На одном из дел сохранилась печать с гербом рода Малиновских, поставленная на письме И.В. Малиновского. Герб скорее всего указывает на козаческие корни Малиновских, или достался им от Самборских. В середине поля располагалась подкова, над которой восьмиконечный крест.

До наших дней сохранился альбом Малиновского, в который по его словам, Пушкин вписал “стихи христианские” — “Мадонну” (по мнению современных нам исследователей вписано рукой С.Л. Пушкина). А.С. Пушкин посвятил Малиновскому одну из черновых строф стихотворения “19 октября” (1825 г.). В “Программе автобиографии” среди лиц, оказавших на него влияние, Пушкин упомянул и И.В. Малиновского. В свою очередь И.В. Малиновский с В.Д. Вольховским построили в Каменке перед входом в лес Сторожевой каменный грот названный Пушкинским, на верху которого была устроена беседка. Сама беседка и грот были разрушены в годы ВОВ, а местные жители и утверждают, что именно в этой беседке пребывал сам А.С. Пушкин, ссылаясь на одного из слуг, который прислуживал во время ужина в гроте каменских помещиков и их гостей, одного из которых якобы называли Пушкиным.

ВЛАДИМИР ДМИТРИЕВИЧ ВОЛЬХОВСКИЙ

Вольховский — товарищ Ивана Малиновского по лицею, родился в Полтавской губернии. Отец его в царствование Павла І служил в гусарах, был “назначен в числе отличнейших штаб-офицеров армии к исправлению комиссариатских дел”. Средства семьи были весьма ограничены, а в ней росло шестеро детей. С детства желал поступить на военную службу. Здоровье это не позволяло, но, держа в памяти пример Суворова, Владимир упорно шёл к своей цели. В 1811 году как отличный ученик Московского университетского благородного пансиона он без всякой протекции переведен в Царскосельский лицей. В лицее Вольховскому отвели комнату номером 11. С первых дней пребывания в лицее он показал себя с самой лучшей стороны.

Доктор философии, профессор российской и латинской словесности Н.Ф. Кошанский, составляя за первые шесть месяцев характеристику Вольховскому, отметил: “Владимир Вольховский один из тех редких питомцев, кои соединяют все потребные способности в лучшей степени: особенно он отличается примерным вниманием и примерным прилежанием, разум его не столько остр, сколько проницателен. В нем приметны черты не столько гения, сколько природного дара смысла. Успехи его чрезвычайны”. Адьюнкт-профессор А.П. Куницын в 1812 году, характеризуя Вольховского, замечал, что он “весьма понятен и действует силой рассудка, а потому он весьма способен к наукам отвлеченным”. Профессор французской словесности де Будри и профессор немецкой словесности Ф.М. Гауешильд также дают ему прекрасные характеристики.

Из отзыва надзирателя по учебной и нравственной части М.С. Пилецкого (за период с 19 марта по ноябрь 1812 года) видно, что четырнадцатилетний Вольховский, обладая превосходными дарованиями, глубокой проницательностью и силой рассудка, имеет знания весьма основательные и прочные, но “скромность, его столь велика, что достоинства его закрыты ею и обнаруживаются без всякого тщеславия и тогда только, когда должно и когда его спрашивают…”. Гувернер и учитель рисования С.Г. Чириков, часто и близко общавшийся с первыми питомцами лицея, отмечал, что Владимир Вольховский благоразумен, кроток, весьма терпелив, благороден в поступках, вежлив, опрятен, “рачителен к своей обязанности во всех отношениях и крайне любит учение”.

Лицейские педагоги все без исключения ни о ком из воспитанников не писали с таким глубоким уважением, как о Владимире Вольховском. Алексей Илличевский в письме к своему другу Фуссу в 1815 году отзывался о Владимире Вольховском с чувством глубокого уважения и даже гордости как о лучшем ученике и прекрасном товарище, как о человеке “великих достоинств и великой надежды”. Вначале товарищи с недоумением, затем с удивлением, а вскоре и с глубоким уважением наблюдали за Владимиром Вольховским, за его борьбой с собственными слабостями, недостатками, из которой он всегда выходил победителем, казалось для него не было невозможного. С детства он лишен был свободного произношения, но начитавшись как Демосфен, ходил на царско-сельское озеро декламировать, набрав в рот камней и избавился от этого недостатка. Для укрепления физических сил он занимался гимнастическими упражнениями, а во время заучивания уроков носил на плечах два толстых тома Лексикона Гейма. Спал Вольховский от силы 4 часа в сутки, так как и ночью часа 2-3 он уделял различным предметам. Для усовершенствования в посадке при верховой езде в уединенном месте Лицея устраивал стулья и наблюдая посадку учил уроки. Это тем более было необходимо как для Вольховского, так и для других лицеистов, ведь уроки верховой езды Император поручил командиру Гвардии гусарского полка графу В.В. Левашову. Произвольно отказал себе в необходимой для других пище: мясе, пирожном, чае — единственно для того, чтобы приучить себя к лишениям и не боятся их в жизни.

Необычайное трудолюбие, воля, ум и блестящие способности сразу же сделали его первым учеником лицея. За спартанский образ жизни Вольховский получил прозвище “Суворчик” или “Суворочка”. Второе почетное прозвище — Sapientia(Мудрость). Прозвище было дано Владимиру Вольховскому, как впоследствии писал И.В. Малиновский, за то, “что нередко двумя, тремя словами он останавливал тех из запальчивых своих однокашников, на которых иногда ни страх, ни убеждения не действовали”. Когда на пост директора лицея в начале 1816 года вступил Георгий Антонович Энгельгардт, он для себя лично составил скорые, по первому впечатлению, записи, озаглавив их “Нечто о воспитанниках старшего отделения лицея”, датированные 22 марта 1816 года. О Вольховском Энгельгардт тогда писал: “Из всех учеников этого надо оберегать меньше всего, так как перед его душой стоит прекрасный идеал (правда, еще только в неясных очертаниях), к достижению которого он стремится твердо и настойчиво… Во взаимоотношениях с товарищами он очень уступчив и прямодушен, за что его также очень ценят учителя”. В 1812 году, когда воспитанники стали выпускать рукописный журнал “Для удовольствия и пользы”, среди “издателей” был и Вольховский. В “национальных песнях” имя Вольховского встречается не раз. Так, в одном из куплетов о Вольховском пелось:

             

Суворов наш,

Ура! Марш, марш!

Кричит, верхом на стуле.

Еще учась в лицее, Вольховский вступил вместе с Пушкиным, Кюхельбекером и Дельвигом в Священную артель, являвшуюся колыбелью первого тайного общества декабристов. Покидая лицей, Вольховский написал в альбом Е.А Энгельгардту: “Егор Антонович! Пробегая листки эти, вспомните и об Вольховском. Поверьте ему, что он всей душой предан Вам и семейству Вашему, что он чувствует, сколько вам обязан, и потому сердечно любит и почитает Вас и всегда будет почитать и любить. (18.7.VI.17)”.

Большая золотая медаль и первое место в списке окончивших лицей выпускников (окончил 10.06.1817г.), предоставили ему возможность окончить Лицей в чине прапорщика гвардии и сдавать экзамены по военным наукам, чтобы поступить в Гвардейский генеральный штаб (принят 13.06.1817г.). Там он познакомился с капитаном И.Г. Бурцевым, с которым вместе квартирует и увлёкшим его летом 1817 года в тайное общество Союз спасения, а затем в Союз благоденствия. Бывая на заседаниях, Вольховский больше молчал, слушая товарищей. Выразить мысли мешала природная скромность. Активным членом общества Вольховский стать не мог: военная служба поглощала всё внимание и время. Вспоминая тот период, он не раз говорил о молодости и незрелости взглядов. Вместе с Малиновским они были поглощены военной карьерой, и Владимир в этом преуспел. В Генеральном штабе Вольховский служил по квартирмейстерской части. Служба эта была наиболее ответственной, до учреждения Корпуса военных топографов, топографические съемки, геодезические измерения, картографические работы входили в круг обязанностей офицеров квартирмейстерской части.

