Стиль русской, французской и немецкой письменной речи Ивана Борисовича различался. Его русский язык заметно архаичен, чего не скажешь о его французском. По-французски И.Б. Пестель писал не без претензии на учтивую изысканность, но в то же время фразы его тяжеловесны, не всегда правильны и несколько неуклюжи. Различались при переходе с языка на язык и способы обращения к собеседнику. Так, по-французски И.Б. Пестель обращался к сыну на «вы», по-немецки и по-русски - на «ты». Русский язык И.Б. Пестель использовал, как правило, в тех случаях, когда хотел привести чью-то фразу, сказанную по-русски, цитату из официального документа, иногда он писал по-русски собственные имена (хотя одно и то же имя мог писать как по-русски, так и транслитерировать латиницей). Немецкие вкрапления в письмах чаще всего являются религиозными сентенциями, цитатами из Писания или нравоучительными пословицами, иногда характерными оценочными словами (  Windbeutel  - излюбленное словцо И.Б. Пестеля). 

  <7>   

Елизавета Ивановна Пестель слыла женщиной прекрасно образованной, она писала лучше мужа, ее стиль правильней, не лишен элегантности и местами иронии.

История семьи в письмах

<8>   

Значение семейной переписки Пестелей как источника трудно переоценить, несмотря на отсутствие писем самого декабриста. Письма рисуют историю семьи, позволяют уточнить многие обстоятельства биографии декабриста. Особенно важно то, что хронологически сохранившиеся письма родных к декабристу охватывают почти всю его жизнь, с детства до последних месяцев перед арестом. Переписка велась с перерывами, прекращаясь, когда члены семьи жили вместе. Но такое случалось не часто. Первое датированное письмо отца к Павлу Ивановичу относится к 1801 г., мальчику было тогда 8 лет. Иван Борисович отлучался по делам службы, ездил с ревизиями в восточные губернии. Павел и Владимир Пестели в 1805 г. были отправлены учиться в Германию в сопровождении наставника А.Е. Зейделя и пробыли там до 1809 г. Тем временем, отец в 1806 г. был назначен сибирским генерал-губернатором и следующие два или три года провел в Сибири, в 1807 г. в Сибирь к нему отправилась и Елизавета Ивановна. Затем Пестель управлял Сибирью, находясь в Петербурге, что породило насмешки современников, однако имело свой административный смысл: по размерам Сибири, даже находясь там, генерал-губернатор не имел возможности лично наблюдать происходящее; а будучи в Петербурге, он мог легче решать касающиеся Сибири вопросы в высших государственных учреждениях.

  <9>   

Разлуки обуславливали регулярную переписку между членами семьи, тщательно регламентированную родителями: полагалось писать раз в две недели. После возвращения сыновей в Петербург переписка естественным образом прекратилась (за редким исключением, как письмо-нотация матери, Е.И. Пестель, обращенная к сыну Павлу, только что выпущенному из Пажеского корпуса) и возобновилась с отъездом Павла в армию в начале 1812 г. С тех пор декабрист редко бывал в родительском доме, поэтому переписка шла без длительных перерывов. Сами перерывы эти помогают уточнить хронологию передвижений Павла Ивановича: в 1812 г. после ранения при Бородино он был осенью перевезен в Петербург и лечился вплоть до мая следующего года, когда с незажившей еще раной отправился в действующую армию. После войны Павел Пестель, адъютант генерала П.Х. Витгенштейна, служил с ним в Митаве, 1816 г. провел дома, в Петербурге. В 1818 г. Витгенштейн был назначен командующим 2-й армией, и Пестель переместился в штаб армии Тульчин, с 1821 г., получив в командование полк в той же армии, переселился в местечко Линцы. За эти годы он бывал у родителей несколько раз в отпусках, даты которых внятно обозначены в переписке. Переписка доходит до последних месяцев перед арестом декабриста (самое позднее письмо от 7 октября 1825 г.).

