Карибские негры и итальянские уголовники в походе на Москву. 1812 год.

Сразу же после подчинения Неаполитанского королевства Франции Жозеф Бонапарт приступил к созданию неаполитанской армии. Однако, так как среди неаполитанцев было слишком мало людей, готовых рисковать своей головой ради чуждых им интересов, король Жозеф нашел неординарный способ увеличить численность своих войск: он объявил амнистию всем заключенным тюрем, которые согласятся вступить в армию Неаполитанского королевства.
А заключенных в тюрьмах Калабрии было огромное количество: это королевство традиционно было наводнено многочисленными шайками разбойников, которым зачастую покровительствовала местная знать, имевшая долю с грабежей, и потому борьба с бандитизмом шла с переменным успехом десятилетиями, ничуть не уменьшая численность разбойников, несмотря на переполненные пойманными бандитами тюрьмы.

Естественно, что сидевшие за решеткой неаполитанские "отморозки" вдруг все захотели вступить в войска, и численность Неаполитанской армии резко возросла ,правда, говорить о какой-либо дисциплине и боевых качествах полков, почти сплошь состоявших из уголовников, не приходилось. Тем не менее, эта новая "криминальная армия" сумела несколько снизить уровень бандитизма в Калабрии: вчерашние бандиты в погонах хорошо знали все укромные места, где могли скрываться шайки грабителей, и благодаря превосходству в численности и хорошему вооружению быстро отлавливали конкурентов, отправляя их в тюрьму. А затем выловленные бандиты толпами записывались в армию Неаполя, вновь оказываясь на свободе, да еще и с оружием в руках
Когда на неаполитанский престол вступил Мюрат, он решил покончить с допущенным Жозефом безобразием. Мюрат прекратил давать свободу уголовникам в обмен на службу в армии, и ввел обязательный массовый призыв в войска молодежи, рассчитывая изгнать из армии криминальные элементы после того, как войска пополнятся нормальными рекрутами.
Однако это, в общем-то, разумное решение привело к неожиданным последствиям. В Неаполитанском королевстве фактически полностью отсутствовала традиция воинской службы (армия изгнанного Фердинанда состояла в основном из наемников), и подавляющее большинство неаполитанцев просто не желали становиться под ружье.
В результате началось повальное бегство рекрутов в горы, где они пополняли ряды бандитов, вновь наводнивших Калабрию. А те немногие, кто не сумел уклониться от призыва, в частях попадали под прессинг уголовников в погонах, быстро осваивая "феню" и "понятия" криминального мира, более распространенные в армии Неаполя, чем команды и уставы…
А между тем Наполеон требовал от Мюрата пополнения Великой армии неаполитанскими частями. И отчаявшийся король-маршал был вынужден вновь объявить амнистию заключенным, желающим поступить на службу в войска. Одновременно Мюрат пытался пополнить ряды своей армии за счет вербовки военнослужащих из французских оккупационных войск; в частности, 7-й Африканский линейный полк был сформирован из солдат бывшего французского полка Черных пионеров, полностью состоявшего из гаитянских военнопленных.
Что касается офицерского состава армии Неаполитанского королевства, то и он отличался очень низким уровнем профессионализма. Офицерский корпус Неаполя формировался из представителей местной знати и средних классов, поддерживавших либеральное правительство. Все эти люди имели невысокий уровень подготовки (если вообще его имели), и мало кто из них был способен справиться с почти неуправляемой стихией солдат-уголовников.

Боевое крещение армия Неаполитанского королевства получила в 1808 году в Испании, куда Мюрат направил на помощь французским войскам 1-й и 2-й полки линейной пехоты, полк легкой пехоты и 2-й полк конных егерей. Этот боевой дебют привел Наполеона в ужас: едва достигнув Испании, оба линейных пехотных полка фактически перестали существовать - в частях началось повальное дезертирство, причем бежали солдаты не поодиночке, а крупными группами, тут же образуя из них разбойничьи шайки, грабившие всех подряд - и испанцев, и французов.
Дошло до того, что в одном из полков командир даже приказал отобрать у солдат ружья: уж если люди сбегут, так хоть оружие останется! В результате в 1811 году жалкие остатки неаполитанских линейных полков были отправлены назад, на родину, а оставшиеся в Испании легкие пехотинцы и конные егеря Неаполя окружены французскими частями и взяты под строгий контроль. Одновременно Наполеон отдал приказ: не направлять больше в Испанию неаполитанских частей, во избежание массового дезертирства…

