III.
Эмиль матери.
12 мая 186..
Съ тѣхъ поръ какъ ты меня знаешь, я повѣрялъ тебѣ мои печали, мои радости, мои антипатіи, мои привязанности, мое доброе, мое злое, все. Мнѣ даже не нужно было говорить когда я былъ съ. тобой, ты читала мои мысли въ моихъ глазахъ, ты угадывала какъ. онѣ приходили и уходили въ моей головѣ. Въ первый разъ въ жизни у меня есть тайна. Совѣсть упрекнетъ меня если скрою ее отъ тебя.
Но повѣрить тебѣ эту тайну не такъ легко, какъ я думалъ. Съ первыхъ строкъ рука моя задрожала. Ты не будешь смѣяться надо мной. Но я скажу тебѣ. Я люблю.
Ты меня спросишь теперь кто она, гдѣ я видалъ ее, какъ я познакомился съ нею. Здѣсь мое затрудненіе удвоивается.
У насъ въ городѣ есть театръ изъ второстепенныхъ, но онъ, отличается хорошимъ выборомъ пьесъ. На немъ играютъ Марію Стюартъ Шиллера, Фауста и Маргариту Гёте, и много другихъ замѣчательныхъ драматическихъ произведеній. Раза два три въ недѣлю. литература уступаетъ мѣсто музыкѣ и драма оперѣ. Я хожу иногда въ театръ чтобы разсѣяться и пріучить ухо къ звукамъ нѣмецкаго языка. Мѣсяцъ тому назадъ, одна молоденькая баварская дѣвица дебютировала въ Пророкѣ Мейербеера. Она имѣла блистательный успѣхъ, всѣ студенты университета говорили объ ней какъ объ чудѣ. Я пошелъ за всѣми въ театръ, и увидѣлъ какъ она вышла на сцену. Я весь превратился въ зрѣніе и слухъ. Меня очаровалъ не столько ея голосъ, не смотря на то что это большой и рѣдкій голосъ, но душа, которую она придаетъ своему пѣнію, грація и прелесть разлиты во всемъ ея существѣ. Она хороша, и какъ она хороша! Я промечталъ о ней всю ночь и видѣлъ ее въ сіяніи звѣздъ. Пиѳагоръ былъ вѣрно влюбленъ въ пѣвицу, когда говорилъ своимъ ученикамъ о мелодіи небесныхъ тѣлъ,
Опасаясь что мое очарованіе исчезнетъ отъ повторенія впечатлѣнія, я не хотѣлъ больше идти въ театръ когда она будетъ играть.... Но я и пошелъ на первое же представленіе. Мое очарованіе не только не исчезло, но я съ каждымъ разомъ открывалъ въ ней тысячу достоинствъ, которыхъ не замѣтилъ съ перваго раза. Сказать ли тебѣ все? Я нарочно занялъ мѣсто противъ сцены что-бы быть замѣченнымъ; разъ или два я поймалъ ея взглядъ, или мнѣ это такъ показалось. Представленіе показалось мнѣ очень коротко, не смотря на то что оно продолжалось болѣе четырехъ часовъ, и я оставилъ театръ съ сердцемъ полнымъ невыразимаго волненія.
Мнѣ пришла мысль написать ей стихи, которые я не подписалъ и отдалъ для передачи старому привратнику театра. "Пусть она узнаетъ что есть человѣкъ, который ее любитъ, говорилъ я себѣ" Стихи были плохи и выражали только половину того что я чувствовалъ. Я гдѣ то читалъ что любовь дѣлаетъ поэтомъ. Я не вѣрю этому. Только избранныя натуры могутъ вполнѣ передать все, что чувствуютъ. О какъ бы я желалъ быть одной изъ нихъ.
Мои попытки не шли далѣе, когда въ воскресенье проходя по бульвару, на которомъ гуляютъ въ два часа всѣ городскія дамы, я увидалъ ее. Она шла прямо со мнѣ на встрѣчу по длинной аллеѣ. Въ первую минуту я готовъ былъ бѣжать отъ нея по боковой дорожкѣ перерѣзывающей аллею. Но я совладѣлъ съ собой я отважно пошелъ на огонь. Нарядъ ея былъ ярокъ, но съ большимъ вкусомъ. Есть магнетизмъ во взглядѣ. Мой взглядъ, я это чувствовалъ, былъ полнымъ признаніемъ любви, и когда мы прошли другъ возлѣ друга, ея ослѣпительная красота сверкнула какъ молнія. Я сдѣлалъ шаговъ тридцать не смѣя оглянуться. Потомъ я увидѣлъ .какъ она уходила легкой поступью, а на пескѣ аллеи лежало что-то бѣлое, воздушное, и развѣвалось отъ вѣтра; то былъ ея носовой платокъ, который она уронила нечаянно.... или съ намѣреніемъ. Поднять его и бѣжать за ней чтобы отдать его было дѣломъ минуты. Она повидимому была очень удивлена своей потерей, мило благодарила меня я я былъ въ восторгѣ услыхавъ, что она очень хорошо говорила по-французски. Была минута, когда я хотѣлъ сказать ей, что я тотъ молодой человѣкъ, который прислалъ ей стихи; но не могъ выговорить ни слова отъ волненія и она навѣрно должна была принять меня за дурака.
Физіологи утверждаютъ что невозможно помнить запахъ. Они никогда не любили. Этотъ тонкій кусокъ батиста былъ пропитанъ нѣжнымъ ароматомъ, который я буду помнить всю жизнь. На другой день я пошелъ набирать букетъ самыхъ красивыхъ и нѣжныхъ полевыхъ цвѣтовъ на живописныхъ холмахъ, окружающихъ городъ.
Часъ спектакля насталъ, я спряталъ цвѣты подъ своей студенческой шапкой и сѣлъ на свое мѣсто. Она пѣла какъ всегда, голосомъ который заставляетъ васъ забывать все; но какъ ни великъ. ея талантъ, женщина, которую я видѣлъ вчера казалась мнѣ еще очаровательнѣе актрисы. Ее вызвали по окончаніи пьесы. Изъ ложъ и съ авансцены на нее посыпался дождь букетовъ. Настала минута. бросить и мой. Я бросилъ и постарался чтобы она меня замѣтила, не смотря на то что я дѣлалъ видъ, будто прячусь за сосѣдей. Знаешь ли ты что она сдѣлала. Изо всѣхъ дорогихъ букетовъ -- тамъ были камеліи, кактусы, тысячелистныя розы -- она выбрала мой простенькій букетъ полевыхъ цвѣтовъ и прижала его къ сердцу. Не доказательство ли это что она любитъ меня.
Ты скажешь мнѣ, что я не знаю ее, что она можетъ быть далеко не похожа на то, чѣмъ я ее воображаю себѣ, и что прежде чѣмъ отдаваться мечтамъ, я бы долженъ былъ разузнать о ея поведеніи и образѣ жизни. Я сдѣлалъ это. Свѣдѣнія, которыя я собралъ, очень неполны и во многомъ противорѣчатъ одно другому. Ты знаешь, какъ молодые люди между собой жестоко относятся о женщинахъ, тѣмъ болѣе объ актрисахъ. Люди такъ завистливы и, кажется, находятъ особенное удовольствіе чернить артистовъ за то удивленіе, которое они возбуждаютъ своимъ талантомъ. Я не скрою отъ тебя что разсказываютъ о разныхъ приключеніяхъ ея молодости, при мысли о которыхъ краска гнѣва и негодованія кидается ивѣ въ лицо. Другіе, напротивъ, разсказываютъ что она живетъ съ матерью въ очень уединенной части города. Мнѣ показали ея мать, она всегда по вечерамъ провожаетъ дочь домой по окончаніи спектакля. Она вовсе не походитъ на дочь. Представь себѣ толстую женщину, съ самой пошлой наружностію и щетиной на верхней губѣ. Я не могу себѣ представить, чтобы такой цвѣтокъ могъ родиться отъ такого комка земли. Но за то какая заслуга съ ея стороны, что она обращается съ такой женщиной со всѣмъ уваженіемъ и любовью почтительной дочери.