  <10>   

Переписка дает возможность заглянуть в мир семьи и узнать характеры и круг интересов ее членов. За И.Б. Пестелем в литературе закрепилась (в немалой мере с легкой руки А.И. Герцена) репутация «сибирского сатрапа», жестокого «проконсула Сибири». Немногочисленные мемуаристы склонны были отзываться о нем как о человеке высокомерном и деспотичном  3. Впрочем, надо отметить, что для того места, какое старший Пестель занимал в столице среди высших административных лиц и в свете, упоминаний о нем в мемуарах удивительно мало. По всей видимости, он так и не был до конца принят в аристократической среде - для нее Пестели были выскочками, недостаточно знатными, да и, прибавим, не столь богатыми. Не сумел Пестель-отец и снискать прочных симпатий столичной публики. Напротив, поселившись в 1823 г. после отставки главы семьи в маленьком имении в Смоленской губернии, Пестели снискали доброе расположение соседей. Соседка по имению А.И. Колечицкая отзывалась о Елизавете Ивановне как о женщине необыкновенной, об Иване Борисовиче - как о человеке очень любезном и приветливом  4. 

  <11>   

Письма рисуют Ивана Борисовича как сентиментального, набожного, соединяющего некоторую наивность в вопросах морали с определенной служебной умудренностью, лично очень добросовестного и честного (другой вопрос, как эти его качества эксплуатировались подчиненными, находящимися за несколько тысяч верст). Он уверял сыновей, что честность, образование и добросовестность являются залогом успешного служебного продвижения. После позорной отставки его в 1822 г. с должности генерал-губернатора семья оказалась в ситуации полной финансовой катастрофы, с мизерными источниками дохода и огромными долгами, накопившимися за время службы и жизни в столице. Обо всем этом отец подробно рассказывал в письмах старшему сыну. Таким образом, любые подозрения в казнокрадстве и лихоимстве Пестеля-отца совершенно беспочвенны. Скорее следует признать его повинным в безграничном и слепом доверии к нескольким лицам, которых он продвинул на ключевые посты в Сибирской администрации, в первую очередь, иркутскому губернатору Н.И. Трескину  5. 

Отцовские наставления будущему декабристу

<12>   

Письма Ивана Борисовича полны выражений нежной любви к детям. «Ваш лучший друг, нежнейший из отцов», «люблю вас так, как никогда отец не любил свое дитя», «нежно обнимаю вас и благословляю от глубины души» - вот характерные, из письма в письмо повторяющиеся слова. Постоянные, однообразные, даже назойливые и местами похожие на ханжество религиозные сентенции Ивана Борисовича сводятся к одному кредо:

  <13>   

«Не будем никогда забывать, мой добрый Друг, что мы находимся в этом мире лишь для того, чтобы приготовиться быть достойными вечного счастья, ожидающего нас в Выси. Что все в этом мире заботы, горести, даже беды мы имеем лишь для того, чтобы исправить и усовершенствовать себя. Если вы приучите себя, мой добрый Друг, хорошенько исследовать все, что с вами происходит неприятного, вы легко обнаружите причины, по которым было необходимо для вашего блага, чтобы это с вами произошло, а если вы глубже изучите причины, вы придете к тому, что часто сможете предупреждать и всегда переносить с мужеством и покорностью все, что с вами будет происходить неприятного» (письмо от 10 июня 1812 г.)  6. 

  <14>   

Письма отца к сыновьям (помимо писем к Павлу Ивановичу, сохранилось также несколько писем, адресованных в детстве его братьям Владимиру и Борису; ряд писем в Германию адресованы обоим мальчикам сразу - Павлу и Владимиру) дают исследователю редкий шанс получить представление о воспитании будущего декабриста, они полны моральных, дидактических наставлений. Дополняют картину письма к Павлу Пестелю его воспитателя А.Е. Зейделя, деда и бабушки с материнской стороны - по части внушения детям основ поведения и мировоззрения, особенно религиозных принципов, они на редкость единодушны. Надо отметить, что такого рода эпистолярных комплексов, освещающих процесс воспитания, сохранилось немного, а в данном случае ведь речь идет о Павле Пестеле, одном из самых неординарных людей своего времени. Трудно переоценить возможность узнать, какой интеллектуальный и нравственный багаж будущий декабрист вынес из родительской семьи.

