декабристов, является одним из его наиболее интересных пейзажных произведений читинской поры. Наряду с правдивой передачей совсем неказистой, но глубоко поэтичной в своей простоте местности художнику удалось показать приближение осени. Справа на акварели изображен песчаный обрыв, чуть поросший кустарником, слева внизу - заливной луг и сад, обнесенный частоколом. Вдали - постройки, за ними горы, покрытые лесом. У подножия обрыва женщина с бадейками на коромысле. Выразительно передана желтеющая листва предосеннего пейзажа, хорошо написана растительность, разные оттенки коричневой краски использованы для изображения склона»26. О судьбе акварели И.С. Зильберштейн пишет следующее: «В числе тех акварелей с видами Читы и ее окрестностей, которые принадлежали Розену и в недавние годы находились в музее г. Изюма, имелось и превосходное авторское повторение того же сюжета. На нижнем поле акварели было каллиграфически выведено по-французски: «Чита. Предместье Култук, с западной стороны». Судьба этой акварели, так же, как и остальных трех бестужевских видов Читы, принадлежавших Розену, неизвестна»27.

Это описание утраченной бестужевской акварели удивительно точно соответствует композиции акварели на ту же тему на пятом листе сибирского альбома Е.И. Трубецкой, хранящегося в Париже. Авторство Н.А. Бестужева в данном случае наиболее вероятно.

Еще на одном альбомном виде Читы представлены река и деревянные строения по ее берегам. На первом плане - три крестьянина с косами. Под изображением подписи: «1. Дом штаб-лекаря. 2. Дом и сад коменданта». Е.А. Ячменев определил авторство Н.А. Бестужева, как и в других случаях, со знаком вопроса. В монографии И.С. Зильберштейна подобное изображение не приводится и схожий сюжет не упоминается. Этот факт несколько затрудняет атрибуцию работы. Вместе с тем анализ изображения позволяет убедиться в сходстве художественного почерка автора этого рисунка и предыдущего, что, в свою очередь, позволяет предполагать правильность определения автора работы как Н.А. Бестужева.

На первом листе с изображением Петровского Завода представлена Дамская улица. Подписи по-французски соответствуют нумерации на рисунке: «Вид Петровска. 1. Дом Александрины. 2. Наш. 3. Дом Анненковых. 4. Волконских. 5. Давыдовых. 6. Доменная печь. 7. Старая церковь». Предполагаемый, по определению Е.А. Ячменева, автор - Н.П. Репин. Автором подписей была указана Е.И. Трубецкая, но со знаком вопроса. Уточненный перевод подписей и анализ почерка, сделанные научным сотрудником Музея декабристов Л.Г. Гладовской, позволяют полагать, что подписи сделаны именно рукой княгини. В пользу этого предположения говорит, например, слово «наш», которым обозначен один из домов Е.И. Трубецкой в Петровском.

Определение авторства этой акварели весьма затруднительно. На сегодня известны три декабристских изображения Дамской улицы в Петровском Заводе. Первое - акварель работы Василия Петровича Ивашева. В настоящее время эта работа хранится в Государственном литературном музее в Москве. В 1988 г. она была опубликована в альбоме «Декабристы и Сибирь» без указания даты ее создания28. Второе изображение Дамской улицы - рисунок Николая Петровича Репина, опубликованный в том же издании и датированный 1830-1831 гг. Место хранения - Всероссийский музей Пушкина в Петербурге29. Третье изображение - это, очевидно, не публиковавшаяся ранее работа из парижского альбома кн. Е.И. Трубецкой. Сравнительный анализ трех этих изображений одного сюжета позволяет сделать вывод, что при фактически полном композиционном сходстве эти акварели значительно различаются по уровню художественного исполнения.

Менее совершенным в этом плане представляется рисунок Н.П. Репина, более искусно исполненными - работа В.П. Ивашева и рисунок из сибирского альбома Е.И. Трубецкой, приписываемый Н.П. Репину. Возвращаясь к сравнению трех вышеупомянутых изображений, необходимо отметить, что художественный почерк одного из них, а именно В.П. Ивашева, заметно отличен от других. Два же изображения, условно Н.П. Репина, имеют общие черты. Именно этот факт, то есть сходство почерка опубликованной ранее работы, изображающей Дамскую улицу в Петровском Заводе, и рисунка на ту же тему из парижского альбома, как нам кажется, позволил Е.А. Ячмене- ву предположить, что автором обоих изображений является Н.П. Репин.