С 30.07.1818 года — подпоручик, а через год 30.07.1819 года — поручик Гвардейского корпуса. Биографы Вольховского пишут, что в 1820 году с Вольховским случилась какая-то “история”, в которой он лично виноват не был, “но потерпел из-за товарищей”. Какая это “история” — неизвестно, но только вследствие этого Вольховский хотел оставить службу в Генеральном штабе и уехать в армию на юг. Е.А. Энгельгардт 1 апреля 1820 года писал ему, советуя никуда не уезжать, так как здесь он при своих, при друзьях, а там — “в чужих людях”; здесь он знает, с кем имеет дело, а там еще узнавать должен.

В июне 1820 Вольховский был командирован в Бухарский эмират при императорской миссии А.Ф. Негри. Находился при ней с 10.10.1820 г. по 12.05.1821 г. Кроме чисто научных, она имела задачи расширить торговлю, возвратить на родину пленных.Это была небезопасная экспедиция, с переходами по пустынным степям. Закаливший себя с детства, Вольховский легче всех переносил тяжелый путь.

В 1821 и 1822 годах Вольховский находился в походах с гвардией в Витебской и Минской губерниях. Чин штабс-капитана Вольховскому присвоен 2 августа 1822 года. За участие в этом походе ему от Императора был пожалован ежегодный пансион в 500 рублей. Не имея никакой помощи из родительского дома, он жил “чрезвычайно умеренно”. Своим жалованьем и наградами он делится с отцом. Биограф Вольховского И.В. Малиновский, отмечая аскетически выдержанный характер своего друга, подчеркивал, что он “никогда не играл в карты и во всю жизнь не употреблял ни водки, ни вина”.

Участвуя в маневрах под Красным Селом, Вольховскому было объявлено Высочайшее благоволение. В 1823 году отправляется в первую экспедицию полковника Ф.Ф. Берга, в задачи которой входило восстановление караванных путей с Дальним Востоком. После экспедиции в январе 1824 года получил назначение в Отдельный Оренбургский корпус офицером по особым поручениям. С 24 февраля по 29 марта 1824 года он находится в военной экспедиции полковника Мейендорфа, в Киргиз-кайсацкой степи. Участвовал при разгроме и преследовании кочевых мятежников, за что ему 29 августа был пожалован орден “Св. Владимира” IVстепени. 29 марта 1825 года он получил чин капитана и выходит в отставку, полагая, что более полезным будет на гражданской службе. При этом рассчитывал иметь меньше расходов и больше помогать ослепшему отцу. Но место в Академии наук было отдано другому. Начальник штаба Гвардейского корпуса А.И. Нейдгардт с радостью содействовал восстановлению Вольховского на службу.

27 августа 1825 году Вольховский командирован во вторую экспедицию полковника Берга в Среднюю Азию. В ее задачи входило обозрение пространства между Каспийским и Аральским морями. Экспедиции приходилось преодолевать пески безводной пустыни, а также вести боевые действия против киргизских разбойников и разгроме их в близи устьев Сагира и Эмбы. Экспедиция находилась в крепости Сарайчик в 25 верстах от Каспийского моря, когда 8 декабря курьер привез известие о смерти Александра Iи о восшествии Константина. Члены экспедиции, присягнув новому императору, отправились дальше, несмотря на сильные морозы, метели и бураны. Работа экспедиции длилась около трех месяцев. Когда ее участники возвратились в Сарайчик, капитана Вольховского ждал фельдъегерь, с приказом об аресте и доставке его в столицу в Следственную комиссию. В показании своем он изложил, что в 1818 году ему было предложено вступить в общество, Союз благоденствия, имевшее целью благотворение и нравственное образование членов. Усмотрев в нем ничего соответствующего пышному названию, предпочел постепенно отдалиться от него. Кроме того он показал, что вернувшись вы 1821 году из Бухарии, узнал, что Союз распался и более ни о каком тайном обществе не слышал. Вольховский отрицал свое дальнейшее участие в обществе, здраво оценивая последствия признания, которое только увеличило бы наказание ему и без всякой пользы для других. Из показаний же членов общества видно, что он участвовал в заседаниях и после 1821 года, в частности — в заседании у Пущина в 1823 году, где решались вопросы об учреждении Думы и изыскивание средств для введения контрибуции (по другим источникам обсуждались программа и устав Северного общества). А также он присутствовал на заседании в 1824 году на квартире у Рылеева.Лицейский товарищ и друг Вольховского И.И. Пущин на допросе, стараясь оградить его от наказания, не отрицал, что Вольховский являлся членом Тайного общества и участвовал в собраниях, но показывал, что в связи с длительными командировками Вольховский не имел возможности принимать участие в подготовке к восстанию.

Учитывая малую вину, заступничество Малиновского и начальника Главного штаба Его Императорского Величества, Вольховского 1 сентября 1826 году отправили на Кавказ в том же звании капитана в корпус графа П.И. Паскевича, учредив за ним тайный надзор полиции. До отправки на Кавказ Вольховскому было приказано присутствовать на карауле во время казни Рылеева, Пестеля, Каховского, Муравьева-Апостола, Бестужева-Рюмина. На Кавказе он участвовал в войне с Персией(1826-1828). В продолжение войны он проявлял храбрость и великолепное знание военного дела. Здесь он встретил Н.Н. Раевского — младшего, И.Г. Бурцева и многих декабристов, завязал дружеские отношения с А.С. Грибоедовым, с которым видится 9 июня 1827 года во время Эриванского похода. У них было много общих тем для разговоров, среди них и о судьбе тайных обществ, что подтверждает одно из писем Грибоедова к Вольховскому.

За сражение при Джеване-Булгаке 5 июля 1827 года Вольховский награжден орденом “Св. Анны” ІІ степени. За взятие крепости Сардар-Абаза ему было объявлено Монаршее благоволение. А 1 октября за взятие крепости Эривани был награжден орденом “Св. Анны” ІІстепени, украшенным алмазами. 2 декабря 1827 года Вольховский командирован после заключения Туркманчайского мира к персидскому шаху в Тегеран для вывоза контрибуции *, где находился до 3 февраля 1828 года. В январе 1828 года Грибоедов послал Вольховскому письмо, в котором дал ему ряд ценных советов относительно успешного и скорейшего завершения этого сложного дипломатического дела. Вольховский проявил большую твердость и искусство в переговорах с персидским правительством и начавшиеся было сложности были пресечены.

* Размер контрибуции составлял 10 куруров (10 млн. рублей серебром). Столь длительное пребывание в Тегеране объяснялось отсутствием у Персии такой суммы, контрибуция выплачивалась не только монетами, в переплавку шли посуда и ювелирные украшения жен и наложниц персидского наследного принца Аббаса-Мирзы. Монеты, которыми уплачивалась контрибуция, имели и историческую ценность и гораздо превышали номинальную цену. Из этих монет Петербургской академией наук составлено пять больших нумизматических коллекций, две из них сохранились до наших дней. Процесс выдачи контрибуции запечатлен в картине “Принятие персидского золота русскими уполномоченными”, на ней без труда можно узнать В.Д. Вольховского.