  <15>   

Письма того времени, когда дети были еще маленькими, написаны не просто как письмо любящего отца к малышу, но носят выраженный образцовый, нормативный характер: мальчик должен усвоить, как выглядит учтивое послание со всеми приличествующими ему атрибутами. Вот характерный пример:

  <16>   

«Казань, 2 фев[раля] 1804
Мои дражайшие Друзья, Павел, Борис и Воло! Пишу вам всем троим одно письмо, потому что не имею времени писать каждому отдельно, и к тому же моя нежность и привязанность ко всем вам так одинаковы, что могу сказать всем троим одно и то же. Я был весьма тронут выражениями нежности в ваших письмах. За день не бывает часу, чтобы я не думал о вас и не сожалел, что разлучен с вами, мои дорогие Друзья. Горячо молюсь, чтобы я смог закончить поскорее дела здесь и мог бы быть с вами и прижать вас к сердцу, я дышу лишь нежнейшей дружбой к вам, мои добрые Друзья. Вы знаете, дети мои, как я нежно люблю вашу дорогую Матушку. Так что прошу вас вообразить, как мне тяжело быть разлученным с Ней. Я думаю, что и Ей эта разлука не менее тяжела. Так что советую вам позаботиться о ней, развлекать ее и возместить ей мое отсутствие удовольствием, какое вы можете ей доставить своим хорошим поведением и прилежанием в учебе. 

  <17>   

Передайте мои поклоны вашей дорогой бабушке, поцелуйте ей руки от меня. Я не пишу ей, поскольку занят поисками лучшего чая, какой только можно здесь найти, чтобы послать ей. С тех пор как я здесь, мне доставляет удовольствие посылать его ей, добавляя несколько строк.
Передайте мои поклоны госп[одину]  Дероша   и всем тем нашим друзьям, которым угодно будет вспомнить обо мне. Обнимите от меня нежно моего доброго друга Александра. Скажите ему, что я люблю его всем сердцем. Говорите ему иногда обо мне, чтобы он не позабыл меня. 

  <18>   

Прощайте, дорогие Друзья, обнимаю вас нежно и благословляю от всего сердца как ваш искренний Друг и нежный отец»  7. 

  <19>   

Центральное место в письмах отца сыновьям занимает забота об их образовании. И здесь уместно вспомнить о том, насколько семья служивых выходцев из Германии, пусть и основательно обрусевших за почти столетнее пребывание в России, отличалась от коренных русских бар. У Пестелей не было родовых имений, не было фамильного состояния, все их финансовое благополучие зависело целиком от службы, и отец не уставал повторять и внушать это сыновьям, возводя одновременно успехи в учебе в разряд похвальных добродетелей:

  <20>   

«Продолжайте, мой добрый Друг, прилежно учиться, быть добронравным и послушным. Это самое верное средство заслужить одобрение ваших родителей и учителей. Просите Бога, чтобы он благословил ваши старания и ниспослал вам способности, необходимые, чтобы стать однажды человеком, полезным для ваших близких и для службы отечеству» (письмо от 10 декабря 1801 г.)  8. 

  <21>   

Характерная воспитательная дидактика Ивана Борисовича, также повторяющаяся довольно часто, несколько утилитарно толковала пользу примерного поведения:

  <22>   

«Знайте всегда, мой друг, ваше счастье в вас самих, и счастливы бывают лишь в той мере, в какой исполняют разнообразные обязательства, какие посылает нам провидение. Коли вы будете сами довольны собой, то и все окружающие вас будут вами довольны, таким образом, и вы сами будете счастливы. Бог дал вам способности, нужные чтобы расширить познания, чтобы образовать ваши сердце и разум. Воспользуйтесь, мой друг, этими способностями, и вы найдете удовлетворение в своем существовании» (письмо от 23 августа 1805 г.)  9. 

  <23>   

Надо сказать, что эти дидактические внушения принесли плоды, явно непредвиденные заботливым отцом. Вот одно из самых интересных писем Ивана Борисовича того периода. В 1804 г. он ревизовал Казанскую губернию и в письме от 27 марта описал сыновьям, 11-летнему Павлу и 9-летнему Владимиру, положение крестьян, которых он, по его словам, избавил от угнетения местных начальников. Письмо это выделяется объемом и явной эмоциональной вовлеченностью автора, он действительно переживал увиденное. 

