Загадка старинного особняка

Сегодня экскурсия по пушкинским местам Одессы – понятие достаточно условное. Экскурсантам, да и экскурсоводам, следует призвать на помощь все воображение, поскольку, неумолимое время, а чаще неразумные люди, уничтожили, а чаще до неузнаваемости изменили облик большинства домов, в которых проживал или просто бывал в двадцатых годах прошлого века великий Александр Сергеевич Пушкин.

В свое время посчастливилось быть относительно коротко знакомым с известным одесским краеведом Владимиром Адамовичем Чарнецким, к сожалению, давно ушедшим из жизни. Из капитальных и значимых трудов Владимира Адамовича почему-то наиболее памятна статья «О пушкинских местах», размещенная в краеведческом сборнике «Есть город у моря», увидевшего свет в государственном издательстве «Маяк» еще в 1990 году. В профессиональном и познавательном краеведческом исследовании, на мой взгляд, в ней правильно и тонко расставлены акценты, квинтэссенцией которых является вывод о том, что атрибуция пушкинских мест в Одессе, будь то местоположение гостиницы Рено, или ресторана Отона, так же как и прочих объектов, требует кропотливой работы, поисков, часто в областях, не связанных с пушкинианой и, поэтому, не привлекавших внимание исследователей. Самому же Владимиру Адамовичу Чарнецкому удалось устранить ряд неточностей, пробелов в этой области одесской пушкинианы и определить положение некоторых мест в Одессе, в той или иной степени связанных с пребыванием в ней поэта.

Краеведы резонно полагают, что из зданий, где Пушкин проживал хотя бы некоторое время, уцелело, да и то фрагментарно, только одно – на нынешней Пушкинской, дом под номером 13. Конечно, не только одесситы знают, что речь идет о здании, где расположен пушкинский музей, и у фасада которого установлен миниатюрный памятник поэту, где любители сувениров регулярно воруют трость. Все остальное кануло в лету и, вряд ли есть смысл на этом сосредотачивать внимание. Уцелевших домов, где Пушкин бывал, в городе тоже единицы. Одним их них считали до недавнего времени особняк Ивана Павловича Бларамберга, принадлежавший в пушкинские времена чиновнику по особым поручениям канцелярии генерал-губернатора. Впрочем, в наши дни Ивана Павловича более знают, как археолога и коллекционера древних монет. А с 1825 года – директора археологического музея в Одессе.

… Здесь есть смысл взять небольшую паузу, и обратится к краеведческому исследованию известного одесского журналиста и краеведа Игоря Плисюка, опубликовавшего в городской газете, где он является редактором по отделу культуры, очерк о жизни и деятельности Бларамберга. Добротное исследование, кстати, не лишенное смелых гипотез, повествует о том, что «Старинный фламандский род Морэ де Бларамберг, носивший графский титул, произошел от французского короля Генриха Четвертого и его фаворитки, Жаклин де Буэйль, графини де Морэ». По утверждению Плисюка, эта версия до сих пор оспаривается историками, хотя на гербе Бларамбергов всегда присутствовали бурбонские королевские лилии.

Нет, не только вероятным «королевским» происхождением знаменит одесский Бларамберг. Начав службу в России, в 1804 году принимает российское подданство, служит в Комиссии по составлению законов. Быстро делает карьеру, проявляет усердие и талант правоведа, получает чины и «монаршее благоволение» за труды по «систематическому изучению иностранных законодательств по гражданскому праву». В марте 1808 года, по представлению герцога Ришелье, Бларамберга назначают прокурором в Одесский коммерческий суд. С тех пор его жизнь связана с нашим городом.

Пройдя должности таможенного инспектора и начальника таможенного округа (по некоторым данным, до войны 1812 года), он, в тоже время, зарекомендовал себя в качестве серьезного исследователя древностей северного Причерноморья. Увлекшись археологическими изысканиями и, найдя в этом деле достойных сподвижников, Иван Павлович начинает систематическое изучение древностей, собирает и сохраняет античные памятники, публикует научные труды за рубежом. Значение этой деятельности для сохранения исторической памяти сложно переоценить. Именно ей мы обязаны созданием музея древностей в Одессе, другим благим инициативам. В этом плане одна из его заслуг состоит в том, что ему удалось привлечь внимание к археологии многих просвещенных правителе своего времени. Так, еще в 1816 году он, вместе с адъютантом Ришелье Иваном Стемпковским демонстрировал раскопки античной Ольвии Великому князю Николаю Павловичу, будущему императору Николаю I.