Предположимъ наконецъ самое худшее. Пусть поведеніе ея не было всегда безукоризненно. Но это вина ея профессіи, это вина окружающаго ее люда. Она такъ хороша, она не можетъ быть дурнымъ созданіемъ. Быть можетъ честная любовь, любовь, которая очищаетъ, никогда не встрѣчалась ей въ лицѣ честнаго человѣка, Боже мой, какъ бы я былъ счастливъ если бы могъ вырвать этого ангела изъ пропасти, протянуть ему руку и вывести его на свѣтъ, на честную жизнь.
Я высказалъ тебѣ все, что лежало у меня на сердцѣ и это признаніе сняло съ него большую тяжесть. Обнимаю тебя и прошу твоего прощенія.
IV.
Елена сыну.
Лондонъ 22 мая 186..
Я люблю твою откровенность, мое дорогое дитя, и я не буду смѣяться надъ дамой твоего сердца. Но я должна сказать тебѣ* что въ томъ что ты писалъ мнѣ, было многое что заставило меня призадуматься. Я бы могла указать тебѣ на нѣкоторыя подробности твоего знакомства съ нею, которыя кажутся мнѣ подозрительны; но я не хочу разрушать твои иллюзіи. Помни только что ты молодъ, что ты не опытенъ и совершенно не знаешь свѣта. Увы, ты успѣешь еще выучиться не вѣрить наружности, и дай Богъ, чтобы ты выучился не собственнымъ опытомъ.
Мы дали слово, твой отецъ и я никогда не вмѣшиваться въ твои привязанности; слѣдовательно тебѣ нечего бояться моихъ выговоровъ; ты самъ свой господинъ, и ты отвѣчаешь самому себѣ за свои ошибки. Въ твои годы очень легко ошибаться. Сколько молодыхъ людей принимаютъ за любовь первое волненіе чувственности. Истинная любовь не возможна безъ прочной привязанности, безъ взаимнаго полнаго пониманія и надо стоить ее.
Я не имѣю предубѣжденія противъ актрисъ. Общество часто очень несправедливо со многимъ изъ нихъ. Не зная той, которая очаровала тебя, я остерегусь осуждать ее. Замѣчу тебѣ только одно: до сихъ поръ ты не имѣешь серьезнаго повода заключить, что она тебя предпочитаетъ другимъ своимъ обожателямъ. Это конечно маленькое тщеславіе свойственное молодымъ людямъ думать, что они любимы, когда сами любятъ. Допустимъ, впрочемъ, что она въ тайнѣ отвѣчаетъ твоимъ чувствамъ; но качества замѣченныя тобою въ ней далеко еще не тѣ, которыя составляютъ женщину. Ты влюбленъ въ ея голосъ, въ ея красоту, въ ея игру, но все это -- преимущества, существующія болѣе для публики, чѣмъ для человѣка, которому она должна быть товарищемъ. Знаешь ли ты, что останется отъ твоего идола, когда блескъ сцены и ослѣпленіе твоей страсти пройдутъ.
Ты, мнѣ кажется, сомнѣваешься самъ на счетъ ея прошлаго, потому что ты мечтаешь вырвать ее изъ бездны. Это великодушная мысль, которую литература нашего времени ввела въ моду. Боже меня сохрани ронять честь женщины, утверждая что ошибки прошлаго не исправимы. Я допускаю, согласно твоимъ словамъ, что любовь можетъ изгладить нѣкоторыя пятна; но однако много ли видѣли примѣровъ возстановленія падшей женщины? Отдалъ ли ты себѣ вполнѣ отчетъ во всѣхъ трудностяхъ твоего великодушнаго предпріятія? Въ этой роли искупителей, которую принимаютъ на себя съ такой легкостью наивные молодые люди, часто болѣе самообольщенія и самолюбія чѣмъ истиннаго желанія спасти женщину. Неужли думаютъ что падшіе ангелы не имѣютъ также гордости? Сколько силы и деликатности души нужно человѣку, чтобъ никогда не унизить ту, чьи ошибки онъ взялся исправлять.
Тебѣ ли въ твои годы, имѣть настолько мужества, чтобы скрыть ревность, такъ какъ для женщины, которая не всегда была чистой, ревность есть упрекъ. Владѣешь ли ты настолько собой, чтобы прикрыть раскаяніе, часто даже сомнительное, уваженіемъ, которое принадлежитъ безупречной жизни? Если же нѣтъ, то оставь борьбу; иначе ты только еще больше уронишь ту, которую хочешь поднять. Многія матери стали бы говорить со своими сыновьями совсѣмъ другимъ тономъ, упрекали бы ихъ и старались бы испугать ихъ же безуміемъ. Посторонніе съ другой стороны увидѣли бы во всемъ этомъ только начало любовнаго приключенія, пошлой студентской шалости. Эхъ! прибавили бы они, улыбаясь, молодость! Я знаю что ты искренно чувствуешь все, о чемъ ты писалъ, иначе ты не повѣрилъ бы мнѣ своей тайны.
Я отвѣчаю тебѣ также искренно. Я боюсь только, чтобы ты не былъ обманутъ пылкимъ воображеніемъ, очень естественнымъ въ твои годы. Говорятъ, что никто безнаказанно не можетъ играть въ любовь. Если она не возвышаетъ человѣка, то унижаетъ его.
Я тебѣ больше ничего не скажу. Мы получили извѣстіе изъ Перу. Купидонъ и Жоржія намъ пишутъ, что много думаютъ о тебѣ и Лолѣ.
Скажу тебѣ также, что Лола мечтаетъ выбрать себѣ профессію. "Я хочу добиться независимаго положенія, сказала она мнѣ однажды, для того, чтобы"....
Сказавъ эти слова, она покраснѣла и убѣжала въ свою комнату.
Мнѣ кажется, что я угадала ея мысль.
Женщина безъ состоянія и безъ положенія въ свѣтѣ не свободна; когда она выходитъ замужъ, она, въ большинствѣ случаевъ, пріобрѣтаетъ положеніе. Гордая душа Лолы возмущается противъ. этой необходимости. Она желаетъ имѣть возможность сказать тому" кого она полюбитъ. "Я могу тоже жить своимъ трудомъ; если я посвящаю себя вашему счастью, то это потому, что васъ люблю".
Прощай, милое дитя сердце мое всегда будетъ открыто, для твоихъ горестей.
Посылаю тебѣ поцѣлуй неизмѣнной любви, поцѣлуй матери.
V.
Эмиль своему отцу.
Боннъ, 10-го Іюня 186...
Ты просишь извѣщать тебя о моихъ занятіяхъ.
Залы университета, зданія совершенно новаго, открыты лѣтомъ. отъ семи часовъ утра до часу по полудни, и отъ трехъ до шеста часовъ. Лекціи профессоровъ раздѣляются на частныя и публичныя; первыя, конечно даровыя, за слушаніе вторыхъ студенты платятъ по 50 франковъ за шесть мѣсяцевъ.