К сожалению, нам не удалось найти публикаций, которые бы позволили составить определенное мнение об уровне таланта и мастерства В.П. Ивашева- художника. И.С. Зильберштейн отмечает: «Ивашева и Бестужева связывала общность художественных интересов. Ивашев любил живопись, сам рисовал. Как сообщает Михаил Бестужев, родители Ивашева, отправляя ему посылки, вместе со всякими домашними вещами иногда посылали «редкие рисунки и виды»; так, однажды к Ивашеву «был приглашен брат Николай, чтоб полюбоваться живописью»30. Повторимся, что рисунок с изображением Дамской улицы в Петровском работы В.П. Ивашева отличается определенным мастерством и самобытностью. О ранее известном рисунке с тем же видом работы Н.П. Репина это сказать трудно. Об уровне художнического мастерства Н.П. Репина и о приписывании ему некоторых работ Н.А. Бестужева И.С. Зильберштейн отзывается довольно резко: «.судя по тем подлинным работам Н.П. Репина, которые дошли до нас, это был столь плохой пейзажист, с такой примитивной дилетантской манерой письма, что приписать ему пейзажи Николая Бестужева, отличающиеся отчетливым живописным почерком, можно было разве лишь по причине старческой забывчивости и полного неумения разбираться в произведениях изобразительного искусства»31.

В сравнении с видом Дамской улицы из альбома Трубецкой, рисунок, опубликованный Зильберштейном, представляется копией с оригинала, сделанного рукою более искусного мастера. Именно таким оригиналом в данном случае могла быть работа из альбома первой декабристки, поэтому возможно предположить, что автором его является Н.А. Бестужев. Когда-то, еще в начале своей деятельности на поприще художника-акварелиста, в Читинском остроге, Бестужев начинал свой путь художника с копирования акварелей признанного мастера своего времени П.Ф. Соколова, привезенных в Сибирь женами декабристов. Сохранившиеся свидетельства тому брата художника декабриста М.А. Бестужева приводит И.С. Зильберштейн:

«Переход на акварель в больших размерах штрихами и крупными тонами - у него дело плохо ладилось, пока не получены были портреты работы нашего знаменитого портретиста Соколова. Брат был поражен его смелостью и бойкостью его кисти и, приняв его за образец, всю остальную, без сомнения самую большую, часть своей коллекции и множество портретов вне этой коллекции с наших дам, товарищей и многих знакомых, уже рисовал этою методою»32.

В годы пребывания Бестужева в Петровске опыт и мастерство художника- декабриста значительно выросли. Вот что пишет по поводу одного из бестужевских пейзажей Петровска И.С. Зильберштейн: «Следует отметить возросшее мастерство художника. Произведение это, несомненно, значительно сильнее читинских видов. Бестужев смело строит пространство в глубину и умело намечает дали, он полностью овладел перспективой, рисунок его вполне точен, пропорции выдержаны. Хорошо передана воздушная среда, в пейзаже появилась прозрачность. Почти во всех деталях чувствуется уверенная рука мастера»33.

Из вышеприведенной цитаты можно сделать вывод, что в петровский период Николай Бестужев не только уже перестал быть учеником, но и вполне мог быть учителем, а его работы - образцом для подражания. По-видимому, до нас дошли далеко не все работы Н.А. Бестужева, посвященные Петровскому Заводу. «Посылая в 1870 году М.И. Семевскому уцелевшие пейзажные работы брата, Михаил Бестужев писал: «Из восьми видов Читы у него осталось три, из шести видов Петровского осталось только три - все он раз- дарил»34. Можно предположить, что одним из этих «раздаренных» видов был рисунок Дамской улицы, подаренный Трубецким, с которыми Бестужев был очень дружен все годы изгнания, а затем он оказался в альбоме княгини в Париже.

Известная же работа Н.П. Репина в таком случае могла быть копией, выполненной учеником, постигающим мастерство учителя.

Рассуждая об учителях и учениках, также необходимо упомянуть о детях декабристов, имеющих склонность к рисованию, а именно о сыне Давыдовых Василии и о дочери Трубецких Александре. В своей монографии И.С. Зильберштейн приводит цитату из письма А.И. Давыдовой к И.И. Пущину, в котором она пишет о сыне: «Вася большой охотник до рисования и много занимается; летом поедет в Петербург в Академию рисования, чтобы усовершенствоваться.»35. Судя по репродукциям работ сына декабриста и сохранившейся копии общего вида Петровского Завода, как отмечает И.С. Зильберштейн, В.В. Давыдов «действительно был неплохим живописцем»36.