И это было лишь одним из первых шагов на археологической ниве. При содействии просвещенного Воронцова, Бларамберг добился открытия двух музеев древностей – в Одессе и Керчи. Музей в Южной Пальмире, который был открыт в августе 1825 года, возглавил лично. Получив солидный оклад и подарив заведению значительную часть своей коллекции. Под конец жизни он стал (умер в последний день 1831 года –В.К.) членом многим научных обществ и академий, главой большой семьи.

Если говорить не только о научной и карьерной деятельности Ивана Павловича Баламберга, то следует заметить, что его дом в начале нынешней Канатной улицы по четной стороне, безусловно, в первой четверти прошлого века являлся одним из центров общественной жизни города. Иван Павлович не зря слыл не только эрудитом, но и веселым, остроумным человеком. Здесь бывали интеллектуалы одесского общества тех лет, случалось, гостил здесь Константин Батюшков, бывал и великий Александр Пушкин. Правда, поговаривают, что отнюдь не интеллектуальные беседы, не жизнерадостный нрав хозяина дома привлекали сюда великого поэта. Современник вспоминал: «Кроме каламбуров, и радушного гостеприимства, на обеды к Баламбергу привлекали две дочери его, которые считались первыми красавицами в Одессе». История сохранила имена дочерей; звали их Зинаида и Елена. Как там, у Пушкина?
Вы также, маменьки, построже
За дочерьми смотрите вслед:
Держите прямо свой лорнет!

Можно согласиться и с трактовкой Игоря Плисюка, по мнению которого, «теплый» дом Бларамберга, умная, острая беседа были своего рода отдушиной для Александра Сергеевича после суховатого общения в салоне Воронцова, или легкого светского – у его прекрасной супруги – Елизаветы Ксаверьевны.

Несколько иную трактовку довелось в свое время встретить в работе Н. Островской «Я жил тогда в Одессе». В ней говорится буквально следующее: «Улица Свердлова (ранее и теперь Канатная – В. К.), 2. Сохранившийся и поныне старый флигель во дворе дома принадлежал чиновнику по особым поручениям канцелярии генерал-губернатора И.П. Бларамбергу, Пушкин находил здесь избранное общество молодежи, увлекающейся серьезным чтением, музыкой, науками».

Сегодня, пожалуй, нет смысла рассматривать вопрос о том, что же все-таки привлекало пота: общение с дочерьми Ивана Павловича – красавицами Зинаидой и Еленой, либо «общество молодежи, увлекающейся серьезным чтением». Да и не столь важно все это; главное – великий поэт здесь бывал. В большей степени автора этих строк заинтересовало другое. А именно: некоторая расплывчатость в ссылках на точное местоположение дома в различных источниках и комментариях. Конечно, интерес был обусловлен, прежде всего, тем обстоятельством, что речь идет об одном из пушкинских адресов Одессы.

Итак, дом Бларамберга… Он находится, или находился, как считали и считают теперь, в одном из уголков Одессы младенческого возраста – в начале Канатной улицы. Частица Одессы, вроде бы с виду совсем не броская, но весьма примечательная, особенно с исторической. Рядом морской торговый порт, Таможенная площадь, Приморский бульвар, многие другие жемчужины городского центра.

Конечно же, не раз доводилось бывать на Канатной во дворе под номером 2. В нем действительно сохранился с давних времен двухэтажный дом, расположенный, под углом к улице, который принято считать домом Бларамберга, правда, подвергшимся многим перестройкам. Как-то вдруг захотелось разобраться в этом вопросе более детально и конкретно, не доверяясь авторам, зачастую не всегда точных публикаций.

Непосредственным сигналом к началу поиска послужила находка, о которой меня в свое время информировали сотрудники госархива Одесской области:
«19 апреля 1830г.
Господину Новороссийскому Генерал-Губернатору
и Кавалеру графу Михаилу Семеновичу Воронцову

РАПОРТ

Дворянин Иосиф Копш просит Одесский строительный комитет (утвердить) избранное им для построения дома в городе Одессе место, состоящее за Карантинной Балкою по линии 52 квартала между домами с правой стороны князя Волконского, а с левой Казенного, занимаемого Карантинным Инспектором.

Комитет поручил городовому архитектору Боффо осмотреть показанное место. Г.Боффо по осмотре донес, что место сие состоит в пустее и г.Копшу отвести можно.