  <24>   

«Я обнаружил толпу народа, угнетенного низшими начальниками, но что было приятно, так это доставить облегчение этим бедным людям, освободив их от угнетателей, которым я отказал в их местах. Это, в самом деле, трогательное зрелище, видеть благодарность, какую мне выражали эти бедные крестьяне. У меня было собравшихся в одной деревне 2878 крестьян, которые при моем отъезде простерлись на земле и кричали изо всей силы, что даже дети их будут молить Бога за благополучие мое и всей моей семьи. Я плакал горячими слезами умиления и возблагодарил Всевышнего, избравшего меня для облегчения эти бедных несчастных. Я имел такие сцены в четырнадцати различных местностях, где побывал с ревизией. Ах! дорогие мои дети, просите Бога, чтобы он дал вам сердца, способные живо чувствовать счастье от того, что доставляешь его ближним. Нет блаженства равного тому, когда облегчаешь угнетенных. Вот, мои добрые друзья, единственное и наибольшее удовольствие, какое дает нам высокое положение - это иметь возможность сделать больше счастливых»  10. 

  <25>   

Эти весьма характерные для Века Просвещения сентенции о том, что высшее счастье для человека - облегчать страдания угнетенных, были вполне в русле тех общих моральных наставлений, которые отец регулярно давал сыновьям. Однако вряд ли Иван Борисович Пестель мог предположить, каким образом она впоследствии трансформируется в идеях его старшего и любимого сына. Здесь мы можем наблюдать тот перелом эпох, когда одни и те же, в сущности, слова получали совершенно различное наполнение. То, что для отца было не более чем морализаторской сентенцией, подкрепленной, впрочем, некими поступками в рамках исполнения служебных обязанностей и частной жизни, - для сына превратилось в идеи об усовершенствовании общественного устройства.

  <26>   

Письма позволяют понять систему отношений в семье, распределение ролей. Павел Иванович был любимцем родителей, серьезным, ответственным старшим сыном и старшим братом, тогда как Владимир (родители называли его Воло) позволял себе инфантильное, мальчишеское поведение. Отец обсуждает проблемы Владимира в письмах к старшему сыну, который в этой связи выступает как ответственный, взрослый партнер родителей, разделяющий их тревогу и готовый заботиться о младшем брате. Позднее, после служебной катастрофы отца в 1822 г., Павел Иванович взял на себя заботы о служебном обустройстве младшего из братьев Александра.

Сын и мать

<27>   

В биографической литературе сложилось мнение об особой близости Павла Пестеля с матерью Елизаветой Ивановной. Считалось, что Елизавета Ивановна, натура утонченная и чувствительная, была угнетена черствым мужем. На основании писем, однако, и ее образ предстает иначе: мать оказывается строгой, склонной к педантизму, обладает более сильным характером, чем муж. Характеры родителей хорошо видны по следующему письму, написанному ими обоими мальчикам в Германию 13 ноября 1805 г.

  <28>   

Иван Борисович:

«Чем больше вы трудитесь и делаете успехов, тем в большей мере вы готовите себе великолепное будущее. Имея знания и таланты, люди становятся полезными и приятными, и, образовав свои разум и сердце, вы достигните стать счастливыми. Однако, чтобы быть таковыми совершенно, надо уметь доставить благополучие тем, кто вас окружает, а для этого одних знаний и талантов недостаточно. Следует работать над своим характером. Человек добрый, услужливый, сострадательный к страданиям ближних, любезный может быть уверен, что найдет друзей. Вот над чем я призываю вас, мои Друзья, работать прежде всего. Нельзя жить и тем более иметь приятное существование в свете, если не иметь друзей [...]».

  <29>   

Елизавета Ивановна:

«Отметьте мне в точности занятия каждого часа за день, то есть сделайте мне таблицу всех дней недели на отдельном листе, я смогу хотя бы иметь удовольствие следовать за всеми вашими занятиями, и всякий раз как мое сердце и мысли перенесут меня к вам, я буду точно знать, где вы находитесь. Что до музыки, я не очень одобряю выбор Воло. Клавесин - это   слишком громоздкий   инструмент для военного, как и вообще для молодого человека, предназначенного к службе; и, проведя несколько лет в занятиях с пианино, вы окажетесь, быть может, вынужденными его бросить из-за невозможности перевезти инструмент или даже невозможности его приобрести, поскольку это самый дорогой инструмент. Подумайте об этом, мой добрый друг, и делайте затем, что хотите, но будьте готовы впоследствии не пожалеть о потерянных времени, деньгах и усилиях»  11. 