Какъ и всѣ нѣмецкіе университеты, бонскій раздѣляется на четыре факультета. Юридическій, философскій, медицинскій и богословскій. Къ каждому изъ этихъ факультетовъ причисляются различныя отрасли познаній, которыя преподаются спеціалистами,
Намъ предоставлена полная свобода въ употребленіи нашего времени, такъ какъ никто не контролируетъ, наше поведеніе. Я помню, ты мнѣ часто говорилъ, что единственная дѣйствительная дисциплина -- та, которую мы сами налагаемъ на себя. Профессора нашего университета всѣ люди очень ученые; но мнѣ часто стоитъ большаго труда слѣдить за нитью ихъ мыслей. Во первыхъ, эти мысли сами до себѣ не всегда, какъ мнѣ кажется, бываютъ ясны; во вторыхъ мнѣ болѣе чѣмъ кому либо трудно понимать ихъ, такъ какъ я не привыкъ думать по нѣмецки. Но что меня болѣе всего удивляетъ такъ это ничтожность платы, которую получаютъ эти знаменитые ученые, если судить по ихъ скромной наружности, образу жизни и потертому даже грязному платью. Эта бѣдность меня трогаетъ и увеличиваетъ то уваженіе, которое внушаютъ ихъ познанія. Я вижу въ нихъ людей, которые служатъ наукѣ, не рада богатства и матеріальныхъ наслажденій, во ради высшаго наслажденія, которое она доставляетъ уму. Одни говорятъ свои лекціи; другіе, по большей части, читаютъ ихъ по тетрадямъ. Студенты же слушаютъ и записываютъ.
Долженъ ли я домогаться отвѣта? или напротивъ, не отказать" ея ли мнѣ поднять завѣсу, скрывающую отъ меня вѣчность, и обратиться исключительно къ позитивнымъ выводамъ науки......
Болѣе чѣмъ когда нибудь я нуждаюсь въ твоихъ совѣтахъ и знаніи. Кого кромѣ тебя могу я просить быть моимъ руководителемъ?
Всѣ студенты университета учатся владѣть оружіемъ. Въ этомъ я слѣдую ихъ примѣру и отдаю часъ или два въ день фехтованію. Это упражненіе превосходно для развитія членовъ. Сверхъ того меня увѣряютъ, что хорошихъ бойцовъ всего рѣже вызываютъ на поле дуелей, и не готовясь въ рыцари святаго Георгія, я бы желалъ оказать успѣхи въ фехтовальномъ искуствѣ, хотя бы дли того, чтобы избавиться отъ частыхъ вызововъ на дуель.
Вызовы между студентами здѣсь очень часты; дерущіеся бываютъ иногда ранены; вр, благодаря Бога, рѣдко случается, чтобы они бывали убиты. Они отдѣлываются царапинами на лицахъ; шрамы, часто страшные, служатъ и между студентами, и въ глазахъ прекраснаго пола почетнымъ отличіемъ.
VI.
Эрізмъ Эмилю.
12-го августа 186...
Ты отгадалъ мои намѣренія: я хотѣлъ, чтобъ ты самъ былъ судьею въ дѣлѣ своихъ убѣжденіи. Обыкновенно это бываетъ на оборотъ. Не успѣетъ ребенокъ родиться, какъ ужъ его родители опредѣляютъ весь складъ его убѣжденій.
Подъ тѣмъ предлогомъ, что онъ еще не въ состояніи имѣть собственнаго голоса, родители берутъ на себя трудъ высказаться за него. Но тутъ представляется вопросъ: даровавъ жизнь другому существу, слѣдуетъ ли отнимать у него свободу? Разность чувствъ и мыслей запутываетъ въ наше время еще болѣе отношенія домашнихъ авторитетовъ и порождаетъ несогласіе въ семействѣ. Очень часто въ религіи отецъ отвергаетъ то, чему вѣритъ мать. Что же выйдетъ изъ ребенка, поставленнаго между этими двумя вліяніями? Онъ будетъ олицетвореніемъ нашего вѣка: т. е. существомъ нерѣшительнымъ и слабымъ. Сколько встрѣчается людей, которые составляютъ себѣ убѣжденія изъ обрывковъ самыхъ разнородныхъ вѣрованій и идей. Другіе дѣлаются скептиками, не переставая быть суевѣрными, Во всемъ безсвязность, противорѣчіе, хаосъ. Благодаря Бога, ты не зналъ этихъ испытаній. Какъ и всѣ другіе, я имѣю свои убѣжденія о религіозныхъ, или философскихъ доктринахъ, раздѣляемыхъ людьми. Мои образъ мыслей не обязываетъ тебя ни къ чему, и ты не долженъ руководиться имъ. "Чти отца твоего и мать"; но слушайся только своей совѣсти. Ты свободенъ, слѣдовательно, самъ долженъ искать истину со всѣмъ жаромъ мужества и безпристрастія.
Въ настоящее время ожидаютъ отъ науки разрѣшенія многихъ философскихъ вопросовъ. Трудно сказать къ какому заключенію придетъ наука; но я твердо вѣрю, что она избрала лучшій путь для достиженія истины -- путь анализа. При настоящемъ положенія знанія, наука еще не выработалась на столько, чтобы дать намъ объясненіе на эти вопросы. Мы допускаемъ, что физіологія, не смотря на множество противорѣчащихъ истинъ, можетъ дать намъ нѣкоторое понятіе о человѣкѣ; мы видимъ, что геологія, при всемъ обиліи гипотезъ и догадокъ все же открываетъ отдаленную перспективу происхожденія жизни. Тѣмъ не менѣе, точныя науки до сихъ поръ еще не открыли ни одной изъ тѣхъ первичныхъ причинъ бытія, которыя наиболѣе привлекаютъ любопытство юношескаго разума. Люди науки возражаютъ, что этими вещами нечего и заниматься, такъ какъ онѣ никогда не будутъ постигнуты человѣческимъ разумомъ; что знаніе имѣетъ свои границы. Но неужели опытъ нѣсколькихъ тысячелѣтій можетъ опредѣлить границы нашего возрастающаго развитія? Но опустивъ завѣсу надъ неизвѣстнымъ мы не усыпимъ пытливость человѣческаго ума. Я не знаю слабость ли это или сила человѣка, но онъ не легко примиряется съ невѣжествомъ. Нѣтъ спора, что было бы очень легко избавиться отъ мучащихъ насъ вопросовъ, признавъ ихъ неразрѣшимыми. Все живущее стремится развиваться, но изъ всѣхъ органическихъ существъ, только одинъ человѣкъ стремится возвыситься мыслію надъ матеріальными нуждами. Какъ бы ни называли это стремленіе -- религіознымъ инстинктомъ, исканіемъ идеала, во всякомъ случаѣ потребность его существуетъ. Я не вижу какая выгода можетъ заключаться въ стараніи подавить его искуственнымъ презрѣніемъ. Кто можетъ вырвать это стремленіе изъ поэтическихъ душъ? Влеченіе туда, за предѣлъ познаваемаго -- принадлежность человѣческой природы. Въ правѣ ли мы считать обманчивыми и призрачными предметы, преслѣдуемые вашею мыслью и отрицать ихъ только потому, что они не поддаются вашему званію. Вы желаете освободить человѣческую мысль отъ суевѣрныхъ ужасовъ и практическаго лицемѣрія -- въ добрый часъ! Но стремленіе духа, занявшее себѣ обширное мѣсто въ исторіи человѣчества, должно занять таковое -же и въ воспитаніи юношества.