4 марта 1828 Вольховскому пожаловано звание полковника. Должность обер-квартирмейстера отдельного Кавказского корпуса (с 13 марта 1828 г.) не давала ему покоя ни днем, ни ночью из-за частого изменения расположения войск. По этому поводу генерал Н.Н. Муравьев писал, что во время следования колонн ясно ощущалась предусмотрительность и заботливость полковника Вольховского, который продумал все, что обеспечивало порядок при движении войск. В служебные обязанности Вольховского и еще двух полковников по квартирмейстерской части входило полное географическое и статистическое описание кавказского края. Будучи на этом посту, он принимал участие в судьбах служивших на Кавказе декабристов, стараясь облегчить и улучшить их положение. Однако и после столь высокого назначения Вольховский продолжал проявлять чудеса героизма и самоотверженности. Ушаков в “Истории военных действий в Турции в 1828-1829 годах, пишет: “Полковник Вольховский с 27 гренадерами бросился на бастион Юсуф Паша, овладел ним вместе с 11 пушками и обратил оные против крепости”. За взятие крепости Карса Вольховский был награжден орденом “Св. Георгия” IV степени, а 6 января 1829 года за взятие крепости Ахалцих, в воздаяние отличного мужества, ему пожалована золотая шпага с надписью “За храбрость”.

13 июня 1829 года на Кавказе Вольховский встретился с Пушкиным. Вот как описывает Пушкин эту встречу: “Здесь увидел я нашего Вольховского, запыленного с ног до головы, обросшего бородой, изнуренного заботами”.27 июня после занятия крепости Арзрум вместе с благоволением от Императора ему было пожаловано денежное вознаграждение в размере годового жалования. По возвращении Кавказского корпуса в свои границы В.Д. Вольховский был награжден орденом “Св. Владимира” ІІІстепени. Осенью 1829 года Вольховский заболел. 18 ноября 1829 года Энгельгардт писал Матюшкину о Вольховском: “…он долго и слишком крепился и перемогался, наконец, уже стало не в моготу: он принужден был возвратится в Тифлис, где теперь лежит со всеми признаками чахотки”.

7 апреля 1830 года Энгельгардт в письме Матюшкину сообщает: “Вольховский, наш Суворчик, получил отпуск для излечения себя; он теперь живет в Воронеже у родных…” По-видимому, в этот период у него вновь возникла мысль оставить армию и заняться преподаванием (к чему он имел большую склонность) в военном училище. Вольховский послал реестр нужных ему книг лицейскому товарищу Стевену, прося купить их и выслать в Воронеж. Он деятельно работал, знакомясь с современной литературой, переписывался с лицейскими товарищами. Из письма Ивана Малиновского Вольховский узнал, что сестра его Анна, жена декабриста Розена, едет к мужу в Сибирь, оставляя четырехлетнего сына. Вольховский срочно выехал в Москву, чтобы встретить уезжавшую в Сибирь А.В. Розен. Он принял горячее и сердечное участие в ее судьбе, помог в сборах, своей чуткостью скрасив горькие минуты ее расставания с сыном.

Русско-турецкая война закончилась и после проводов Анны Васильевны Розен, Вольховский едет в Петербург, где 22 ноября был назначен генеральным консулом в Египет. Назначению помешало польское восстание (1830-1831), Вольховского временно откомандировали к 6 пехотному корпусу в действующую армию. В ходе битвы под Прагой на Гроховских полях (13.02.1831г.) Вольховский был контужен, под ним убило лошадь, за участие в этой битве 3 июня 1831 года получил чин генерал-майора.За бои с мятежниками под Калушем, Игловцами, Седльцем, был награжден орденом “Св. Станислава” Істепени. За преследование отряда Дембинского, корпуса Ромарино, за бои под Брест Литовским, Окопе, Свешниковым, Раховым, Косине и др. получил 31 декабря 1831 года Польский знак отличия за “Военные Достоинства” ІІстепени.

Восемь лет служил в том же чине. Повышение звания выдвигало бы его ближе к Императору, но Николай I, ценя его качества офицера, награждая высокими орденами, не хотел приближать его к себе.

Пушкин, глубоко уважавший и любивший Вольховского, ценивший его знания, ум, такт, его мнение, 22 июля 1833 года обратился к нему “с дружеской и покорнейшей просьбою” оказать “покровительство и благорасположение”, о котором ходатайствовали родственники одного молодого графа, ехавшего служить в Грузию под начальством Вольховского. О себе Пушкин писал: “Радуюсь случаю издали напомнить тебе о старом лицейском товарище, искренно тебе преданном. Посылаю тебе последнее мое сочинение. Историю Пугачевского бунта. Я старался в нем исследовать военные тогдашние действия и думал только о ясном их изложении, что стоило мне немалого труда, ибо начальники, действовавшие довольно запутанно, еще запутаннее писали свои донесения, хвастаясь или оправдываясь равно бестолково. Все это нужно было сличать, проверять etc; мнение твое касательно моей книги во всех отношениях было бы мне драгоценно”. Смерть А.С. Пушкина потрясла Вольховского, он хотел знать все о последних днях жизни поэта и просил М.Л. Яковлева написать ему.

В сентябре 1831 года он снова на Кавказе в прежней должности обер-квартирмейстера, а с 17 ноября 1832 года и. д. начальника штаба корпуса. В период с 11 июля по 15 октября 1832 года участвовал в четырех экспедициях против горцев, 17 перестрелках и 6 делах и в штурме завалов Гумринской теснины, за что был награжден27 июля 1833 года орденом “Св. Анны” I степени. Во время отсутствия командующего Отдельным Кавказским корпусом Г.В. Розена управлял Закавказским краем (с 21.01.1835 по 4.04.1835). В 1835 году от персидского шаха ему пожалован был орден “Льва и Солнца” Істепени, а в 1836 году знак отличия за ХХ лет беспорочной службы. С 4 апреля по 11 июля участвовал в экспедиции по покорению Цебельды и занятию мыса Адлер и возведении на нем укрепления.

9 ноября высочайшим приказом Вольховский был назначен командиром 1 бригады 3 пехотной дивизии в Динабурге. Причиной смещения с должности начальника штаба корпуса послужило преждевременное донесение командира Кавказского Отдельного корпуса генерал-лейтенанта Г.В. Розена о капитуляции Шамиля. Николай I только из-за этого выехал на Кавказ. Ошибочное донесение и доклад комиссии П.В. Гана о положении на Кавказе послужили поводом к смещению и командира корпуса Г.В. Розена. При этом надо отметить, что Император дважды благодарил Вольховского в приказах по корпусу за отличный порядок и устройство войск. В Динабурге, он понимает, что такая служба не для него и сославшись на болезни 16 февраля 1839 года подает в отставку. Ему пожалован пансион в размере 1/3 годового жалования и право ношения мундира.

Владимир Вольховский по выходе в отставку переезжает в Стратилатовку-Каменку имение своей жены Марии Васильевны урожденной Малиновской (1809-1899), их бракосочетание состоялось 23 февраля 1834 года. В 1836 году в Ереване у них родилась дочь Анна (вышла замуж за дворянина, помещика Изюмского уезда Анемподиста Носова). Неутомимого труда был этот человек. Ему случалось сиживать за письменным столом до обморока, так, что в 1838 году здоровье его было сильно расстроено. Лишь убеждение тетки Анны Андреевны и жены отправили его вместе с семьей в Пятигорск, где он пользовался водами. В Пятигорске, под одной крышей жили Вольховские и Розены под опекой беспокойной тетки Анны Андреевны. Неизменно кроткий и скромный Вольховский никогда не хвалился своими подвигами и походами, а участвуя в разговорах о боевых действиях нередко вспоминал, что с его приходом в Кавказский корпус уменьшилось на 1/3 число умерших низших чинов. В беседах с И.В. Малиновским вспоминал, как при фельдмаршале графе Паскевиче, он смог найти для 150 тяжелораненых палатку и сухую солому для спокойного ночлега.

На Кавказе В.Д. Вольховский встретился с приятелем своим, писателем Александром Бестужевым-Марлинским, который служил после ссылки рядовым на Кавказе. М.В. Вольховская вспоминала о том как он однажды обедал у них. Погиб А. Бестужев-Марлинский находясь в отряде В.Д. Вольховского во время штурма мыса Адлер в чине прапорщика.