  <30>   

Пересылая письма отца из Сибири, мать помечала: «Я отрываю половину листа, служившего конвертом, чтобы облегчить почту»  12 (т.е. чтобы не платить за вес пустой страницы). Иногда она слегка иронизировала насчет своей хозяйственной экономии, но настаивала на ней неизменно. Вот родители проводили любимого сына в армию: 

  <31>   

«Несмотря на то, что не прошло суток с тех пор, как вы нас покинули, дорогой мой Павел, нужно все же воспользоваться этой оказией, чтобы еще раз вас благословить и сказать вам, чего стоит материнскому сердцу расстаться с любимым сыном! Да будет с вами Господь! Я тревожусь всякую минуту, чтобы не забыли что-нибудь из ваших вещей. Уже есть забытая ваша чайная ложка, 5 рублей и пр. Во имя Неба, соблюдайте порядок и экономию» (письмо от 12 апреля 1812 г.)  13. 

  <32>   

Стоит еще заметить, что в письмах Ивана Борисовича Елизавета Ивановна поправляла орфографические огрехи и расставляла надстрочные значки. При этом примечательно, что, ликвидируя после отставки дела в Петербурге, Иван Борисович обнаружил, что управляющий бессовестно их обворовывал при расчетах с поставщиками - а ведь речь шла не об управляющем в далеком имении, а о хозяйстве петербургского дома. Заботы Елизаветы Ивановны об экономии носили, таким образом, весьма специфический характер.

  <33>   

По переписке за ранние годы особой близости Павла Ивановича с матерью не заметно, напротив, складывается впечатление о большей близости его с отцом. Среди оказавшихся в архиве Следственного комитета бумаг декабриста писем матери за ранние годы нет, имеются только ее приписки к письмам мужа, хотя Иван Борисович то и дело упоминает написанные ею письма к Павлу. Особенности эпистолярного комплекса позволяют считать, что П.И. Пестель более бережно хранил именно письма от отца.

  <34>   

Взрослый сын в переписке с отцом

С отъездом Павла Пестеля в армию весной 1812 г. тон писем отца заметно меняется: отныне он обращается к сыну как к взрослому, которому уже нельзя читать нотации, но который по-прежнему нуждается в родительском совете. Чрезвычайно интересна появившаяся тогда в письмах И.Б. Пестеля тема: он давал Павлу советы о том, как выстраивать карьеру. Такого рода свидетельства, которые бы обрисовывали карьерные стратегии молодого человека, чрезвычайно редки сами по себе, а в данном случае они еще и относятся к будущему выдающемуся декабристу.

  <35>   

По письмам Ивана Борисовича 1812-1813 гг. заметен и первый жизненный кризис Павла Ивановича. Как это случалось со многими его сверстниками, привитый воспитанием идеализм вступил в противоречие с суровой действительностью. Он пережил тяжелое ранение под Бородино и мытарства при отступлении из Москвы, когда родные надолго потеряли его и не знали о его участи, получил награды за храбрость, в 1813 г. благодаря связям и хлопотам отца вернулся в армию не просто строевым офицером, а адъютантом влиятельного и знаменитого тогда генерала П.Х. Витгенштейна. Отец заверял Павла Ивановича, что по своим способностям и образованию он, несомненно, превосходит сверстников и опередит их в карьерном продвижении. Однако, судя по ответам Ивана Борисовича на письма сына, происходило совсем другое: Павел проигрывал по сравнению с теми молодыми людьми, которые умели «быть придворными», страдал от интриг, не знал, как привлечь к себе большее внимание начальника. И к тому же страдал от последствий ранения. Иван Борисович старался утешить сына, и в то же время апеллировал к нему как к старшему и более ответственному, обсуждая поведение и служебные перспективы второго брата - Владимира, также в 1813 г. вступившего в военную службу.