Ты видишь, что философія должна сохранить свое существованіе на ряду съ положительной наукою; та и другая весьма далеки ютъ того чтобы исключать другъ друга; напротивъ: онѣ взаимно помогаютъ другъ другу. Многіе изъ тѣхъ, кто желаетъ подавить любовь къ наукѣ, безсознательно повинуются естественной потребности мщенія. Въ послѣднее время мы видимъ философовъ и пастырей, которые вдаются во всякія несправедливости, извращая совѣсть, и одѣваютъ ее въ такую чудовищную форму, что духъ совершенно исчезаетъ за этой формой. Это вызвало реакцію.
Другіе упрекаютъ мистическіе философскіе ученія въ томъ, что объясненія ихъ системы міра, борьбы добра и зла, подчиненія и свободы воли, неудовлетворительны. Но во всякомъ случаѣ было время когда мистическая философія подняла человѣческую мысль на высоту, смягчила общественные нравы, дала жизнь произведеніямъ искуства. Все это подлежитъ еще изслѣдованію;" но какъ. бы то ни было, невозможно увѣрять, что движеніе мысли, реформировавшіе почти цѣлый свѣтъ, не имѣли причины своего существованія.
Я совѣтую тебѣ еще относиться какъ можно серьезнѣе къ изученію христіанскаго ученія, и изслѣдовать его въ самомъ его источникѣ. Евангеліе христіанства вовсе не похоже на то, которое исповѣдуетъ католицизмъ. Христосъ постоянно отказывался отъ соблюденія обрядностей; онъ навлекалъ на себя порицаніе еврейскихъ учителей безпрестаннымъ нарушеніемъ субботъ, постовъ, обычая омовенія рукъ передъ трапезой и прочихъ формальностей закона. Не удивительно, что совѣсть человѣческая содрагалась передъ нѣкоторыми евангелическими правилами. Христосъ проповѣдовалъ людямъ величіе малыхъ, достоинство слабыхъ, должное уваженіе къ дѣтямъ, прощеніе грѣшницамъ. Гдѣ мы найдемъ болѣе трогательное сочувствіе къ страждущимъ, къ униженнымъ, къ отверженнымъ? Съ другой стороны, гдѣ найдутся болѣе энергическія проклятія гордынѣ и эгоизму тѣхъ, которые желаютъ возвыситься на счетъ ближняго? Другъ бѣдняковъ и самъ бѣднякъ, Христосъ-только богатыхъ преслѣдуетъ своими угрозами и ужасающими притчами. Только одна чудовищная ложь могла изъ такой морали, создать такую религію какъ католицизмъ, которая освящаетъ въ націй дни различіе сословіи, привилегію рожденія и крайнія неровности состояній. Общества, исповѣдующія подобно христіанство, въ сущности никогда не были христіанскими.
Знать вещь въ данный моментъ ея существованія, значитъ вовсе не знать ее. Нужно знать откуда она исходитъ, чѣмъ она была". какъ она возникла. Этотъ способъ изслѣдованія явленій созданъ новѣйшими науками: геогеніей, эмбріологіей и т. п. Я совѣтую тебѣ изучать эти науки для упражненія мысли. Я ничего не имѣю сказать за или противъ тѣхъ заключеній, къ которымъ ты придешь самъ. Я хочу, чтобы ты принималъ за правду только тѣ правила, которыя ты самъ узнаешь. Вотъ все о чемъ я прошу. Я требую многаго отъ тебя, я это знаю; но какой другой способъ найдешь ты, чтобы выйти изъ хаоса? Есть много признанныхъ авторитетовъ, которымъ ввѣрили заботу объ установленіи границъ ортодоксіи въ католицизмѣ, въ философіи, въ политикѣ, въ морали. Эти признанные учителя знаютъ все, они учатъ всему, и вотъ такимъ то способомъ половина учащейся молодежи привыкаетъ думать, если можно такъ выразиться, умомъ нѣсколькихъ людей. Ты можешь научиться многому въ школѣ, но не научишься одному -- искуству -- быть свободнымъ. Если ты желаешь свободы, то преслѣдуй постоянно своимъ внутреннимъ судомъ истину, употребляя для этого всѣ орудія разума и изученія. Какъ бы ты ни остерегался, тебѣ все таки придется не разъ принимать мнѣнія другихъ за свои собственныя и ты ошибешься во многихъ пунктахъ прежде, чѣмъ узнаешь свои заблужденія. Но не забудь, что хлѣбъ науки добывается, какъ и всякій другой, въ потѣ лица; не забудь, что кто ищетъ искренно свѣта, тотъ доказываетъ этимъ самымъ, что онъ достоинъ найти его.
VII.
Эмиль своей матери.
Боннъ, 28 Сен. 186...
Ты права, моя милая мама, я самъ обманулся. Какое право имѣю я послѣ этого жаловаться? Чѣмъ она обязывалась мнѣ! Обѣщала ли она мнѣ вѣрность? Окруженная поклоненіемъ, она изъ каприза принимала мое такъ благосклонно, конечно она мнѣ дѣлала уже однимъ этимъ много чести. И я, неблагодарный, я думаю обвинять ее въ коварствѣ. Развѣ ея вина, что я относился серьезно къ тому, къ чему многіе относятся такъ легко? -- Я бы солгалъ, еслибъ сказалъ тебѣ, что я всегда разсуждалъ такъ хладнокровно.
Ударъ разбившій мои иллюзію сломилъ меня на одно мгновеніе. Мнѣ казалось, что сводъ небесъ обрушился на мою голову, я былъ уничтоженъ. Ты мнѣ можетъ быть скажешь, что не мнѣ первому, достается на долю разочарованіи, конечно такъ; но все, что съ вами случается въ первый разъ, кажется намъ вещью, которая никогда не была испытана другими. Я не могъ вѣрить что на свѣтѣ существуютъ такія вѣроломныя женщины? Неужели красота -- маска лицемѣрія? Какъ она должна была смѣяться надъ моей довѣрчивостью!...
И я чувствовалъ дрожь ревности, пронизавшую меня до мозга костей. Въ первой день, когда во мнѣ мелькнуло подозрѣніе, я убѣжалъ изъ города и какъ сумашедшій бродилъ по полямъ. Видъ созрѣвшей нивы, пѣніе жаворонка, ароматный воздухъ вѣющій дыханіемъ любви, колыхающаяся листва деревьевъ, сквозь которую мелькали мѣстами кровля фермы или крылья мельницы, шумъ ручья плескавшаго подъ брызгами пѣны, задорное чириканье воробьевъ, преслѣдовавшихъ другъ друга -- вся эта полная жизни и красоты картина, которая въ другое время такъ восхитила бы меня, казалась мнѣ теперь чуждою. Я не могъ отвлечь себя отъ своей убійственной мысли: "Она тебѣ измѣнила".