Не решаясь сам собою без приказания Вашего сиятельства на отвод сего места, потому что оное не показано на городовом плане под застроение, имею честь предварительно о сем донести вам на благорассмотрение и покорнейше просить вас на сие разрешения. На каковой конец подношу у сего составленную г. Боффо упомянутому месту скопировку.
Тайный Советник Богдановский».Б.

Безусловно, документ интересен. Хотя бы прозвучавшим именем знаменитого архитектора Боффо, автора нескольких известных архитектурных творений в Одессе, включая знаменитую лестницу, много лет спустя нареченную Потемкинской. Или упоминанием дома будущего декабриста Сергея Волконского или своеобразной характеристикой некоторых сторон служебных отношений в Одессе той поры. Или резолюцией – чиновник канцелярии Воронцова сообщил, что «его превосходительство» решил вопрос положительно, но по причине больной руки резолюции дать не может. При этом главный интерес для меня представлял, все же, не сам рапорт, а схема-приложение – так называемая «скопировка».

На ней сразу же бросается в глаза дом Ивана Павловича Бларамберга. Но что же конкретно мы видим? Особняк крупного чиновника, общественного деятеля и археолога, а, возможно, и потомка французских королей, дом в котором бывал Пушкин, размещен не под углом к улице (как сохранившееся строение во дворе под вторым номером), а параллельно ей. И на довольно-таки значительном расстоянии от того здания, которое сегодня считают домом Бларамберга, как раз напротив давно не существующего дома Сергея Волконского.

Что это могло означать? То ли, что то здание, о котором много говорят историки и куда по сей день возят экскурсантов, вовсе не дом Бларамберга? Или, может быть допустил неточность в «скопировке» знаменитый архитектор Боффо, с которого начальство, случалось, взыскивало за рассеянность и неаккуратность? Все же, такая возможность представлялась маловероятной.

Между тем, архивные открытия, касавшиеся вопроса о котором идет речь, не прекратились. Так, в архивном деле начала тридцатых годов позапрошлого века «О взыскании оценочных денег с домов за исправление казарм…» сообщается, что «дом Бларамберга – одноэтажный и оценен в 20 тысяч рублей.

И еще одна находка, которую не следовало упускать из внимания. Документ от 19 августа 1833 года:
«В Одесский (строительный) комитет Одесского
коммерческого дома под фирмой Л. Штиглиц и Компания

ПРОШЕНИЕ

В смежности с магазинами и двором, приобретенными нами покупкою от негоциантов Михаила, Николая, Людвига…, в Одессе на военном форштате в 1-м квартале под №3 и 4 остаются с двух сторон пустопорожние места: 1-е насыпанное нашими рабочими от Карантинной Балки, а 2-е лежащее над обрывом к морю… Сии оба места по двум сторонам наших магазинов примыкающие, покорнейше просим… отвесть нам для сушения разных продуктов нами покупкою приобретаемых, и на оные выдать нам открытый лист…
К сему прошению руку приложили
Л. Штиглиц и Компания».

Опять-таки, более интересна приложенная к документу схема, нежели само прошение. На «скопировке», исполненной также знаменитым архитектором Торичелли точно обозначен предмет нашего рассмотрения – дом Бларамберга – пушкинский адрес. Согласно схеме, этот дом находился напротив дома Сергея Волконского, то есть, все же на значительном расстоянии от нынешнего дома во дворе под номером 2. Короче, искомый особняк располагался где-то в районе нынешнего дома под номером 6.

Эту точку зрения косвенно подтверждают и другие документы. Например, следующий:
«Управление
Новороссийского и Бессарабского
Генерал-Губернатора
Отделение 1
Стол 1
14 февраля 1831г.
№ 3428
Г. Одесса

Господину Одесскому Градоначальнику

Высочайше утвержденное общество Сельского хозяйства Южной России в Одессе, предположив устроить здесь Артезианский колодезь, избрало для сего участок земли близ Карантинной балки, в неотдаленном расстоянии от домов Волконского и Бларамберга…
Исправляющий должность Новороссийского и Бессарабского Генерал – Губернатора,
генерал-лейтенант Красовский»

Колодец, кстати, в том месте, судя по всему, так и не устроили. Что же до «неотдаленного» расстояния от домов Волконского и Бларамберга, то оно в принципе возможно только в том случае если наша гипотеза верна!

Какое-то время оставались вопросы.