  <36>   

Письма ясно показывают, что между отцом и сыном существовали достаточно близкие и во многом доверительные отношения. Разумеется, Иван Борисович не знал всего об убеждениях и идеях сына, равно как и о том, что он состоит в тайном обществе. Хотя одно-два места из его писем заставляет задуматься: так ли уж Иван Борисович был слеп. Стоит обратить внимание на одно место в его письме, начатом 6 августа 1822 г., пересланном, кстати, не по почте (пользоваться ею многоопытный Иван Борисович вообще избегал), а с отъезжавшим в полк Павла Пестеля офицером: «Здесь говорят, что во 2-й армии есть злонамеренные, и хотя я этому не верю, но, тем не менее, мой долг как отца, друга и патриота предупредить вас об этом, чтобы вы остерегались их при знакомствах, которые будете делать. Эти люди опасны, и всякий честный человек должен чураться их». Впору задуматься: был ли Иван Борисович столь наивен, что не подозревал об убеждениях сына и всерьез наставлял его опасаться заговорщиков, или же он, напротив, догадывался о многом и в такой завуалированной форме, намеками предупреждал сына об опасности, о том, что существование тайного общества известно правительству. Тем более что еще один, столь же тонкий, намек Иван Борисович сделал в продолжении того же письма, которое писал в течение месяца, ожидая отъезда упомянутого офицера во 2-ю армию. В приписке от 22 августа он счел нужным специально сообщить сыну о появившемся указе насчет запрещения масонских лож и тайных обществ:

  <37>   

«Посылаю вам рескрипт мин[истру] внутренних дел относительно масонских лож и других тайных обществ, а также подписи, которые должны дать все находящиеся на службе. Поскольку я никогда в жизни не был масоном и всегда смотрел на эти ложи как на мошенничество, мне от этой меры ни горячо, ни холодно. Все, кто принадлежал к какой-либо ложе, имеют наименовать ее в своих подписях, обещая более не состоять там, и они тем лучше сделают, что, вероятно, у полиции есть список всех масонов в стране»  14. 

  <38>   

Как служащий офицер, Павел Пестель в любом случае получил бы эту информацию по служебной линии - зачем же отец специально хлопотал, посылая ему рескрипт и предупреждая об этой мере властей? Будь он совершенно уверен в непричастности Павла Ивановича к подобным сообществам, он бы, представляется, не обратил на указ особого внимания. Возможно, Иван Борисович догадывался о принадлежности сына к масонской ложе; но предшествующий пассаж насчет злонамеренных людей в рядах 2-й армии заставляет думать, что он догадывался и о большем.

  <39>   

Вопросы религии обсуждались обоими родителями более или менее регулярно на протяжении всей переписки. Малоизвестным фактом биографии декабриста является то обстоятельство, что во время службы в Митаве он общался с известной баронессой Крюденер, проповедницей мистицизма, оказывавшей влияние на императора Александра I. Судя по ответной реакции Ивана Борисовича на недошедшие до нас письма Павла Ивановича, в эволюции взглядов декабриста бывали моменты, когда он проникался интересом к вере. Напротив, в конце 1822 - начале 1823 г. он, по-видимому, в разное время написал обоим родителям о своих религиозных сомнениях. Иван Борисович с детства твердил сыновьям о своей глубокой уверенности в том, что Господь к нему милостив и не оставит его в беде. Теперь же Павел Иванович в этом усомнился. «Вы говорите, мой добрый друг, что Всевышнему недостало его могущества, чтобы сделать нас счастливыми», - отзывалась на его сомнения мать в письме от 15 апреля 1823 г.  15 И Иван Борисович, и Елизавета Ивановна ответили сыну пространными рассуждениями, призванными убедить его вернуться к вере. Из этих писем ясно также, что существенную роль в ссоре декабриста с небесами сыграли неприятности, выпавшие на долю отца и всей семьи в связи с отставкой Ивана Борисовича от должности сибирского губернатора и расследованием его деятельности. 

  <40>   

О своей служебной катастрофе Иван Борисович также рассказывал сыну в письмах, причем наиболее откровенен был в тех из писем, которые посылал с надежной оказией. По его версии, обвинения против него были ложными, а причиной имели - интриги и происки его высокопоставленных недоброжелателей. Он уверял, что его оправдания не были выслушаны, а император рассудил дело несправедливо, поверив наветам против Пестеля. Независимо от того, каковы на самом деле были проблемы управления Сибирью, для нас важно, что декабрист имел основания считать отца несправедливо тяжело обиженным. К тому же его отставка означала финансовую катастрофу всей семьи. Эту проблему отец бесконечно обсуждал в письмах к старшему сыну. Его беспокоило устройство троих сыновей - Владимира и Бориса, на легкомыслие и лень которых он жаловался Павлу Ивановичу, и младшего Александра, также вызывавшего серьезное родительское беспокойство. После окончательной отставки семья Пестелей не могла больше позволить себе жить в дорогом Петербурге, однако и выехать из столицы глава семьи долго не мог, поскольку вынужден был искать новых займов, чтобы расплатиться с долгами. 