Была уже ночь, когда я возвратился въ городъ. Вдругъ передъ моими глазами по стѣнѣ промелькнуло что то темное. На углу улицы свѣтъ фонаря упалъ на эту фигуру и я увидѣлъ блѣдную молодую дѣвушку, бѣдно одѣтую, съ ребенкомъ на рукахъ. Я не знаю отъ чего мнѣ пришла мысль, что она была обольщена, потомъ покинута. Я горько спрашивалъ себя: не раздѣляются ли женщины въ наше время на два класса. На обманывающихъ и обманутыхъ? Я слѣдовалъ за ней нѣкоторое время, увлеченный сочувствіемъ, въ которомъ не могъ дать себѣ отчета. Мнѣ казалось всякій разъ, какъ свѣтъ фонарей озарялъ лицо ея, что я читалъ на немъ мысль о гибели. Я былъ такъ не доволенъ собою, что искалъ средства сдѣлать доброе дѣло.
Пробираясь по узкимъ и мрачнымъ переулкамъ, она прошла на маленькую площадь, окруженную ветхими домами. На углу этой площади находился колодезь, отверстіе котораго было закрыто толстой, изъѣденной червями, деревянной доской. Она подняла крышку своей голой рукой, облокотилась худыми локтями на колодезь и съ отчаяніемъ смотрѣла въ глубину ямы.
Луна въ это время выскользнула изъ за тучъ и разлила на грязную мостовую блѣдный свѣтъ. Спрятавшись за стѣной, я внимательно слѣдилъ за каждымъ движеніемъ бѣдной дѣвушки, такъ какъ я не сомнѣвался болѣе въ томъ, что она рѣшилась покончить съ своей жизнью. "Покрайней мѣрѣ, говорилъ я самъ себѣ, я не даромъ забрелъ сюда: я спасу ее". Я не смѣлъ показаться ей, опасаясь, что видъ свидѣтеля прибавитъ ей новую каплю горя и униженія. Послѣ короткаго раздумья, въ продолженіе котораго кипѣвшая внутри буря отразилась на ея печальномъ лицѣ, она посмотрѣла на ребенка, пробормотала нѣсколько безсвязныхъ словъ, встряхнула головою, и поспѣшно вошла въ одну изъ несчастныхъ лачужекъ, окружавшихъ площадь. Вотъ все что я зналъ, и вѣроятно все, что я когда нибудь узнаю объ этой несчастной. Ты меня спросишь можетъ быть какъ я открылъ, что былъ игрушкой каприза продажной женщины. Позволь мнѣ не вдаваться въ подробности, не достойныя тебя. Довольно будетъ если я скажу тебѣ, что она принимала въ одно и тоже время ухаживанье двухъ, или трехъ другихъ студентовъ, не считая мелкаго владѣтельнаго принца, котораго любитъ, говорятъ, за его деньги. Каково тебѣ это покажется?
Гамлетъ не былъ такъ несчастливъ какъ я, говоря своей Офеліи: Woman, thy name is frailty; имя же моей -- ложь, коварство и обманъ. И вотъ тотъ идолъ, передъ которымъ я курилъ фиміамъ моихъ иллюзій, вотъ та, которую считалъ чистою музою, для которой я хотѣлъ сорвать звѣзды съ неба чтобы сдѣлать ей вѣнецъ! Одно меня утѣшаетъ: въ моемъ бреду я во когда не профанировалъ любовь. О мать моя, я могу смотрѣть тебѣ въ лицо не краснѣя! Я ошибся, но не по грубости инстинктовъ; тѣмъ не менѣе, я прошу твоего снисхожденія: прости твоего сына, чтобъ онъ самъ себя могъ простить.
VIII.
Елена Эмилю.
Лондонъ, 10 октября 186...
Наши заблужденія, мое милое дитя, учатъ насъ истинѣ; наши ошибки, сознаваемыя совѣстью, говорятъ намъ о существованіи нравственнаго закона. Мудрость состоитъ въ томъ, чтобы извлекать изъ тѣхъ и другихъ поученіе для будущаго.
Конецъ твоего романа меня не удивляетъ ни мало; я не стану осуждать твое поведеніе, такъ какъ ты самъ осудилъ его. Всѣ совѣты, которые я могла тебѣ дать прежде этой печальной развязки, не стоили бы совѣтовъ твоего личнаго опыта. Истина всегда открывается рано или поздно и время выставляетъ вещи въ ихъ настоящемъ свѣтѣ, не смотря на тѣ обольстительныя прикрасы и драпировки которыми одѣваетъ ихъ наше воображеніе. Вообще говоря, время есть нашъ руководитель во всемъ. Тѣмъ не менѣе, я не хочу скрывать отъ тебя истину и признаюсь теперь, что твое первое письмо сильно обезпокоило меня. Я настолько знаю твою хорошую натуру и твои честныя убѣжденія, что могу быть вполнѣ увѣренной въ томъ, что ты не сдѣлаешь подлости, но я боялась именно честныхъ порывовъ твоего молодаго сердца, боялась свойственныхъ въ твои годы увлеченій обольщеннаго самолюбія и романическаго героизма. Подобныя интриганки всего опаснѣе для такихъ честныхъ сердецъ какъ твое. Холодная разсудочность молодыхъ людей, которые руководятся во всѣхъ своихъ поступкахъ мнѣніемъ свѣта спасаетъ ихъ отъ обмановъ. Въ ихъ жизни любовь играетъ роль охмѣляющаго напитка, какъ вино для пьяницъ. Они тратятъ на эту любовь болѣе силъ нежели сколько нужно, чтобы добиться счастья, и все же ведутъ жизнь очень печальную! Эти искатели приключеній промѣняли любовь на ея тѣнь -- волокитство. Легкомысліе чувствъ -- доказательство ихъ внутренней безсодержательности. Онѣ мнѣ напоминаютъ душистыя ивы, встрѣчающіяся на берегу рѣкъ, сердцевина ихъ прогнила и не смотря на то что онѣ зеленѣютъ, эта зелень непрочна. Общества, въ которыхъ мужчина не уважаетъ женщину и женщина не уважаетъ себя -- недостойны быть свободными.
Всѣ эпохи рабства и нравственнаго униженія, были также и эпохами разврата.
Когда изчезаетъ поклоненіе мысли, когда уничтожается чувство великихъ обязанностей, молодость, нуждающаяся въ препровожденіи времени, гонится за легкими удовольствіями. Твое мѣсто не въ этой грязи.
Можетъ быть я лучше знаю тебя, чѣмъ ты самъ. Въ твои годы часто ошибаются и преслѣдуютъ вдали идеалъ для чувства, только потому, что пришла пора его пробужденія. Кромѣ досады быть обманутымъ, въ твое огорченіе не входитъ ли еще угрызеніе совѣсти отъ того, что ты измѣнилъ своимъ истиннымъ привязанностямъ? Посмотри въ глубину твоихъ воспоминаній, не увидишь ли ты что я была права? Нѣтъ ли дѣвушки твоихъ лѣтъ, о которой ты безмолвно думаешь, которой черты, улыбку, звукъ голоса, все, до складокъ ея платья, ты помнишь такъ ясно, будто она стоитъ передъ тобою? Не видишь ли ты передъ собою ея цѣломудренный образъ, въ то время когда ты читаешь произведенія поэтовъ? Не жаждешь ли вмѣстѣ съ нею созерцать все прекрасное въ природѣ, и не въ образѣ ли этой дѣвушки ты видѣлъ олицетвореніе всего прекраснаго, не въ ея ли глазахъ ты желаешь быть лучшимъ изъ людей? Если твое сердце носитъ въ себѣ воспоминаніе о такой дѣвушкѣ, то вотъ та, которую ты любишь. Если же въ тебѣ не пробуждалось ничего подобнаго, ты еще ребенокъ.