Первый. Что же это все-таки за здание, которое длительное время считали и продолжают считать домом Бларамберга? Автор этих строк, изучая документы, пришел к выводу: этот дом, с большой долей вероятности, некогда принадлежал Штиглицу. В самом деле, кто еще мог заниматься строительством на земле известного в Одессе предпринимателя?

Второй. Когда исчез настоящий дом Бларамберга? Точного ответа пока нет. Можно лишь предположить, что печальное, с исторической точки зрения, событие произошло в самом начале века. Именно в это время здесь развернули большое строительство. Совсем рядом – дома постройки 1900, 1902 и 1906 годов, во всяком случае, современный дом под номером 2 (здесь долгие годы размещался промышленный комбинат Черноморского морского пароходства), возводили в послевоенные годы, скорее всего, не вместо особняка Бларамберга, а на том месте, где он когда-то находился.

Третий вопрос может возникнуть разве что у очень искушенного читателя-краеведа. Как же быть с книгой «Одесская старина», изданной в 1869 году Н. А. Мурзакевичем? В ней сказано: «Канатная улица – так названа по находящемуся там канатному заводу: начинается домом (первый с правой руки), в котором жил и умер (в 1830 году) Ив. Павл. Бларамберг, один из первых Новороссийских археологов. Здесь при жизни собирателя помещался заводимый им музей древностей…».

Неужели Мурзакевич, который в глазах одесского краеведа Владимира Чернецкого был непререкаемым авторитетом, не прав? Ведь он также был археологом, человеком близким по интересам к Бларамбергу, к тому же его атрибуции в «Одесской старине» отличаются большой точностью.

Нет, Мурзакевич абсолютно компетентен! Действительно, дом Бларамберга был «первый с правой руки». Но все дело в том, что дом, очевидно, Штиглица (который долгое время выдавали за дом Бларамберга), стоял не на улице Канатной, а метрах в семидесяти в стороне от нее. Это по нынешней нумерации он оказался во дворе под номером 2. Так что правота Мурзакевича не опровергает моих утверждений.

И все же, кое-какие сомнения оставались. Они были окончательно развеяны, когда в музее на Пушкинской 13, довелось увидеть копию старинной акварели известного издателя морских карт Тетбу де Мариньи. На ней запечатлен «наш» уголок старинной Одессы таким, каким он выглядел в конце первой четверти позапрошлого века. Выходит, много лет исследователи, включая автора этих строк, в какой-то степени ломились в открытую дверь. Все дома на акварели – в первую очередь те, что расположены «над» исторической Таможенной площадью - особняки Бларамберга, Волконского, Штиглица подписаны и все подтверждает нашу версию. Но появляются и новые наблюдения. Оказывается, до наших дней сохранилась лишь часть дома Штиглица, того самого особняка, который необоснованно считали домом Бларамберга. Судя по копии акварели, в давно канувшие вы лету времена, этот дом был много больше и, вероятно, в какой-то период мог претендовать на то, чтобы считаться самым крупным особняком Одессы. Нынче, похоже, уцелел лишь один из двухэтажных флигелей…

Предвижу резонный вопрос: как же могло случиться, что рисунок на стене в музее не был замечен и не фигурировал в трудах исследователей в течение многих лет? Почему мимо него многократно проходили ученые, исследователи, экскурсоводы?

Объяснить все можно без сложностей. На акварели подписи сделаны на французском языке, мелким почерком. Соответствующие лексические пласты давно вышли из моды и не всякий понимал о чем, собственно, идет речь. Художник, расположившийся на возвышенности по другую сторону Таможенной площади (вариант автоизображения), нашел неожиданный ракурс.

Кстати, сделав попытку определить точку, которую облюбовал автор акварели, пришел к удивительному выводу: это место, согласно легенде, именно в те времена было знакомо Пушкину и любимо им! Вспомним, уважаемый читатель:
Бывало, пушка зоревая
Лишь только грянет с корабля,
С крутого берега сбегая,
Уж к морю отправляюсь я.

Дело в том, что рядом с небольшим тогда портом, находился «купальный берег», к которому вела узкая тропка. Существует предание, что поэт, совершая утренние прогулки к морю, часто бывал здесь. Примерно эту точку, близ гипотетической тропинки и избрал позже Тетбу де Мариньи.