В 1838 году В.Д. Вольховский, по прошествии 21 года после выпуска посетил Лицей, все воспитанники окружили его, провожали по всему Лицею и неприметно подвели к мраморной доске с именами лучших учеников, в этом списке Вольховский стоял первым. Поняв намерение юных приемников он начал громко читать ряд имен снизу, и дошедши до своего остановился, тогда шепотом окружившие его произносили его имя.

Иван Малиновский встретил сестру и зятя радушно. Спешно в имении Марии строится большой каменный дом о 13 покоях, каменный флигель. Дворец Вольховских был виден издалека, он располагался на противоположной стороне речки Каменки, где стояли церковь и дом Малиновских. В этой же части Каменки располагалась и часовня построенная А.А. Самборским. В 1902 году Д.И. Багалей писал харьковскому губернатору о том, что в доме Вольховских сохраняется портрет Императора Александра Iв юношеские годы, имеющий по семейным преданиям потрясающее сходство с оригиналом. К тому времени имение Марии приносило более 6500 рублей серебром — главным образом, от хлебопашества и завода испанских овец. Имение простиралось от деревни Викнино до речки Бычок, но дом стоял в Каменке — поближе к Малиновским.

Вольховский скучает, часто ездит на охоту, пишет письма сослуживцам. В уединении изучает Тэера и других примерных сельских хозяев того времени, Старается улучшить крестьянский быт, заводит оранжерею, но вскоре бросает ее на Ивана Малиновского. Тоска заедает его, он не мыслит себя без армейских эполетов. Не звезды и аксельбанты прельщают его, он думает о существенной пользе, которую мог принести, находясь в армии. В это же время в Каменке умирает старшая дочь Вольховских Мария.

На попытки Малиновского привлечь его к участию в общественной жизни уезда смотрит отрицательно и часто избегает его, хотя и сетует на то, что звание не позволяет ему стать уездным судьей.Тем не менее, во всех начинаниях Малиновского принимает недолгое участие. В годы, когда в Каменке живут и Вольховские и Малиновские все вместе, у них часто устраиваются балы, катания на лодках по Северскому Донцу, пикники. Окрестные помещики, проезжающие приятели и друзья иногда останавливаются у них на несколько дней. В письмах сожалеют о невозможности побывать у радушных хозяев. У Вольховского гостили все друзья и приятели по службе на Кавказе.

Еще во время службы в Кавказском корпусе, Вольховскому дарована была Императором аренда крупной земельной дачи сроком на 12 лет, по просьбе Вольховского она была заменена ежегодной суммой в 2000 рублей серебром. Строгий в отношениях к себе и другим, он получил все деньги за нее вперед и обратил их на погашение долгов отца и улучшение имения жены в Каменке. Пенсию большей частью употреблял на уплату подушного оклада за крестьян своей жены.Неизвестно как сложилась бы судьба и чем бы занимался в дальнейшем Вольховский, но на охоте в Чепельском лесу он простудился и после девяти дневной “нервической” горячки умер 7 марта 1841 года, успев написать письмо о делах семейных.Предсмертные его слова были: “Мы будем счастливы, мы достигнем своего назначения. Как тебе угодно, так и будет, я не ропщу, я раб твой Господи! Совершенно предаю себя Твоей воле”. На чугунном кресте над его могилой в ограде церкви села Каменка стояла надпись: “Одари Бог кротость премудростию”.

В 1844 году Иван Васильевич Малиновский добился разрешения опубликовать в Харьковских Губернских Ведомостях жизнеописание генерал-майора В.Д. Вольховского, которое он сам подготовил. Три года ушло на такое разрешение, и еще год, чтобы его вдове предоставили пенсию за мужа.Пущин, получив письмо со статьей от Малиновского, рад был, что о Вольховском написана статья, но указывает на слишком большое количество в ней “казенного формуляра”.

Один из харьковских исследователей предполагает, что Мария Васильевна вышла замуж в 1842 году за полковника и помещика Изюмского уезда Якова Михайловича Тихоцкого. Документально это не подтверждено. Известно лишь, что живет она после смерти Вольховского в Петербурге, и родные и друзья советуют им вновь поселиться в одном месте — либо в Каменке, либо в Петербурге.Но вот, что интересно. Среди описаний имений встречается два за 1842. Описывается деревня Викнино — двух разных владельцев: полковника Якова Михайловича Тихоцкого и его жены Марии Васильевны.Возможно, это совпадение, но деревня, прежде хутор ранее относилась к имению Марии Васильевны Вольховской. Описание дома в этом имении совпадает с описанием дома, где позже будет жить А.Е. Розен.

Дочь В.Д. Вольховского — Анна Владимировна Носова родила в 1870 году дочь Марию, которая 20 апреля 1894 годы вышла замуж за ветеринарного врача из Таврической губернии Гаврилу Ильича Хаджопуло. Венчание состоялось в Софийской церкви слободы Каменки, поручителем от жениха был коллежский советник Павел Иванович Малиновский. Г.И. Хаджопуло и стал последним владельцем имения и дворца Вольховских в Каменке. Местные жители почему-то хорошо запомнили этого человека, называют его примаком дочери Вольховских, а фамилию переделали в “Ханджопа”. По свидетельству Д.И. Багалея именно в имении Хаджопуло хранилась часть писем А.А. Самборского, картины и царские ризы.

С частью архива Самборского и Малиновского в 1887 г. удалось познакомиться А.Ф. Селиванову. Владелицы архива М.В. Вольховской в имении не оказалось, а ее дочь Носова архив показала, но работать не разрешила. Архив находился в полном порядке, состоял из нескольких папок с надписями на них. Среди них была папка с письмами высочайших особ. А.Ф. Селиванов выехал из имения в Харьков, где встретился с М.В. Вольховской и получил от нее разрешение на работу с архивом в будущем году. М.В. Вольховская сообщила ему также, что часть документов находятся у одного ученого в Санкт-Петербурге, который редактирует ее биографию об А.А. Самборском. Взяться за составление биографии М.В. Вольховская была вынуждена из-за статьи о Самборском, в которой говорилось о его не религиозности. Труд М.В. Вольховской был напечатан в 1888 году в количестве 50 экземпляров и не предназначался для печати. В “Русском Вестнике” за 1889 год академик К.К. Грот опубликовал отзыв об этом труде, в отзыве он опровергает не религиозность А.А. Самборского.

В 1888 году А.Ф. Селиванов также не смог ознакомиться с архивом, так как большая часть его все еще находилась в Санкт-Петербурге. Однако ценны его замечания по поводу дома Вольховских в Каменке. Он указывает на большое количество старинной мебели, о свято хранящихся семейных преданиях. Все старинные вещи хранятся в идеальном порядке, среди них несколько редких картин с императорской семьей. Например, портрет Императора Александра I, подаренный им самим своему учителю А.А. Самборскому.

По свидетельству другого неизвестного человека работавшего с архивом М.В. Вольховской, там хранились письма А.С. Пушкина, в том числе его лицейский рисунок “Мальчик на бочке”. Там же хранились письма Грибоедова, Бестужева-Марлинского и других.

АНДРЕЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ РОЗЕН

Барон Розен (3.11.1799-19.04.1884) родился в имении Ментака Эстляндской губернии. Отец — барон Евгений-Октавий Розен (1759-26.01.1834), бывший манрихтер, жил в Ревеле. За ним в Эстляндской губернии числилось 900 душ крестьян, но к 1826 году все они были проданы, а сам до самой смерти находился в стесненном положении. Мать — Варвара Элен Сталь фон Голштейн (1768-1826). * До двенадцати лет Андрей Розен воспитывался в доме родителей, а потом (с 1812 года) в Нарвском народном училище. В 1815 году Розен был отвезен в Петербург и определен в I-й Кадетский корпус, из которого был выпущен 20 апреля 1818 года в чине прапорщика с назначением в Лейб-гвардии Финляндский полк.С 14.02.1820 года подпоручик, с 7.08.1823 поручик. В 1822 году Розен был назначен полковым адъютантом к В.Н. Шеншину.