Время любви еще не пришло для тебя. Дѣйствительная любовь возвышаетъ душу, заставляетъ искать добро и требовать отъ себѣ всего того, чего ты требуешь отъ другаго: любовь -- это справедливость сердца. Пока ты не испыталъ это священное чувство, берегись профанировать его имя; иначе ты раскаешься позже въ томъ, что осквернилъ свои уста ложью.
Другое заблужденіе молодости -- мысль что романическія приключенія придаютъ любви особенную прелесть. Нѣтъ, любовь сильна сама собой и можетъ обходиться безъ прикрасъ фантазіи.
Честный крестьянинъ, когда онъ приходитъ вечеромъ отдохнуть послѣ дневнаго труда и, садясь за свой убогій ужинъ, съ улыбкой смотритъ на жену, которая сидитъ за пряжей у огня; когда онъ нѣжно гладя по головкамъ своихъ полныхъ здоровыхъ ребятишекъ, ласково называя ихъ по именамъ, вспоминаетъ то время, какъ онъ дожидался Жанну въ воскресенье подъ большимъ вязомъ въ деревнѣ и видитъ Жанну свою по прежнему красивою, по прежнему молодою, гораздо здоровѣе понимаетъ любовь, чѣмъ всѣ романическіе мечтатели. Этотъ честный труженникъ въ своей простой душѣ гораздо болѣе поэтъ, чѣмъ многіе счастливые любимцы богини моды.
Молодость вообще -- пора свѣтлыхъ грезъ. Съ другой стороны, чтеніе очень часто способствуетъ развращенію сердца, но истинная любовь какъ нельзя лучше обойдется безъ романа. Любовь -- это все что есть справедливаго и свободнаго въ человѣческой природѣ. Горе тому, кто любитъ только мечты: онъ быстро разочаруется въ своемъ идеалѣ, когда настанетъ минута пробужденія. Прежде чѣмъ заботиться о выборѣ женщины, ты долженъ завоевать свое мѣсто въ свѣтѣ. Все что ты дѣлаешь, чтобы образовать и поднять себя въ собственномъ мнѣніи, чтобы бороться съ побужденіями близорукаго эгоизма, чтобы достичь человѣческаго достоинства -- все это тѣмъ болѣе привлечетъ къ тебѣ ту, которую ты полюбишь позже.
P. S. Я забыла тебѣ сказать, что Лола изучаетъ медицину, для того, чтобы получить докторскую степень отъ Лондонскаго Female medical Society.
IX.
Эмиль своему отцу.
Гейдельбергъ, 18 январь, 186...
Я оставилъ Боннъ и отправилъ свои книги (т. е. почти все, что я имѣю) въ Гейдельбергъ.
Нѣмецкіе университеты организованы такимъ образомъ, что студенты могутъ переходить изъ одного въ другой, не теряя при переходѣ пріобрѣтеннаго ими званія т, е. названія студентовъ перваго, втораго курса и т. д. Эти перемѣны университетовъ дозволяютъ студентамъ слѣдить за курсами лучшихъ професоровъ повсѣмъ отраслямъ знанія. Мнѣ кажется, что я многому научился изъ лекціи этихъ превосходныхъ професоровъ; во съ каждымъ днемъ убѣждаюсь, что всѣ ученія и школы въ мірѣ не могутъ замѣнитъ личный самостоятельный трудъ того, кто ищетъ истину. Двѣ доктрины возбуждаютъ преніе между умами; эти двѣ доктрины я встрѣчаю повсюду, въ наукѣ, въ философіи, въ религіи, въ политикѣ, Первая утверждаетъ, что все въ свѣтѣ совершается по заранѣе установленному и разъ навсегда предначертанному плану; что формы оргавической жизни неизмѣнны и передаются отъ одного поколѣнія другому, сохраняя черти своего первообраза.
Вторая доктрина утверждаетъ, что міръ образовался независимо въ силу собственныхъ законовъ, что органическія и не органическія породы, порожденныя естественнымъ процессомъ, измѣняются и совершенствуются подъ вліяніемъ законовъ природы.
Если отъ науки я перейду къ исторіи, я нахожу тотъ же антагонизмъ мнѣній. Для однихъ цивилизація есть дѣло какого то внѣчеловѣческаго фатума; народы не имѣютъ собственной воли въ выборѣ своихъ учрежденій; фатумъ опредѣлилъ извѣстные образы правленія и нація, отрекающіяся отъ нихъ, неизбѣжно впадаютъ въ бездну анархіи.
Для другихъ, напротивъ, бытъ человѣка начался съ дикаго состоянія. Изъ животнаго болѣе совершенной породы обезьянъ онъ постепенно выработывалъ образъ человѣческій, постепенно развиваясь занялъ свое мѣсто въ мірѣ, создалъ свои законы, свой бытъ. Народы, повинуясь закону неизбѣжнаго прогресса, прошли черезъ всѣ степени роста отъ эмбріоническихъ формъ первобытныхъ учрежденій, отъ которыхъ отдаляютъ ихъ цѣлыя тысячелѣтія, до болѣе совершенныхъ формъ настоящаго времени.
Подобно тому какъ міръ образовался развитіемъ собственныхъ силъ, такъ и родъ человѣческій развивается и устраивается своими собственными силами.
Еще большій антагонизмъ мнѣній встрѣтимъ мы, вступивъ въ сферу политики: тутъ каждый судитъ по своему. Изъ этого различія мнѣній я вывожу слѣдующее заключеніе: изучая мысли другихъ, я долженъ руководствоваться единственно доказательствами моего разума и моей совѣсти.
Вотъ правило, которому я рѣшился слѣдовать. Не тому ли самому училъ ты меня. Я далекъ отъ заносчивости и самообольщенія. Необходимость собственнаго рѣшенія, напротивъ, внушаетъ мнѣ большое смиреніе. Каждую минуту я принужденъ сознаваться что я ничего не знаю и что я долженъ вооружиться мужествомъ, разширять мои познанія и постоянно укрѣплять ихъ доказательствами опыта. Что же касается аргументовъ доктринеровъ, хотя мнѣ кажется, что въ нихъ слышится иногда намекъ на безконечное, но прислушавшись къ нимъ я вижу, что ихъ рѣчи похожи на тѣ раковинки, которыми забавляются дѣти, прикладывая ихъ къ уху и воображая, что слышатъ въ нихъ шумъ моря.
Я учусь не для того, чтобы быть ученымъ: все мое самолюбіе ограничивается тѣмъ, чтобы понимать потребности моего времени и помогать торжеству права и справедливости. Я не могу забыть мою страну. Я не могу оставаться равнодушнымъ къ ея борьбѣ. Родившись заграницей, я нахожу вездѣ Францію: она представляется мнѣ въ побѣдахъ, которыя она разсѣяла по всему свѣту и даже въ своихъ бѣдствіяхъ, этой тяжкой карѣ за необузданную гордыню одного человѣка. Я никогда не видалъ Франціи, но считаю ее своей второю матеріи. Невольная дрожь пробѣгаетъ по тѣлу когда я слышу ея имя; когда ее оскорбляютъ, вся кровъ во мнѣ кипитъ и я рвусь отмстить за нее. Меня привлекаетъ не громкая лѣтопись о ея военныхъ подвигахъ, но исторія ея усилій, жертвъ и героическихъ порывовъ къ свободѣ. Я люблю ея мыслителей, которые учатъ шутя; я удивляюсь этимъ писателямъ, которые увлекаютъ васъ до страсти -- просвѣщая міръ.