  <41>   

Для полноты характеристики семейной переписки следует упомянуть, что письма родителей практически не содержат следов каких-либо интеллектуальных интересов, круга чтения. Несколько раз в последний период переписки, находясь в имении Васильево, отец и мать ссылались на сочинения известного тогда проповедника пастора Дрезеке, даже посылали Павлу Ивановичу его сочинения. Живя и скучая в деревне, Иван Борисович принялся читать и несколько раз делился с сыном впечатлениями от прочитанного. В письмах Елизаветы Ивановны раз-другой встречаются отсылки к забытым ныне литературным персонажам. В целом, представляется, что интеллектуальная сторона жизни для старших Пестелей была не очень значительна. Павел Иванович, оставаясь эмоционально очень близким семье, любящим и заботливым сыном и братом, в умственной, идейной эволюции ушел очень далеко по собственному, самостоятельно найденному пути. 

1.  Государственный архив Российской Федерации (далее − ГА РФ). Ф. 48. Оп. 1. Д. 476. Ч. 1; Д. 477. Ч. 1. Т. 1; Д. 477. Ч. 1. Т. 2; Д. 477. Ч. 2. Т. 1; Д. 477. Ч. 2. Т. 2; Д. 478. 

2.  Не было случайностью, что написанная в середине 1920-х гг. на основании переписки Пестелей   неординарная и тонкая работа С.Н. Чернова так и осталась неопубликованной и увидела свет лишь недавно (Чернов С.Н. Декабрист П.Ив. Пестель. Опыт личной характеристики // Он же. Павел Пестель: Избранные статьи по истории декабризма. СПб., 2004. С. 63-181). 

3.  См. напр.  в записках Н.И. Греча  : Отголоски 14 декабря 1825 г. Из записок одного недекабриста. /Сост. Э.Л. Каспрович. Лейпциг, 1903. 

4.  Колечицкая А.И. Мои записки от 1820-го года / Публ. Е.Э. Ляминой и Е.Е. Пастернак // Лица: Биографический альманах. М.-СПб.,1995. С. 277-341. 

5.  О проблемах управления Пестелем Сибирью см.: Ремнев А.В. Проконсул Сибири Иван Борисович Пестель // Вопросы истории. 1997. № 2. С. 141-149. Сам И.Б. Пестель оставил записки с объяснением своей деятельности и ответом обвинителям: Бумаги Ивана Борисовича Пестеля // Русский архив. 1875. Кн. 1. С. 369-423. См. также: Матханова Н.П. Автобиографии сибирских генерал-губернаторов XIX века // Роль государства в хозяйственном и социокультурном освоении Азиатской России XVII-начала XX века: сборник материалов региональной научной конференции. Новосибирск, 2007. С. 201-210. Автор благодарна Н. П. Матхановой и А. И. Куприянову за плодотворные обсуждения этой темы. 

6.  ГА РФ. Ф. 48. Оп. 1. Д. 477. Ч. 1. Т. 1.  Л. 68-70 об. 

7.  ГА РФ. Ф. 48. Оп. 1. Д. 477. Ч. 1. Т. 1.  Л. 9-9 об.  Дерош  - вероятно, один из воспитателей братьев Пестелей, Александр - младший брат. 

8.  ГА РФ. Ф. 48. Оп. 1. Д. 477. Ч. 1. Т. 1.  Л. 5-5 об. 

9.  ГА РФ. Ф. 48. Оп. 1. Д. 477. Ч. 1. Т. 1.  Л. 19-20. 

10.  ГА РФ. Ф. 48. Оп. 1. Д. 477. Ч. 1. Т. 1.  Л. 13-14 об. 

11.  ГА РФ. Ф. 48. Оп. 1. Д. 477. Ч. 1. Т. 1.  Л. 27-28 об. 

12.  ГА РФ. Ф. 48. Оп. 1. Д. 477. Ч. 1. Т. 1.  Л. 37 об. 

13.  ГА РФ. Ф. 48. Оп. 1. Д. 477. Ч. 1. Т. 1.  Л. 56 об. 

14.  ГА РФ. Ф. 48. Оп. 1. Д. 477. Ч. 2. Т. 2.  Л. 78-85 об. 

15.  ГА РФ. Ф. 48. Оп. 1. Д. 477. Ч. 2. Т. 2.  Л. 132-136 об.