*У матери А.Е. Розена было два брата и семь сестер, у всех были многочисленные семейства, у всех сыновья служили в гвардии.

Розен был вовлечен в деятельность Северного тайного общества накануне восстания 14 декабря 1825 года. Он, как и Андрей Малиновский, был непосредственным участником декабристского восстания. Его участие сводилось к попытке нейтрализовать лейб-гвардии Финляндский полк, надо отметить, что полк, и сам Розен уже приняли присягу на верность Императору Николаю I. Розен командовал взводом в чине поручика. Когда он появился в каре на Сенатской площади, увидев происходящее, отправился в казармы своего полка. Там, с согласия полковника Тулубьева, закричал людям, чтобы выходили. Когда I-й батальон уже выступал к войскам, поддерживающих Николая I, взвод Розена выполнил его команду “стой” на Исакиевском мосту и не пропускал за собой остальные роты.При этом он угрожал заколоть шпагой первого кто сдвинется с места.

Арестовали Розена 15 декабря в Петербурге по распоряжению полкового командира и отправили к коменданту П.Я. Башуцкому. С 16 по 22 декабря содержался при полковом карауле Кавалергардского полка, а с 25 декабря на главной гауптвахте. 5 января 1826 года он переведен в Кронверкскую куртину и содержался там в комнате №13. На следствии он отрицал свою принадлежность к тайному обществу. Офицером Розен был добросовестным и умелым и не раз заслуживал похвалу лично от будущего Императора Николая I, когда тот был еще Великим Князем и командовал Финляндской дивизией. К моменту восстания он был полковым адъютантом и имел все шансы на хорошую карьеру.

19 апреля 1825 года Розен женился на Анне Васильевне Малиновской. Их познакомил И.В.Малиновский в конце августа 1822 года, когда сам еще служил в одном полку с Розеном. Их близкому знакомству в полку способствовало совместное проживание на квартире в городке Креславле. В дальнейшем они навещали друг друга, а в 1823 году Малиновский выручил Розена, уплатив за него карточный долг в 4000 рублей. Перед самым бракосочетанием Розен вернул деньги своему товарищу и родственнику.

Поручика Розена обручал с Анной Малиновской протоиерей Н.В.Музовский — духовник Великого Князя Николая Павловича. Будущий Император лично поздравил Розена по окончании учения в манеже. О принадлежности Розена к тайному обществу невеста его не была осведомлена. Хотя позже Розен напишет:“С невестой моей был я соединен не одним обручальным кольцом, но единодушием в наших желаниях и взглядах на жизнь”. На закате жизни Розен мог такое написать, ведь супруги верно хранили клятвы о любви и дружбе и прожили вместе почти 60 лет. Розена осудили по пятому разряду, он был осужден 10.07.1826 года на 10 лет каторги в Нерчинских рудниках (срок сократили до 6 лет 22.08.1826 г.). 5 февраля 1827 года он отправлен в Сибирь, 22 марта он прибыл в Читинский острог, а сентября 1830 года переведен в Петровский завод. По отбытии срока направлен на поселение в г. Курган Тобольской губернии (выехал 19.09.1832 г.). “Государственного преступника сопровождал статейный список”, составленный Лепарским. В графе “Приметы” записано следующее: “Ростом 2 аршина 9,5 вершка. Лицом бел, волосы на голове, бровях светло-русые, нос продолговатый, глаза голубые, талии стройной”. В 1830 году к нему на Петровский завод приехала жена, Анна Васильевна (1793-1883).

А.В.Розен не сразу поехала к мужу. По его настоянию, она ожидала, пока подрастет сын. Сына на воспитание взяла сестра, Мария Васильевна. Она уговорила Анну, тяжело заболевшую под впечатлением запрета брать на каторгу детей, оставить мальчика у нее и ехать в Сибирь одной. В дальнюю дорогу ее провожал В.Д.Вольховский. С ней вместе ехал С.Маслов — дворовой человек А.А.Самборской, а также Н.Яценкова и Е.Красенков, крепостные Малиновских.

В семье Вольховских Евгений Розен прожил семь лет. Свидание с сыном состоялось 10 ноября 1838 года. В первый раз увидел он отца, братьев и сестру, мать он также не помнил. Но теперь, познакомившись с родными, ему предстояла новая разлука — с семьей, которая заменяла ему отца и мать.

Когда Анна Васильевна уезжала в Сибирь, особое участие в ее судьбе приняли сестры Чернышевы. Вера Григорьевна “со слезами просила взять ее с собой под видом служанки, чтобы она там могла помогать сестре своей” — Александре Григорьевне Муравьевой. Другая Чернышева — Наталья Григорьевна — “просила тогда позволения у Императора делить с сестрой изгнание и лишения”. Вот как описывает Розен участие женщин в жизни на поселении: “…Они были нашими ангелами-хранителями и в самом месте заточения; для всех нуждающихся открыты были их кошельки, для больных просили они устроить больницу…”.

В Сибири Анна Васильевна проявила самоотверженность и твердость характера, безграничную женскую преданность. Судя по ее сибирским письмам, опубликованным в 1915 году, Анна Васильевна отличалась завидной терпеливостью, уравновешенностью, что свидетельствовало о ее душевной стойкости. Письма спокойны и благородны. В Сибири ее беспокоит только разлука с сыном-первенцем, неосуществимая мечта взять его к себе:“Вот в чем состоит все наше желание. Относительно каких-либо жизнеудобностей на поселении не должно и беспокоиться, ибо жить несколькими градусами севернее или южнее не есть большая разница для людей, не поставляющих своего блаженства в одних только чувственных наслаждениях”,- пишет она своему брату Ивану Малиновскому в июле 1831 года. А вот и другие слова из писем, которые заставляют нас преклоняться перед этой женщиной: “Мы слава богу, постоянно здоровы и довольны…”, “…здоровье мое совершенно, о здоровье Розена и говорить нечего, он всегда здоров и спокоен”, “…а скажу просто, что я совершенно счастлива, как только можно того желать…”. Трудно представить, что эти письма написаны на каторжном Петровском заводе.

В Кургане Розены прожили пять лет, занимаясь хозяйством, безвозмездным лечением нуждающихся. Туда же Мария Васильевна Вольховская присылает для Розенов фортепьяно. Это было ответом на письмо Розена, в котором он писал, что струнный инструмент умножает семейное счастье. Надо сказать, Мария Васильевна относилась к Розену с большей симпатией, чем другие в семье. На Кавказе она дарит Розену рыцарский клинок 12 века, переделанный горцами в клинок, замаскированный под палку. В 1837 году, в Кургане, их посетил Василий Андреевич Жуковский, сопровождавший в поездке по Сибири 19-летнего наследника престола, будущего Александра II. Хлопоты поэта заставили Николая I произнести знаменательную фразу:“Путь в Россию ведет через Кавказ”. И Андрея Розена вместе с Нарышкиным, Назимовым, Лорером и Лихаревым, по объявлению военного министра 21.06.1837 года отправляют под пули — рядовыми на Кавказ.

Вместе с Розеном через всю страну с четырьмя детьми едет Анна Васильевна. В Тифлисе (Розены приехали в Тифлис 10.11.1837 г.), после многолетней разлуки, встречаются Розены со старшим сыном, воспитанным в доме В.Д.Вольховского. Генерал и начальник Главного штаба Кавказского отдельного корпуса не побоялся оказать самый радушный прием опальному родственнику, хотя знал, что генерал Н.Н.Раевский (младший), командир Нижегородского драгунского полка, был посажен на гауптвахту за то, что пригласил к обеду разжалованного в рядовые Захара Чернышева. По прибытии Розен зачислен в Мингрельский егерской полк (располагался в Белом Ключе). В январе 1838 года Розен переведен в 3-й линейный Кавказский батальон (располагался в Пятигорске).