Все же, любопытно узнать причину, по которой возникли пробелы в атрибуции строений в начале Канатной улицы. Невозможно не сказать о громоздких постройках двадцатого века, которые перечеркнули архитектурный облик многих уголков старой Одессы. Плюс ко всему, другим стал рельеф местности. Вспомните, хотя бы «пустопорожние места», которые были засыпаны «нашими рабочими». Кстати, несколько позже довелось увидеть фотографию, сделанную много позже упомянутой акварели. Действительно, все изменялось, что называется, на глазах.

Кстати, если сравнивать архитектурный ансамбль над Таможенной площадью далекого прошлого с современной картиной, то сравнение будет не в пользу современности. Конечно, если не брать в расчет ныне соседствующие здания на Таможенной площади «маленькие» архитектурные шедевры – здание Управления Одесского порта и Отделения «Одесса-порт» Южной таможни.

Имеет право на жизнь и еще одно предположение. Вполне допускаю, что за долгие годы кто-то обратил внимание на акварель, разобрался в ситуации. И тогда, этот самый некто, видимо из самых благородных побуждений, попросту не решился лишить Одессу одного из немногих пушкинских адресов. Согласитесь, особняк, где бывал Пушкин – почти святыня…

Все же, полагаю, что историческая правда – святыня еще большая. Лакировка в наши дни нужна лишь любителям историко–политической конъюнктуры. Тем более, лишать Одессу пушкинского адреса совершенно не обязательно. Достаточно, указывая на дом под № 6, говорить туристам о том, что когда-то на этом месте находился дом Бларамберга, который, вероятнее всего, находился немного поотдаль.

Было бы логичным разместить здесь мемориальную доску. Так же, как и на доме под №5, где находился особняк Сергея Волконского, от которого, в лучшем случае, могла сохраниться только одна стена. Кстати, Пушкин здесь бывал наверняка. Помимо великого поэта особняк посещали декабристы Михаил Лунин, Никита Муравьев, Михаил Орлов (дом которого сохранился на Приморском бульваре, но декабрист в нем так никогда и не побывал), А.П. Юшневский, А.О. Корнилович и другие.

Печальная судьба постигла дом Бларамберга – это ясно. А дом Волконского? Здание известное в городе, о котором сохранились многие воспоминания, архивные документы. Например, хронологически первый из них:
«В одесский (Строительный) комитет
(от) генерал-майора князя Сергея Волконского

Прошение

На отведенном мне комитетом месте, состоящем в 1 части, в 52 квартале под № 9-м я построил дом по плану комитета. Покорно прошу на спокойное владение выдать мне документы.
генерал-майор князь Сергей Волконский

(?) октября
1820 года».

Строение, о котором в данном случае веду речь, как уже сказано, с исторической точки зрения не менее значимо. Прямых свидетельств посещений обители Волконских мне найти не удалось – только косвенные. Чем не направление для новых поисков?

С помощью краеведов, в первую очередь того же Владимира Адамовича Чарнецкого, удалось установить, что во время пребывания четы Волконских в сибирской ссылке, дом, другие строения и дворовой сад сдавали порознь внаем. Где-то в сороковых годах позапрошлого века в саду проводились гуляния светской публики, позже в строениях двора разместили… небольшой чугунно литейный завод. Судя по архивным данным, участок со всеми строениями и садом, был продан Волконскими в ноябре 1856 года. Наверняка с этим событием связан последний приезд князя в Одессу, примерно в это же время вскоре после освобождения из сибирской ссылки. Кстати, в тот же год город посетил другой видный представитель декабристского движения – Сергей Трубецкой. Правда, по времени знаменательные визиты не совпали.

А уцелевший дом, принадлежавший Штиглицу? Разве он не достоин мемориальной доски? Ведь его дом - тоже достояние нашего города, его достопримечательность. И с точки зрения архитектуры (первая четверть девятнадцатого века), и с точки зрения личности владельца строения, что особенно актуально по нынешним временам.

Штиглиц, будучи человеком богатым, известным банкиром, имевшим возможность влиять даже на таможенную политику, не раз жертвовал городу крупные суммы, о чем также сохранились архивные документы. Не сомневаюсь, имя негоцианта и крупнейшего предпринимателя дождется исследователей «новой волны». Кстати, если исходить из реалий того времени, то из окон дома Штиглица (коль скоро довериться моим выводам – В.К.), вполне можно было наблюдать в относительной близости Таможенную площадь. А там, в период процветания хлебной торговли у банкира была возможность лицезреть радующие его глаз картины; тем более, что телевизоров в то время не было. Впрочем, это всего лишь гипотеза. В. Константинов