Всѣмъ сердцемъ я принадлежу ей, и надѣюсь когда нибудь быть на столько счастливымъ, чтобъ съ гордостью сказать ей: я твой достойный сынъ.
X.
Эразмъ къ своему сыну.
Лондонъ 15 февр. 186...
Ты обязавъ, май милый Эмиль, выработать себѣ опредѣленныя политическія убѣжденія. Тотъ, кто живя въ обществѣ, остается чуждымъ борьбѣ интересовъ и формѣ и образу дѣйствій правительства, ученіямъ волнующимъ и раздѣляющимъ всѣ умы -- тотъ чудовищное олицетвореніе ничтожества и рожденъ жить въ средѣ. дикарей. Впрочемъ и дикари способны принимать горячее участіе въ дѣлахъ своего племени.
Во время оно во Франціи роль народа ограничивалась пассивнымъ повиновеніемъ. Онъ принадлежалъ коронѣ и привилигированнымъ классамъ, подобно тому какъ поле принадлежитъ хозяину. Это ученіе въ наше время въ просвѣщенныхъ странахъ, признается только немногими приверженцами этой доктрины. Разумъ осудилъ всѣ эти догматы политическаго мистицизма. Исторія съ своей стороны доказала ихъ несостоятельность.
Эту непогрѣшимую, деспотическую власть, которую въ виду суровыхъ уроковъ опыта не рѣшаются болѣе требовать во Франціи для единичныхъ личностей -- требуютъ для учрежденій. Едва успѣетъ установиться какое нибудь правительство, какъ оно во имя верховнаго права народа присвоиваетъ себѣ право думать и хотѣть за народъ.
Я вполнѣ понимаю что въ странѣ управляемой подобнымъ образомъ, трусливое благоразуміе родителей, проповѣдуетъ юношеству политическій индеферентизмъ.
"Обогащайся" говоритъ отецъ сыну, "женись, отличайся по службѣ, до остальнаго тебѣ дѣла нѣтъ; есть люди, назначенные произволомъ власти, которые рѣшатъ за тебя всѣ вопросы, раздадутъ милости и наказанія. Всего благоразумнѣе подчиняться во всемъ авторитету власти. Если тебѣ непремѣнно нужно имѣть убѣжденія, -- прекрасно -- выбирай такія, которыя тебѣ придутся по плечу, но держи ихъ про себя. Ты не выиграешь ничего занимаясь не свои&ъ дѣломъ, и мудрецъ тотъ, кто остерегается вмѣшиваться въ дѣла другихъ. У свободнаго народа порядокъ вещей другой. Тамъ каждый, если хочетъ считаться честнымъ "человѣкомъ, долженъ составить себѣ опредѣленный взглядъ и пристать къ извѣстной партіи. Въ свободныхъ странахъ не боятся, что борьба политической жизни повредитъ интересамъ семейной жизни и частныя добродѣтели тѣмъ прочнѣе, что онѣ выросли на почвѣ общественнаго долга; и чувство справедливости, которое не простирается далѣе личныхъ отношеній, считается тамъ несправедливостью по отношенію къ цѣлой странѣ.
Всѣ народы созданы на то чтобы быть свободными. Напрасной утверждаютъ, что одинъ народъ слишкомъ легкомысленъ, другой слишкомъ энтузіастъ, третій слишкомъ невѣжественъ, а этотъ слишкомъ непрактиченъ. Не слѣдуетъ забывать, что поднять нравственно людей можно лишь поднявъ ихъ учрежденія.
Правда и то что эти свободныя учрежденія не падаютъ съ неба. Свобода не дается; она выработывается , и берется. Свобода достигается энергической борьбою разума и воли, непреклоннымъ упорствомъ и многими жертвами. Угнетеніе имѣетъ свой опредѣленный срокъ; но прогрессъ вѣченъ. То что поражаетъ, въ концѣ концовъ, обращается на того, кто поражаетъ.
Я не хочу внушить тебѣ ненависть къ обществу, въ которомъ ты призванъ жить. Ты долженъ самъ судить свой вѣкъ; но берегись презирать его. Наша эпоха отмѣтится въ исторіи своими бѣдствіями. Мы по очереди играли въ реставрацію, въ конституціонное правленіе, въ республику, въ имперію.
Для меня печальны не тѣ эпохи, когда великой народъ гонится за свободой, хотя бы и путемъ различныхъ переворотовъ; но тѣ когда онъ успокоивается еще не отыскавъ свободу. Люди моихъ лѣтъ принадлежатъ поколѣнію, которое было принесено въ жертву. Будетъ ли болѣе счастливо подрастающее поколѣніе? Я этого желаю всей душой; но оно должно воспользоваться нашими ошибками и нашимъ опытомъ.
Мы многаго ждали отъ событій. Чѣмъ болѣе я себя спрашиваю, какая была причина нашихъ несчастій, тѣмъ болѣе мнѣ кажется, что она лежитъ въ недостаткахъ нашего политическаго образованія. Самые невѣрующіе изъ насъ вѣрятъ въ чудеса, они вѣруютъ въ измѣненіе общества чудодѣйственною властью диктатуры, или по крайней мѣрѣ, верховною властью собранія. Франція не разъ видѣла что династіи, которыя воображали себя прочно основанными, погибали вмѣстѣ съ своими честолюбивыми замыслами, которымъ, какъ онѣ мечтали, принадлежало будущее. Затѣмъ, одержавъ короткую и безплодную побѣду, она гораздо меньше заботилась о томъ, чтобы сдѣлаться властительницей самой себя и своихъ судебъ, чѣмъ о томъ чтобы выбрать людей, которые могли бы руководить ею. Форма правленія есть выборъ тѣхъ, кто управляетъ, и разумѣется управляющіе не могутъ быть равнодушны къ формѣ; но народъ долженъ быть самъ зодчимъ своей свободы. Бремя политическаго мессіи миновало, отнынѣ его не увидятъ ни въ образѣ спасающаго диктаторства или имперія, ни въ образѣ конституціи несущей свѣтъ міру. Образумимся же наконецъ, отречемся отъ этого идолодоклонства передъ призраками.
Жизнью народа не управляетъ случайная сверхъестественная и невидимая сила хоть бы напримѣръ, во образѣ звѣзды: путь Франціи зависитъ отъ нея самой, ея звѣздой должна быть ея воля.
Ты выросъ вдали отъ Франціи, какія средства имѣешь ты, чтобы служить ей? Ищи знанія, борись съ предразсудками и заблужденіями разсѣевающими въ мірѣ семена деспотизма, и ты этимъ: сдѣлаешь хоть что нибудь для свободы. Учась, мы копимъ силы бороться со зломъ. Франція могла бы давно найти свой путь, еслибъ система нашего образованія не была разсчитана на то, чтобы лишать гражданъ способности думать и желать за самихъ себя. Я именно въ этомъ вижу главнѣйшій источникъ нашего безсилія. Намъ нечего говорить про турокъ. Мы въ тысячи разъ болѣе фаталисты чѣмъ они; мы поклоняемся удачѣ, мы безпрекословно покоряемся всѣмъ политическимъ переворотамъ; мы лобызаемъ цѣпи власти, даже тогда, когда онѣ наложены руками невѣрныхъ. Болѣе независимые изъ насъ протестуютъ своимъ отчаяніемъ, они отворачиваются въ мрачномъ уныніи отъ всего, что происходитъ, какъ будто кто либо имѣетъ право отчаяваться въ своемъ вѣкѣ, въ своей странѣ. Когда зло существуетъ, долгъ, величіе человѣка въ борьбѣ съ причинами зла. Уйти въ себя, создать свой собственный міръ, затаить въ немъ глубоко свои убѣжденія и съ высоты его взирать съ презрѣніемъ на людей и свое время, если и можетъ быть удѣломъ честнаго гражданина, то только въ томъ случаѣ, когда онъ употребилъ на борьбу послѣднее оружіе, положилъ на нее послѣднюю силу.