14 января 1839 год А.Е.Розен получил разрешение по болезни выйти в отставку и жить безвыездно, под надзором полиции на родине, близ Нарвы, в имении брата. * Здесь он и закончил свои “Записки декабриста”, начатые ещё в 1829-1830 годах. Забота об имении в Каменке целиком была на Иване Малиновском, который всё делал ради сестры и племянников. Неизвестно, кто посоветовал ему, или попросил его построить свеклосахарный завод в Каменке, но принадлежал он Анне Васильевне Розен, хотя её в имении не было. В год завод перерабатывал 1635 берковцев сахарной свеклы и производил 230 пудов сахарного песка (3887 килограммов), принося ежегодно более 24 тысяч рублей серебром прибыли. Работало на заводе 70 мастеровых и сезонных рабочих общей численностью до 3000 человек.

*У Розена было три брата. Владимир (1786–не позднее 1870 года), артиллерии полковник, участник войны с Наполеоном, находился в армии Витгенштейна, в батарее Маркова. Отличился в сражении под Полоцком. В 1812-1814 годах получил за отличие четыре чина и семь орденов. С 1815 года в отставке, жил в имении Фитингоф, жена Вильгельмина Брант.

Отто (1785-1882), поручик, участник войны с Наполеоном 1812 года, адъютант генерала, барона Ф.Ф. Розена, в отставку вышел в 1819 году после неудачных нескольких прошений перевода его в гвардию. Арендовал имение отца Ментака, несмотря на скудость средств исправно платил отцу арендную плату, сам жил весьма скромно. Благодаря кропотливому и неустанному труду в конце жизни Отто стал богатым человеком (капитал оценивался в несколько миллионов рублей), у него в имении и жил А.Е. Розен. Жена Юлия Петровна Штакельберг.

Юлий (1807-?), в 1826 году в Iкадетском корпусе, из-за брата не получил заслуженный им Георгиевский крест. В 1837 году офицер артиллерии, служил в Саратове, в том же году женился на А.А.Кривской.

Розены переехали в Каменку в 1855 году, 14 апреля 1855 года Розена освободили от надзора с запрещением бывать в столицах. По амнистии 26 августа 1856 года Розена восстанавливают в прежних правах. Иван Васильевич Малиновский отнёсся к Розену с неприязнью. Смерть брата Андрея сделала его чёрствым по отношению к Розену. Мария Васильевна Вольховская дарит сестре Анне деревню Викнино, боясь ссоры брата с Андреем Розеном. Розен строит в Викнино деревянный дом и первое время живет затворником. Позже он преподаёт в народной школе села Каменка, пытаясь занять себя хоть какой-нибудь общественной деятельностью. Многие исследователи приписывают именно ему организацию школы в Каменке, хотя как уже описывалось выше школа в Каменке заслуга еще А.А. Самборского, а дочка и внуки ее просто сохранили.

Готовит к изданию “Записки декабриста”. В 1861 году Розена избирают мировым посредником Изюмского уезда, эту должность он исполнял в течение шести лет. В досье Розена, как мирового посредника стоит фраза о недоверии к нему как человеку, покушавшемуся на власть императора. Его сыну штабс-капитану Конраду Андреевичу Розену приходится в 1864 году доказывать своё баронское происхождение по копии с постановления из Эстляндского ландрата о внесении его в Эстляндскую, дворянскую матрикулу.

В последние годы своей жизни А.Е. Розен был очень дружен с писателями Г.П. Данилевским и Н.С. Кохановской. С последней особенно. Надежда Степановна проживала в 30 верстах от Викнино в хут. Макаровка Изюмского уезда. А.Е. Розен с супругой бывал у нее, но чаще всего посылал за ней свою коляску вместе с одной из многочисленных племянниц. Одна из них оставила на страницах Харьковских губернских ведомостей воспоминания о том, как она ездила за Кохановской в 1879 году и о ее пребывании в имении А.Е. Розена [90]. Дело тогда окончилось ссорой А.Е. Розена и Н.С. Кохановской, помирились они только в следующий ее приезд, через десять дней.

Любопытно также, что о публикации “Записок декабриста” в российских изданиях хлопотал поэт Некрасов. А лучшим своим цензором сам А.Е. Розен считал Императора Александра II, который сказал о его записках: “Я знаю, что Розен ничего не напишет дурного или вредного”.

Все дневники и письма Розена исчезли. Записки декабриста во многих местах переделанные в последние годы, наложили отпечаток его либеральных взглядов больше похожих на помещика средней руки, чем на передовых взглядов человека. В последние годы декабрист, переживший каторгу и ссылку, стал знаменитым на Слобожанщине, льстивое о нем высказывание прессы с признанием его историографом декабристского движения, пробудили в нем не самые лучшие черты. О нем писали в газетах, его интервьюировали. В 1883 году газета “Южный край”, рассказывая о Розене, отметила:“Андрей Евгеньевич со своей женой представляет идеал супружеского счастья, Через два года ему предстоит праздновать “диамантовую свадьбу”.

Дожить до “диамантовой свадьбы” им не пришлось: Анна Васильевна умерла 24 декабря 1883 года, восьмидесяти шести лет. Лишь на четыре месяца пережил ее муж. О том почему это произошло, писали “Харьковские Губернские Ведомости”, от 28 октября 1883 года, предоставим им слово.

“…Из Изюма. В “Нов. Вр.” помещено следующее письмо г. Д-скаго (Григория Петровича Данилевского, примечание автора) покушении на землевладельца Изюмского уезда барона Розена.

Барон Андрей Евгеньевич Розен, автор известной книги “Записки декабриста”, недавно чуть не погиб от руки злоумышленников-грабителей.

Восьмидесятидвухлетний старик, предоставив своим детям хозяйство имения, сам, с престарелою женой, — сестрой покойного товарища Пушкина, Малиновского, — поселился, в нескольких верстах от Изюма, в уединенной, заново им устроенной, на ключах, усадьбе “Викнина” (от украинского слова “викно, т.е. окно”; — “Окнина” означает место влажное, от ключей, родников). После 19-го февраля 1861 года, он был избран мировым посредником и вводил в нашем уезде крестьянскую реформу. Тогда он имел счастье представить наших первых волостных старшин покойной Государыне Императрице, при Ея посещении Святогорского монастыря, близ Изюма. Годназад, в августе, я посетил А.Е. Розена, во время появления в нашем Изюмском уезде давно невиданной гостьи — саранчи, и застал этого, бодрого еще, неутомимого труженика, готовым сесть на подведенного верхового коня, чтобы ехать на свой луг, где по слухам, явилась саранча. Он тогда показал мне готовое к печати новое, дополненное издание своих “Записок”, а нынешним летом переписывался со мной, по поводу изготовленного им к изданию собрания стихотворений известного друга Лермонтова, князя Александра Ивановича Одоевского, автора превосходных элегий “К отцу” (“Как недвижимы цепи гор”), “В преддверии Кавказа” (“Куда несетесь вы, крылатые станицы”) — и другие.

Шестого текущего октября я получил от барона А.Е. Розена из Изюма, от 4-го октября, письмо, в котором он сообщил мне следующее: “В темную ночь, с 4-го на 5-е сентября, я находился в когтях двух убийц, задушивших меня в постели, при первом усыплении. Я сам слышал свое предсмертное хрипение. Прислуга нашла меня на полу, с затянутою на шее веревкой, вполном отсутствии сознания и чувства. Спас меня Господь Бог! Жена моя ударила в набатный, сторожевой колокольчик и убийцы выскочили в окна. Жена, вскочив с больною ногою и со свечей в руке, видела одного в серой фуражке и в серой чамарке, бросившегося к раскрытому окну, с оружием в руках. Другой убийца выскочив в окно моей комнаты и оставил у меня две улики: веревку вокруг моей шеи и чабанскую дубинку, киёк на полу. Это дело остановило несколько отправку стихотворений князя А.И. Одоевского, которое издаю в пользу сирот-внуков другого товарища”.