Сохранилось множество сведений о любви к рисованию старшей дочери Трубецких Александры. И.С. Зильберштейн полагает, что известный портрет первой декабристки, выполненный Бестужевым, дошел до нас именно в копии, сделанной с оригинала художника рукою дочери Екатерины Ивановны Александры37.

Александра Сергеевна могла делать и копии бестужевских пейзажей, о чем свидетельствует сохранившееся в архиве Бестужева письмо Александры Ребиндер к Е.А. Бестужевой, датированное 1854 г., в котором содержится просьба «одолжить ей ненадолго виды Читы и Петровского Завода, с которых ей хочется снять копию»38.

Очень интересным представляется альбомный лист с изображением дома Трубецких в Петровском Заводе. По определению Е.А. Ячменева, автором данного изображения является декабрист В.П. Ивашев, и датирована работа 1830-ми гг.

Как уже отмечалось, сведений об Ивашеве-художнике, позволяющих в достаточной мере судить об авторском художническом почерке декабриста, не много. Искусствовед М.Ю. Барановская в своей статье, посвященной художникам- декабристам, называет В.П. Ивашева «талантливым художником» и отмечает, что «он рисовал пейзажи бегло и лаконично. В его рисунках есть мастерство. До нас дошли его акварели, изображающие так называемую Дамскую улицу в Чите, свою камеру и камеры товарищей по Петровскому заводу»39.

Большая часть работ, представленных в альбоме Е.И. Трубецкой, имеет некое стилистическое единство, а изображение дома Трубецких в Петровском отличается оригинальным почерком. Кроме того, стиль автора, создавшего изображение дома Трубецких в Петровском, как нам кажется, имеет общие черты со стилем, в котором исполнено изображение Дамской улицы в том же Петровском Заводе, атрибутированное как работа В.П. Ивашева.

На последнем, с видом Петровского Завода, листе изображены церковь в Петровском и декабристские могилы. Авторство и датировка, по определению Е.А. Ячменева, - Н.А. Бестужев. 1830-е гг. В данном случае с определением автора работы трудно не согласиться. Широко известна работа Н.А. Бестужева с изображением петровской церкви и некрополя, опубликованным, в частности, в монографии И.С. Зильберштейна40 и в альбоме «Декабристы в изобразительном искусстве»41. Между акварелью, хранящейся ныне в отделе русской культуры Эрмитажа, и работой из сибирского альбома много общего - это, прежде всего, композиционное и стилевое единство. Различие двух рисунков - в количестве изображенных на них могил: на опубликованной работе представлены три могилы, на рисунке из альбома Е.И. Трубецкой -    пять. Две могилы, изображенные на последней работе, - декабриста Александра Семеновича Пестова, умершего в 1833 г., и сына Ивашевых Александра, скончавшегося в 1834 г., - позволяют определить дату ее написания периодом с 1834 по 1837 г. Изображения храма и декабристских могил на работе из сибирского альбома пронумерованы и соответственно подписаны снизу листа по-французски: «Вид Петровска. 1. Старая церковь. 2. Могила Александрины и маленького Фонвизина. 3. Могила маленького Ивашева. 4. Могила Пестова, одного из осужденных, умершего в Петровском. 5. Могила дочери Анненковых». Подписи, как и на прежних листах, сделаны, скорее всего, рукою самой княгини как пояснения, предназначавшиеся для сестры Зинаиды, жившей в ту пору в далеком Неаполе.

Вышеприведенные соображения представляют собой очередную попытку атрибутирования изобразительных работ, составляющих сибирский альбом первой декабристки. Именно попытку, поскольку проблема атрибуции изобразительного наследия декабристов в целом существует давно.

Проблема эта имеет ряд факторов объективного характера. Так, например, многие сохранившиеся работы, даже Н.А. Бестужева, творчество которого является наиболее изученным, имеют спорную атрибуцию. Это связано, в частности, с тем, что, по свидетельству главного специалиста по данному вопросу И.С. Зильберштейна, попытка определения авторства некоторых сохранившихся и не имеющих подписи работ была предпринята только через 50 лет после их создания. Тогдашний владелец бестужевских акварелей М.И. Семевский через несколько лет после смерти М.А. Бестужева, прежде передавшего ему работы брата, почему-то решил уточнить их авторство и обратился за консультацией к А.Е. Розену, который, по мнению И.С. Зиль- берштейна, указал неверную атрибуцию ряда работ42.