1812 году в связи с мобилизацией всех сил для похода в Россию, Наполеон потребовал от Мюрата прислать в помощь Великой армии и неаполитанские войска. Мюрат выделил для похода в Россию 33-ю пехотную дивизию: 5-й, 6-й и 7-й линейные пехотные полки, 2 батальона гвардейских велитов и двухротный Морской экипаж; кавалерию дивизии представляли Неаполитанская Почетная гвардия и Неаполитанские конные велиты, которых поддерживала одна рота конной артиллерии.
Однако Наполеон, не доверявший неаполитанцам, не выдвинул эти части в первую линию,и даже когда корпус Ожеро двинулся на помощь французским войскам, неаполитанцы по-прежнему оставались позади - им доверяли только службу по охране коммуникационных линий и борьбу с многочисленными партизанами…
Разгром Великой армии и бегство из России поставили перед Наполеоном проблему создания новой армии; теперь ему были крайне нужны даже ненадежные неаполитанские войска. Однако в это время Мюрат фактически предал императора, уехав вместе с неаполитанской гвардейской кавалерией в свое королевство.
Таким образом, в распоряжении французов остались только те неаполитанские войска, что были выделены для участия в походе на Россию, а так же два полка, отозванные из Испании. Но эти горе-войска были посажены в крепости Дрезден и Данцинг, где им было затруднительно дезертировать, так как эти крепости находились в осаде.
На этом и закончилось участие в войне частей неаполитанской армии, которые не принесли Наполеону почти никакой пользы. Французы в своих мемуарах часто отзываются о неаполитанцах, как о патологических трусах. Однако,скорее всего неаполитанцы были закоренелыми реалистами, не искавшими воинской славы и не желавшими терять жизнь во славу императора…

Вместе с французами и поляками с Гаити во Францию прибыли несколько генералов, личных врагов императора Жака, и сотни черных солдат. Уже в 1803 году из них был во Франции сформирован батальон Черных пионеров, около тысячи штыков.
В марте 1812 года было решено: Наполеон ведет Великую Армию на восток, в Россию. В колоннах Великой Армии нередко мелькали выходцы с островов Вест-Индии. В авангарде двигался огромный Первый Корпус под командованием маршала Луи Даву. В составе корпуса был 21-й пехотный линейный полк: два батальона его состояли из креолов и мулатов с островов Мартиника и Гваделупа. В том же корпусе - 108-й и 111-й линейные полки. А в Итальянском корпусе Богарнэ - 106-й линейный полк, все они были набраны в колониях, на побережьях Атлантического и Индийского океанов.
В Москве Наполеон был окружен ветеранами Сан-Доминго. Выжившие на Антилах входили в элиту Великой Армии. Ставку Бонапарта постоянно охраняли седые гвардейцы из Вислинского легиона. Это были бесконечно преданные лично Наполеону поляки из иностранных полубригад. Они не захотели вернуться в восстановление императором герцогство Варшавское и остались на французской службе. Среди них было несколько десятков карибских ветеранов.
Михал Сокольницкий, бывший генерал-майор польских войск, в молодости два года провел в русском плену в Петербурге. На Сан-Доминго он был начальником штаба Иностранных полубригад. Под его началом вернулись из Вест-Индии выжившие поляки. Это был идеальный воин, скорее даже средневековый рыцарь: хладнокровный, жестокий, надменный и бесстрашный. Наполеон поручил ему все разведовательные и шпионские дела. Но вот шпионом, судя по провалам наполеоновской разведки в России, он был посредственным. Для этого нужны были иные качества.
Впрочем, нужно отдать должное: Сокольницкий предлагал Наполеону совсем другой план кампании: движение на Киев, к турецким границам. Уже под Москвой Наполеон фактически отстранил его от секретных дел. Оставаясь официально во главе разведки, граф Сокольницкий все время рвался в гущу сражения. При Бородино он водил в атаку дивизию, получил штыковую рану в ногу и пулю в руку.