От 17-го октября барон А.Е. Розен, на мой вопрос, сообщил следующие подробности этого ужасного происшествия:

“Отвечаю с благодарностью за оказанное мне участие и за намерение огласить гнусное и гадкое покушение на жизнь старика, давно уже созревшего к отходу, не для личной его мести, но для предотвращения подобных случаев с другими.

“Один из злодеев, приближаясь в совершенных потьмах к кровати моей, слегка задел столик, стоявший возле изголовья, отчего я проснулся и, не видев свечки, закричал: “Кто там?”. Вместо ответа, один злодей зажал мне рот рукою, другой схватил мою свободную руку, которой я мог обороняться, отталкивая первого. Всё-таки немного отворотив лицо, я мог закричать во второй раз. Злодей, чтобы заставить меня молчать, втиснул мне в рот большой, средний и указательный пальцы; при этой операции, я подал голос в третий и последний раз. Тогда злодей начал действовать, как Отелло; он всей рукой охватил мне горло и шею, с такою силой давления, что я услышал моё предсмертное хрипение и отдаленный звук колокольчика… Этим кончилось всё моё сознание, всякое чувство, всё первое действие события, пока я лежал на постели.

“Решительно ничего не знаю, ничего не ощущал во время второго действия, когда моя добрая жена, спутница всей моей подвижной и страдальческой жизни, теперь почти вполне лишившаяся слуха, услышала, из четвёртой комнаты от её спальни, мой последний крик и позвонила в большой колокольчик. Выйдя со свечей, с больной, обвязанной ногою, из спальни, она встретила одного из убийц, который … в окно. Она ясно увидела фуражку и одежду молодого человека, с ружьем в руках; потом с подбежавшей прислугой нашла меня на полу бездыханным, с веревкой вокруг шеи, обтянутой в два круга, над кончиком теплого одеяла.

“Сколько минут я лежал в таком безжизненном состоянии, не знаю: но очнулся, когда уложили моё тело в постель и оно согрелось. Главный палач оставил моё окно, в которое он выскочил, отворенным; он оставил и свою веревку вокруг моей шеи, стянутую узлом, а на полу толстую чабанскую дубину.

“Полиция и суд безотлагательно и усердно принялись за свое дело. Всё зависит не от их усердия, а от уменья и от счастья. Действия моей жены принимаю за чудо Божие. Из каменчан (жители соседней деревни Каменки), одни говорят, что Господь воскресил меня, другие же причисляют меня к лику праведников и молят Бога, чтобы дело раскрылось, дабы уничтожить всякое неправильное подозрение и предположение.
Барон Андрей Розен”.

Не поможет ли оглашение в газетах этого письма к улике и открытию злодеев, покушавшихся, очевидно, — с целью грабежа, к убийству восьмидесятидвухлетнего старца…”

Именно это происшествие и погубило Розенов, а может быть это был отголосок восстания на Сенатской площади 25 декабря 1825 года? Не зря ведь говорится, что насилие порождает насилие. Возникает вопрос и о самом происшествии, ведь описывается все по письму самого Розена, в документах архива за этот период нет ни описания самого происшествия, ни следствия по этому поводу.

Мое личное отношение к Розену неоднозначное, своим поступком, необдуманным и явно совершенным сгоряча, по молодости, он поставил на карту жизнь и благосостояние прежде всего членов близких ему семей. Мало того, что он достаточно много проиграл денег в карты, последний карточный долг он вернул Ивану Малиновскому (занимал ему 4000 рублей на погашение долга Розена, так как тому уже было стыдно обращаться к родителям за деньгами) перед самой свадьбой с его сестрой. После декабристского восстания умирает мать Розена, брат Юлий лишился заслуженного им Георгиевского креста, у брата Отто умирает новорожденный первенец сын. Да и у самого Розена в 1839 году умирает новорожденная девочка Софья. Многие дети его болеют, в течение всей жизни. Список всех тягостей в жизни Розена можно продолжать, но это не имеет смысла, главное, что Господь наказывает за кровопролитие, за безвинно пострадавших, за грехи наши перед народом, перед Отечеством.

Характерно заметить, что о А.Е. Розене в архиве довольно малое количество дел, чего не скажешь о его сыне Евгении (1826-1895). Штабс-ротмистр Лейб-гвардии уланского полка Евгений Андреевич в молодости был очевидно строптив из старших родственников изредка слушал только И.В. Малиновского. Детство свое он провел в Тифлисе в семье В.Д. Вольховского. В 1840 г. Е.А. Розен поступил в Московское училище правоведения. В свободное время посещал Александровский театр, где познакомился с трагиком Каратыгиным, находившимся в цвете своего таланта. Под его влиянием стал принимать участие в театральных представлениях и Е.А. Розен, не окончив училища, он окончательно поступил на сцену. Однако дядя И.В. Малиновский прервал его сценические дарования, он настоятельно советовал Е.А. Розену поступить на военную службу. Прослужив 7 лет в Чугуевском уланском полку, вышел в отставку, прожив остаток жизни в деревне.

16 мая 1852 года наперекор дяде Ивану Васильевичу Малиновскому он венчается с 18 летней дочерью изюмских помещиков Натальей Григорьевной Таранухиной. Венчание состоялось в селе Богуславское Изюмского уезда и очевидно, что никого из родственников при этом не было, так как в поручителях залетные офицеры и мелкопоместные дворяне.

До отставки мужа, который служил тогда в чине поручика, Н.Г. Розен жила в имении родителей, а после отставки они снимали квартиру в Изюме доме Чайкиной на Подворках. Брак этот был в первое время довольно счастливым и по крайней известны два сына Розенов — Вячеслав и Леонид. Позже Н.Г. Розен скажет, что в продолжении супружества Евгений Андреевич был с ней груб из-за строптивости своего характера, причинял ей обиды и т.д.

В 1875 года Е.А. Розен совершает прелюбодеяние с крестьянкой хутора Марьинска Чепельской волости Ксенией Ивановной Бобрицкой. Более трех лет он встречался с этой женщиной и от этого прелюбодеяния родилось двое детей. Первый Вячеслав родился 20 июля 1876 года, второй, Иван родился 6 января 1878 года. Оба были крещены в Преображенском соборе города Изюма. Характерно, что в обоих случаях восприемником выступал законный сын барона Е.А. Розена — Вячеслав.

19 мая 1878 года Наталья Григорьевна подает прошение в Духовную Консисторию о разводе. К тому времени она проживает в имении своих родителей хуторе Таранушевка Изюмского уезда. Е.А Розен не возражал и признал свою вину перед супругой, но на слушание дела в Харьков не ездил, а прислал освидетельствование состояния своего здоровья (телосложения слабого, одержим острым катаром желудка и кишечного канала). Из-за первоначального малого числа свидетелей развод не состоялся, а 19 июня 1880 года Розенов “освободили” друг от друга. Н.Г. Розен было разрешено вступить в новый брак, а Е.А. Розен кроме 7 летней епитимии был обречен на безбрачие. Крестьянка К.И. Бобрицкая также была наказана за прелюбодеяние 4 летней эпитимией, а перед этим, 25 мая 1880 года она была повенчана с мещанином города Харькова Петром Лихвинцовым и переехала на станцию Лозовая К-Х-А железной дороги.