Помнишь ли ты слова Ювенала: sed victis arma supersunt. Оружіе, остающіеся у побѣжденной націи -- слово, гласность, нравственное сопротивленіе. Граждане никогда не будутъ порабощены пока сами не подчинятся своему порабощенію. Можно въ одну ночь сдѣлать coup d'état, лишить ихъ правъ гражданства, сослать тѣхъ, кто не нравится правительству, напугать трусовъ, обольститъ легковѣрныхъ -- все это не есть еще окончательное порабощеніе общества силой. Нѣтъ, пока еще не заглушено въ человѣкѣ сознаніе его достоинства. Общество свободное, общество будущаго растетъ и развивается день ото дня даже подъ мракомъ деспотизма, крѣпчая пріобрѣтаемымъ знаніемъ и чувствомъ справедливости, которое выработывается изученіемъ истины, всѣми силами, которыя наука похитила у природы. Общество рано или поздно восторжествуетъ надъ насиліемъ.
Разумѣется не каждый человѣкъ родится политическимъ дѣятелемъ; изъ тѣхъ которые родятся, многимъ не придется вовсе играть роль въ политикѣ; для этого нужно кромѣ таланта, подготовка, призваніе и благопріятныя обстоятельства; но каждый человѣкъ имѣетъ право и долженъ заботиться объ интересахъ своего времени, своей страны и ясно сознавать эти интересы. Мое прошлое, мои мнѣнія не обязываютъ тебя ни къ чему; каждое поколѣніе призвано дѣлать свое дѣло и должно сообразовать свою дѣятельность съ потребностями общества. Но помни, что недостаточно нападать на отжившія учрежденія чтобы ихъ разрушить; нужно чтобъ наука обнаружила ихъ ложь и ничтожество.
Если ты хочешь побѣдить своихъ противниковъ будь честнѣе и просвѣщеннѣе ихъ. Во времена упадка всѣ жалуются на болѣзни, которыми заражено общество: нравственную спячку, эгоистическое равнодушіе, идіотическую покорность силѣ обстоятельствъ; но эти болѣзни не происходятъ ли отъ тѣхъ, кто на нихъ жалуется. Не способствуетъ. ли каждый добровольнымъ молчаніемъ и пассивностью общему паденію? Въ такое то время независимымъ и дѣятельнымъ личностямъ и слѣдуетъ плыть противъ теченія, высоко держа свое знамя въ рукахъ.
ЭПИЛОГЪ.
Докторъ Уарингтонъ своей женѣ.
Лондонъ 15-го Мак. 18...
Вчера я присутствовалъ, милый другъ, на семейномъ праздникѣ, данномъ докторомъ Эразмомъ и его женой въ честь совершеннолѣтія сына. Насъ было около двѣнадцати друзей. Не смотря на самую оживленную радость гостей, было что то торжественное въ этомъ праздникѣ? За дессертомъ начались тосты по обычаю нашей старой Англіи. Эразмъ всталъ и взволнованнымъ голосомъ предложилъ выпить за здоровье своего сына Эмиля. Никогда еще онъ не былъ такъ краснорѣчивъ, какъ въ этотъ разъ; онъ говорилъ объ обязанностяхъ молодаго человѣка къ обществу, объ образованіи юношества которое должно быть дѣломъ жизни каждаго изъ присутствовавшихъ, о новомъ времени, требующемъ отъ мыслителя самоотверженія, знанія, основаннаго на опытѣ и пр. и пр.
Я не могу передать тебѣ впечатлѣніе его родительскаго привѣтствія, которое имѣло еще то важное достоинство, что не смотря на все свое краснорѣчіе, не походило на приготовленную рѣчь.
Всѣ взгляды въ это время были обращены на Эмиля. Со времени его возвращенія въ Англію, ты могла бы оцѣнить здравость ума и обширность познаній этого молодаго человѣка. Съ большимъ тактомъ и скромностью благодарилъ онъ друзей отца, принявшихъ. участіе въ этомъ скромнымъ домашнемъ праздникѣ. За тѣмъ обращаясь къ общимъ разсужденіямъ, онъ въ ясныхъ и точныхъ. выраженіяхъ объяснилъ тотъ путь, по которому онъ надѣялся идти всю жизнь. Слушая его чувствовалось, что все сказанное имъ вполнѣ продумано и искренно.
Тосты слѣдовали за тостами, и общество хотѣло уже встать изъ за стола, какъ вдругъ обращаясь къ матери и отцу, Эмиль объявилъ, что онъ имѣетъ сообщить имъ новость; легкая краска выступила на его лицѣ, на которомъ выражалась неизмѣнная рѣшимость.
Представь мое удивленіе и удивленіе нашихъ друзей, когда онъ объявилъ скромно но твердо, что наканунѣ далъ слово Долоресъ.
"Смѣю ли я надѣяться, прибавилъ онъ, обращаясь къ отцу и матери, что вы оправдаете мой выборъ".
Щеки прелестной молодой дѣвушки покрылись яркой краской, опущенный взоръ блеснулъ слезою радости подъ длинными черными рѣсницами. Мать Эмиля вмѣсто отвѣта, бросилась на шею сыну; она задыхалась отъ радости и счастія. Эразмъ также растроганный, но болѣе владѣвшій своими чувствами, отвѣтилъ спокойно и просто. "Такъ какъ ты ее любишь, она моя дочь" и онъ обнялъ это прелестное дитя.
Въ минуту этой трогательной сцены, двойной ударъ молотка въ двери встревожилъ всѣхъ присутствовавшихъ. Это былъ почтальонъ съ письмомъ. Письмо пришло издалека, что было видно по цвѣту конверта. Эмиль, которому было адресовано письмо, попросилъ дозволеніе распечатать его, такъ какъ онъ сейчасъ же узналъ по почерку что оно отъ Купидона. Дурнымъ англійскимъ языкомъ -- языкомъ негра славный африканецъ поздравлялъ Эмиля съ днемъ его рожденія и желалъ ему "много счастія въ этотъ день".
Онъ сообщалъ хорошія новости. Благодаря трудолюбію его и жены, земли Лолы обработываются превосходно и составятъ для нея значительное приданое. Я радуюсь счастью нашихъ друзей; но огорчаюсь мыслью, что они насъ оставляютъ. Этотъ годичный обѣдъ былъ вмѣстѣ съ тѣмъ и прощальнымъ обѣдомъ. Они возвращаются во Францію, куда призываютъ ихъ послѣднія политическія событія и любовь къ свободѣ.
Мои лучшія желанія напутствуютъ ихъ. Я помню послѣднія слова, которыя Эразмъ сказалъ пожимая намъ руки, "пусть каждый изъ насъ, воскликнулъ онъ торжественнымъ голосомъ, старается сдѣлать изъ своего сына человѣка свободнаго, и тогда мы подрѣжемъ въ самомъ корнѣ зло, отравляющее жизнь современнаго общества"...