Кроме того, существует проблема атрибутирования сохранившегося изобразительного наследия других художников-декабристов, например Я.М. Андреевича, И.А. Анненкова, Д.И. Завалишина, В.П. Ивашева, И.В. Киреева, А.М. Муравьева, Н.П. Репина. Многие из упомянутых художников-любителей, по свидетельству исследователей художественного наследия декабристов, находились в своем творчестве под влиянием более профессионального товарища - Н.А. Бестужева, что, в свою очередь, могло привести к заимствованию его творческого почерка. Это влияние Бестужева на своих товарищей и их подражание ему затрудняют определение работ, сделанных рукою самого

Н.А. Бестужева, и, соответственно, работ его товарищей. Сложно заниматься атрибуцией декабристских работ, располагая цветными ксерокопиями изображений из сибирского альбома кн. Е.И. Трубецкой и черно-белыми репродукциями или только текстовым описанием работ художников-декабристов в научных публикациях, посвященных настоящей теме. Определить авторство той или иной работы весьма проблемно без возможности видеть непосредственно оригинал. Работы декабристов-художников хранятся в настоящее время в Музее А.С. Пушкина (Москва), Институте русской литературы (С.-Петербург), Третьяковской галерее (Москва), Государственном Историческом музее (Москва), Государственном Эрмитаже (С.-Петербург), а также в частных коллекциях. Только знакомство с сохранившимися оригиналами декабристского искусства, их анализ в сравнении с работами из альбома Трубецкой позволят, быть может, закрыть проблему их атрибутирования. Эта работа еще впереди.

Примечания

1     Кологривов И.Н. Княгиня Екатерина Ивановна Трубецкая // Современные записки. Париж, 1936. Кн. 61. С. 278.

2     Там же. Кн. 60. С. 204-205.

3     Там же. С. 205.

4     Там же.

5     СергеевМ.Д. С Иркутском связанные судьбы. Иркутск, 1986. С. 300.

6     Ячменев Е.А. Свидетель лет изгнания //Аргументы и факты. 2005. № 28.

7     Там же.

8     Там же.

9     Кологривов И. Княгиня Е.И. Трубецкая. Кн. 61. С. 278.

10   Зильберштейн И.С. Художник-декабрист Николай Бестужев. М., 1988. С. 195.

11   Кологривов И. Княгиня Е.И. Трубецкая. Кн. 61. С. 279.

12  Там же.

13  Куйбышева К.С., Сафонова Н.И. Акварели декабриста Петра Ивановича Борисова. М., 1986.

14  Зильберштейн И.С. Художник-декабрист Николай Бестужев. С. 222.

15  Там же. С. 196.

16  Кологривов И. Княгиня Е.И. Трубецкая. Кн. 61. С. 278.

17  Там же. С. 247, 254, 263, 267.

18  Там же.

19  Зильберштейн И.С. Художник-декабрист Николай Бестужев. С. 206.

20  Там же.

21  Там же. С. 207.

22  Там же.

23    Там же. С. 209.

24    Барановская М.Ю. Декабристы-художники // Декабристы в Сибири. Новосибирск, 1952. С. 56.

25    Зильберштейн И.С. Художник-декабрист Николай Бестужев. С. 238.

26    Там же. С. 214.

27    Там же.

28    Декабристы и Сибирь. М., 1988. С. 163, 259.

29    Там же. С. 154, 258.

30    Зильберштейн И.С. Художник-декабрист Николай Бестужев. С. 290.

31    Там же. С. 202.

32    Там же. С. 113.

33    Там же. С. 463.

34    Там же. С. 215

35    Там же. С. 474.

36    Там же.

37    Там же. С. 159.

38    Там же. С. 474.

39    Барановская М.Ю. Декабристы-художники. С. 56.

40    Зильберштейн И.С. Художник-декабрист Николай Бестужев. С. 475.

41    Принцева ГА. Декабристы в изобразительном искусстве. М., 1990. № 36 (II 17).

42    Зильберштейн И.С. Художник-декабрист Николай Бестужев. С. 199-204.

Памятник "Семья Трубецких" в г. Петровске-Забайкальском.
Скульптор Л.А. Родионов.