Отношения между бывшими супругами Розен были неплохими, если не считать того, что Н.Г. Розен вышла замуж за полковника Корха. Однако уже в 1885 году она вдова и заботится о бывшем муже, который к тому времени был неспособен к труду, страдал параличом обеих кистей и левой руки. Зрение и умственные способности были слабы, Е.А. Розену было тяжело ходить. В 1905 году Н.Г. Корх проживала в Твери и подавала прошение изюмскому предводителю дворянства прошение о выдаче свидетельства о несудимости Е.А. Розена и его отца после прощения Императором Александром II, для харьковского дворянского собрания для внесения их детей баронов Розен в дворянскую родословную книгу. Справка о Розенах была дана, среди прочего говорилось, что барон А.Е Розен был посредником и был уважаемым в Изюме человеком, жил в имении жены Викнино. О бароне Е.А. Розен написано, что он вел тихий уединенный образ жизни и ни в чем предосудительном замечен не был.

Живя в деревне Е.А. Розен вел записки в продолжении 50 лет, перечитывал их и делился с мыслями с отцом, писателями Г.П. Данилевским и Н.С. Кохановской, которые жили по соседству. Сочинения свои он желал издать в виде посмертных записок. В 1895 году оказалось, что он вел большую переписку со многими людьми, но никто эти письма издать не решился. После его смерти имение почему-то перешло в руки управляющего торговыми делами Изюмской фирмы Жевержеева — Полтарацкому, так, что Розены уже более не владели землей в Изюмском уезде. Харьковские губернские ведомости писали, что Полтарацкий, якобы предложил поделиться с сыновьями Е.А. Розена некоторой частью состояния перешедшего к нему от покойного. Е.А. Розен был похоронен в Викнино рядом с отцом, матерью и младшим братом. Местность в Викнино была необычайно живописной, могилы располагались у подножия холма, за садом, там же рядом бил из под земли родник. Среди могил выше всех высился белый крест на могиле А.Е. Розена.

Сын Е.А. Розена — Леонид, был хранителем всех мемуаров своего отца и деда декабриста, и неоднократно пытался издать полную рукопись его “Записок”, в конце XIX, начале XX века. Однако все изданное им содержало лишь неточности и якобы устные рассказы деда.

             

ЗАБЫТЫЕ...

Однако память глубоко несправедлива ни к Малиновскому, ни к декабристам. Каменка — тому свидетель. Первым разрушен был деревянный дом Розена в деревне Викнино. По одним сведениям его спалили крестьяне, по другим из него устроили склад зерна, и он сгнил сам. Дворец Вольховского занимал Стратилатовский ревком, а “пьяная матросня” вместе с отрядом красногвардейцев превратили его в настоящий свинарник. Крестьяне и “пламенные революционеры” растащили по хатам и сараям мебель, картины, книги, музыкальные инструменты. Рояль например обнаружил в сарае Осипа Репки инспектор наробраза в 1922 году, использовался он для щепок на растопку . Кто только не поганил старинную мебель : крестьяне , красные , белые ,махновцы . Чудом часть мебели достались от Стратилатовского ревкома в музей г. Изюма.

Первый директор музея Н.В. Сибилев невероятными усилиями вырвал из цепких лап Стратилатовских революционеров старинный шкаф для книг, два зеркала, старинный письменный дамский стол, несколько пуфов, старинную, но уже сломанную кровать. Только по особому письму Изюмского ревкома, в котором мебель предлагали заменить на новую, старинная мебель была передана в музей. Туда же попала часть ценных вещей и переписка Малиновских, Вольховских, Розена.

Дворец Малиновских был разобран еще до войны 1941-1945, а во дворце Вольховских размещалась школа, которая сильно пострадала от артобстрела, или бомбежки и его разобрали.

Могилы Малиновского и Вольховского в Каменке были разграблены. Это случилось сразу после закрытия церкви в конце 1929 года. По воспоминаниям старожилов села Каменка могилы раскапывали Панько и Кирилл Кислицы. Судя по описанию одной из раскопанных могил, это было захоронение В.Д. Вольховского. В марте 1930 года с церкви сняли колокола и разобрали ее. Несмотря на то, что в центре села у здания Дома культуры стоит монумент, свидетельствующий о захоронении их именно под ним, но документальных подтверждений этому нет, могилы по свидетельству старожилов находятся и до сих пор на месте церковного кладбища, а там сегодня огороды. Монумент установлен в 1975 году, к 150-летию декабристского восстания, как и само здание ДК.

Могила А. Е. Розена видимо находится в подлинном месте (урочище Викнино). В Доме культуры существовала комната — Музей декабристов. Фактически два стенда с фотографиями, два полотна сделанных правнучкой И. В. Малиновского. Она привезла в дар музею несколько фотографий и семейную шкатулку. Там же хранилась настольная лампа и шкатулка Розенов. В начале 90-х годов выяснилось, что музей не соответствует нормам и вовсе не зарегистрирован, сельский совет закрыл музей. Городской краеведческий музей в г. Изюме предлагал взять на сохранение материалы музея в Каменке, но районная администрация по неизвестным причинам отказала. Большинство экспонатов музея в Каменке пропала.

Сегодня в библиотеке ДК села Каменка висят два стенда из бывшего музея. Там же стоит и старинный стол и кресло. Дарителем мебели стал Дмитрий Евгеньевич Лукьяненко. О происхождении мебели умолчал. В архивных же документах я встретил фамилию его отца Евгения Лукьяненко, как члена Стратилатовского волревкома, занимающегося сбором имущества из помещичьих усадеб в Каменке. Так не подлинную ли мебель Малиновских или Вольховских подарил его сын? Увы, Д. Е. Лукьяненко недавно умер в Харькове.

Вторая экспозиция о декабристах и их семьях была в Изюмском музее. Собирал её известный краевед-археолог, директор музея Н. В. Сибилев. В Великую Отечественную войну Сибилев вывез музей в Уфу. Там он умер, а из эвакуации музей вернулся без многих экспонатов, в том числе: писем Пушкина, Пущина, Вольховского, Розена. Уже больше 10 лет Изюмский музей на реставрации, отремонтирован лишь один зал, на ремонт остальных — нет средств.

Неоднократно бывая в Каменке я был поражен отношением местных жителей к прошлому своего села. Ничто им не интересно, а прошлое села не вызывает ни каких эмоций, особенно это было заметно в 1999 году. В сентябре 2002 года вместе с Владимиром Петровичем Титарем мы приехали в Каменку, чтобы посетить библиотеку с выставкой посвященной Малиновским, Вольховским, Розенам. Попасть туда мы не смогли по причине отпуска библиотекаря, без нее открыть помещение не может даже директор ДК. Памятник И.В. Малиновскому и В.Д. Вольховскому начал распадаться, т.к. сделан из самых простого бетона, краска на мраморной доске стерлась. Пройдя по печальным улицам села и вдоль речки Каменки мы возвращались на автобусную остановку, настроение было не лучшим. К тому же как обычно во все мои приезды в Каменку начинал накрапывать дождь. Вдруг к остановке бежит одна из учительниц с которыми мы беседовали в школе. Галина Ивановна Олексеенко после разговора с нами пришла домой и расспросила дедушку своего мужа о том, что он помнит из истории села, записала и принесла нам. Примечательно, что сама Галина Ивановна родом из Полтавщины. Поговорив еще с нами немного эта милая и очаровательная женщина побежала домой, а у нас еще несколько дней теплилось воспоминание о ней. Так мы решили приехать еще раз в Каменку, чтобы хоть подкрасить буквы на памятнике лицейским друзьям Пушкина. Осуществить задуманное нам удалось в первых числах октября, снова пошел дождь и последние буквы мы подкрашивали почти под ливнем. С самого первого путешествия в Каменку и Викнино на могилу Розена, в апреле 1999 года меня постоянно преследует дождь, чаще всего проливной. Создается впечатление, что дождь как слезы умиления владельцев Каменки за такое пристальное внимание к их персонам.
http://www.otkudarodom.com.ua/