Все колониальные полки корпусов Даву и Богарнэ участвовали в Бородинском сражении и при Березине. Из России вышли немногие. От 106-го полка осталась треть. 108 и 111-й практически исчезли.
Резервный корпус Пьера Франсуа-Шарля Ожеро охранял дороги в Восточной Пруссии. Черные пионеры стояли мирно где-то на территории нынешней Калининградской области. Но весной 1813 года четыре роты африканских фузилеров оказались в Данциге, осажденном русскими войсками. Многие солдаты из 7-го Африканского полка попали в плен и были отправлены в глубины России.
Через два года на русской службе оказались польские герои Сан-Доминго. В 1814 году в Париже командиры Польского корпуса отправили к русскому царю делегацию. Возглавлял ее Михал Сокольницкий. В это время император всероссийский воссоздал королевство Польское и корону его оставил за собой. Весь легендарный Польский корпус, 35 тысяч солдат, среди которых еще были карибские ветераны, был принят на царскую службу. Сокольницкий получил чин русского генерал-лейтенанта. Он должен был возглавить штаб новой армии королевства Польского, но умер от последствий желтой лихорадки в сентябре 1816 года.

Самая потрясающая русско-антильская судьба - история генерала Жака Бойе.
От отца Бойе унаследовал плантации и рабов. С 25 лет он воевал на Карибах, стремительно взлетел к вершинам военной карьеры. Бойе командовал Западным легионом, целый год руководил обороной Порт-о-Пренса, еще полтора года защищал от мятежников горный округ Жакмель.
К началу Русского похода Бойе попал в штаб 12-й дивизии графа Луи Партуно. При Березине, в ноябре дивизия была окружена и сложила оружие. Бойе отправили в Казань. По дороге он обморозился и в Казани был уже при смерти. Его из жалости взял в свой дом старый помещик Лев Васильевич Толстой.
К французу была приставлена толстовская комнатная девушка Анна. Она в одиночку выходила французского генерала. В 1814 году всех наполеоновских пленных офицеров приказали отправить на родину, даже против их воли. Генерал Бойе требовал, чтобы его оставили в России, просился на военную службу - в каком угодно чине. Это был единственный случай, когда в подданство просился генерал Наполеона. Его вызвали в Петербург, Александр I лично рассматривал прошение Бойе. Ему позволили остаться, но в праве на службу отказали.
В сорок семь лет Бойе начал новую жизнь - в который уже раз. История была вполне романтическая: Бойе женился на спасшей его крестьянской девушке, которую добродушный помещик Толстой отпустил на волю. Вскоре Яков Петрович Бойе стал отцом семейства, у него было два сына и дочь. Бойе позволили жить в Петербурге, даже оставили жалование пленного генерала - сто рублей в месяц. Он давал уроки французского, математики, военных наук.
Тем русско-гаитянское дело не кончилось. В 1818 году к власти в южной части Гаити пришел новый президент - генерал Жан-Пьер Бойе, тоже бывший офицер Леклерка. Это был самый блистательный диктатор в истории Гаити, правил он четверть века. Гаитянский Бойе оказался родственником российского и даже когда-то служил у него адъютантом в Порт-о-Пренсе.
В 1822 году Бойе вызвал к себе начальник Главного штаба князь Петр Волконский, и Яков Петрович отправился на Гаити с секретной миссией - вести переговоры. В 1825 году президент Жан-Пьер Бойе принял условия Франции о компенсациях колонистам, а Франция признала, наконец, независимость черной республики.
Когда Яков Бойе вернулся в Россию, на него посыпались милости: он был причислен к личному Кабинету его величества, чиновником для особых поручений. Через три года он стал действительным статским советником. В России он - в третий раз в своей жизни - взобрался на генеральскую высоту.
В начале 1826 года Яков Бойе оказался под следствием по делу декабристов. Одним из главных обвиняемых был его бывший ученик и внук его бывшего покровителя, Льва Васильевича Толстого - лейтенант флота Дмитрий Завалишин, глава тайного Ордена Восстановления. Но Бойе по этому делу был полностью оправдан.
Сыновья Бойе, умершего в Петербурге в 1838 году, были на российской военной службе. И, скорее всего, до сих пор в России живут потомки наполеоновского генерала, они же - родственники гаитянского диктатора…